Душит мужиков скука. Ох, как душит! Явления нехорошие наблюдаются. Позавчера, к стыду всех присутствующих, Цукошу засекли за курением дурак-травы. Вомбату пришлось даже вступиться за Цукошу, чтоб Ленька его сгоряча не придушил. Потому как очень наш Пурген не любит всей этой дряни, которая мозги мутит. А особенно — дурак-траву. Была, говорят, у него самого какая-то некрасивая история с этой травой, давным-давно. Подробностей, правда, никто толком не знает, но слухи такие по Команде ходили. То ли он там кого-то замочил, то ли на него кто-то покушался — неизвестно. А спросить — неудобно. Действительно, кто ж такие вещи у мужика спрашивает. Но, короче говоря, при виде дурак-травы с Ленькой прям истерика делается. А теперь можешь себе представить, что с ним было, когда он лучшего друга за этим занятием застукал?

И, главное, подлость-то этой травы в том, что, во-первых, она на каждого по-своему действует. Один может просто сразу спать завалиться. Правда, тогда уж его трое суток не разбудишь, хоть из пушки над ухом пали. А другой, наоборот: обхихикается до икоты. Нет, представляешь: сидит амбал, килограммов под сто двадцать и ржет сам над собой, а кулачищами размером с мою голову слезы по щекам размазывает. Но это еще не самое интересное. Сам Цукоша рассказывал, как народ в Матоксе целыми пачками в болотах тонул, накурившись дурак-травы. Потому как главная подлость этой дряни дикорастущей не в том, что она из мужика дурака делает. А в том, что дурак получается уж больно упертый! Ничем его с пути не свернешь, разве что в землю по шею закопаешь. Ни связывать, ни к деревьям привязывать не получается — он, гад, сутки будет веревки потихоньку грызть, дерево с корнем вывернет, а все равно — уйдет туда, куда его мозги сдвинутые прикажут. А приказы интересные поступают. Особенно если двое ослов травы покурили. Они, понимаешь ли, на спор все делают. Ну, там, Синего Урода на спор поймать. Или Новое Русло переплыть. На спор. Ничего, да? Сейчас, к слову, даже фантазии не хватает — еще примеров привести их несусветной глупости. А сами спорщики вообще-то мало чего рассказывают. Не потому, что не помнят. А потому что смертность среди них высокая. До ста процентов. Вот так-то.

Хорошо еще, что Ленька вовремя заметил отсутствие Азмуна — искать пошел. В последний момент, говорит, за руку успел схватить, Цукоша уж по грудь в болоте был. Тонет, говорит, а рожа довольная. Самокрутка во рту еле дымится, глаза закрыты, что-то еще и напевает, гад. А вокруг, говорит, уже и шляршни по кочкам расселись, глистоморы подплывают, слюни распустив в предвкушении знатного обеда. Короче, вытащили мы Цукошу. Хотя, как в детском стишке, помнишь? — что-то там про нелегкую работу и про слона в болоте. Или бегемота? Один хрен — тяжело. Потом еще целый день обсуждали да обмусоливали это событие, потому как ничего интересней за последние месяца два вообще не случалось. Короче говоря, скука смертная. Такая, что, будь рядом стенка — так бы и полезли наперегонки.

На что сейчас похожа Команда — лучше и не рассказывать. Потому что от этого проклятого безделья и дуракаваляния у всех мужиков вдруг усугубились самые поганые черты характера. Какие? Стармех, например, и раньше-то на меланхолика не сильно тянул, а сейчас и вовсе — псих свежевскипяченный. Чуть что в кустах шевельнется — моментом туда полмагазина выпускает. Пурген как-то вечером даже признался Сане, что по нужде теперь с опаской ходит. Боюсь, говорит, что Дима меня заместо группса шлепнет. Азмуна вот обратно на дурак-траву потянуло. А Саня… Саня теперь не просто хнычет и плачет иногда. Правильней было бы сказать: Саня НЕ плачет иногда. Потому что даже процесс еды вызывает в нем какие-то нехорошие ассоциации, которые моментально реализуются в целые потоки слез. А хобби у него теперь! Ну, представь: сидим, пьем чай, вяло переговариваемся, лениво курим. Внезапно взбешенный Дима швыряет в сторону кружку с чаем и лупит из автомата по кустам. Потому что там кто-то шевелился. Вполне возможно, что и ветер. А бывает, и прустень вышел прогуляться вечерком, на свою голову. Или пустяки чехарду затеяли. Мужики продолжают пить чай, не обращая внимания, потому как уже привыкли. Дима поднимает свою кружку и тоже продолжает. А Саня встает и, обливаясь слезами, идет туда, в кусты, и если находит чьи-либо невезучие останки, тут же их хоронит. И вот так — по нескольку раз на дню. Так что у нас в Команде теперь и киллер свой, и похоронная контора. Венки за счет покойного.

И вот так мы шляемся по округе, постреливая по сторонам, хныкая и хихикая, ругаясь и мирясь.

Даже Квадрат стал какой-то… Вялый. Да и то: приходим, как на профосмотр. Сопли, ожоги легкие от белой крапивы, челюсти от зевоты вывихнутые… Шучу, ладно. А, по правде — уж и забыли, когда с огнестрельными ранами в Квадрат топали. Отстрелялся народ, отбегался. Сидят все по домам, геморрой лелеют, в чужаков пару каменюк кинут, и ладно. Чего тебе, родимый? Приключениев? Нема, нема, проходи мимо, не мешай послеобеденному отдыху. Скучно. В последний раз до чего дошло — из Квадрата почти пустые вышли. У каждого — по два полных магазина, и все. Но зато жратвы… Через километр от тяжести плечи отваливаться начали. Обидно.

Вот в таком раскладе и решили мы на юг прошвырнуться, посмотреть, как там и что. Давно уж к Свалке не захаживали, да и самогреек надо к зиме запасти, а то опять радикулитом мучаться будем.

Все. Решили. Идем. Мужики повеселели разом, шлепают гурьбой, без всякого строя, шуточки запыленные выволокли, Двоечника подкалывают. Из леса вышли — сразу на целую поляну надуванчиков наткнулись. Так, не поверишь, — почти час стояли, балдели. Ленька им все автомат совал, Цукошину байку проверял, что надуванчики и в металл могут корни пустить. Не проверил. Один там, самый желтенький и пушистенький, подкрался к Пургену сзади и всю обойму ему по ногам выпустил. Ох, и поплясал Пургеша, от мелких ростков отбиваясь! Штаны снять не догадался, так и лупил себя по ногам прикладом. А остальные помогали, как могли, потому что от хохота поминутно на землю валились. Вомбат и сам от души насмеялся. Но потом резко мужиков осадил:

— Все, балбесы, стали в строй! Стармех, да сними ты у него с задницы цветок, а то без мягкого места Пурген останется, жестко сидеть будет! Готовы? Бегом!

