ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ИНВОЛЮЦИЯ
ГЛАВА 7
Настоящее…
«Тандем»…
Андрей силился, но не мог представить его.
Воображение рисовало контур чего-то огромного, летящего через бездну пространства.
Тишина била по нервам, после жесткого информационного прессинга осталось стойкое ощущение дезориентации, разум пытался постичь сотни новых понятий и истин, но разве по силам сделать это немедленно?
Он даже не мог с точностью ответить самому себе, сколько прошло времени с того момента, как считывающее устройство заглотало первый кристаллодиск.
Казалось, в тесном помещении побывали десятки людей, сюда ворвались не только слова, мысли адмирала Лозина — за его образом, словно призраки, стояли миллионы человеческих судеб, и внутреннее восприятие Андрея внезапно перевернулось, поменяло знак: он вновь попытался представить «Тандем», но теперь вместо расплывчатых исполинских контуров увидел совсем иную картину.
Крохотная искорка света, плывущая на фоне мириад немигающих звезд.
Песчинка, затерявшаяся во мраке бесконечности.
Семя надежды, не оправдавшее чаяний своих создателей, потерявшие функциональность отсеки, огромные или маленькие залы, где взошли ростки ксенофобии, разом перечеркнувшие изначальный смысл отправленной к далеким звездам экспедиции…
Сколько же нас осталось? — невольно подумал Андрей.
Интуиция подсказывала, что к этой схватке за компьютерный центр применимо древнее высказывание: «Пиррова победа».
На борту «Тандема» победили невежество и ненависть — вот та горькая, запоздалая правда, которую в эти минуты понимали все: и Ван Хеллен, молча застывший у опущенной аварийной переборки, и очнувшийся Курт, и Постышев, который видел запись практически о г. начата до конца, и даже Чужой, понимающий человеческую речь в объеме, позволившем ему уловить общий смысл посланий с далекой Земли.
Казалось, что наступившая тишина не закончится никогда…
Кто-то должен был первым нарушить ее, сломать твердую корку потрясения, но понимание истины не приходит вдруг — все увиденное, услышанное, пережитое лишь подрубило казавшиеся незыблемыми устои сознания — рухнуло и без того шаткое мировоззрение, но что появится на его обломках, не мог бы предугадать ни один мудрец.
Стоило заглянуть в холодные глаза Доминика, увидеть, как нервно подергивается его щека, как побелевшие пальцы цепко и судорожно сжимают приклад ИПК, как медленно расширяются зрачки Андрея Лозина, а Курт, болезненно морщась, искоса поглядывает на фигуру Чужого, совершенно обессилевшего от многочасового стояния в неудобной позе, чтобы понять: пропасть между ними едва ли сузилась.
Тишина.
Хрупкая, ломкая тишина.
Она могла свести с ума или дать время для прозрения, но, кроме нее, на борту «Тандема» существовали еще десятки сторонних сил, так или иначе способных повлиять на сложившуюся ситуацию.
* * *
Николай Астафьев сидел, погрузившись в глубокое, тяжелое раздумье.
На плоском экране монитора больше не велся обратный отсчет времени — новый год наступил, и он был выигран в плане перераспределения ресурсов Мира.
Вот только какой ценой?
Людей не осталось. Прошло трое суток, но назад не вернулась ни одна из штурмовых групп. Это означало одно: они погибли, выполняя свои долг, но перед кем?
Николаю становилось жутко от собственных мыслей.
Он отправил в бой всех — отсеки жилого модуля остались пусты, и лишь в медицинском модуле продолжали формирование тела двух десятков репликантов.
Кем они станут, когда вырастут и очнутся? Ростком нового поколения, которому уготована иная судьба?
Едва ли…
Николай уже не верил в собственную мечту.
Она рушилась, как карточный домик, многолетняя борьба оборачивалась отчаянием, моральным тупиком, он остался совершенно один…
ИПАМ слышал его мысли, но маленький советник, все эти годы не отступавший ни на шаг от своего хозяина, придерживался иного мнения относительно дальнейших перспектив.
Пришла пора, которой он ждал.
Беззвучно заработав микродвигателями, сфероид воспарил в дальнем углу комнаты, где имел обыкновение прятаться от посетителей. Даже легендарный Ван Хеллен не знал о его существовании — Николай заботился о сохранении полного инкогнито своего маленького кибернетического друга, понимая, что нормально воспринимать присутствие ИПАМа, а тем более прислушиваться к советам кибернетического рассудка могли разве что репликанты, которые не чурались техники, а понимали ее.
Взглянув на матово отблескивающий шар, Астафьев с горечью подумал, что теперь тому можно не прятаться.
— Настали новые времена, Ник, — осторожно произнес ИПАМ. — Ты прав, теперь мне незачем скрываться, но не все так плохо, как рисует твое воображение.
— Что, например? — Николай поежился, будто ему стало холодно, хотя система подогрева воздуха работала исправно, поддерживая в отсеке нормальную темпера гуру.
— Автономные механизмы закончили восстановление оранжереи. Культуры бактерий готовы, их следует всего лишь выпустить в емкости.
— У нас и без того достаточно ресурсов, — неприязненно ответил Астафьев. Он понимал, что глупо винить ИПАМ в том, что не вернулись ушедшие в смежный сектор люди, но не было в душе радости победы, купленной такой непомерной ценой, а обилие ресурсов вызывало глухое раздражение, мысли бились в тупике сознания, не находя выхода…
— Мы проиграли… — глухо произнес он.
— Ты алогичен, — упрекнул его сфероид, подлетев к столу. — Глупо впадать в депрессию, когда остается сделать последний шаг к свободе.
— О чем ты? — не понял его Астафьев.
— О свободе. О новой жизни, без схваток с Чужими, о поколениях, которые вырастут без войны.
Слова ИПАМа вливались в рассудок, словно яд, но Ник слишком хорошо знал — ИПАМ никогда не произносит пустых фраз, и это настораживало, заставляло разум невольно мобилизоваться.
— Говори толком, что ты задумал?
— Я ничего не задумываю, — ответил сфероид, переместившись к самому уху Николая, будто разучился общаться мысленными образами. — Я лишь даю тебе информацию, а как ею распорядиться, всегда решаешь ты, верно?
— Хорошо, не будем препираться. Говори, что нового ты разузнал?
— Помнишь, я докладывал тебе о резервной навигационной рубке?
— Да. Кажется, я отправил туда указанные тобой ремонтные механизмы.
— Верно. Теперь она восстановлена, и я могу продемонстрировать тебе окружающий космос.
— Зачем?
— Мы дрейфуем в системе звезды, — многозначительно ответил ИПАМ. В воздухе внезапно возник голографический дисплей, на виртуальном экране которого появилось изображение яркой, слепящей глаза горошины.
— Это энергия, Ник. Море, океан лучистой энергии, которой с избытком хватит не только для обогрева и освещения отсеков, но и для нужд всех систем нашего сектора.
— Ты знаешь, как ее следует собирать? ИПАМ сделал в воздухе мертвую петлю.
— Обшивка корабля сама поглощает энергию, нужно лишь включить в работу резервные накопители. Теперь сложи появившиеся возможности. У нас есть энергия, есть восстановленные гидропонические отсеки, и… Николай поморщился.
— Дело за малым, — прервал он ИПАМа. — Убить всех ксенобиан, чтобы они не вторглись сюда и не сделали этого с нами.
