Иван покинул базу МЧС ранним утром следующего дня.

С Настей они попрощались внизу, расставание вышло сдержанным, натянутым — за чередой неотложных ежеминутных проблем, связанных с осмотром подземных коммуникаций и реанимацией части оборудования, у них так и не было возможности побыть наедине… До выхода его провожал Логинов.

— Может, возьмешь БМК, командир? — спросил он.

— Нет, — ответил ему Лозин. — Машина останется здесь. Нужно исправить повреждения и подготовить ее к предстоящим действиям. Подумай над этим, Дым, и не забывай контролировать Джона, чтобы он не натворил дел с компьютерами.

— За это не беспокойся. Справлюсь.

Они крепко обнялись.

…

Направляясь к городу, Лозин невольно вслушивался — не прогремит ли в отдалении взрыв, свидетельствующий, что Чужие вернулись на территорию части и пытаются добраться до второй БМК, но на всем протяжении пятнадцатикилометрового пути его окружали лишь мирные звуки пробудившейся природы.

Ни одного черного корабля не появилось в ясных лазурных небесах, хотя лейтенант постоянно следил за горизонтом.

Соблазн забрать вторую планетарную машину был велик, но, соизмерив степень риска, он отставил эту мысль.

«В крайнем случае, воспользуюсь подручным транспортным средством», — рассудил Иван. — «Сначала надо забрать ноутбук Джона и освободить Бита».

…Город он обошел стороной, двигаясь по территории промышленных окраин, наиболее пострадавших от цепной реакции техногенных катастроф, вызванных электроразрядными ударами трехмесячной давности.

Картины тотальных разрушений, которые ему пришлось наблюдать на этом отрезке пути, жутким образом воздействовали на разум, но Иван по мере сил сопротивлялся растущему внутри глухому чувству, состоявшему из смеси отчаяния и ненависти. Это была крайне трудная наука — поставить себя выше обстоятельств, осознавая их непоправимость, но не отдать при этом душу на растерзание губительным порывам ненависти.

Сострадать, не совершая спонтанных, безумных поступков, продиктованных всплеском неконтролируемых эмоций, мог далеко не каждый — недаром бойцов, прошедших «горячие точки», при отборе в космический десант подвергали жестким психологическим тестам, одобряя либо отвергая кандидатуры исключительно по совокупности моральных и профессиональных качеств.

Среди подчиненных и сослуживцев Лозина было много парней с железными нервами, но с истощенными, сгоревшими на войне душами, и они, как правило, не проходили отбор.

Со стороны это казалось странным и обидным, но комиссия не делилась с респондентами своими выводами, им только объявляли — годен или нет, не объясняя причин и не вступая в прения с недовольными.

Сейчас Иван с особенной остротой понимал смысл тех тестов: психологи, отвечавшие за укомплектование первых экипажей космических кораблей, искали золотую середину. Им не годились люди со слабой психикой, но и железная воля, при потере человечности, так же ставила жирный крест на кандидатуре.

Вечный конфликт между самоконтролем и состраданием, разумом и чувствами…

В итоге в космодесант попали лишь те, чья душа, пусть и покалеченная войной, сумела вернуться под власть рассудка, познав темную сторону жизни, но не утратив при этом своей светлой составляющей.

Внешне таких, как Лозин, можно было счесть нелюдимыми, замкнутыми в себе циниками, но на самом деле все обстояло иначе. Если они любили, то глубоко, верно, если дрались, то до конца, ну а что касается повседневной жизни, то здесь главную скрипку играл разум, отсекая ненужные, бесполезные контакты и, тем самым, предотвращая возникновение конфликтных ситуаций, — если человек тебе неприятен или неинтересен, то нет смысла вступать с ним в перебранку или пытаться переделать чужую душу.

Впрочем, данная жизненная философия, подспудно готовившая отобранный контингент к длительному полету в замкнутом пространстве космического корабля и непредсказуемым испытаниям по ту сторону бесконечности, лишь отчасти помогала сейчас лейтенанту не сойти с ума от открывавшихся взору картин.

Чуждая реальность сама пришла на Землю, в наихудшей из ипостасей, и никакая подготовка не могла выработать моральный иммунитет, который защитил бы разум от повторяющихся на протяжении многих километров застывших немых сцен внезапно и бессмысленно прерванной жизни.

Сотни, тысячи ничего не подозревавших, невинных жертв орбитального удара, казалось, вопиют о возмездии. Среди закопченных руин промышленных комплексов Ивану все чаще попадались разлагающиеся человеческие тела… В некоторые моменты ему начинало чудиться, что он бредет сквозь нескончаемый кошмар затянувшегося сна, и в такие минуты лейтенант не мог объяснить самому себе, почему он направился к цели именно через зону руин, а не обошел стороной очаг катастрофы?

Разум впитывал страшные картины, что-то вновь надрывалось в душе, порождая непонимание, неприятие крайней формы жестокости, которую продемонстрировал чуждый разум…

Зачем?

Какая причина толкнула Чужих на массовое убийство? Чего они пытались добиться варварским актом орбитального удара? Расчистить себе пространство для проживания? Уничтожить человечество как вид или сломить техногенную мощь земной цивилизации? Каковы их этические ценности, если они допускают геноцид в масштабах целой планеты?

Иван знал, что будет искать ответ на эти вопросы. Не в душе, а в действии, в неравном противостоянии, на которое он, по сути, был обречен…

Разговаривая с Хербертом накануне своего ухода, он чуточку слукавил, объясняя причины того, почему не берет его с собой. Джон на поверку оказался честным, здравомыслящим человеком, но его психика была слаба — это Лозин понимал со всей очевидностью, потому и оставил Джона на базе МЧС под благовидным предлогом.

Каждому свое. Херберт скорее реализует накопленный в НАСА потенциал и опыт, сидя в тиши подземного бункера у компьютерных терминалов. А вот Лозину выпала иная судьба — его уделом стал этот ад, через который нужно пройти, понимая, что никто не в силах ни похоронить всех мертвых, ни обернуть время вспять…

…Когда кончились руины производственных окраин и потянулись пригороды, часто перемежающиеся перелесками, Иван, не ощущая физической усталости, продолжал идти, словно в полусне. Казалось, все окаменело внутри него, изменилось само мироощущение… и лес уже не нес успокоительного воздействия — все застило мороком, жуткой хмарью тех картин, что накрепко запечатлел разум…

Это нужно было пережить, как страшную болезнь, чтобы в критический момент уже не леденеть, не теряться от сонмища противоречивых чувств, которые пытались сейчас растерзать его душу.

Лозин не знал, выдержит ли он это испытание реальностью, наверное, потому и пошел через зону руин…

Если он неспособен к осознанному сопротивлению, то лучше захлебнуться ненавистью сейчас, дать ей волю и погибнуть в неравной схватке с чужаками — так будет правильнее, чем отыскать людей, вселить в их души надежду, а потом сорваться на путь тривиальной мести, обрекая на бессмысленную смерть тех, кто пойдет за тобой…

Конечно, рассудок Ивана не формулировал столь четкие, однозначные мысли, он переживал все это внутри себя, на уровне ощущения невероятной моральной боли…

…За знакомыми площадками приземления, где на непаханой целине уже повсеместно выкинул свои стрелы люпин, он вышел наконец к небольшой деревушке, в крайнем доме которой до последнего времени скрывались Настя и Джон.

Страшный путь был пройден, и когда Иван увидел Биша, застывшего, будто черное изваяние, у хлипких, подгнивших перил, ему показалась невероятной такая безоговорочная вера пса в то, что за ним обязательно придут.

Что стоило сильному здоровому животному перегрызть веревку или хотя бы посильнее рвануть привязь, ломая потемневшие от времени деревянные балясины, но Биш двое суток просидел рядом с нетронутой едой, которую второпях оставила ему Настя.

Иван дошел до крыльца, сел рядом с Бишем, положив на колени автомат, и вдруг понял, что иссиня-черный пес, неизвестно где и как приблудившийся к Насте, не просто друг… Умное животное стало для него в этот миг немым символом веры, которую нельзя предать…

Лозин не мог видеть со стороны свое пепельно-серое лицо, как не ощущал того, что по щекам катятся слезы, пока теплый, шершавый язык Биша не начал слизывать их…

Пустота, рожденная чудовищными картинами разрушений и смерти, медленно отступала, а на ее место возвращалась душа, опаленная, почерневшая, но несломленная.

Теперь он знал, как выглядит Земля, а теплый язык пса, слизывающий слезы, нашептывал на подсознательном уровне: ты не одинок в этом мире, тебя ждут, в тебя верят, как верил и ждал я, но каждый несет свое бремя…

Бремя воина.

Прошли годы с той памятной ночи, когда он, сидя на накрененной палубе изрешеченного пулями танкера, впервые осознанно решил порвать с войной, отдать себя делу не менее рискованному, но более осмысленному, и вот круг замкнулся…

— Нам нужно идти… — вставая, сказал он Бишу. Сняв с пса ошейник, Иван зашел в дом, отыскал ноутбук и, вновь появившись на крыльце, добавил, обращаясь к псу, как к человеку:

— Мы должны отыскать мой взвод. Они не могли стать рабами Чужих.

В ответ прозвучало лишь глухое рычание, но Лозин скорее говорил с самим собой, понимая, что в данной ситуации можно рассчитывать только на монолог…

Впереди лежали еще сто пятьдесят километров пути по оскверненной, изуродованной земле, навстречу слабой, призрачной надежде, но для Ивана она являлась единственным шансом отыскать тех людей, на которых он мог положиться в любой, самой немыслимой для человеческого рассудка ситуации.

Ему как воздух нужны были они — бойцы его взвода, с которыми он мог без опаски разделить навалившееся бремя…

Корабли Чужих прочесывали местность.

Лозин издалека заметил растянувшуюся в небесах цепь черных объектов, которые беззвучно скользили параллельно поверхности земли на высоте полукилометра.

Опасность настигла его в тот момент, когда Иван, проходя через очередную обезлюдевшую деревню, обратил внимание на отдельно стоящий двухэтажный коттедж, окруженный сосновым редколесьем.

