Глава 4
Пустошь. Окрестности «тамбура»
Накрапывал дождь. Небо над Пустошью хмурилось, в районе конических сопок извергались клубы пара. Там, где небесная влага встречалась с подземным огнем непрекращающихся извержений, слышались громкое шипение, потрескивание, глухие взрывы, сливающиеся в монотонный гул.
Заросли металлорастений обрывались на границе лавовых полей. Дальше, меж замысловатой сетки огнедышащих разломов, ютились лишь редкие островки серебристой поросли да возвышались покрытые окислами строения техноса.
Корень остановился. Расширитель сознания медленно прорисовывал детали окружающей обстановки. Он чувствовал себя совершенно обессилевшим, хотелось лечь и лежать, прекратив изматывающую борьбу, но инстинкты сталкера, выработанные годами лишений, не давали смириться, заставляли искать крохи жизненных сил и вновь идти, удерживая взглядом найденные ориентиры.
Метаболический имплант пережигал последние ресурсы истощенного организма, накопитель энергии, вживленный в рану спасшим его сталкером, оказался малоемким, да и заряжался очень медленно.
«И зачем Шершня понесло в «Призрачный Город»? – Тяжелые, обрывочные мысли помогали мнемотехнику преодолевать сумеречное состояние рассудка. – Неужели он не знал об одной из наиболее опасных аномалий Пустоши? Сам сгинул и меня чуть не угробил». – Корень вновь остановился, заметив мостик, перекинутый через огнедышащий разлом. На вид хлипкий, ненадежный, роняющий расплав серебристых капель в бездонную пропасть. Никто из здравомыслящих сталкеров не решится переправляться через трещину столь рискованным способом, да и нет по ту сторону ничего интересного: очередной островок, покрытый шлаком и вулканическим пеплом почвы, окутанный дымкой ядовитых испарений. Сквозь пелену желтоватого марева смутно проглядывали очертания припорошенного пеплом остова бронезавра. Его некогда серебристая броня давно покрылась шелушащейся коростой, в корпусе зияли оплавленные дыры – огромного механоида подбили пару лет назад, и с тех пор он врастал в вулканическую почву, постепенно разрушаясь.
«Еще немного…» – мысленно приободрил себя мнемотехник, направляясь к шаткой переправе.
Ноги по щиколотку тонули в пепле. Из трещины в десятке метров от обветшалого строения техноса внезапно вырвался гейзер раскаленной магмы, земля конвульсивно содрогнулась, несколько шлаковых бомб обрушились на соседний островок, одна угодила в остов бронезавра, рассыпалась источающими жар обломками. В красноватом сиянии стало отчетливо видно, как по безжизненному островку ползут камнееды – похожие на черепах порождения технической эволюции, медлительные, неагрессивные, питающиеся продуктами извержений и потому неопасные.
Мост, перекинутый через глубокий разлом земной коры, не являлся творением рук человеческих. Несколько лет назад в пространстве Пустоши появился новый, неизвестный ранее вид эволюционировавших скоргов. Колонии наномашин начали стремительное развитие в богатых энергополями и металлами регионах, возводя так называемые городища – огромные, похожие на термитники постройки.
С тех пор архитектура техноса стала своеобразной визитной карточкой Пустоши. Скорги видоизменяли металлорастения, создавая из них сотни различных строений, истинное предназначение которых до сих пор оставалось загадкой. Городища и «засеки» соединяла между собой запутанная структура надземных коммуникаций. Кроме того, в недрах отчужденного пространства исчадия техноса прорыли сотни километров разветвленных тоннелей.
Затем эволюционировавшие колонии нанороботов неожиданно выродились, оставив после себя загадочные постройки. Сейчас многие из созданных ими укреплений понемногу обживали сталкеры, коммуникации же ветшали, постепенно приходя в негодность, зарастая «жестянкой»…
Мостик, изгибающийся над трещиной, привел обессилевшего мнемотехника на небольшой островок, окруженный со всех сторон источающими жар разломами земной коры.
Он осмотрелся, затем осторожно приблизился к краю пропасти, там, где куст покрытого окислами металлического растения свивал ветви в условном знаке.
Далеко внизу вздувалась волдырями кипящая лава.
Добрался… Корень с облегчением выдохнул, заметив старый бетонный лестничный марш, частично «вкрапленный» пульсацией в отвесную стену огнедышащего разлома.
Мало кто рискнет ступить на искаженные ступени без перил, но истощенный мнемотехник, собрав последние силы, тяжело припадая на правую ногу, все же начал спуск.
Шаг. Еще шаг…
Он прижимался к отвесной стене, дрожащими от напряжения пальцами цеплялся за ее неровности, пока не преодолел десять ступеней.
Жаростойкая дверь открывалась наружу, не следовало забывать об этом.
Условный стук прозвучал глухо, но мнемотехник был уверен, что его услышат. Прошло немного времени, и дверь вдруг резко распахнулась. Тому, кто явился сюда с дурными намерениями, грозило неминуемое падение в бездну. Бежать некуда, лестничный марш вибрирует, снизу рвется жар, сверху видна лишь кромка обрыва, трудно сохранить самообладание и равновесие, но Корень знал о ловушке и заранее отступил на пару ступеней вверх, прижался к стене.
– Заходи, – раздался знакомый голос.
Корень стоически дождался, пока массивная термостойкая дверь щелкнет фиксаторами, и только тогда преодолел две последние ступени, шагнул в тесный переходной тамбур.
Внутренняя дверь скользнула вертикально вверх.
Добрался…
Он переступил порог, оказавшись в низком сводчатом зале.
Сильная рука хозяина поддержала его, помогла сохранить равновесие.
– Скверно выглядишь. – Аскет никогда не задавал лишних вопросов. Он окинул мнемотехника пристальным взглядом и добавил: – Снимай экипировку, сейчас тебя осмотрю.
Корень кивнул, хотел чтото ответить, но не смог – силы окончательно покинули его.
Аскет успел подхватить внезапно обмякшее тело сталкера, не дал ему упасть.
– Дарлинг! – не оборачиваясь, позвал он. – Помоги.
В глубине бункера зажегся свет, выхватив из сумрака фигуру девушки.
Пустошь. Двое суток спустя…
– Ну рассказывай, что случилось? – Аскет уселся в кресло, искусно сплетенное из металлических растений, протянул Корню пластиковую бутылку с водой, заметил, что тот поежился. – Холодно?
Мнемотехник с трудом сделал глоток воды.
– Знобит. – Он откинулся на удобную, приподнятую под наклоном спинку кровати. – Хорошо у вас. Уютно. А где Титановая Лоза?
Аскет пристально взглянул на него. Не хочет рассказывать?
– Дарлинг сейчас в Ордене. Ты пробыл без сознания двое суток. Она ушла сразу после твоего появления, скоро должна вернуться.
Корень, утолив жажду, поставил бутылку с водой на прикроватный столик, перехватил взгляд Аскета.
– Ктото сдал мое убежище наемникам, – произнес он. – Взяли грамотно, ни один датчик не пискнул. Ловушки обошли.
Аскет удивленно приподнял бровь. Корня он знал не первый год. Мнемотехник сильный, опытный, в пространствах едва ли не со дня катастрофы.
– Что им было нужно?
– Сам не понял. Убивать явно не собирались, на артефакты даже не взглянули. Ворвались, саданули импульсом, но расчетливо, так чтобы скоргов на время вырубить. Импланты не сожгло, но сознание я потерял. Очнулся связанным. Чувствую, рука горит, правую ногу не чувствую. Они мне имплантированный накопитель с мясом вырвали, чтобы сопротивляться не мог, мьюфон заглушили, ногу сломали. Немного оклемался, спрашиваю: что надо? Ответили, что теперь я, с какогото перепуга, буду работать на них. Пластиковые кандалы на меня надели, наружу выволокли, заставили самого понемногу хромать. Двигались в сторону Барьера. По пути подходящие автоны попались. Наемники думали, я без накопителя ничего поделать не смогу. – Корень криво усмехнулся. – В общем, просчитались. Они даже понять ничего не успели.
– Бешеные побеги?
Корень кивнул.
– На такое воздействие требуется много энергии, – заметил Аскет.
– Сколько было – все отдал, – признал мнемотехник. – Без накопителя пришлось метаболический имплант в форсрежим загнать, использовать силы организма. Я так решил: будь что будет, но наемников кровью умою.
– Умыл?