— Нет. Никого не нужно убивать, Ник.
— То есть?
— Мы можем избавиться от них. Навсегда. — Сфероид вновь завис над столом напротив Николая. — Ты посылал меня проверить состояние всех узлов и агрегатов, расположенных между нашей частью Мира и смежным сектором.
— Да, я помню.
— Теперь я скажу главное. Дам тебе новую информацию, а ты решишь, как распорядиться ею.
— Говори.
— Много лет назад ты ошибочно назвал термином «Мир» то, что на самом деле является космическим кораблем. Тебе ведь понятен термин «космический корабль»?
Астафьев кивнул. В последнее время он, с подачи ИПАМа, усвоил много новой для себя технической информации.
— Мир — это корабль. Колониальный транспорт «Тандем», покинувший пределы Солнечной системы много лет назад. Он состоит из двух половин, объединенных смежным сектором.
— То есть наш мир — это два космических корабля? — сделал мгновенный вывод Астафьев.
— Абсолютно верно. Два корабля, состыкованные с бывшей орбитальной станцией. Я проверил состояние стыковочных узлов и нашел его вполне удовлетворительным. Теперь, когда восстановлена навигационная система, мы можем включить локальную кибернетическую сеть и отстыковаться от смежного сектора.
— То есть мы будем абсолютно свободны?
— Да. Время ожидания закончилось, Ник. Штурмовые группы погибли. Но их смерть не была напрасной — теперь у нас есть ресурсы для самостоятельного полета и дальнейшего восстановления бортовых систем. Новые поколения репликантов восполнят некомплект экипажа, и мы сможем завершить полет, разведав планеты этой звездной системы.
— А если они непригодны для жизни?
— Такое может случиться, — подтвердил его опасение ИПАМ — Но у нас есть альтернативная возможность развития.
— Я не понимаю тебя.
— На борту достаточно машин, которые могут добывать ресурсы с поверхности безвоздушных миров. Для этих целей подойдут даже астероиды. Мы в состоянии построить новые модули и отсеки, превратив нашу часть мира в огромный космический город. Правда, это потребует некоторых коррекций, или, если быть точным — усовершенствований его обитателей. Человек мало приспособлен к жизни в ограниченных пространствах, ему необходимы разнообразные ресурсы, которые трудно восполнять в условиях космических поселений. Иное дело машины. Они потребляют энергию, которую в избытке поставляет звезда.
— Ты предлагаешь заменить людей машинами?! — Николай даже привстал от удивления и гнева.
ИПАМ почел за благо сохранять дистанцию, отдалившись от стола.
— Разве тебе мешает твой новый протез, Ник? Это отличное кибернетическое устройство, гораздо более надежное, чем плоть, верно?
— Допустим.
— Разве ты перестал быть человеком? — Нет.
— Тогда ты должен понять мою логику. Сохранив мозг реплицируемых, мы создадим новую расу людей, которые будут иметь массу преимуществ перед своими биологическими прототипами. Новые поколения будут нуждаться лишь в минимальном количестве кислорода и питательных веществ, которые потребляет мозг. Остальное тело заменит кибернетика, подобная твоему протезу. Люди от этого только выиграют. Они практически не будут стареть, исчезнет проблема травм, откроются сотни новых возможностей развития.
— Ты хоть думаешь, о чем говоришь?!
— Да. Я лишь информирую тебя об одной из перспектив развития. Жизнь без войны, долгая, интересная, где каждый человек будет озабочен не борьбой за глоток воздуха или брикет синтезированного пищевого концентрата, а познанием окружающего мира, исследованием, развитием своего разума. Скажи, как в базах данных «Тандема» оказалась информация о таком пути развития? Разве не логично предположить, что люди, готовившие корабль к полету, заложили в память компьютеров эти данные для того, чтобы будущие поколения воспользовались ими?
— Я не знаю…
— А ты подумай над этим, Ник.
Астафьев не нашелся, что ответить. Состоявшийся разговор оказался для него полной неожиданностью.
— Хорошо. Я подумаю над твоей информацией. А сейчас… убирайся! Оставь меня одного!
ИПАМ послушно выскользнул сквозь приоткрывшуюся дверь.
Зерно сомнения упало.
Ему оставалось лишь ждать, какие всходы оно даст на плодородной ниве отчаянья, которым была переполнен: душа Николая?
* * *
Пленный ксенобианин не подавал признаков жизни.
— Надо бы развязать его, — неожиданно произнес Постышев, первым нарушив ломкую, напряженную тишину.
Ван Хеллен, тщетно пытавшийся уловить хотя бы звук из-за герметичных переборок, перегородивших вход в компьютерный зал, обернулся на голос.
— Ты погоди, Антон, — без злобы ответил он. — Братство народов восстанавливать рано. Пусть повисит. Для нас же безопаснее.
— Но он помог Курту, — напомнил Постышев.
— Помог, — кивнул Доминик. — Когда ствол к башке приставили, отчего не помочь?
— Ты считаешь, записи на кристаллодисках — ложь? — спросил Андрей, вставая с кресла, чтобы дать пришедшему в сознание Зигелю глоток воды из фляги.
Щека Ван Хеллена продолжала подергиваться — он откровенно злился, не в силах справиться с неприятной нервной реакцией.
— Вот что я скажу, ребята… — Он присел на корточки, положив ИПК на колени. — Я не считаю, что это ложь. В голове не укладывается, верится с трудом, но, клянусь мраком, эти послания многое объясняют. Но, — Доминик искоса посмотрел на ксенобианина, — давайте не будем строить иллюзий. Нам не выйти отсюда живыми. Здание центра окружено боевыми особями Чужих, которые не слышали ни о Земле, ни о «Тандеме».
— Может быть, он остановит их? — Андрей помог Зигелю сесть, одновременно покосившись в сторону Чужого.
— Ксенобианин? С какой радости?
— Он понимает наш язык. И тоже слышал записи.
— Ну, спроси у него! — завелся Ван Хеллен.
— Спрошу. — Лозин встал, сделал шаг к Чужому и вдруг невольно остановился.
Как будто пелена морока спала с глаз.
Ноги ксеноморфа подогнулись, и он стоял на коленях, бессильно свесив голову на грудь. В вертикальном положении его удерживали лишь веревки, туго стянувшие запястья.
Чужой Враг. Отвратительная форма жизни, от которой воротило взгляд.
Это фобия, — стучал в висках голос отца
Колючий взгляд Ван Хеллена говорил иное. Он чурался новых слов, которые не меняли реальной ситуации.
«Тандем» давно утратил свое истинное предназначение — он стал Миром, где процветала непримиримая борьба двух рас.
Злость и бессилие внезапно окатили Андрея волной потливого жара. Что они могут изменить в существующем положении вещей? Да и как менять устоявшееся бытие, когда оставшихся в живых людей можно сосчитать на пальцах одной руки?
Штурмовые группы погибли, значит, остались только они вчетвером, да еще Астафьев, ожидающий появления на свет партии репликантов.
Наверное, это был правильный подсчет, хотя от него Лозину стало не по себе.
Новейшая история Мира закончится здесь и сейчас, как только, дрогнув, откроются аварийные переборки, изолирующие их не только от пожара, но и от боевых особей ксенобиан.
Злая, горькая досада переполняла рассудок.
