Глава 16
Улицу заливал яркий свет полуденного додекаэдра. Воробьи плескались в лужах, оставшихся после поливальных машин. Дети, которых строгие мамаши и няни крепко держали за руки, с завистью смотрели на мокрых и довольных жизнью птах. Буйство зелени граничило с безумием. А ярость благоухающих цветов казалась почти кощунственной. Такие удивительные дни, когда все лучи сходятся в одной Точке Радости, выдаются крайне редко, а запоминаются надолго.
Того, что день сегодня удивительно необычный, не замечал лишь один человек. В длинном сером полупальто с поднятым воротником, глубоко засунув руки в карманы, он широко шагал и смотрел лишь себе под ноги. А что там можно было увидеть? Только брусчатку мостовой да разбитые мыски стоптанных ботинок. Полы полупальто разлетались на ходу. Под ним была темно-синяя затасканная водолазка и мятые серые штаны на ремне со сломанной пряжкой.
На вид чудаку, забывшему, как радоваться жизни, можно было дать лет сорок. Его длинные, с заметной проседью, чуть вьющиеся волосы были зачесаны назад. Лицо имело нездоровый сероватый оттенок, как у всех, кто редко выходит на улицу. Подбородок и щеки плохо выбриты. В целом выражение лица его можно было охарактеризовать как крайне сосредоточенное. Или – чрезвычайно задумчивое. Что, впрочем, почти одно и то же. Интересно, изменилось бы это мнение, если бы довелось заглянуть ему в глаза? Но это никому не удавалось, поскольку, как уже было сказано, мужчина шел, глядя себе под ноги. Следовательно, голова его была низко опущена.
Временами он то дергал локтем, то наклонял голову в сторону, то резко вскидывал колено. Выглядело это так, будто вокруг него происходило нечто такое, чего никто больше не видел.
Пройдя по Контенфло, он свернул на Дзуйхицу, остановился на углу дома номер 2/21, достал из кармана клочок бумаги и сверил написанное на ней с овальной фарфоровой табличкой. Удовлетворенно хмыкнув, он смял бумажку и кинул ее в водосток. После чего подошел к парадному крыльцу, проворно взбежал по лесенке и нажал на кнопку звонка.
Где-то в глубине дома ударил и раскатисто загудел гонг. Должно быть, очень большой.
Дверь открыла Туанона. Ну а кто же еще?
Смерив незнакомца придирчивым взглядом, кухарка не то чтобы осталась довольна, но после утренних визитеров этот мог сойти за средний класс. Выглядел он пусть и не вполне респектабельным, зато и не абсолютно безумным.
– Я вас слушаю. – Туанона сложила руки на переднике.
– Я по приглашению, – ответил мужчина в полупальто.
И зачем-то быстро глянул по сторонам.
– Могу я узнать, кто вас пригласил?
Незнакомец нахмурился и потер виски.
– Мммм… Господин Гугл. Так, кажется.
– Я не знаю такого, – покачала головой Туанона.
– Ну, значит, не Гугл, – мужчина махнул рукой так, будто это все объясняло. Разом. – Я не записал его имя. А у меня отвратная память на имена. И на номера, кстати, тоже.
– Тогда, может быть, вы перепутали номер дома?
– Нет, номер дома я записал. Мне – именно сюда.
Мужчина пальцем указал туда, куда его отказывалась пропустить Туанона.
– Могу я узнать ваше имя? – поинтересовалась кухарка.
Вежливо, но непреклонно.
– Кимер Фанфанов, – представился мужчина. – Писатель. Фантаст.
О фантасте Туанона была уже наслышана. После ухода парочки упологов все о нем только и говорили. Вернее, о его предстоящем визите. Парочка безумных упологов оставила после себя столь плотный шлейф впечатлений, что все теперь только и гадали – что ждать от фантаста?
Туанона еще раз внимательно просканировала взглядом визитера.
Вроде бы вполне приличный человек.
Странно.
Если не сказать более – подозрительно.
– Подождите, я доложу хозяину.
– Да, конечно, – улыбнувшись, кивнул фантаст.
Вполне миролюбиво и даже дружелюбно.
И уж точно без пафоса.
Но все же Туанона закрыла перед ним дверь.
На всякий случай.
Беспечность – прерогатива олухов.
А Туанона – не из таких.
Фантаст спустился с крыльца. Потоптался на тротуаре. Прищурившись, посмотрел на небо. Яркий свет додекаэдра слепил глаза, и фантасту это не нравилось. Он присел на ступеньку и снова принялся изучать носки своих ботинок.
Что бы мог подумать, взглянув на него, случайный прохожий? Вот сидит на лесенке небрежно одетый мужчина средних лет и рассматривает свою обувь. На бездомного не похож. Значит, просто бездельник. Нечем ему заняться, вот и греется на додекаэдре. Скорее всего, именно так и подумал бы случайный прохожий. И, отведя взгляд в сторону, тут же забыл бы о мужчине в сером полупальто.
