Обычный, ничем не примечательный закат мрачно догорал над бескрайней равниной. Огромная прямоугольная плита беззвучно скользила в багрово-фиолетовом, похожем на свежий кровоподтек небе, медленно наползая на тусклый диск красного солнца.

Внизу, где слабый ветер лениво шевелил пожухлый травостой, по земле ползла ровная, будто обрезанная ножом тень. Это была граница дня и ночи. Тут никогда не бывало сумерек. Так был устроен этот мир, задуманный его творцом как нечто незыблемое, рациональное и симметричное.

Тень от скользящей в небесах платформы двигалась по земле, поглощая километр за километром, и следовавшая по пятам за ней ночь была так же безлика и лишена какого бы то ни было очарования, как и породившая ее циклопическая прямоугольная плита. Не было в угольно-черном небе ни звезд, ни лун — ничего, лишь тьма, как оглушающая и не терпящая возражений команда ко сну.

Однако кто бы ни был изначальным творцом этого мира, он покинул его очень давно, и нашлись во Вселенной существа, которые пришли сюда, чтобы смягчить угловатые линии порядка и оживить мертвую незыблемость.

Это были люди.

…Николай следил за закатом, стоя на теплом пластике высокого крыльца. Дом, возвышавшийся за его спиной, был похож на средневековый замок. Высокая стена, облицованная серыми плитами, имитирующими дикий камень, на самом деле была полой сварной конструкцией. Она окружала уютный внутренний двор, в котором росли причудливо изогнутые деревья. Конечно, Николай ничего не знал ни о замках, ни о Средневековье, ни о древней Земле. Этот дом, как и несколько сот других подобных усадеб, разбросанных по огромной площади равнины Красного Солнца, был построен много веков назад его предками, прах которых давным-давно покоился в Мемориале.

Тень плиты продолжала медленно ползти, приближаясь к дому. Вот она добралась до возделанного поля, на краю которого под навесом был запаркован приземистый вездеход, накрыла его, а заодно и два ветряка, лениво мутузящих лопастями вечерний воздух, перевалила через забор и коснулась крыльца.

Николай глубоко вдохнул и тронул рычажок тяги.

Две реактивные струи пламени рванулись из-за спины, и его подняло в воздух.

Наступала ночь — самое любимое им время суток.

— Коля, смотри, осторожнее… — раздался в крохотном коммуникаторе голос матери, как всегда, наблюдавшей из окна, как реактивный ранец уносит сына на прогулку. — Не задерживайся к завтраку и смотри, около Мемориала полно народа, — не сломай себе шею…

— Хорошо, мам…

Николай отработал правым корректировочным соплом, повернув в сторону от дома. Впереди его ждала удивительная, полная встреч и событий ночь, отчего сердце радостно стучало в его груди, когда он несся в кромешной тьме, подставляя прохладному ветру свое лицо. Что еще нужно человеку в семнадцать лет, кроме ощущения взрослой свободы и бьющего в лицо ветра?

Он улыбнулся собственным мыслям и совершенно машинально повернул к Мемориалу — узкому ущелью меж двух расколовшихся от какого-то древнего катаклизма высоких искусственных гор.

Ранцевые реактивные двигатели, испускавшие за его спиной равномерный вибрирующий гул, были у населения равнины Красного Солнца таким же обыденным средством передвижения, как и электроприводные машины. Просто молодость предпочитала скорость, ветер и ощущение полета.

…Издали Мемориал напоминал узкую трещину, из которой исходил рассеянный зеленый свет, но ближе это впечатление изменялось — змейка вдруг начинала расти, превращаясь сначала в ущелье, а потом, по мере того, как обрывистые склоны расходились все дальше и дальше друг от друга, ущелье постепенно оборачивалось чем-то циклопическим, не поддающимся сиюсекундному восприятию и осмыслению…

Николай приземлился за сотню метров от входа.

На парковочной площадке стояло несколько десятков разного вида внедорожников; в кабинах некоторых из них горел свет и оттуда доносилась приглушенная музыка.

Николай отстегнул крепления ранцевого двигателя, невольно вспомнив о том, что большинство гуляющих тут людей никогда не представляли себе истинного значения и истинной истории этого места.

Ему же посчастливилось ее знать. Как говорил его наставник джеал Андрегер, «по праву рождения и крови».