– По полной программе. Никто не ушел. Только двигаться я уже не смог. Ударил и «поплыл». Нога сломана, все жизненные силы в удар вложил, да и крови перед этим потерял изрядно.
– Как же выбрался?
– Сталкер меня выручил. Кличут Шершень. Говорит, из Ордена сбежал.
– А подробнее?
– Странный. Элементарных вещей не знает. Но не из робких. Я когда очнулся, сначала подумал: галлюцинации. Знаешь, с кем он в паре шел?
– Ну?
– С Упырем.
– Старикто что в Пустоши делал?
– Понятия не имею. Ну ты Упыря знаешь, он любого подыхать бросит. А Шершень уперся – надо помочь.
– Странное поведение для начинающего сталкера.
– Для начинающего он поступил нормально. Душой еще видно не успел очерстветь.
– Возможно. – Аскет инициализировал поиск в сети. – Ты говори, я пока базы данных Ордена просмотрю.
– Да особо рассказывать нечего. Вколол мне какуюто дрянь, по его словам – боевой стимулятор. Метаболический имплант поначалу не отреагировал, препарат не перехватил, вот я и очнулся. Смотрю – поодаль Упырь топчется, а подле меня сталкер незнакомый, в герметичной броне. Упырь хотел с мертвых наемников экипировку содрать, так Шершень ему не дал. Иди, говорит, Федор Тимофеевич, своей дорогой, а с раненым я сам разберусь. Типа дальше – не по пути.
– Можно подумать, Упырь его послушал… – покачал головой Аскет.
– Я говорю – парень не из робких. Он ему стволом пригрозил. Старикто стервятник известный, но на пулю нарываться не стал. Выматерился, но ушел.
– Чтото не сходится, – покачал головой Аскет. – Сталкеров с позывным «Шершень» в пространствах четверо. Но ни один из них не имплантирован в Ордене.
– Я клеймо видел на импланте. На подробное сканирование сил не было, а внешне – полный порядок.
– Засланный он. Причем легенду ему дилетант готовил. Знаю я такое мышление. Мол, каждый второй сталкер в Ордене имплантирован. Если Цитадель стороной обходить да на тщательные проверки не нарываться, то прикрытие неплохое, но долго все равно не продержишься. Имитация имплантов, как и легенда, предназначены для быстрой, разовой акции.
Аскет взглянул на запястье мнемотехника.
– А этот накопитель откуда?
– Шершень мне его на старые контакты приживил, да он разряженный оказался. – Корень пренебрежительно махнул рукой.
– Интересная вещица, – заметил Аскет. – Ну рассказывай, что дальше.
– Стало понятно: нужно к энергополю сворачивать. Я поначалу коекак держался, а потом совсем худо стало. Расширитель сознания какоето время вообще не работал, вот я и не смог правильно сориентироваться. Не распознал, что за границей энергополя аномалия начинается. Ну «Призрачный Город» знаешь, да?
– Знаю. Бывал там. Места неприятные.
– Короче, потерял я сознание в самый неподходящий момент. Считай, что основные события пропустил. Когда очнулся – накопитель уже немного зарядился, метаболический имплант в форсрежиме, на прямом питании организм подлатал. Лежу, пространство сканирую. Вокруг ни души, только ветер воет да аномалия «Призрачного Города» мертвым светом брызжет.
– А Шершень куда подевался?
– Я так понял, он наемников за собой увел. Не знал Шершень про аномалию. Думал запутать следы в руинах и вернуться, а получилось, что в гиблые чащобы ушел.
– Почему ты так решил?
– Я мертвых наемников видел. По следам понял – Шершень зашел им в тыл, двоих убил, остальных в погоню за собой выманил. Я, когда очнулся, выстрелы вдалеке слышал.
– Да, невеселая у тебя история вышла. – Аскет внимательно посмотрел на накопитель энергии. – Корень, ну ты уже вроде в чувство пришел?
– Да.
– Отсканируй подарок Шершня, скажи, что думаешь.
Мнемотехник некоторое время сосредоточенно молчал, затем по его лицу проскользнуло выражение недоумения.
– Егор, – он машинально назвал Аскета по имени, – а ведь это не артефакт!
– Что же тогда? – Аскет вопросительно приподнял бровь.
– Обычный энергоблок, замаскированный под «сердце зверя»!.. Фальшивый, как и импланты этого Шершня! И кто он? Наемник?! – Корень привстал.
– Не думаю.
– Но не черный старатель. Эти не маскируются. Ухватят добычу, и назад, за Барьер. Известные аномалии за версту обходят!
– Он из военных.
Корень откинулся на подушку. От внезапного напряжения тело покрылось испариной.
– Тото он мне тебя чемто напомнил, – тихо произнес мнемотехник.
* * *
Их разговор прервал вибрирующий гул – открывалась внешняя огнеупорная дверь, а через минуту на пороге убежища появилась Дарлинг. Боевая броня Ордена скрадывала очертания ее фигуры.
– Всем привет! – Она подняла забрало шлема, поставила тяжелый ИПК в крепление подле двери, коснулась сенсора, позволяя сервомоторам сдвинуть бронепластины экипировки в положение «открыто», затем попросту вышла из массивного бронекостюма.
– Дарлинг! – Корень привстал, опираясь о край кровати.
– Лежи, лежи, я тоже рада, – полушутливо произнесла Титановая Лоза, удивив старого мнемотехника разительной, бросающейся в глаза переменой облика. Приемная дочь командора Хантера снискала себе славу беспощадного бойца, отчаянного, преданного Ордену сталкера. Корень знал Лозу не понаслышке, привык видеть ее сосредоточенной, сдержанной, скупой на слова, погруженной в свои мысли.
Она определенно похорошела, ожила, словно сбросила с плеч непомерный груз, лишь глаза остались прежними серостальными, но ее взгляд, способный приструнить любого, самого отчаянного сталкера, стал теплее.
– Привет, Егор. – Она коснулась губами щеки Аскета.
– Есть новости?
– Да, поговорила с Шепетовым. – Дарлинг улыбнулась, на ее щеках обозначились ямочки, и Корень, пристально наблюдавший за девушкой, вдруг ощутил тепло в груди. Мрачноватое убежище как будто наполнилось светом, стало уютнее, сердце кольнуло давно позабытым чувством: он смотрел на женщину и невольно любовался ею, впитывал тепло, излучаемое обликом Дарлинг.
Неужели такое возможно? Он старый, битый, циничный, весь покрытый шрамами, давно позабыл простые человеческие чувства, а тут…
Корень невольно отвел взгляд.
– Так, я смотрю, к еде не притрагивались?
Аскет кивнул:
– Точно. Корень только недавно очнулся. Некогда было. Разговаривали.
– Ну тогда продолжим за столом. Ты гостю помоги, а я сейчас вернусь.
Дарлинг прошла в соседнее помещение бункера. Дверь за ней плотно закрылась.
– Встать сможешь? – Аскет протянул руку.
* * *
Дарлинг быстро накрыла на стол.
– Ну рассказывай, что Шепетов?
– Готовится к имплантации.
– Решился?
– Ну да. Генерал, конечно, боится, как все новички, но вида не показывает.
Корень только диву давался. Совсем одичал в глухомани – мысленно укорил себя мнемотехник.
– Хорошо у вас… – Он вскинул взгляд. – Только как решились?
– Ты о чем? – Аскет сурово осадил его взглядом, но Корень не принял немого запрета, продолжил тему: – Я смотрю, у вас все серьезно?
Дарлинг кивнула:
– Серьезнее некуда.
– Не страшно?
– Корень, смени тему!
– Егор, пусть. – Дарлинг нисколько не смутилась. – Ты, Сережа, хотел сказать – смерть кругом? – Она назвала мнемотехника по имени, которое тот уже начал забывать. – Технос эволюционирует, а мы чем хуже?
Вопрос Титановой Лозы поставил Корня в тупик.
– Вспомни, каким ты пришел сюда, и подумай, кем стал теперь.
Мнемотехник призадумался. Действительно. С чего начинали? Излучатель да кодировщик были единственным средством воздействия на дикие колонии скоргов. С их помощью удавалось спасти лишь малую часть людей, инфицированных сбойными наномашинами, запрограммировать последние на формирование полезных имплантов, а не бесконтрольное размножение.
Те, кто выжил, необратимо изменились. А когда я в последний раз пользовался громоздкими, морально и технически устаревшими устройствами? Их заменили специализированные импланты, искусство мнемотехники давно вышло на новый качественный уровень. Выходит, Дарлинг права: в отчужденных пространствах эволюционировал не только технос?