Не зная, какими системами сканирования оснащены черные корабли, Лозин поспешил укрыться под ближайшим крытым оцинкованной жестью навесом, в расчете, что тепло нагретого солнцем металла скроет его не только от визуального обнаружения, но и стушует термальный всплеск человеческого тела.

— Биш, ко мне!.. — негромко приказал он, и понятливый пес, на протяжении всего пройденного пути демонстрировавший свою сообразительность, тут же внял команде и забежал под навес. Высунув язык, он уселся между поленницами дров, часто дыша и выказывая полное пренебрежение к скользящим в лазурных небесах объектам.

Минуту спустя Иван понял, что выбрал верный способ укрытия. Корабли Чужих проплыли над деревней, даже не притормозив свой полет, значит, их сенсоры не обнаружили внизу ничего экстраординарного, отличающегося от общего фона местности.

Задаваться риторическим вопросом о причинах их появления Иван не стал — все и так было ясно: черные корабли искали людей, оказавших столь жесткое сопротивление пришельцам на территории покинутой воинской части.

С точки зрения лейтенанта, подобная акция выглядела запоздалой, но он по-прежнему не знал той логики, которая лежала в основе действий чуждого разума, а примерять к иной форме жизни чисто человеческие стереотипы было, по его мнению, глупо.

На минуту в душу закралось острое беспокойство за оставшихся на базе МЧС, но Иван тут же отогнал эту мысль, — подземные бункера отлично замаскированы, и если Херберт не нарушил его запрета на развертывание каких бы то ни было устройств связи, то обнаружить комплекс с воздуха не представлялось возможным.

Пока он размышлял над вопросами безопасности, редкая цепь черных кораблей миновала деревню и начала удаляться в сторону обширного лесного массива, раскинувшегося на сотни километров, до самой границы с прибалтийскими государствами.

Путь Лозина лежал в том же направлении, но теперь он знал, что Чужие заняты активным поиском горстки выживших людей, и, приблизительно оценив скорость прочесывания, мгновенно выработал адекватный способ защиты: ему следовало передвигаться по лесным дорогам, избегая основной автомагистрали и не обгоняя при этом ушедшие вперед корабли. Соблюдая разумную дистанцию и осторожность, он сможет достаточно быстро добраться до места назначения, не рискуя при этом быть обнаруженным.

Дождавшись, пока темные силуэты скроются за кромкой леса, он вновь обратил свой взгляд к отдельно стоящему коттеджу, который, как успел заметить Иван, имел подземный гараж.

— Биш, за мной… — произнес он, покидая укрытие.

Они миновали зарастающее сорной травой поле и оказались перед высокой оградой, сложенной из обкатанных ледником гранитных булыжников, которыми изобиловали окрестности. Поверх каменного забора болтались обрывки сталистой проволоки, в углах, понурившись, застыли видеокамеры наблюдения.

«Очевидно, это дача, ранее принадлежавшая кому-то из преуспевающих предпринимателей», — решил про себя Иван, пытаясь обнаружить признаки человеческого присутствия, но двухэтажное строение выглядело таким же пустынным и заброшенным, как все остальные окрестные дома. Оборванные и частично оплавившиеся провода системы сигнализации немо свидетельствовали, что пагубные отголоски электроразрядных ударов не минули и этого уголка сельской местности, но следов пожара Иван не заметил, и его надежда найти тут средство передвижения только окрепла.

Перелезть через двухметровый каменный забор не составило труда ни для него, ни для Биша, который, разогнавшись, без особого усилия одолел препятствие, первым спрыгнув на территорию внутреннего двора.

Иван на миг задержался на гребне забора, окинув взглядом окрестности.

Черные корабли уже удалились на добрый десяток километров, превратившись в едва различимые точки.

Спрыгнув вниз, он пружинисто приземлился на ноги, по инстинктивной привычке мгновенно обежав взглядом замкнутое пространство внутреннего двора, но вокруг стояла звонкая тишь, не было даже намека на движение, если не учитывать Биша, который обнюхивал стену здания.

Иван не стал заходить в дом, а сразу же направился к сомкнутым воротам подземного гаража. Они были снабжены электроприводом и открывались посредством пульта дистанционного управления, но в данной ситуации лучшей отмычкой мог послужить лишь лом.

Заглянув в хозяйственную пристройку, Лозин без труда отыскал нужный ему инструмент, и через несколько минут его усилия увенчались успехом — створы ворот скрипнули и начали раздвигаться, сантиметр за сантиметром скользя по направляющим.

Когда зазор между ними достиг полуметра, Иван боком проскользнул в образовавшуюся щель, оказавшись в прохладном сумраке полуподвального помещения.

В обширном гараже, к его удивлению, стояли сразу три машины. «БМВ» двадцатой серии мутно отблескивала тускло-черным глянцем плавных, обтекаемых форм, но Лозин сразу же мысленно забраковал комфортабельную иномарку. Во-первых, у него вызывала серьезные сомнения сенсорная система доступа и масса встроенного электрооборудования, во-вторых, низкая посадка машины не годилась для ухабистых лесных дорог, поэтому лейтенант прошел мимо, лишь мельком взглянув на глянцевитый призрак былого благополучия, равно как и на его собрата марки «Форд».

Благо ему было из чего выбирать, и Иван без колебаний направился к третьей машине. Российский внедорожник класса «Тайга» хоть и уступал своим иностранным аналогам в плане комфортабельности, но отличная проходимость и традиционная система управления, ориентированная на условия сельской местности, в данной ситуации являлись неоспоримыми плюсами.

Водительская дверь машины была незаперта, на приборной панели, как и предполагал Лозин, фактически отсутствовала электроника, что откровенно порадовало лейтенанта. «Тайга» являлась рабочей лошадкой, и пользовались ею для хозяйственных нужд — это Иван понял не только по въевшейся в протектор широких колес глинистой почве, но и по трем магнитным карточкам активации системы зажигания, которые он нашел заткнутыми за уплотнитель лобового стекла.

В ногах пассажирского сиденья ко всему прочему лежало нехитрое, но эффективное противоугонное устройство, явно изготовленное кустарным способом. Скоба, блокирующая руль, использовалась в тех случаях, когда машину приходилось надолго оставлять где-нибудь в лесу или на окраине поля.

Все это Иван подметил, пока открывал дверь и садился за руль. Взяв наугад одну из магнитных карточек, он вставил ее в узкую прорезь системы зажигания.

На приборной панели тускло зардели огни датчиков. По интенсивности их свечения было ясно, что аккумулятор почти разряжен, и Лозин не стал экспериментировать, понимая, что если машина заведется, то ему уже нельзя будет ее глушить, а замкнутое пространство гаража тут же наполнится выхлопными газами. Взглянув на датчик топлива, он убедился, что бак полон, и извлек магнитный ключ из щели считывающего устройства.

Ему потребовалось более часа, чтобы разблокировать гаражные и въездные ворота. Наработавшись до ломоты в спине, он вернулся в прохладу подземного гаража, но не позволил себе и минуты отдыха, сразу же сев за руль «Тайги».

Вновь активировав систему зажигания, Иван коснулся сенсора, и стартер машины начал нехотя проворачиваться, издавая затухающий, малоприятный звук…

«Ну, давай же…»

Двигатель завелся внезапно, когда Лозин уже не рассчитывал на это, собираясь убрать палец с псевдокнопки.

«Все, теперь живем…» — с облегчением подумал лейтенант, зная, что заработавший генератор быстро зарядит аккумуляторную батарею в процессе езды.

Опустив ветровые стекла, он положил автомат на пассажирское сиденье и, открыв заднюю дверь, громко позвал Биша, который все это время провел настороже у распахнутых ворот.

Пес черной тенью промелькнул между машинами и запрыгнул на заднее сиденье «Тайги».

Иван осторожно вырулил из гаража, проехал по закругляющейся вокруг клумбы внутренней дорожке и притормозил, окидывая взглядом небеса.

Черные корабли уже давно исчезли за горизонтом, но Лозин опасался второй волны прочесывания. От деревни до спасительного леса оставалось километров пять-шесть, и он, убедившись, что небосвод чист, вывел внедорожник на асфальтированное шоссе, заставив машину набрать максимальную скорость…

…Через пару минут вокруг уже мелькали стволы вековых сосен, и он чуть притормозил, пытаясь высмотреть ближайшее ответвление уводящей в глубь леса грунтовой дороги. Память подсказывала, что ему подойдет любой правый поворот, главное, чтобы он не оканчивался тупиком где-нибудь на лесной поляне. Не имея карты, Иван мог полагаться только на часы и солнце, которое уже медленно начинало клониться к закату, но это вполне устраивало лейтенанта — он точно помнил, что искомая точка расположена в западном направлении.

Счетчик спидометра показывал, что он проехал уже пятьдесят километров, когда медленно и незаметно начали подкрадываться сумерки.

В лесу потемнело, но Иван не стал включать фары, справедливо опасаясь привлечь внимание Чужих. Он и так достаточно рисковал, используя в качестве средства передвижения машину, чей двигатель на любом детекторе инфракрасного спектра выглядел как вызывающе-яркий термальный всплеск. Кроны хвойных деревьев не могли скрыть движущийся под их сенью внедорожник от подобных систем сканирования, и тут приходилось осознанно рисковать, выбирая между скоростью и скрытностью перемещения.

Прохладный вечерний воздух, вливающийся в салон через открытые окна, нес сладкий, неповторимый, успокаивающий запах лесной свежести.

Хорошо отрегулированный двигатель «Тайги» работал почти бесшумно, и в эти предзакатные минуты ничто в природе не напоминало о постигшей человечество беде — все пережитое накануне казалось лишь тяжким, кошмарным сном. Однако готовый к немедленной стрельбе автомат да сиплое дыхание Биша, распластавшегося на заднем сиденье, подспудно давили на разум, рассеивая иллюзорность лесного покоя.

Еще через два десятка километров Иван, полагаясь на собственную память, свернул вправо на очередном пересечении лесных дорог. Места показались ему знакомыми, но сумерки скрадывали детали окружающего, не давая полной уверенности, что он движется, строго следуя маршрутам пеших марш-бросков, конечным пунктом которых для его взвода неизменно являлась старая, затерянная в лесной глухомани система бункеров, оставшихся после снятия с боевого дежурства части баллистических ракет.

