Глава 13
Для сбора в случае непредвиденных обстоятельств Покровский назначил одну из точек внутри Туманности Ориона, на границе газопылевых облаков и чистого внутрисистемного пространства, окружавшего пронзительно-голубую звезду.
При вычислении места рандеву учитывался дрейф «Альфы», и потому Вадим не был шокирован, увидев на просветлевших после гиперпространственного перехода экранах величественный контур первого колониального транспорта Земли.
Зато на Рориха это произвело неизгладимое впечатление.
Вряд ли Эрни мог с точностью знать контур «Альфы», но сам вид семикилометрового космического корабля, уже завершившего свой виток вокруг трех планет и теперь удалявшегося в сторону светящихся облаков газа и пыли, производил неизгладимое впечатление.
— Что это, Вадим?!
Полуэктов был занят сканированием окружающего корабль пространства.
Фагов вроде бы не наблюдалось.
— Это «Альфа», — ответил он, поворачиваясь к экранам. — Первый колониальный транспорт, стартовавший с Земли в 2207 году.
Эрни с трудом верил своим глазам.
Это было потрясающе… невероятно.
Вадим, взглянув на экраны обзора, тоже почувствовал, как медленная дрожь крадется вдоль загривка.
Огромные ворота вакуум-створов, расположенные по всему периметру вращающегося корпуса «Альфы», были плотно закрыты!
— Что-то случилось? — спросил Рорих, заметив, как побледнел Вадим.
— Будем надеяться, что нет. Похоже, мы не первые, кто прибыл в точку сбора. Включи связь, Эрни, и пусть Ваби на всякий случай не дремлет там в блистере.
— Он никогда не дремлет, — ответил Рорих, отъезжая вместе с креслом к панели, откуда осуществлялось управление связью. — Мне нужны частота и позывные. Там есть кто-то на борту?
— Вероятно… — ответил Вадим, называя нужные цифры.
Сомкнутые ворота шлюзов могли означать лишь то, что Покровский отправил сюда группу, которая смогла реанимировать установку термоядерного синтеза «Альфы».
«Только бы не ганианцы…»
— Борт, говорит Ноль-семнадцать-два. Передаю данные для опознания. Прошу определить коридор сближения.
Названные Рорихом цифры были позывными Полуэктова. Если на борту Покровский или его люди, они ответят.
— Ноль-семнадцать-два, слышу вас. Попрошу капитана Полуэктова подойти к терминалу связи.
Вадим встал, подошел к устройству передачи данных.
Несколько секунд ушло на сканирование и передачу файлового пакета. Потом внезапно вспыхнул включившийся экран, и на нем возникло лицо Покровского.
— Рад видеть тебя, Вадим.
ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ОН ТОЖЕ БЫЛ РАД ВИДЕТЬ ГЕНЕРАЛА!..
* * *
— Н-да… — просмотрев полную запись событий с диска-кристалла, Покровский встал, меряя по привычке шагами пространство рабочего отсека. — Теперь мне становятся понятны многие нюансы нашего сегодняшнего положения, — признал он. — А оно, кстати сказать, почти безвыходное… Вот так-то…
Вадим, слушая генерала, невольно продолжал озираться по сторонам.
Неужели это была та самая «Альфа», по темным, разгерметизированным отсекам которой он, как чумной, носился всего несколько месяцев назад?!
— Я отправил сюда группу технических специалистов спустя несколько дней после твоего возвращения на Землю, — пояснил Покровский, перехватив блуждающий взгляд Вадима. — Но сейчас не до этого… Эй, господин Творец! — повысив голос, позвал он.
За приоткрытыми дверями отсека возникло движение. Джой Скриммер в какой-то степени пришел в себя за две недели, прошедшие после отлета с Дансии.
— Вот, господа, тот самый деятель, о котором упоминал покойный Гамаюнов, — отрекомендовал Покровский вошедшего. — Это он работал на Аль Максуда, создавая для него виртуальные миры. И именно его намеревались убрать люди Андрея Генриховича.
Джой побледнел. Такие рекомендации ему пришлись не по вкусу.
— А что ты хотел? — сурово спросил у него Покровский. — Думал, Интерстар безлик, Сеть все спишет?
— Я… Я ведь уже говорил, что понятия не имел!…
— Говорил… — согласился Покровский. — Ты не знал, этот Гамаюнов, напротив, — отлично знал, что делает, а оба вы продавали за деньги все остальное человечество вместе с его историей, памятью, словом, со всеми потрохами!
— Андрей Георгиевич, — перебил Покровского Вадим. — Я все еще не совсем понимаю, при чем тут виртуальные миры? Зачем они понадобились ганианцам? Какой смысл во всей этой возне с Интерстаром?
— Смысл есть, причем огромный! Даю на отсечение что угодно, ганианцы сами ни за что бы не додумались до такой схемы! Они умеют играть на наших слабостях, на разобщенности, алчности, страхе, наконец! Везде находятся люди, готовые продать им свои мозги за сотню-другую кредитов!
Покровский обернулся к Скриммеру и приказал, кивнув на терминал:
— Продемонстрируй их схему добычи металлического водорода, Творец!
Джой покорно поплелся в кресло.
Надев тонкий обруч виртуальной связи, он обернулся и пояснил:
— Когда Андрей Георгиевич рассказал мне об этом месте, я вспомнил созданные мной несколько лет назад реальности и подумал: должен же быть практический смысл в их существовании! Я создавал структуру миров, их декорации, а туда по виртуальным каналам связи должны были приходить некие личности, с тем чтобы управлять механизмами, модели которых я также программировал в определенных точках фантомных миров.
Пальцы Джоя быстро пробежали по сенсорам клавиатуры.
Расположенный рядом объемный монитор, явно доставленный сюда техниками Покровского, ожил, демонстрируя заставку общего входа в сеть Интерстар.
