ПОСЛЕСЛОВИЕ, В КОТОРОМ ХОЛМС КЛЯНЕТСЯ БОЛЬШЕ НИКОГДА НЕ ИГРАТЬ НА СКРИПКЕ, КУБАТАЙ ПОЛУЧАЕТ РЫБУ И ЗАДАНИЕ, А СТАС ИСПЫТЫВАЕТ РАЗОЧАРОВАНИЕ

... — А знаете, Ватсон, — усаживаясь у камина и сняв с него огромную шотландскую туфлю с табаком, сказал мне Холмс, — я никогда больше не буду играть на скрипке!

— Почему? — слегка удивился я.

— Так... просто... Не нравится мне этот звук: м-м-мяу, м-м-мяу!

— Ну и правильно, — одобрил я друга. — Честно говоря, вы и играть-то толком не умеете.

— Знаю, — Холмс вздохнул, печально вытянул ноги к огню и поинтересовался: — Как ваш сынишка, Ватсон?

Я был поражен. Никогда, никогда Холмс не интересовался моими личными делами! И вдруг — такая заботливость! Он даже вспомнил про моего Джона...

— Все в порядке, — растроганный до глубины души ответил я. — Очень, знаете ли, умненький мальчик.

— А как у него со здоровьем?

— Прекрасно!

— Умный и здоровый мальчик... — тихо произнес Холмс. — Жаль, жаль...

— Чего вам жаль, Холмс?

— Жаль, что такой милый ребенок будет надолго лишен материнской ласки. Видите ли, мой друг, Мэри Морстен вовсе не так невинна в деле Агры, как мы полагали...

— Полно, Холмс! — перебил я его, — я уже слышал эту байку!

— Да? — Удивился Холмс. — Что-то с памятью моей стало. И неожиданно выстрелив в потолок, рявкнул: — Хадсон, кокаина!

Черная мышь, устраивающаяся для ночевки на камине, подскочила от неожиданности и с любопытством уставилась на нас.

— Сэр, — срок нашего пари уже давно истек, — раздался с лестницы возмущенный голос старушки.

— Память, память, — почесал затылок Холмс. — Ну, кончилось, ну и что. Принесите кокаина, жалко что ли...

Я с тревогой понял, что после наших удивительных приключений Холмсом вновь овладевает хандра.

— Мистер Холмс, — возникнув в дверях с принадлежностями для инъекции, произнесла Хадсон. — Там, внизу, вас ожидают пожилой джентльмен с голубым песцом на веревочке, конопатый ирландец с одной ногой и китаец в форме пожарника. Вы их примите?

Холмс выпустил клуб дыма и, слегка оживившись, сказал:

— Просите, Хадсон.

... — Генерал-старший сержант Кубатай! — громко объявил Начальник Департамента Защиты Реальности Ережеп.

— Я!

— Выйти из строя.

Кубатай сделал шаг в направлении начальника, хотя никакого строя не было. Фраза являлась ритуальной формулой. В кабинете они были вдвоем.

— За проявленную находчивость в спасении детей из прошлого, а особенно — за успешную диверсию в цирке, вам присвоено очередное звание генерал-прапорщика.

— Служу Всемирному правительству!

Ережеп вышел из-за стола и дружески пожал Кубатаю руку.

— А от себя добавлю. ДЗР-овцев много, а настоящих клоунов на Земле явно не хватает. Не подумываете ли сменить профессию?

— Честно сказать, подумываю, — смутился Кубатай. — Этот номер... с рыбкой... ну, вы читали отчет... Это, знаете ли, так приятно, когда вам хлопают...

— Что ж, чего-то подобного я ожидал. Вот, и рыбку приготовил, — он вынул из-за спины огромную банку консервов. — Как, генерал, заботливый я у вас?

Пожирая рыбу глазами, Кубатай кивнул и тихо, уютно заурчал.

— Не сейчас, не сейчас! — погрозил ему пальцем Ережеп. — Экий вы торопыга! Вначале у меня к вам предложение. У вас есть шанс совместить оба своих призвания — клоуна и диверсанта. Вы засылаетесь на Венеру с группой дрессированых пингвинов.

— Так у сфинксов же руки не оттуда растут, они хлопать не смогут...

— Не о славе нужно думать, а о деле. Операция будет носить кодовое название «Кубатай, Смолянин и Троянский пингвин». В шкурах пингвинов будут скрываться наши самые опытные сотрудники. Так что вам еще повезло.

— А цель этой операции какая?

— А никакой. Но повод удачный. Копию вашего отчета агенты Венеры, само-собой, прочитали и очень цирком заинтересовались. Что ж, пусть на Венере наши сотрудники будут. На всякий случай.