Наш гипотетический случайный прохожий был бы в корне не прав. В этот самый момент в голове у фантаста происходил удивительный процесс, отчасти связанный с мыслительным, но имеющий под собой совершенно иную основу. Его можно было бы сравнить с бегом трусцой по болотистой местности. Фантаст выстраивал невообразимо сложную сюжетную конструкцию, в которой и сам пока не мог разобраться.
Если бы вместо фантаста дело с этой многоплановой и многоуровневой конструкцией имел кто-то другой, ну, к примеру, менеджер среднего звена, он бы очень скоро потерял в ней самого себя. Он бы бродил между узлами и связками, то и дело вскрикивая от ужаса, и в конце концов забился бы в какой-нибудь темный угол. Его бы нашли – если бы, конечно, его вообще кто-то стал искать, – истощенным, измученным, беззвучно плачущим и напрочь потерявшим рассудок.
Смысла в конструкции, что собирал Кимер Фанфанов, не было никакого. С эстетической точки зрения она также не представляла ни малейшей ценности. Но сосредоточенно и упорно Кимер продолжал свой нелегкий труд. Потому что знал, что так надо. Кому – это уже другой вопрос. На который Фанфанов не то что не пытался ответить – он даже не задавался им. Вопросы без ответов были его коньком. Плохо объезженным, подслеповатым и хромающим на все четыре ноги, но зато – его собственным.
Случайный прохожий, видевший перед собой лишь мужчину в потрепанном сером пальто, понятия не имел, что именно сейчас, в этот самый момент, Кимер Фанфанов работал над новым романом «Дорогая, я сожрал свою тещу!», двенадцатым из цикла «Оргия непокоренных». Кимер был почти уверен в том, что этот роман даст новый толчок его карьере. И вот тогда…
– Господин Фанфанов!
Кимер оглянулся. Увидев стоявшую в дверях Туанону, он встал, одернул пальто и поднялся по лесенке.
– Господин Гиньоль готов вас принять!
– Точно! – радостно щелкнул пальцами Фанфанов. – Его зовут Гиньоль!
– Да, – согласилась Туанона.
Пропустив фантаста в прихожую, кухарка закрыла за ним дверь.
Фанфанов быстро глянул по сторонам. Казалось, он был несколько удивлен и даже раздосадован тем, что увидел. Вернее – не увидел. По растерянному выражению лица Кимера можно было решить, что он был уверен в том, что хозяин примет его прямо здесь, в прихожей. Прежде с ним именно так и поступали.
– Не хотите снять пальто?
– Конечно.
Фанфанов скинул пальто и протянул его Туаноне.
Домоправительница взглядом указала на вешалку.
Кимер улыбнулся и сам повесил пальто.
– Прошу вас. – Туанона указала на дверь гостиной.
Едва Фанфанов переступил порог, как к нему тут же подскочил человек в красном пиджаке, схватил за руку и, радостно улыбаясь, с каким-то ожесточением принялся трясти ее. При этом он еще и приговаривал:
– Рад! Неимоверно рад видеть вас, друг мой! Настоящий, так сказать, писатель! Властитель дум! Инженер человеческих душ! Монстр современной фантастики!..
Не слушая особенно, что там говорит этот странный тип, Кимер окинул взглядом помещение. Помимо них в гостиной находилась только молоденькая, весьма симпатичная девушка в огромных очках, с плаксивым выражением лица. А раз так, выходит, тот, что тряс его за руку, как раз и был Гиньоль. Признаться, Кимер представлял его себе несколько иначе. А если уж совсем начистоту, то совершенно по-другому.
– Так сколько всего патронов в вашей обойме?
– Что? – непонимающе посмотрел на хозяина Кимер.
– Сколько романов вы написали?
– А, триста восемьдесят шесть.
– Да ну? – Гиньоль изобразил недоумение. – Эдак ведь можно и со счета сбиться!
– Я веду картотеку.
– Признаюсь, я знаком далеко не со всеми вашими работами…
Фантаст оценивающе посмотрел на Гиньоля.
– Думаю, вы вообще их не читали.
Гиньоль сделал шаг назад и игриво погрозил гостю пальцем.
– А вы проницательны, друг мой! Еще как! Ну, собственно, я и не ожидал другого от человека вашей профессии.
– Я – фантаст.
– Я в курсе.
– И что вам от меня нужно?
– Вот так – прямо к делу?
– А что тянуть? Меня работа ждет.
– Я хочу, чтобы вы отобедали со мной.
Гиньоль сделал гостеприимный жест в направлении уже накрытого стола.
Кимер не двинулся с места.
– Ваша секретарша, – он бросил взгляд на Мадлону, – сказала, что у вас ко мне деловое предложение.
– Именно так.
– За этим я и пришел.