— Мы сейчас сидим на собственном канале, который создает смонтированный на «Альфе» генератор ГЧ, — вполголоса пояснил генерал.
* * *
Джой не мог обижаться на Покровского. Все, что говорил Андрей Георгиевич, было правдой.
Он поднял глаза, сфокусировав мутный от усталости взгляд на вращающейся заставке Интерстара, и вспомнил, как несколько дней назад точно так же впервые погружался в Сеть с терминала, расположенного на борту древнего корабля.
Великая, безликая свобода… Глянец, мишура, покрывающая сотни миллионов конкретных лиц. Лжереальность.
Сначала ты восторженно погружаешься в нее, думая, что стал всемогущим, как сам господь.
Ты наслаждаешься, не понимая, что тонешь.
Миллиарды байт того, чего нет. Иллюзия, такая сочная, что реальный мир блекнет перед ней. Хочется туда, снова и снова, в мир вседозволенности, в мир нереализованных ощущений, и мозг гибнет под этим сладким гнетом, он больше не хочет тягомотины будней…
Потом внезапно наступает отрезвление.
Ты начинаешь понимать, что все имеет свою цену. На самом деле мир Интерстара — это не только великий, привлекающий иллюзией жизни он-лайн, соединивший сотни миров.
Интерстар — это прежде всего люди, чьи души и мысли обитают в нем. И если человек, по сути своей — мерзавец, то в конечном итоге образ седобородого старца, поучительно рассуждающего о проблемах морали, рано или поздно обернется своим истинным лицом — одутловатой рожей мелкого неудачника, засевшего на халявной линии, специально задерживающегося после работы, чтобы посмотреть порнографический фильм, а заодно порассуждать о вечном…
Мир безграничных, но очень зыбких иллюзий, мир утраченных моральных ценностей, мир, где ответственность за сказанное и содеянное не наступает практически никогда…
Джой не причислял себя к какой-то особой, лучшей части человечества. Он жил, как все, также точно тонул в Сети, и только сейчас, наверное, понял, что ему… повезло. Он, вероятно, тоже утонул бы, если б грубая реальность, внезапно вторгшаяся в его жизнь в виде двух неизвестных убийц, не вышвырнула его вон, сорвав с подпитки сладкого мира грез…
Несколько суток назад Джой сидел, глядя на сочную, вращающуюся заставку Интерстара, и его проблема вдруг начала обретать конкретные черты.
Одно словосочетание, постоянно пульсирующее в мозгу, внезапно выделилось, стало главным.
Безграничные возможности.
Свободный доступ к любым мирам.
Фантомный он-лайн не контролировал никто. Если бы это случилось, то Интерстар мгновенно утратил бы свой смысл.
Зачем ганианцам потребовалось заказывать ему определенные реальности? Почему они были оценены мерой человеческих жизней?!
Джой вдруг почувствовал, что напал на верный, неоспоримый след. Мысль понеслась вперед, взрезая проблему, как нож подгнившее полотнище ткани.
Им не нужно содержать мощные вычислительные центры. Совершенно необязательно создавать машинные комплексы, достаточно лишь иметь немного места на планетных носителях Интерстара, чтобы разместить там с десяток интерактивных реальностей, куда придут люди… Обыкновенные люди, которым все равно, где, как и с кем зарабатывать деньги. Ведь они никогда не увидят плод своих трудов, поскольку последствия содеянного или сыгранного в Интерстаре никогда не наступят.
Джой положил пальцы на сенсорную клавиатуру.
Сервисная оболочка проводника представляла практически безграничные возможности поиска по серверам Ганио.
Войдя в пространство центрального узла планеты, выполненного в виде опрокинутой кверху дном чаши, он остановился, оглядываясь по сторонам.
Все доступные взгляду стены были усеяны рекламными ссылками. Джой уже предугадывал, что именно нужно искать, и потому не торопясь пошел вдоль закругляющейся стены, боковым зрением фиксируя, как возникают и гаснут на входе-выходе виртуальных плакатов зыбкие фантомы.
Различные секс-удовольствия, исторические экскурсы в прошлое Ганио, а также религиозные общепознавательные каналы он миновал, лишь мельком останавливая взгляд на текстах заявок.
Наконец он дошел до той части стены, где начинался интересующий его раздел.
Стена пестрела разнообразно оформленными прямоугольниками в человеческий рост.
Работа!!! Реальный заработок! Никакого насилия!
Он сунулся в первую, потом во вторую дверь, но там не нашлось ничего интересного. Требовались виртуальные проститутки, продавцы интерстар-магазинов, секты Шииста вербовали агентов для продвижения в иные миры — в общем-то нормальный стандартный набор вакансий.
Жить в среде Интерстара — это тоже своего рода труд. Неважно, что ты сидишь, откинувшись в кресле, — твой мозг все равно посылает импульсы мышцам. Джой помнил, как болели ноги после первых прогулок по виртуальным мирам. На новичков вообще смотреть было прикольно: сидит в кресле малыш, получивший свой первый имплант от заботливых родителей на день рождения, дрыгает ногами, пытается даже встать, тычется руками в терминал… Для того чтобы побороть фантомные импульсы организма, существовали специальные комплексы тренировок, но даже опытные виртуальщики не могли добиться полного расслабления мышц в период прогулок по Сети…
Джой прошел десятка три дверей и чувствовал себя уже порядком измотанным, уставшим — эрзац-кофеин, предложенный Покровским, служил плохим заменителем сну, мысли начинали рассеиваться, сползать, как принято обозначать подобное рассредоточение внимания в среде тех, кто постоянно путешествует по Сети.
Нет, так не годится.
Джой попытался сосредоточиться.
