РУСЬ. ТОРГ

Роман рассудил здраво, что в самом городе ему пока появляться не след. Если боярина Матвея удалось прикончить, то сейчас в городе такой шум и суета, что ловят и правых, и виноватых. А уж кабак наверняка вверх дном перевернули. Поэтому с Иосифом он заранее договорился встретиться в заброшенном займище у скрытой в лесах просеки.

Всегда готовый к неожиданностям, атаман осторожно выглянул из-за деревьев, внимательно осмотрелся. Непохоже, чтобы здесь сейчас была устроена засада. Успокоившись на этот счет, он бодрым шагом направился к вросшему в землю домику.

Покосившаяся черная избушка вид имела убогий, но большинство крестьянских домов на Руси выглядели не лучше. Стоили они недорого, возводились быстро и легко, так что издавна простой человек не был сильно привязан к земле, завсегда мог сняться и с небогатым скарбом в сопровождении семьи отбыть куда глаза глядят. Страдали от того и крупные землевладельцы, и государь, и это было также одной из причин прикрепления суровыми законами крестьян к земле.

– День добрый, – сказал атаман, распахивая дверь и кивая сидящему за столом кабатчику.

– Заходь, заходь, гость знатный. Чувствуй себя как дома, – Иосиф встал и, лукаво улыбнувшись, отвесил земной поклон атаману.

– Не до церемоний.

Роман уселся на лавку и резко спросил:

– Ну как, с Матвеем ребята мои разобрались?

– Эх, одно расстройство, – махнул рукой Иосиф.

Обделались они, как корова, травы пережравшая. Не то что они с ним ничего сделать не смогли, так он сам их чуть было всех не поубивал.

– Чего такое?

– Того такое. Столько шума – весь город переполошили, а народ сегодня только о том и говорит.

– Сучьи дети! – Атаман так стукнул кулаком по столу, что рассохшиеся доски едва не треснули, а стоявший под рукой кувшин с брагой, который притащил с собой Иосиф, опрокинулся, и вонючая жидкость растеклась по столу и тонкой струйкой потекла на пол.

Атаман вскочил и отряхнул кафтан.

– Сейчас уберем все, твоя милость, – Иосиф вскочил и побежал в угол за тряпкой. Он был рад повременить немного, пока гнев в груди атамановой перекипит.

– Ну, сучьи дети, – повторил атаман, плюхаясь на скамью и качая головой. – Доверил дуракам деньги считать. Поубиваю их всех!

– Да на что тебе этот Матвей сдался? Мало тебе, что ль, дворян, которых попроще прибить можно?

– Знакомец он мой старый. И ненавидит меня пуще всего на свете. И друзья его в Москве тоже меня ненавидят. Есть за что! И если друзья эти в Москве узнают, что я здесь, так слетятся по мою душу, как коршуны. Рыскать повсюду будут, обложат, словно медведя в берлоге. Они – это не ваш дурак-воевода. Коль вцепятся, так не успокоятся, пока до смерти меня не изведут.

– Чем же ты им дорогу перешел?

– Про то долго говорить, да и не твоего ума это дело… Плохо. Теперь Матвей знает, что мне про него все известно.

– Может, пора убираться тебе отсюда? – спросил Иосиф, прищурившись.

– Надо бы, да дела важные держат.

– Тогда на судьбу свою счастливую надейся. Пока она тебя не подводила. Может, еще попробовать его пристукнуть?

– Теперь его врасплох не застать – ушлый, вражина. Да и смысла нет. Наверняка он еще письмо накатал и все продумал.

– Не знаю, что и посоветовать, – с деланной горечью вздохнул кабатчик.

– Да что ты, мозги твои телячьи, присоветовать можешь? Бревно дубовое, так твою растак! – На атамана вновь нахлынула ярость, и он опять двинул кулаком по столу.