И вот что я вам скажу, уважаемые. Ничто так не сплачивает мужиков, как дружный бег строем по пересеченной местности. Уже через полчаса злость из них поперла. На себя, на себя, конечно. Потом второе дыхание прорезалось, животы куда-то подевались. Даже у Двоечника подобие улыбки на мокром лице появилось. Хорошо, ребята, вот так иногда жирок растрясти.

Еще через полчаса Вомбат хрипло выдохнул:

— Шагом… — и немного поотстал, чтобы пропустить Команду мимо себя, посмотреть, кто да как перенес прогулку. Та-ак, запишем: Стармех — молодцом. Ленька тоже нормально, побледнел только. Азмун, модник хренов, захромал-таки. А ведь предупреждали его, совестили: не бери в Таборе ботинки, не бери, цыгане на то они и цыгане — всегда обманут. Вот и мучается теперь. Двоечник. Ну, у этого язык уже за плечом болтается и глаза вот-вот вылезут из орбит, но — молчком, зубы стиснул. Вомбат несильно хлопнул Саню по плечу: молодец, парень. И пошел замыкающим.

Так, так, так, ребятки. А это что еще такое?

На примятой траве отчетливо краснели странные красно-бурые капли. Кровь? Признаемся, чья?

— Ленька! — окликнул Вомбат. — У тебя там как — задница на месте?

— Да вроде да… — откликнулся Пурген, ощупывая на ходу пострадавший орган.

— Стоп, мужики! Отдыхаем!

Саня упал, как куль. Дима с ловкостью фокусника вытянул откуда-то сигарету. Азмун сразу же начал стаскивать ботинки, попутно рассказывая свой очередной дурацкий сон.

— …И представляешь, вижу: сижу это я около костра и собственную ногу шнурую. Прям в голой ноге — дырочки пробиты, шнурки вдеты, ну я и наяриваю… — Ленька, как всегда открыв рот, слушал Азмуновскую чушь.

— Так, мужики, — перебил рассказ Вомбат. — Ну-ка, быстренько огляделись! У кого раны, царапины?

Все послушно ощупали себя и осмотрели друг друга, проявляя повышенный интерес, естественно, к Ленькиному тылу. Ничего.

Вомбат еще раз прошелся к последней увиденной капле. Трогать на всякий случай не стал, только принюхался. Кровь. Очень похоже на кровь. Подошел Стармех, наклонился. Отошел, порыскал в кустах. Через минуту вернулся, сообщил любопытный факт:

— Это не наша. Там, впереди, тоже капли есть. Похоже, мы за каким-то подранком двигаемся.

Приятный сюрприз. Кажется, приключения сами идут нам в руки. Вот только бы не обломали. Вомбат внимательно осмотрелся. Будем надеятся, что это все не ловушка, а просто совпадение. По крайней мере, дежурное предчувствие молчало, не подавая никаких тревожных сигналов.

А мужики уже и уши навострили, и оптику протерли, и мозгами заработали. Один Двоечник зачем-то разулся и стал рассматривать свои ноги.

Азмун, поползав по траве, авторитетно заключил, что кровь скорее всего человечья, свежая, венозная, капавшая с высоты около метра. А в ответ на недоверчивое ворчание Пургена, дескать, чего там в траве можно разглядеть, тут же сунул тому под нос широкий лист лопуха, на котором, словно на наглядном пособии из учебника криминалистики, расплывалась багровая капля.

Стармех бесшумно носился туда-сюда и минут через десять также поделился своими выводами:

— Случайность. Тропа тут хорошая, расхоженная, вот и попали мы кому-то в след.

Ленька старательно выполнял роль доктора Ватсона, приставая ко всем с идиотскими вопросами.

Ну и, как всегда неожиданно, всех пришибил Двоечник. Он, правда, никуда не ходил и не ползал, а тихо сидел в сторонке, отдыхая после марш-броска. А в самый разгар обсуждения вдруг сильно наморщил лоб и брезгливо сказал:

— Пахнет как плохо…

Стармех уже был готов привычно огрызнуться на Саню, ляпнуть что-нибудь злое, вроде: “Сам пернул, так и молчи”, — но осекся, увидев прозрачность Саниного лица. Верный знак, что Двоечник сейчас пророчествовать будет. Точно:

— Быстряки идут. — И заплакал.

Ах ты, ежкин кот! Быстряки! Идут!

Вомбат в первый момент не поверил, решил, что это у Сани просто глюки от переутомления. Но уже через пять минут ему пришлось посторониться, пропуская двух молодых быстряков. Бодро перетекая через кочки, эти славные ребята, как им и полагается, двигались на запах крови. Можно было бы сказать: спешили, если бы не скорость черепашья. То есть для них-то как раз большая, раз за кровью идут. Обычно они гораздо медленней двигаются, если просто не валяются, как бревно. Интересно, подумал Вомбат, в последнее время все чаще встречаются парные быстряки. Это у них что — брачные игры или… Что именно “или” придумать не удалось. Так как быстряки — существа примитивные донельзя. И интересуются в своей вялотекущей жизни только свежей кровью или, на худой конец, падалью. Ничего другого об их повадках или привычках не скажешь. Вот разве что — лень еще. До такого абсурда иногда доходят, что даже препятствия лень обогнуть. Так и просачиваются, как вонючий кисель.

Шустрая парочка продефилировала мимо, не обратив никакого внимания на Команду. Да и то: никто никогда не видел, чтобы быстряк на кого-либо обращал внимание.

А мы вот наоборот. Стармех сосредоточенно проследил за ними, подождал, пока скроются в кустах, и задумчиво посмотрел на Вомбата:

— Я думаю, может, проводить товарищей?

— Может, — согласился Вомбат. — Сгоняй, Дима, глянь, кого эти гурманы выслеживают?

— Есть. — Стармех аккуратно затушил сигарету об подошву.

— Двоечника с собой возьми, — с нажимом добавил Вомбат, заранее представляя, как сейчас перекосится Димино лицо.

Перекосилось.

— Командир, да я как-нибудь без сопливых обойдусь. Лучше пусть Ленька пойдет. Пургеш, хочешь быстряков погонять?

— Я сказал: возьмешь Двоечника. Все.

Дима длинно сплюнул, метнул в Санину сторону убийственный взгляд, но ослушаться не посмел. Его понять можно. Саня наш на боевую единицу никак не тянет, ну максимум на ноль целых, три десятых. Зато чутье у него… С этим даже Дима спорить не будет.

Сколько раз уж бывало, что Саня нас буквально на краешке останавливал, не давал глупостей натворить. Погоду он классно вычисляет, кислотные дожди, опять-таки… Не говоря о том, что Квадрат Санька чует на расстоянии чуть ли не десять километров. Ну?

