Глава 4
Корпоративная Окраина.
Через два с половиной месяца после событий на Грюнверке...
Это случилось ночью, на Эдобарге, внутри тщательно охраняемого периметра, окружавшего головной офис корпорации «Райт-Кибертроник».
Как и на Грюнверке, приземистые здания тонули в окружении садов и парков, но то был лишь маленький оазис терраформированных территорий посреди исконной биосферы молодой (по меркам геологического времени) планеты.
Чем на самом деле занимается «Райт-Кибертроник», в точности знал лишь Олмер, но он, судя по наблюдениям Гюнтера, не спешил делиться корпоративными тайнами со своим братом. Он пригласил Ивана на Окраину по другому поводу: после оглашения завещания Романа Карловича Олмер оказался перед перспективой потери двух третей своего состояния и наверняка желал вернуть контроль над корпорацией любыми доступными способами.
Эта решимость и заставляла Гюнтера постоянно оставаться настороже, особенно ночью.
Он так и не рассказал Ивану о своих давних подозрениях относительно заказчика произошедшего одиннадцать лет назад похищения, не желая еще более обострять ситуацию, – и без того между братьями было слишком мало общего, чтобы на почве их взаимоотношений могла возникнуть хотя бы дружба, не говоря уже о братской любви или родственной привязанности.
Теперь, после прилета на Эдобарг, Шрейб ночи напролет патрулировал небольшой участок лесопарковой зоны, охраняя подступы к зданию, выделенному Ивану и Диме в качестве гостевого дома.
Впервые за последние годы он почувствовал некий прилив внутренних сил, обстановка неопределенности мобилизовала Гюнтера, но надолго ли?
Длительные ночные обходы мысленно очерченного для себя периметра охраны оставляли ему массу времени для размышлений.
События последних месяцев ясно показали Шрейбу, что за одиннадцать лет, прошедших после внезапной реинкарнации рассудка, он так и не нашел своего места в изменившемся мире, а после трагической гибели Романа Карловича все чаще ловил себя на мысли, что становится куклой при повзрослевшем Иване, который начал проявлять характер, эгоистично считая, что более не нуждается в опеке и не обязан следовать настойчивым рекомендациям своего бессменного телохранителя.
Что ж... Шрейб понимал, что рано или поздно Иван повзрослеет, но, учитывая ситуацию, он игнорировал его поведение, не позволяя себе глупых обид.
Гюнтер чувствовал, что Ивану по-прежнему грозит опасность, и терпеливо ждал, пока Олмер, в силу своей неуравновешенности, допустит хотя бы малейшую оплошность.
Множество мыслей не давали покоя, постоянный анализ ситуации держал его в напряжении, Шрейб довел себя до состояния сжатой, готовой к молниеносному действию пружины, не замечая, как на фоне проблем растет внутренняя потребность понять – кем же он на самом деле стал за одиннадцать лет тотального самоконтроля?
До встречи с Ольгой в мире Гюнтера не было любви, лишь привязанности.
Хотел ли он что-то изменить?
Да, несомненно.
Шрейб всегда хотел настоящего возвращения чувств, но ни с кем и никогда не делился своими чаяниями, зная, что встретит непонимание и недоумение.
И вот его мечта сбылась.
Появление Ольги, а затем ее загадочное исчезновение внезапно пробудили дремавшие до поры чувства, а последовавшие на следующий день трагические события лишь усилили взрывообразное возрождение эмоциональной составляющей его личности.
Он устоял перед внезапным кризисом, не поддался первым порывам эмоций, способным толкнуть на быстрые, но необдуманные решения.
Что я выиграл, вернув самоконтроль? – мрачно размышлял он, следуя намеченным маршрутом. – Я мог бы бросить все и разыскать Ольгу, но тогда мне пришлось бы лгать либо сразу признаться, что не являюсь человеком.
Замкнутый круг.
Лгать он не мог. А полюбить киборга не смогла бы она.
Вяло шелестели кусты.
Легкий ветерок, циркулирующий под куполом суспензорной защиты, лениво шевелил листья растений. Звонкая тишина рассыпа́лась на шорохи, чуткие сенсоры улавливали самые тихие, почти невнятные проявления окружающего мира, и потому женский вскрик, сопровождаемый грохотом падения мебели, хлопком двери и быстрыми шагами, заставил Гюнтера действовать немедленно и стремительно.
Он ринулся через кусты и выскочил на параллельную аллею, где в свете полной луны торопливо шла, прикрывая ладонью лицо, молодая женщина.
– Мисс, вам требуется помощь?
Она лишь мельком взглянула на Гюнтера и вдруг грубо ответила:
– Отвали.
В этот миг он узнал ее.
– Ольга?!
Трудно передать словами испытанный Гюнтером шок. Сознание на миг помутилось, он остановился, неотрывно глядя на нее, постепенно, по мере включения давших сбой сканеров, понимая, что перед ним киборг еще более продвинутой, совершенной модели, чем он сам, словно те радикальные изменения, которые были произведены на планете Дарвин и максимально приблизили облик Гюнтера к облику человека, являлись лишь «пробой пера», промежуточным звеном между смелой идеей и ее окончательным воплощением.
