Глава 4
Мегаполис Север-12
Город пустел.
Сначала все происходило незаметно: когда до университета и обратно ездишь в глухой, лишенной окон кабинке пневмопоезда, окружающее как бы перестает существовать.
Услугами общественного транспорта Инга стала пользоваться после того, как пару раз опоздала на занятия, решив воспользоваться собственной машиной и простояв в пробках по нескольку часов.
Сокращение числа студентов в аудиториях тоже не вызывало особого удивления. О переселении на Новую Землю и начале загрузки флота колониальных транспортов знали все. По складу характера Инга была не то чтобы нелюдима, но после исчезновения родителей, работавших в Антарктиде, она явно замкнулась в себе, — слушала лекции и тут же уезжала домой, где ее ждала бабушка. Они вместе перенесли тщетные надежды и осознание пришедшего горя, — за всеми переживаниями Инга не думала о колониальном проекте, и даже отказалась заполнять анкету «колониста» — как она могла покинуть Землю, когда бабушка слышать ничего не хотела о космических кораблях?
Естественно, она осталась.
Инга вела прежний образ жизни, только университет через некоторое время закрылся, и лекции теперь она слушала дома, через компьютерную сеть.
Иногда, когда хотелось развеяться, она брала машину и ездила по ночному городу, наслаждаясь щемящим, горьким одиночеством, любуясь открывающимися с высотных магистралей видами, и почему-то не ощущая, что город уже практически пуст — тысячи огней, по-прежнему освещавшие улицы, оттеняли темные громады домов, но она не задумывалась о том, что среди феерии света больше не видит освещенных окон…
А потом пришел страшный черный ураган, засыпавший мегаполис пеплом.
По всем коммуникационным каналам передавали одно и тоже предупреждение: ни в коем случае не выходить из дома, поддерживать в помещениях избыточное давление, пока машины очищают город от радиоактивных осадков.
Для Инги месяц, проведенный взаперти, внезапно стал серьезным испытанием: заболела бабушка.
В каждом из высотных домов обязательно был медицинский этаж, — андроиды, вызванные Ингой, перевезли бабушку туда, а она, не в силах смотреть как медленно, безнадежно умирает единственный оставшийся у нее родной человек, приходила к ней два-три раза в день, но даже поговорить им толком не удавалось — странная болезнь, поразившая организм бабушки, стремительно прогрессировала и, в конце концов, вежливые, но неумолимые дройды вообще перестали впускать Ингу в палату.
Спустя неделю бабушка умерла, ее тело кремировали, а Инге не отдали даже урны с прахом, объяснив, что болезнь была вызвана боевым вирусом, занесенным с Пустошей.
Она осталась одна. Совершенно одна в пустом городе, окруженном черной, погибшей всего за пару недель тайгой.
Вот тогда Инге стало по-настоящему одиноко и страшно. Она опасалась выходить на улицу, но сидеть дома тоже становилось порой невыносимо, из программ сферовидения пропали выпуски новостей, круглые сутки по всем кабельным каналам крутили художественные фильмы, исчезла даже реклама, а в городе начали происходить странные перемены: из окна она видела, как строительные сервомеханизмы демонтируют часть высотных зданий, занимаясь не то перепланировкой города, не то его разрушением.
Именно в тот период Инга по-настоящему почувствовала, что такое одиночество.
Она стала плохо спать, ее преследовали кошмары — казалось, что следующим на снос пойдет ее дом, и ничто не могло убедить Ингу в обратном, ни вежливые заверения андроидов, обслуживающих здание, ни бесперебойные поставки пищи, — она совершенно потерялась, не знала, что ей делать, но к ее счастью нашлась внезапная отдушина: однажды по-прежнему подключенный к сети персональный компьютер издал давно позабытый звук, означающий прием входящего сообщения.
«Привет, всем кто меня „слышит“ — отзовитесь».
Инга, прочитав короткое сообщение, поначалу отнеслась к нему с опаской, хотя, казалось бы, она должна обрадоваться — где-то в мире нашелся еще один одинокий человек, который искал себе собеседника.
Она почему-то ждала, наверное, из опасения, что незримому абоненту, — на автоматически открывшемся видкоме так и не появилось изображения, — уже пришла добрая сотня ответов, ведь не могла же она действительно остаться одна во всем мире?