Он по диагонали пересек обширную площадку, петляя между запаркованными машинами, зашел в невысокое здание хранилища и сунул свой реактивный ранец в индивидуальную ячейку. Взглянув на часы, он заторопился.

Вход в ущелье перегораживала циклопическая плита, набранная из отдельных, скрепленных между собой ромбовидных пластин толщиной около полутора метров. Металл, из которого она была изготовлена, был очень прочен и не поддавался коррозии. Как и любой мальчишка, Николай еще лет в десять излазил ее вдоль и поперек, цепляясь за рубчатые пластины, дивясь на толщину ромбовидных плит и тщетно пытаясь выцарапать на шероховатой зернистой поверхности свои инициалы. Самые острые металлические инструменты скользили по ней, не оставляя царапин, хотя на поверхности плиты было достаточно рубцов и шрамов древнего происхождения. Словно загадочный обломок прошлого, стояла она, перегораживая вход в место, еще более загадочное и необычное.

Единственная надпись, которую удалось отыскать и прочесть на плите, располагалась в самом низу и была выдавлена сантиметровыми буквами интерангла по краю одного из ромбовидных сегментов — «ЗВЕЗДНАЯ КРЕПОСТЬ».

Еще совсем недавно Николаю ничего не говорили два этих слова… Теперь же, приходя сюда, он каждый раз отыскивал глазами эту неприметную строчку символов, и его сердце наполнял трепет.

Перешагнув через порог гигантских распахнутых створов расположенного в основании плиты входа, он очутился в самом устье Мемориала. От одной стены ущелья до другой тут было не больше двадцати метров.

Под ногами хрустел ковер из тонких латунных цилиндриков разного размера. Свет, исходящий от нижней части стен ущелья, имел фосфорную основу и был красноватым.

Как всегда при входе в это место, Николая пробила короткая дрожь. Он не знал, почему так происходит, но невольно поежился, шагая по звенящему и похрустывающему латунному гравию.

С обеих стен ущелья, гладко отполированных, словно оплавленных неистовым огнем, на него и на гуляющих тут детей и взрослых смотрели сотни человеческих глаз, очень реалистично выполненных в оплавленном материале обсидиановых стен. От них исходила давно позабытая людьми боль. Глаза, подсвеченные фосфором, смотрели с угольно-черных плоскостей на спешащие в глубь Мемориала пары — степенных стариков и резвящихся детей — в глубокой немой печали.

Никто не любил это место при входе, хотя Николай не раз слышал о его странной притягательности. Люди с раздражением отзывались об угнетенной фантазии предков, но приходили сюда вновь и вновь.

Николай несколько раз поздоровался со знакомыми и смешался с отдыхающими, которые спешили в одном направлении.

Через сотню метров ущелье раздавалось в стороны и одновременно делало свой первый поворот

Скорбящие Стены закончились, и начался участок, которые все называли Долиной Шлака.

Все вокруг было погружено в темноту, в которой прямо в воздухе неподвижно висели маленькие сияющие шарики, образуя странные неправильные узоры серебристых блесток. Эти образования величиной не больше двух сантиметров всегда светились и неизменно находились на своих местах. Сотни раз их пытались забрать с собой и унести, но все безрезультатно — маленькие сгустки холодного света были сотканы из воздуха и проходили сквозь пальцы. Николай как-то слышал разговор двух взрослых о том, что это, вероятно, голографическая проекция…

Под ногами по-прежнему похрустывало, но теперь это был не металл, а шлак. Черные твердые комочки устилали землю, отчего и появилось название этого участка Мемориала.

Ущелье опять плавно изогнулось, его стены разошлись еще дальше, и впереди забрезжил нежно-зеленый свет. Здесь появлялись первые деревца. Они были кривыми и тощими, словно больными, но упрямо тянулись вверх, к свету. С каждым шагом деревьев становилось все больше, они выпрямлялись, и их листва заметно менялась, наливаясь свежестью.

Это и была та часть Мемориала, куда приезжало на отдых все население равнины. Тут назначались свидания и проводились неофициальные встречи, среди деревьев прятались маленькие уютные кафе, покрытые травой дорожки вели к мелководным озерам, по берегам которых были выстроены бунгало для желающих провести в этом маленьком зеленом раю несколько дней.