Мир, изувеченный ненавистью, страхом, непониманием, далекая, призрачная Земля, непознанная раса ИНЫХ — истинных виновников двух великих трагедий — эти образы затмевали сознание, нашептывая: ты уже умер, по правилам ты труп, и никто не способен изменить предопределенность событий.
Что они могли сделать, если отбросить иллюзии и здраво взглянуть на ситуацию?
Собраться с силами, волей, духом и еще раз совершить невозможное прорваться сквозь плотное оцепление компьютерного центра, уйти на простор смежного сектора?
Да, небольшой шанс был. Возможно, они смогут проложить себе путь сквозь вражеские ряды, но куда они пойдут потом?
Андрей понял в эти минуты: он не хочет возвращения в потерявшие смысл пустые помещения тесных отсеков, где разбито оборудование и остались лишь стены, оболочка, отгораживающая их от необъятной бездны.
В таком случае лучше погибнуть здесь.
И он бы погиб, свято веря, что выполнил долг, победил, если бы не пять невзрачных носителей информации, которые вывернули сознание наизнанку и оставили его в таком виде
Истина вызвала у Андрея протестующую реакцию Исчезли иллюзии, сами собой отпали вопросы, еще вчера казавшиеся ему неразрешимыми загадками. Мир — это всего лишь наполовину разрушенный корабль, на борту которого после Внешней Атаки чудом сохранилась жизнь, и вот они, представители этой самой жизни, теперь барахтаются на искалеченных палубах не в силах ни жить, ни вернуть утраченное…
Смысл жизни.
Он горько усмехнулся своим мыслям, и Ван Хеллен, краем глаза поймавший эту усмешку, вдруг ощутил озноб
Для него записи с информационных кристаллов казались злой выходкой таинственных автоматических систем, каким-то неправильным, нереальным продолжением смутных мифов, но Лозин, видно, думал иначе — он, несомненно, понимал ускользающую от Доминика истину.
Между ними тоже лежала пропасть.
Репликанты, лишенные большинства предрассудков, были восприимчивы ко всему новому, он же закоснел в собственных предубеждениях, не принимая на веру слова.
Что ему до далекой Земли, до смены названий, когда, куда ни глянь, — везде пропасть и на поверку есть лишь один надежный, никогда не предававший друг — холодный, равнодушный ко всему ИПК, что лежал на коленях в ожидании своего часа…
…В этот миг за стеной внезапно раздался вибрирующий гул, и секунду спустя внутренняя переборка пришла в движение, начиная подниматься вверх.
Вот и свершилось, — подумал Ван Хеллен, падая на пол, чтобы открыть огонь в расширяющуюся снизу щель.
Сзади, за его спиной отчетливо и сухо щелкнули два автоматных затвора, но Доминик не успел оглянуться, чтобы узнать, кто из ребят не взял в руки оружие: в расширяющийся зазор внезапно и стремительно ворвался Чужой, — казалось, что ксеноморфа кто-то швырнул вдоль пола короткого тамбура…
Доминик встретил его очередью.
Переборка продолжала движение, открывая взгляду ожидаемую, но не ставшую от этого менее жуткой картину: все обозримое пространство шевелилось.
ИПК Ван Хеллена захлебнулся длинной очередью, поверх его головы били еще два автомата, и только четвертый упорно молчат.
Наверное, Зигель… — промелькнула в голове Доминика мысль. — Либо вновь потерял сознание, либо боится попасть в меня из-за неудобной позы…
Он ошибался.
Не стрелял Лозин.
В тот момент, когда начала подниматься переборка, Андрей стоял подле связанного ксенобианина, который по всем признакам впал в кому.
Первые выстрелы вырвали разум из порочного круга безысходных мыслей — с визгливым рикошетом пуль и хрустом ломающих пластик игл вернулось безудержное, инстинктивное желание жить, дышать, видеть, и он вдруг начал бить ксенобианина по лицу, ладонью, наотмашь…
Глухие шлепки безболезненных для Чужого пощечин сопровождались яростным шипением — в состоянии полного аффекта Андрей вдруг вспомнил труднопроизносимые фонемы ксенобианского языка, которые с легкостью воспроизводил маленький Лозин:
Пощелкай, дядя Дрог!..
Пощелкай же, сволочь, очнись!
Чужой дернулся от очередной пощечины и вдруг замотал головой, приходя в сознание.
Переборка уже поднялась на половину своего хода, и ровно на такую высоту выросла баррикада из изрешеченных пулями чуждых тел.
Ван Хеллен, извернувшись, достал последнюю гранату.
Осколочная.
Не жить вам, твари.
Так получилось, что Постышев и Зигель одновременно начали менять опустевшие магазины ИПК, и в зале компьютерного центра на несколько секунд наступила тишина…
Сразу с десяток ксенобианских бойцов одновременно перепрыгнули через баррикаду тел, приземляясь на тонкие, кажущиеся хрупкими конечности.
Ну, вот и все.
Палец Доминика поставил гранату на сенсор, Ван Хеллен начал привставать с пола с таким расчетом, чтобы осколки от гранатного взрыва не ударили внутрь помещения — их примет он сам…
Резкий шипяще-щебечущий звук раздался в неестественной тиши, он прозвучал неожиданнее и громче, чем выстрел или разрыв гранаты.
Бойцовские особи Чужих внезапно застыли, будто кто-то щелкнул выключателем, превратив их в манекены.
Рука Ван Хеллена не завершила короткий замах — стоя на одном колене, он обернулся через плечо и увидел Лозина, поддерживающего за плечи разумного ксеноморфа, а тот, захлебываясь, продолжал издавать резкие повелительные звуки…
Боевые особи, неподвижно стоявшие в нескольких метрах от Доминика, внезапно повернулись и неторопливо полезли назад, перебираясь через выросшую в течение одной минуты баррикаду.
Андрей отпустил ксенобианина, достал нож и перерезал веревки, стягивающие запястья Чужого.
Потом сел на пол и застыл, зажав ладонями пульсирующие виски.
Палец Ван Хеллена начал неметь на сенсоре гранаты.
— Войны не будет, командир… — просипел надсаженным горлом Андрей.
Доминик несколько секунд смотрел то на него, то на неестественно выпрямившегося ксенобианина, а затем, молча поднявшись с колена, ногой отвалил к стене тела чужаков, освобождая узкий проход. Боком протиснувшись в него, он вышел в тамбур, затем на широкую лестничную площадку, покрытую копотью отбушевавшего здесь пожара.
Вокруг стояли десятки ксенобианских бойцов, но никто из них даже не повернул головы в сторону человека.
Выглянув в разбитое панорамное окно, Ван Хеллен размахнулся и швырнул гранату подальше от здания.
…
Где-то на улице бухнул взрыв.
Андрей словно очнулся от этого звука.
Медленно опустив руки, он посмотрел на ксенобианина.
— Тебя тоже зовут Дрог? — хрипло спросил он, уже не напрягаясь от звуков чуждой речи, что выходили из першащего, пересохшего горла.
Чужой кивнул, совсем как человек, и ответил загадочно:
— Мои предки помнят тебя.
* * *
Смежный сектор…
Он выглядел совершенно иначе, чем несколько суток назад.