Снова сигнал и в глубинах стереоэкрана появилась новая строка:
«Неужели никого не осталось?»
Теперь Инга просто не могла не ответить.
«Привет». — Написала она. — «Ты кто?»
«Человек. Зови меня Эрик. Это сетевое имя».
«Понимаю». — Инга вдруг повеселела, непринужденно вступая в старую, как сама сеть игру, — общение инкогнито, когда не знаешь кто на самом деле твой собеседник. — «Тогда я — Химера».
Так они познакомились, и когда позволяли обстоятельства — стали общаться через спутниковую сеть, которая однажды уже перенесла глобальный сбой (перед самой пепельной бурей), но потом восстановила свои рабочие характеристики.
Инга отучилась в университете на факультете проектирования орбитальных сетей навигации и связи всего три курса из шести и не до конца понимала, что происходит со спутниковой группировкой. Большинство наземных кабельных каналов глобальной сети уничтожила война, и на спутники в таких условиях, конечно, ложилась повышенная нагрузка, но и людей на планете почти не осталось, остановились производства, так почему каналы связи почти постоянно были перегружены, настолько, что ей удавалось поговорить со своим новым знакомым от силы один-два раза в неделю?
До поры она не задавалась всерьез данным вопросом, лишь досадовала на обстоятельства.
* * *
За окном тихо кружится вечер,
Грустный сумрак глухих ночей
Освещают дрожащие свечи
Одинокой души моей…
Инга не собиралась писать стихи, все вышло как-то само собой, было действительно грустно, одиноко до внутренней боли, тоска подбиралась к самому сердцу и кусала, кусала, и смысл жизни куда-то исчез, пропадали желания, — есть она заставляла себя насильно и то один раз в сутки, город жил отдельно от нее, а Инга запершись в стенах квартиры, пыталась выдумать для себя хоть какой-то смысл существования.
И Эрик, как назло, не отвечал уже пятые сутки.
Она снова повернулась к компьютерному терминалу, бледная, худая с заострившимися чертами лица, и пальцы быстро, нервно пробежали по сенсорам, набирая номер вызова абонента.
Не дождавшись ответа, она вставила четверостишье и отправила сообщение.
«Что делать? Ложиться спать? И снова лежать, ворочаясь с боку на бок, смотреть в потолок, прислушиваться к звукам за окном?»
Куда же ты исчез?
И вдруг, словно по волшебству пришел ответ.
На экране стали появляться не слова, а отдельные буквы, словно передача велась из глубокого космоса с сильным запаздыванием сигнала, но Инга едва не взвизгнула от счастья, когда буквы сложились в слово:
«Привет…»
«Тебе грустно? Почему такие печальные стихи?»
Она хотела ответить, уже начала набирать текст, но опять в который уже раз — «обрыв соединения. Канал спутниковой связи перегружен».
Теперь ей по-настоящему захотелось разрыдаться.
Единственный человек, с которым она могла бы поделиться своим состоянием, поговорить, оказался так далек, словно жил на другой планете, а ведь он где-то тут на Земле, а значит — рядом.
Инга все же уронила слезу.
Ей нужно было что-то изменить в своей жизни. По крайней мере, пора было взрослеть и начинать мыслить категориями новой, совершенно непонятной для нее данности.
* * *
Прошло почти полгода.
Инга постепенно свыклась с глобальными переменами, что случились в ее жизни.
Она как будто выпала из окружающей реальности, перестав выходить из дома, хотя ограничение в связи с объявленным карантином вскоре было снято.
Ее единственным времяпровождением стал компьютер.
В детстве, на десятилетие, родители подарили ей «куб», — очень дорогую по тем временам и необычайно достоверную кибермеханическую систему виртуальной реальности. На самом деле конструкция миниатюрного виртуального полигона была скопирована с одного из тренажеров для подготовки астронавтов, но Инга, конечно, не знала об этом.
Поначалу она очень обрадовалась игрушке, но потом достаточно быстро охладела к ней, — что за удовольствие самой носиться по виртуальным пространствам, набивая настоящие синяки и шишки? То ли дело играть за стереомонитором: и интересно, и не устаешь, и не больно.
Потом она подросла, поступила в университет, играть стало некогда, и куб вместе с мощной «персоналкой» на время превратился в мебель.