Это было любимое место всех жителей равнины Красного Солнца, но никто не знал или, может быть, просто не хотел знать истинного смысла и значения Мемориала. Сюда приезжали отдохнуть, а не задаваться вопросами.

Николай, спешивший по одной из боковых аллей парка в глубину Мемориала, имел свою конкретную цель. С каждым шагом его глаза блестели все лихорадочнее от плохо скрытого возбуждения. Вот уже около года у него была Тайна. Такая, которой он ни с кем не мог поделиться, потому что дал клятву.

Семнадцатилетний юноша был одним из Посвященных. Одним из очень немногих людей, кто знал истинную историю.

Его судьбу предопределило генетическое наследство — Николай Воронцов был последним из прямых потомков основателей колонии. Но даже его мать не знала об этом. Да и он сам был посвящен в собственное генеалогическое древо не так давно — всего десять месяцев назад, как раз в день своего совершеннолетия.

У дальней стены ущелья, в тупике аллеи, где вековые деревья вплотную примыкали к скалам, образуя тенистый шатер, его уже ждали.

Из зеленого сумрака, неслышный и неотличимый от собственной тени, вышел высокий статный человек с голубыми глазами. Это был Андрегер — наставник Николая.

— Доброй ночи, джеал! — радостно поприветствовал его мальчик.

— Доброй ночи, мой юный друг. — Андрегер потрепал его по плечу. — Сегодня ты явился даже раньше, чем вчера, — заметил он, увлекая Николая к отвесной стене.

— Мне нравится тут… Это…

— Возбуждает? — с легким оттенком иронии подсказал старый Джоарг.

Николай кивнул. Он уже понемногу начинал привыкать к проницательности Джоаргов. И чем больше он их узнавал, тем сильнее ему хотелось стать одним из них…

Тем временем небольшой, тщательно закамуфлированный под общий фон сегмент стены отошел в сторону, открыв узкий проход. Они вошли, и стена за их спиной бесшумно встала на место.

Коридор был просто расселиной, кривой и узкой. Конечно, можно было его выпрямить и расширить, но это место, как и весь комплекс пещер Мемориала, о котором знали лишь единицы избранных, обладал негласным табу. Здесь все сохранялось неизменным. Точно таким, как было почти тысячу двести лет назад.

Первое помещение, которому кто-то из основателей Ордена Джоаргов дал поэтичное название «Зала Двух Ликов», было освещено рассеянными лучами исполненной при помощи голографического проектора маленькой опалесцирующей туманности.

Со стен зала смотрели два лица, выполненные в виде барельефа.

Семен Воронцов и Яна Илбрехт.

Их лица были обращены вполоборота друг к другу, и пятна багровых отсветов от спроецированной в центре зала туманности играли на них, делая их черты почти живыми. Теперь Николай знал, что он — самый младший и пока что последний их прямой потомок.

Сразу за этим залом начинался настоящий лабиринт. Широкие, втрое превышающие человеческий рост тоннели вели в разные стороны, причудливо изгибаясь и не подчиняясь никакой симметрии. Они были освещены тусклым зеленоватым сиянием, которое испускал сам материал стен, так что походили на мутные световые реки, то и дело вливающиеся в исполинские озера залов.

Николай уже знал, что это построили не люди. Какие-то древние обитатели сферы жили тут в незапамятные времена. От них осталось лишь тусклое сияние этих стен.

«Печально… — подумал он, шагая вслед за Андрегером. — От них не осталось даже праха… И мы не догадываемся, кем были эти загадочные строители…»

Иногда ему становилось очень обидно, что никто не знает об этой части Мемориала. Тут было на что посмотреть и о чем задуматься. И прежде всего над их собственным прошлым.

Дело в том, что залы подземелий отнюдь не были пусты. Их наполняли мысли Семена Воронцова, который, собственно, и создал Мемориал. И эти мысли, его странная, порой гротескная и непонятная фантазия были облечены в материал древних артефактов. Они принадлежали людям и вызывали не благоговение, а страх.

Для трансформации своих мироощущений Семен выбрал дезактивированных боевых роботов, которыми были полны отсеки Крепости — сферической межзвездной станции, на которой пытались спастись люди из уничтоженных галактической войной миров. Они не дожили до того дня, когда нога первого человека ступила на землю сферы. Эта судьба была уготована их детям, которых они спасли ценой собственных жизней.