– Мы выжили, – произнес Аскет. – Не спрашивал себя, что дальше?
Корень отрицательно покачал головой.
– Некогда было. Не задумывался.
– Каждый из нас все эти годы втайне мечтал вырваться отсюда. Мы думали, что найдем способ избавиться от скоргов, вернуться во Внешний Мир, к «нормальной» жизни.
– Не выйдет. – Мнемотехник прекрасно понимал, о чем говорит Егор. – Скорги в наших организмах останутся навсегда. Да и возвращение уже не кажется хорошим вариантом.
– Вот и мы с Дарлинг решили: пора избавляться от иллюзий, мысленно сменить свой статус. Мы не пленники отчужденных пространств, а их обитатели. Чувствуешь разницу?
– «Оставь надежду всяк сюда входящий»? – процитировал Корень. – Да, согласен. Надо жить. Только не оставят нас в покое. Военные, черные старатели, перекупщики, наемники – они тоже пытаются поспевать за эволюцией техноса. Видел экипировку боевиков синдиката? Они могут совершать глубокие рейды без риска заражения скоргами. Боюсь, рановато вы решили жизнь налаживать. Как бы нам защищаться не пришлось, но теперь уже не только от техноса.
– Пусть приходят, – спокойно отреагировала Дарлинг. На миг выражение ее лица стало прежним, жестким, холодным, решительным.
– Да они уже тут. – Корень вдруг махнул рукой, как бы отметая проблему. – Ладно, все нормально. Действительно, чего говорить. Вон ято отбился, так что забыли. На самом деле ничего интересного…
Аскет хмуро посмотрел на него, затем произнес:
– Ненормально. За два месяца одиннадцать мнемотехников пропали без следа. Ты первый, кому удалось уйти. У наемников гдето поблизости крупная база. И они затеяли чтото серьезное.
Корень поперхнулся.
– Одиннадцать?! А в сети почему тишина?
– Профессионально работают. Охотятся на одиночек, чтобы шума не поднимать. Группировки пока не задевают.
– Выходит, они меня к себе на базу конвоировали?
– Скорее всего, – кивнула Дарлинг. – Ты, Сережа, пойми правильно: мы с Егором не забились под землю. Не выпали из событий. Отчужденные пространства теперь наша земля, навеки. И нам не все равно, что происходит вокруг. Когда ты пришел, рухнул на пороге без сознания, мы догадались, кто на тебя напал. Сомнения вызывал только вживленный тебе энергоблок. Он военного образца. Вот я в Орден и ходила, с Шепетовым поговорить, пока весть о его имплантации не дошла до командования изоляционных сил.
– А он при чем?
– Его связи. Уровень доступа к секретной информации. – Дарлинг показала микрочип. – Генерал дал попользоваться. Через него мы выйдем на сервер управления спецопераций. Теперь ведь нам известен позывной спасшего тебя сталкера?
– Ну да.
– Поищем его в закрытой базе данных. А там решим, что делать.
Пустошь. За гранью реальности…
Полная неподвижность медленно сводила с ума.
Разум Шершнева бодрствовал, но он не ощущал собственного тела, словно сознание отделили от физической оболочки, поместив в пространство без света и звука.
Паралич?
Он мысленно перебирал варианты, но даже не догадывался об истинном положении дел, пока серую хмарь небытия не прорезал яркий, нестерпимый свет.
Восприятие мира вернулось, но оно носило избирательный характер. Ощущения тела попрежнему отсутствовали, но появились звуки: тихо и ровно шипел пневматический привод, вне поля зрения чтото монотонно попискивало, затем вернулось обоняние, и он ощутил резкий запах нашатыря.
Раздался металлический звук, словно ктото придвинул стул, сияние умерило интенсивность, позволяя рассмотреть расплывчатые нечеткие черты лица.
Радич…
Иван попытался напрячь мышцы руки, но безрезультатно, их словно не существовало!
– Пришел в себя? Отлично. – Станислав действительно присел на стул, его лицо теперь фиксировалось периферийным зрением. – Навел справки о тебе. Пришлось сделать анализ ДНК и приобрести одну особо секретную базу данных. – Радич усмехнулся. – Опознание обошлось недешево, но оно того стоило. Помнишь меня, Шершнев?
Иван при всем желании не мог ответить на вопрос. Станислав прекрасно понимал беспомощное положение пленника и потому продолжил монолог:
– Информация, снятая с расширителя сознания, расстраивает. Ты знаешь мое имя, род занятий, но не помнишь меня. Это скверно. Ситуацию придется исправить, иначе предстоящие тебе мучения лишатся изюминки – ты не будешь понимать, за что страдаешь.
Свет внезапно начал тускнеть. Лицо Радича слилось с мглой, вновь окутавшей сознание Ивана, и вдруг…
…Яркий свет полуденного солнца приглушала работа адаптивного покрытия «хамелеон», нанесенного на забрало боевого шлема. На многие километры вокруг простиралась потрескавшаяся от нестерпимого зноя земля, брошенные, но еще не успевшие обветшать строения небольшого населенного пункта плавились, искажались в горячем мареве, истекающем от земли.
Африка. 2044 год – подсказала очнувшаяся память.
Майор Штокман отыскал взглядом плоскую известняковую плиту, подошел к ней, растопырил пальцы правой руки, и множество лучей микролазеров, вмонтированных в перчатку, вычертили на камне подробную карту местности.
– Капитан, ко мне!
Шершнев сделал знак лейтенанту Нечаеву: остаешься за старшего, а сам, низко пригибаясь, маскируясь иззубренным выступом горной породы, поспешил выполнить приказ.
Присев подле камня, избранного майором в качестве проекционного экрана, Иван взглянул на изображение в ожидании приказа или пояснений.
– Что думаешь, Шершнев?
Иван ответил не сразу. Обдумывал варианты, проверял себя, но крути ни крути выход напрашивался один.
– Штурмуем, – произнес он.
В центре проекции появилось третье измерение – контур Побразного здания потянулся вверх, вырос пропорционально масштабу на высоту четырех этажей.
– Больничный корпус. Построен пять лет назад, еще до начала глобальной засухи. Типовой проект.
Иван кивнул. Подобные больницы возводились за счет средств ООН. По всему континенту насчитывалось более четырехсот аналогичных строений.
– Здесь содержатся заложники. По моим данным, девяносто пять человек.
Шершнев понял, какую дилемму предлагает решить Штокман. Слезть с елки, ничего не ободрав, не выйдет. Местность вокруг открытая, в окраинных зданиях выставлены наблюдательные посты, незаметно проникнуть на территорию населенного пункта в данной ситуации нереально, а значит, у наемников Радича будет достаточно времени на ликвидацию заложников и уничтожение следов проводимых тут экспериментов.
Штокман израильтянин. Штабист, педантичный служака. Террористов ненавидит всей душой, особенно наемников. В таком сочетании видна его слабость. Часто производной от ненависти является пренебрежение к противнику, его недооценка. Педантичность в данном случае тоже порок. Действуя по стандартным схемам, успеха не добьешься, но майор под пулями еще не побывал и потому не склонен к импровизациям.
Работать с таким командиром – одна головная боль.
– Мы уже трижды блокировали Радича. И каждый раз ему удавалось ускользнуть. Существуют несколько ключевых специалистов, с которыми он работает. Их тоже взять не удается. Таким образом, Радич сохраняет ядро группы и вновь разворачивает деятельность в другом месте. Получить новое оборудование и человеческий материал для него не проблема – финансирование экспериментов, по самым скромным оценкам, исчисляется миллиардами евро.
Штокман насупился.
– Вероятно, вы, капитан, предлагаете решить, что важнее – сохранить жизни заложников или уничтожить Радича с его ближайшими сподвижниками?
Шершнев кивнул.
– Заложников мы не спасем в любом случае. Эксперименты, проводимые группой Радича, несовместимы с понятием «жизнь». Он испытывает импланты, разработанные некоторыми остающимися в тени корпорациями.
– Я знаю, – сухо ответил Штокман. – На подопытных тестируются два типа вживляемых устройств – кибернетический расширитель сознания и метаболический корректор. Но вы сами только что упомянули, капитан, за деятельностью Радича стоят транснациональные преступные группировки, тесно связанные с бизнесом. Вы верите, что с устранением нескольких наемников чудовищные опыты прекратятся?