А вдруг его надежда так и останется тщетной?

Сомнения вновь закрадывались в душу, как только разум начал успокаиваться под вкрадчивым потворством иллюзорной безопасности леса.

Почувствовав, что начинает расслабляться, Иван протянул руку, достал сигареты и закурил, сосредоточив взгляд на дороге, прихотливо петляющей меж покатых лесных холмов.

«Да, определенно, я тут бывал…» — подумалось Лозину, когда дорога вновь свернула, огибая очередную, поросшую сосновым редколесьем возвышенность.

Сумерки еще более сгустились, и вдруг вдалеке, километрах в двадцати от того места, где находился Иван, небеса озарила бледно-красная вспышка, за которой последовала целая серия беззвучных зарниц, а секунду спустя в сторожкой лесной тишине раздался глухой, отдаленный звук короткой автоматной очереди.

Иван машинально притормозил, пытаясь понять, что происходит, но когда в небе вновь полыхнула серия зарниц и, отвечая им, внезапно заработали не менее десятка автоматов, интуитивное провидение ситуации пришло так отчетливо, будто он сам находился в эпицентре внезапно разыгравшихся событий.

Именно в том направлении, откуда сейчас исходил отсвет лазерных разрядов и звук автоматных очередей, располагалась та самая заброшенная точка ПРО, где Лозин надеялся встретить выживших бойцов своего взвода. Все складывалось одно к одному, формируя логичную картину развивающихся событий: сканируя лесной массив, корабли Чужих обнаружили присутствие людей и вот под покровом ночи высадили десант, стремясь уничтожить спрятанный в лесных чащобах лагерь…

Иван не позволил себе долго раздумывать, теперь у него наконец появился четкий ориентир. Он резко тронул машину с места, невольно вслушиваясь в ритм автоматического огня…

…Как он и рассчитывал, спустя несколько минут под колесами машины оказался припорошенный опавшей хвоей асфальтобетон: внедорожник преодолел канаву и на пониженной передаче вполз на насыпь, очутившись примерно посередине тридцатикилометрового отрезка одной из пяти дорог, которые лучами расходились от скрытой в дремучем лесу пусковой точки. В прошлом эти тупиковые трассы служили для выдвижения и развертывания мобильных противоракетных комплексов.

Теперь он наконец отчетливо увидел источник зарниц: приблизительно в пяти километрах от него темно-вишневые лучи инфракрасных лазеров резали мрак, на доли секунд освещая смутные контуры поросших мхом и кустарником песчаных насыпей, под которыми скрывались основные бункера старой базы, а в ответ из темноты короткими всплесками огня били автоматы…

Для неподготовленного человека общая картина боя могла показаться хаотичной, но лейтенант мгновенно распознал во вспышках автоматных очередей осмысленную, заранее спланированную систему огня, и его душу, невзирая на напряженность момента, вдруг сжало глухим, подкатившим к горлу комом: Чужим противостояла не случайная группа людей, а регулярное подразделение, хорошо знакомое с местностью. Но кто, кроме бойцов его взвода, знал все особенности заброшенных укреплений? «Да никто…» — мгновенно подсказал рассудок. Только они отрабатывали тут боевое взаимодействие после изнурительных марш-бросков…

Эти мысли промелькнули в голове за несколько секунд, пока лейтенант разворачивал машину, машинально фиксируя взглядом ритмику боя…

Внедорожник скрипнул тормозами и остановился, выровнявшись на дороге. К этому моменту Иван уже понял, что, в отличие от людей, постоянно менявших позиции, Чужие вели себя гораздо прямолинейнее. Режущие глаз разряды когерентного излучения возникали в одних и тех же местах, озаряя окрестность синхронными залпами, и взгляд без труда смог выделить три основные точки, в которых сгруппировался противник.

«Знать бы еще, где их базовый корабль высадки?..»

Нет, времени на пространные размышления у него не осталось. От попаданий лазерных лучей уже горел разросшийся на песчаных возвышенностях кустарник, огонь грозил перекинуться на подлесок, и если это произойдет, то мгновенно вспыхнувший лесной пожар отрежет старые укрепления стеной огня.

Прорываться нужно было немедленно, но как? Позиции Чужих располагались на его пути, по обе стороны ровной как стрела дороги. Легковая машина вряд ли выдержит попадание лазерного разряда, и в этой ситуации он мог рассчитывать лишь на фактор внезапности и скорость…

Мысль в такие секунды работает на уровне интуитивных решений. Взгляд Ивана метнулся по сторонам, мельком зацепился за противоугонное устройство, и в его голове тут же возник дерзкий, но вполне осуществимый замысел.

Он резко сдал назад, окончательно выравнивая колеса машины, потом проехал метров двадцать вперед, убедившись, что внедорожник не стремится сойти вбок, и намертво зафиксировал руль, использовав скобу противоугонного устройства. Теперь ему осталось лишь заклинить педаль газа, а все остальное уже выполнит автоматическая коробка передач…

Найти подходящий по размерам древесный сук было делом считанных секунд — Иван быстро установил распорку между водительским сиденьем и педалью, а сам перебрался на место пассажира, открыл дверь до щелчка фиксатора и, на всякий случай, уперся в нее ногой.

Ствол автомата лег в проем опущенного ветрового стекла.

Внедорожник уже тронулся с места, постепенно набирая скорость, когда впереди полыхнул очередной лазерный залп, четко обозначив позицию Чужих.

Когда до нее осталось меньше километра, Лозин наконец увидел копошащиеся у обочины смутные фигуры и, прицелившись, коснулся сенсора огня.

Он мог лишь предугадывать психологию пришельцев, но фактор внезапности оказал на них парализующее воздействие: машина без водителя, по-прежнему набирая скорость, неслась по прямому отрезку старого асфальтобетонного шоссе; из-за приоткрытой пассажирской двери, сквозь проем опущенного ветрового стекла, короткими, прицельными очередями бил автомат, а в ответ не полыхнуло ни единого лазерного разряда…

Чужие явно не ожидали атаки с тыла: в свете разгорающегося пожара, над обочиной вдруг начали возникать их фигуры, но вскочивших противников тут же валили на землю автоматные очереди, лишь одного из них, наиболее проворного, попытавшегося перебежать на другую сторону дорожного полотна, с глухим звуком ударило о бампер «Тайги». Тело пришельца мешком отлетело в сторону, но и машину начало заносить…

Вторая замеченная Иваном позиция Чужих приближалась с угрожающей скоростью, а машина уже сошла с дороги, двумя колесами врывшись в обочину, отчего ее понесло боком, грозя в следующую секунду перевернуть на крышу, и лейтенант понял, что его спонтанный план сработал едва ли наполовину…

До горящего кустарника и спасительных укреплений оставалось еще метров сто пятьдесят, когда машина начала переворачиваться.

Несмотря на стремительное, непредсказуемое развитие событий, Иван успел сгруппироваться и выпрыгнуть из кабины, с таким расчетом, чтобы сразу скатиться за насыпь дороги, по другую сторону от пришельцев, однако он приземлился не на песчаный скат… Удар о растрескавшийся асфальтобетон оказался неожиданно сильным, что-то хрустнуло в предплечье, пронзив правую руку острой болью… Он по инерции прокатился вбок, ощутив, что все же скользит по откосу, потом его встретила мягкая, пружинящая подстилка мха, и почти в то же мгновенье на дороге раздался взрыв, а перед ним, словно сотканный из тьмы жуткий призрак, внезапно возник силуэт Чужого.

События, спрессованные в несколько секунд реального времени, походили на страшный калейдоскоп, сознание не успевало адекватно реагировать на резкую смену обстоятельств, даже рефлексы тела, парализованные болью, безнадежно запаздывали. Иван не успел выстрелить — четырехпалая конечность уже рванулась к нему, но рука Чужого не достала Лозина: внезапно наперерез этому движению метнулась стремительная тень, и лейтенант, тщетно силясь вдохнуть глоток загустевшего воздуха, услышал, как с отвратительным хрустом сомкнулись челюсти Биша, прокусывая материал защитного костюма вкупе с инородной плотью.

Чужой пронзительно заверещал, стремясь стряхнуть намертво вцепившегося в руку пса, но его щебечущий крик оборвался, превратившись в захлебывающееся бульканье — это лейтенант, превозмогая боль, левой рукой метнул десантный нож, который пронзил дыхательную маску пришельца, и тот, захлебываясь собственным криком, вдруг начал оседать на обагренный розовой сукровицей мох.

Биш разжал челюсти, и пса неожиданно вырвало.

Встав на ноги, Лозин пошатнулся. Окружающий сумрак плыл перед глазами, сливаясь в смутные, гротескные тени, правая рука висела как плеть, до слуха по-прежнему долетал сухой треск автоматных очередей…

Он нагнулся, левой рукой на ощупь отыскал свой «шторм» и с усилием поднял оружие.

Лейтенант нутром чувствовал: сейчас полезут — и потому присел на одно колено, чтобы иметь хоть какой-то упор при стрельбе.

Гулкие секунды утекали в бесконечность, желтоватый скат обочины расплывался в прорези прицела, рука дрожала от напряжения, а Чужие не спешили атаковать…

«Обходят со стороны леса?» — Мысль пришла одновременно с тенью, что возникла за спиной, но на этот раз Лозин ошибся — сзади появилась не фигура Чужого, а человек.

— Не стреляй… Свои… — раздался предостерегающий шепот.

Тихий звук родной человеческой речи прозвучал в сознании, будто глухой удар грома…

— Ну, ты даешь, браток… — горячий, радостный шепот раздался уже над самым ухом. — Уделал этих тварей, как… — Голос вдруг дрогнул, оборвавшись на полуслове, — это Иван повернул голову, и говоривший внезапно узнал его: — Командир?! — В этом односложном, полуутвердительном возгласе смешались воедино и недоверие, и радость, и…

— Долматов, ты, что ли?.. — У Лозина перехватило дыхание.

— Т-товарищ лейтенант?! — Заикнувшись от изумления, переспросил тот. — Откуда?!