Когда Николай шел по залам, созерцая созданные Семеном скульптурные группы, его всегда начинала бить крупная дрожь… Вплавленные в стены эндоостовы смертоносных боевых машин скалились хромированными покатыми черепами с узкими разрезами триплексов вместо глаз, за которыми по тусклым отсветам линз можно было угадать наличие видеокамер… Руки им заменяли спаренные или же счетверенные стволы вакуумных турелей, ноги — уродливые культи генераторов антигравитации. Люди в силу какой-то непонятной мании всюду копировали сами себя, даже в том случае, когда это выглядело уродливо и нефункционально…

Конечно, не все боевые машины напоминали гуманоидов, и большая их часть просто стояла в этих залах, поражая воображение своими размерами, в десятки раз превышающими человеческий рост, и разнообразными орудиями уничтожения, в изобилии торчащими из раскрытых диафрагм и орудийных портов…

«Лабиринт сознания» — так мысленно окрестил для себя Николай эти пещеры.

Всех разбросанных по лабиринту роботов объединяло только одно — их боевые компьютеры были демонтированы, и внутри машин зияли черные прямоугольные дыры от вынутых блоков. Куда их девал Семен, оставалось загадкой даже для Джоаргов.

Пока Николай размышлял, следуя по пятам за молчаливым Андрегером, они незаметно миновали большую часть пути. Еще один поворот, и перед Николаем открылась уже знакомая ему панорама — узкий коридор с прозрачными стенами, за которыми по обе стороны плавала ночная мгла. Они находились почти на самой вершине правой горы Мемориала. Если подойти вплотную к прозрачной стене и взглянуть вниз, то можно разглядеть освещенные изумрудным сиянием отвесные стены ущелья, кроны деревьев, багряный отсвет Скорбящих Стен и дальше, у темного горизонта, редкие огни разбросанных по равнине поселений.

Коридор заканчивался одной-единственной дверью. Она была старой, сродни той плите, что закрывала вход в Мемориал со стороны равнины. Николай, уже успевший освоиться с этим местом, больше не удивлялся тому, что прямо за ней на плоской вершине горы комплекс Мемориала венчал фрагмент космического корабля предков. Дверь, которая лениво отъехала в сторону при их приближении, вела в главный пост управления Крепости.

Сама межзвездная станция была полностью демонтирована больше тысячи лет назад. Ее материал пошел на строительство тех самых разбросанных по равнине усадеб, но несколько центральных постов управления Семен Воронцов сохранил нетронутыми, и их перенесли сюда, на вершину горы, соединив прозрачным тоннелем с комплексом пещер Мемориала.

Это было весьма мудрым и дальновидным решением, с точки зрения Николая. При помощи управляемых компьютером локационных систем древнего корабля с вершины этой горы можно было контролировать не только всю равнину Красного Солнца, но и тысячи километров прилегающих к ней болот, пустошей и других не заселенных людьми территорий.

Переступив порог поста управления, они с Андрегером оказались в совершенно ином мире. Здесь все резко диссонировало с привычной обстановкой. Многоярусные пульты поднимались под самый потолок, образуя амфитеатр рабочих мест. Вокруг светились десятки мониторов и сотни контрольных огней. Центральный процессор Крепости — рубчатый цилиндр диаметром около метра и высотой от пола до потолка — тихо шуршал охлаждающими вентиляторами. Он был установлен в самом центре поста и, как колонна, подпирал его полусферический свод.

Кивнув Николаю в сторону ряда свободных кресел, Андрегер подошел к терминалу связи и склонился над ним. Наставник был явно чем-то озабочен, и Николай чувствовал, что сегодня дело не ограничится ознакомлением с очередным аппаратным комплексом этого зала.

Он не ошибся. Предводитель Джоаргов, очевидно, послал сигнал сбора по коммуникационной сети поста, потому что буквально через минуту со всех сторон сюда начали подходить люди.