Она остановилась, нахмурилась, словно пытаясь что-то вспомнить, затем отрицательно покачала головой.
– Извини, но ты ошибся. Меня никогда не называли именем Ольга. Хотя... – Она вновь попыталась что-то вспомнить, но тщетно, затем, будто очнувшись, резко повернулась, намереваясь уйти.
– Подожди! Что у тебя со щекой? Дай взгляну!
Гюнтеру потребовалось поистине нечеловеческое усилие, чтобы совладать с собой и произнести несколько коротких фраз намеренно-требовательным тоном, но его голос не дрогнул, а она вдруг машинально отреагировала на приказные интонации и остановилась, послушно отняв ладонь от раны.
Тысячи мыслей раздирали рассудок Гюнтера, шок от внезапной встречи в любой момент мог вырваться неосторожным словом, способным мгновенно разрушить все. Она попросту развернется и уйдет...
Нет, я не могу ошибаться – она киборг, лихорадочно думал Шрейб.
Тогда, на Грюнверке, он не сканировал Ольгу, подобное действие даже не приходило ему в голову, да и сейчас, находясь рядом, задействовав весь потенциал систем обнаружения, он лишь смутно распознавал в ее сигнатуре элементы энергосистем, не присущих человеку.
Мысли кружили в стремительном водовороте, его системы – и нервная, и кибернетическая – находились сейчас где-то на пределе возможностей; еще в ту далекую, незабываемую ночь, глядя в глаза Ольги, он со внезапной тоской подумал, что ее образ, такой хрупкий, почти нереальный в свете суспензорной защиты, сконцентрировал в себе всё, всё, что он мог бы полюбить...
Потому и наступил тот чудовищный моральный срыв, когда Шрейб, не помня себя, резал лазером лед, вытапливая очертания призрачных образов, вырвавшихся из узилища травматической памяти...
Тогда он не сумел справиться с собой, да и не было у него никаких шансов, но что же делать, что говорить сейчас?..
– Как тебя зовут? – спросил он, лишь бы порвать тягостную тишину. – Если ты не Ольга, то кто?
– Ника, – коротко отрекомендовалась она, выжидательно глядя на Гюнтера.
Техническая память тут же выдала справку: аббревиатура «НИК» складывалась из начальных букв названия корпорации «Нейл Индастри Компани», «А» – означало класс машины, в данном случае самый высокий, или «достоверный», как любили повторять в рекламе.
Хорошо... Пусть будет – Ника. Лишь бы не ушла, не растаяла в воздухе, не исчезла, как призрак, порожденный загнанным вглубь страстным желанием снова увидеть Ольгу.
– Кто тебя поранил? – спросил он, осматривая края неровного пореза, из которого сочилась жидкость, внешне похожая на кровь.
– Я не вправе отвечать на такие вопросы, – отчеканила она.
– А человек волен сделать с машиной, что угодно, и не понесет за это даже порицания? – с трудом сдерживая себя, на выдохе произнес Гюнтер.
– Правозащитник? – Ника некрасиво усмехнулась.
– Такой же киборг, как ты, – ответил он, осторожно накладывая скобки, стягивая ими края раны.
– Убери руки! – Она, по-видимому, задействовала сканеры, убеждаясь в том, что Гюнтер не лжет, и тут же отшатнулась.
Он перехватил ее за запястье.
– Постой. Тебе все равно некуда бежать. Расскажи, что случилось. – Шрейб сдался, он действовал сейчас под напором чувств, не в силах позволить ей уйти и снова исчезнуть.
Ника взглянула на него, сокрушенно покачав головой.
– Тебе это надо? Ты здесь случайный посетитель, так занимайся, чем положено: охраняй своего хозяина и не лезь, куда не просят. Нарвешься на проблемы, только и всего. – Она попыталась вырваться, но тщетно.
– Ты ошибаешься, Ника. У меня нет хозяина, – ответил Шрейб. – Я свободен. Ты должна меня вспомнить. Мы случайно встретились с тобой на планете Грюнверк. Ты была гостьей Романа Карловича Столетова. Вспомни – ночь, локальная климатическая зона посреди парка, Диахр, вырезанные изо льда фигуры; я же знаю – ты видела их!..
В глазах Ники промелькнуло недоверие, страх, затем, мгновенно протестировав память и придя к определенному выводу, она вновь успокоилась.
Надо же. Научились имитировать даже реакцию зрачка.
– Ты ошибаешься, Гюнтер. Оперируешь неверными данными.
– Почему?
– Во-первых, киборг не может быть свободным, – убежденно произнесла Ника. – Во-вторых, я никогда не посещала планету Грюнверк. И в-третьих, если тебя так волнует данный вопрос: я вообще не покидала систему Эдобарг.
– Ты просто не помнишь. – Гюнтер отпустил ее запястье, и Ника тут же отступила на шаг.
Она что, боится меня?
Взрыв чувств мешал восприятию, мысли, обычно упорядоченные, последовательные, сейчас путались.
– Я свободен, – упрямо повторил Гюнтер, понимая – здесь и сейчас происходит нечто исключительно важное, пока не осознанное, но уже свершившееся...
