Глава 12

Я пропал!.. Пропал!

Судебный вершитель Меллении Мистелий Глат метался по краю бассейна.

Преподобный Сирх, наблюдавший за ним со стороны, с интересом ожидал, когда же наконец коротышка оступится и упадет в воду. То и дело Мистелий Глат в отчаянии вскидывал к небу руки, и тогда полы его мантии взлетали, словно крылья огромной, тощей и неуклюжей птицы.

– Я червь, извивающийся во прахе!.. Я гниль смердящая!.. Нет мне спасения во веки вечные!..

Сирх подивился тому, что даже свое отчаяние Мистелий Глат умудрялся облачать в пышную, красочную форму.

– Успокойся, уважаемый Мистелий. – Сирх сделал шаг в направлении судебного вершителя и приподнял руку в умиротворяющем жесте. – Не стоит до такой степени предаваться унынию. Лучше отведай красного тирианского вина! Его лишь вчера доставили из-за моря!

Сирх подошел к столу, наполнил бокал красным, похожим на кровь, вином и, с тоской взглянув на дарующую забвение и радость влагу, протянул бокал кахимцу.

Сам преподобный с того самого дня, как неизвестный в черном даровал ему чудесную пилюлю, к вину не притрагивался, утоляя жажду лишь соками и водой со льдом. Волшебное лекарство, в совокупности с воздержанием от алкоголя делало свое дело – буквально день ото дня самочувствие преподобного улучшалось. А о болях в животе, мучавших его прежде едва ли не каждодневно, он уже и не вспоминал.

Выхватив бокал с вином из руки Сирха, Мистелий Глат залпом осушил его.

– Наместник распнет меня, – хрипло произнес он, вытерев губы кулаком, в котором у него был зажат бокал. Несколько алых капель вина упали на его роскошную мантию. Мистелий Глат сквозь зубы выругался по-кахимски. – Пятеро шалеев и бан-шалей, командовавший конвоем, убиты. Преступник номер один скрылся бесследно… Нет мне спасения!..

На лице Сирха было изображено глубочайшее сочувствие, однако в душе преподобный ликовал. Все произошло именно так, как предсказал человек в черном! Разбойники напали на обоз и освободили Граиса. Теперь за его голову была объявлена награда – десять тысяч дузов тому, кто доставит, живым или мертвым, преступника, которому уже дважды удалось бежать из-под стражи.

– Не волнуйся, благородный Мистелий, – елейным голосом произнес Сирх. – Я как раз собираюсь отправиться в Халлат, чтобы повидаться с сыном. И непременно замолвлю за тебя слово перед наместником. Я готов засвидетельствовать, что тобой были предприняты все возможные меры безопасности, и в том, что разбойники освободили своего сообщника, нет ни малейшей толики твоей вины.

– Благодарю тебя, преподобный, – буркнул кахимец, не очень-то обнадеженный обещанием Сирха.

– Твоя работа на посту судебного вершителя Меллении выше любых похвал, досточтимый Мистелий. Но… – выдержав трагическую паузу, Сирх развел руками. – То, что произошло, должно было рано или поздно случиться. Наместник, да продлит Поднебесный его годы, не вправе предъявлять тебе какие-либо претензии, поскольку часть вины за случившееся лежит и на нем самом.

– Что ты такое говоришь?! – Мистелий Глат в ужасе вскинул руки, словно пытаясь укрыться от Сирха полами своей необъятной мантии.

– То же самое я скажу и самому наместнику, – продолжил Сирх, подумав про себя, неужели Мистелий считает его настолько глупым, что ожидает от него голословных обвинений в адрес наместника. – Разве не сам наместник издал указ, по которому всех приговоренных к смерти должны доставлять в Халлат для того, чтобы он лично мог разобраться с их делами? Разве ты сам, уважаемый, не мог вынести приговор по делу этого самозваного Граиса, причиняющего всем столько беспокойств? – Мистелий молча кивнул. – А разве не указ наместника, разрешающий йеритам свободно, без каких-либо дорожных документов, перемещаться из города в город, развязал руки разбойникам, бесчинствующим на дорогах? Прежде они сидели в горах, боясь шаг ступить на равнину. А ныне способны напасть на имперский обоз, идущий по центральной дороге между Халлатом и Мелленией! Неслыханная дерзость!

– Да, – тяжело вздохнул Мистелий Глат. – При прежнем наместнике было куда спокойнее. Я не хочу сказать ничего плохого о Центии Офре…

– Я прекрасно тебя понимаю, досточтимый Мистелий, – успокоил кахимца Сирх. – Центий Офр – замечательный наместник и преданный слуга императора. Все, что ему требуется, – это дружеский совет опытных сподвижников. Поэтому, я думаю, уважаемый Мистелий, тебе следует в письменном виде изложить свои соображения по поводу того, каким образом нынешнюю нервозную обстановку в Йере можно было бы сделать более спокойной. Я передам твое послание наместнику, сопроводив его собственными соображениями по данному вопросу.