Внешне они ничем не отличались от остальных жителей равнины, также, как Николай не выделялся среди своих сверстников. Единственное, что отличало их и всегда помогало безошибочно узнать друг друга в толпе народа, — это глаза. У Джоаргов независимо от возраста и рода занятий были глаза стариков, словно витающий в этом месте дух тысячелетий понемногу впитывался в них, делая взгляд глубоким, проницательным и задумчивым…

И еще одной отличительной чертой этих людей было немногословие. «Это и понятно, — подумал Николай, обменявшись крепкими рукопожатиями с двумя появившимися из глубин зала мужчинами, — ведь большую часть времени им приходится контролировать свою речь и поступки». Что такое стопроцентный самоконтроль, когда нужно жить обыденными проблемами, а все мысли витают тут, среди этих залов, он познал на собственном опыте.

Через минуту вокруг Николая и Андрегера собралось около тридцати человек, и до него вдруг дошло, что случилось нечто из ряда вон выходящее — тут присутствовали все без исключения Джоарги, и такое на памяти Николая происходило впервые…

Андрегер поднялся на небольшой подиум перед креслами и сделал знак рукой, требуя внимания. За его спиной светился двухметровый демонстрационный монитор, соединенный с центральным процессором поста. Две пространственные геометрические фигуры медленно кружили по нему, сплетаясь в грациозных па виртуального геометрического вальса. Это работала простейшая программка хранителя экрана.

Андрегер поднял руку, требуя тишины.

— Тысячу двести лет назад, по стандартному человеческому времени, наши предки впервые ступили на поверхность сферы. — Старый Джоарг начал говорить без всяких вступлений и, заметив несколько озадаченных взглядов, пояснил: — Я сделаю маленький экскурс в нашу истинную историю лишь потому, что дальше речь пойдет о вещах, непосредственно с ней связанных. — Он повернул голову к монитору, и на нем вместо заставки мгновенно возник электронный слайд.

В бездонной, расстрелянной серебристыми точками звезд тьме висела клубящаяся спиралевидная туманность, вокруг которой по вытянутому эллипсу словно ожерелье расположились сверкающие угловатые обломки космических кораблей. В одном месте они уплотнялись, образуя неправильной формы сферу.

Андрегер несколько секунд смотрел на изображение, как будто видел его впервые, хотя каждый из присутствующих тут знал его с момента посвящения в Джоарги. Это было кладбище изувеченных войной кораблей, оставшееся на месте одной из первых битв галактической войны. Николай знал, что это документальный кадр и где-то среди этих угловатых обломков теплятся жизни двух десятков уцелевших в битве людей. Никто не придет к ним на помощь, и они погибнут, отчаянно пытаясь вырваться с кладбища кораблей, которое сами же и создали своей безумной ненавистью друг к другу.

Взрослые погибнут, не выдержав противостояния с боевыми роботами, которыми кишат эти самые обломки крейсеров и фрегатов. Машины будут вести беспощадную борьбу друг с другом, а заодно и с людьми, потому что так предписывают их программы.

Николай знал это не понаслышке. Ему серьезно начинало казаться, что мысли Семена Воронцова, его память и боль, заключенные в стенах Мемориала и сотнях сюрреалистических скульптурных групп, постепенно становятся его собственной памятью и мыслями. А может, так оно и было на самом деле? И цель создания Мемориала — заставить работать человеческий мозг на уровне подсознательных ассоциаций?

Он, как и Андрегер и остальные Джоарги, молча смотрел на неподвижный слайд, и реальность постепенно растворялась, словно сознание переселялось туда — в холодные, законсервированные вакуумом обломки человеческого безумия, где среди плавающих в невесомости мертвых тел прятались от боевых машин и отчаянно боролись за жизнь Семен и Яна — их предки.

Они нашли друг друга в этом холодном безмолвном аду. Они выжили и повзрослели. Восстановив один из кораблей, они покинули кладбище, с тем чтобы вернуться к обитаемым мирам, которые к тому времени сотрясала новая, еще более жестокая война.

Трудно вообразить, сколько горя хлебнули двое молодых людей, выросших среди холода и смерти, когда под куполами форта Стеллар им открывалась настоящая будничная реальность самоуничтожения человечества. Люди ненавидели друг друга так сильно, что остановить раскрученный однажды маховик безумия казалось делом совершенно невозможным…

Им не нашлось места в том мире, куда они так страстно стремились в наивных детских мечтах. Казалось, цивилизация обречена на гибель. Целые поколения на десятках планет рождались и умирали во имя войны.