Дима стоял, чуть расставив ноги, наблюдая, как Двоечник суетливо застегивает куртку. Красивый парень — Стармех. И никакие шрамы и переломы ему нипочем. Вомбат сильно подозревал, что, приползая на излечение в Квадрат, Дима в первую очередь заботится о внешности. Но один короткий шрам, чуть пониже правого глаза, он себе все-таки оставил. То ли как напоминание, то ли чтоб особый мужской шарм подчеркнуть. Нет, скорей всего для красоты. Потому как Стармех — что напоминай, что не напоминай — все равно первым на рожон лезет. Уж сколько раз на этом попадался, не сосчитаешь. То ему Горячий Батон в Матоксе не так поздоровался, то он в Трубочистов палить на ходу вздумал — тоже мне, нашел повод, они же всем известные отморозки, во всей округе дурным тоном считается на Трубочиста патроны тратить. А еще у нас случай был… Ладно, потом как-нибудь.

Стармех с Двоечником бесшумно скрылись в кустах. Ленька, похоже, задремал, положив под голову рюкзак. Азмун лениво наблюдал, как молодой кригпун бестолково наскакивает на его ногу. Очень скоро ему это надоело, и он ловким пинком отправил тупого шестинога подальше в болото.

Наша разведгруппа вернулась на удивление быстро. Видно, Стармех, проявив свою микровласть, заставил Саню бежать всю дорогу. Сам Дима после этого спокойно закурил, Двоечник же снова повалился на траву.

— Ф-фу! — громко выдохнул Стармех, разбудив Пургена. — Забавно.

Все немедленно подтянулись поближе, желая поскорее узнать, что же именно показалось забавным Стармеху. А этот старый зануда, похоже, решил немного помотать нам нервы. Сидел, курил, задумчиво покачивая головой. Дескать, ну и дела, братцы, ну и дела…

— Короче, обогнали мы быстряков, — начал, наконец, Дима таким тоном, словно только что поучаствовал в спринтерской гонке, — еще примерно полкилометра по леску пробежали и почти к Свалке выскочили. — Он замолчал, глубоко затянувшись сигаретой. Теперь можно было подумать, что на этом подробный и красочный рассказ Стармеха закончен. Он зачем-то внимательно осмотрел свои ботинки, сковырнув с них кусок глины. Оглядел благодарных зрителей: все ли слушают. Артист. Одно слово — артист. После чего продолжил будничным тоном: — Парнишку там странного встретили. Весьма нелюбезного. То есть это он потом стал нелюбезным, когда нас увидел. А до этого шел себе спокойненько, насвистывал.

— Стармех, я тебе сейчас в ухо дам, — доверительно сообщил Вомбат. — Ты можешь по-человечески рассказывать?

— Могу, — кивнул Дима, сделав вид, что испугался за свое ухо. — Он быстряков подманивает.

— Кто?

— Парнишка этот.

— Как это? — По традиции, самые глупые вопросы у нас задает Азмун. Но на этот раз он, что называется, выразил общее мнение.

— А вот так. Шлепает себе по тропинке, а у самого — кровь из руки капает. Правильно, Цукоша, ты все правильно сказал: венозная, с высоты около метра. Как раз у него именно так и капала. А для пущей надежности он себе жгут на плечо навертел.

— На хрена? — тупо спросил Вомбат. Нет, правда, у нас тут, конечно, не дом отдыха, всякие личности прохаживаются и по разным надобностям. Но чтоб кровью своей тропинку поливать? Похоже, что Дима прав: идеальный способ привлечь внимание быстряка — это дать ему понюхать кровушки. Хотя бы издали. Но зачем? От них же толку никакого, одна вонь!

— Я не знаю, на хрена, — сказал Дима, продолжая счищать грязь с подошвы, — но жутко этой темой интересуюсь. Может, выясним? Тем более нам это все равно по пути. Да и с парнишкой тем я бы поговорил…

— Так. Что там еще? — сурово спросил Вомбат, подозревая, что Дима успел влипнуть в какую-то историю.

— Ничего. Просто я люблю вежливых людей. Которые на мое “здравствуйте” отвечают “здравствуйте”, а не шугаются в сторону со скоростью ошпаренного горбыня. — Тут Ленька закрыл рот рукой, поэтому вместо смеха получился дурацкий хрюк. Тут же покатились и все остальные.

Чего-чего? Нет, с психикой у нас все нормально. Просто случай один вспомнили. Когда один сдвинутый горбынь наш котелок с кашей за свое гнездо принял. Ну и уселся насиживать, бедолага…

— Ты его окликнул, что ли? — спросил Вомбат, подождав немного, пока все успокоятся.

— Ну да… — рассеянно ответил Дима, продолжая заниматься своими ботинками. Дались они ему!

— Что — стрелял?

— Пальнул немного, — неохотно согласился Стармех, а Саня вздрогнул.

Нет, видали придурка? Вомбат уже жалел, что отправил на разведку именно Диму. Вот псих. Никто, конечно, не заставляет при встрече на окраине Свалки раскланиваться до земли и подметать траву шляпами. Но и стрелять вот так, с бухты-барахты тоже не очень-то этично.

— Зачем стрелял? — продолжал допытываться Командир своим самым строгим голосом. Который используется преимущественно в общении со Стармехом.

— Зачем, зачем… Не понравился он мне! Дрянной человек.

Нет, аргумент, безусловно, веский. Правда, правда, кроме шуток. Мы тут уж давно привыкли доверять своим ощущениям. И, знаете… Хотите — верьте, хотите — нет, а принцип этот очень даже неплохо работает. Мало случаев, когда первое впечатление нас обманывало. Пальцев одной руки хватит, чтобы пересчитать. Но тем не менее стрелять сразу… Это, Димочка, перегиб.

— Ну, а он?

— Я ж говорю: шуганулся в сторону. И пропал.

— Как — пропал?

— Не знаю. Сгинул. — Стармех пожал плечами и закурил новую сигарету. — Там же Свалка.

— А как тебе показалось — он из местных? — Поясняю. Имеется в виду некое мирное сообщество жителей Свалки — около сотни вялых, болезненных мужичков с вечно слезящимися глазами и богатейшей коллекцией кожных заболеваний.

— Не… Точно нет. То есть — совсем не похож. Я ж говорю: шустрый больно. И невежливый. — Стармеха грызла обида.

— Ладно, Дим, не переживай, разберемся. — Вомбат встал, разминая затекшие ноги. — Сейчас перекусим немного и сходим все вместе посмотрим. Сколько, ты сказал, отсюда до Свалки?

— Недалеко. Метров пятьсот-шестьсот.

— Ага. — Вомбат что-то вычислял в уме. — Значит, примерно через сорок минут быстряки будут там. Вот мы их как раз и нагоним. Заодно и посмотрим, зачем и кому они там нужны. Перекус, мужики! Двадцать минут на все!

Цукоша сразу же завозился в своем рюкзаке, Ленька побежал к ближайшей воде. Дима лежал, закрыв глаза, и выпускал дым в небо. Саня остался сидеть, тупо разглядывая грязь, счищенную Стармехом с ботинок.