...Шидла нас подбросил до двадцатого века. И доставил не в тот день, когда нас Кащей украл, а на неделю позже. Как раз, когда папа с мамой вернуться должны были. Это я так попросил, чтобы яичницей лишние дни не питаться.

На входе в квартиру Стас забормотал с умилением:

— Сейчас кошек покормим... уберем за ними... ты пол помоешь.

Но дверь открылась, едва он коснулся замка ключом. Мы подпрыгнули от неожиданности.

— Зап карап ынакат бир-бир гелупек? — спросила мама, что на древнеегипетском означает «Надеюсь, вы можете все объяснить?»

— Бир-бир, бир-бир, — подтвердил я торопливо, — а вы когда приехали?

— Неделю назад...

Выходит, все это время они волновались, искали нас, все больницы и милиции, наверное, обзвонили.

И я стал торопливо рассказывать:

— Да ты не бойся, мама, мы у Кащея были. И в Антарктиде. И с Шерлоком Холмсом в цирк ходили...

Стас посмотрел на меня, как на идиота, и стал все «правильно» объяснять:

— Костя мухой был, а я — президентом... С Иваном-дураком познакомились... Ну, вот... Мы же вернулись.

Тут раздался голос папы:

— Идите на кухню. Чтобы ужинать. Чтобы за ужином все подробнее рассказать. Потому что нам интересно.

Под аккомпонимент кошачьего мурлыкания (папа с мамой из Бельгии консервированной пингвинятины привезли) мы просидели за столом аж до полпервого ночи.

— Представляешь, мам, — размахивая вилкой, с нацепленной на нее котлетой, вопил Стас, — я на всей Земле порядок навел! Всем так хорошо было! Археологию сделал обязательным предметом в школе, начиная со второго класса!

— А мы там тебе не мешали? — без особого любопытства поинтересовалась мама. И я внезапно сообразил, что в Вымышленном Мире папу и маму почему-то не видел...

— Ну... в общем... — Стас вдруг покраснел и замялся. — Я... это... — и во внезапном приступе честности покаялся: — приказал, чтобы из Бельгии никого не выпускали.

— Чтобы нам тебя наказывать не пришлось? — спросил папа. И Стас протестующе, хоть и неискренне, замотал головой:

— Да нет же, нет! Вы ведь всегда говорили: пока пол не домыл до конца, или картошку не дочистил, не хвастайся. Доделай вначале! Вот, я и решил, что вам все покажу, только когда никаких недостатков на Земле не будет.

Прозвучало это как-то неуверенно, и родители явно в Стасову основательность не поверили. Папа даже сказал иронически:

— Пчелка ты трудолюбивая...

Пришлось мне за Стаса вступиться:

— Мам, пап, Стас же Кащеем стал! Если б он вас не держал на расстоянии, точно бы превратил. Папу, например, в сервант, нет, лучше в комод! А маму — в подсвечник! Бронзовый, старинный.

Не знаю уж с чего, вроде я так здорово Стаса отмазал, но папа с мамой посмотрели на меня мрачно.

— А вот еще был случай, — возбужденно тараторил Стас. — Объявил я конкурс, на лучшую корону для себя...

— Кстати, о короне, — папа мгновенно ожил. — Мы такую древнеперуанскую корону в Антверпене видели! Она по форме напоминает космический корабль, разбившийся при посадке!

Понятно, конечно, что такая странная корона — это вещь. Но мне даже обидно было, что эта корона их больше занимает, чем то, что Стас был диктатором всей Земли. Да еще — волшебником. (А ведь он и сейчас, наверное, волшебник, — подумал я, но промолчал.) Родители наши, видать, ко всему уже привыкли. И поэтому, между прочим, ни в милиции, ни в больницы не звонили. Преспокойненько жили, кошек пингвинятиной кормили, ждали, когда мы появимся.

Вот такие у нас родители. Хотя по мне и Стаське соскучились, как нормальные. Так что мы обижаться не стали. Сами по ним соскучились. Поэтому, когда мы в спальню зашли, я Стасу говорю:

— Наколдуй им эту корону.

Стас на меня посмотрел недоверчиво, он видно и не подумал, что его способности могли сохраниться. А потом глаза у него заблестели, и он, осторожно так, говорит:

— Колотун-Болботун. Жорики-Хлорики. Шушера-Мушера. Появись передо мной корона древнеперуанская.

В комнате как будто потемнело немного, в воздухе замерцало что-то, и... ничего не произошло.

Все. Сказка кончилась.