Сейчас, по прошествии стольких лет, никто не знал, каким образом в руках Семена и Яны оказалась порядком потрепанная в боях уникальная межзвездная станция, на которой несколько тысяч человек пытались бежать от охватившего Галактику безумия. Из сохранившихся документов было ясно только одно — Крепость, стартовавшая в 2507 году из системы Эпсилон Эридана, долгое время не давала о себе знать, канув в небытие и превратившись в легенду.

Трудно предположить, какими путями Семен и Яна вели свой почти безнадежный поиск загадочной станции, но в конце концов им удалось осуществить то, что являлось золотой мечтой нескольких поколений флибустьеров и авантюристов, — межзвездная станция, этот уникальный кладезь передовых космических технологий, была найдена ими.

Ее загадочное исчезновение объяснялось достаточно просто — почти сразу после своего исторического старта Крепость подверглась самонадеянной атаке одного из космических флотов Земли. Командующий флотом адмирал мечтал захватить ее и присвоить себе все лавры победителя. Это ему не удалось, в результате космической баталии весь его флот был уничтожен, а сама станция оказалась сильно повреждена, потеряв девяносто процентов своих защитников.

Почти столетие продолжался ее неуправляемый дрейф. Станция плыла в космосе, окруженная обломками уничтоженного флота, и ее покалеченные системы постепенно приходили в упадок, отключаясь одна за другой. Когда Семен Воронцов вместе с загадочным роботом-андроидом по имени Андор, упоминания о котором есть во многих самых ранних хрониках поселения сферы, поднялись на борт звездной Крепости, они обнаружили там всего лишь один источник энергии, который питал аппаратуру огромного криогенного зала.

В камерах сверхглубокого сна лежали дети тех, кто погиб, защищая станцию. Их было несколько сотен.

После тщательного осмотра стало ясно, что прерванный полет звездной Крепости может быть продолжен. Теперь Семен и Яна были единственными членами ее экипажа, навигаторами, пилотами, механиками и… родителями для нескольких сотен спящих и ничего не подозревающих детей.

…Голос Андрегера, старейшего из Джоаргов, вырвал Николая из глубокой задумчивости.

— …Семен утверждал, что нужно взять новое поколение и вырастить его вдали от ужасов войны, — дошла до Николая сказанная им фраза. — Попав сюда, в покинутую и частично разрушенную сферу Дайсона, созданную неизвестной нам цивилизацией, Семен и Яна отлично понимали, что им нужно воспитать пробужденных ото сна детей без всяких намеков на ужасы войны… Проще всего было просто не упоминать о человеческих войнах и цивилизации старой Галактики вообще. Это было мудрое и оправданное решение, — произнес он. — Наше общество живет в мире уже тысячу двести лет. Мы создали свою, совершенно уникальную систему моральных и материальных ценностей, и наш труд, направленный на восстановление того участка сферы, который все привыкли называть равниной Красного Солнца, медленно, но верно дает свои плоды.

Андрегер погасил слайд и повернулся.

— Однако мудрость нашего предка не исчерпывается перечисленными мною фактами. Над нашим сообществом с самого начала, словно дамоклов меч, нависали две реальные угрозы. Во-первых, мы до сих пор не знаем, кто, когда и как построил сферу. Во-вторых, старая Галактика никуда не исчезла, и неизвестно, какими путями развивается экспансия человечества и живо ли оно вообще. Если да, то рано или поздно наши пути должны вновь пересечься. Ни один корабль, оказавшийся в относительной близости к такому циклопическому сооружению, каковым является сфера Дайсона, не пройдет мимо, не заметив ее. Нашего солнца не существует в смысле визуального восприятия, так как оно полностью окружено не пропускающей света искусственной скорлупой, но зато сама сфера очень интенсивно излучает в инфракрасном спектре, отдавая тепло в космическое пространство. И это излучение заинтересует любого, кто хоть что-то соображает в теории эволюции галактик.

С самого начала Семен предвидел эти проблемы, но он понимал, что если забивать головы детей вероятной в будущем конфронтацией с людьми из старой Галактики или же с вернувшимися хозяевами сферы, то все его усилия по созданию нового общества будут тут же сведены на нет…

Андрегер на мгновение умолк, собираясь с мыслями.