— Что, Санек, грустишь? — отечески похлопал его по плечу Командир. — Устал?

— Нет. — Голос у Двоечника тихий и какой-то ломкий. — Я просто хотел сказать, что лучше нам туда не ходить.

— Почему? — Вомбат насторожился. В таких ситуациях главное — различать, когда Саня просто боится, а когда реальную опасность чует. Вот сейчас, судя по его прозрачному лицу, Двоечник говорит дело.

— Там опасно. Опасно там. Опасно. — Спокойно, Саня, не нервничай. Судя по тому, как Двоечник начинал медленно, но верно впадать в истерику, на Свалке действительно что-то неладно.

— Ленька, воды дай! — скомандовал Вомбат вернувшемуся Пургену. — Азмун, покопайся у себя в аптеке, найди ему что-нибудь успокаивающее.

Общими усилиями в Саню влили несколько глотков воды и заставили жевать маленький кривой белый корешок, предложенный Азмуном.

— Что это? — на всякий случай спросил Вомбат врача.

— Боликоропка, — небрежно пояснил Цукоша, складывая в холщовый мешочек связку разномастных корешков. — Улучшает мозговую перфузию. Хороша также при интермиттирующей цереброваскулярной недостаточности, афазии и апраксии.

Вомбат с сомнением посмотрел на Двоечника. Тот уже приходил в себя.

— Цукош, а ты не переборщил со своей детерминирующей недостаточностью?

— Не, это я так сказал, для информации. Саньке как раз пойдет. Видишь, уже хорошеет.

Вомбат склонялся к тому, что Двоечнику помогла бы и просто холодная вода, но спорить с Цукошей не стал. Он в принципе хороший врач. Только пессимист немного. И тугодум.

— Сань, ну как ты? — спросил Вомбат.

— Нормально. — Щеки у Двоечника порозовели, глаза смотрели осмысленно. — Нельзя на Свалку идти. Опасно там, — повторил он.

— Что опасно?

— Агрессивная органика. Очень опасно.

Агрессивная органика? Это еще что за фрукт? Не слыхали.

Вомбат повернулся к Стармеху. Тот ходил кругами, что-то жуя, время от времени пружинисто приседая и взмахивая руками. Разминался. Потому что если для Сани слово “опасно” означает: “давайте не пойдем”, то для Димы наоборот: “пошли скорей, а то без нас все интересное закончится!”

— Дим, — обратился Вомбат к Стармеху, делая вид, что не замечает его тренировки, — ты не обратил внимания, там поблизости самогрейки есть?

— А как же! Совсем рядышком! Это ж рядом с Давлеными Контейнерами!

— И как, по-твоему, опасно там?

— Да чего там опасного! Ну, подумаешь, пацанва борзая бегает! Стрельнем пару раз в воздух, они и разбегутся.

Стрельнем. Как у него все просто.

Вомбат, словно опытный следователь, опять повернулся к Двоечнику:

— Саня, а люди там есть? Люди там опасные?

— Есть, — кивнул тот. — Мало. Дикие. Больные. Не злые. Боятся очень.

— Вооруженные?

— Не-ет. Больные.

— Ну вот, что я говорил! — обрадовался Дима. — Чего больных бояться? Пошли, мужики!

— Ты погоди, дружище. Решаю здесь я, — снова построжал Командир. — Вы к Свалке близко подходили?

— Дима подходил. Я в сторонке стоял, — жалобно ответил Саня. На глаза его снова навернулись слезы.

— Опять ревет, — добродушно констатировал Стармех, откусывая здоровенный кусок хлеба. — Рева-корова.

Ну что, командир? Вот тебе два мнения от разведгруппы. Один слезы утирает, второй поводья от нетерпения грызет. Твои действия?

Вомбат медленно встал, взял из рук Цукоши краюху хлеба с салом, откусил пару раз, прожевал. И вынес вердикт:

— Выходим через десять минут. Идем к Свалке. Форма — походная, малая химзащита. Ну, что сказать? Время мы рассчитали отлично. Команда как раз вышла на опушку, когда быстряки подползали к границе Свалки. Мы на всякий случай затаились и стали наблюдать, чего же дальше будет.

И было. Быстряки чего-то замешкались. Вомбат сообразил, что как раз в этом месте Стармех своим выстрелом спугнул их приманку. Но пребывать в растерянности сладкой парочке пришлось недолго. Откуда-то — никто из мужиков потом не смог сказать, откуда — вынырнули двое. Юркие, хлипкие, действительно ничуть не похожие на прежних свалочников, они живо подскочили к быстрякам и, ловко орудуя крючьями, стали ворочать ни в чем не повинных зверюшек. Да и не просто ворочать — в правой руке у каждого человечка было по здоровенному ножу типа мачете. И вот этими самыми мачете с ловкостью профессиональных рубщиков сахарного тростника ребята за три минуты порубали быстряков, как колбасу. Мы глазам своим не поверили! Обычно быстряка хоть режь, хоть рви на кусочки — все тут же срастается, на него одна управа — кислота. А эти… Как ни в чем не бывало: покрошили легко! Да еще и не просто покрошили. Они все до единого кусочка в сумочки положили и с собой унесли. И рожи у них при этом были довольные — как будто не двух тухлых быстряков, а ящик трофейного шоколада надыбали!

— Чего это они? — удивился Ленька. — Зачем это они?

— Ты лучше спроси: как это они? — в тон ему заметил Стармех. — Хорошие ножички у ребят. Мне бы такой.

— Смотри не порежься, — буркнул Вомбат. Он внимательно наблюдал всю процедуру разделки быстряков и готов теперь был согласиться с Двоечником. Ребята ему не понравились. Какой-то гнилой заразой веяло от них. Очень похоже на липкую лихорадку, которой в прошлом году переболел почти весь Табор.

— Давайте-ка стороной обойдем, — скомандовал он, первым отползая вправо. Нет, правда, личных встреч с такими субъектами, как эти, лучше избегать. Мало ли, что они с виду такие хилые, от одного удара на землю свалятся. Другое дело, что потом месяц будешь лечиться от какой-нибудь дряни.

Команда аккуратно переползла метров на сто правее. Никакого движения на Свалке не наблюдалось.

— Конечно, — ворчал измазавшийся в грязи Пурген, — на фига мы им нужны? Они сейчас, наверное, сидят себе спокойненько и бифштексы из быстряков жарят… — Стармех издал рокочущий горловой звук, от которого у самого Вомбата тошнота подкатила к горлу.

— Отставить разговорчики! — хрипнул он.

Мужики замолчали.