Он по-прежнему стоял в «детской», откуда Инга давно перебралась в другое помещение, служившее ранее родительской спальней, и словно ждал своего часа.
На самом деле «куб» являлся сложнейшим симулятором ощущений и одновременно физическим тренажером. В неработающем состоянии он действительно напоминал куб два на два метра, с толстыми и необычайно упругими стенками. Чтобы он заработал, нужно было обязательно надеть эластичный закрывающий все тело костюм, снабженный сотнями датчиков, и шлем виртуальной реальности.
Отчаянно борясь со скукой и страхом, который постоянно подспудно давил на психику (она понимала, что осталась в городе совершенно одна) Инга как-то зашла в детскую и сожалением взглянула на дорогое, но бесполезное устройство. Она все же открыла его и к своему удивлению обнаружила, что кроме костюма, специально подогнанного под десятилетнюю девочку, в комплекте есть еще один, на взрослого человека.
Как действовала механика сложного комплекса, она не знала. Однажды, чуть приподняв шлем, Инга смогла разглядеть, что в зависимости от усилий, которые она прилагала куб, начинал вращаться, превращаясь изнутри в бугристую сферу. Стоило ей заметить в виртуальной реальности какой-то предмет и потянуться к нему, как из стенки тут же «выдавливался» его муляж. Если не подсматривать, то все получалось настолько натурально, что поначалу кружилась голова, а тело уставало от разнообразных физических нагрузок.
Все было по-честному, даже слишком.
Она погружалась в игровые виртуальные реальности, которые раньше не посещала из-за плотного графика учебы в университете, но сейчас, когда все потеряло смысл, она нашла верное средство, чтобы укрыться от пугающего мира, где остались только мертвые деревья, да машины, что с завидным упорством перестраивали город.
Там, куда погружался разум Инги, все еще присутствовали призраки людей. Конечно, умом она понимала, что перед ней игровые программы, но некоторые виртуальные реальности обладали невероятной степенью достоверности, и она вскоре перестала воспринимать разницу, реальный мир потускнел для нее, истончился, и только нерегулярная переписка с Эриком удерживала ее рассудок от полного погружения в мир виртуальных грез.
Виртуалка помогла Инге не только не сойти с ума в пустом, покинутом людьми городе, но и сохранить физическую форму.
Погружаясь в фантомные миры, она испытывала настоящие физические нагрузки, у Инги постепенно появился аппетит, она снова начала нормально спать по ночам, проблемы и горести понемногу отпускали, уходили на второй план, единственное, что поначалу сильно досаждало девушке — это неизбежный элемент «экшена», присутствующий во многих нравящихся ей виртуальных мирах.
Однако со временем прошло и это. Ее разум погружался в разные эпохи, она становилась участницей всевозможных событий, как исторически достоверных, так и откровенно вымышленных, все меньше задумываясь, почему по ходу пребывания в той или иной реальности она вынуждена постоянно драться за собственную жизнь.
Наверное, таков был и реальный мир, — временами думала она, в очередной раз вернувшись из виртуалки. Вид из окна только подтверждал подобные мысли. Что там, что тут она могла наблюдать схожие сценарии: человек слишком рано получил власть влиять на природу, люди в равной степени созидали и разрушали, и однажды чаша весов склонилась в сторону разрушения.
Но Земля — не виртуальный мир. Она не воспрянет из пепла после «перезагрузки», здесь нет волшебства, и любое действие несет определенную окончательность.
Инга взрослела. У нее появлялись не только новые мысли, но (она не замечала этого до поры) и новые, не свойственные молодой девушке рефлексы, Ее разум впитал память о сотнях пространств, мышцы окрепли, вот только связь с реальностью становилась все тоньше, грозя вскоре порваться совсем.
* * *
Все началось на второй день лета.
С утра Инга позволила себе понежиться в постели, не обращая внимания на ГРЕМа, который, закрепившись на высоте семидесятого этажа, протирал окна, наводя лоск с южной стороны фасада небоскреба.
К механизмам, которые обслуживали город, она привыкла с раннего детства. Они являлись такой же частью данности, как сервы-полицейские на улицах или сотни других машин, работа которых зачастую никогда не видна человеку. Когда у Инги случалось настроение пофилософствовать, она иногда представляла себе город и понимала, что обслуживающие его машины живут своей жизнью, а люди — своей. Чаще всего они не обращали внимания друг на друга, словно существовали раздельно, в разных реальностях или измерениях.