— Решением этой проблемы стало появление Джоаргов, — спустя несколько мгновений продолжил он. — Почему наше общество свободно от насилия? — спросил он и внимательно посмотрел на собравшихся. — Потому что каждый, кто с детских лет проявляет склонность к более энергичной, нежели у остальных, жизни, кого терзают внутренние искания, сомнения и неудовлетворенность, рано или поздно проходит ритуал посвящения и становится одним из нас. Это мудро, — с усмешкой заключил он, несмотря на тихий ропот, пробежавший по рядам. — Да, часть из вас могла бы стать преступниками закона и возмутителями спокойствия, если бы не посвящение. Мы своего рода предохранительный клапан для спуска излишнего пара, — вновь усмехнулся он, но тут же вновь заговорил вполне серьезно: — Мы обладаем оружием и умеем владеть им. Мы имеем все доступные знания по истинной истории, и в случае встречи с людьми мы готовы к ней.

— Но почему нас тогда так мало, джеал? — не выдержал сидевший в первых рядах Хансвикт, один из молодых, недавно посвященных Джоаргов.

Андрегер покачал головой.

— Это неизбежно, — ответил он. — Когда-то Джоаргов было больше сотни. Но столетия спокойной размеренной жизни сделали свое дело. Наша цивилизация имеет очень ограниченный прирост населения, — заметил он. — Это происходит из-за опасности кровосмешения и полигамии… Пятьсот детей, с которых начиналась цивилизация, не могли дать начало здоровому с точки зрения генофонда обществу. Бесконтрольная рождаемость быстро привела бы к кровосмешению в пятом поколении и, как следствие, — к деградации. Сейчас на каждого второго рожденного естественным путем ребенка мы добавляем одного, чьи гены взяты из низкотемпературных хранилищ Крепости, — пояснил он. — Цивилизация растет медленно, но стабильно. К тому времени, когда мы реконструируем и освоим одну миллионную часть поверхности сферы, контроль за рождаемостью можно будет отменить

— Вы не ответили на мой вопрос, джеал…

— Да, не ответил. Но ты мог бы и сам догадаться, что если в первых поколениях каждый второй был сумасбродом и потенциально годился в Джоарги, то с веками положение изменилось. От добра добра не ищут — так любили говорить наши предки. Мы живем мирной, интересной и обеспеченной жизнью, именно такой, о какой когда-то мечтал Семен. В нормальном обществе при хорошем воспитании вырастают спокойные дети.

— Значит, все мы — психи? — насупился Хансвикт.

— Нет. Просто тебе интересно быть именно тут, а не выращивать злаки на поле или изучать и восстанавливать древние механизмы управления сферой, — с укором ответил Андрегер.

— Извините, джеал…

— Все нормально. — Джоарг повернулся к экрану, и на нем вспыхнула картинка пасмурного вечернего неба.

Сквозь багряные прорехи в облаках можно было заметить надвигающуюся тень орбитальной платформы. Камера переместилась вниз, показав унылый болотистый пейзаж. Это был фрагмент, снятый в Пустых Землях, куда еще не дошла медленная поступь человеческих почвоукладчиков и дренажных машин. Гиблые Болота — так называлось это огромное пространство, занятое топями. По одной из гипотез, раньше тут располагался мелководный теплый океан, в котором древние обитатели сферы разводили полезные виды животных и растений на гидрофермах. На это указывали горбины холмов, расположенные в строгом порядке. На любом из них можно было обнаружить полости, условно называемые пещерами. В них иногда находили остатки древнего оборудования и непонятных контрольных устройств. То, что все это было разрушено и растащено задолго до появления людей, указывало, что разумная жизнь еще долго теплилась в сфере после того катаклизма, что привел к остановке ее важнейших механизмов по поддержанию внутреннего климата.

— Наш час, похоже, настал… — буднично, без излишней помпы или истерики проговорил Андрегер, когда взгляды всех присутствующих переместились на экран. — Запись, которую вы сейчас увидите, сделана в пяти тысячах километров отсюда несколько часов назад.

Статичное изображение на мониторе вдруг ожило, и у всех вырвался непроизвольный вздох, смешанный с изумленными восклицаниями, когда видеокамера вновь пришла в движение, воспарив вверх, к ближайшему разрыву в облаках, где под тенью орбитальной плиты завис огромный обтекаемый и устрашающий космический корабль.

Николай с неподдельным страхом и любопытством смотрел на экран, и в его голове в эту секунду царило полное смятение. Вот оно, то самое второе пришествие, которого ждали и боялись одновременно. Чей это космический корабль и что он принес в сферу?