Так. Ну вот они — Давленые Контейнеры. Действительно близко. Вомбат достал бинокль. Эта гадюка, Квадрат, все никак не внемлет настойчивым просьбам Командира заменить оптику. И чего упрямится? Жалко ему, что ли — хороший бинокль выдать? Так и выходим каждый раз с разбитым левым окуляром. Неудобно, конечно, ну да ладно, Свалку и одним глазом, в конце концов, рассмотреть можно. Во-от. Тот, который нам нужен. Второй слева. Когда-то он был красного цвета. Теперь уже и не разберешь: где облупившаяся краска, а где — ржавчина. Да и цветоеды над ним хорошо потрудились.

— Стармех, глянь. Второй слева. Похоже, что там еще осталось немного… — Вомбат передал бинокль Диме. — Чего ты ерзаешь?

— Да так, ерунда, что-то в ботинок попало. — Стармех долго пристраивался, вглядывался и наконец сказал:

— Ага. Здесь в прошлый раз брали. Там еще навалом должно остаться.

— Ну уж и навалом, — усомнился Вомбат. — Ты хоть помнишь, когда мы здесь последний раз были?

— Помню, — не очень уверенно ответил Дима.

— Помнит он, как же! — подал голос Цукоша. — Мы его отсюда без сознания на моей плащ-палатке уносили! Зараза такая, все вещи потом сжечь пришлось.

Стармех промолчал, только рот скривил: ворчи-ворчи, докторишка. Сам вовремя платинового стрептококка от дурозубки не смог отличить, а теперь выступает…

Кстати, что касается болезней, Дима никогда разговор поддерживать не будет. Во-первых, он мнительный у нас очень. А во-вторых, тот же наш разлюбезный Квадрат каждый раз Диму старательно лечит, но иммунитета не дает. И только ему одному. Никто из наших давно уже не боится ни липкой лихорадки, ни плясушки-поскакушки, ни гнилого насморка, спокойно пьет воду из любого ручья. Но не Дима. Потому что стоит какому-нибудь козлу чихнуть в его сторону на расстоянии километра — и все. Через полчаса Стармех уже обсморкал все кусты, в животе у него ноет, а под лопаткой колет. Или наоборот. Так что всю свою богатую аптеку Цукоша таскает в основном ради Димы. Чтобы в случае чего не бежать сразу в Квадрат.

— Ну, что — пошли? — Стармех уже весь извертелся от нетерпения.

— Пошли. — Вомбат встал. — Идем друг за другом. Смотреть во все стороны. Стрелять в крайнем случае. — Но это так, поговорка. У нас тут все случаи — крайние.

А пока мы пробираемся ко второму слева Давленому Контейнеру, несколько слов для публики из истории Свалки.

Начнем с того, что “Свалка” — название не функциональное, а историческое. Я бы даже уточнил — Доисторическое. Потому как Свалка здесь была еще когда Город назывался длинно — Ленинградом. В честь какого-то шибкого умника, говорят. Тогда у них еще были большие проблемы с мусором. Еще бы: жили на широкую ногу: дома там всякие, магазины, канализация. Лафа! Борзел тогда народ! Кусок булки откусил — остальное выбросил. Газету прочитал — в ведро! Куртку новую месяц поносил — на помойку! Помойки — это такие были у них микросвалки прямо в городе. Контейнеры стояли, все честь по чести. Как наберется контейнер полнехонек — его пустым заменяют. А полный на большую Свалку везут. За город. Столько добра выбрасывали! А Ленька даже говорит, что где-то слышал, что раньше города вообще около свалок строили. Специально, чтобы далеко всякую дрянь не таскать. А что, логично. Я бы тоже так поступал. Но это все — давнишние дела. В наше время на Свалку, конечно, никто ничего не выбрасывает А как раз наоборот — тащат все кому не лень. Но это я тоже маленько перегнул: не “тащат”, а “тащили”. Все, что можно было взять и использовать, отсюда давно уже взяли и использовали. Сейчас разве что отчаянные оптимисты могут на Свалке что-нибудь искать. Или такие хитрецы, как мы. А вот Ра-аньше… Ох, какие здесь баталии разворачивались! Приятно вспомнить. Не меньше десятка довольно сплоченных групп пытались здесь свои порядки навести. Ну еще бы: это ж был просто Клондайк! И жратва, и одежда, и горючее… Мы-то, в общем, не особо всем этим интересовались. Так, иногда заглядывали, просто чтоб потусоваться немного. Нервишки пощекотать. Нам всегда было проще горбыня или коробу выследить и подстрелить, чем на Свалке за банку подтухшей тушенки патроны трахолить. А народ здесь оттягивался… По полной. Ну, потом потише стало. Во-первых, Свалка оскудела. А во-вторых, явления всякие начали наблюдаться нехорошие. А что, логично. Представь: хорошо слежавшийся слой отходов от человека и его деятельности высотой метров десять. А сколько глубиной — никто и не знает. Да плюс радиация, дождики наши кислотные, да микробы-бактерии. Вот и получилось, что народ отсюда начал потихоньку сваливать. Разнося по свету жуткие истории из жизни Свалки. У нас их Ленька одно время даже коллекционировал. И с удовольствием рассказывал на сон грядущий. Примеры? Ну вот классическая легенда о том, как на Сему Педального напала сырокопченая колбаса. Или… Да зачем далеко ходить! Вот вам, пожалуйста: Давленые Контейнеры. Когда мы их нашли, года три назад, не меньше, никакими они давлеными еще не были. Просто старые контейнеры стояли, основательно распотрошенные да цветоедами потравленные. А потом приходим однажды — мама родная! — ну словно стадо слонов тут танцы на крыше устраивало. Поди теперь гадай, у кого силищи набралось так железо помять.

Ну вот, уважаемая публика, пока я вас тут развлекал всякими древними историями, у нас, похоже, начались проблемы.

Двоечник, Цукоша и Стармех уже скрылись в контейнере. Хорошо было слышно, как они там шуруют в темноте: что-то упало, глухо стукнуло, Дима выругался. Ленька уже занес ногу, чтобы последовать за ними, но… В этот самый момент из-за рядом стоящего контейнера — раньше, помнится, он был голубого цвета — вышли трое. Нисколечко не похожие ни на прежних миляг-свалочников, ни на больных простачков, описанных Двоечником. Крепкие, коренастые, с красными обветренными рожами мужики стояли и без малейшего выражения смотрели на нас. Вомбата поразили их основательные рукавицы и неописуемых размеров боты на толстой подошве.

Тут из-за спин этих троих появился и четвертый. Улыбающийся во весь рот, он широко раскинул руки в стороны, словно вот-вот полезет обниматься. Не полез. Даже с места не сдвинулся. И не, меняя радостного выражения на лице, скрипуче проговорил:

— Иметь мой лысый череп! Вомбат! Ты, старый хрен? Вот так встреча!