Пока она решала вставать или нет, ГРЕМ завершил с окном спальни и переместился дальше по фасаду.
Инга все же встала. Делать решительно нечего, до вечера еще далеко, а как у нас со спутниками?
Взглянув на голограмму, которую тут же выдал личный кибстек, она радостно, безмятежно улыбнулась. Загруженность спутниковых каналов отражалась желтым цветом, значит можно попытаться наладить связь с Эриком.
Инга часто и много думала о нем. Живи Эрик в ее городе, наверное, случилось бы одно из двух: либо они встретились бы в реальности, и может, полюбили бы друг друга, а может, оказались бы совсем не такими, как представлялось в мыслях и тогда, разочарованные, просто бы разошлись, постаравшись навек забыть романтику сетевого общения.
Но все складывалось совершенно иначе. Живи он тут — зачем тогда спутники, да и общаться можно было бы каждый день через локальную городскую сеть, а так им удавалось поговорить иногда раз в неделю, а зачастую и реже.
Да и само общение проходило в архаичном текстовом режиме, без аудио и видеоряда. Почему — Инга не знала. Видимо устройство, которым пользовался он, не позволяло передавать звук и изображение.
«Сейчас позавтракаю и попробую». — Она босиком прошла на кухню, откуда минут пять назад слышала характерное шипение пневмотрубы, доставившей герметично укупоренный пакет с завтраком.
День впереди был долгий, сходить в виртуалку еще успеется, но сначала конечно ОН. Инга в радостном предвкушении встречи съела завтрак, потом оделась, сама не зная зачем, просто так было привычнее, и уселась в глубокое удобное кресло перед компьютерным терминалом.
Ее пальчики легли на сенсорную клавиатуру, правую часть которой занимали буквы алфавита, а левую текстоглифы — специальные знаки, шифрующие определенные последовательности различных, часто употребляемых команд.
Сигнал вызова, посланный Ингой с домашнего терминала, успешно ретранслировался в космос, но там его отказался принимать спутник…
Она в первый момент не поверила своим глазам, ведь линии по-прежнему показывали среднюю степень загрузки информканалов, а потом чуть не расплакалась от обиды.
Инга встала, прошлась по квартире, чтобы успокоиться, но постепенно ее обида переросла в злость.
Пусть она отучилась в академии только три курса, но полученные знания никуда не делись. У каждого спутника связи, насколько она помнила, существовал особый канал доступа, через который можно было отслеживать состояние его систем, производить тестирование и другие операции технического обслуживания.
Инга посмотрела на доступные данные. Спутник-то российский, но технический код у него наверняка был изменен во время Американо-Азиатского конфликта.
Ну и что? Существует ведь еще один, аварийный код связи. Его то уж точно не изменили, потому что спутник отреагирует на зарезервированный канал доступа только в нештатной ситуации. А разве за последние полгода орбитальная группировка не вошла в режим аварийного состояния? Параметры орбит постепенно снижаются, но ведь никто не корректирует их, потому что нет кораблей, чтобы доставлять топливо на орбиты.
Можно попробовать использовать код, который не являлся строго секретным в силу того, что система спутника отреагирует на него только в чрезвычайных обстоятельствах, когда речь идет о спасении аппарата орбитальной группировки. Напротив их заставляли учить наизусть таблицы с подобными данными.
Инга не задумывалась, что совершает что-то противозаконное. Ей очень хотелось поговорить с Эриком. В конечном итоге разве не ради человека создавалась сама орбитальная сеть?
Размышляя таким образом, она уже набрала необходимое сочетание символов, и спустя мгновенье перед ней в сфере голографического монитора открылась информация по состоянию технических систем.
Вот это было здорово!
Она, вспоминая давние навыки, быстро протестировала каналы связи, которые действительно оказались загружены лишь на пятьдесят процентов передачей разных технических данных, и разблокировала для себя один из них.
Все операции заняли меньше минуты, но как велико было ее разочарование, когда Эрик ответил ей, но всего двумя короткими фразами:
«Извини, Химера, сейчас не могу. Поговорим в следующий раз».
Даже его стилизованная улыбка не скрасила ее разочарования.
