Глава 8

Поселок, а скорее, все же деревенька небольшая, состоял из полутора десятков домов, разбросанных как попало среди кустов и деревьев, таких же корявых и нескладных, как и повсюду. Дома были как старые, вросшие в землю по самые окна, выглядывающие из-под съехавших крыш, будто дикие звери из нор – глаза желтые, злющие, – так и новые, крепкие избы-пятистенки с кирпичными печными трубами, высокими крылечками и резными наличниками на окнах. И едва ли не в каждом окне горел свет.

– В окнах, между прочим, стекла вставлены, – подобравшись к сержанту справа, едва слышно произнесла Тарья.

– Вижу, – Макарычев поправил рукой переноску, в которой сидел кот, чтобы не била сзади по бедрам.

– Откуда стекла?

– Оттуда же, откуда и электрогенераторы. Бравый вертолетчик Валерка в обмен на галлюциногенные грибочки привозит.

– Кстати, надо бы взглянуть на эти грибы, – заметил Петрович.

Возле каждого дома, как и полагается, сарай для скотины и огородец небольшой. Ерохин сразу, как сельский житель, обратил внимание на то, что грядки грамотно приподняты, чтобы растения не гнили, и обнесены деревянными опалубками, чтобы грунт не расплывался.

В центре деревни стояла рубленая церковь с высокой, метров восемь вверх, колокольней и большим деревянным крестом на самом верху.

– А ведь не слышали мы колокольного звона, – посмотрел на провожатого Макарычев. – Точно, не слышали.

– Ну, нет колоколов-то, – как бы извиняясь, развел руками Антип. – Откуда их взять-то?

– А как же вертолетчик ваш Валерка?

– Не, он колокол достать не может. Спрашивали уже.

– Зачем же тогда колокольня, если колоколов нет?

– Как это зачем? Полагается!.. А вот и мой домишко.

Антип подвел гостей к стоящему на отшибе дому под крышей из дранки, крыльцом в девять ступенек и прилепившимся сбоку скотным двором. Хозяин распахнул дверь, и на бойцов пахнуло домашним теплом, запахом свежего хлеба, жареной картошки с луком и то ли не добродившего кваса, то ли чуть подкисшего молока. Прямо в прихожей под потолком висела энергосберегающая электрическая лампочка. И не просто на голом шнуре, а с красивым стеклянным плафоном, матовым, с нарисованными бабочками и похожими на колибри птичками. Дверь в комнату была обита черным дерматином с утеплителем – чтобы холод зимой не забирался. Из-за двери доносились звуки музыки. И было это вовсе не церковное песнопение и даже не Кобзон, а какой-то разухабистый новомодный шлягер-пятиминутка, что в столице можно услышать из приоткрытого окошка едва ли не каждого проезжающего автомобиля. Что-то про разбитое сердце, голубые глазки и круглые попки.

Макарычев с Синеглазом удивленно переглянулись. Как-то не вязалась вся эта обстановка с образом религиозного фанатика, всю свою жизнь прожившего на болоте среди двух десятков таких же капитально отставших от цивилизации родственничков. Что и говорить, странны дела твои, Господи. И более того – чудны и непонятны.

Переломив двустволку и вытащив из стволов патроны, Антип повесил ружье на крючок и приоткрыл дверь в комнату.

– Ну, жена! Принимай гостей! – обернувшись, мужичок рукой сделал знак бойцам. – Заходите, служивые! Не стесняйтесь! Рассаживайтесь! А я ща вернусь. У тебя какой размер? – глянул он на Игоряшу.

– Сорок второй, – ответил тот.

Антип подмигнул Игоряше и юркнул за дверь, ведущую на скотный двор.

Петрович снял с крючка хозяйское ружье, внимательно осмотрел его и тихонько свистнул. Ижевская безкурковая горизонталка с дополнительным третьим, нарезным стволом, расположенным под двумя гладкоствольными. Изготовлена в одна тысяча девятьсот семьдесят втором году. А на вид – так совсем новенькое. Даже на лакированном деревянном прикладе – ни царапинки.

Из всего взвода только Ерохин, приличия ради, войдя в комнату, решил перекреститься на старую почерневшую икону с лампадкой в красном углу. Да и то положил крест слева направо.