Что прежде всего необходимо тем, кто занимается неким преступным промыслом? Маскировка в Интерстаре не имеет смысла. Достаточно использовать при любом подключении несколько анонимных узлов, передающих друг другу эстафету переадресации, и твой след затеряется в глобальной Сети. Единственную опасность представляют те, кто непосредственно принимает участие в проекте. Главное, чтобы они не болтали лишнего, чтобы не замечали некоторых странностей, чтобы не произошла та утечка информации, от которой могут оттолкнуться заинтересованные службы…
Впрочем, в Сети каких только миров не встретишь. Но на месте ганианцев Джой бы все равно подстраховался. Здесь важно выбрать наиболее безропотную категорию клиентов. Таких, кому действительно на все наплевать, кто за определенную мзду согласится практически на любое предложение.
«Утонувшие».
Те, для кого виртуальная среда стала единственным местом обитания. Кого ломает без виртуалки, для кого она — наркотик.
В очередную дверь Джой соваться не стал. Он знал, что более всего ценят люди, прочно подсевшие на виртуалку.
Он медленно пошел вдоль стены, внимательно изучая рекламные надписи, пока одна из них не обожгла его сознание:
«Доступ в Интерстар! Халява!!! Мы оплачиваем ваше время пребывания в Сети! Занятие для истинных ценителей — вы тестируете новые, только что созданные реальности! Шесть часов работы на нас дают вам целые сутки бесплатного доступа во все уголки Вселенной!»
Джой, не колеблясь, вошел в мерцающую дверь.
* * *
События развернулись даже более жестко и стремительно, чем предполагал Скриммер.
От него не потребовалось даже подачи минимальных данных о себе, что-то ударило по нервам, вывернуло мозг, будто кто-то подкрался сзади, резко оглушив его кувалдой.
Дезориентация во времени была мгновенной.
Он понял, что его фантом только что прошвырнуло как минимум через десяток станций Гиперсферной Частоты, причем с такой скоростью, что отследить данный путь для него лично стало делом невозможным.
Головокружительный рывок вывел его в непритязательную комнату с голыми стенами. Посреди комнаты стоял стол, на нем лежал лист пластбумаги и световой карандаш.
Форма регистрации составляла всего две строки:
1. Какими типами сервомоторных механизмов вы управляли в реальной жизни?
2. Откуда будет осуществляться бесплатный доступ в Сеть?
В первой строке Джой поставил честный прочерк.
Во вторую по памяти вписал цифровой номер своей домашней машины.
Никаких возражений не последовало.
Дверь за его спиной отворилась, впустив в комнату унылый серый свет.
Джой медленно повернулся, посмотрел сквозь дверной проем на знакомые очертания страшного, сумеречного мира, в реальности которого под смоговыми облаками обитали странные, не похожие ни на что виденное раньше серв-машины, потом заставил себя сдвинуться с места.
Ступив за порог, он понял, что попал в самую точку.
Перед ним действительно простиралась одна из созданных им реальностей. Тусклый свет, больше похожий на серый сумрак, едва пробивался сквозь клубящийся покров облачности. В воздухе плавала взвесь какого-то пепла или сажи. Видимость была почти нулевой.
Джой машинально посмотрел на свои ноги и понял, что они превратились в членистые лапы механического насекомого. Он был машиной. Его мозг соединился в данный момент с куцыми электронными цепями какого-то механизма на безвестной планете.
Справа от выхода из квадратной будки высился корпус транспортного корабля, внешне похожего на только что распустившийся бутон металлической розы.
Он должен был идти в ближайшее здание, внутри которого возвышались штабеля тонких черных пластин, и нести их на корабль.
Шестичасовой рабочий день начался.
* * *
На этот раз Покровский не позволил Джою монотонно таскать куски обшивки в похожий на черную розу корабль.
— Отклонись в сторону и попробуй пройтись по этому «городу», — распорядился он.
— Мы находимся на поверхности темной планеты, — пояснил Андрей Георгиевич, обернувшись к Вадиму и Эрни, неотрывно следившим за перемещением насекомоподобного механизма, которым через Сеть Интерстар напрямую управлял разум Джоя Скриммера. — Я не знаю, кто подсказал ганианцам такую схему изъятия металловодородных плит, но похоже, что она работает безупречно.
— Подождите, Андрей Георгиевич! — запротестовал Вадим. — Они что, сумели наладить контакт с механизмами?
— Нет, Вадим, — успокоил его Покровский. — Эта «Черная Роза» не настоящий корабль Фагов, а бутафория, обладающая сходством форм. То же касается и механизмов, которыми управляют через Интерстар «утонувшие» виртуальщики. Они не Фаги, а лишь их имитация! Теперь понимаешь, зачем им нужна была станция ГЧ? Обман и воровство, осуществленные через Сеть!
— Не верится мне во все это… — после некоторого раздумья покачал головой Рорих. — Станция ГЧ, межзвездные каналы связи, мощности Интерстар, — перечислил он, — и все лишь для того, чтобы впихнуть волю подсевшего на виртуалку пацана или девчонки в оболочку машины? Где резон? Как оправдать затраты, даже если эти плиты будут сделаны из чистого золота?..
— Ну, во-первых, они намного дороже золота, — поправил его Покровский. — А во-вторых, затраты как раз и не очень велики. Не надо забывать, что станция ГЧ, вкупе с ее интерстаровской аппаратурой не куплена, не создана, а украдена ганианцами. Они получили ее даром. И энергия у них, извини, халявная — станция ГЧ имеет свой реактор. А теперь, исходя из этой психологии воровства, грабежа и обмана, попробуем ответить на вопрос: станут ли они разрабатывать специальное программное обеспечение, покупать дорогие машины со сложными компьютерами, способными имитировать поведение Фага, когда такую вот сервоприводную оболочку на дистанционном управлении можно взять за гроши, заказав ее любому заводу? И ничего при этом не объясняя, между прочим!
Рорих выглядел обескураженным.