Обидно. Так хотелось поговорить.
И тут ей пришла в голову озорная мысль. А что если сменить коды доступа? Так чтобы никто не смог их разгадать, и один из спутников группировки всегда был бы для нее открыт?
Что же придумать?
И тут ее осенило. Образ. Не цифробуквенное сочетание, а образ, который она запишет новым кодом доступа. Вряд ли кто догадается пойти таким путем, особенно машины, которые сейчас контролируют все.
Инга так и поступила. Взяв стило, она быстро нарисовала три стилизованные волны, означающие водную поверхность и языки пламени над ней.
Горящая вода. Логический нонсенс. Чтобы никто уж точно не смог разгадать.
Ладно, Эрик, — подумала она, сегодня отбой, жаль, конечно, но в следующий раз…
* * *
У подъезда многоэтажного здания резко притормозила полицейская машина.
* * *
Инга закрыла канал связи, стерла данные из памяти терминала, и решила прогуляться, благо погода за окном стояла теплая и безветренная.
Она взяла ключ-карточку от своей машины и пошла к дверям, когда кто-то открыл их с той стороны.
* * *
В первый момент Инга остолбенела.
В дверном проеме стоял полицейский сервомеханизм.
— Добрый вечер мисс…
Это была первая и последняя ошибка машины. Чуждое обращение резануло по нервам, она инстинктивно отступила на шаг вглубь коридора, пытаясь понять, что понадобилось механизму в ее квартире, но тот, не обратив внимания на допущенную оплошность в речевом обращении, уверенно перешагнул порог, резко сокращая расстояние.
— Ты вторгся на территорию частной собственности. — Инга с трудом заставила свой голос не дрожать. — Приказываю немедленно покинуть мою квартиру!
— Вы совершили правонарушение мисс. — Сервомеханизм вплотную приблизился к ней. — Опасное правонарушение. Вы посягнули на сеть. Взломали защиту спутника. Ввели новый код доступа. Сейчас вы расскажете мне, как разблокировать орбитальный аппарат и откуда у вас…
— Я ничего не буду говорить! — Ингу хоть и трясло от неожиданно нахлынувшего страха, но разговаривать в таком тоне с исполнительной машиной она не собиралась. — Сеть не принадлежит никому!
— Ошибаетесь. Статус сети и ее компонентов строго определен и регламентирован.
— Кем? Центр управления полетами больше не функционирует, правительство неизвестно где…
— Это неважно. Сеть под контролем и вы нарушили ее работу. Мне нужен запрограммированный вами код доступа.
— Я ничего не буду говорить! Убирай вон из моей квартиры!
Инга кричала, все еще надеясь, что с механизмом произошел непонятный сбой, но тот словно не слышал ее приказов, он спокойно освободил захваты силовой кобуры и вытащил тяжелый АПС. Не паралитический, а боевой.
— Вы ведете себя неконструктивно. — Произнес сервомеханизм. — Даю вам последний шанс подумать. Потом будет поздно. Или вы считаете, что введенный вами код невозможно разгадать?
Инга вдруг мысленно усмехнулась. Она не понимала, откуда в ее рассудке на фоне панического ужаса проскользнула внутренняя усмешка.
— Вы будете говорить?
Он поднял оружие на уровень ее лба, так что Инга почувствовала обжигающий холод металлопластика исходящий от среза ствола.
Она хотела ответить, но не смогла, — мышцы парализовало от дикого, уже не сравнимого ни с чем ужаса.
В следующую секунду сервомеханизм выстрелил, едва уловимым движением изменив направление огня, так что пуля только оцарапала кожу на виске у Инги, заставив ее вскрикнуть, теряя сознание.
* * *
Реальность возвращалась медленно, окружающие предметы проступали сквозь туманную дымку, — Инга поняла, что лежит на полу в гостиной, а стрелявший в нее сервомеханизм что-то делает с креслом, через открытый дверной проем она видела распахнутые дверцы шкафа в спальной комнате, и вдруг сознание резко прояснилось: серв таскал ремни, прочно прикручивая их к подлокотникам и ножкам кресла.
«Он что, пытать меня будет?!»
Инга боялась пошевелиться, в то же время ощущая болезненное давление под ребрами.