– У меня к вам действительно очень интересное предложение. Но почему бы нам не обсудить его за обеденным столом?
Кимер набычился, прищурился и сжал губы. Как будто его скрутил острый приступ геморроя.
– Хорошо! – непринужденно взмахнул рукой Гиньоль. – Не смею настаивать! Тогда я сяду за стол, а вы можете оставаться стоять, если вам так удобнее. Лично мне это не помешает.
Гиньоль как сказал – так и сделал. Обежал стол, сел на хозяйское место, положил на колени салфетку, привстав, взял в руку половник и приоткрыл фарфоровую супницу. Из-под крышки выплыло облако ароматного пара.
– Мадлона, – положив крышку на край подноса, Гиньоль протянул руку.
Девушка вздрогнула и испуганно глянула на Фанфанова. Как будто это был ее отец, заставший дочь на тайном свидании.
Кимер стоял, разведя руки в стороны и присогнув колени, точно готовился животом отразить удар пушечного ядра.
– Мадлона! – чуть требовательнее позвал Гиньоль.
Девушка хлопнула папку на стол и потянула первую подвернувшуюся под руку тарелку.
– Не то, – процедил сквозь зубы Гиньоль.
В самом деле – тарелка была десертная.
Мадлона быстро поняла свою оплошность и передала Гиньолю суповую тарелку.
Гиньоль наполнил тарелку супом и вернул ее Мадлоне. Затем обслужил себя.
– Должен сказать, – обращался Гиньоль исключительно к Мадлоне, – Туаноне исключительно удается фасолевый суп.
– Да, – растерянно кивнула девушка.
– А на второе у нас, если не ошибаюсь, форель, запеченная с лимоном?
– Я ухожу! – рыкнул Фанфанов и решительно направился к двери.
– Ну что ж, если вас не интересует литературная премия Академии…
Гиньоль попробовал суп и восторженно закатил глаза.
Фанфанов замер, вцепившись в дверную ручку так, будто примерялся, как бы половчее вырвать ее.
– Что вы сказали? – не оборачиваясь, медленно произнес он.
– Я говорю, Туанона, как всегда, приготовила изумительный фасолевый суп.
– Нет! – Фанфанов взмахнул рукой над плечом. – Не о том!
– Простите?..
– Вы говорили о литературной премии Академии.
– А, ну да, – Гиньоль помешал ложкой суп.
– И что?..
– Как вам, должно быть, известно, ежегодная литературная премия, вручаемая Центральной Академией, является наиболее престижной и, не побоюсь этого слова, весомой во всем Мире-На-Оси…
– Продолжайте…
– Вам интересно?
– Я еще не знаю, что вы хотите сказать.
– Но вам уже интересно.
– Допустим.
– Тогда присаживайтесь и поговорим.
Фанфанов раздумывал секунд пять, не больше.
Оставив дверную ручку в покое, он подошел к столу и занял приготовленное для него место.
– Поскольку я уже начал есть, будьте добры, – Гиньоль протянул гостю половник, – обслужите себя сами.
Понимая, что спорить бесполезно, Фанфанов плеснул себе в тарелку полполовника супа.
– Нет-нет! – увидев это, запротестовал Гиньоль. – Наливайте больше! Уверяю вас, суп необычайно вкусный! И, если мы не съедим его весь, Туанона обидится.
Скрипя зубами, Кимер наполнил тарелку до краев.
– Ну вот, – удовлетворенно улыбнулся Гиньоль. – Совсем другое дело. Теперь попробуйте.
Фанфанов взялся за ложку.
– Ну как?
– Вкусно.
– Не верю, – покачал головой Гиньоль. – Вы так говорите, только чтобы отвязаться от меня. Верно?
– Да.
Гиньоль положил ложку на край тарелки и посмотрел на гостя, как врач на тяжелобольного. С тревогой, но в то же время ободряюще. И не без надежды.
– Послушайте, господин Фанфанов, ну почему вы столь негативно настроены?
– Почему? – исподлобья глянул на него Кимер.
– Да, почему?
– Потому что я достаточно повидал таких, как вы!
– О, боюсь, вы заблуждаетесь! – искренне рассмеялся Гиньоль. – Таких, как я, вы еще не встречали!
– Вы так думаете?
– Я уверен в этом.
– В таком случае, я скажу, что повидал немало самодовольных болванов, которым все в жизни дается просто так. – Фантаст щелкнул пальцами. – Как будто у них есть добрая фея-крестная. Они с презрением относятся к тем, кто вынужден в поте лица зарабатывать хлеб свой. Они уверены, что те, кто не разъезжают с приема на прием в золотых колясках, сами в этом виноваты, потому что ленивы, глупы и нечистоплотны.
– О, это точно не обо мне, – улыбнувшись, изящно взмахнул кистью руки Гиньоль. И взялся за ложку. – Давайте есть. А то суп остынет и станет невкусным.