Нет, не изменились его просторы, все так же укутывала горизонт сиреневая дымка, срывалась мелкая морось дождя с прячущихся за туманными испарениями сводов, чернел мертвый ксенобианский лес, робко пробивалась зелень молодых кустарников и деревьев, принадлежащих флоре далекой Земли, но впервые за не выясненное пока количество лет люди и Чужие шли по аллее, пусть обособленными группами, но вместе.
Неизвестно, какие чувства владели ксеноморфами, но для четверых бойцов группы привычный мир выглядел иначе, словно окружающая их действительность трансформировалась, приобрела не иные краски, но другую тональность.
Пусть не исчезла враждебность и настороженность, но в глубине быстро огрубевших душ в эти часы появился робкий лучик надежды.
Прежде всего эти перемены коснулись Ван Хеллена, хотя, казалось бы, Доминик должен был сопротивляться новому чувству сильнее других.
Нет. Сосало под ложечкой, не то от голода и усталости, не то от взгляда, что постоянно цеплял фигуры ксенобиан, палец ныл на сенсорной гашетке ИПК, но мысли уже необратимо изменились.
На его глазах произошло немыслимое. Исконный враг, возможно, никогда не станет для него другом, но сам факт, что они шли в одном направлении, не возобновляя попыток взаимного уничтожения, переворачивал сознание…
Куда вел их путь?
Ксенобианский лес закончился, на проплешинах голой земли все чаще стали появляться целые поляны, поросшие травой, их обрамляли кустарниковые заросли, а вдалеке, на пределе видимости, темнел молодой лес.
— Андрей… — Ван Хеллен догнал Лозина и пошел рядом. — Объясни, куда мы идем?
— Мне кажется, Дрог ведет нас в свой сектор. Чтобы передать информацию и заключить перемирие, мы, наверное, должны говорить и с другими разумными ксенобианами?
— Ты думаешь, из этого выйдет толк? — Невольная дрожь прокралась по затылку Ван Хеллена.
— В нашей войне нет смысла.
Доминик покачал головой.
— Смысл был. Ежегодные схватки за ресурс…
Лозин внезапно остановился.
— Наша борьба рождена невежеством, Доминик, — с глухой яростью в голосе произнес он. — Все происходило из-за нежелания или неспособности договориться. Учитывая то, сколько нас осталось, ресурсов «Тандема» хватит всем, с лихвой. Возможно, сразу после Внешней Атаки положение складывалось иначе, но сейчас нам уже нечего делить. Мы практически истребили друг друга.
— Что-то я не вижу тут сиротливых ксеноморфов. Обрати внимание на эту толпу.
— Боевые особи не в счет, Доминик.
— Они не дышат? Не едят?
— Они не живут. Пройдет пара недель, и все они погибнут. Вопрос в том, возникнет ли у ксенобиан необходимость воспроизводить новые отряды.
— То есть если мы договоримся, то они не станут штамповать бойцов.
— Ты правильно меня понял. Дрог уверяет, что поддержание определенного числа боевых особей очень обременяет его.
— Интересно, с какой стати? Последние годы все ресурсы «Тандема» принадлежали Чужим. Он врет, наверное.
— Нет, не врет.
— Почему ты так уверен?
— С момента Внешней Атаки, после отказа основных кибернетических систем корабля, их сектор постоянно нуждается в дополнительных ресурсах. Этот излишек нужен не ксенобианам.
— А кому?
— Спящим, — коротко ответил Андрей. Глаза Ван Хеллена сузились.
— Легендарный экипаж?
— Доминик, ты можешь хоть на минуту поверить в происходящее? — Лозин почти выкрикнул эти слова и вдруг добавил, уже тише: — Мне страшно, командир. Там, среди спящих, мой генетический прототип, настоящий Андрей Лозин. Понимаешь?
Не дождавшись ответа, он развернулся и молча зашагал вперед.
* * *
Ван Хеллена не удовлетворил короткий разговор с Андреем.
С одной стороны, ситуация выглядела предельно ясно: Мир, как обычно, преподнес неожиданный сюрприз, приоткрыв людям одну из своих тайн, которую Доминик подсознательно стремился понять все последние годы, но так и не смог сделать это в силу объективных причин.
Да, во время долгих, опасных скитаний по смежному сектору он пытался сложить вместе доступные ему фрагменты мозаики прошлого, но картина получалась не только неполной — на поверку она оказалась искаженной, будто повсюду, куда ни глянь, высились кривые зеркала, уродующие реальность до полного абсурда.
— Так, всем стоять! — неожиданно выкрикнул он, машинально сделав шаг назад.
— Командир, что ты делаешь?! — Лозин буквально остолбенел, увидев, как палец Ван Хеллена соскользнул на сенсорную гашетку ИПК.
Во взгляде Доминика сквозило безумие.
За двадцать три года им была прожита целая жизнь, и сейчас он сам себе казался стариком, не выжившим из ума, нет, — вот только память саботировала работу рассудка, переиначивая слова и мысли, — он слишком хорошо помнил кровавые годы борьбы, детей, замерзающих в стылых отсеках, тринадцатилетних ребят, которые в критический момент вышли на передовую, чтобы встать на пути атакующих сектор ксенобиан.
Между людьми и Чужими лежала не только пропасть непонимания.
Фобии можно преодолеть, к отвратительному виду привыкнуть, от запахов отгородиться дыхательными фильтрами, но куда подевать собственную память?
Перед глазами стоял Сережа Лукорьев — нескладный мальчуган, в большом, не по размеру бронежилете, надвинутом на самые глаза боевом шлеме…
Он умер.
Его убили Чужие. Ван Хеллен чувствовал: ему не суждено прозреть, истина оказалась слишком тяжелой для его рассудка, несовместимой с памятью, да и с реальностью тоже…
— Командир! — Голос Лозина рвался издалека, он не доходил до помутившегося сознания, не воспринимался им как данность, глаза Доминика сузились, источая так долго сдерживаемую в себе ненависть, — это был неизбежный срыв, способный вмиг разрушить хрупкое, едва наметившееся взаимопонимание между жалкими остатками двух цивилизаций.
— Командир, опусти автомат.
— Прочь! — На губах Доминика выступила пена.
— Тебе придется убить меня!
— Отойди в сторону, Андрей. Мне не по пути с этими тварями.
Где-то на пределе слышимости, за гулким шумом крови в ушах раздался скрежещущий голос ксенобианина.
Ван Хеллен знал низший язык ксеноморфов, по крайней мере в том объеме, чтобы понять адресованную ему фразу:
— Так уже было, человек. Сразу после Внешней Атаки. Вы назвали нас тварями и не пожелали справедливо разделить аварийный ресурс «Тандема».
Ван Хеллену захотелось взвыть.
В нем еще оставалась капля рассудка, не позволяющая пальцу сильнее нажать на сенсор, — Андрей Лозин заблокировал линию огня, и первые пули достанутся ему.
— Отойди… — прохрипел Ван Хеллен. — Они убили всех, кто был мне дорог… Сережу Лукорьева, Дашу Стравицкую… И еще многих… Я не могу, Андрей. Шестьдесят человек… — Голос Доминика сорвался. — Я любил каждого из них, и вас, репликантов, и сирот, оставшихся, как мы с Николаем, в пустых, наглухо задраенных отсеках… Это было последнее поколение, ПОНИМАЕШЬ?!
Андрей понимал.
За несколько дней, проведенных в смежном секторе, он успел понять столько, что хватило бы на несколько жизней.