Примерно полкомнаты занимала большая русская печь, вдоль которой тянулась узкая скамья. За печкой, отделенная ситцевой занавеской, располагалась небольшая кухонька. Справа от двери в стенку, оклеенную голубенькими обоями с васильками, были вбиты гвозди, чтобы одежду вешать. В углу под иконой стоял большой обеденный стол, застеленный потертой на углах клеенкой. Посреди стола – импортный бумбокс с вытянутой антенной, захлебывающийся истошной попсятиной. Рядом со столом – холодильник. Сверху на холодильнике – тостер. Освещала комнату старинная пятирожковая люстра с деревянными украшениями и пузатенькими бледно-желтыми плафонами.

– Да-а-а… – только и смог произнести, взглянув на все это, ефрейтор Стецук.

У остальных так и вовсе слов не было.

Стецук же окончательно языка лишился, когда увидел вышедшую из-за занавесочки с цветочками жену Антипову. Если тостеру с бумбоксом в этом доме было не место, то уж этой девице – и подавно. Высокая, стройная, большеглазая красотка с пышными формами и рассыпающимися по плечам темно-каштановыми волосами выглядела так, будто сошла с обложки одного из глянцевых гламурных журналов. Одета она была тоже соответствующе – узкие, вытертые бледно-голубые джинсы с художественными дырами на бедрах – интересно, как она умудрилась в них влезть? – и обтягивающая розовая маечка со стразами и глубоким вырезом, декорированным под случайный разрыв.

– Здравствуйте, мальчики, – сверкнула голливудской улыбкой хозяйка. – Меня зовут Анжелика.

– А меня, – поборов приступ слабости, первым решил представиться Стецук, – ефрейтор Стецук!

– Какое милое имя! – еще шире улыбнулась Анжелика.

Хотя, казалось бы, куда уж боле!

Запертый в переноске Спиногрыз недовольно заворочался, заскреб когтями. Дабы не провоцировать конфликт, о возможности которого предупреждал Антип, Макарычев поставил переноску с котом в угол и прикрыл ее парой рюкзаков. Корм и вода в переноске имелись – пересидит пару часов. А более того задерживаться в этом странном – куда там, странном, сумасшедшем! – доме сержант не намеревался.

– Да вы проходите! Присаживайтесь! – гостеприимным жестом указала на расставленные вкруг стола табуретки и стулья Анжелика. – У меня как раз и ужин готов!

– Поздновато для ужина, – заметил, присаживаясь на краешек стула, Портной.

– Так у меня муж всегда за полночь домой возвращается. Я до его прихода ужин в печи держу, чтобы не остывал.

Макарычев незаметно посмотрел на автоматы, оставленные в углу, там же, где и рюкзаки. Зря они их так бросили. Расслабились. Случись что, разве только он сам да Портной, сидящий напротив, с другого края стола, успеют автоматы схватить. А если противник с оружием в дверь войдет, так и вовсе хана. Макарычев как бы невзначай положил руку на кобуру с пистолетом и, тихонько шевельнув пальцем, расстегнул ее.

– А что ж это ваш муж ночами на болоте пропадает?

– Да, как обычно, дела.

– Дела?

– Работа.

– А по хозяйству?..

– Дома я и сама справляюсь.

На столе появилось блюдо с рассыпчатой отварной картошкой, присыпанной мелко нарезанным лучком и укропчиком. С пылу с жару, а не в остывающей печи подогретая. Два больших куска желтого масла, положенные сверху, медленно плавятся и стекают янтарными потоками. Рядом – тарелка с нарезанной селедочкой. Дальше – блюдо с запеченной курицей, разломленной надвое и спрыснутой каким-то красноватым соуском. Следом – тарелка со стопкой антрекотов. За ней – тарелка с грудой блинов, больших, с ровными, круглыми краями, прозрачных на просвет.

– Это она все мужу на ужин приготовила? – шепотом спросил Муратов у Стецука.

– Ну, может, традиция у них такая…

Стецуку было не до разговоров – он уже жадно шарил взглядом по столу, не оценивая, а словно пробуя каждое блюдо на взгляд.

– Что за традиция? – не отставал Муратов.

– Жрать каждый вечер до отвала… Или гостей к себе приглашать.

Анжелика положила на стол вилки, и Стецук первым схватил одну из них.

– Да откуда я знаю! Что ты пристал?

– А дети у вас есть? – спросила хозяйку Тарья.

– Дети? – кистью руки Анжелика картинно откинула красиво упавшую на лоб прядь темных волос. – Ну, мы пока об этом не думали…

– То есть предохраняетесь?