— Очевидно, что Фаги неразумны, — продолжал развивать свою мысль Покровский. — Они — машины. На темной планете обитают те механизмы, которые обеспечивают промышленную и технологическую базу терраформирования: они поддерживают заводы, добывают металлический водород из недр газового гиганта, создают себе подобных…
— А ганианцы просто воруют их запас металловодородных плит?! — закончил его мысль Полуэктов.
— Именно. Отсюда я и делаю вывод о «неразумности» Фагов. Машинам неведом термин «воровство». Они знают, что склад должен быть полон. И пополняют запасы тем быстрее, чем больше из них украдут псевдофаги.
— Андрей Георгиевич, разве может все обстоять так просто?!
— Просто? Нет, Вадим, это кажется простым сейчас, когда некоторые вещи стали нам очевидны, и мы имеем возможность наблюдать конечный результат. Не знаю, сколько времени понадобилось ганианцам, чтобы разгадать психологию машин, но то, как эксплуатируют они ее сейчас, стоит крови, поверь.
— Но не их крови, — мрачно заметил Рорих.
— Да, скорее всего они использовали тут рабов, — кивнув, согласился Покровский. — Но люди гибли, вне всякого сомнения. Иначе как объяснить злоключения Вадима? Машины с мирными программами — они, как непуганые звери, — нужно лишь однажды причинить им вред, вмешаться в заданный их программами процесс, чтобы получить статус врага. Люди сталкивались с Фагами и уничтожали их. Отсюда и все последствия.
— Так все-таки Фаги — это машины или организмы? — спросил Рорих.
Покровский исподлобья посмотрел на него:
— Я поясню, — произнес он. — Они машины с биологическим процессором. В них нет ничего мистического, и они всё еще действуют в рамках прежних программ. Их сверхзадача состоит в том, чтобы развиться до такой степени, когда они смогут беспрепятственно воспроизводить достаточное количество себе подобных, а также содержать промышленную базу, которая позволит отрядам, действующим на втором спутнике газового гиганта, преобразовать планету, уничтожив ее исконную биосферу, и создать там новые условия для жизни, схожие с давно уже не существующим Земным Эталоном.
— А люди? — спросил Рорих.
— А что люди, — вздохнул Покровский. — Обитатели второго спутника больше не рассматриваются Фагами как «хозяева» или «создатели». Они, вероятнее всего, включены в список враждебных экзобиологических организмов. А что стало причиной этого — деформация их генетических «визитных карточек», личная вражда с машинами или же «эксперименты» ганианских пиратов, я не берусь судить…
— А пространственные формы Фагов? — напомнил ему Вадим. — Они ведь уже не похожи на мирных терраформеров?
— Естественно. Это реакция машинного анклава на внешние условия. Им потребовался источник сырья, которого оказалось недостаточно на самой планете, и они создали новую форму машин, добывающих металлический водород. Столкновение с плазмоидами привело к разработке и строительству «Черных Роз» и Фагов-истребителей. Понятная и вполне объяснимая реакция саморазвивающейся системы на условия воздействия внешней среды. Не нужно забывать — эти машины создавались для работы в отрыве от Земной цивилизации. В них изначально заложена функция саморазвития!
— И люди теперь отнесены ими в категорию врагов?
— Несомненно. Но в этом скорее всего повинны не Фаги…
— Андрей Георгиевич, я вошел… — раздался приглушенный голос Джоя Скриммера.
Начавший было разгораться спор моментально угас. Все повернулись к объемному экрану, куда выводилось изображение событий, происходящих за сотни тысяч километров от «Альфы», под пепельно-серой облачностью окутанного смогом планетоида.
* * *
Помещение, куда попал управляемый Скриммером робот, оказалось огромным.
Эта была не та архитектура, которая присуща людям. Длинное помещение с низким, давящим потолком было погружено во мрак. Ничего, привычного глазу — нет отдельных комнат, участков, никаких перегородок, как-то разделяющих разные комплексы, — все свито в один трудно поддающийся осмыслению бесконечный агрегат…
По центру необъятного приземистого зала вел единственный проход.
Джой медленно перемещался по нему, стараясь вертеть головой во все стороны.
Тут, очевидно, выращивали новых Фагов. Уже собранные оболочки плавали в плоских чанах, наполненных какой-то темной, маслянистой жидкостью. В сумраке с трудом угадывались смутные контуры погруженных в жидкость механических тел. От переплетения труб, расположенных под низким потолком, к чанам спускались жгуты кабелей и шлангов.
Скриммер остановился. Похоже, что парню просто стало страшно…
Внезапно сбоку от него в темноте зашевелился какой-то смутный, едва различимый силуэт. Джой повернул своего робота в сторону наметившегося движения и едва не заорал: из чана в проход выбирался внезапно оживший механизм, разительно похожий на отвратительного, осклизлого паука…
— Я… Андрей Георгиевич… Я не могу… Не могу больше…
Покровский, внимательно посмотрев на побелевшее лицо.
Джой коснулся какой-то кнопки на терминале управления.
— С анклавом Фагов нам еще предстоит разобраться… — произнес он, массируя виски Скриммеру. — Их пространственные формы, по моему мнению, очень опасны и не имеют права на существование, а что касается наземных механизмов…
Он не договорил, потому что в этот миг негромко прошипела, открываясь, дверь отсека.
* * *
Человек, появившийся на пороге, показался Вадиму смутно знакомым: в душе шевельнулось какое-то мимолетное, не очень давнее воспоминание…
И вдруг он понял: да это же Беркли! Джонатан Беркли, ведущий специалист станции «Гамма»… Вот так сюрприз! Профессор был явно не в себе.
— Эй… Он что, увидел привидение? — тихо спросил Рорих, толкнув Полуэктова локтем.
Вадим в первый момент подумал, что внешний вид профессора порожден вполне понятным изумлением, вызванным их внезапной встречей, но нет… ученый даже не посмотрел в его сторону. Прямо с порога он повернулся к Покровскому.