– Станислав Радич не простой боевик. Он учился в институте кибернетики, прекрасно разбирается в нанотехнологиях, имеет обширные знания в области медицины. К тому же он талантливый организатор, имеющий прочные связи в криминальных кругах всего мира. Ликвидировав его, мы не решим проблему полностью, но спасем тысячи жизней и надолго приостановим чудовищные испытания.
Штокман выслушал его с недовольным видом. Слишком лестная, по его мнению, характеристика для террориста задела майора за живое, но, взглянув на русского спецназовца, он сдержал эмоции.
– У нас два десятка отлично подготовленных бойцов. Мы в состоянии провести полноценную операцию! – недовольно напомнил он.
– У Радича полсотни боевиков на заранее подготовленных позициях, – спокойно осадил его Шершнев.
– Предлагаете вызвать авиацию? Превратить все это, – Штокман указал на покинутый жителями городишко, – в огненный котел?
– Нет. Есть другой план.
– Изложите.
– Пусть четверо бойцов возьмут патрульный джип и «засветятся» на окраине населенного пункта. После того как по ним откроют огонь, нужно, чтобы водитель действовал профессионально. Внедорожник хорошо бронирован, если его загнать вот сюда, – Шершнев указал на карте небольшую расселину меж двух выступающих из потрескавшейся земли скальных образований, – бойцы окажутся как бы в ловушке, но на самом деле позиция выгодная, ее можно удерживать довольно долго.
– Смысл? – хмыкнул Штокман.
– Отвлечь внимание боевиков. Появление патруля ООН не вызовет переполоха. Угроза поначалу будет выглядеть минимальной, но, когда они попытаются атаковать позицию и понесут потери, Радичу придется перебросить часть сил к северной окраине. Он ослабит южное направление, где местность совершенно открыта и достаточно пары наблюдателей…
– …которые успешно заметят штурмовую группу и поднимут тревогу!
– Нет. При условии, что патруль продержится минут двадцать.
– Что это даст?
– Я со своими бойцами успею преодолеть открытый участок местности, подобраться вплотную к окраинным зданиям, ликвидировать наблюдателей, проникнуть на территорию больницы. Мы попытаемся взять Радича живым, сохраним жизни заложникам, в случае необходимости займем оборону, чтобы не позволить уцелевшим боевикам уничтожить экспериментальное оборудование и документацию.
В глазах Штокмана появился блеск. Возможно, сейчас он подумал о своей карьере, которая, безусловно, выиграет от столь дерзкой и блестящей операции. И тут же во взгляде израильтянина промелькнуло сомнение – не много ли берет на себя русский капитан спецназа? Так ли хорошо подготовлены его бойцы, чтобы ползком преодолеть открытый участок, не совершив ни единого промаха, ни одного неверного движения?
Голографическая проекция погасла.
– Выводите отделение на исходную позицию, – пристально взглянув на Шершнева, распорядился он. – Начнете, как только патруль завяжет перестрелку. Четверых бойцов я оставляю в своем распоряжении.
Шершнев не ожидал, что майор так быстро согласится с его планом. Чтото задумал? Или просто поверил в профессионализм российского спецназа?
* * *
Жара стояла невыносимая. От лучей палящего полуденного солнца не спасали даже специальные термокостюмы.
Щекотливая капля пота скатилась по щеке, к подбородку.
Шевелиться нельзя. Мимикрирующая ткань экипировки плохо адаптировалась к экстремальной температуре, иногда, под определенным углом зрения, со стороны, были заметны сбои, способные выдать бойца. В большинстве случаев подобные неприятности случались в движении.
На защищенной частоте связи изредка потрескивали помехи. Похоже, гдето вдалеке бушевала «сухая гроза» – изза резкого изменения климата подобные явления стали вполне обыденными для Африканского континента.
«Пылевая буря сейчас не помешала бы», – подумал Иван, но небо от горизонта до горизонта оставалось ясным.
Звуки ожесточенной перестрелки на северной окраине усилились, раскатисто ухнуло несколько гранатных разрывов.
– Третий, вижу группу боевиков. Покинули здание, движутся к северу.
– Четвертый, подтверждаю.
– Седьмой, фиксирую наблюдателя, – пришел доклад от снайперской пары. – Снять не могу, еще один боевик осматривает южную окраину в бинокль.
– Первый, принял. Действуем по плану. Начинаю движение.
Ползти по каменной плите, с которой горячие ветра давно сдули слой почвы, нелегко: пот заливает глаза, жар исходит отовсюду, кажется, что ты попал на раскаленную сковородку…
Иван прополз десять метров, затаился.
Пара бойцов бесшумно продвинулась чуть дальше, заняла позиции.
Теперь очередь снайперов.
Отделение продвигалось медленно, метр за метром сокращая дистанцию до окраинных зданий.
Наконец пришел долгожданный доклад.
– Девятый, зафиксировал позицию второго наблюдателя. Могу работать.
– Седьмой, доложи, – потребовал Шершнев.
– Вижу «своего». Он переместился. Работать могу.
– Третий, что у тебя?
– Часовые выходят на связь каждые пять минут, – доложил компьютерный техник группы.
Пять минут… Достаточно, чтобы проникнуть на территорию больницы.
Одного из боевиков он видел в проеме окна. Тот как раз шевельнул губами, произнеся условную фразу, потянулся к пластиковой бутылке с водой.
– Снайперам, работать!
Неслышно ударило два одиночных выстрела. Боевик, за которым наблюдал Иван, дернулся и, даже не вскрикнув, мешковато осел, выронив простреленную бутылку с водой.
– Цель: первый корпус больницы. Заходим тихо. Внутри работать на поражение. Пленных не брать.
В приказе Шершнева прозвучала жестокая логика многолетней борьбы с террористами. Осуждали рядовых боевиков. Лидерам групп наемников чаще всего удавалось избежать заслуженного наказания. Взять Радича и его ближайших помощников живыми – означало дать им еще один шанс, позволить корпорациям вызволить своих наймитов, чтобы те продолжили начатое дело. Иван уже испил эту горькую чашу, спрашивая себя у экрана сферовизора, за что гибли ребята, если власть денег в международном трибунале решала практически все?
Так родилось негласное правило, прозвучавшее в короткой формулировке отданного приказа.
Кривая улочка выводила к двухметровому забору больницы. Бойцы действовали четко, слаженно.
– Периметр вырубил. – Дыхание техника группы чуть сбилось. – Минута, пока поймут, откуда помехи.
Бойцы уже прильнули к бетонному ограждению. Одни подставили плечи, другие вскарабкались на них, осторожно выглянув поверх преграды.
Двое снайперов отделились от группы минутой раньше, заняв позиции в зданиях, откуда просматривался двор больницы.
– Работаем по доступным целям!
Приказ командира как будто освободил энергию туго сжатой пружины. Сипло ударили короткие очереди «Штормов», звонко и жалобно посыпалось оконное стекло, первая пара уже находилась по ту сторону преграды, двое выскочивших из здания боевиков тут же рухнули, подкошенные снайперским огнем.
Иван, преодолев ограждение, рванулся к зданию.
Первый этаж.
Группа втянулась в узкий коридор. Двери, ведущие в палаты, оказались плотно заперты, подле каждой тускло светился монитор, показывая жертв, на которых проводились испытания запрещенных имплантов. Жуткие картины открывались взгляду. Уже не люди, а некие биокибернетические существа находились в изолированных помещениях. Контрольные мониторы, разделенные на оперативные окна, демонстрировали не только общий план стерильных боксов, но и точки имплантации. У большинства подопытных головы фиксировались в специальных приспособлениях, черепные коробки несчастных были вскрыты, к ним тянулись компьютерные кабели.
Невольная дрожь пробегала по спине от увиденного. Спасать здесь уже некого, вряд ли вживленные в мозг устройства можно извлечь без фатальных последствий.
Мысли промелькнули и ушли.
Конец коридора. Лестничная клетка, марши, ведущие в подвал и на второй этаж.
Шершнев жестом распределил людей.
Двое в подвал, четверо наверх.
Второй этаж занимали лаборатории. Здесь, как и во всем здании, поддерживалось постоянное избыточное давление, пост охраны отсутствовал, видимо, рядовых боевиков сюда не пускали, опасаясь нарушения стерильности.
Зато звери в белых халатах исчислялись десятками. Они не ударились в панику, не замерли от внезапного шока – у каждого оказалось оружие, которым они владели не хуже боевиков, находящихся вне здания.