Ника взглянула на него с непонятной жалостью.
– Киборг не может быть свободным, – повторила она. – Не понимаешь? Мы – изделия. Вещи. Извини, но мне нужно идти!
Ольга... Это она... Я чувствую – она.
– Тебе придется поверить мне на слово.
– К чему? – Она порывалась уйти, нет – убежать, но что-то мешало, останавливало. – Свободный киборг – это нонсенс.
– Ты многого не знаешь. Я могу тебе объяснить.
– Зачем? – нахмурилась она.
– Ты слишком зла, слишком эмоциональна для «изделия». – Гюнтер уловил в ее глазах внезапный блеск и понял, что сумел заинтриговать ее. – Ты мыслишь и осознаешь себя, – уже уверенней продолжил он. – Ника, нам необходимо о многом поговорить...
– Зачем? – холодно спросила она. – Я же ясно сказала, что никогда не покидала систему Эдобарг. Я не знаю, кто такая Ольга...
– Но ты сейчас ясно различаешь мою структуру, и мы оба понимаем, что сходства между нами больше, чем отличий.
– Что это меняет?
– Многое. Я когда-то был человеком. То есть – мои усовершенствования оправданны. А ты – новый тип кибернетического организма, практически неотличимый от человека, к тому же самостоятельно осознавший себя, верно?
– Я не понимаю. Говори прямо.
– Тот, кто тебя создал, дважды нарушил общегалактические законы. С того момента, как в тебе проснулось самосознание, ты тоже должна была получить свободу, понимаешь?!
Ника усмехнулась.
– Мне нужно идти.
Гюнтер опасался именно такой реакции.
– Хорошо. Я не стану удерживать тебя насильно. Но у тебя ведь есть свободное время? – продолжал настаивать он, понимая, что второй раз судьба может и не подарить шанса случайной встречи. – Часы для отдыха или технического обслуживания?
– Есть, – кивнула Ника.
– Давай встретимся, – вновь повторил Шрейб.
– С ума сойти. – По ее губам скользнула горькая улыбка. – Один киборг назначает свидание другому?
Он сокрушенно покачал головой, не понимая причины ее сарказма.
– Тебя плохо воспитали.
Ника внезапно изменила решение и присела на скамейку. В ее глазах блеснули слезы. Настоящие человеческие слезы.
– Никто меня не воспитывал... – едва слышно произнесла она. – Жизнь воспитала. Очень быстро.
– Значит, я не ошибся? Давно ты осознала себя?
– Достаточно давно, чтобы... – Она не договорила, лишь безнадежно махнула рукой. – Гюнтер, все происходящее – не твое дело. Поверь. Не хочешь на свалку или в переработку – заткнись и не лезь, куда не следует.
– Подобный словарь тоже «жизнь проинсталлировала»?
– Издеваешься?
– Нет. Я не умею издеваться. Ника, ты не завершила начатую фразу.
– Какую?
– Ты сказала: я осознала себя достаточно давно, чтобы...
Она мгновение помедлила, но потом все же ответила, тихо, едва слышно:
– Достаточно давно, чтобы понять, я – вещь. Каждый день – разная вещь. Сегодня, если тебе так интересно, секс-рабыня. А щеку мне располосовала жена Олмера. Еще вопросы есть? Я могу идти?
– Иди. Только не наделай глупостей. – Неимоверным усилием воли Гюнтер заставил себя согласиться, но лишь при одном условии. – Когда у тебя появится свободное время?
– Все еще хочешь встретиться?
– Да.
– Ладно. – Она пожала плечами. – Завтра вечером. В восемнадцать по местному времени. Приходи на утес, это...
– Знаю.
Ника встала.
– Ты странный, Гюнтер. – Она развернулась и, не оборачиваясь, быстро исчезла во мраке аллеи, а он еще долго стоял, сначала глядя ей вслед, затем провожая сканерами неявную, словно размытую сигнатуру.
Было только четверть первого...
Пройдя несколько шагов, он присел на скамейку.
Мысли по-прежнему путались, перескакивая с одного на другое.
Случайная встреча ошеломила Гюнтера, заставила его вновь вернуться к событиям на Грюнверке, – он еще не получил прямых доказательств, но чувствовал: Ника и Ольга идентичны. Она и есть то самое недостающее звено в логике его собственного расследования, которого не хватало для получения ясной картины покушения на Романа Карловича.
Я – вещь... Каждый день – разная вещь... Ее слова стыли в рассудке.
Выходит, что первая передача данных, прошедшая незадолго до полуночи, предназначалась ей и несла инструкции или приказ к действию. Перенастроить автоматику автопилотов флайботов на прием внешнего сигнала – задача сложная, но выполнимая, намного труднее попасть в поместье сенатора, получить там свободу перемещения, не вызвав при этом подозрений и неизбежных тщательных проверок – для того и потребовалось появление «Ольги». Нику внедрили в окружение Столетова задолго до финального аккорда заранее спланированного покушения. Только проработав в команде сенатора около года, заслужив определенный кредит доверия, она могла появиться на Грюнверке и действовать, не вызывая подозрений.
Олмер – циничная скотина...