Итак. Позвольте представить: Степа-Редкозуб. Самая большая местная сволочь. Честно говоря, мы его похоронили уж года полтора как. Причем здесь же, на этом самом месте. Инцидент тут один случился, так, рабочие разборки. Нам тогда пришлось срочно улепетывать. Но зарево было видно на расстоянии двух дней пути. Мы и решили, что Степе с его бандой конец пришел. Так ты ж смотри — живой. Неприятная ситуация. Хотя бы потому, что мы опять на его территории оказались. Нет, конечно, никаких договоренностей с ним у нас не было. Просто неэтично. Получается, что мы здесь, как мелкие мародеры, чужие контейнеры потрошим.

— Здравствуй, Степа, — выдавил из себя Вомбат, незаметно давая сигнал Леньке: вызывай наших.

— Здорово, здорово, — тепло отозвался Степа. — Со свиданьицем, ворюга. Чего приперся?

Славный парень. Сама доброта. Редкозубом его, кстати, не зря прозвали. Зубы у него действительно редко растут. Ходили тут красивые слухи, что зубы ему, через один, сам Длинный Мохаммед при жизни вырвал. Да врут скорее всего. Длинный Мохаммед на такую тонкую работу не способен.

Из контейнера, отряхиваясь, вылезли Стармех с Цукошей. Живо оценили ситуацию, встали поближе к Командиру. Дима ненавязчиво уже автоматом поигрывает. Наше самое большое преимущество перед Степиными молодцами в том, что у них огнестрельного оружия нет. И не было никогда. Сейчас в принципе можно еще развернуться и уйти. Жаль только, что это не в наших правилах. И первым, конечно, вылез Стармех.

— Как здоровье, Редкозуб? — гаркнул он. — Не беспокоит?

— Вашими молитвами, — ответил Степа, не переставая улыбаться. Честно говоря, Вомбату это Степино добродушие переставало нравиться. Факт: какую-нибудь пакость замышляет. Командир на всякий случай огляделся. Нет, обойти нас тут негде.

— Че башкой вертишь, козлина? Страшно небось?

Заводится, падла. На конфликт напрашивается. Очень странно. Что он, не понимает, что у Димы сейчас нервы не выдержат?

Степа шумно вытер нос рукавицей и обратился как раз к Стармеху:

— Как поживаешь, Димон? Чего не заходишь? Я уж, грешным делом, решил, что тобой давно говноеды пообедали… — Стармеха аж передернуло от такой наглости. Он не спеша поднял автомат. — Фу, фу, фу! Какие мы обидчивые! — Степа замахал руками.

Курточка у него славная. Говорят, из человечьей кожи. И шапочка из шкурки любимого кота. Да, да, правда, года три назад Редкозуб себе котика завел. Хорошенького, почти домашнего. На плече все время таскал. А потом как-то раз осерчал сильно, ну, и… В общем, теперь в виде шапки носит.

Стармех не успел выстрелить. Ноги его как-то странно подкосились, и Дима, роняя автомат (!), свалился на замлю, вопя от боли. Что за черт! Вомбат не успел удивиться, как в тот же момент и с теми же симптомами попадали Азмун и Ленька. Он еще успел глянуть себе под ноги, увидел странную белесую слизь… Ощущение было такое, словно злющая собака со всей дури вцепилась в икры. То есть получается — две злющие собаки. Черт побери! Я уж и забыл, что такая боль в природе бывает! Последнее, что слышал Вомбат, был удовлетворенный голос Степы:

— Вяжи их, ребята.

Да и первое, что услышал, когда очнулся, был тот же поганейший скрип:

— Чисто сработано. Проверь еще раз руки.

Руки Вомбат проверил сам. Связано было на совесть, так, что кисти уже занемели. Ног не было. То есть при визуальном осмотре они наличествовали. Являлись, как обычно, продолжением тела. Но ни на какие команды мозга не откликались. Так, валялись рядом. Пара бесчувственных бревен. Было довольно темно, и Вомбат предположил, что находится в одном из контейнеров.

Рядом застонали. Повернув голову, Вомбат увидел лежащего Стармеха. Глаза его были закрыты, лицо исказила гримаса боли.

— Дим, слышишь меня? — позвал Вомбат.

— Ммм… — отозвался Стармех. Далее последовало длинное убойное ругательство.

— Молодец, молодец! — захохотал Степа. — Вижу, что живой.

Вомбат попытался сесть, но из этого ничего путного не получилось. Он смог лишь немного приподняться. Увидел сидящего Редкозуба и еще одного краснорожего. Стармех продолжал ругаться.

— Ладно, ладно, угомонись. — Степа встал и подошел к лежащим. Наклонился над Вомбатом. Пахнуло гнилыми зубами и какой-то едкой химией. “Агрессивная органика” — всплыли в памяти Санины слова. Похоже, мы что-то прошляпили. — Ну, что, ребятишки, дальше ругаться будем или о деле поговорим?

— Какие у нас с тобой дела, дуст поганый? — прохрипел Дима.

— А вот мы сейчас это и выясним. — Степа присел на корточки, весело глядя поочередно то на Вомбата, то на Стармеха. — Ножки-то болят? — Не дожидаясь ответа, покивал: — Болят, болят, знаю. Но это ничего, парень, ты потерпи немного, через денек-другой они отвалятся и болеть перестанут. — Вомбат, холодея, понял, что Редкозуб говорит чистую правду. — Жалко ножки, да? Ну, так что — будем разговаривать?

— О-о-о… — Внезапный вой, возникший справа, заставил всех вздрогнуть. Неужели Ленька? “Странно, — подумал Вомбат, — у меня-то ничего не болит”.

— Чего тебе надо? — стараясь говорить спокойно, спросил он.

— А ты подумай. Ты ж у нас догадливый. — Степа демонстративно обернулся. Мордатый мужик вяло поигрывал стармеховским автоматом.

— Оружие? — сообразил Вомбат.

— Умничка! Голова! Не зря в командирах ходишь!

— Забирай, — понимая, что говорит глупость, сказал Вомбат.

— Забрал уже.

— Тогда чего еще?. — Вот именно: еще! Маловато, говорю, будет.

— Где ж я тебе еще возьму? — как можно более искренне удивился Вомбат.

— Там, где сам берешь. Я тебе не идиот, чтобы таких простых вещей не понимать. Почему это? Когда вас, говнюков, ни встретишь, вы все с пушками ходите. А вывод простой: выходит, места знаете. Так ты не жмотись, командир, позаботься о ближнем.

— Какой ты мне ближний… — Вомбат умирал от унижения. Какая-то сволочь ему, лежачему, диктует условия.

— А я не о себе говорю. — Степа повернул голову, с жалостью глядя на Стармеха. — Жалко пацанчика. Через денек-другой ему уж никакой Айболит не поможет.

— А какие у меня гарантии, что ТЫ поможешь? — Медленно спросил Вомбат, лихорадочно соображая, можно ли выпросить у Квадрата оружие для этой скотины.

— Мое честное слово! — торжественно провозгласил Степа. — Зуб даю!