В коридоре завязалась ожесточенная перестрелка. Прозрачные раздвижные двери из пулестойкого пластика держали попадания игольчатых боеприпасов, но под огнем ИПК разлетались искрящимся крошевом, изнутри помещений по шестерым ворвавшимся на этаж бойцам российского спецназа били автоматы, в коридоре рванула дымошумовая граната, и все погрузилось в молочную пелену, лишь на проекционных забралах БСК четко фиксировались тепловые контуры пытающихся ускользнуть «врачей».
Трое бежали к холлу, через который открывался доступ ко второму корпусу больничного здания.
Иван мгновенно понял – этих успеет перехватить только пуля, резанул очередью, зафиксировал падение.
– Штокман, первый корпус взяли! Снайпера держат подступы к больнице! Подтягивай подкрепление к западному крылу. Радич попытается сбежать, не дай ему уйти!
– Понял тебя, капитан. Бронетехника пошла.
Бой в здании разгорался с новой силой.
* * *
Один из троих «врачей», срезанных выпущенной Шершневым очередью, пришел в сознание.
Дикая боль сковывала тело.
Он со стоном перевернулся на спину, замер в луже собственной крови.
Мимо пробежало несколько человек в боевой экипировке.
Спецназ… – рыхлое сознание Радича фиксировало лишь обрывки реальности. Один остановился, не наклоняясь, осмотрел тела.
Сквозь дымчатое полупрозрачное забрало боевого шлема Станислав сумел рассмотреть черты лица русского капитана.
«Сейчас узнает меня и добьет».
Не узнал. Лицо, забрызганное кровью, искаженное гримасой предсмертной муки, обмануло русского. Он не произвел контрольного выстрела, Радич невероятным усилием воли заставил себя лежать неподвижно, будто мертвец.
Командир группы спецназа рванул дальше, через холл, к входу во второй корпус.
Минуту Радич лежал, не в силах бороться с болью, затем, стиснув зубы, пошевелился, сдерживая стон, перевалился на бок и медленно пополз в задымленный коридор, оставляя за собой широкий кровавый след.
Двери ближайшей лаборатории, выбитые очередью импульсного пулемета, позволили заползти внутрь помещения.
Радич понимал – ранение смертельно. У него не было шансов выжить. Еще несколько минут, и он умрет от потери крови.
Расплывчатое, нечеткое сознание упорно пыталось ускользнуть в сладковатую дымку забвения.
Перед мысленным взором искажались черты лица русского спецназовца.
Станислав был упрям. Даже сейчас, в безвыходной ситуации, он боролся за свою жизнь. Дополз до сейфа, встроенного в стену лаборатории, теряя силы, набрал код замка, открыл, вслепую нашарил устройство, схожее с двадцатисантиметровым механическим пауком. Сжав его в окровавленной ладони, Радич перевернулся на спину, застыл, сипло дыша, затем последним усилием положил кибернетическую тварь себе на грудь.
Устройство ожило. Тускло затлели индикационные сигналы, механические конечности безжалостно вонзились в плоть, тончайшие шунты достигли всех жизненно важных органов, из небольших емкостей, расположенных в корпусе «паука», система дозированно подала необходимые препараты.
Тело Радича конвульсивно дернулось.
* * *
– Вспомнил меня?
Чужой голос возник в рассудке Ивана.
Все происходящее объяснялось бредом. «Я не справился. Провалил задание. Мое тело захвачено скоргами, я заблудился в металлическом лесу, ушел в грезы, не распознал исполинской ловушки».
– Это не бред, Шершнев. Я тут. Рядом. Ты не валяешься в «жестянке», а помещен в специальный реанимационный бокс. Так что не пытайся списать мое появление на галлюцинации. Вы ведь обыскали всю больницу, но моего тела не нашли. Плохо искали. Мне пришлось уползти в подвал, зарыться там в груду биологических отходов. Было тяжело, больно и страшно. Но я выжил. Благодаря экспериментальному метаболическому импланту, который мне пришлось носить на груди еще два с половиной года, прежде чем удалось его деактивировать и удалить. Я жил в аду. Теперь пройти через ад предстоит тебе.
Иван молчал. Он попрежнему не ощущал тела.
– Говори со мной! Говори мысленно! У тебя теперь новый, очень качественный расширитель сознания! Я старался, Шершнев. Мне очень хотелось, чтобы ты меня слышал. И ты слышишь, я ведь знаю!
Хорошо. Пусть это не бред.
– Чего ты хочешь? Говорить со мной? Причинить боль?
– Ну, всего понемногу. Вообщето, тебе крупно повезло, Шершнев. Сдох бы в металлическом лесу, если б не мои ребята.
– Собираешься отомстить?
– А как ты думал? Такие подарки жизнь преподносит редко. Хотя месть меня уже не заводит. Попадись ты мне через годик после тех событий – убивал бы тебя медленно, с наслаждением. А сейчас уже неинтересно.
– Зачем тогда спас? Оставил бы скоргам.
– Нет, так легко не отделаешься. Я сделаю из тебя ручного пса. Лучшего пса из когдалибо созданных мной. Ты ведь на самом деле не умеешь ничего, кроме как убивать по воле хозяев. Это твое предназначение.
– Ты подонок, Радич.
– Откуда тебе знать? Из моего досье? – Голос на секунду умолк, затем продолжил: – Такие, как ты, слепы. Художник видит душу. Музыкант создает настроение. Писатель формирует личности. А что видят и создают такие, как ты? Зафиксировал тень, резанул очередью, убил, едва взглянув?
Шершнев промолчал.
– Мы все комуто служим, – продолжал Радич. – Ты – системе. Я – прогрессу. У каждого свой идол. Но ты всего лишь легализованный государством убийца, а я творец. Мир не сегодня, так завтра рухнет. Твоя хваленая цивилизация уже давно приговорила сама себя. На земле больше нет места биологическим видам. Всем управляет техносфера. И поэтому я здесь.
– По заданию корпораций?
– Да пошли они!.. – отмахнулся Станислав. – У меня своя цель, свои достижения. Корпорации могут поддерживать мои исследования, но они никогда не получат их истинного результата. Ты ничего не понимаешь, Шершнев. Система, которой ты так рьяно служишь, тупа, прямолинейна и неповоротлива. Она создала отчужденные пространства. Ваши ученые выпустили на волю технос, создали пространственную аномалию. А как отреагировал цивилизованный мир? Разве ктото изучает зоны отчуждения? Нет. Их бомбят, изолируют, на них делают деньги и политические карьеры. Никто ничего не понимает, не хочет понимать, не в силах изучать, большинство просто дрожит от страха, а те, кто поумнее, греют руки, ловят последних рыбок в мутной воде, пока мир катится к гибели.
– А ты понимаешь?
– Отчасти. Хочешь узнать, чего я достиг? Не напрягайся. Всему свое время. Я покажу тебе такое, отчего кровь стынет в жилах. Это будет в тебе. И ты никогда не избавишься от моих даров. Но выживешь, когда вся цивилизация рухнет. Выживешь, чтобы служить мне.
Голос отдалялся. Все услышанное казалось бредом свихнувшегося маньяка. Радич философствовал, хвастал, угрожал – он был болен, глубоко и неизлечимо. Личность, сочетающая в себе черты хладнокровного, циничного убийцы, замучившего тысячи людей, и задатки гениального ученого, презирающего взрастившую его цивилизацию, – все это говорило само за себя.
Сознание Шершнева вновь начало погружаться в дымку беспамятства.
* * *
Дождь стеной…
Чужие мысли запутались в голове.
Бестелесный голос, будто нож, взрезающий полотнище мрака, открывающий панораму хмурого осеннего дня.
Мокрые ступени.
Катушка автоматных гильз под слабеющими пальцами.
Что происходит? Очередной бред? Память выталкивает образы, плетет замысловатый узор агонизирующих мыслей?
– Откуда ты меня знаешь?
Голос не принадлежит Радичу. Он другой. В нем нотки усталости от жизни, оттого и вопрос звучит сухо, без тени удивления.
Шершнев не знал, как можно сопротивляться происходящему. Что вообще может рассудок, лишившийся тела, окруженный мглой?
– Откуда ты меня знаешь? – повторил голос.
– Понятия не имею, кто ты, – решился ответить Шершнев.
– Ты мыслишь моими воспоминаниями.
– Они уже не твои.
– То есть как?
– Общие. Если я правильно понимаю ситуацию, ты пленник Радича? Мнемотехник, который умирал под дождем на перекрестке улиц? Это действительно так?
– К сожалению.