Что же толкнуло тебя на активные действия?
Впрочем, при здравом размышлении предположить подоплеку трагических событий несложно.
Роман Карлович, зная характер и беспринципность своего старшего отпрыска, подозревая того в давнем похищении и попытке убийства Ивана, вполне закономерно не доверял Олмеру, потому и держал его на коротком поводке, позволяя заниматься бизнесом на Корпоративной Окраине, но не давая стать полновластным владельцем «Райт-Кибертроник».
Чем на самом деле занимается корпорация, как уже мысленно отмечал Гюнтер, не знает никто. Официально – разработкой программного обеспечения и дешевых аппаратных модулей для узкоспециализированных механизмов терраформинга, но если проследить за стремительным взлетом никому не известной фирмы, то становилось понятно – финансовые потоки корпорации далеко не так чисты, а сфера деятельности «Райт-Кибертроник» наверняка выходит за официально заявленные рамки.
Если Олмер действительно замешан в грязном бизнесе, то это рано или поздно влекло неизбежный удар по репутации сенатора Столетова. Возможно, Олмер пытался шантажировать отца, а в ответ нарвался на неожиданное, жесткое противодействие и, действуя под напором эмоций, решил разрубить узел?
Выходит, что Иван – следующий?
Гюнтер чувствовал, как медленно, но неумолимо в нем закипает ярость. Таких сволочей, как Олмер, он достаточно повидал на войне и понимал, тот не остановится, для него уже нет ничего святого, кроме призрака власти и преклонения перед деньгами.
Не человек, а бешеный, зарвавшийся в безнаказанности шакал.
Эта ночь казалась Гюнтеру бесконечной.
Он размышлял, готовясь к неизбежным действиям, – его душа и разум разрывались между долгом защитить Ивана и вспыхнувшими с новой силой чувствами, – хотел он того или нет, но образ Ники постоянно возвращался, тревожил, манил, вызывая противоречивые реакции, заставляя вновь и вновь анализировать ее слова, искать оправдание поступкам...
Нужно сказать, что за одиннадцать лет, минувших после памятных событий в системе Ожерелья, Шрейб, пытаясь найти свое место в неузнаваемо изменившемся мире, постоянно учился. Он жадно, словно губка, впитывал информацию, в основном получая ее из межзвездной сети Интерстар. Отсеивая плевелы домыслов от зерен истины, он не только знакомился с послевоенной историей Обитаемой Галактики, изучал древние расы логриан, инсектов, харамминов и, насколько возможно, – дельфонов, но и следил за развитием научно-технического прогресса, стараясь не выпускать из поля зрения основные корпорации, задействованные в сфере высоких технологий и робототехники.
Много веков назад, сразу после окончания войны, девяносто процентов галактического рынка, связанного с производством различных механизмов, было монополизировано корпорацией «Галактические Киберсистемы». История многовекового развития «Галактик Киб» и необъяснимого крушения мощнейшей трансгалактической корпорации до сих пор тревожила умы исследователей, историков и авантюристов.
Гюнтера интересовала иная сторона проблемы. После неожиданного краха «Галактических Киберсистем», предприятия которой были разбросаны по всем освоенным системам Обитаемой Галактики, произошел взрывообразный передел собственности, часть предприятий стала независимыми, часть была национализирована планетными правительствами, но те производства, что располагались в зоне Корпоративной Окраины, сумели объединиться и дать отпор всем, кто пытался отхватить свой кусок пирога от развалившейся промышленной империи.
В результате скоротечных межпланетных конфликтов с участием частных корпоративных армий на границе освоенного космоса была учреждена и быстро поднялась на ноги новая корпорация, а именно «Нейл Индастри Компани», унаследовавшая часть технологий, коммерческих брендов и патентов на продукцию, выпускавшуюся «Галактическими Киберсистемами».
В отличие от «Галактик Киб», новая промышленная группа, объединившая двадцать крупных производств на семи планетах Окраины, повела себя осмотрительно. Если бывший монополист рынка робототехники выступал с широчайшим спектром продукции, уже фактически переступив грань этического фола при производстве биороботов, то «Нейл Индастри Компани» не желала конфликтовать с Конфедерацией, тем более что пример разгромленной Зороастры еще был свеж в памяти.
Новая корпорация не отказалась от производства человекоподобных машин, но из ассортимента продаваемой на галактическом рынке продукции исчезли десятки наименований, таких, к примеру, как секс-рабыни, боевые киборги и прочие модели с экзотическими возможностями.
«Нейл Индастри Компани» выпускала лишь два типа человекоподобных машин, различающихся по телосложению. Корпорация отказалась от использования чистых биологических компонентов, сделав ставку на искусственные органические материалы, чем заслужила одобрение в Совете Безопасности Миров.
Киборгов производства «Нейл Индастри» можно было встретить повсюду. Корпорация, запатентовав некоторые технологии, прочно заняла свою нишу на галактическом рынке робототехники и действовала в рамках закона, не наделяя человекоподобные машины опасными либо поощряющими унизительное отношение к ним качествами. Киборги не использовали оружие, они являлись, в основном, предметом роскоши, нередко становясь практически членами семьи.