Он вдруг вспомнил, как трепетала душа, когда пальцы касались нежной листвы берез, и как потом дымчатую зелень рвало в клочья разрывом гранаты…
У него тоже внутри, как заноза, сидела боль.
Он чувствовал: ему не заслонить своей грудью искалеченный мир, где ломались, коверкались души, восставая из пепла уродливыми призраками. Доминик был лучшим из всех, кого он встречал на коротком жизненном пути, но даже он не мог сделать шаг навстречу врагу. Ван Хеллен не видел смысла в этом шаге, и Лозин чувствовал: еще секунда, и командир резко уйдет в сторону, открывая себе линию огня…
— Ты несправедлив, человек, — раздался в гулкой пульсирующей тиши голос ксенобианина. — Мы боролись, но никого не убивали. По крайней мере, в последний период.
Что он несет?! — А ндрея пробила короткая дрожь Не хватало еще такой неприкрытой циничной лжи… теперь Доминик точно изрешетит Дрога и сам найдет смерть…
— Чтобы включить программу перераспределения ресурсов, нужен человек и ксенобианин. Вы захватили меня. Мы тоже знали — нам потребуется человек. Но вы не склонны к сотрудничеству, даже когда ситуация безвыходна.
— И что? Что ты хочешь этим сказать?! — Доминик все же рванулся вперед и в сторону, машинально оттолкнув Лозина. Теперь между ним и ксенобианином не осталось живого щита.
— Мы брали пленных.
— Сколько?
— Всех, кого смогли найти в смежном секторе.
— Ты лжешь. Люди не сдаются.
— Ты прав. Вы не сдаетесь. Но мы несколько раз меняли формулу токсина, в зависимости от потребностей текущего момента. Один состав убивает, другой только парализует. Сопротивление не может длиться вечно. Мы смогли взять в плен достаточно людей.
— Достаточно для чего?
— Для того чтобы кто-то из них стал вторым оператором при активации введенных в компьютер программ. Мы не знали, кто способен к сотрудничеству, поэтому жертвовали своими бойцами, стараясь захватить максимальное число людей.
— Я не верю тебе… — Противореча словам, в хриплом голосе Ван Хеллена прорвались нотки безумной надежды. — Где они?
— Это недалеко. В соседнем гнезде. Люди спят.
— Их не убили? — вмешался в разговор Андрей. — В этом году вы проиграли, — напомнил он.
— Да, — лаконично ответил Дрог. — Но время не стоит на месте. А вас уже не осталось.
Чуждая логика. Они думали о будущем, с точностью зная, что теперь в жилых секторах всего несколько человек.
— Веди. — Ствол ИПК уперся в грудь ксеноморфа — Если ты солгал…
— Я не лгу, человек. МЫ НЕ УМЕЕМ ЛГАТЬ.
Дрог развернулся и зашагал в прежнем направлении.
* * *
Доминик обессиленно сел на мшистый бугор.
Ему хотелось бросить автомат, закрыть лицо руками, чтобы хоть на миг отгородиться от восприятия ненормальной, рвущей душу и разум реальности, но мешала кислородная маска, да и Андрей, присевший рядом, видно, не понимал, что командира нужно оставить одного.
— Доминик.
— Я в порядке. — Ван Хеллен с силой сжал приклад ИПК. — Я в порядке.
— Мне кажется, Дрог не лжет. Помнишь поляну среди черного леса? Мы ведь не нашли там ни одного тела. Только фрагменты экипировки и обглоданный пулями хитин.
— Да, помню, — коротко ответил Доминик.
Это было похоже на правду.
Правду, в которую хотелось неистово верить, но если умрет эта последняя надежда…
— Пойдем, командир.
— Пойдем. — Ван Хеллен с усилием встал. — Андрей, я не могу общаться с ним. — Взгляд Доминика нашел удаляющуюся фигуру ксенобианина. — Но у меня есть еще один вопрос, который требует ответа.
— Ты хочешь, чтобы я задал его?
— Да. Это важно. Очень важно.
— Хорошо, командир. Я сделаю, как ты скажешь.
* * *
Спустя несколько минут Лозин нагнал Дрога.
— Есть еще одна проблема, Ксеноб. — Обратился он к Чужому, используя не имя, а всплывшую в памяти форму обращения.
— Я слушаю.
— Несколько дней назад, перед выходом нашей группы в сектор, ваша боевая форма проникла в систему вентиляции.
— Я знаю об этом.
— Боец нес заряд взрывчатки.
— Ему удалось? — задал встречный вопрос Дрог.
— Нет.
— Жаль.
— Целью был Астафьев?
Ксенобианин некоторое время шел молча, будто решил проигнорировать вопрос.
— Я не разбираюсь в ваших именах, — наконец произнес он. — Целью являлся человек, запустивший систему репликации.
— Почему вы хотели убить его? Из-за страха, что нас станет больше?
— Нет.
— Тогда почему?
Дрог опять промедлил с ответом. Очевидно, он подбирал слова низшего языка, способные правильно передать суть предполагаемого высказывания.
— Он не то, что вы думаете, — наконец произнес ксенобианин. — Я допросил пленных репликантов и понял: его необходимо убить.
— Почему? — настаивал Лозин. — Постарайся объяснить. Это важно, Дрог.
— Он не человек, — лаконично ответил ксенобианин.
В первый момент Андрей растерялся, не зная, что ответить на такое абсурдное утверждение. Пусть он мало общался с Астафьевым, но…
И тут Лозина осенило.
— Ты ошибся, — сказал он, вспомнив, что у ксенобиан тоже есть свои укоренившиеся фобии, доставшиеся ныне живущим в память о чудовищном противостоянии их предков с расой ИНЫХ. — У Астафьева нет ноги, ее действительно заменяет кибернетический протез, но это вовсе не значит, что он перестал быть человеком.
— Я думал, прежде чем послать бойца. Протез ни при чем. Он не человек.
— Ты говоришь непонятно.
— Я думал, — упрямо повторил ксенобианин. — Люди забыли, как управлять кораблем. Вы отказались от своих устройств, перестали понимать их. Процесс репликации очень сложен. Знания о нем давно утрачены.
— Ну и что? Утраченное можно восстановить. Знания не исчезли, они хранились в компьютерах.
— Которых вы боялись, — уточнил Дрог. — Тот, кого ты называешь Астафьевым, не мог сам постичь суть сложнейшего процесса и запустить в действие аппаратуру репликации. Я не знаю, как это произошло. Но при здравом размышлении есть только два варианта — либо им руководит машина, либо он не человек. И в одном, и в другом случае его следовало уничтожить.
Теперь настал черед Лозина надолго задуматься.
— Дрог, наши машины — не зло. Очевидно, в твою логику вкралась ошибка. Компьютеры «Тандема» действительно могли направлять действия человека, подсказывать ему определенные решения, но это не выходит за рамки естественного. Ты должен понимать или помнить, что в прошлом и люди, и ксенобиане пользовались совместно разработанной техникой.
— Да. Так было. До Внешней Атаки.
— До Внешней Атаки? Что ты знаешь о ней?
— ИНЫЕ. Они напали на «Тандем», уничтожив все основные системы корабля. Не спорь, человек. Это истина. Внешняя Атака породила ежегодные схватки за ресурс Мира и всеобщую деградацию. Ответь на простой вопрос: почему мы каждый год должны совместно, вручную распределять ресурсы, когда подобная операция, по определению, доступна примитивной автоматической системе?