Иван, кривясь от боли, слабо усмехнулся:

— С того света… Руку посмотри… Я послежу, чтоб не полезли с дороги…

— Да не полезут они, командир! — возбужденно сообщил взводный снайпер, осторожно ощупывая плечо Ивана. — Мы глазам не поверили, когда увидели, что с тыла на них несется машина. Я в оптику смотрел, как вы подняли этих тварей с дальней позиции. Выкосили ведь всех до единого, а потом машину вдруг занесло, и она кувыркнулась с дороги как раз на головы второй группы. Я ей пулю всадил в бензобак, — жизнерадостно хохотнул Долматов, — поджарило ублюдков, по полной программе.

— Меня-то видел, стрелок?..

— Видел, да не узнал, — сознался Андрей, беря Лозина за руку и предплечье. — Сустав выбило, сейчас вправлю. — Он сделал резкое движение, и плечо Ивана пронзила обжигающая боль. — Думаю, вот парень, ни хрена не боится, совсем, видать, берега потерял… — Он вдруг осекся, запоздало вспомнив о субординации, но Лозин лишь кивнул, массируя вправленное плечо.

— Это ты точно подметил… — сказал он, ощутив, что правая рука вновь повинуется ему. Жить сразу стало легче.

— Сколько нас? — спросил Лозин, перезаряжая «шторм».

— Десять человек. Половина из нашего взвода, трое со второго, а два бойца вообще не из десанта. Но парни надежные, крепкие, мы их в бою повстречали, в день высадки. Говорят, дивизию накрыло на марше, почти в полном составе.

— Кто они?

— Танкисты.

Лозин сумрачно кивнул.

— А сами как? — спросил он, напряженно вглядываясь во тьму, которую больше не озаряли лазерные разряды и вспышки автоматных очередей.

— По-разному… — ответил Долматов. — С места приземления выходили поодиночке, вокруг уже творилось бог знает что, везде огонь, молнии, пожары… Встретились в районе городка, тогда нас было только четверо. Смотрим, какие-то твари гонят людей через КПП, так не выдержали, атаковали их. В общем, завязался бой, наш техник, со второго отделения, решил вывести БМД на дистанционном управлении, но та загорелась, прямо на перекрестке… Бардак был. Вся электроника горела: только включи, и на тебе — тут же выбрасывай, пока в руках не рванула. По ходу дела к нам подтянулось человек пятнадцать, а потом вдруг налетели эти черные корабли. Прижали нас с воздуха, головы не поднять. Один мы все же завалили, он рухнул прямо на плац… а остальные отлетели подальше и начали бить из лазеров.

— Тогда и решили отступать?

— Да нет… — покачал головой Долматов. — Мы злые были. Ничего не понятно, связи нет, кругом трупы… Потом, когда подошли танкисты и сказали, что дивизия накрылась, стало ясно, что городок не удержать. А умирать без толку расхотелось, — прямодушно признался Андрей. — Решили идти сюда, к старой базе.

— Тихо дошли?

— Да ну… Какое там… Два раза с этими тварями дрались, те местность прочесывали, искали выживших. Почти две недели добирались, в лесу, сами знаете, снега по пояс, зимой дороги не езженные.

— А кто командовал?

— Старшина Булганин. Он и сейчас там. — Долматов кивнул в сторону зарева от затухающего пожара.

— Ясно… — Иван, получив общее представление о положении дел, решил, что пора выбираться, — хоть стрельба и стихла, но старые укрепления больше не годились в качестве долговременного укрытия — он уже усвоил, что Чужие, потерпев поражение, стремятся любой ценой подавить возникший очаг сопротивления.

— Надо уходить, Андрей… Техника есть?

— Нет, — покачал головой Долматов.

— Тогда пешком. — Иван огляделся в поисках Биша и внезапно заметил, что пес лежит в двух шагах от него, тяжело дыша.

Он тихо позвал его, но Биш не отреагировал, тогда Иван закинул «шторм» за спину, поднял пса на руки и сказал, обернувшись к Долматову:

— Веди на базу.

Над старыми укреплениями царил багряный сумрак.

Кустарник выгорел практически полностью, но дальше огонь не пошел, его остановил оказавшийся под ветром участок асфальтированной дороги.

«Теперь с воздуха обнаружить эту точку — плевое дело…» — подумал Иван, вслед за Долматовым спрыгивая в ход сообщения, бетонные стены которого навек сохранили отпечаток досок, служивших опалубкой при строительстве.

Вообще, в былые времена пусковые шахты ракет и окружающую их инфраструктуру маскировал все тот же лес: деревья росли по всей территории, надежно укрывая расположение от обнаружения с воздуха, но в период ликвидации базы большинство древесной растительности погибло, в основном из-за небрежности ликвидаторов, которые, стремясь уложиться в отведенный им лимит времени, не очень-то считались с окружающей природой. Когда Лозин впервые побывал тут, повсюду желтел обнаженный бульдозерами песок, из-под которого выпирали углы бетонных конструкций, и лишь кое-где на изуродованной проплешине росла трава да пробивались первые побеги кустарниковой поросли.

Позже, когда он был переведен в военно-космические силы и возникла необходимость в удаленном от части тренировочном комплексе, он вспомнил про эту заброшенную точку. Сюда послали инженерный взвод, который расчистил зарытые бульдозерами входы, распечатал поржавевшие стальные двери и очистил вентиляционные колодцы, возобновив естественную циркуляцию воздуха в затхлых, частично подтопленных подземных укреплениях.

Кустарник за прошедшие годы густо разросся, желтый песок затянуло мхом, и вот теперь все сгорело, вновь превратив район бункеров в уродливую, обугленную проплешину…

…На верхнем этаже, в гулком квадратном помещении с узкими амбразурами, обращенными в сторону дороги, пол щедро усеивала россыпь стреляных гильз. Этот Укрепленный участок бункера в прошлом был караулкой — восемь подобных долговременных оборонительных точек располагались по периметру базы.

Сейчас у амбразуры дежурили два человека. Вокруг царил полумрак, остро пахло гарью пожарища, гильзы звонко перекатывались под ногами.

Заметив Долматова, который, пригнувшись, первым прошел сквозь низкий дверной проем, один из бойцов, державший под прицелом вход в бункер, негромко спросил:

— Кто?

— Свои, Паша, не дергайся, — ответил Андрей.

— Ну, нашел его? — раздался из темноты второй голос.

— Нашел, — ответил Долматов, посторонившись, чтобы освободить путь Лозину.

Иван опустил безвольное тело Биша на холодный бетонный пол и, выпрямляясь, сказал, ощущая в эти мгновенья горькую, щемящую радость:

— Почему не докладываешь по форме, Багиров? — с нарочитой строгостью спросил он и тут же, не выдержав, раскрыл объятия, делая шаг навстречу онемевшему от неожиданности бойцу…

«Живы…» — Эта мысль билась в голове, затмевая все остальное.

Через пару минут в бункере собрался весь личный состав подразделения.

Когда прошел шок от неожиданной встречи, стихли сбивчивые от волнения вопросы, Иван, обменявшись крепкими объятиями с каждым из бойцов, вдруг негромко скомандовал:

— Взвод, строиться!

Эти слова, произнесенные в гулкой тиши бетонного бункера, прозвучали словно магическая формула внезапного возрождения к жизни.

Лозин внимательно смотрел на изменившиеся лица и видел, как разглаживаются их напряженные черты, а в глазах проявляется странный блеск.

Произнесенная им фраза являлась для них гораздо большим, чем сухая формулировка повседневного будничного приказа, — только сейчас, заметив этот блеск в глазах бойцов, Иван до конца понял, как тяжело давалась им неопределенность, как трудно было сидеть тут, в ожидании, неведении, на грани моральной безысходности…

— Булганин, доложить обстановку! Старшина сделал шаг вперед.

— Атака отбита, раненых нет. Визуальное наблюдение зафиксировало старт неопознанного корабля.

— Всем вольно… — Иван стоял напротив строя, по-прежнему всматриваясь в знакомые лица… Бойцы ждали от него чуда, потому что воскресший командир уже вернул им утраченное ощущение единства, и это стоило всех невзгод трехмесячного ожидания в точке сбора.

Чудо он им предложить не мог. Лозин, вместе с радостью, испытывал в эти мгновенья потаенную боль, потому что знал: он пришел не для того, чтобы вернуть утраченный уклад жизни, а чтобы востребовать их для смертельной схватки с врагом…

Он снова стал командиром, и это лишь обостряло его внутренние чувства.

«Ты так и не полетел к звездам, сержант…» — внезапно подумалось ему, но, отогнав ненужную сейчас мысль, он спросил, обращаясь к застывшим напротив бойцам:

— Я хочу знать ваше мнение обо всем происходящем. Кто-то может высказаться по существу?

Некоторое время в бункере висела напряженная тишина, потом общее мнение выразил Булганин.

— Мы не смогли идентифицировать противника, командир, — произнес старшина. — С наибольшей вероятностью можно принять версию о радикально новом оружии массового поражения, разработанном Штатами или Китаем.

— А существа, с которыми вы все сталкивались? — нахмурясь, спросил Иван.

— Мутагенная форма. Генная инженерия на основе реально существующего вида животных… или насекомых, — пояснил старшина. — Вы ведь сами знакомили нас с разработками в этой области.

— Да, — Иван кивнул. — Знакомил. А теперь, ребята, слушайте внимательно. — Он заложил руки за спину, медленно прохаживаясь вдоль строя. — Можете смело отбросить все призраки третьей мировой войны. Соединенных Штатов Америки, равно как и Китая, по всей вероятности, больше не существует — они попросту стерты с лица Земли.

Если первая фраза Лозина была встречена легким недоверчивым ропотом, то заканчивал он свою мысль уже в полной, гробовой тишине. Остановившись напротив двух танкистов, о которых говорил ему Долматов, Иван спросил:

— Как погибла дивизия?

Боец со знаками различия младшего сержанта бронетанковых войск вскинул голову. На его правой щеке был четко различим шрам от недавно зарубцевавшегося ожога.

— Нас подняли по боевой тревоге, — сообщил он. — Построением командовал комдив, мы получили приказ немедленно выдвигаться в расположение основного космодрома части.

— Комдив ставил конкретную боевую задачу?

— Непосредственно экипажам — нет, но ротный сказал буквально следующее: «Двигаемся ускоренным маршем, боевой расчет получим на месте, когда окажемся под „зонтиком“».