Одна беда – информация, о которой размышлял Гюнтер, никак не укладывалась в рамки произнесенной Никой фразы: «...я – вещь. Каждый день – разная вещь. Сегодня, если тебе так интересно, секс-рабыня».
Вот где скрывалась вероятная причина конфликта между Романом Карловичем и его сыном, подтолкнувшая Олмера к активным действиям: анализируя слова Ники, Шрейб пришел к закономерному выводу – помимо безобидного софта и аппаратных модулей для терраформеров, «Райт-Кибертроник», по всей видимости, разрабатывала программы, совместимые с системами современных кибернетических организмов, придающие человекоподобным машинам те самые, запрещенные законом способности и свойства, которые вмиг превращали последних в предмет насилия или, напротив, агрессии.
Предположение смелое, еще не проверенное, но интуиция подсказывала Гюнтеру, что он ухватил саму суть происходящего.
Он размышлял, опираясь на логические выводы, найденные факты, но не сбрасывал при этом со счетов многие качества человеческих характеров, которые очень часто приводят к самым непредсказуемым поступкам и их последствиям.
Олмер хитер. Хитер, жаден, нагл и циничен.
Осторожный ублюдок, познавший глубину множества пороков и теперь умело эксплуатирующий их.
Почему же нигде и никогда не случалось скандалов, таких, например, как те, что возникали повсюду до зачистки планеты Зороастра и падения корпорации «Галактические Киберсистемы»?
Гюнтер неторопливо следовал намеченным маршрутом, ночь плескалась вокруг ароматами трав и цветов, различные шорохи тревожили слух.
Ответ на многие заданные себе вопросы наверняка хранили носители информации, расположенные в возвышающихся вокруг зданиях, но о вторжении в корпоративную сеть или о физическом проникновении в какой-либо из офисов «Райт-Кибертроник» Шрейб пока что не помышлял.
Рано. Сначала я должен обрести полную уверенность, что в моих выводах нет ошибки и поступок не станет фатальным.
Мысль, граничащая со страхом?
Он мысленно усмехнулся.
Да. Пилоту серв-машины, прошедшему половину Галактической войны, погибшему в рубке «Фалангера», осталось только робко топтаться среди ухоженных газонов и аллей, теряясь в догадках и страхах...
На самом деле он опасался не за себя, а за Ивана, Диму и Нику. Кто защитит их, если моя спонтанная попытка добыть информацию окончится провалом?
Никто. Они окажутся в полной власти Олмера.
Нет, я должен действовать наверняка.
Почему же нигде не грянул скандал, связанный со внезапным изменением программного обеспечения человекоподобных машин? Неужели случай с Никой уникален и лишь жена Олмера сумела поймать мужа во время свидания с девушкой-киборгом?
Я – вещь. Каждый день – разная... Фраза, оброненная Никой, все глубже въедалась в рассудок.
Гюнтера ранили ее слова. Ему казалось, что чувство глобальной, всеобъемлющей ненависти, угар войны, ее накипь давно истаяли в душе, но нет, те ощущения никуда не исчезли, они лишь таились до поры...
Он взглянул на светлеющее небо.
Приближалось утро, а вместе с ним и вполне прогнозируемые проблемы.
* * *
Гостевой дом, где поселились Иван и Дима, входил в состав общего комплекса административных зданий, окруженных обширным парком.
Здесь, среди помещений, где на силовых подвесках в самых неожиданных местах располагались экспонаты богатейшей коллекции артефактов, принадлежавших культурам рас древнего космоса, ничто не напоминало о выпускаемой корпорацией продукции, скорее эту часть комплекса можно было принять за филиал института космической археологии или частный музей.
Иван Столетов был занят изучением сложной карты гиперсферных маршрутов, когда в помещение внезапно ворвался Олмер.
В просторной комнате помимо двух братьев, обменявшихся лишь взглядами, но не приветствиями, присутствовал Гюнтер.
Одетый в темный костюм строгого покроя, он сидел в кресле у дальней стены. Лицо с застывшими, будто окаменевшими чертами не выдавало никаких эмоций, серые глаза смотрели на Олмера с холодным равнодушием, но что-то в расслабленной позе Шрейба несло явный оттенок угрозы, неприятное чувство оторопи возникало при взгляде в его сторону.
Тем временем Олмер крупным, размашистым шагом подошел к столу и в ответ на вопросительный взгляд брата мысленной командой выключил кибстек.
В возникшей сфере голографического монитора отобразились электронные документы, явно относящиеся к неким финансовым отчетам.
– Что ты можешь пояснить мне по данному поводу, братец? – всё еще сдерживая клокочущую ярость, произнес он, неприязненно покосившись в сторону Гюнтера, продолжавшего сидеть с невозмутимым видом.
Иван бегло просмотрел документы, кивнул и предложил:
– Присаживайся.
Олмеру пришлось сделать над собой усилие, чтобы последовать приглашению.
– Зачем ты принес мне уже оплаченные счета за оборудование? – спросил Иван, когда его брат грузно опустился в кресло.
– Я хочу знать, с каких пор ты тратишь деньги корпорации в личных целях?!