– Тарья, – процедил сквозь зубы Портной, посчитавший последний вопрос слишком уж интимным. И даже попытался ткнуть ее локтем в бок. Понятное дело, безрезультатно.

– Конечно, – ничуть не смутилась Анжелика.

– А презервативы вам Валерка-вертолетчик привозит? – продолжала гнуть свою линию Тарья.

– Да-а, – еще шире улыбнулась Анжелика.

– В обмен на синенькие грибочки?

– В этом году был хороший урожай, – Анжелика нырнула за ситцевую занавеску и вернулась с тарелкой нарезанного большими, в два пальца толщиной, ломтями теплого домашнего хлеба.

Макарычев не понимал, к чему клонит Тарья, но чувствовал, что завела она этот разговор неспроста. А потому и не перебивал.

– А какой маркой презервативов вы пользуетесь?

– Простите? – непонимающе наклонила голову к плечу Анжелика.

– Я про марку презервативов спрашиваю. Какие вам ваш курьер привозит?

– Не знаю, – безразлично качнула головой Анжелика. – Все необходимое Антип сам заказывает.

– Меню к ужину тоже муж составляет?

– Конечно.

– А вы сами что больше всего любите?

– Мне все равно.

Распахнулась дверь, и в комнату, весело улыбаясь, вбежал Антип. Телогрейку он скинул, и теперь на нем была гимнастерка образца сорок пятого года. А странный меховой колпак так и остался на голове.

– На-ка! Примерь! – Антип кинул Дробинину пару новеньких хромовых сапог. – Для себя берег. Но для хорошего человека не жалко.

– Да нет, спасибо, не надо, – принялся отказываться донельзя смущенный таким вниманием к своей босой ноге Игоряша.

– Надевай, тебе говорят! – шутливо притопнул ногой Антип. – Ишь ты! Собрался босиком по болоту шастать!

Игоряша размотал полотенце на левой ноге, натянул новый носок и сунул ногу в сапог.

– Ну, как?

– Точно впору! – топнул каблуком по полу довольный Игоряша.

– Ну и ладно, – подхватив стоявший у стены табурет, Антип присел к столу. – Ну а чего ж не угощаетесь? Давайте, служивые, давайте! Не стесняйтесь! Еда вся своя, домашняя, вкусная…

Подавая остальным пример, Антип положил себе в тарелку картошки, пару антрекотов и приправил все это сверху селедочкой.

Гостей тоже упрашивать долго не пришлось. Все быстро расхватали тарелки с вилками и пустили их в дело. Одна только Тарья сидела, сложив перед собой руки и недовольно поджав губы. Она, даже если бы и захотела, не смогла бы изобразить процесс потребления пищи.

– Вот только спиртного у нас нет, – Антип насадил антрекот на вилку и зубами оторвал от мяса кусок. – Не полагается нам спиртное. Так же как и курево.

– Ничего, – улыбнулся Макарычев. – Мы ведь тоже не на прогулке.

– Слушай, ефрейтор, – процедила сквозь сжатые губы Тарья. – Ты ведь совсем недавно говорил, что это я девушка твоей мечты.

– Говорил, – не стал отказываться Стецук.

– А чего ж ты тогда на хозяйскую жену пялишься?

Не ожидавший такого вопроса Стецук едва блином не подавился.

– А что ж мне, на тебя пялиться?

– А хоть бы и на меня.

– Ты это серьезно?

– А что?

Анжелика сидела на уголке стола, прижавшись спиной к холодильнику, и, обворожительно улыбаясь всем сразу, аккуратно, по чуть-чуть, выбирала вилкой белое куриное мясо. Казалось, она ест не потому, что голодна, а лишь за компанию.

На крыльце хлопнула дверь.

– А, вот и отец Иероним пожаловал! – радостно возвестил Антип и, кинув на тарелку недоеденное куриное крыло, вскочил на ноги.

Обитая дерматином дверь приоткрылась, и в комнату бочком не вошел, а пробрался небольшого росточка, худенький, можно даже сказать, тщедушный человечишко в черной рясе до пят. Поверх рясы на груди у него висел большой медный крест. А вот на голове попика вместо полагающегося по чину клобука был повязан на манер пиратского черный платок. У попика были длинные бледно-желтые волосы со слипшимися, будто от меда, концами, вытянутый крючковатый нос, редкие обвислые усы, тонкие губы и маленькие, будто булавочные головки, глазки.