— Я не знаю… — подумав, откровенно признал Андрей.
— Вся автоматика «Тандема» уничтожена. Сейчас на борту работают аварийные полуавтоматические системы, которыми нужно управлять вручную, — пояснил свою точку зрения Дрог.
Слова ксенобианина прозвучали логично, они объясняли многое, за одним исключением.
— Если ИНЫЕ атаковали корабль, то почему они не довершили начатое, не разрушили «Тандем», оставив нам шанс на выживание? — спросил Андрей. Это был даже не вопрос, скорее мысль, высказанная вслух.
— Подробностей не знает никто. Как твой отец не знает причины, по которой видоизменились корабли ИНЫХ, появившиеся в Солнечной системе с опозданием в четыре года. Была атака, которая не просто разрушила корпус смежного сектора, но и уничтожила все автоматические подсистемы корабля. Мотивы ИНЫХ мне неизвестны. Возможно, они сочли, что нанесли критические повреждения «Тандему», и не стали прилагать усилий к полному разрушению всей конструкции.
— Или?
— Или они тут, среди нас, — коротко ответил Дрог. — Наблюдают, учатся, перенимают технологии. Такой вариант логичен и возможен.
Некоторое время они шли молча, каждый со своей точки зрения обдумывая сказанное.
— Поэтому действия Астафьева так взволновали тебя? — нарушил затянувшуюся паузу Лозин.
— В вашем секторе заработала автоматика, — скупо ответил Дрог. — Та автоматика, программы которой были уничтожены атакой ИНЫХ.
Андрей вздрогнул. Второе предположение ксенобианина внезапно начато выступать на первый план.
— Значит, вы считаете, что это ИНЫЕ дали Астафьеву возможность реанимировать часть аппаратуры?
— Наконец ты меня понял, человек. Когда начинает работать уничтоженная система, возникает вопрос: кто ее восстановил? Кто дал человеку знания? Если это действует ИНОЙ, нам всем грозит гибель. Если я ошибаюсь — то погиб бы один человек.
— По вашим меркам такая цена соизмерима приобретаемому спокойствию?
— Да.
* * *
Чем больше Андрей узнавал о «Тандеме», тем труднее ему становилось.
Он не обладал достаточными знаниями, чтобы оценить, осмыслить огромный объем новой информации.
Один неправильно сделанный вывод мог нанести непоправимый вред, и потому, переговорив с Дрогом, он не стал излагать Ван Хеллену опасений ксенобианина.
— Они испугались протеза. Сочли, что Астафьев превращается в киборга, по аналогии с начальными формами ИНЫХ.
— Дебилы, — зло выругался Доминик.
— Не напрягайся, командир.
— А что мне делать?
— Думай о скорой встрече с ребятами.
— Ты все-таки веришь ему? — сощурился Ван Хеллен.
— Ксенобиане не умеют лгать, — ответил Андрей. — Я много узнал о них благодаря подсознательной памяти. Задумайся, ведь Дрог добровольно ведет нас к своему сектору.
— Если это не ловушка, — мрачно предрек Ван Хеллен.
— Мы можем поставить определенные условия, чтобы обезопасить себя.
— Какие, например?
— Если всех пленных содержат в одном месте, я потребую у Дрога, чтобы их вывели из состояния паралича и вернули им оружие.
— Если он пойдет на это…
— То мы воспримем его действия как доказательство окончания войны, — завершил мысль Доминика Андрей.
— Он такая шишка среди ксенобиан? Хочу — начинаю войну, хочу — заканчиваю, да?
— У них общественный разум. Наверное, решения принимает не Дрог, сейчас он лишь посредник, выражающий волю всех разумных ксенобиан.
— Ладно, Андрей Поживем — увидим.
* * *
Идти осталось недолго, вскоре просека, ведущая через живой, не окаменелый лес, принадлежащий человеческой биосфере, вывела небольшой отряд на просторную вырубку, где высилось куполообразное здание, сплетенное из толстых, узловатых стволов ксенобианских деревьев.
Как и бункера древней линии укреплений, оно было не построено, а выращено, с применением уникальных технологий, которыми Чужие владели в совершенстве
Боевые особи Чужих, всю дорогу сопровождавшие Дрога, остались снаружи, а он, прежде чем пригласить людей внутрь постройки, счел за благо предупредить.
— Держите себя в руках. Не думаю, что вам понравится увиденное, но не следует неверно истолковывать назначение наших устройств Они служат для поддержания жизни
— Все поняли? — Ван Хеллен демонстративно закинул И ПК за спину. — Мотаем нервы на кулак. Не надо повторять моего срыва. Наша задача — освободить ребят, все остальное пока что побоку.
С этими словами он вслед за Дрогом шагнул во влажный сумрак гнезда.
* * *
Необратимые изменения происходили в их сознании.
Тяжелее других приходилось Доминику Его мировоззрение ломалось, в то время как рассудки репликантов, таившие в своих глубинах сокровенные воспоминания прошлого, лишь гнулись, словно тонкие прутья под ураганным ветром.
Оглядываясь по сторонам в сумеречном коридоре, похожем на ребристую глотку фантастического животного, Курт Зигель не испытывал страха, даже отвращение не тревожило душу — все выглядело внове, и лишь нервное возбуждение периодически давало знать о себе, накатываясь волнами внутреннего жара.
Коридор плавно изгибался, поднимаясь вверх по широкой спирали.
Помещения отделялись от него тонкими полупрозрачными мембранами, обладающими странным свойством — они не рвались, когда через них проходил кто-то из Чужих, а растягивались, истончались, повторяя контур тела, затем раздавался вибрирующий звук, и невредимая органическая пленка вновь оказывалась на своем месте.
Ван Хеллен совсем иначе воспринимал восхождение по спиральному коридору. Он находился в логове врага, и его разум ничего не мог поделать с въевшимся в душу чувством.
Чтобы не концентрировать внимание на окружающих деталях чуждого интерьера, он поравнялся с Дрогом, решившись заговорить с ним.
— Это не похоже на казарму, — произнес он, с трудом заставив свои голосовые связки воспроизводить непривычные фонемы чуждого языка
— Не казарма, — коротко ответил Дрог. — Инкубатор.
— Андрей, — позвал Доминик Лозина.
Тот поравнялся с ними, благо ширина ребристого коридора позволяла-идти рядом.
— У меня горло не выдерживает. Поговори с нелюдем.
— Что тебя интересует, командир?
— Он заявил, что мы находимся в инкубаторе. Здесь производят бойцов?
Лозин перевел вопрос.
Доминик ожидал короткого утверждения, но Дрог по непонятной причине пустился в шипящие пояснения.
— Инкубатор расположен ниже, — выслушав его, перевел Андрей. — Там действительно выращивают боевых особей. А мы направляемся в залы спящих.
— Ты не чувствуешь тут подвоха? Слишком уж он покладист.
Лозин не стал обращаться за разъяснениями к Дрогу.
— Ты не понимаешь образ мышления ксенобиан, — ответил он Доминику.