— Я… Я…
Вадим, в немом изумлении наблюдавший эту сцену, вдруг понял, что побелевшие губы Беркли мелко дрожат. Тот пытался что-то сказать, но не мог, мешало сильное волнение. В иной обстановке ученый, может быть, и выглядел бы смешным — бледный, весь какой-то всклокоченный, заикающийся на каждом слове, но Вадим очень хорошо помнил, как сам в недавнем прошлом испытывал на борту «Альфы» одно потрясение за другим и выглядел при этом, вероятно, не лучше…
— Что случилось, профессор? — мгновенно насторожился генерал.
Беркли присел на краешек свободного кресла, обвел присутствующих каким-то диким, сумасшедшим взглядом.
— Я… Я сейчас… — Он похлопал себя по карманам, достал скомканную разовую салфетку, смахнул ею крупные градины выступившего на лбу пота. — Извините… Сейчас…
Все это выглядело так странно и нелепо, что усмешка застыла на губах Рориха.
«Альфа» казалась ему вовсе не тем местом, где Покровский стал бы собирать кучку хнычущих параноиков. Что-то потрясло пожилого ученого до самых глубин души, так сильно, что он не мог совладать с обрушившимися на него чувствами.
— Господа, это Джонатан Беркли, один из лучших специалистов Элианского Института Изучения Космоса, — запоздало представил вошедшего Покровский. — Я пригласил его на борт «Альфы» в качестве научного консультанта по некоторым проблемам, связанным с…
— Я разговаривал… с ним!.. — перебив генерала, дрожащим голосом произнес Беркли. — Вы… Вы понимаете?! Я РАЗГОВАРИВАЛ С НИМ!
— С кем, Беркли?
— С ним… С этим существом… которого они называют… Богом!.. Всё… Простите, ради всего святого… Я успокоился… Успокоился… Нет! — Он вдруг вскинул голову. — Я бы никогда не поверил! Но мы общались!
В глазах ученого, в его облике, жестах — во всем читалось крайнее потрясение.
Вадим уже понял, о чем говорит профессор.
— Через терминал компьютера? — спросил он, разбивая своим голосом внезапно воцарившуюся в отсеке звонкую тишину.
— Да…
— Кто он? — спросил Покровский.
«Кто он?»
Наверное, Вадим был не единственным, кто сжался, ожидая ответа на вопрос, который задавали себе миллиарды людей на протяжении сотен веков.
«Кто он?»
Дрожащий палец Беркли указал на экран обзора.
— Вот… — обломанный ноготь профессора ткнулся в стекло, указывая на тусклый, переливающийся коричневатым мерцанием пухлый шар газового гиганта. — Он там… Он неживой… Он есть сумма, конфигурация электромагнитных полей этой планеты… Он ее разум, дух…
На несколько секунд в отсеке опять повисла гнетущая, ошеломленная тишина. Все взгляды были обращены к экрану.
— Он рассказал вам о себе, профессор? — наконец нарушил паузу голос Вадима. — Он действительно бог?
— Да. — Губы Беркли все еще продолжали дрожать.
— Он создал нас? — резко спросил, обернувшись, Покровский. Генерал чувствовал, что не только для него лично очень многое зависит от ответа на заданный Джонатану вопрос.
— В прямом смысле — нет, — ответил Беркли, продолжая обводить собравшихся в отсеке полубезумным взглядом. — Мы — результат эволюции на планете Земля, так же как приматы Прокуса — результат местной эволюции, — наконец выдавил из себя ученый. — Но он… Он создал ДНК, понимаете? Он создал молекулу жизни, но вовсе не для того, чтобы из нее произошли мы! Всё… Всё вывернулось наизнанку! Даже Предтечи… Вы знаете, кем были Предтечи?!
* * *
Никто по-настоящему не мог утверждать, кем или чем на самом деле являлись пронзительно-голубые плазмоидные шары, миграция которых три миллиона лет назад смела с лица Галактики несколько разумных рас древности. Одни считали их сгустками праматеринского вещества Вселенной, сохранившегося с момента Большого Взрыва, другие просто ограничивались констатацией факта, что эти «амебы космоса» — суть какая-то древняя, неразумная форма пространственной жизни, но оказывается, ближе всех к истинному понимаю их природы подошел тот неизвестный ученый, с чьей легкой руки появился этот термин: Предтечи.
Это стало понятно со слов Беркли, когда после дозы успокоительного он наконец смог связно говорить, толково излагая те мысли, что теснились в его голове.
— Как вы умудрились общаться с ним, профессор? — спросил Вадим, подавая профессору пластиковую бутылку с водой. — Мне это практически не удалось, хотя он дважды пытался выйти на связь со мной через терминалы «Альфы».
Беркли посмотрел на него и вздрогнул, узнав.
— Господин Гаррисон? Я рад, что вы живы…
Вадим отрицательно покачал головой.
— Полуэктов, профессор. Капитан сил Земной Безопасности Вадим Полуэктов. Извините, что втравил вашу станцию в неприятности…
— Полноте… — покачал головой Джонатан. — То, что мне удалось узнать сейчас, стоит любых невзгод.
— Так все-таки? — повторил свой вопрос Вадим. — Как вам удалось?
— Он сам вышел на связь… — признался Беркли.
— Он выдал большой текст? — вмешался в их диалог Покровский. — Вы записали его?
— Нет… — растерялся Беркли. — Поймите, Андрей Георгиевич, это было так неожиданно, так внезапно… Он смог ответить лишь на несколько моих вопросов, потом связь необъяснимо оборвалась.
— В таком случае почему вы так уверены, что правильно поняли суть происходившего? — настаивал на своем генерал. — Что он успел передать вам?