– Привет всей честной компании, – пропищал тонким голосом отец Иероним.

И небрежно эдак перекрестился на икону. Будто пылинки с плеч смахнул.

– Отец Иероним!

Антип подбежал к попику с широко раскинутыми руками и тут же заключил его в объятия. После чего они звонко облобызались троекратно. Следом за хозяином к попику подплыла Анжелика, сделала книксен и чмокнула отца Иеронима в вялую щечку.

Не дожидаясь особого приглашения, отец Иероним сел на место Антипа. Сам же хозяин присел на край тянущейся вдоль печки лавки, положил ногу на ногу и поставил тарелку на колено.

– А это, – отец Иероним обвел медленным, подозрительным взглядом прочих гостей, – как я понимаю, те самые служивые, которых ты, Антипка, возле озера нашел?

– Они самые, – кивнул Антип.

– И что же вы, ребятки, на болоте делаете? – прищурил свои и без того крошечные глазки отец Иероним.

– Приказ выполняем, – коротко ответил Макарычев.

Поп ему не нравился. Не нравился больше, чем жизнерадостный Антип с его плейбойной женой.

– Ага, – отец Иероним дернул себя за ус и потянулся за курочкой.

Сорвав поджаристую кожицу со спины, он смял ее пальцами и засунул в рот.

– Вы сами-то крещеные? – спросил он, не переставая жевать.

– А какое это имеет значение? – Макарычев даже не пытался скрывать свое недружелюбие.

– Русский человек должон быть воцерковлен, – многозначительно пропищал отец Иероним. – Русский – значит, православный.

– У нас в стране свобода вероисповедания. А церковь отделена от государства. Так что…

– Да знаю я, знаю, – скроив кислую физиономию, замахал на него руками попик. – Радио утром слушаю. Телевизор по вечерам смотрю.

– Хорошо принимает? – спросил Портной.

– Что? – не понял отец Иероним.

– Телевизор, спрашиваю, хорошо принимает?

– Нормально, – кивнул поп.

– А мы без связи сидим… – Игоряша с тоской посмотрел на отрубившийся мобильник и сунул его в нагрудный карман.

– Здесь низина, – объяснил Антип. – Ну, вот, если на взгорок, к примеру, подняться, так там непременно возьмет.

– А с колокольни? – вопросительно посмотрел на отца Иеронима сержант.

– С колокольни – возьмет, – попик сунул в рот кусок селедки и протолкнул ее подальше блином. – Непременно возьмет!

– Попробовать можно?

– Прям щас? – непонимающе уставился на Макарычева поп.

– Да нет, – махнул вилкой сержант. – Утречком.

– Утречком – можно, – елейно улыбнулся отец Иероним. – А вы к нам надолго? Антип говорит, вы какого-то беглого злыдня ищете?

– Ох! – тихо охнула Анжелика, картинно округлила глаза и в показном испуге приложила ладошку ко рту.

– Не волнуйтесь, мадам, – чуть наклонившись в сторону Антиповой жены, по-гусарски улыбнулся Стецук. – Мы здесь, а это значит, что вам ничто не угрожает.

– Кобель, – ехидно процедила сквозь зубы Тарья.

– А что за злыдень? – спросил у Макарычева поп. И тут же, не дожидаясь ответа, протянул свою пустую тарелку Портному. – Положите кусочек мясца, пожалуйста.

– Обыкновенный, – шевельнул плечом Макарычев. – Убийца-рецидивист. Бежал из колонии строгого режима, что под Облонском.

– И как же ему это удалось-то? – Получив антрекот, отец Иероним взял вилку и нож и принялся нарезать его маленькими кусочками.

– Это уже не наше дело, – качнул головой сержант. – Мы не из охраны колонии, а из спецподразделения по контртеррористической деятельности.

– А кто сказал, что злыдень этот на болотах скрывается?

– Есть такая информация, – уклончиво ответил сержант.

– Ну, сомневаюсь, – покачал головой Антип. – Натурально, не могет такого быть.

– Это почему же? – заинтересовался Петрович.

– Ну, посуди сам, мил-человек. Вы, отряд из спецподразделения, и то, не успев пяти шагов по болоту ступить, в беду вляпались. А дальше хуже было б, кабы я вас не встретил. – Отец Иероним жевал мясо и, соглашаясь с тем, что говорит Антип, как китайский болванчик, качал головой. – Ну, а злыдень этот, у него ж ни снаряжения вашего, ни опыта и в помине нету. Ежели он, реально, забрался в наши болота, так давно уже в них и сгинул.