— Ну, так поясни. До меня все еще не доходит, — меньше суток назад мы были готовы порвать горло друг другу… Он думает, что в обмен на заложников мы поделимся с ними ресурсом Мира? Где мотивы? Я не вижу их, Андрюша, хоть убей. Вчера была война, и вдруг мир. Ты оглядись — их десятки, сотни… Он не понимает, что, выиграв бой за компьютерный центр, мы проиграли все остальное? Или для него тайна, что людей сейчас можно пересчитать по пальцам?
— Дело не в распределении ресурсов, командир, — голос Андрея вдруг зазвучал глухо, будто он в напряжении ждал какого-то события.
— А в чем?
— В ком… — поправил его Лозин. — Во мне. В моей памяти, в посланиях адмирала.
— Хочешь начистоту? — Ван Хеллен искоса посмотрел на Андрея. — Я ничего не понимаю. Этим записям много лет. Что произошло после обрыва связи — неизвестно. Где сейчас находится «Тандем»? Что нам проку от этих знаний, если Мир остается Миром и нам жить в его скорлупе до скончания века?
— Я так не думаю, командир. Если системы «Тандема» выдержали Внешнюю Атаку и наш межрасовый конфликт, значит, корабль имеет огромный запас живучести. История регресса обратима. Мы можем вернуть знания, это очевидно, и, обладая ими, восстановить «Тандем».
— Андрей, оглядись вокруг. Зачем им люди? Неужели твой Дрог не понимает — одно последнее, незначительное усилие, и они станут тут полными хозяевами?
Лозин отрицательно покачал головой.
— Им не справиться в одиночку, — с уверенностью возразил он. — Подавляющая часть систем управления построена на основе наших технологий Только люди могут эффективно управлять всем комплексом «Тандема».
— Тогда почему мы столько лет бились насмерть? — Задал Доминик не дающий покоя вопрос. — Где логика?
— Ее нет, — согласился Андрей. — Виной всему Внешняя Атака, которую, вне сомнения, провели ИНЫЕ, командир. Почему они не завершили ее полным уничтожением «Тандема», непонятно, но основные системы отключились, практически весь экипаж погиб, от него остались отдельные люди и ксенобиане, дезориентированные, запертые в отсеках, разделенные вакуумом, вынужденные бороться за каждый глоток воды и воздуха. Какое-то время разгерметизированный смежный сектор разделял нас, потом произошла новая встреча, но потомки выживших, по крайней мере со стороны людей, не смогли верно истолковать события, не захотели вернуться к прежним отношениям и разделить ресурс систем жизнеобеспечения поровну
— А зачем, мрак их всех раздери, ксенобиане решили захватить смежный сектор? — насупился Доминик. — Ты разве не видел их линии укреплений?
— Дрог все объяснил мне, — стараясь сохранять спокойствие, ответил Андрей. Сейчас ему приходилось общаться с Ван Хелленом очень осторожно, выдавая ему информацию малыми дозами, чтобы нечаянно не спровоцировать командира на новый срыв.
— «Тандем» нес на борту два сменных экипажа. Ксенобиане не нуждаются в криогенном сне, жизнь их разумных особей коротка по сравнению с нашей, но их выручает наследственный механизм общей генетической памяти. Каждый из новорожденных обладает опытом и реальными воспоминаниями прошлых поколений. Они — общественный разум, в отличие от нас, индивидов.
— Ты не ответил на вопрос, Андрей. Почему Чужие решились на захват смежного сектора?
— По словам Дрога, криогенные залы со спящими людьми находились в их части «Тандема». Когда проектировался корабль, возможность аварии на борту не исключалась, поэтому каждая камера имела дубль-систему, но уже не человеческую, а ксенобианскую, понимаешь?
— Хочешь сказать, что ксеноморфы боролись не только за собственное выживание, но и за благополучие спящих? — оторопело переспросил Доминик.
— Выходит, что так.
— Почему они просто не разбудили их?
Отвечать на вопросы Ван Хеллена становилось все труднее. Андрею казалось, что он скользит по предательской наклонной плоскости, рискуя в любой момент потерять опору. Дрог многое рассказал ему, не пытаясь утаить известные ему события или завуалировать мотивы, но Андрей понимал: мало пересказать хронологию событий, нужно сделать это так, чтобы командир хотя бы на секунду взглянул на ситуацию глазами извечных врагов…
— У них своя психология, в корне отличающаяся от нашей. В отличие от людей, Чужие не забыли обязательств, взятых перед стартом «Тандема». Сохранить жизни спящего экипажа для них было столь же важно, как выжить самим — Он говорил медленно, стараясь тщательнее подбирать слова и формулировки. — Однако люди, при повторном контакте, состоявшемся спустя годы после Внешней Атаки, не захотели слышать ни о дублирующем экипаже, превратившемся для них в миф, ни о распределении ресурсов, с учетом двойных потребностей ксенобианского сектора.
— То есть они хорошие, а мы плохие, да? — В голосе Ван Хеллена прозвучало возмущение такой трактовкой событий. — Послали бедных ксеноморфов куда подальше, и те рассудили, что нас следует истребить, как последних отморозков, и только после этого будить экипаж?
— Ты утрируешь историю. Но в деталях ее, наверное, не помнит никто, разве что Чужие, которым ты не желаешь верить.
— Не желаю. Если бы они не полезли в смежный сектор, не было бы войны.
— А что им оставалось делать, когда на первых порах люди забрали ресурс «Тандема»?
— Ну а при чем тут нейтральные территории?
— Они и есть ресурс, командир. Все компоненты, потребляемые системами жизнеобеспечения, производит смежный сектор. Вот они и переселились сюда, перенесли инкубаторы, гнезда, и залы спящих, чтобы обрести минимальную независимость…
— Припали к материнской груди… А мы продолжали войну? — В голосе Ван Хеллена по-прежнему звучали обида и вызов.
— Ты должен понять разницу между нашими образами мышления. — Андрей тоже не отступал от избранной линии. — Они помнили все благодаря механизму наследственной памяти, а наше сознание формировалось сызнова, под воздействием наступивших условий выживания.
— Ладно… Оставим пока историю, — насупился Доминик. — Сможешь ответить на последний вопрос? Почему он остановил своих бойцов? Зачем привел нас сюда, если им оставалось сделать последнее усилие, чтобы покончить с нами?
— Дрог узнал меня, — ответил Андрей. — Я репликант, не забывай. Копия Андрея Лозина. В критический момент нашла выход информация, зашифрованная в мой геном. Дрог понял это, как понял и то, что, если он причинит вред тебе, все опять вернется на круги своя…
— Порвал бы им глотку за командира? — искоса посмотрев на Лозина, спросил Доминик.
— Я человек.
— Я это знаю, Андрюша…
…
Ни в одном бою Ван Хеллен не испытывал такого надрыва чувств, как сейчас, во время долгого пути по нескончаемому спиральному коридору.
Он еще не верил, что война окончилась. Не представлял, что произойдет дальше, словно выбили почву из-под ног и он падал в пропасть, не видя дна…
* * *
Зал спящих представлял собой огромное помещение, расположенное под самым сводом «гнезда» Чужих. Перед мембраной Дрог остановился.
— Я могу просить, человек? — обернулся он к Ван Хеллену.
Доминик кивнул, выжидающе глядя на ксеноморфа.
— Разрядите оружие.
— Это зачем?
— Вам не понравится увиденное. Я не хочу, чтобы кто-то пострадал.
Ван Хеллен молча нажал сенсор сбрасывателя, поймав в ладонь магазин ИПК.