— То есть все считали, что будет нанесен ядерный удар? — уточнил Лозин.

— Да.

— Дальше, — потребовал Иван.

Обожженная щека младшего сержанта непроизвольно дернулась.

— Мы шли в походном режиме, по федеральной трассе, когда в небе внезапно появилось яркое зарево, сопровождаемое грохотом. Нас с Зотовым, — он взглядом указал на стоящего рядом танкиста, — спасло лишь то, что мы не успели захлопнуть люки — сразу за появлением зарева, спустя секунду или две, в небе возник огненный шар, он сиял ярче солнца, падая прямо на нас. Никто не сумел ничего понять — стоял адский грохот, в землю били молнии, частые, будто дождь… — Он с усилием сглотнул и скупо закончил: — А потом этот огненный шар ударил в землю, почти у самой дороги. Наша машина двигалась в арьергарде колонны, и меня попросту вышвырнуло из люка взрывной волной.

Сержант умолк, но, взглянув на Лозина, понял, что тот ожидает более подробной информации.

— Я потерял сознание в момент взрыва, а когда очнулся, то увидел жуткую картину… — глухо продолжил танкист. Он говорил трудно, с надрывом, заново переживая свой ужас, испытанный в момент гибели тысяч людей.

— Того отрезка трассы, по которому двигались основные силы дивизии, попросту не существовало… — с трудом контролируя свои чувства, говорил он, пытаясь загнать навек запечатленные в памяти разрозненные картины в сухую формулировку информативного доклада, но это у него не очень получалось. — Вместо дороги зияла воронка диаметром в несколько километров, на ее дне пылало озеро расплавленной магмы… — Голос сержанта опять сорвался. — Вокруг горели танки и бронемашины… Людей я не видел, но мне почему-то запомнился снег на окрестных полях… Он превратился в грязную воду, которая бурлящими потоками стекала к воронке и тут же закипала, испаряясь. Вокруг стоял зловонный туман, в котором было трудно дышать… Я пополз в сторону, потом случайно наткнулся на Николая, — опять последовал короткий кивок в сторону второго танкиста. — Некоторое время мы не могли справиться с потрясением, пытались отыскать кого-нибудь еще, звали ребят, кричали, но никто не ответил на наши крики… Мы бродили среди пара и дыма, но везде натыкались лишь на сгоревшие остовы техники… Думаю, что прошло несколько часов, прежде чем мы поняли тщетность попыток отыскать кого-либо еще… — Он понурил голову и добавил: — Нам просто повезло остаться в живых, но все равно мы надеялись, что кто-нибудь спасся таким же чудом… поэтому мы и решили возвратиться в расположение части…

Лозин кивнул. Дальнейшее развитие событий было известно ему со слов Долматова.

— Где это случилось? — задал он последний вопрос.

— Мы прошли сто десятый километр…

— Ясно. — Иван отступил на шаг, вновь повернувшись лицом к строю. — Каждый из вас наблюдал схожие картины, — подытоживая сказанное, произнес он. — Зарево в небесах, несвойственные для зимнего периода разряды молний, множественные взрывы, сопровождавшиеся ударами воздушных и тепловых волн. Далее вы столкнулись с нехарактерными, чужеродными жизненными формами и их техникой, которая ни на йоту не совпадает со стандартами самых фантастических земных разработок. Вы называете между собой этих существ «тварями», но на самом деле они ЧУЖИЕ. — Иван подчеркнул последнее слово. — На нас напали из космоса, удар был внезапным и разрушительным, тотальной бомбардировкой обломками астероидных масс, по моим сведениям, полностью уничтожены целые материки, в частности оба американских континента и дальневосточная часть Евразии. Менее всего пострадали Африка и Европа. Процент выживших мне неизвестен, но могу с уверенностью предположить, что нас осталось очень мало. Разрушение астероидных масс при их вхождении в атмосферу вызвало эффект электроразрядных пробоев, возникших между падающими телами и земной поверхностью, вследствие чего было уничтожено все электропотребляющее оборудование и техника, начиная от бытовых приборов и заканчивая боевыми машинами. Если смотреть в глаза известным на сегодняшний день фактам, то напрашивается вывод о том, что наша цивилизация поставлена на грань уничтожения… — Лозин на миг умолк, а затем продолжил, повысив голос: — Это не так. Мы живы. Я точно знаю, что Чужие не истребили уцелевших после первого удара людей, а насильственно депортировали их. Куда, я сказать не могу, но надеюсь, что мы сумеем получить эти сведения в ближайшем будущем. Ясно одно — перед нами враг, и он, как вы убедились, уязвим. Логика Чужих остается загадкой, их мотивы и цели неизвестны, и первой задачей для нашей группы станет поиск ответов на перечисленные мной вопросы. — Иван обвел пристальным взглядом шеренгу притихших бойцов и добавил: — Нас готовили к полету к звездам, но вышло так, что космос сам заявился к нам, в наиболее страшной из своих форм. Человечество действительно стоит на грани полного истребления, но в наших силах сопротивляться. Сначала я был один, потом нас стало трое, теперь нас четырнадцать. Мы пережили ад, но сохранили рассудок. И последнее… — Иван собрал в кулак всю чудовищную гамму чувств, навалившихся на него за последние дни, и выдохнул: — Мы на своей Земле, ребята. Нам посчастливилось выжить, и если кто-то сейчас думает иначе, завидует мертвым, пусть сразу выходит из строя. Это не оскорбление, а приказ, потому что после я уже не смогу предлагать кому-то право выбора…

Строй не шелохнулся.

Все молча и хмуро смотрели на своего внезапно воскресшего командира.

Бойцы ждали, когда он отдаст свой первый приказ.

— Булганин, отойдем, — предложил Иван, отправив бойцов готовиться к предстоящему марш-броску.

Они со старшиной вышли на открытый воздух, остановившись у изгиба одетого в бетонную рубашку хода сообщения.

— Твои соображения, Степан? — прикуривая сигарету, сразу перешел к делу Лозин.

Булганин прищурился.

— Нереально все это… — внезапно произнес он. — Три месяца прошло, а чудится, что сон. Не могу поверить… — Он тряхнул головой. — Думалось ли, что вот так разом, всю Землю?.. — Он замолчал, глядя, как в прорехах рваных облаков тускло помигивает одинокая звезда. Пахло гарью пожарища.

— Я не о том тебя спросил, старшина. — Иван повернулся к нему.

— А о чем? — Степан опустил голову. — У меня нет никаких соображений, командир. Два десятка человек не могут одолеть тысячи этих тварей — вот мое мнение, если хочешь на прямоту. Душить я их буду, хоть голыми руками, до последнего хрипа, но…

— Чем душить без веры в победу, Степан, так лучше застрелиться, — в тон ему ответил Лозин.

— А ты, Иван, веришь в нее?

— Верю! — В голосе лейтенанта вдруг прозвучали металлические нотки. — Вспомни, чему нас учили, и сам поймешь… — Лозин посмотрел на осунувшиеся черты Булганина и добавил: — Думай, старшина, потому что теперь мы с тобой генеральный штаб.

Булганин нервно усмехнулся.

— Давай попроще, командир, — внезапно попросил он. — Чувствую, у тебя голова варит иными масштабами, а мне… — он запнулся, — не осмыслить все это.

— Что мешает? Страх?

— Нет… — подумав, ответил Степан. — Не страх. Сам знаешь, в каких передрягах бывали. Это что-то другое. Я не понимаю — зачем? Почему всех людей, все континенты? Что им надо?

— А ты перестань мыслить глобально, — посоветовал ему Лозин. — Вспомни хотя бы историю Древней Руси. Когда татаро-монголы вторглись, Орда была для славян такой же чуждой, как эти пришельцы для нас. Ни языка их не знали, ни обычаев, и поначалу наши предки понимали лишь одно — враг это, раз сжигает города, убивает, уводит в полон женщин с детьми… Но ведь выстояли, верно?

— Сравнил… — хмыкнул Булганин.

— Да, сравнил. — Иван погасил окурок о бетонную стену хода сообщения. — История имеет свойство повторяться, лишь расширяя масштабы событий, приобретая иную степень технологий, но чаще всего у истоков конфликтов стоит один и тот же набор побудительных причин.

— Все это ни к чему, лейтенант… — с вызовом ответил старшина. — Я не хочу их понимать. Ненависти во мне — во, — он выразительно чиркнул ребром ладони по горлу. — Давай действительно упростим все до привычных величин: ты голова, а мы с ребятами твои руки. Можешь не сомневаться, сделаем все, что скажешь. Сидеть тут осточертело, а куда идти неизвестно.

— Хорошо, — скрепя сердце согласился Иван. Общий смысл настроений, царящих во взводе, он понял, но время поджимало — лейтенант на собственном опыте убедился, что Чужие реагируют на угрозы достаточно быстро.

— Значит, так, Степан, выходим через десять минут. Наша цель — скрытно вернуться в район расположения части. Найди мне плащ-палатку, — внезапно добавил Лозин.

Старшина кивнул, но все же не удержался от вопроса:

— Зачем? — Он недоуменно взглянул на небо. Дождя вроде не намечалось, да и кевларовая экипировка лейтенанта была устроена так, что для нее не требовалось дополнений в виде устаревших средств защиты от непогоды.

— Видел пса? — заметив его недоумение, спросил Иван.

— Ну?

— Понесу его, — пояснил Лозин. — Он спас мне жизнь, укусив при этом Чужого.

— По-моему, он издыхает, командир. Опасно это. Вдруг зараза какая?

— Скорее токсин, — поправил его Иван. — Короче, не рассуждай, а собирай людей, время жмет. Поговорить успеем по дороге.

Старшина кивнул, исчезая в сумраке бетонированных укреплений, а Лозин остался наверху.

И вновь, несмотря на необыкновенную удачу, тяжелые мысли снедали разум лейтенанта.

Он нашел ребят, но по-прежнему оставался один на один с поставленной перед собой сверхзадачей, ни на йоту не продвинувшись в вопросе понимания Чужих.

Иван машинально потянулся за очередной сигаретой и посмотрел на сереющие небеса, где скоро займется полоска зари…

Тело вдруг пробила короткая дрожь.