Иосиф пожал плечами и решил попридержать язык. Сейчас что ни скажи – все поперек будет, а коль на атамана злость накатит – так под руку не попадайся. Рука у Романа тяжелая. А что касается ругательств и оскорблений, так они на Иосифа вообще не действовали. Пытаться унизить его и наказать таким образом – все равно, что пробовать оглушить быка плевком. Ну и что – матюками обложили да родителей нехорошим словом помянули. Как с гуся вода. Даже посмеивался он всегда над обидчиками. Слова же не розги, от них шрамов не остается. А тот, кто ругается, нервами весь исходит, кровью наливается, горло у него, бедняги, перехватывает, а сердце колотится как бешеное и боль отдается в нем. Так кому от этой ругани хуже приходится – ругающему или обругиваемому? Иосиф любил изредка еще немножко человека подзавести, чтоб тому совсем худо стало. С атаманом, правда, играть в такую игру он не отважился бы.

– У меня для тебя еще новость имеется, – сказал Хромой, когда Роман немного успокоился. – Она поприятнее будет.

– Говори.

– Вроде бы нашли, где книга та бесова лежит. Говорят, точно она.

– Как узнал? – Атаман выпучил глаза и схватил кабатчика за рукав.

– От человека твоего приходили, сказали. Да отпусти, не дави ты мне так руку. Она у меня до сих пор болит после того, как в Новгороде огнем пытали.

Роман отпустил Хромого, и тот откинулся назад, едва не упав с лавки. Иосиф подумал, что никогда еще не видел Романа таким.

– У кого книга?

– Вот тут-то и загвоздка, – сказал Хромой. – В доме самого губного старосты. Трудно тебе туда подступиться будет. Весь двор стрельцами да челядью забит.

– Да хоть у самого Кощея Бессмертного. Сказано, моя книга будет, значит – будет, – атаман еще раз хлопнул по столу – видать, занятие это пришлось ему по душе. – А теперь не мешай мне. Я думать буду.

Хромой незаметно усмехнулся, взял из мешка, стоящего в углу, горсть семечек и вышел из избы, поудобнее расселся на пороге, широко расставив ноги. Теплый ветерок, шелест листьев, пересвист птиц – все это настраивало на душевный лад. И полезли в голову Иосифа воспоминания о его беспокойной жизни.

Чего только он не насмотрелся, чего только не наслушался, чего только не натворил за свои сорок лет. Но раскаянья он не испытывал никогда, поскольку твердо верил, что такие хитрецы, как он, живут для того, чтобы дураков учить. Убежал из дома отца своего – зажиточного корчмаря, прихватив все скопленные родителем деньги, был проклят, братья пообещали найти его и повесить на первом суку. Позже надул своего первого купца, подсунув никуда не годный товар. Промышлял по ярмаркам, умудряясь продавать то не принадлежащую ему корову, то несуществующий воз с зерном. Он всегда успевал исчезнуть, прежде чем жертва понимала, что ее надули. Других мошенников, не таких быстрых и везучих, нередко православные забивали насмерть. Во время голода с такими же, как и он, жуликами скупал и прятал хлеб, а потом продавал пухнущему с голодухи народу втридорога – такие большие деньги пошли, что два компаньона – звероподобные братья Симон и Прок – решили удушить его ночью, чтобы не делиться. Но помогло чутье – всегда хитростью умел отвести удар, упредить его, поэтому удавили братья в ночной тьме не того, кого надо. А Иосиф, прихватив все деньги, сбежал, не забыв, правда, сперва донести на Симона и Прока – их казнили на площади в первопрестольной вместе с двумя старыми каргами, торговавшими человечиной. Довелось хорошо поживиться Иосифу и при Лжедмитрии, и после. Вошел в долю с богатым купцом, возившим товар из самой Англии. Хотел этого купца ограбить, нанял двоих убийц, эти же убийцы после выполнения заказа ограбили его самого и забрали все, заработанное столь тяжким трудом. Это был первый раз, когда Иосиф остался в дураках и при этом едва не расстался с жизнью, получив ножом в живот. Оказался он живучим, выздоровел, но остался гол как сокол. Ох, как плохо было ему тогда. Даже вешаться хотел, видя, как пошли прахом труды стольких лет. Но взял себя в руки и с новой силой принялся за старое. Связался с разбойниками, начал приторговывать краденым и вскоре поправил свое благосостояние. Теперь у него в укромном месте столько серебра и золота закопано, что на десять жизней хватит, чтобы есть, пить от пуза да как сыр в масле кататься.