– Твой расширитель сознания транслировал в сеть мысленные образы. Их перехватила одна из военных станций слежения, подключенная к мьюфонной сети.
Некоторое время незримый собеседник молчал.
Дождь хлестал по стенам зданий.
Гулко, пусто, холодно и неуютно вокруг.
– Проклятье. Ошибся, подстраивая частоту… – Тьма вновь начала смыкаться вокруг сознания Шершнева, очертания руин исказились, начали блекнуть.
– Эй, погоди! – не выдержав, мысленно окликнул он.
– Ну? – зыбкая реальность на мгновенье стабилизировалась. – Чего хотел?
Терять совершенно нечего. Новые способы восприятия мира, прямое мысленное общение, физическая беспомощность – все это жестко било по психике, но Иван все же сумел собрать волю – последнее, что у него еще не отняли, побороть отторгающее чувство ирреальности происходящего.
– Мне нужна помощь.
Очертания руин на перекрестке стали четче, вновь вернулся шум проливного дождя.
– С чего мне тебе помогать? Откуда я знаю, что ты не работаешь на наемников? Кусок моих воспоминаний в твоей башке? Маловато, да и смахивает на провокацию.
– Радич действовал бы тоньше.
– Кто?
– Станислав Радич. Он тут главный.
– Тут – это где? – Нотки заинтересованности проскользнули в вопросе мнемотехника.
«А может, со мной играют? – промелькнула в сознании Шершнева отрезвляющая мысль. – Я даже не знаю, выжил ли тот сталкер?»
Никому не верить. Всегда ожидать удара исподтишка. Лгать, чтобы самого не обвели вокруг пальца.
Зыбкое болото – вот что напоминал Ивану такой стиль общения. Он чувствовал гадливость, словно испачкался о собственные мысли. «Людям нужно верить? И куда привела тебя презумпция невиновности? – ехидно осведомился внутренний голос. – Получил пулю в спину от своих же…»
– Ну и каша у тебя в голове… – Среди руин материализовались очертания человеческой фигуры, затем словно текстура на компьютерной модели появилась одежда, проявились черты лица.
Сталкер был невысок, коренаст, лицо, как и у большинства обитателей отчужденных пространств, осунувшееся, обветренное, взгляд серых глаз цепкий, изучающий и одновременно отталкивающий, источающий угрозу.
– Читаешь мысли?
– Сам виноват. Расширителем сознания пользоваться не умеешь, – ответил он. – Здесь тебе не Внешний Мир. Думать надо тихо.
Шершнев насторожился.
– Не только ты, но и Радич может услышать? Мы ведь находимся в его информационной сети?
– За кого меня принимаешь? Я не идиот. Мы на частотах техноса. Одного в толк не возьму, как ты тут держишься?
– Понятия не имею.
– Ладно, давай знакомиться.
– Мысли мои убедили?
– Ну и они тоже, – уклонился от прямого ответа мнемотехник. – Проверил коечто. Тебе мозги взломали, знаешь об этом?
– Нет.
– Вся подноготная как на ладони. Раскрытая книга. Если подстава, то очень сложная. Никто не стал бы столько усилий тратить, создавая полноценную модель воспоминаний.
– Что это значит?
– Тебе имплантировали необычный расширитель сознания. Очень мощный. Хотя пользоваться им ты не умеешь.
– Объясни, я ничего не понимаю!
– Скоргов тебе в башку напихали. Структура как у заправского сталтеха. Но контролируемая, раз личность не пострадала. Я с таким раньше не встречался, но нежити механической много повидал. Можешь поверить на слово. Знаю, о чем говорю.
– Мой мозг открыт для чтения данных?
– Ну примерно так. Если упрощать. Не повезло тебе.
– Это навсегда? – невольно ужаснулся Иван.
– Скоргито? Навсегда. – Мнемотехник даже не пытался сгладить острые углы. – Пока ты не научился пользоваться расширителем, с тобой можно делать что угодно. Наслаждение или боль, коррекция личности, имплантация памяти. Но тебя, похоже, подготовили для какойто изощренной пытки.
– Виртуальный ад? – содрогнулся Иван.
– Ну, долго ли умеючи? Хотя рассудок у тебя сильный. Сам инстинктивно спасения ищет. Вон на частоты техноса выскочил. Прячется, типа. Сейчас тот, кто тебя инфицировал, наверное, сильно расстроен.
– Погоди. Я не все понимаю.
– Тебе и не нужно. Блин, интересный случай. Первый раз с таким сталкиваюсь.
– Мне нужно знать, что происходит!
– Мне тоже.
– Так давай поговорим!
– Ладно. – Фантомная фигура мнемотехника уселась на забрызганные кровью ступени. – Меня Яндексом кличут. Был такой поисковик в ранних компьютерных сетях. В общем, неважно.
– Иван Шершнев.
– Военный?
– Да. Подразделение «КТ».
– Контртеррор? Теперь понятно, почему тебе рассудок так легко ломанули. Силовик, в общем? К компьютерам и сетям отношения не имел?
Иван кивнул.
Яндекс задумался, затем пристально взглянул на Шершнева.
– Шершень, слушай внимательно. Я тебе в общих чертах ситуацию обрисую. В общем, нас тут пятеро. Все мнемотехники. Невыдающиеся, но многое умеем. Всех взяли в разных пространствах, куда переместили – понятия не имеем. Обращаются жестко. Связь с физической оболочкой у всех утрачена. Думаю, действуют через метаболические импланты. Общая сталкерская сеть недоступна, чтото ее блокирует. Частоты техноса мы используем для локального соединения рассудков. Тот, кто тут заправляет, не оченьто сведущ в мнемотехнике. По крайней мере все лазейки перекрыть не сумел. Общение между собой мы наладили. В остальном – полный тупик.
– Коечто я могу прояснить, – ответил Иван. – Вопервых, нас держат в Пустоши. Вовторых, наемниками командует Станислав Радич. База расположена недалеко от периметра Барьера, в секторе двенадцать, там, где военные используют старую дорогу. Помню руины и ржавый лес. Дальше начались глюки, словно выпал в прошлое.
– Все ясно. – Яндекс нахмурился. – А ты молодец, Шершень. Хотя нам от этого не легче.
– Почему?
– Мы в границах аномалии «Призрачный Город».
– Это плохо?
– Хуже не придумаешь. Теперь понятно, что блокирует связь. Но кто такой Радич? Расскажи о нем подробнее.
* * *
Выслушав Шершнева, Яндекс задумался.
– Чтото не складывается, – наконец произнес он. – По твоим словам выходит, что Радич – «мотылек»?
– Не знаю. Он вполне может использовать внешние импланты, – предположил Иван.
– Логично. И устройства наверняка разработаны не в зонах отчуждения. В них нет скоргов, – вот как наемникам удалось организовать базу в таком гиблом месте. И экипировка у них специфичная.
– Что нам делать? Есть способ вырваться?
– Не знаю. Надо поразмыслить.
– Может, с другими мнемотехниками посоветоваться?
– Разберусь. Ты вот что, Шершень, посиди пока здесь. Только тихо. Не вздумай психовать. Твое подсознание использовало расширитель, чтобы ускользнуть. Ну это как переход на более высокий, защищенный уровень сети. Матрица твоей личности удерживается в информационном поле техноса.
– А что с моим телом?
– Понятия не имею. Вероятнее всего, Радич сейчас ищет ошибку. Он не понимает, куда подевался твой рассудок.
– Неужели он не знает о частотах техноса?
– Знает. Но выйти на них можно только через имплант, созданный на основе скоргов. Отсюда вывод – он «мотылек». И все его бойцы тоже.
– А если найти способ освободиться? Мы выберемся из «Призрачного Города»?
– Не факт. Гиблое место.
– Яндекс, еще один вопрос. Зачем вас захватили? Что заставляют делать?
Мнемотехник усмехнулся.
– Да так, по мелочи. Механоидов выращиваем.
– То есть?!
– Самому пока непонятно. Стабилизируем колонии скоргов, придаем им определенные формы. На мой взгляд – это детали корпусов какихто машин.
– А внутреннее наполнение?
– До него дело еще не дошло.
– А ты уверен, что вас всего пятеро? Может, существуют другие группы?
– Не думал об этом. Надо бы проверить. В общем, ты не дергайся пока. Ускользнул сюда, так радуйся. Я свяжусь с остальными и по возможности вернусь.
Фигура мнемотехника начала стремительно таять.