Над лесом, едва не цепляя разлапистые кроны сосен, беззвучно скользили три чужих корабля.

Иван пригнулся, отступив под прикрытие бункера, едва не столкнувшись с Багировым, который нес ему затребованную плащ-палатку, и коротко выдохнул:

— Тревога, Чужие!..

— Вот сволочи… Не дадут уйти. Видать, их база где-то неподалеку.

Пока старшина следил за плавными пируэтами чужих кораблей, Иван бегло осмотрел собравшихся в бункере бойцов.

Все были облачены в такую же, как и у Лозина, легкую, но прочную металлокевларовую броню, лишь двое танкистов по-прежнему оставались в своей униформе.

— Командир… — коротко позвал старшина. — Взгляни на это!

Иван подошел к амбразуре.

Два корабля Чужих зависли над дорогой в полутора километрах от укреплений, а третий, резко отличающийся по форме и размерам (он четко подходил под описание Насти: огромный, загнутый с обоих торцов цилиндр с хорошо различимой слоистой структурой), стремительно приближался к курящейся дымом проплешине, образовавшейся на месте зарослей сгоревшего кустарника.

От торцов чужеродного корабля вниз били две струи белесого вещества, которое, соприкоснувшись с почвой, тут же начинало растекаться мутным клубящимся облаком.

— Скафандры есть?! — резко спросил Иван, машинально подавшись назад от амбразуры.

— Только три, командир, — встревоженно ответил старшина.

— Так, — Лозин обернулся. — Всем надеть дыхательные маски. Включить антибактериологические фильтры. Обработать друг друга спреем. — Он нашел взглядом танкистов и добавил: — Старшина, выдай им скафандры, только в темпе!

Булганин кивнул, указывая растерявшимся танкистам на смежное помещение, где было сложено подготовленное к марш-броску имущество взвода.

Пока лейтенант отдавал распоряжения, белесое облако начало накрывать передовые траншеи, расположенные чуть ниже по склону пологой песчаной возвышенности. Заметив, что Долматов уже натянул маску с дыхательным аппаратом и обработал открытые участки кожи специальным составом из баллончика, входящего в состав экипировки космического десанта, Лозин жестом указал ему на Биша, который, сотрясаясь всем телом, лежал в углу на холодном бетонном полу.

— Принеси сюда третий скафандр.

— Для него?

— Да. Без разговоров. Живее.

Проводив взглядом Андрея, Лозин натянул на лицо дыхательную маску. Рядом уже стоял Багиров с баллончиком наготове. Спрей, специально разработанный в химлабораториях ВКС, покрывал незащищенные экипировкой участки кожи, образуя непроницаемую эластичную пленку, предохраняющую от химических ожогов и препятствующую контакту с микроорганизмами.

Процедура обработки не заняла много времени, но, обернувшись, Иван увидел, что Долматов уже исполнил его приказ, и в данный момент герметизирует скафандр, включив для Биша свободную подачу кислорода.

Белесое вещество, клубясь, начало понемногу вползать в узкую щель амбразуры, и лейтенант, понимая, что стремительные, непредсказуемые события в данный момент развиваются по сценарию пришельцев, глухо произнес из-под дыхательной маски:

— Без паники. — Рассказывать бойцам об уникальных свойствах микромашин, которые обращались вместе с кровью в их организмах, сейчас не было времени, поэтому он ограничился коротким предупреждением: — Соблюдать максимальную осторожность. Дыхательные маски не снимать без моего приказа. Нам эта дрянь не повредит.

Неизвестно, насколько его уверенность передалась остальным, но никто не дрогнул при виде вползающей в щель белесой, похожей на туман субстанции.

В бункер вернулся старшина.

— Успели, слава богу, — отрапортовал он, имея в виду экипировку танкистов.

— Молодец, — скупо похвалил его Иван. — Рассредоточь людей в укрытиях, — распорядился он. — Со мной остается Долматов. Возможно, что Чужие после химической атаки захотят проверить систему укреплений. Если они высадятся и начнут прочесывание, разрешаю открывать огонь по выбору, без предварительного сигнала. Одно условие: бить с короткой дистанции, патроны экономить, чаще менять позиции.

— Может, попытаемся уйти, пока у них ограничена видимость? — предложил старшина.

— С людьми в скафандрах далеко не уйдем, — ответил ему Лозин и подытожил: — Всё, по местам!

Белесый туман, накрывший укрепления, рассеялся в течение десяти—пятнадцати минут.

Иван, встав сбоку от амбразуры, наблюдал, как молодая клейкая листва на уцелевшем во время пожара кустарнике прямо на глазах теряет свой зеленый цвет, скручивается, рассыпаясь в прах, и падает на посеревшую подстилку мертвого мха, словно все живое в радиусе нескольких сот метров внезапно превратилось в пепел, утратив не только способность к жизни, но и структурные связи…

«Значит, эта дрянь разрушает органические молекулы…» — предположил лейтенант, вспомнив, что отделяемые модули колониального транспорта «Россия» тоже были снабжены специальными распылителями, снаряженными химическим веществом, которое предназначалось для разрушения чуждой органики в зоне предполагаемой посадки.

«Не факт, что их средства идентичны нашим…» — подумалось ему. Если Ивану не изменяла память, то разработанные земными учеными агрессивные соединения были опасны лишь в течение короткого промежутка времени, от пяти до десяти минут, затем они вступали в реакцию с другими активными химическими элементами окружающей среды, теряя при этом свои губительные свойства.

Предугадать состав и потенциальную «живучесть» использованной Чужими белесой взвеси он не мог, но и выводить людей из укреплений, как советовал старшина, казалось ему слишком рискованным шагом. До спасительного леса метров триста открытого пространства, за которым, без сомнения, пристально следят приборы чужих кораблей.

— Никому не высовываться из укрытий, — еще раз напомнил он по связи. — Следить за подступами… Степан, что у нас с боезапасом? Есть хоть один РПК? — обратился он к старшине.

— Нет, командир, — раздался в коммуникаторе ответ Булганина. — Только стрелковое оружие. На каждый автомат по два магазина и по три гранаты для подствольников — две осколочные и по одной кумулятивной.

«На пять минут нормального боя…» — с досадой подумал Иван, а вслух спросил:

— Как самочувствие?

— Пока нормально. Дышим.

— Добро. Следи за обстановкой.

Прислушиваясь к ощущениям собственного организма, Иван не чувствовал недомогания, тревожных докладов не поступало, значит, принятое решение — ждать, не проявляя своего присутствия, — являлось верным.

Он хотел одного — сберечь людей. Пока что у Лозина были все основания полагать, что Чужие ограничатся химической атакой и, выждав какое-то время, улетят.

Пока он общался со старшиной, белесый туман окончательно рассеялся. Легкий ветерок поднимал теперь лишь мелкие облачка праха, который стелился вдоль земли, будто нереальная, серая поземка.

Долматов снял мягкую заглушку со снайперской оптики и осторожно, не подходя к выщербленной по краям амбразуре, повел стволом оружия, осматривая дальние подступы…

…Огромный подковообразный корабль, завершив химическую атаку, неторопливо разворачивался над лесом, два других, размерами поменьше, по-прежнему висели в полутора километрах от укреплений, над старой дорогой.

Напряженное ожидание затягивалось. Иван пытался предугадать, что именно задумали пришельцы, но самые скверные предположения лейтенанта на поверку оказались лишь слабым призраком грядущих событий…

…Два инопланетных корабля вдруг плавно начали движение, скользя параллельно дороге и одновременно набирая высоту.

Долматов, наблюдавший за действиями пришельцев через снайперскую оптику, тронул командира за плечо, привлекая его внимание.

— Ну?

Андрей молча указал на приближающиеся корабли, предлагая командиру самому взглянуть на них.

Лозин кивнул, включая цифровые видеокамеры своего шлема, которые эффективно работали на дистанции до одного километра.

При всем самообладании, картинка, спроецированная на забрало, заставила Ивана непроизвольно вздрогнуть. Он уже не раз сталкивался с подобным типом черных кораблей, и потому взгляд лейтенанта мгновенно различил броские, нехарактерные детали в их внешнем строении, которые ранее сливались с общим фоном причудливых конструкций из-за дальности расстояния: оба чужеродных корабля оказались густо обвешаны стокилограммовыми авиабомбами, явно земного производства. Смертоносные боеприпасы были закреплены под их днищами посредством примитивных, похожих на клешни захватов…

…Он едва успел отпрянуть от амбразуры, выдохнув в коммуникатор короткий приказ-предупреждение, когда в небесах послышался короткий, характерный вой, и земля содрогнулась, вздымаясь черно-оранжевыми столбами разрывов.

С потолка посыпалась мелкая бетонная крошка, смешанная с едкой белесой пылью, следом ударил неистовый, адский грохот, стены и пол вдруг заходили ходуном, будто при землетрясении, а пустые, давно заброшенные, глубинные помещения бункеров тут же отозвались тяжким эхом, словно земля застонала, издавая утробный гул…

Иван, машинально присев, посмотрел вверх и увидел, что по потолку змеится широкая трещина, в которой видны загнутые концы не выдержавших напряжения прутьев стальной арматуры. Оттуда щедро струился песок, образуя на полу растущие конические горки.

— Всем доложить о состоянии! — хрипло приказал он.

Через минуту выяснилось, что от бомбежки в основном пострадала система укреплений. Лишь двое бойцов получили контузии, а вот надежность бункера вызывала сильные сомнения. Что-то продолжало рушиться в его глубинах — нижние этажи были давно подтоплены, и вот теперь, в результате удара, весь комплекс внезапно начал претерпевать критические деформации, медленно проседая под собственным весом в незримые, промытые фунтовыми водами пустоты. По стенам с громким треском пробегали все новые трещины, пол под ногами продолжал вибрировать, хотя взрывы на поверхности прекратились.

— Всем наверх! — не найдя иного приемлемого решения, приказал Лозин, — Рассредоточиться и укрыться в наружных ходах сообщения!..

Первым в полузасыпанную траншею, соединявшую два железобетонных укрепления, выбрался Долматов и тут же, обернувшись к лейтенанту, произнес:

— Хреново их учили обращаться с нашим оружием!