– Ты считаешь, что это было бы уместно? – неуверенно спросил кахимец.

– Более чем уместно! – горячо заверил его Сирх. – Это будет не оправдание и не покаяние в собственных грехах, а рабочий документ, после ознакомления с которым у наместника не останется ни малейшего сомнения в том, что на должности судебного вершителя Меллении находится именно тот человек, который для нее и требуется!

– Ах, Сирх, – широким носовым платком Мистелий Глат вытер взмокший лоб. – Честно признаться, мне совсем не хочется возвращаться в Кахим. Я уже так долго живу в Йере, что привык и к местной пище, и к людям… И даже к этой ужасающей жаре! Мне нравится жизнь в Йере, спокойная и неторопливая, замирающая на время полуденного зноя. Я боюсь, что уже не смогу снова приспособиться к тому, как ведутся дела в Кахиме, где все построено исключительно на личных связях, интригах и подкупах…

– Ну мы тоже не без греха, – смущенный столь неожиданным признанием, улыбнулся Сирх.

– Это совсем другое дело! – махнул рукой кахимец. – В Йере, если ты хочешь поскорее решить какую-то свою проблему, ты платишь сколько и кому считаешь нужным. В Кахиме же для этого существуют специальные люди и твердые расценки. Без поддержки в той или иной форме самое простое дело будет годами пылиться в какой-нибудь канцелярии самой низшей инстанции… Да и не в этом даже дело… – Мистелий Глат подошел к столу, сам налил себе вина и бросил в бокал два кусочка подтаявшего льда. – В Йере я научился ценить такие, казалось бы, совершенно ничего не стоящие радости жизни, как этот кусочек льда, брошенный в вино… – Он сделал глоток вина и вдруг, без всякой связи с предыдущим, сказал: – Я ведь вынес всего два смертных приговора за все время, что нахожусь в должности судебного вершителя Меллении. И оба они были утверждены наместником и приведены в исполнение. Первый – поджигателю, едва не спалившему всю Меллению, второй – Кровавому Изу, убивавшему всех, включая младенцев, в домах, которые он грабил.

– Это были, несомненно, справедливые приговоры, – не понимая, к чему клонит кахимец, кивнул Сирх.

– Как ты думаешь, преподобный, я мог бы вместе с семьей остаться жить в Йере, в случае, если мне придется покинуть государственную должность? – держа в руке недопитый бокал, спросил Сирха кахимец.

– Я не думаю, что из-за случая с Граисом наместник отстранит тебя от должности, – совершенно искренне заверил судебного вершителя Сирх.

– Дело тут не в наместнике, – так и не допив вино, Мистелий Глат поставил бокал на стол. – Я и сам начинаю подумывать о том, не пора ли оставить государственную службу?

– Как? – недоуменно уставился на кахимца Сирх.

– А вот так, – натянуто улыбнулся Мистелий Глат. – Куплю собственный дом, заведу небольшое хозяйство… Я кое-что скопил себе на старость. Меня больше волнует, сумеют ли мои дети найти в Йере свое место в жизни? Будут ли они приняты йеритами как свои?

– Подожди-ка, уважаемый, – чтобы собраться с мыслями Сирх на мгновение прикрыл глаза. – Но ведь твои дети – кахимцы!

– Ты считаешь это непреодолимым барьером?

– Я привык считать, что кахимцы в Йере – это высшее сословие.

– Уважение ничего не стоит, когда оно держится на копьях солдат. Как только армии не станет, тех, кому недавно кланялись, повесят первыми. Я хочу, чтобы мои дети жили в Йере не как пришельцы, которых терпят только потому, что на их стороне власть и сила, а как… – Мистелий щелкнул пальцами, подбирая нужное выражение. – Как настоящие йериты в конце-то концов!

– Ты просто ошарашил меня, уважаемый Мистелий, – Сирх опустился в шезлонг. Рука его непроизвольно потянулась к графину с вином. Вовремя уловив это движение, Сирх быстро отдернул руку и положил ее на колено.

Мистелий Глат сел в кресло напротив Сирха.

– Разве я совершил хоть что-то, чем мог бы заслужить презрение и ненависть тех, кто меня знает, будь то кахимец или йерит? – спросил он. – Не я привел войска империи в Йер. И не моя вина в том, что йериты не смогли отстоять независимость своей страны. Я же хочу только одного – покоя. И для себя лично, и для всего Йера. За разбой я одинаково покараю и йерита, и кахимца… Преподобный, ты слышал хотя бы об одном преступлении, совершенном шалеями на территории Йера? – Сирх молча повел головой из стороны в сторону. – И это не потому, что имперские власти скрывают подобные факты. Солдаты Кахимской империи знают, что такое дисциплина и как можно поплатиться за ее нарушение. Но главное… – Мистелий Глат снова промокнул платком потное лицо. – Главное заключается в том, что сама атмосфера Йера не располагает к применению насилия. Естественно, защищая свою жизнь или выполняя приказ, шалеи, не задумываясь, возьмутся за оружие и станут убивать. Но только потому, что это их работа, за которую император платит им деньги, а не потому, что это им нравится… Насколько мне известно, подобного не происходило ни в одной стране, завоеванной Кахимской империей… Будь добр, преподобный, добавь мне льда в бокал…

Сирх, с интересом слушавший то, что говорил ему кахимец, не сразу отреагировал на его просьбу. Только увидев протянутый в его сторону бокал, он поспешно схватил серебряную ложечку и подцепил из чаши с талой водой кусочек льда побольше.