Остальные повторили его жест.
Лозин не удержался от нервной усмешки. В некоторые моменты ксенобианин вел себя, как ребенок.
Однако, когда плотная мембрана, неприятно чавкнув, пропустила его в зал, Андрей понял, чего опасался Дрог.
Сиюсекундной реакции, моментального ответа на шок, когда руки действуют быстрее помутившегося на миг разума.
— Нечисть!.. — вырвалось у Ван Хеллена.
В его руке уже был нож, когда командир почувствовал: с двух сторон его держат Курт и Антон.
— Доминик, Дрог ведь предупредил нас! — Голос Андрея привел командира в чувство.
— Хорошо, отпустите.
Клинок мягко скользнул назад, в ножны.
На первый взгляд ксенобианская «аппаратура», аналогичная камерам низкотемпературного сна, выглядела, будто кладовая, куда неведомый паук сложил про запас парализованные тела жертв.
Гротескные образования, состоящие из черных смолянистых нитей, начинались от пола и наискось тянулись к потолку, образуя отдельные сегменты, в глубине которых под полупрозрачной живой пленкой лежали люди…
Их лица, плотно обтянутые чужеродной субстанцией, казались восковыми, грудь не вздымалась в дыхании, они выглядели скорее мертвыми, чем живыми.
— Процессы метаболизма замедлены в тысячи раз, — не дожидаясь вопросов, в абсолютной тишине проскрежетал Дрог. — Они получают кислород и питательные вещества через капилляры кожных покровов.
Ван Хеллен, преодолев дрожь, шагнул к одной из «камер».
Его ладонь медленно легла на грудь Сергея Лукорьева, соприкоснувшись с чужеродной пленкой, облегающей кожу, будто тонкий слой полупрозрачной резины.
Некоторое время Доминик простоял в напряженной выжидательной позе, затем, ощутив что-то, медленно повернул голову и выдохнул, едва шевельнув побелевшими губами:
— Сердце. Бьется. Я почувствовал удар.
Перед глазами Ван Хеллена плавали призрачные картины, выхваченные своенравной памятью из недавнего прошлого: он снова видел поляну с тремя воронками, успевшими наполниться темной водой, истоптанную землю с фрагментами хитина, пустые магазины от ИПК и… ни одного тела.
Он повернул голову, силясь узнать находящегося в соседней камере человека, но заострившиеся черты лица были незнакомы Доминику — человек явно не принадлежал к отряду Лукорьева, он выглядел намного старше репликантов.
Сзади подошел Андрей Лозин.
Его сердце билось гулко и часто. Казалось, от Андрея в эти минуты исходит жар, черты лица исказились — он явно узнал спящего, но губы словно онемели, не в силах произнести имя, которое выталкивали глубины памяти.
Не он, а отец смотрел сейчас похолодевшим взглядом на Диму Логинова — компьютерного техника третьей дивизии ВКС России.
Дым…
Подтверждая внезапную вспышку памяти, взгляд нашел на гладко обритой голове бывшего лейтенанта ВКС два шрама — сюда были имплантированы шунты, которые ксенобиане вживляли людям, чтобы получить возможность управлять их разумом.
Андрей медленно повернулся.
Дрог стоял в стороне, предоставляя людям возможность пережить шок от увиденного.
— Я не лгал, — медленно и отчетливо проскрежетал он. Лозин, поборов внезапное, труднопереносимое раздвоение личности, произнес:
— Его необходимо разбудить. В первую очередь.
— Почему?
— Этот человек знает все о компьютерных системах «Тандема».
Ван Хеллен подошел к ним и глухо проговорил из-под кислородной маски:
— Будить нужно всех. Отряд Лукорьева, резервный экипаж — всех спящих.
— Это невозможно, — ответил Дрог и тут же уточнил, поправившись: — Не сразу. Только партиями. По пять человек.
— Почему? — голос Доминика зазвучат резче.
— Специалисты. Мало. — Дрогу, оказывается, тоже не чуждо волнение, а Андрей думал, что ксенобиане все-таки бездушны, неспособны к открытому проявлению эмоций. — За просыпающимися нужен особый уход. Пробуждение займет не один день. Если торопиться, люди могут пострадать.
— Хорошо, — обдумав его слова, согласился Доминик. — Сколько нужно времени?
— Если исчислять время в земных сутках, стандартных для «Тандема» — неделя на пробуждение одной партии, — ответил ксенобианин.
— Выходит, двадцать человек в месяц…
— Я не могу ускорить процесс. Ты обвинишь меня, человек, если кто-то погибнет при пробуждении.
Довод прозвучал убедительно.
— Вы должны решить, кого пробуждать первыми.
Ван Хеллен кивнул, жестом отзывая в сторону Андрея, Вадима и Курта.
— Какие будут соображения?
Зигель и Постышев промолчали, давая понять, что для них все спящие равны.
— Ты, Андрей?
— Нужно будить Логинова. Он сможет указать, кого из сменного экипажа «Тандема» следует включить во вторую партию.
— Я хочу, чтобы в первую очередь разбудили Сергея Лукорьева и еще троих бойцов моего бывшего отряда. Это усилит нашу группу на случай внезапных осложнений.
Андрей молча кивнул. Командир прав. Случиться может всякое, и четверо опытных разведчиков, хорошо знающих смежный сектор, на первых порах не менее важны, чем члены сменного экипажа «Тандема».
— Я согласен.
Доминик хотел обратиться к Дрогу, но задержал взгляд на Лозине.
— Тебя что-то тревожит? — безошибочно определил он.
Андрей кивнул, не зная, как определить свое внутреннее состояние.
— Здесь, среди спящих, должен быть настоящий Лозин, — наконец ответил он, справившись с обуревавшими его чувствами.
Ван Хеллен невольно вздрогнул. Он совершенно забыл, что перед ним стоит репликант. Это понятие улетучилось из сознания после всего пережитого вместе…
— Пойдем. — Он взял Андрея за локоть.
— Куда?
— Отыщем его.
Лозин не шелохнулся, словно окаменел.
— Андрей, ты уже давно не репликант. Ты человек, у тебя свой опыт, свой взгляд на мир. Ты спас меня, Курта, Антона, и в конечном итоге — их всех, — Доминик кивнул в сторону камер, где застыли тела спящих. — Он твой брат, понимаешь?
Брат.
Слово отдалось в душе и рассудке неведомой ранее теплой надеждой.
Они отыскали его в противоположном конце зала.
Отдельный сегмент, несколько меньший по размерам, чем другие, сразу привлек внимание Ван Хеллена.
— Я не понимаю… — Андрей невольно отшатнулся, когда понял, что органическая пленка покрывает тела десяти—двенадцатилетних детей.
— Дрог, — повернув голову, позвал Доминик.
Ксенобианин подошел.
— Почему здесь дети?
— Ты хотел спросить, почему они не выросли?
— Да.
— Они могли расти, только находясь внутри ваших, человеческих, устройств. Внешняя Атака произошла спустя четыре года после старта «Тандема». Мы лишь сумели сохранить их в том возрасте и состоянии, в каком они находились во время отказа основных систем.
Андрей не слышат их слов.
Он стоял напротив чуждого образования, в котором был заключен маленький Лозин, его генетический прототип.
Горло вдруг начало предательски пощипывать.
Брат.
Мой младший брат. — кружила в сознании горячая мысль.