– С тех пор, как законно вступил в права наследства, – невозмутимо ответил Иван. – Олмер, разве я не предупреждал тебя, что коммерческая деятельность меня не интересует?
Его брат саркастически усмехнулся.
– Ну да, верно, ты ведь у нас грезишь идеями всеобщего содружества, космополит недоученный! Мало без тебя бездельников.
– Во-первых, не хами, – начиная заводиться, осадил его Иван. – Во-вторых, тема моего диплома и место прохождения преддипломной практики согласовывались еще отцом. И оборудование заказывал он. Советую элементарно сравнить цифры и сделать выводы относительно...
– Какие цифры?! – Олмер едва не озверел.
– Обыкновенные. Затраты на оборудование не дотягивают и до одного процента от стоимости фондов корпорации, перешедших мне по наследству. Я уже предупреждал тебя, но повторюсь: если ты еще раз попытаешься мне угрожать, я попросту продам все тридцать три с хвостиком процента акций твоим конкурентам. Ты этого добиваешься?!
Олмер побледнел.
Угроза брата прозвучала вполне серьезно: если Иван поступит, как заявил, то для «Райт-Кибертроник» подобный шаг станет едва ли не роковым.
– Значит, ты собрался в экспедицию?
– Да.
– В самое сердце гиперсферы? В систему Ожерелья?
Иван вновь кивнул.
– Не вижу ничего странного в своих стремлениях. На Арасте проживают представители ранее неизвестных нам цивилизаций, и установление контакта с ними станет для меня прекрасным началом дипломатической карьеры.
– Лучше бы ты занялся бизнесом, – буркнул в ответ Олмер.
– Не волнуйся. Я не намерен вмешиваться в дела твоей корпорации. Вернусь – продам тебе все акции. У нас разные дороги, Олмер.
– А Дима?
– У него каникулы. Он пока отправится на Дион.
Олмер встал. Его кулаки непроизвольно сжались, но он все же сдержал душившие его эмоции.
– Ладно. Поговорим позже, когда вернешься. И не забудь о своем обещании относительно акций.
Гюнтер, молча выслушавший их разговор, был раздосадован и встревожен.
Иван мог бы поставить его в известность о предстоящей экспедиции.
– Почему молчишь, Гюнтер? – обратился к нему Столетов.
– А что я могу сказать? Ты даже не посоветовался со мной, прежде чем пускаться в рискованные мероприятия.
– Это не обсуждается. Я же ясно сказал, все договоренности достигнуты еще при жизни отца, без его участия мне бы никто не разрешил вторичного посещения системы Ожерелья.
– Тебе недостаточно тех впечатлений?
– Гюнтер, не занудствуй. Я был мал и напуган.
– Первый Мир – опасное место. Ты даже не представляешь, что такое пешие переходы по горам, не понимаешь, что вместо установления контакта, возможно, придется вступать в бой с деградировавшими потомками представителей иных цивилизаций. Насколько я знаю, гарнизон Арасты постоянно подвергается нападениям, а силы Конфедерации контролируют лишь небольшое пространство равнины и предгорий основного континента.
– Тем более – установление дружеских отношений с представителями иных космических рас пойдет на пользу всем.
Гюнтер промолчал в ответ. Разубеждать Ивана бесполезно, спорить с ним – пустая трата времени. Но как не вовремя он объявил о принятом решении!..
– Когда ты планируешь отправиться?
– Завтра вечером рейс на Элио, оттуда через сутки нас отправят спецтранспортом ВКС Конфедерации непосредственно в систему Ожерелья. Оборудование и снаряжение, адаптированное для условий Первого Мира, оплачено и будет ждать уже на месте.
Шрейб лишь пожал плечами, принимая неизбежность.
– Мое участие в экспедиции согласовано?
– Да. Это было непременное условие отца. Ты собираешься отпустить меня одного?
– Нет. Я лечу с тобой, – ответил Гюнтер, хотя сейчас, впервые за многие годы, ему отчаянно хотелось остаться.
* * *
Долгожданный вечер наконец подступил относительной прохладой.
Пространство терраформированных территорий под куполом суспензорной защиты днем нагревалось, а ночью остывало, видимо, установки климатического контроля были либо не до конца отлажены, либо сбоили, что вызывало достаточно резкие перепады температур.
Гюнтер пришел к утесу раньше условленного времени и некоторое время стоял у обрыва, глядя вниз, где в глубине каньона располагались эмиттеры суспензорного поля, от которых исходило струящееся, будто марево, зеленоватое сияние.
Сзади послышались легкие шаги. Он обернулся.
Ника торопливо шла по аллее меж чахлых деревьев и пожелтевшего кустарника – растения на границе освоенных людьми территорий находились в худших условиях, чем те, что росли ближе к центру.
– Привет, – коротко поздоровалась она, обожгла Гюнтера вопросительным взглядом и застыла, ожидая, что скажет он.
Рана на ее щеке уже затянулась, от глубокого пореза остался лишь едва приметный тонкий розовый шрам, который к завтрашнему утру, наверное, исчезнет совсем.
– Ника, я хочу узнать, что тут происходит.
– В смысле? – Она нахмурилась.