– И чем же ты все это объясняешь, уважаемый Мистелий? – спросил Сирх, кинув лед в бокал кахимца.

– Я бы сам хотел получить ответ на этот вопрос, – поболтав кусочки льда в вине, Мистелий Глат сделал глоток. – Но почему-то именно здесь, в Йере, несмотря на вашу жуткую жару, мы, кахимцы, чувствуем себя, как дома. В хорошем смысле этого слова – нам не хочется ничего здесь разрушить и перестроить на свой лад. Это я говорю тебе, основываясь не только на собственном опыте, но и на впечатлениях от посещения Йера многих кахимцев, с которыми мне довелось беседовать… И, как мне кажется, именно с этим связана и некоторая, порою не всегда оправданная мягкость, проявляемая наместником.

– Я сам йерит, и тебе, должно быть, кажется странным слышать от меня слова, призывающие к усилению мер контроля за местным населением. Меня и самого это, признаться, смущает… Особенно после того, что я от тебя услышал сейчас… Но, как я понимаю, наша общая цель – это сохранение в Йере мира и спокойствия…

Последняя фраза Сирха прозвучала как утверждение и одновременно как вопрос, обращенный к судебному вершителю Меллении.

– Совершенно с тобой согласен, преподобный, – слегка наклонил голову Мистелий Глат. – В особенности после недавних событий, связанных с самозванцем, выдающим себя за Граиса из Сиптима. После его побега из Халлатской тюрьмы можно было еще сказать, что преступнику просто несказанно повезло. Но теперь, когда его сообщники напали на обоз, перевозивший арестанта, следует признать, что мы в значительной степени недооценили опасность, которую представляют собой разбойники, именующие себя «вольными». Своим бездействием мы дали им возможность сплотиться и почувствовать себя силой, способной противостоять кому бы то ни было.

– Думаю, что вольные переоценивают свои силы и возможности, – заметил Сирх.

– Согласен с тобой, – кивнул Мистелий Глат. – Какие бы цели ни провозглашали их вожаки, по сути своей отряды вольных остаются разбойничьими бандами. Для того, чтобы стать армией, им не хватает организованности, дисциплины и единого руководства. Но в том и заключается главная опасность, что вольные не могут открыто противостоять имперским войскам и, в то же самое время чувствуя собственную силу, рвутся в бой. Следовательно, они изберут тактику нанесения стремительных ударов по жизненно важным центрам Йера с последующим быстрым отходом на защищенные позиции. Реальных успехов такая тактика им не принесет. Единственным результатом ее станет кровь, пролитая как солдатами империи, так и мирными гражданами Йера. А кровь, как известно, порождает новую кровь… – Кахимец тяжело вздохнул. – Боюсь, что, если в Йере начнется партизанская война, сюда будут направлены не вольнонаемные шалеи, а регулярные войска, способные за короткий срок потопить любое народное восстание в крови.

– Проклятие, – тихо произнес Сирх.

Перспектива, столь живо и убедительно описанная Мистелием Глатом, кроме всего прочего, грозила еще и разрушить личные планы преподобного. Если в Йер войдут регулярные войска империи, то, естественно, и речи никакой не может быть о мирном договоре между Кахимской империей и Йером. А это означает только одно – ни самому Сирху, ни его сыну, никогда не стать правителями Йера.

Не подозревая о тщеславных планах преподобного, кахимец решил, что потрясенный вид Сирха объясняется его озабоченностью судьбой страны.

– Мне тоже не хотелось бы увидеть, как имперская армия вновь марширует по земле Йера, – сказал он. – И, я думаю, у нас еще есть возможность предотвратить это.

– Как?! – взгляд Сирха буквально пригвоздил кахимца к спинке кресла, заставив испуганно сжаться.

– Одно из двух, – искоса глядя на взволнованного сверх всякой меры Сирха, ответил Мистелий Глат. – Либо одним стремительным ударом уничтожить основные силы вольных, что лично мне представляется почти неосуществимым, поскольку разбойники по большей части скрываются в труднодоступных горных районах, либо каким-то образом договориться с ними… Постарайся при встрече объяснить это наместнику, преподобный. От его действий в самое ближайшее время будет зависеть дальнейшая судьба Йера.

– И наша тоже, – с двусмысленной многозначительностью добавил Сирх.