– Эт-точно, – подытожил отец Иероним.

И облизнул жирные пальцы.

– Так-то оно, может, и так, – не стал спорить Макарычев. – Да только нам все равно проверить нужно.

– Понимаю, – облизав пальцы, отец Иероним вытер их о свисающие возле левого уха концы черной пиратской банданы. – Приказ есть приказ. А посему вот какое предложение. Берите себе в провожатые Антипа. Он наше болото, как свой огород знает. Проведет вас по всем потайным местам, где ваш злыдень может скрываться. За пару дней управитесь. Ведь так, Антип?

– Ну, так-то оно, канешна, так, – в нерешительности, скорее показной, почесал затылок Антип. – Да только ж у меня ведь хозяйство…

– А жена тебе на что? – кивнул на лучезарно улыбнувшуюся в ответ Анжелику попик. – Она за хозяйством и присмотрит. Присмотришь ведь, а, Анжела?

– Присмотрю, непременно присмотрю, батюшка, – игриво замахала на попа ладошками хозяйка дома.

– Вот видишь, присмотрит, – снова обратился к Антипу отец Иероним. – А людям-то помочь нужно, Антипушка. Может, они нам в благодарность за это слово какое скажут заветное.

Попик перестал жевать и уставился на Макарычева так, будто сержант задолжал ему сто рублей. И отказывался долг признать.

– Ну, што ж, – развел руками Антип. – Ежели ж надо, так, значит, поможем.

– Ну, вот и славненько, – заговорщицки подмигнул Макарычеву поп. – Значит, переночуете у Антипа, в завтречка поутру, покушав как следует, вместе с ним и отправитесь на поиски злыдня своего. Хотя… – лицо отца Иеронима сморщилось, будто гнилая слива. – Я с Антипом согласен. Ежели и сунулся ваш злыдень к нам на болото, так сгинул давно.

– А ведь говорят, что в наших-то болотах утонуть нельзя, – обратился к местным жителям Герасим.

– Ну, ты во у него спроси, – кивнул Антип на Дробинина. – Как оно, можно или нельзя.

– Нет, с головой-то, понятно, не засосет, – разъяснил слова Антипа отец Иероним. – Однако схватит так, что без должного навыку не вырвешься. Так и будешь сидеть по пояс в трясине, пока с голоду не околеешь.

– А то еще выдра подбежит и лицо обгладывать примется, – добавил Антип. – Пальцы пообкусывает. Или Болотный Дедушка снизу за ногу схватит.

– Что за Болотный Дедушка? – живо заинтересовался Петрович.

– Ну, водится тут один такой, – Антип запрокинул голову и с видом весьма многозначительным поскреб ногтями заросшую щетиной шею. – Близко к себе он никого не подпускает. Осторожный очень. А издали его толком-то и не разглядишь. Но большой, склизкий – это точно. Живет в воде, что под слоем дерна. Наверное, рыбой питается. Но, случается, из озерца или бочажка на траву выбирается. То ли на солнышке погреться, то ли добычу подловить.

– Значит, ни живым, ни мертвым, никто это существо ни разу толком не видел? – уточнил Петрович.

– Ну, как же не видел, – обиделся Антип. – Я ж тебе говорю, сам три раза Болотного Дедушку видал. Не как тебя вот сейчас, но так, что понять можно, что это за тварь.

– И на кого же похоже это существо?

– Да ни на кого не похоже! – хлопнул ладонью по столу Антип. – Болотный Дедушка – он и есть. Сам по себе.

– Лох-несское чудовище, – усмехнулся Стецук.

И искоса глянул на Анжелику, чтобы проверить, как она оценила шутку. Анжела благосклонно улыбнулась ефрейтору. У ефрейтора душа заколыхалась, будто студень, и свалилась в самый низ живота.

– Ну, что вы! – схватил последний остававшийся на тарелке блин отец Иероним. – Все эти лох-несские чудища и снежные человеки нашему Болотному Дедушке не чета.

– Знаете, отец Иероним, – чуть откинувшись назад, Макарычев прищурился, глядя на собеседника. – Вы производите впечатление начитанного человека. Вот даже про снежного человека знаете.

– Весьма польщен, – смущенно улыбнулся попик. – Но, право же, вы преувеличиваете мою образованность. Все мои знания из книг, что порой забрасывают нам вертолетом. Да из телевизора, который по мере сил смотрю регулярно.