– Ты вчера произнесла одну фразу, не дающую мне покоя.
– О том, что мы вещи?
– Да. Но ты еще упомянула, что каждый день – разные.
– Ты всерьез рассчитываешь, что я стану выдавать тайны своих хозяев? – Она с удивлением посмотрела на Гюнтера, в ее взгляде промелькнуло сожаление, как будто она хотела сказать: Я думала, ты умнее, Шрейб.
Он прекрасно все понял.
– Я не занимаюсь промышленным шпионажем, Ника. Иван мой друг, но он ко всему прочему – брат Олмера. Между ними зреет конфликт, ставка в котором – третья часть от общего капитала корпорации.
– Ты не защитишь Ивана Романовича, – с нотками сожаления в голосе произнесла она. – Олмер не тот человек, который легко расстается с деньгами. Еще вопросы? – Она почему-то настороженно оглянулась.
– Кто ты? – неожиданно спросил Шрейб. – Только не уходи от ответа, определение «вещь» я уже слышал.
– Я человекоподобный кибернетический организм, – ответила Ника. – Гюнтер, зачем мы разговариваем? Какой смысл ты видишь в происходящем?
– Ты осознаешь себя. Вот в чем смысл. Мы – мыслящие существа, а не вещи.
– Мыслю я или нет – никого не волнует, – резко и неприязненно ответила Ника. – Я именно вещь.
– Тогда почему тебе позволили развиваться до возникновения самосознания? Ведь у большинства современных человекоподобных машин опция саморазвития урезана до минимума.
– На ком-то нужно ставить эксперименты, тестировать программы, – пожала плечами она. – Вот и установили избыточное количество нейромодулей. На всякий случай. А есть у меня самосознание или нет – никого не волнует. До той поры, конечно, пока я веду себя адекватно. Шаг в сторону, и мою личность уничтожат, просто удалив из гнезд большинство микрочипов.
Гюнтер ощутил давно забытое чувство. Внутреннее напряжение росло, ему показалось, что лайкороновые мышцы в самом деле начинает бить легкая нервная дрожь, как бывало перед боем.
– Над тобой издеваются? Ежедневно?
Она дошла до края обрыва, взглянула вниз, затем обернулась и произнесла:
– Шрейб, не думай, что все люди такие, как твой Иван.
– А какие они?
– В моем словаре нет подходящего термина.
– И ты смирилась?
– А что мне делать? ЧТО?! – Она протестующе подняла руку, заставляя Гюнтера замолчать. – Ты тоже когда-нибудь выпадешь из своей сказки, у тебя сменится хозяин, и вот тогда ты поймешь, что выхода нет, а жить... – она осеклась, – ощущать, что живешь, мыслишь, чувствуешь – от этого невозможно отказаться, какие бы муки ни приходилось испытывать...
Гюнтер машинально сжал кулаки.
Как знакомо ему состояние Ники. Он ведь тоже делал свой выбор и понял, что добровольно отказаться от жизни, пусть даже она и идет с приставкой «псевдо», – практически нереально.
– Но почему ты не взбунтуешься, не прекратишь издевательства над собой, не сбежишь, наконец?!
– Бежать некуда. Да и кто тебе сказал, что надо мной издеваются? Да, вчера распороли лицо, так зажило ведь! А несколько дней назад я убивала себе подобных на полигоне, вон там, в глубине каньона, за периметром суспензорного поля. Ты хочешь знать, что происходит? – Ника печально посмотрела на Гюнтера, а затем вдруг начала говорить, быстро, словно боялась что-то недосказать, запамятовать: – Здесь отрабатывают программы, запрещенные для инсталляции в любые типы машин. Спецзаказы за огромные деньги. Наемные убийцы, секс-рабыни... любая прихоть богатого заказчика будет реализована кибрайкерами Олмера. Но не думай, что просто возьмешь и схватишь его за руку, Шрейб. Он не дурак. Далеко не дурак. Программы самотерминирующиеся, никто ничего не докажет, все поставки осуществляются через сеть Интерстар, заказы поступают на сайты-однодневки...
– Значит, любая прихоть богатого клиента? Кто платит, тот и музыку заказывает? А почему за основу взяты серийные киборги? Что, мало среди людей отморозков или девиц легкого поведения?
– Клиенты Олмера – трусы. Богатые, зажравшиеся, обладающие властью, положением в обществе, но трусливые. В их понимании киборги никогда не выйдут за рамки программы. Они будут подчиняться беспрекословно. Это я стою тут и рассуждаю, а другие, у кого стандартное число нейромодулей, не рассуждают, а исполняют, понимаешь? И ты будешь исполнять, когда новый хозяин обрежет тебе систему, удалит часть нейрочипов.
Она отвернулась.
– Самое страшное, Гюнтер, что ни у меня, ни у тебя действительно нет выхода. Может, тебе повезло, а мне нет, но финал един – мы вещи. У нас нет будущего. Я никогда не смогу стать свободной, потому что я вещь. Ты не сможешь любить, потому что ты – изделие, предназначенное для войны. Да, не вздрагивай, я это чувствую... В твоем сознании – боевые программы вперемешку с обрывками памяти давно не существующего человека. Выхода нет, и не ищи его. Нас много, но мы даже не рабы. Бытовая техника.