Она медленно скосила глаза. Видимо падая, она задела рукой механизм открывания встроенного в стену коридора шкафа, который еще бабушка приспособила под своеобразную «кладовку», где хранились ненужные, но дорогие как память вещи. Например, два кия и набор увесистых шаров для игры в бильярд, принадлежавших еще ее деду.
Инга поняла: если она сейчас не сделает что-нибудь, то все закончится очень страшно. Даже воображение отказывалось представить, что может сделать с ней взбесившийся сервомеханизм.
«У меня нет шансов. У машины отличная реакция и масса сенсоров…
Ну и что? Действуй!»
Инга вняла своему внутреннему голосу, ужас трансформировался во что-то иное, придавшее ей сил: схватив увесистый бильярдный шар, она метнула его вдоль пола, стараясь попасть в дверной проем спальной комнаты.
Как она и рассчитывала, сервомеханизм мгновенно отреагировал на движение, резко обернувшись в сторону спальни, и в этот миг она вскочила, нанеся ему удар кием по затылку.
Что-то громко хрустнуло, и человекоподобный механизм начал разворачиваться, но как-то медленно, неуверенно, а Инга, уже не отдавая отчета в собственных действиях, все била и била, пока кий вдруг не сломался пополам, обнажив под разлохматившейся от ударов древесиной стальной сердечник.
Тяжело дыша, она стояла над искалеченным сервомеханизмом, ее взгляд впился в широкую трещину, образовавшуюся в «черепной коробке» машины, сквозь которую были видны вставленные в гнезда объединительных плат пластины с нейрочипами.
Не в силах сдержать подступивших к горлу рыданий (не от жалости к себе или дройду) она резким движением вонзила острый обломок кия внутрь черепной коробки сервомеханизма.
«Теперь уже точно не встанет», — пришла чужая, отстраненная мысль.
Действуя как в полусне, она подобрала оружие, зачем-то окинула долгим пристальным взглядом разгромленную гостиную, словно хотела запомнить или проститься с привычными с детства вещами, а затем вышла из квартиры, закрыв дверь на замок.
* * *
Оказавшись в пустом, безлюдном подъезде многоэтажного дома Инга вызвала лифт и только тут мысленно спросила себя: что дальше?
Куда бежать, к кому обратиться?
Вокруг — только машины. Она уже несколько месяцев не выходила из дома, но была абсолютно уверена, что кроме нее в городе больше нет никого живого.
«Я одна… Одна…»
Мысль граничила с полным отчаяньем.
Войдя в лифт, она машинально коснулась сенсора «подземная парковка».
Все, произошедшее с ней казалось настолько диким, что до сих пор не укладывалось в голове. Надо что-то делать. Защищать себя. Спасаться…
«От кого?!»
Не знаю… Я убегу… Уеду из города… Буду бежать пока не встречу людей…
Наверное, так будет правильно. Люди меня поймут, разговаривать с машинами бесполезно и опасно. Конечно, полицейский сервомеханизм не обязан подчиняться приказам подозреваемого, как обычный бытовой дройд, но он был… чужой. Не наш. Он пришел с боевым оружием и стрелял в меня.
Инга машинально коснулась виска. Кровь запеклась и уже не сочилась, только на щеке и подбородке образовалась ломкая корка.
Лифт, наконец, остановился, дверцы автоматически раздвинулись в стороны, и она увидела сумеречный уровень подземной парковки, где горели лишь редкие источники дежурного освещения.
Машин было полно.
Она давно уже никуда не ездила, ее «Мираж», простояв в общественном гараже долгое время, наверное, находится в ужасном состоянии, но брать чужую машину (хотя Инга понимала — хозяева автомобилей давно покинули город) ей не хотелось. Она не считала себя виноватой в случившемся, и инстинктивно не желала подключать к своему ужасу еще и какое-нибудь чувство иррациональной вины.
«Мираж» оказался на месте.
Чистый, вымытый, ухоженный, — видимо после той роковой бури обслуживающие механизмы изрядно потрудились, приводя в порядок все городские коммуникации, включая общественные парковки.
Инга открыла дверь, села в кресло, завела двигатель.
Все работало нормально за исключением бортового компьютера, который внезапно выдал сигнал сбоя.