– А Интернетом, часом, не пользуетесь? – снова попытался сострить Стецук.

– Было такое увлечение, – дожевав блин, спокойно ответствовал ему отец Иероним. – Но быстро прошло. Уж очень много там всяческого мусора. И в прямом, и в переносном смысле. Думаю, вы меня понимаете.

Так, отметил про себя Макарычев, радио, телевидение, вертолетная почта, сотовая связь, Интернет… Что дальше?.. А, еще жена-фотомодель! Ну, чем еще удивят отшельнички?

– А сан духовный вы где получили?

– Здесь же! – широко раскинул руки в стороны попик. – В нашем поселке! Отец мой был местным священнослужителем. И дед – тоже. И дед моего деда. Можно сказать, – отец Иероним улыбнулся, – у нас своя трудовая династия. Прежде чем уходить на покой, старший рукополагает на служение господу младшего, сына или внука своего. Я понимаю, что в этом можно усмотреть нарушение целого ряда церковных канонов. Но мы ведь живем в стороне от всех. Ни к одной из современных церквей не принадлежим. Поэтому служим господу так, как он сам нам велит.

– Воистину так! – не вставая со скамьи, Антип быстро перекрестился и отвесил короткий поклон в сторону иконы.

– А церковь когда построили? – продолжал любопытствовать Макарычев.

И, как оказалось, не зря.

Услыхав такой вопрос, Антип с отцом Иеронимом быстро переглянулись. Во взглядах у обоих – настороженность. А то и опаска.

– Церковь всегда здесь стояла, – ответил на вопрос сержанта отец Иероним. – Испокон веку!

– Однако выглядит будто новая.

– Так и есть, – поспешно – ох, слишком поспешно – кивнул попик. – Лет семь назад пожар случился. Старая церковь сгорела. Не дотла, но пострадала сильно. Так что мы всем миром решили на ее месте новую поставить.

– А колокольня для чего такая высокая? Колоколов-то, я слышал, у вас нет.

– Колокольня – это лестница в небо, – ответил отец Иероним. – Дорога к богу то бишь. Поэтому и должна быть высокой. Я порой зорькой утренней поднимусь на звонницу, гляну на небо, так хоть и колоколов нет, а на душе все одно благодать.

– Ну, вы прямо поэт, отец Иероним, – улыбнулся Макарычев.

– Все, друг мой, от бога, – улыбнулся в ответ просветленно попик. – От бога! – повторил он и ткнул пальцем в потолок.

– Ну! – звонко хлопнул себя ладонями по бедрам Макарычев. – Пора нам, наверное, и на боковую!

– А как же чай? – со своего места у холодильника подала голос Анжелика. – Я уже и самовар вскипятила!

– Ну, чаек у нас хороший, – поддержал ее хозяин. – Не то что городской. Мы его с травками разными смешиваем, с цветочками да ягодками всякими.

– А грибков синеньких, часом, не добавляете? – полюбопытствовал ехидный Стецук.

– Ну, для желающих можем и грибков подсыпать, – легко отбрил его Антип.

– Спасибо, конечно, хозяева, – улыбнулся со всей доброжелательностью Макарычев. – Да только от чая нам придется отказаться. Завтра рано подниматься. Да и накормили вы нас так, что чай уже не в радость будет.

– Ну, что ж, – с сожалением развел коротенькими ручками Антип. – Слово гостя – закон для хозяина. Только, вы уж не обессудьте, кроватей для всех у нас не найдется. Придется спать на полу. Анжела! – сделал он знак рукой жене. – Постели гостям в соседней комнате и на терраске!

– Нет, нет, нет! – решительно воспротивился Макарычев. – Мы и без того столько хлопот вам доставили. Свалились, как снег на голову, гостями незваными. Вы уж нас лучше всех вместе где-нибудь на дворе устройте.

– Ну, нет, право же, неудобно…

– Не ставьте нас в неловкое положение, уважаемый. Рассчитаться нам с вами нечем, а чувствовать себя в долгу мы не привыкли.

– Силой гостя в доме не удержишь, – двумя сложенными вместе пальцами отец Иероним тихонько постучал Антипа по лбу, вроде как в назидание. – Устрой их у себя в сараюшке, на сене.

– Ну, да сено-то уже не первой свежести, – сказал, будто оправдываясь, Антип.

– Нам подойдет! – поспешил заверить его Макарычев.