Иван в первый момент не понял, отчего в голосе Андрея звучат нотки мстительного удовлетворения, но, взглянув в указанном направлении, увидел, что один из черных кораблей лежит, перевернувшись набок, метрах в двухстах от их позиций.

Он сбросил бомбы, двигаясь на малой высоте, и, естественно, не избежал удара мощной взрывной волны, да и разлет осколков, похоже, внес свою роковую лепту в плачевный исход неумелого бомбометания: в корпусе чужеродного аппарата зияли внушительные дыры, откуда истекал густой черный дым, словно внутри горели автомобильные покрышки…

Мысленно списав его со счетов, Лозин оглянулся и увидел, что второй корабль Чужих, ненормально кренясь на один борт, идет к бункеру. Его захваты все еще удерживали бомбы, и было ясно — несмотря ни на что, он сейчас сбросит их…

— Ложись! — выкрикнул Иван, падая на дно бетонированного хода сообщения.

Спустя несколько мгновений мощнейший удар потряс окрестности. Бомбы легли густо, но неточно, усеяв столбами разрывов весь северный склон возвышенности, однако при таком количестве сброшенных боеприпасов промах в сотню метров уже не имел решающего значения: сумерки на миг превратились в день, а затем свет померк, когда тонны земли вдруг поднялись в воздух, на мгновенье повисли в нем и со стоном рухнули назад…

Обжигающий удар взрывной волны тяжкой судорогой прокатился по окрестностям, осколки авиабомб крошили бетон обнажившихся из-под осевшей земли укреплений, уходя на излет с изматывающим душу воем. Лозина, который успел ничком упасть на дно траншеи, подкинуло вверх, ударив спиной обо что-то твердое, и он задохнулся от боли, не ощущая того, как тело безвольно скользит по дымящемуся оползню, скатываясь назад, в полузасыпанный ход сообщения.

В такие секунды контуженый разум избирательно выхватывает фрагменты реальности, навек запечатляя их в памяти…

…Иван не потерял сознание от оглушающего удара, и его помутившийся взгляд продолжал следить за сбросившим бомбы чужим кораблем, который по инерции следовал прежним курсом, — казалось, что, освободившись от своего смертоносного груза, он остался невредим, но прошла секунда, другая, и в наступившей вдруг ватной тишине чужеродный корабль внезапно начал разваливаться на отдельные фрагменты, падающие в лес, с глухими ударами подламывая попадающиеся на пути деревья…

Все происходящее плохо укладывалось в помутившемся, контуженом рассудке. Глядя, как распадается на куски корабль, Иван не мог понять: сами ли Чужие совершили непоправимую для себя ошибку, не соизмерив мощь человеческих средств взаимного истребления с конструкцией собственных кораблей, или их «надоумил» кто-то из согласившихся на сотрудничество людей?!

Впрочем, сейчас это было неважно…

«Связь…» — эта мысль настойчиво билась в ритме пульса, отдаваясь в висках ноющей болью.

Лейтенант сел, с трудом выбравшись из-под осыпавшейся на него горячей супеси. Рядом, откапывая скафандр с Бишем, работал саперной лопаткой Долматов, бруствер траншеи дымился, серое небо застилали сизые, причудливо свитые ветром дымные полосы…

Коммуникатор, встроенный в боевой шлем, работал постоянно, но на несущей частоте сейчас слышалось лишь приглушенное потрескивание статики.

— Старшина?.. — с трудом выговорил Иван, отряхивая песок с автомата.

— На связи… — после долгой паузы пришел наконец ответ Булганина.

— Потери?

— Хорина убило. Наповал.

Лозин не помнил такой фамилии в списке своего взвода и понял, что речь идет об одном из танкистов, возможно, том самом, который полчаса назад рассказывал о гибели дивизии.

— Перегруппируй людей.

Пока бойцы рассредотачивались, занимая новые позиции в уцелевших при бомбежке отрезках ходов сообщения, которые теперь превратились в изолированные друг от друга укрытия, Иван не выпускал из поля зрения третий, наиболее крупный корабль пришельцев. Исполинская слоистая «подкова» все это время находилась на почтительном удалении от эпицентра событий, но сейчас, избежав пагубных последствий неумелого бомбометания, корабль Чужих вновь приблизился и начал снижаться, производя непонятные маневры над просекой, которая была слишком узка для его габаритов.

Совершить благополучную посадку он не мог, и лейтенант перевел взгляд на окружающее их позицию пространство.

Местность вокруг изменилась до полной неузнаваемости. Перепаханная взрывами прогалина окончательно утратила привычный контур покатой возвышенности, теперь она представляла собой изуродованную воронками, нивелированную общим оседанием почвы площадь, над которой торчали выступившие из-под земли железобетонные конструкции. Лес пострадал не в меньшей степени: большинство деревьев с корнем выворотило взрывной волной, повалив по радиусу окружности, в нескольких местах из чащобы валил жирный дым — это горели фрагменты двух чужих кораблей, бомбивших укрепления…

Взгляд Ивана обежал окрестности и вновь вернулся к подковообразному исполину, который неподвижно завис над дорогой, всего в пятистах метрах от передовых траншей, покачиваясь на высоте древесных крон.

Глядя на корабль пришельцев, Лозин испытывал странное ощущение холодного, созерцательного равнодушия. Он не знал, виной тому контузия или натянутые до предела нервы направляли мысль в определенное русло, но впервые он смотрел на порождение иного разума, не задыхаясь от ненависти, а спокойно, даже взвешенно, будто бомбовые удары вышибли из рассудка все чувства…

Людей и Чужих разделяла неодолимая пропасть. Они разнились настолько, что трудно было даже вообразить точку соприкосновения. Логика ксеноморфов не поддавалась осмыслению, и отгремевшая бомбардировка только усилила чувство злого недоумения — они в буквальном смысле утюжили Землю? не считаясь ни с людскими жертвами, ни со своими потерями, будто над ними господствовал непонятный Ивану психоз…

Так могли действовать существа, у которых есть веские причины ненавидеть человечество, но земная цивилизация едва перешагнула порог ближнего космоса и попросту не успела перейти дорогу никакой иной расе.

Все это не находило разумного объяснения. Даже если принять к рассмотрению особенности строения чужих кораблей, то они с вопиющей очевидностью указывали на совершенно иную природную среду и условия обитания, которые сформировали техническую мысль пришельцев.

Что им нужно? Какова конечная цель их действий?

Тотальное уничтожение людей как вида имело смысл лишь в одном случае — если Чужие хотели колонизировать Землю, уничтожив разумных обитателей планеты, но сохранив ее природу. Однако Иван сильно сомневался в том, что биосфера Земли подходит чуждым существам. В случае победы над людьми они будут вынуждены коренным образом видоизменять природу завоеванной планеты, и простое сопоставление необходимых для этого усилий с термином «целесообразность» порождало у лейтенанта ощущение нонсенса.

Либо он грубо заблуждался в своих интуитивных оценках, либо…

Мысль оборвалась, будто ее отсекли ножом.

Иван до последнего момента надеялся, что им удастся избежать открытого боестолкновения — до восхода солнца оставалось несколько часов, и, несмотря на «белые ночи», лейтенант рассчитывал, что под серым покровом сумерек он сможет вывести взвод с развороченных позиций, но все надежды в один миг обернулись тщетой, когда из зависшего над просекой корабля вниз внезапно посыпались фигуры Чужих.

Их было не меньше сотни; появляясь из открывшихся в днище исполинского корабля отверстий, они соскальзывали на дорогу по тонким, едва приметным нитям, издали похожим на паутину, и тут же разбегались в разные стороны, прячась за поваленными взрывной волной деревьями.

Ощущение созерцательности исчезло в один миг, разом нахлынули утраченные было чувства, словно голову окатило жаром…

Чтобы не потерять общее видение ситуации, Иван не стал включать увеличение — разглядывать экипировку или анатомию Чужих он не собирался, — в такие секунды главное — морально не спасовать перед подавляющим численным превосходством врага, проявить выдержку, ударить наверняка и нанести максимальный урон, используя фактор внезапности.

Прошло несколько минут томительного, напряженного ожидания, прежде чем стало ясно, что Чужие не ожидают серьезного противодействия со стороны перепаханных бомбежкой укреплений.

Темный вал, состоящий из сотни инородных фигур, спокойно сформировался под днищем высадившего их корабля, и ксеноморфы двинулись вперед, медленно накатываясь на развороченные укрепления, словно жуткая приливная волна.

Иван замер в болезненном ожидании преждевременного выстрела, но перепаханные воронками траншеи молчали, будто там не было никого живого…

Он посмотрел на волну приближающихся фигур, и дальномер послушно выдал на проекционное забрало боевого шлема цифровое значение дистанции:

Четыреста метров…

Триста пятьдесят…

Триста…

Позиции взвода молчали…

Вот когда дали свои рациональные всходы изнурительные марш-броски, ночевки под открытым небом, сотни часов боевого взаимодействия отделений, превратившие группу бойцов в единый организм, со стальными нервами, общим рассудком и несгибаемой волей…

Они ждали, буквально исполняя приказ командира: «бить только наверняка…»

Двести метров…

Уже невооруженным глазом можно было различить отдельные фигуры Чужих…

Сто пятьдесят метров…

В этот миг запредельного напряжения, когда черно-сизая масса инородных тел подступила почти вплотную к передовым траншеям, лейтенант услышал, как за его спиной в разных местах раздались приглушенные хлопки выстрелов из подствольных гранатометов, и секунду спустя яркие сполохи разрывов ударили посреди боевых порядков Чужих, нанося чудовищный урон наступавшим в полный рост ксеноморфам.

Видимо, логика этих существ начисто отвергала саму вероятность того, что после химической атаки и двух волн ковровой бомбардировки среди полузасыпанных траншей может скрываться хладнокровный, способный к яростному и осмысленному сопротивлению противник.

Их тактика массированных ударов была слишком проста, прямолинейна, она годилась для уничтожения гражданского населения, но в столкновении с закаленными бойцами, прошедшими все круги ада локальных внутричеловеческих конфликтов, Чужим следовало остеречься подобного примитивизма…

…Первые разрывы еще не отгремели, когда хлопнул второй уже синхронный залп, и Иван приподнял голову, наблюдая последствия беглого огня.