Ответ пришел внезапно.

Корабль, чье уплощенное днище плавно перетекало в циклопический размах двух металлических крыл, был проницаем для мощных сканирующих систем.

Камера автоматически включила набор сканеров и взяла увеличение, показав, как движутся за толстой обшивкой крохотные человеческие фигурки…

Это было похоже на дурной сон или внезапно сбывшееся пророчество… Сзади, вслед за людьми, которые, спотыкаясь и падая, пробежали по огромному ангару и уже карабкались внутрь тупоносого корабля по аварийному приставному трапу, проворно следовало несколько явно механических конструкций. На смазанном изображении, сделанном в инфракрасном диапазоне, все же можно было угадать, как с механической размеренностью поднимаются и опускаются их суставчатые ноги, поддерживая сливающиеся с фоном палубы вытянутые тела. Из их однородной поверхности выступали, плавно вспучиваясь словно волдыри, покрытые пластинами брони вздутия кокпитов, по бокам кашеобразных тел были закреплены сервоприводные конечности, оканчивающиеся зловещими глазницами спаренных стволов. Сенсорные системы выдавали себя короткими отростками гибких антенн и миниатюрными чашечками радаров, вращающихся в специальных заглубленных в броню портах…

Люди уже вскарабкались наверх и скрылись внутри небольшого корабля, когда роботы (а в том, что людей преследуют именно машины, не сомневался никто) вышли на дистанцию визуального контакта и вдруг, остановившись, открыли шквальный огонь по беглецам, смешно приподняв и чуть оттопырив свои верхние конечности, с которых срывались ослепительные росчерки когерентного света. Лазерные лучи полоснули по обшивке корабля, высекая искры и оставляя глубокие борозды в броне.

Николай едва не задохнулся от нахлынувших на него чувств. Все, о чем рассказывали ему Андрегер и другие Джоарги, несмотря на его иронично-настороженное отношение к этим легендам о злой судьбе старой Галактики и бушевавших в ней войнах, все, в чем он сомневался, вдруг обернулось реальностью.

Тем временем события на экране продолжали развиваться. Очевидно, что подвергшийся атаке роботов тупоносый корабль являлся специальной конструкцией, рассчитанной на подобные нагрузки. Он выдержал шквал лазерного огня и, в свою очередь, произвел залп из ракетных установок прямо по запертым створам стартового шлюза.

Видеокамера на секунду погасла, переключаясь в другой режим, когда в борту большого космического корабля вдруг вздулся оранжевый сполох, разворотивший обшивку. Маленький корабль, который едва не опрокинуло взрывной волной, выскочил через развороченный шлюз и, кренясь на один борт, заскользил в бескрайнем фиолетово-красном просторе вечернего неба.

Видеокамера, нацеленная на базовый корабль, по-прежнему висящий в густой тени орбитальной платформы, показывала, как боевые машины, потеряв цель, остановились, а затем, ворочая суставчатыми ногами, проследовали к двум запаркованным тут же остроносым маленьким машинам со скошенными крыльями, под которыми висели устрашающие гроздья ракет.

По рядам Джоаргов пробежал ропот. Не было никакого сомнения, что они сейчас будут свидетелями охоты машин. Они собирались догнать бежавших с корабля людей. В фокус камеры попал ближний из истребителей. Темный колпак, расположенный сразу за иглообразным носом, медленно отъехал вверх, обнажив гнездо, куда, поджав свои конечности, идеально поместился робот. Еще секунда, и машина рванулась с места, с невероятной скоростью вылетев из корабля, и, совершив крутой разворот, устремилась в ту сторону, где несколькими секундами раньше скрылись беглецы.

Вслед за первым истребителем из створов вылетел второй и устремился в том же направлении.

Огромный корабль-матка, выпустивший их из своего развороченного чрева, еще некоторое время висел неподвижно, а затем, плавно выйдя из-под прикрытия платформы, поднялся на несколько сот метров выше ее края. Отработав двигателями коррекции, он повернул, на некоторое время завис, уравняв свою скорость со скоростью движения орбитальной конструкции, а затем совершил плавную и изящную посадку, прямо в центр огромной плиты, сразу же пропав из поля зрения видеокамеры, установленной на возвышенности среди бескрайних болот.

Запись закончилась.