* * *
Оставшись один, Шершнев глубоко и безрадостно задумался над сложившейся ситуацией. Он не был готов к подобному обороту событий, но рассудок реагировал на удивление спокойно, словно существование вне связи с телесной оболочкой являлось для него обычным делом.
– А что, потвоему, связывает разум и тело? – раздался голос, от которого Иван мысленно вздрогнул. Медленно повернув голову, он увидел Радича. Тот стоял посреди улицы, скрестив руки на груди, и снисходительно смотрел на сгорбленную фигуру Шершнева. – Не ожидал меня увидеть, да? – Станислав подошел ближе, уселся рядом на ступеньки.
Дождь прекратился, ветер утих, словно Радич имел власть над клочком реальности.
– Отлично справился, Шершнев. Наверное, втайне возгордился способностями своего подсознания? – с издевкой спросил он. – Зря. Никуда твой рассудок не «ускользнул». Я не ищу ошибок, потому что не допускаю их.
Шершнев с трудом сохранял самообладание. Хотя что он мог сделать в сложившейся ситуации?
Радич тем временем забавлялся вовсю. Ему доставляло явное удовольствие видеть, как растерян Шершнев.
– Хочешь взглянуть на свое тело? Молчишь? Боишься? А я все же покажу.
Иван вздрогнул, когда посреди перекрестка вдруг возникло огромное металлическое дерево с неохватным, покрытым шелушащимися окислами стволом. Ветви у древовидного металлорастения начинались примерно на десятиметровой высоте, свисая как у плакучей ивы.
У основания гигантского автона прямо на земле лежало несколько тел. Часть металлических ветвей тянулась к ним, вонзалась в плоть.
– Узнаешь себя?
Разум на миг помутился.
«Он лжет. Создает фантомы», – отчаянно пытался убедить себя Иван, но Радич лишь мерзко усмехался, наблюдая за гримасой, исказившей лицо Шершнева.
– Ты никуда не сбежишь. И телом и разумом ты теперь мой.
– Лжешь!.. – хрипло воскликнул Иван.
– Почему? Тебе просто не хочется верить в очевидную безвыходность ситуации!
Иван испытывал губительное раздвоение. С одной стороны, он ощущал себя живым и здоровым, способным связно мыслить, а с другой – отчетливо видел свое тело, лежащее в неприятно поблескивающем коконе, пришпиленное к нему побегами древовидного металлорастения.
– Я не дышу. – Он с трудом поднял руку, указав на собственное тело.
– Заметил. Надо же.
– Ты морочишь мне голову!
– Нет. – Станислав поджал губы, о чемто размышляя, затем махнул рукой. – Ладно. Хотел знать, чем я занимаюсь? Пожалуй, немного информации даст тебе повод задуматься, стоит ли сопротивляться неизбежному? Так вот. – Он указал на неподвижные тела. – Ты действительно не дышишь, как и другие пленники. Но разве мозг способен обойтись без кислорода? Мои исследования существенно продвинулись с тех пор, как образовались аномальные пространства и я получил возможность работать с эволюционировавшими наномашинами. Ты жив, Шершнев, хотя и не дышишь. Все необходимое метаболический имплант извлекает из окружающей среды. Сердце еще бьется, заменить его механическим приспособлением, качающим кровь, нетрудно, но я не того добиваюсь. Моя цель не киборгизация человека, а создание имплантов, которые позволят людям выживать в условиях недалекого будущего, когда биосфера планеты окончательно погибнет. Как видишь, я неразборчив в методах, но, согласись, цель оправдывает средства.
– Ты лжешь… – хрипло повторил Иван.
Станислав насупился.
– Хочешь испортить мне настроение?
– Ты лжешь. Эти импланты не спасут никого – скорги отключаются за Барьером.
– В том и фишка моих исследований, – самодовольно ответил Радич. – Я ведь не зря расположил базу в центре огромной аномалии. Знаешь такое выражение «глаз циклона»?
– Ну?
– Мы в центре аномалии. По аналогии с известным атмосферным явлением здесь царит настоящая тишь. Никакого энергополя. Скорги впадают в «спящий режим» уже через несколько часов, как только попадают сюда. Великолепные условия для организации базы и проведения исследований. Моим людям не грозит инфицирование, автоны тут не растут, а дикие микромашинные комплексы полностью зависимы от моей воли. Они получают ровно столько аномальной энергии, сколько необходимо для постановки экспериментов и поддержания некоторых производств.
Создал плацдарм в зоне отчуждения? Иван осмысливал информацию, неприязненно глядя на Радича, чтобы тот не заподозрил, сколь важны для Шершнева полученные сведения и как велика его решимость любыми способами донести их до сведения командования группировки изоляционных сил.
– Сталкерымнемотехники в подавляющем большинстве самородки, не имеющие представления о системном, научном подходе к технологическим задачам. Да, в отчаянной борьбе за выживание они научились стабилизировать дикие агломерации наномашин, написали программы для создания колонийскоргофагов, создали на основе нанитов с десяток полезных устройств.
– А ты, надо думать, шагнул дальше? – Шершнев постарался, чтобы издевка в его голосе задела Радича.
– Тупой вояка… – Станислав клюнул на провокацию, нервно, порывисто встал, прошелся по пространству виртуального перекрестка, остановился подле замысловатого сплетения ржавых труб, затем, уняв эмоции, обернулся.
– Сталкеры озабочены только проблемами собственного выживания! – резко заметил он. – Ни один мнемотехник не проводит настоящих исследований! Никто из них, даже в отлично оборудованных лабораториях Ордена и Ковчега, ни на секунду не задумался о главном аспекте, который является ключом к проблеме: исходные колонии наномашин созданы нами!
– Это известно любому сталкеру. – Шершнев старался поддержать разговор, показать скептическую заинтересованность, вызвать Радича на откровение, какого от наемника не добьешься и под пыткой. Уязвленное самолюбие, помноженное на иллюзию полной власти над собеседником, в сумме давали неплохой шанс узнать истину, получив ее из первых рук.
– Исходные колонии созданы нами, а разнообразие видов диких скоргов лишь следствие замысловатых смешений частиц с различным функционалом! При правильном подходе к проблеме их легко классифицировать, ими можно управлять, культивировать, создавать новые виды, изготавливать миллионы полезных приспособлений…
– …которые бесполезны за Барьером, – вновь подогрел ситуацию Шершнев. – Ты считаешь сталкеров ленивыми тупицами, которые ходят по золотым россыпям и не видят, что у них под ногами? Ошибаешься. В борьбе за выживание они используют все важные свойства наномашин. А что до количества и разнообразия имплантов, то сочетания уже созданных наборов оптимальны. Нет смысла плодить модификации.
– Нет смыла?! Да в этом и заключен смысл настоящего исследования! Что толку достичь мизерного результата и остановиться? Нет. Иначе мы до сих пор летали бы на фанерных самолетах!
Иван не узнавал Радича. Сейчас перед ним был уже не наемник, не убийца, работающий за деньги, ставящий власть и материальное благополучие во главу угла всей жизни. Он изменился, задатки ученого, когдато вытоптанные, теперь вновь пошли в рост, но сути это не меняло. Радич нашел себе иную цель, но средства ее достижения остались прежними.
– Я сломаю стереотипы мышления, – тем временем продолжал Станислав. – В том числе и твои, майор.
– Не хватает собеседников? – поддел его Шершнев.
– Представь – не хватает! – Радич вернулся, сел на край выщербленной пулями ступени. – Думаешь, я не вижу, чем ты сейчас занят? Тянешь из меня информацию, лихорадочно соображая, как вырваться? Забудь. Только время попусту потратишь.
– Это почему?
– Либо проникнешься моими идеями, либо банально сдохнешь! – вновь раздражаясь, ответил Радич. – Перестань тупить! Ты в моих руках!
Иван сделал вид, что вынужденно кивнул, соглашаясь. Радич действительно выиграл раунд, но не весь бой. Хотя ему вовсе незачем знать об этом.
– Вы спрятались друг от друга! – тем временем продолжил Станислав. – Как страусы, воткнувшие голову в песок! Одни тут, другие там, за Барьером. Внешний Мир тешит себя иллюзией «стабилизированных зон отчуждения», сталкеры по большинству смирились с безвыходностью ситуации, признав, что после заражения скоргами способны выжить только тут.
– И кто же не прав?
– Все! – Радич пренебрежительно фыркнул. – Барьеры не вечны!
– Но они существуют уже много лет… – попытался возразить Иван.