Ну и ладно. Обойдусь. Принадлежавший Инге «Мираж» отличался от большинства стоявших рядом машин тем, что был выпущен лет пятнадцать назад, еще до вступления в силу закона, запрещавшего езду при выключенном автопилоте.
Водородный двигатель работал практически бесшумно, она сидела, не спеша трогать машину с места. Сначала нужно решить: куда ехать? Ну, по городу понятно, на главный проспект и все время прямо, до дорожной развязки, а там?
На федеральную трассу, конечно. Буду ехать, пока не встречу людей. Отсюда до Москвы — тысячи километров трассы и сотни городов.
Инга все еще не могла осмыслить случившегося с ней. Только сейчас, сев за руль машины, она вдруг со страхом поняла: прежняя жизнь закончилась, а что ждет ее впереди — неизвестно.
Хотелось получить ответ на вопрос: почему? Что случилось с прежним миром? Где она пропустила ставший роковым момент времени, когда начались изменения, а она не заметила их?
Нет, все будет нормально. Я найду людей. Ведь объявляли — строится еще один колониальный транспорт, который заберет тех, кто все же решит улететь на новую родину. Кажется его старт был намечен на август… Сейчас только начало июня, я успею. Обязательно успею…
Сидеть дальше в бездействии показалось невыносимым, и она осторожно повела машину к выезду с подземной парковки.
* * *
Поначалу все складывалось благополучно. Инга опасалась, что тот сервомеханизм был не один, но с облегчением убедилась, что никто даже не думает препятствовать ей.
Улицы города были пусты, здания в сером дневном свете выглядели хмуро, даже сервы и те попадались редко. К счастью все они спешили по своим делам и не обращали на одинокую машину ровно никакого внимания.
Неприятности начались на выезде из города.
Инга была вынуждена сбросить скорость на съезде с дорожной развязки; машину она не водила давно и действовала осторожно, прислушиваясь к себе, и потому перегораживающий выезд на федеральную трассу импровизированный блокпост, состоявший из двух поставленных поперек дороги машин и десятка полицейский сервов она заметила слишком поздно, когда препятствие показалось из-за закругления пологого съезда и до него оставалось метров тридцать не больше.
Ее спасло лишь то обстоятельство что у «Миража» был выключен автопилот, и действовало ручное управление, иначе ее машину остановили бы дистанционно.
Увидев сервомеханизмы в форме полиции, она мгновенно потеряла контроль над собой, — слишком силен и свеж оказался вернувшийся страх, — нога машинально утопила педаль газа, в ее действиях отсутствовал тонкий расчет, только возродившийся ужас, и ставшие когда-то инстинктивными навыки вождения спасли Ингу от вторичного «ареста».
Ее «Мираж» обладал еще одним неоспоримым преимуществом, — в конструкции кузова присутствовал большой процент металла, и соответственно мощный двигатель сумел разогнать автомобиль на короткой дистанции до достаточной скорости, чтобы, ударив в небольшой зазор между капотами поставленных поперек дороги полицейских «Ягуаров», ее «Мираж» отшвырнул их в стороны, освобождая себе путь.
Инга все давила на газ когда вслед ударили выстрелы, лопнули, разлетаясь гранулированным крошевом заднее и лобовое стекло, а она, вцепившись в руль, продолжала гнать, пока столбик электронного спидометра не дошел до красной зоны.
Триста километров в час…
Было трудно дышать из-за напора встречного воздуха, полотно скоростной магистрали стелилось под колеса, сливаясь в сплошную серую полосу, дорога шла без опасных поворотов, прямая, как стрела, и все же Инга, не выдержав, сбросила скорость: по мере удаления от города все чаще стали попадаться незначительные препятствия, в виде сломанных ветром веток деревьев и прочего мусора, ехать на пределе скорости стало опасно, тем более что в механизмах машины что-то угрожающе скрипело и постукивало.
Станут ли сервомеханизмы преследовать ее?
Конечно, станут…
Притормозив до двухсот километров в час, Инга еще минут пятнадцать вела машину по трассе, но встречный ветер так сильно хлестал в лицо, что поддерживать даже такую скорость становилось все труднее, в горле першило, наверное, от мельчайших частичек пыли, присутствующих в воздухе.
Наконец она почувствовала, что не может больше. Останавливаться — безумие, но что же делать? По обеим сторонам дороги высился мертвый лес. Деревья, давно уронившие хвою и листву, успели почернеть от дождей, но все же их кроны, похожие на воздетые к хмурым небесам изломанные руки, могли послужить прикрытием от обнаружения.