— То-то ты их уже нараздавал… — не удержался Вомбат. Краснорожий мужик у выхода заржал басом. В то же мгновение Степа оказался рядом с ним и коротким ударом сверху по носу вырубил чересчур смешливого подчиненного. После чего повернулся и зло сказал:

— Напряги свои кумекалки, командир. А то через пару дней без команды останешься. Я — человек добрый. Тебя не трону. Только задницу надеру и отпущу на все четыре стороны. Пусть тебя твоя совесть загрызет. — Постоял немного, снова разулыбался: — Ну, так что — решать будем или вам посоветоваться дать?

— Мы подумаем, — с усилием выговорил Вомбат.

— Думайте, думайте, не будем мешать. — Степа удалился, сплевывая через плечо.

Вомбат, извиваясь всем телом, умудрился сесть.

Осмотрелся.

Ежкин кот! — сказал бы Пурген. Ну мы и вляпались! Даже и не припомнишь, когда видел свою Команду в столь плачевном состоянии. Цукоша все еще лежал без сознания, Стармех скрипел зубами, по Ленькиному лицу катились слезы. Стоп, ребята. Стоп. А где же Двоечник? Что-то я не видел, чтобы он из контейнера вылезал. На миг шевельнулась безумная надежда, что Сане удалось сбежать, но тут же угасла. А что толку? Чем нам Двоечник поможет? Даже если и убежал, сидит небось где-нибудь в лесу и плачет. А скорей всего с ним уже Степа разобрался. Нет, тоже не проходит: в таком случае Редкозуб наверняка бы похвастался первым трупом.

— Леня, — тихо позвал Вомбат, — ты можешь до Цукоши дотянуться?

— М-могу… — еле слышно ответил Пурген.

— Пошевели его, поговорить надо.

Сердце, конечно, на части рвется, когда на мужиков таких глядишь, да и Азмуна можно было пожалеть, не трогать, но сейчас именно его мнение нам необходимо.

Цукоша очнулся с ревом молодого слона. А по части ругательств, кажется, переплюнул даже Стармеха. Интересно, Степа нас подслушивает? Хорошо бы.

— Азмун, — позвал Вомбат, выслушав все эпитеты в адрес Редкозуба, — ты можешь хоть приблизительно сказать, чем это нас так шарахнуло?

— Ммм… — промычал Цукоша что-то невразумительное.

— Не знаешь?

— 3-знаю… Не зря мне ноги снились… — Доблестный наш доктор всхлипнул и снова принялся ругаться.

— Хватит, хватит, побереги силы. Нам еще отсюда выбираться нужно. Скажи лучше: что это?

— Стекловата, — прохрипел Азмун.

— Как? Обыкновенная стекловата?

— Да уж… обыкновенная. Была. Мы ее с Зеленым только один раз около ТЭЦ видели. Двоих тогда живьем съело, пока остальные расчухали, что к чему. Ох, и орали они…

— Что значит — съело? — Вомбат, если честно, первый раз слышал о какой-то там хищной стекловате.

— Ну, не съело, а как бы через все тело стекло проросло…

— Не понял я чего-то. А мы тогда почему еще живы? — Вомбат предпочел умолчать о том, что у него в данный момент и ноги-то не болят.

Цукоша заворочался, громко матерясь, а потом неуверенно сказал:

— Я что-то слышал… Что нашлись умельцы, могут этой дрянью как-то управлять. Вот, похоже, Степа как раз один из них.

— Что значит — управлять?

Ох, и пошлет меня сейчас Азмун с моими вопросами. А что поделаешь? Надо как-то выкручиваться.

— Не зна-аю… Я ж сам не видел, только слышал. Блин горелый, больно как… У меня почти до колен все как на куски разрезано. А у тебя, Лень?

— У меня только до щиколоток, но и от этого мало радости. Стармеху, кажется, больше всех досталось… Вишь, как мучается, бедняга…

— А сделать с этим что-нибудь можно? — перебил Вомбат вечер коллективной жалобы.

— Можно, можно. Ванночки из плавиковой кислоты очень помогают.

— Вот деятель, сам от боли загибается, а еще и острить успевает.

— А если серьезно?

— А если серьезно, то у меня в аптечке есть одна штука. Не совсем то, но попробовать можно. Только бы еще аптечку найти, да умельца, чтоб прямо в бедренную артерию вколол. — Тут, видимо, боль вцепилась в Цукошу с новой силой, потому что он замолчал и укусил рукав куртки.

— Командир, а, может, фиг с этим Редкозубом, принесем ему оружие? — малодушно предложил Пурген.

— Нет, — твердо ответил Вомбат, стараясь не глядеть на Стармеха. Тому и правда было хреновей всех. — Я лучше сам ему остальные зубы повыдергаю. Медленно и по одному.

— Ага… — еле выдавил Стармех. — Ты его поймай сначала.

— Вы что — охренели все? — чуть не крикнул Вомбат. — Эту падаль с собой в Квадрат поведете?

— Ты считаешь, лучше здесь от боли подохнуть? — так же, в крик, ответил Стармех. — В Квадрат его, положим, никто не зовет, а парочку автоматов дать можно… Вомбат чуть не задохнулся от бешенства. Щенки! Он уже было открыл рот, чтобы приложить хорошенько раскисших мужиков, но в этот момент в просвете двери снова появился Редкозуб. Один, без сопровождающих.

— Посовещались? — спросил он. И столько в его голосе было жирной уверенности, что сейчас ему начнут выдавать оружие пачками, — Вомбат от ярости чуть на ноги не вскочил. — Что решили?

Нельзя не признать, что даже такой искушенный негодяй, как Степа, слегка обалдел от последовавшей затем тирады Вомбата. Он стоял, хлопал глазами и, не перебивая, слушал. Вомбат остановился сам и только тогда, когда увидел, что Редкозуб уже совершенно опомнился и даже получает удовольствие от его брани.

— Отлично! — похвалил Степа. — Мне понравилось. Особенно подробности моей личной жизни с быстряками. Ну, с тобой, командир, все ясно, твое мнение я выслушал. А что твои солдатики скажут? — Вомбат было открыл рот, чтобы продолжить, но тут заметил, как Степа сунул руку в карман. Неуловимое движение — и Леня, Стармех и Цукоша зашлись в одновременном зверином вое. — Нравится? — Подмигивая, спросил Степа у Вомбата. — Хочешь, подарю? — На этот раз никакого движения Вомбат не заметил, но все мгновенно стихло. Цукоша, похоже, остался лежать без сознания. — Ладно, ребятки, еще чуть-чуть дам вам подумать, только вы уж не ссорьтесь, ладно? — Степа вышел.

— Ты видел? — обратился Вомбат к Стармеху. — Он правда этой фигней управляет.