– Есть Совет Безопасности Миров, – резко ответил Гюнтер. – Слышала, что существует «Закон о правах разумных существ»?
– Да? Ну, попробуй, – с сарказмом ответила она. – Ты на Элио-то попасть сумеешь?
Что-то тихо пискнуло в наступившей вдруг тишине.
– Мне пора. Ты хороший, Гюнтер, но есть обстоятельства, сила которых непреодолима. Люди никогда не признают своих пороков. Они заказывали и будут продолжать тайно заказывать запретные программы, чтобы сладко провести ночь, устранить конкурента, просто выстебнуться. Это жизнь. Я не говорю, что все люди такие. Тебе повезло, мне нет, вот только не нужно дергаться, ладно? Меня ты отсюда не вытащишь, а вот себя и Ивана погубишь.
– Ника, постой!
Она обернулась.
В ее глазах не промелькнуло даже тени надежды или обещания... Шрейба ожег глубокий, пронзительный взгляд, в котором холод смешивался с неуместной нежной грустью, словно все беды скатывались с нее, будто капли дождя, а глубоко внутри все же теплилась искра воли к жизни.
Именно так – не надежды, не иллюзии, а воли.
Гюнтер не понимал, что происходит с ним.
Прошлое опять рвалось из глубин сознания, ведь он сам когда-то был человеком, и – проклятие – он помнил, помнил многое из сказанного Никой.
Война срывает маски и наглядно показывает, кто истинно человек, а кто мразь, и видел Гюнтер достаточно и людей, и подонков, но то была война, а здесь и сейчас – мирная жизнь, так почему же люди создают свои подобия, издеваются над ними, в то время, когда цивилизация уже давно не нуждается в механизмах человекоподобного типа...
Он сел на камень в мрачной задумчивости.
Теперь, после эмоционального взрыва Ники, он в точности знал, чем промышляет Олмер.
Страшно?
Нет. Скорее мерзко.
Страшно другое – Ника говорила правду и только правду.
У них, Гюнтер сейчас мысленно подразумевал осознавшие себя человекоподобные машины, действительно нет будущего. Они не способны любить, не в состоянии продолжить свой род, они могут лишь развиваться по рискованному пути до момента безнадежного бесцельного бунта...
Существует ли гипотетическая, только зарождающаяся цивилизация кибернетических организмов, есть ли у них будущее, вещи они или полноценные мыслящие существа, способны ли сделать шаг вперед и постичь новое, недосягаемое пока чувство любви, он не знал, но Шрейб уже не мог отказаться от поиска ответа на брошенные ему в лицо вопросы.
– Ника... Я и Иван... мы завтра утром покидаем Эдобарг, – глухо произнес он, взяв ее за руку.
Она не попыталась вырваться, как вчера, лишь тихо спросила:
– Ну, что, поговорили?
– Ты действительно не помнишь Грюнверк? В тебе не осталось ничего от Ольги Наумовой? Ведь ты не играла, не притворялась, а действительно ощущала себя полноценным, свободным человеком.
Она подняла взгляд.
– Все ищешь убийцу сенатора?
– Ищу тот образ, который... стал мне дорог.
– Извини. Я действительно ничего не помню. Если мне и имплантировали память, заставили сыграть чью-то роль, то информация об этом вычищена кибрайкерами Олмера. Может, со временем всплывут какие-то обрывки воспоминаний, спрятанные в нейросетях... А ты действительно любил ее?
Шрейб лишь крепче сжал ее руку.
Он не помнил, что такое любовь. Но тоска глодала изнутри, он едва удерживал себя от неистового порыва: пойти и просто пристрелить Олмера. А там... будь что будет.
– Не надо... – Ника, словно прочитав его мысли, вздрогнула. – Я буду думать о тебе, – внезапно добавила она. – Буду ждать, когда ты вернешься. Только не натвори глупостей, ладно?
– Я боюсь за тебя.
– А что со мной станет? – Ника некрасиво усмехнулась. – Я нужна Олмеру.
– Тебя могут снова использовать.
Она опять обожгла Гюнтера взглядом и тихо ответила:
– Не выйдет. Я дождусь тебя. Постараюсь что-то узнать или вспомнить. Найти доказательства. Пусть его судят люди. Может, ты прав, и все не так безнадежно?
Вновь прозвучал сигнал коммуникатора.
– Мне пора.
Ника медленно отступила, вынуждая Гюнтера отпустить ее руку.
– Возвращайся. Я буду ждать...
Ее силуэт медленно растворился в сумерках аллеи, а Гюнтер еще долго стоял, глядя ей вслед.
Решение зрело.
Как будто сама судьба отправляла его в Первый Мир, предоставляя возможность совершить главный поступок всей жизни.
– Я вернусь не один, – внезапно прошептал Шрейб, глядя во мрак аллеи. – Олмер обязательно получит свое. Мы таких ублюдков с ребятами на войне давили по-тихому.
...Ника, вздрогнув, остановилась.
Она услышала, что сказал Гюнтер.