– Брось. Я же попросил: не тупи! Даже в Ордене, где нет настоящих ученых, сумели предположить, что источником пульсаций является звезда, состоящая из скоргиума! Она расположена за миллиарды световых лет отсюда, может быть, в ином измерении, это не имеет принципиального значения. Важно, что она связана с Землей через узел образовавшихся в результате экспериментов Сливко гипертоннелей и, значит, именно она влияет на все, определяет наше будущее, понятно?
– Не совсем, – признался Шершнев.
– Ну, конечно, ведь, как и большинство сталкеров, ты далек от науки. Хорошо, приведу простой пример: вспышки на солнце. Надеюсь, это явление тебе известно и понятно?
– Ну да.
– Наше солнце периодически выбрасывает в космическое пространство часть фотосферы в виде плазменных протуберанцев. В результате частицы ионизированного газа достигают атмосферы Земли, провоцируют возмущения геомагнитного поля. Но это мизерные проявления звездной активности. Теперь представь звезду, состоящую из скоргиума. Она нестабильна, в результате ее «вспышек» освобождается огромное количество энергии, которую мы называем аномальной. Неподалеку от звезды расположена точка разрыва метрики пространства. Если говорить проще – постоянно открытый гипертоннель. Через него энергия скоргиума проникает в Узел, а оттуда выплескивается в отчужденные пространства. Пока звезда находится в стабильном состоянии, Узел всего лишь «фонит», перехватывая энергию, сравнимую с солнечным ветром нашего родного светила. Но как только там происходит вспышка, здесь зарождаются волны пульсаций, заметь, – одновременно во всех пяти зонах отчуждения! Сила пульсаций, которую принято определять, наблюдая за причиненными валом аномальной энергии разрушениями, варьируется. Вслед за первым ударом пульсации начинаются вторичные явления – такие как перенос вещества из одного пространства в другое. Но я отклонился от темы. Исследования эволюционировавших наномашинных комплексов ясно указывают: там, где расположено скопление скоргиума, время течет иначе. Наномашинам, выброшенным первой пульсацией в то пространство, понадобились сотни тысяч, а может, и миллионы лет, чтобы перейти на новый источник энергии. Теперь они зависимы от излучения скоргиума, как древний тостер зависим от наличия электричества в сети здания. Пример понятен?
Шершнев кивнул.
– Заметь, использование аномальной энергии не уничтожило программное обеспечение нанитов. Они попрежнему реагируют на воздействие, что и позволяет мнемотехникам создавать различные импланты. Дикие скорги – это сырая глина. Заново изучив их, получаешь абсолютную власть над техносом. Способность не только управлять случайно возникшими изделиями, но и создавать свои. Но главное, в чем я уверен, – Барьеры не вечны. Одна Сверхпульсация создала их, другая, не менее мощная, способна уничтожить. Через день, год или в отдаленном будущем произойдет еще одна катастрофа, и технос вырвется из резерваций. Либо возможен другой вариант: разрыв метрики пространства закроется, исчезнут гипертоннели, и тогда Барьеры, не получая постоянной подпитки «фоновой» энергией Узла, перестанут существовать как явление. Наномашины отключатся, а все население отчужденных пространств погибнет. В том числе и сталкеры.
– Мрачная перспектива.
– Это наше будущее. Вы пытаетесь остановить поток техноартефактов, тормозите исследования, но катастрофа пятьдесят первого дала человечеству уникальный шанс. Мы можем измениться, использовать эволюцию техноса как импульс в развитии. Обуздать нанокомплексы, заново приручить их, открыть для себя массу новых возможностей.
– К чему ты клонишь?
– Мир меняется. Планета медленно погибает. И я, и ты прекрасно знаем, как это происходит. Мы были по разные стороны баррикад, но наблюдали одни и те же события. Гибнет биосфера. На смену ей приходят городамуравейники. Миллионы людей остаются за бортом жизни, растущему в числе человечеству не хватает ни продовольствия, ни энергии, ни пресловутого жизненного пространства. Здесь, в зонах отчуждения, решение всех проблем. На отравленной земле, где биосфера постепенно замещается техносферой, уже через поколение будет невозможно выжить без имплантов, без новых источников энергии, без киборгизации наших организмов. Засунув голову в песок, мы дождемся лишь гибели, не решим ни одной проблемы, хотя в потенциале способны совершить немыслимый прорыв, достичь других звезд!
Радич искоса взглянул на Шершнева.
– Перед грядущими потрясениями не устоит ни твоя система, ни корпорации, на которые я работаю.
– И что ты задумал? Кинуть своих работодателей?
– Они обречены кануть в прошлое. Все изменится слишком круто, потрясения будут слишком серьезны. Я хочу подготовиться к ним. Стать человеком совершенным. Деньги уже практически утратили смысл. Только технологии скоргов дадут настоящую власть в новом мире.
– Всетаки власть? А я уж начал думать об альтруизме.
– Все насмехаешься? Почему?
– Ты ни в чем не знаешь меры, Радич. Мне казалось, что в отчужденных пространствах уже есть один маньяк, прочно занявший свою нишу. Но ты будешь похлеще Хистера. Ты убивал сотни людей ради сомнительных экспериментов еще до катастрофы. Скольких ты убьешь сейчас?
– Неважно, – отмахнулся Радич. – Научнотехнический прогресс прожорлив. Те, чью смерть мне инкриминируют, все равно погибли бы, если не от голода и климатических катаклизмов, так в бессмысленной бойне за еду или клочок орошаемой пустыни.
– А их смерть в лабораториях чтото дала?
– Ну ты же застрелил меня, Шершнев. А я, как видишь, выжил, хоть и пришлось носить на груди не доведенного до ума кибернетического симбионта.
– Зачем ты излагаешь мне вероятности? В чем твой интерес, Радич? Доставляет удовольствие моя беспомощность?
– Я собираюсь выжить при любых катастрофических раскладах. Для меня не важно, станет Земля одной большой аномальной зоной или отчужденные пространства исчезнут. Моя цель – идеальный комплекс имплантов, способный работать только на энергии человеческого тела!
– И ты готов убить в своих лабораториях столько сталкеров и «мотыльков», сколько потребуется для получения результата?
– Да. И ты меня не остановишь. Мы были врагами, согласен. Но ситуация изменилась. Я не стал бы разговаривать с тобой, но ты мне нужен.
– Зачем? Я и так в твоей власти.
– Расходного подопытного материала у меня хватает.
– Но в единомышленники я не гожусь.
– А подумать не хочешь? Мне нужны подготовленные, опытные, решительные бойцы. Просто включи логику, Шершнев. Обдумай все услышанное. Оцени предложенный выбор. Может быть, рассудок подскажет, что я прав?
– Я подумаю. Хотя попрежнему не понимаю, как ты собираешься использовать скоргов за Барьером? Ведь им недостаточно энергии наших организмов!
– Этого я тебе не скажу. Рановато. Ты еще ничем не заслужил моего доверия. А чтобы думалось лучше, скажу: тебя действительно имплантировали. Ты в экспериментальной группе. Не примешь быстрого решения – скорее всего умрешь. Попытаешься солгать, надеясь играть со мной, – тем хуже для тебя. Импланты в твоем организме позволят выжить в отчужденных пространствах, но при работе они станут причинять тебе такую боль, что сам приползешь назад, молить меня о смерти.
– Тебя?
– Меня, Шершнев, меня. Сам ты ничего поделать не сможешь. Решишь застрелиться – скорги тебя вытащат и с того света. Попробуешь еще раз – снова воскреснешь. Если тебе нужны грабли, чтобы расшибить себе лоб, – я освобожу тебя.
Иван понял – более внятной и конкретной информации от Радича не добиться. Но соглашаться на его условия при только что полученном предупреждении – безрассудно. Постоянная боль, от которой нет спасения, способна сломить любую волю. А становиться марионеткой Радича Ивану вовсе не улыбалось. Нужно искать другой путь.
– Я подумаю, – повторил он.
– Давай, но недолго. Да, и не рассчитывай на помощь мнемотехников. Я прекрасно осведомлен, что они контактируют друг с другом. Просто не препятствую их общению – пока у них остается иллюзорная надежда на побег, они стараются вести себя покладисто, старательно выполняя порученную работу.
«Уже зацепка», – подумал Иван.
– Я не оченьто на них рассчитывал, – произнес он.
Радич ничего не ответил.
Иван обернулся, но рядом уже никого не было. Станислав исчез, его фантом растворился, не оставив и следа своего пребывания на пространстве виртуального перекрестка.
Плохо дело… Но выход нужно искать…