— Да всё, всё! Я же специалист, понимаете?! Я задал ему несколько ключевых вопросов, а все остальное можно вывести и так!.. Вадим, — обратился он к Полуэктову, — вы помните ту лекцию, после которой подошли ко мне за разрешением на старт? Да, да, я видел, как вы стояли в проходе у стены и смотрели на голографическую модель Вселенной!
— Помню, конечно.
— Тогда вы должны меня понять! — с жаром воскликнул Беркли.
— Подождите, профессор! Объясняйте для всех! — раздраженно потребовал Покровский.
* * *
Через несколько минут, когда немного улеглись эмоции, Джонатан Беркли смог продолжить.
Можно было понять его волнение. По сути, он стал первым, кто получил четкое, точное представление о том, как действительно происходило зарождение жизни во Вселенной.
Наверное, потому голос ученого продолжал дрожать:
— Господа… Вот уже несколько тысяч лет мы изучаем биосферы — сначала Земную, затем и других планет. За это время сделано множество открытий, связанных с эволюцией живой материи, загадкой оставался лишь один, основополагающий вопрос: как возникла первая способная к воспроизводству самой себя органическая молекула?
Ни одна теория до сих пор не выдерживала элементарных опытов. Мы брали неорганические вещества, смешивали их внутри колб, имитируя первобытные атмосферы различных планет, поддерживали в колбах соответствующее давление и температуру среды, пропускали через эту смесь ультрафиолетовое излучение и разряды электричества, но в результате в лучшем случае получали лишь некоторые фрагментарные аминокислоты, которые не могли называться прототипом самой примитивной жизненной формы.
Беркли, волнуясь, облизал пересохшие губы, забыв о бутылке с водой, которую подал ему Вадим.
— Вероятность случайного возникновения жизни настолько мала, что все чаще и чаше мы обращали свой взгляд в царство «мертвой», как было принято считать, материи… Но, господа, если дать определение жизни, — что она такое?
Покровский, к которому был обращен взгляд Джонатана, смог лишь отрицательно покачать головой, как бы утверждая: никто не знает этого определения наверняка.
Беркли немного успокоился, воодушевляясь.
— Определение жизни, причем очень точное, всеобъемлющее, — было дано очень давно, по-моему, еще в двадцатом веке… — объяснил он. — Медников, русский ученый тех лет, сказал буквально следующее: «Когда мы встретим во Вселенной структуру, пусть самого фантастического вида и строения, которая будет способна поддерживать свою целостность и воспроизводить саму себя способом матричной репликации, мы будем вынуждены признать ее живой…»
— Что такое «матричная репликация»? — вполголоса спросил Рорих у Вадима.
— Это «копирование с образца», воспроизводство точной копии с оригинала… — так же тихо ответил ему Полуэктов.
Профессор тем временем продолжил:
— Исходя из этого определения, многие ученые начали поиск иной первичной формы жизни — неорганической. Они рассуждали так: свет и электромагнитный импульс способны хранить и передавать информацию. Они могут в некоторых случаях образовывать стабильные, самодостаточные структуры. На подобных принципах функционируют наши современные мыслящие машины, как фотонные, так и электронные. Но мы, оказывается, не открыли что-то новое — миллиарды лет назад электромагнитный разум уже возник, осознал себя за миллионы световых лет отсюда, в одной из молодых галактик, которая сейчас уже остыла, превратившись в мертвое, лишенное света вещество!
Казалось, это последнее восклицание далось Беркли с большим трудом. Его голос вновь сел от подкатившего к горлу волнения:
— Когда он начал мыслить, осознавать окружающий мир Вселенной, то, развиваясь и познавая ее, понял, что рано или поздно будет обречен на гибель. Его судьба — остыть вместе с солнцем, вокруг которого обращалась породившая его газовая планета. Но, как любое существо, осознавшее факт своего существования, он не желал умирать. Никогда. Он хотел пережить не только смерть родной звезды, но и пульсацию Вселенной… — Беркли вдруг начал говорить взахлеб, глотая и комкая окончания слов: — Думаю, что ему потребовались миллионы лет манипуляций веществом, чтобы создать устойчивый носитель информации. Он не мог спроектировать компьютер и космический корабль в нашем понимании этих терминов. Ему оказались подвластны давление и температура, он мог управлять химическими реакциями, но у него не было рук, чтобы ваять, и потому его создания получились соответственными — нити синтезированной им дезоксирибонуклеиновой кислоты, свитые для надежности, химической статичности, в двойную спираль. Их окружало облачко водорода в корпускуле электромагнитного поля. На нитях ДНК была записана программа, как должны расположиться плазмоиды в атмосфере газовой планеты, чтобы там снова возникли определенные электромагнитные поля, в комбинации которых был записан ОН.
— Выходит, он клонировал себя?
— Да. Тысячекратно. Миллионы, миллиарды раз. Когда наша Солнечная система еще пребывала в состоянии горячего пылевого облака, Он создал плазмоидов и послал их в путешествие по Вселенной на поиски новых планетных пристанищ…
— И они?..
— Они миллиарды лет путешествовали в пространстве. Кому-то удалось колонизировать газовые планеты, и Он очнулся в новых мирах тысячами своих ипостасей, иные плазмоиды гибли, но их собратья делились, поглощая доступное вещество, и продолжали эту бесконечную одиссею. А жизнь на планетах зародилась так: если разделить двойную спираль ДНК, то каждая ее нить станет химически активной, начнет присоединять к освободившимся связям новые атомы других элементов. Понимаете? Брошенная, пусть даже порванная, фрагментированная нить ДНК, попавшая в благоприятные условия, неизбежно должна инициировать собственное развитие, существование!
— То есть он не знал, что зарождает жизнь?! — потрясенно спросил Покровский.