Он увидел, как смерть плясала среди поредевших боевых порядков наступающих чужаков: разрывы осколочных гранат вспухали огненными бутонами, с силой отбрасывая в стороны уже мертвые либо агонизирующие тела, атака явно захлебнулась, но…

Лейтенант машинально взглянул на подковообразный корабль и увидел, как из открытых люков вновь начал соскальзывать вниз нескончаемый поток чуждых существ — их прибывало с каждой секундой, словно внутри огромного корабля скрывались тысячи особей иной расы.

В этот миг Иван впервые почувствовал, что теряет самообладание.

Казалось, настал их последний бой, копошащаяся впереди масса попросту неисчислима, и у людей элементарно не хватит патронов, чтобы уничтожить хотя бы половину высадившихся…

Отчаяние на миг цепко впилось в разум, но реальность завязавшегося боя столь же мгновенно уничтожила все чувства, — Лозин слишком высоко поднял голову, и тотчас по песчаному, покрытому прахом погибшей растительности брустверу взметнулась цепочка султанчиков, будто по нему резанула автоматная очередь.

Он машинально отпрянул назад и вдруг увидел, что это было на самом деле: в маленькой конической воронке на уровне глаз лежал длинный острый шип, совсем не похожий на пулю, но явно аналогичный по предназначению.

— Не высовываться! Огонь выше! Целиться по кораблю! — Лейтенант на одном дыхании отдал эти команды, мгновенно сопоставив уже известную ему прочность корпусов черных кораблей и тип боеприпасов для подствольных гранатометов, оставшийся у его бойцов.

Это был единственный шанс изменить баланс сил, и он не ошибся: бойцы правильно истолковали приказ командира, они видели то же, что и он, мыслили в унисон с лейтенантом, и последний залп подствольных гранатометов послал по баллистической траектории восемь кумулятивных гранат, семь из которых попали в чужой корабль, озарив его слоистую обшивку неяркими сполохами.

Иван не мог видеть точные места попаданий, но он знал принцип действия кумулятивного заряда и мог представить, как струя пламени прожигает обшивку подковообразной громады, создавая внутри предполагаемых отсеков температуру до тысячи градусов по шкале Цельсия…

Словно в ответ на его наитие изнутри слоистой громады внезапно взметнулось несколько фонтанов чадного пламени, лишний раз подтверждая, что корабли Чужих, в силу каких-то особенностей, состоят из полимерных материалов и органики; возможно, их защита была изначально ориентирована на неизвестные людям типы энергетического оружия, но это являлось явным минусом в условиях Земли…

Первая атака Чужих захлебнулась на подступах к траншеям, но вторая волна высадившихся существ уже не повторила тактическую ошибку своих предшественников, тем более что отступать им было по сути некуда — за их спинами полыхал базовый корабль, извергая в небеса ревущие столбы пламени. Оставалось лишь гадать, каким образом ему удается удерживаться в воздухе, но на подобные размышления у людей не было ни времени, ни сил…

Ситуация менялась с каждой секундой: из объятого пламенем корабля больше не соскальзывали фигурки Чужих, но те, кто успел высадиться, объединившись с отступившими остатками первой волны, вдруг ринулись в атаку, накатываясь на развороченные бомбовыми ударами укрепления уже не сплошным темным валом, а отдельными группами, которые перебегали от укрытия к укрытию, ведя попеременный огонь по позициям людей…

В момент первой атаки Иван успел отчетливо разглядеть, что в руках наступавших не было никакого оружия, однако, невзирая на это, земля вокруг дыбилась сотнями султанчиков, в воздухе стоял непрекращающийся высокочастотный свист, острые пятисантиметровые шипы вонзались в обнажившиеся стены железобетонных конструкций, вокруг вновь воцарился кромешный ад, где подавляющее превосходство мгновенно перешло на сторону Чужих…

Еще немного — и горстку людей просто сомнут…

С дальних позиций ударили скупые, экономные автоматные очереди, но, пригнувшись за бруствером, Иван не мог определить, как далеко продвинулся противник, он лишь понимал, что они с Долматовым оказались на острие клиновидной позиции, и их легко могут обойти с флангов.

— Прикрой! — крикнул он Андрею, резко выпрямляясь.

Он приподнялся всего на миг, чтобы оценить расстояние до атакующих, но и этого краткого промежутка времени хватило, чтобы несколько шипов вонзилось в опущенное забрало компьютеризованного шлема, покрыв его густой сеткой трещин.

Чужаки были уже совсем близко, метрах в сорока, и лейтенант, одной рукой отстегивая забрало, в котором застряло четыре шипа, другой выхватил из подсумка разгрузки ручную гранату и, не вставая, метнул ее за перепаханный бруствер.

Взрыв…

Мгновенный рывок, длинная очередь, падающие навзничь тела Чужих, свист, глухие болезненные удары в бронежилет — все это слилось в единое ощущение гуляющей рядом с тобой смерти, ее горячее дыхание, казалось, обжигает незащищенное лицо, нервы уже порвались, и тело отделилось от разума, — он вел непрерывный огонь, чтобы дать остальным бойцам взвода возможность поднять головы, увидеть врага…

С расположенных за спиной Ивана позиций дружно ударили автоматы, и лейтенант резко пригнулся — смерть снова разминулась с ним, и от этого хотелось заорать, но из пересохшего горла рвался лишь хрип…

Рядом внезапно возникла фигура Долматова — он медленно пятился, непрерывно стреляя в глубь хода сообщения, — значит, Чужие уже там, они все-таки обошли фланги, и дело идет к рукопашной схватке…

Пользуясь секундой передышки, Лозин перезарядил «шторм», оглянулся, и как оказалось — вовремя: справа от него в ход сообщения уже прыгали фигуры Чужих. Автомат в руках лейтенанта вновь разразился длинной очередью. Теперь он и Долматов стояли спина к спине, стреляя в противоположных направлениях, а поверх их голов летели ослепительные росчерки трассирующих пуль. Вновь гулко ударило несколько гранатных разрывов, потом над развороченными укреплениями раздался долгий, иссушающий разум крик смертельно раненного человека, и вдруг оглушающий, ни с чем не сравнимый грохот судорогой прокатился по окрестностям…

Иван уже неадекватно воспринимал реальность. Ковер стреляных гильз покрывал дно траншеи, ноги тонули в нем по самые щиколотки, напротив, у изгиба хода сообщения, громоздилась баррикада из мертвых, изрешеченных пулями тел Чужих, а вокруг на несколько мгновений вдруг воцарилась ватная тишина.

Он обернулся, ощущая себя так, словно только что залпом выпил бутылку водки, — оглушенный разум не мог собрать воедино целостную картину окружающего, он воспринимал лишь отдельные ее фрагменты, словно бесконечную вереницу застывших стоп-кадров…

Остро пахло гарью.

Запах пробивался даже сквозь фильтры дыхательной маски, и Иван, подняв голову, понял — почему. Дыхательный аппарат съехал набок, одно крепление было перебито, по щеке щекотливыми каплями струилась кровь из неглубокого пореза, а источником зловонного дыма был внушительный обломок чужого корабля, лежащий метрах в десяти от полузасыпанной траншеи.

Огромная слоистая «подкова» взорвалась, и этот поколебавший окрестности удар заставил обе стороны на миг оцепенеть, прекратив огонь.

Чужие, которых оставалось не менее пяти десятков, внезапно оказались в невыгодном, уязвимом положении — сзади полыхали обломки их корабля, а с фронта вновь ударили автоматы, но они не дрогнули, будто такие чувства, как «обреченность» или «страх», были им незнакомы.

Ксеноморфы с маниакальным упорством вновь полезли вперед, но в этой последней схватке численное превосходство уже утратило свою роль. Люди расстреливали последние патроны из скудного боезапаса, но оставшиеся в живых бойцы уже перешагнули грань рассудка — невозможно сохранить здравую осторожность, когда отбрасываешь в сторону пустой автомат и нагибаешься над телом мертвого друга, чтобы взять из холодеющих пальцев наполовину разряженный «шторм»…

…Иван, перепрыгнув через завал убитых пришельцев, выскочил из траншеи и оказался между полыхающим обломком чужого корабля и последней группой атакующих. Они не видели его, и Лозин одну за другой швырнул две ручные гранаты, тут же упав, чтобы не угодить под шальной осколок.

Впереди громыхнул сдвоенный взрыв, и, подняв голову, лейтенант увидел, как по оглушенным ксеноморфам в упор бьют из автоматов уцелевшие в схватке бойцы. Они поднялись из траншей, словно призраки, а Чужие совершенно потеряли ориентацию — свинцовые очереди опрокидывали их на землю, сопротивление было сломлено, и бой, только что суливший им победу, внезапно обернулся полным поражением…

Гранаты, имевшиеся только у лейтенанта, и кинжальный перекрестный огонь сделали свое дело — десяток ксеноморфов, уцелевших под пулями и осколками, все же не выдержали, побежали назад, но их догоняли посланные вслед очереди, пока последний не ткнулся лицом в горячий, смешанный с пеплом песок…

…

Багряное солнце еще не проклюнулось над далекой линией горизонта, но вокруг уже стало светлее.

В воздухе плавали сизые сгустки дыма, и Иван, лежа на прогорклой земле, еще не понимал, что. они победили…

Осознание вырванной неимоверной ценой победы придет позже, вместе с болью потерь, а сейчас он, пошатнувшись, встал, потом машинально посмотрел на индикатор зарядов, который указывал, что в последнем магазине «шторма» осталось всего восемь патронов, обернулся и вдруг увидел старшину, который с окаменевшим лицом застыл над мертвым, облаченным в изодранный скафандр телом…

Его дыхательная маска была снята, губы Степана беззвучно шевелились, и по Выражению лица Булганина становилось ясно, что это не немая молитва, а беззвучные слова страшной клятвы, идущие из глубин души…

Сзади подошел Долматов. Автоматическая снайперская винтовка была заброшена за спину, а на руках он держал скафандр, куда перед боем поместили дрожащее тело Биша.

— Умер… — обессиленно садясь на землю, произнес Андрей. — Умер он, командир…