И все же иногда накатывала на Иосифа тоска и одолевали невеселые думы – а зачем ему все это? И живет не особо весело – не привык в лишние расходы входить. Ни бабы, ни детишек у него нет, один как перст на всем белом свете. Ни об отце, ни о братьях он уже десять лет ничего не слышал. Больше никого у него не было. Но тоска быстро проходила. От жены и детей что толку? Сколько денег на их содержание надо. А от отца и братьев, если только живы они, ничего хорошего ждать не приходится. Да и зачем они ему нужны? А что нужно и что у него есть – это деньги, золотишко и серебро, добра несколько возов. И с каждым днем становится все больше. Вот что греет душу.

– Иосиф, – послышался голос атамана. Кабатчик нехотя поднялся в хату.

– Я кой-чего удумал, – задумчиво произнес Роман. – Твоя помощь понадобится. Большая помощь.

– Помогу, чем могу, – без особого порыва произнес Иосиф. Судя по всему. Роман затевает что-то серьезное и опасное и хочет его в это дело втравить. Уж чем-чем, а шкурой своей Иосиф дорожил.

– Ежели книгу достану, то плевать мне и не наплеваться и на Матвея этого, и на губного старосту, и на самого царя Московского. Уйду, схоронюсь в дальних краях и заживу, как у Христа за пазухой.

– Да что в ней такого, в книге этой?

– Уж не святое слово – их я наслушался. И без особой веры в слово Господне живу, ибо сомнения меня разбирают – а есть ли он вообще.

– Ох, – Иосиф перекрестился. Не любил он, когда поминают без уважения имя Господне – не к добру это.

– Богатство в книге той. Такое, что всем хватит. Коль все хорошо пойдет, так пятьсот рублей – не меньше, откину тебе, братец, от щедрот своих.

– Ух, – как-то утробно ухнул Иосиф, не в силах вымолвить что-то членораздельное. Голова его пошла кругом, когда он представил, какая это прорва денег и как хорошо было бы завладеть ею.

– Вот тебе задаток, – Роман кинул на стол кошель.

– Ух, – снова ухнул кабатчик и, проворно схватив кошель, развязал его. На стол посыпались со звоном серебряные и золотые монеты. Иосиф дрожащими пальцами разгреб драгоценную кучу.

«Ну и ну, – подумал он. – Дурак атаман. Счета деньгам не знает. Эх, если бы всеми его награбленными богатствами да с умом распорядиться… Можно было бы так прокрутиться, что и грабить никакой надобности не стало бы». Но ума торгового, да и желания у Романа нет, а свой ум Иосиф ему не вложит. Нет, но пятьсот рублев зараз – такого счастья он себе даже помыслить не мог, хотя и перепадало ему от шайки неплохо за пособничанье в их делах и продажу краденого.

– Коль все по-моему пойдет, так и ватага нам не нужна будет, – с какой-то угрюмой решимостью и торжественностью произнес Роман. – Они свое сделали, теперь только мешать будут. А если просто оставить их на произвол судьбы злой, так еще остервенеют, меня начнут во всем винить, а глядишь, и станут везде атамана своего искать, – он замолчал, а потом, вздохнув с наигранной горечью, сказал; – Избавиться от них надо. Разом. Ты мне в том поможешь.

– Не, я до убивств не мастак, – обеспокоенно затряс руками кабатчик.

– Дура, слушай.

Иосиф внимательно выслушал атамана и скривился, как от ложки дегтя.

– Гладко ты все. Роман, говоришь, а вот как на деле будет? Почему ты думаешь, что они все сделают как тебе надобно? Ох, ежели что, то за всех страдать моей головушке.

– На деле еще глаже выйдет.

– Твоими бы устами… – кабатчик прищелкнул озабоченно языком и стал Поглаживать пальцами кошель.

– Ну, ежели не желаешь, – атаман потянулся за кошельком, но кабатчик схватил и прижал его к груди, как влюбленный прижимает к сердцу свою голубушку.

– Да ладно, это я так… Сделаю все, как скажешь. Если только вот…

– Что еще?

– Если еще пятьдесят рублев к обещанным прибавишь.

– Еще пятьдесят? – хмыкнул атаман. – Ну и фрукт ты. Хромой. Ну и жаднющий… Двадцать пять тебе за глаза хватит…