— Естественно. ДНК создавалась им как носитель информации, куда был закодирован он сам! — воскликнул в ответ Джонатан. — Но сложная органическая молекула оказалась настолько удачной, что смогла реплицироваться, воспроизводить свои копии в естественных условиях планет! Вы понимаете? Они действительно были нашими Предтечами! Те плазмоиды, которые по каким-то причинам гибли, на самом деле давали жизнь, засеивая миры, куда им довелось упасть по тем или иным причинам. Вот почему в основе всех биосфер лежит универсальный код!
— А как же тогда быть с Галактическим Вихрем, с миграцией Предтеч, произошедшей три миллиона лет назад? Они ведь смели несколько разумных цивилизации прошлого!
Беркли кивнул, соглашаясь.
— Миграция плазмоидов была спонтанной и шла отсюда, из этой системы. Вы обратили внимание на то, что печально известный Рукав Пустоты начинается неподалеку от Туманности Ориона? Три миллиона лет назад эта звезда вспыхнула, сжигая планеты, и Он, жестоко травмированный в этот миг неистовой солнечной вспышкой, погибал. Плазмоиды — это его автоматы выживания, реинкарнации. Им достаточно одного сигнала, чтобы начать делиться и отправиться в путь на поиск нового, более благополучного пристанища для его сознания.
— А в этом случае было как-то иначе?
— Да. Он не погиб. Вспышка звезды лишь искалечила, деформировала его сущность Трудно найти в нашем языке эквивалентное слово, но, допустим, предположим — он потерял сознание или стал невменяем. Плазмоиды всё синтезировались и синтезировались, а он не осознавал, что это происходит. Тысячи голубых шаров всплывали из атмосферы газовой планеты, чтобы начать свой путь, и попадали в центр бушующей в пространстве солнечной бури. Жесткое излучение перерождавшейся звезды пронзало их, выбивая целые участки программной ДНК, как бывает с человеком при ядерном взрыве. В итоге часть плазмоидов была искалечена. Многие тысячи их погибли, некоторые уцелели и отправились в путь, а еще некоторая часть потеряла огромные фрагменты своих программ. В итоге из них выжили лишь те, у кого сохранилась программа воспроизводства. Понимаете? Выжили те, кто смог делиться, снова и снова, порождая новые тысячи, миллионы таких же деформированных, потерявших истинную цель плазмоидов. Они-то и стали той древней космической чумой, проказой, которая смела три разумные расы на пути своей миграции.
Беркли вдруг выдохся, умолк.
Все сказанное им было так поразительно, фантастично и в то же время… правдоподобно, что ни Вадим, ни Рорих, ни Покровский, ни тем более Ваби, который все это время насупившись рассматривал панорамы космоса на экранах обзора, не нашлись, что ответить ему.
Вадим молча протянул профессору позабытую им бутылку с водой, и Джонатан жадно припаи к пластиковому горлышку.
Генерал, в голове которого многие факты вдруг начали вставать на свои места, потрясенно смотрел на пухлый шар газового гиганта и думал:
«Господи, ну что же это за реальность такая, где брошенные на произвол судьбы роботы растаскивают на металл самого бога, а злые и жадные люди подстегивают их своей алчностью?..»
Нужно было принимать решение. Это Покровский осознавал четко.
— Всем офицерам корабля собраться в зале совещаний командного отсека через десять минут! — склонившись к панели интеркома, приказал он.
* * *
Через полчаса Андрей Георгиевич по привычке мерил шагами покрытие пола, искоса поглядывая на присутствующих в зале.
Мог ли он подымать несколько месяцев назад, что в одном из помещений древнего колониального транспорта рядом с ним соберутся представители тех самых планет, которых он считал ответственными за сегодняшнее положение Земли?
«Стар ты стал, Андрей Георгиевич… — мысленно упрекнул себя Покровский. — Космополит из тебя — никакой…»
«И все же решение нужно принимать», — думал он, искоса поглядывая то на Вадима, то на Рориха, рядом с которым притих мало что понимающий в научном споре Ваби, то на Джоя, который представлял Дансию — тихую, аграрную планету, сыгравшую в свое время роковую роль в поражении Земли, а рядом с ним эмоционально размахивал руками Джонатан Беркли, уроженец Элио, одной из главных планет-победительниц. Он что-то растолковывал нескольким окружившим его офицерам Земной Безопасности.
Покровский смотрел на это странное, с его точки зрения, собрание и продолжал упрямо думать о том, что еще вчера они не ужились бы и в метре друг от друга. Что их объединило сегодня? Стены древнего колониального транспорта, со старта которого, собственно, и началась эпоха расселения людей в Галактике?
Общая беда, угроза в лице ганианцев, готовых вот-вот развязать новый космический джихад во славу всемилостивого Шииста?
Взгляд Покровского упал на тускло-коричневый, клубящийся ядовитой облачностью шар газового гиганта.
Может быть, преклонение перед сверхъестественным, труднодоступным для понимания?
Нет… Их объединил не бог, не древнее загадочное существо, из тела которого обосновавшиеся на черной планете роботы-терраформеры добывали металлический водород, медленно убивая прародителя всего сущего.
Их объединила ответственность за все происходящее в мире.
— Господа, — произнес Покровский, привлекая к себе всеобщее внимание.
Гул голосов в отсеке моментально стих
— Господа, я буду говорить предельно откровенно и сжато. Все мы очень разные люди. Каждый прошел свой, определенно нелегкий путь, прежде чем обстоятельства свели нас вместе. За каждым из нас, — в этом месте Покровский усмехнулся, — и прежде всего за моей спиной, стоят определенные интересы вполне конкретных планет. Против нас — эволюционировавшие исчадия древних технологий планетного преобразования, фанатики-ганианцы, которые владеют сейчас как минимум пятью готовыми к старту крейсерами, чья броня выдерживает удар аннигиляторов «Свет». Под нами — умирающая колония, люди которой уже начали терять свою сущность в бесконечной цепи вынужденных реинкарнаций. Над нами, если выражаться образно, — бог, древнее существо, лично мне не совсем понятное, умирающее под прессингом все тех же терраформеров, которые, как ни смешно и парадоксально это прозвучит, строят свои корабли, тела, если хотите, из его вещества.