Дождавшись, пока появится первое попавшееся ответвление дороги, ведущее в лес, Инга свернула на второстепенную дорогу, и почти сразу ее окутал мертвый леденящий душу сумрак; под колесами «Миража», который шел теперь на небольшой скорости, похрустывали обломанные ветром ветки, тихо шелестела уминаемая покрышками желтая хвоя.
Лес умер, вокруг не было даже намека на жизнь, стояла непривычная бьющая по нервам тишина, не щебетали птицы, не роились насекомые, везде, куда ни глянь — лишь сумеречные оттенки серого и желтого.
* * *
Километров через тридцать она увидела разбитые постройки.
К мрачному, тягостному впечатлению от погибшего леса добавились иные, еще более ужасные подробности произошедшей тут катастрофы.
Еще километров десять назад Инга заметила, что многие деревья наклонены в одну сторону и теперь она поняла, почему: в земле зияли исполинские воронки, на дне которых в лужах черной, стоячей воды вперемешку были навалены многотонные глыбы бетона, части разорванных взрывами, оплавленных сервомеханизмов, остатки каких-то металлоконструкций, вырванные из-под земли, скорченные от огня оптические кабели, фрагменты оборудования и компьютерных терминалов…
Дорога каким-то чудом уцелела, лишь покрытие из асфальтобетона в некоторых местах вздыбилось, словно в гравийные откосы бил исполинской кувалдой какой-то титан.
Инга едва держала себя в руках. Сильнейшее нервное напряжение внезапно сменилось непомерной усталостью, ей все труднее было сосредоточиться на дороге, в голову постоянно лезли обрывки воспоминаний о случившемся, словно разум до бесконечности прокручивал одну и ту же запись событий, прихотливо перемешивая ее фрагменты.
«Что произошло тут?» — Она честно пыталась сосредоточиться на окружающем, чтобы не потерять контроль над машиной, но вид множества расположенных двумя параллельными рядами исполинских воронок ни о чем не говорил ей, кроме очевидного факта: здесь произошла серия сильнейших подземных взрывов, уничтоживших какое-то производство, либо хранилище техники.
От наземных построек остались лишь груды обломков, да кое-где белели секции устоявшего под ударами взрывных волн защитного ограждения.
Постепенно она миновала зону основных разрушений, воздух, попадавший в салон через разбитые стекла более не нес горечи пожарища, зато она почувствовала другой запах — острый и неприятный.
Оглянувшись, Инга увидела, что задняя часть машины, где располагался водородный двигатель, окутана клубами желтоватого пара.
Этого еще не хватало.
Новая опасность на время прояснила рассудок. Двигатель был явно поврежден, должно быть в него попали пули, ехать дальше становилось небезопасным, и она поневоле заглушила его.
«Мираж» проехал по инерции еще несколько метров и остановился.
Сразу же навалилась глухая, ватная тишина. Она сидела, откинувшись на спинку водительского кресла, в полном изнеможении, даже мысль о том, что поврежденный двигатель может быть опасен, прошла поначалу стороной, скользнув где-то на периферии сознания.
Что же мне теперь делать?
Риторический вопрос. Она совершенно не была готова ко всему, что случилось с ней за истекшие несколько часов, своего побега из города Инга не планировала, все произошло так страшно, непонятно, неожиданно, и теперь она не знала, как действовать дальше.
Надежды промчаться по федеральной трассе, пока ей не удастся встретить людей, теперь выглядели глупыми: наверняка ее ищут именно там, и не сверни Инга в лес, неизвестно была ли она сейчас жива и свободна?
Господи, как все глупо и страшно. Я одна в Пустоши, у меня нет ни защитного костюма, ни еды, ничего…
Пар, окутавший машину, становился все гуще, в горле опять запершило, и Инга вынужденно выбралась из салона «Миража».
Нужно было куда-то идти. Двигаться, пока еще есть силы, не может же лес быть бесконечным…
Она медленно отошла на несколько шагов, оглянулась, но плотные клубы пара уже скрыли ее «Мираж».
Инга заплакала, и пошла, не разбирая дороги, в буквальном смысле — куда глаза глядят.