— Ничего я не видел… — процедил Дима сквозь зубы. — Я сейчас сам себе ноги отгрызу…

— Спокойно, Стармех, спокойно. Нельзя так. Нужно что-нибудь придумать… — Вомбат старался говорить как можно уверенней. — Не может быть, чтобы нас так просто сломали. Представь, как мы своими руками Редкозубу Квадрат сдаем, отвлекись хоть немного и представь…

Ох, не знаю я, чего он там себе напредставлял. Ежу понятно, что адские боли активизируют фантазию только в одном направлении — “чтобы я сделал, попадись мне Степа в руки”, так ведь?

— С-сволочь… — Цукоша пришел в себя. — Где моя аптечка?…

— Вообще-то аптечка у меня, — раздался робкий голос из темного угла. — Но я боюсь, что не смогу найти бедренную артерию.

Мужики хором вздрогнули и уставились в угол. Из-за кучи наваленных там мешков появилось бледное испуганное лицо Двоечника. Испуганное, но не искаженное болью. Но самое главное: Саня спокойно стоял на своих двоих!

— Са-анька! Ыи-и-их, трах-тара-рахх! — шепотом заорал Стармех. Где бы записать? РАДОСТЬ ДИМЫ ПРИ ВИДЕ САНИ! — Ты живой? Где ты был, поганец? Ползи сюда, я задушу тебя в объятиях!

— Потом, — небрежно ответил Двоечник. — Я все слышал. Нам, кажется, надо спешить.

— Спешить, солнышко, конечно, спешить! — Дима изогнулся, как червяк, глядя на Вомбата: — Видал проныру?

— Саня прав, церемонию встречи отложим на потом. Цукоша, командуй! — Вомбат молил только о том, чтобы Степа не поставил своих молодцов подслушивать.

— Второй боковой карман, на синюю пуговицу застегнут, — скороговоркой начал Азмун, — там должны быть две ампулы, в тряпочку завернутые, шприц — где обычно…

— Где — обычно? — переспросил Саня, копаясь в аптечке.

— Стерилизатор маленький, на дне валяется, иглу потолще бери, каждому по два кубика коли, должно хватить… — Цукоша даже не смотрел в его сторону, бормоча все быстрее и быстрее, глядя в потолок.

— Есть! Нашел! — воскликнул Саня. “Потише! Потише!” — хотелось крикнуть Вомбату. — Что дальше делать?

— Ползи сюда, развяжи мне руки.

— Не надо развязывать, — жестко перебил Командир. — Просто покажи ему, пусть сам колет!

— М-м-м… — Цукоша замотал головой. — Л-ладно, черт с тобой…

Вомбат, лежа на боку, наблюдал за возней Сани. Полминуты они тихо переругивались с Азмуном, наконец раздался сдавленный хрип и два голоса одновременно сказали: — Есть!

— Следующий, — зачем-то скомандовал Вомбат, но Саня и без его указаний уже полз к Стармеху. На этот раз все обошлось гораздо быстрее и тише.

Дима только и спросил:

— Это скоро подействует?

— Минуты две-три, — заверил Цукоша. Двоечник еще не успел закончить с Леней, а мужики уже начали обсуждать план освобождения.

— Главное — это Степу вырубить, — утверждал Вомбат. — У него в кармане какая-то кнопка есть, он с ее помощью нашими ногами управляет.

— Ну, насчет Степы особо волноваться не надо, — покашляв, заявил Азмун. — Я, кажется, на него управу знаю.

— Как?!

— Да так, есть одна мысль. Вы вот что, мужики. Лежите пока смирно, Санька, спрячься, а когда Редкозуб придет, делайте все, как я. Только не сразу, а постепенно подключайтесь, ладно?

— Лад… — попытался ответить Вомбат, вздрагивая от укола. — Извини, Саня, я потом тебе удивляться буду, сейчас просто времени нет.

Тут, как по сценарию, явился Степа. Как будто подглядывал и увидел, что все процедуры благополучно закончились. Стармех с готовностью принялся стонать на разные лады, Ленька притворился, что лежит в отключке.

— Ну что, командир, уговорили тебя? — Руки у Степы, слава Богу, были не в карманах.

— Да, в общем… — Вомбат не знал, что там задумал Азмун, поэтому мямлил что-то невразумительное. — Наверное, попались мы, Степа…

— Ой-ой-ой! — вдруг запричитал Цукоша. — Ой, как больно! — Он умудрился каким-то образом приподняться и теперь почти сидел, раскачиваясь. — Ой, больно, о-ой…

— Ладно, ладно, потерпи, толстый, сейчас с вашим командиром кое-что обсудим, и выйдет тебе облегчение… — пообещал Степа.

Азмун, как будто и не слыша, продолжал раскачиваться.

— Ы-ы-ы, больно! — Так. Это уже Стармех присоединился. И тоже стал раскачиваться. Синхронно. Вомбат понимал, что ему в этом спектакле не стоит принимать участия. Редкозуб, похоже, точно знал, что у командира ноги не болят. И чего это он вдруг замолчал? Теперь уже и Ленька, стукаясь головой о Димино плечо, подключился к представлению.

Степа постоял немного молча. Потом побледнел. Глаза его сделались пустыми, закатились. Он и сам начал качать головой в такт мужикам. Довольно быстро лицо его посинело, тело выгнулось страшной дугой… Он упал. Вомбат хорошо видел, как изо рта у Степы потекла струйка крови.

— Саня! — позвал Цукоша, останавливаясь. — Вот теперь можно и руки развязать.

Разговоров хватило на полночи. Красный веселый Двоечник прихлебывал разбавленный спирт из стармеховской кружки, чуть заплетающимся языком рассказывал в сотый раз, как потерял сознание в самом начале, еще будучи в контейнере. И как, придя в себя через несколько минут, видел и слышал, как нас вязали и несли. Как проследил за Степой, как прихватил с собой аптечку… Потом в разговор вступал Цукоша и тоже в сотый раз объяснял, как он догадался, что Редкозуб — эпилептик, и для того, чтобы вызвать припадок, достаточно было сконцентрировать его внимание на каких-либо ритмичных движениях… А Дима злился, что Вомбат не разрешил взять ту маленькую плоскую коробочку, которую нашли в кармане у Степы.

— Зря ты, командир, надо было взять, — нудил Дима, — такое оружие классное. Ткнул кнопочку — и все лежат.

А Вомбат только усмехался да качал головой: не-е, Дима, каждому свое, у тебя есть автомат — вот и держись за него покрепче, а на чужие погремушки не заглядывайся, здесь у нас каждому — свое. Леня пытался подвести физическую базу под историю со стекловатой.

— Я думаю, — говорил он, еле ворочая языком, — что тут все дело — в направленном росте микрокристаллов, индуцируемом локальным излучением. Или полем. Наука! — Глаза у него закрывались. — Я вот только одного не понимаю: как это Саньку не тронуло? А? Санька! Ну-ка, колись! Почему у тебя нож-жки не болели?

— Да все просто, ребята, — отвечал счастливый Двоечник, прикуривая от стармеховской сигареты и кашляя, — я перед выходом себе в ботинки осиновых листьев наложил…