Несколько секунд Покровский помедлил, собираясь с мыслями.
— Я вижу перспективу развития ситуации так: если Хаким Аль Максуд по кличке Бешеный выведет отреставрированные крейсера из Туманности Ориона на оперативный простор Галактики, то погибнут миллиарды людей. Если роботам-терраформерам позволить и дальше осваивать пространство туманности, то рано или поздно они также выйдут за ее пределы и станут чумой, проклятием, худшим, чем пресловутые Предтечи.
Он посмотрел на собравшихся и продолжил, медленно прохаживаясь между ними:
— Два с лишним месяца назад, когда «Альфа» только была обнаружена, я послал сюда группу специалистов-техников. Они блестяще справились с поставленной перед ними задачей, и сейчас установка термоядерного синтеза корабля вновь запущена в эксплуатацию. Одновременно я начал готовить специалистов иного толка, и сейчас на борту присутствуют люди, — он сделал легкий кивок в сторону офицеров ЗБ, — которые в состоянии управлять кораблем. Не скрою, я собирался использовать колониальный транспорт вовсе не так, как диктуют сейчас обстоятельства. «Альфа», по моим расчетам, должна была вернуться к Земле, стать щитом между прародиной и остальным экспансировавшим в Галактику Человечеством.
Он перевел взгляд на Беркли.
— Господин профессор, что вы скажете, если мы оставим это древнее существо погибать под ударами терраформеров?
Джонатан побледнел.
— То есть как?! — заикаясь вскричал он.
— Вы считаете, что мы в состоянии помешать Фагам? — спокойно осведомился Покровский.
— Нет, но…
— Ладно… — генерал хмуро посмотрел на собравшихся в отсеке. — К каждому из вас я мог бы найти свой подход. Извините, профессор, что использовал вас в качестве наглядного примера. Кого-то я мог заинтриговать, кому-то приказать, кого-то заинтересовать материально или же просто запугать, на худой конец. Но я не стану этого делать. Перед нами выбор: либо мы становимся экипажем «Альфы» и взваливаем на свои плечи все существующие проблемы, либо…
Беркли порывисто вскочил со своего места.
— Господин Покровский! Мы не можем… не можем бросить его!
Голоса, зазвучавшие в отсеке, не казались единодушны настолько, чтобы делать из этого однозначный вывод.
— Тихо!..
Генерал пристукнул ладонью по столу, подле которого стоял.
— Чтобы никто не питал иллюзий, я объясню некоторые нюансы существующего положения. Вопросов и минусов очень много, но есть и плюсы. К первым из них я отношу фактор внезапности. Ганианцы не подозревают о существовании «Альфы». Фаги не принимают «Альфу» в расчет — на их веку корабль как минимум раз пятнадцать-двадцать выплывал из газопылевых облаков и снова скрывался в них. Для машин колониальный транспорт не более чем небесное тело, явление природы. Теперь о тактико-технических характеристиках. Ганианские корабли, так же как Фаги, покрыты энергопоглощающей броней. Ее принцип заключается в том, что этот материал поглощает энергию направленного в корабль разряда и большую ее часть просто отводит в бортовые накопители. Получается, что мы, пытаясь поразить такой корабль лазерным лучом, будем лишь «накачивать» его собственную защиту. Он воспользуется аккумулированной, поглощенной энергией, чтобы усилить свое защитное поле, произвести ответный залп и т. д. Из этого следует очевидный вывод: большинство современных боевых кораблей окажутся бессильны как перед ганианцами, так и перед Фагами. Иное дело — «Альфа». Скажите, профессор, — обратился он к Беркли, — силовое защитное поле в состоянии остановить или отразить обыкновенную болванку, кусок металла, летящий со скоростью сотен километров в секунду?
— Нет, конечно! Но откуда мы возьмем такое варварское оружие?
— «Альфа» строилась как боевой корабль как раз в эпоху «варварского», как вы выразились, оружия. У колониального транспорта нет энергетической защиты, он уязвим для лазеров и аннигиляторов, но его чудовищная силовая установка, конструктивная живучесть, когда поражение одного или нескольких отсеков не приводит к гибели всего корабля, вкупе с бортовым вооружением дают серьезный шанс на успешное противостояние с Фагами и ганианцами.
— Почему и с теми, и с другими? — задал вопрос Рорих.
— А разве одна из действующих тут сил останется созерцать в стороне? — обернувшись, спросил у него один из земных офицеров.
— Спокойно, господа, не начинайте спор, — осадил их Покровский. — Минусов много, и главный из них — это малочисленность подготовленного мной экипажа плюс древность «Альфы», ненадежность многих ее систем после тысячелетнего дрейфа. Но на устранение недостатков и комплектацию боевых отсеков у нас нет времени. Действовать нужно сейчас, немедленно, пока ганианцы не покинули четвертую планету системы. Как только их корабли совершат прыжок отсюда, их уже не остановит никто. Поэтому я не стал искать обходных путей в разговорах с вами, — признал Покровский. — Каждый из вас волен подумать и принять решение, оставаться ему на борту или же покинуть «Альфу».
Он остановился в центре отсека и произнес, дождавшись, пока в зале установится гробовая тишина:
— Я принимаю на себя обязанности командира колониального транспорта. По моему приказу корабль прекращает свой дрейф и берет курс на сближение с четвертой планетой системы, чтобы подвергнуть орбитальной бомбардировке базу ганианских пиратов. Те из вас, кто останется со мной, займут места на боевых палубах корабля.
Он на несколько секунд замолчал, а потом добавил:
— Нас очень мало, господа. Но те, кто останется, должны сделать это добровольно.
