Глава 13
Уходя в направлении западных гор, Харп надеялся, что им с Марсалом удастся оставить далеко позади погоню, которую непременно вышлют им вслед «снежные волки», явившись в хибару старого Бисауна и не обнаружив там тех, кто им был нужен. У беглецов имелся только один и очень сильный союзник – холод. «Снежные волки» ни при каких обстоятельствах не станут удаляться от жилья дальше той точки, откуда можно успеть вернуться назад засветло.
Однако примерно через час пути, случайно оглянувшись, Харп заметил погоню. С десяток крошечных человеческих фигурок был отчетливо виден на ровном белом холсте, растянутом, как на подрамнике, на линиях горизонта.
Остановившись, Харп поднял солнцезащитные очки на лоб и приложил к глазу монокуляр.
– Там какая-то веселая компания пытается нас догнать. – Он передал монокуляр Марсалу.
– «Снежные волки», – сказал Марсал, едва взглянув в монокуляр.
– Они что же, всерьез рассчитывают нас догнать? – усмехнулся Харп.
– Похоже на то, – ответил Марсал. Приложив монокуляр к правому глазу, он еще раз внимательно рассмотрел группу преследователей. – У них лыжи. По старому насту, припорошенному снегом, мы не уйдем от них на снегоступах.
– Так… – Харп попытался ухватить собственную бороду в кулак и, если бы ему это удалось, непременно бы дернул ее. – Про лыжи мне почему-то сказать забыли… Сколько у нас времени в запасе?
Чтобы оценить расстояние, отделявшее их от «снежных волков», Марсал приложил к глазам куда более привычную ему полоску черного пластика с прорезанной в ней узкой щелкой.
– Они догонят нас через пару часов. Если, конечно, погода не испортится.
– Погода сегодня не на нашей стороне, – удрученно произнес Харп, взглянув на ясное, безоблачное небо.
Марсал затравленно посмотрел по сторонам, так, будто надежды на спасение уже не оставалось.
– Меняем направление движения, – сказал Харп.
– Как это? – непонимающе посмотрел на него Марсал.
– Идем на юг. – Харп рукой указал направление.
– Но западные горы… – попытался было возразить Марсал.
– Сейчас для нас важнее избавиться от преследователей, – не дослушав, перебил его Харп.
– И как же мы это сделаем?
– Увидишь, – усмехнулся Харп. – Главное – не терять темпа движения.
В течение часа Марсал и Харп двигались параллельно горному хребту. Расстояние, отделявшее их от «снежных волков», сокращалось буквально на глазах.
– Нам не уйти от них, – в очередной раз глянув через плечо назад, тяжело выдохнул Марсал.
– И что ты предлагаешь? – равнодушно поинтересовался Харп.
– Не знаю, – ответил Марсал. – Ты у нас командир, тебе и решать.
– С каких это пор я стал командиром? – насмешливо глянул на своего спутника Харп.
– Не смешно, Харп, – недовольно скривился Марсал. – Совсем не смешно… Я не знаю, что с нами сделают «снежные волки», когда догонят…
– Не догонят, – уверенно заявил Харп.
– Как это не догонят? – Марсал снова оглянулся через плечо, чтобы еще раз взглянуть на преследователей.
– Вперед смотри! Вперед! – крикнул Харп.
Посмотрев вперед, как велел ему Харп, Марсал увидел группу людей на снегоступах, появившихся внезапно из-за наметенного ветром снежного гребня и двигающихся навстречу беглецам. Расстояние, разделявшее их, едва ли превышало то, что Марсал с Харпом пока еще выигрывали у «снежных волков».
– Кто это, Харп?! – не понимая, что происходит, закричал Марсал.
– Колонисты из поселка на юге, – спокойно ответил Харп. – Похоже, встреча со мной кое-чему их научила, теперь их не меньше десятка… Сворачиваем на запад, Марсал!
– Что?
– На запад! На запад! Снова к горам!
Харп резко изменил направление движения.
Следом за ним повернул и Марсал, который все еще не мог понять, каким образом данный маневр должен был спасти их теперь уже от двух групп преследователей, двигавшихся параллельными курсами навстречу друг другу.
– Быстрее!.. Быстрее!.. – то и дело оглядываясь через плечо, подгонял Харп.
Выбиваясь из последних сил, Марсал едва поспевал за своим спутником, всего лишь пятидневку назад вообще не имевшим представления о том, как стоять на снегоступах.
– Стой!
Харп внезапно остановился и посмотрел назад.
– Отлично. Теперь уже можно не спешить.
Марсал, остановившись, согнулся в поясе и оперся руками о согнутые колени.
– Какого черта, Харп?.. – с трудом выдавил он из себя. – Что все это значит?..
– Сам посмотри, – усмехнулся в ответ Харп.
Все произошло именно так, как он и рассчитывал.
Колонисты из поселка на юге вышли навстречу двум беглецам с несомненным намерением либо сделать их членами своего сообщества, объединенного коллективным разумом Первого, либо использовать в качестве пищевой добавки к достаточно однообразному рациону, состоявшему из блюд, приготовленных из закваски. Однако, заметив более многочисленную группу «снежных волков», Первый, будучи прагматиком до мозга костей каждой из своих особей, мгновенно переключил внимание на них. Теперь группа колонистов, по численности примерно равная численности отряда «снежных волков», шла на сближение с ними.
«Снежные волки», похоже, не сразу заметили новых участников гонки. Когда же они обратили внимание на то, что им наперерез движется группа колонистов, уклониться от встречи было уже невозможно. К тому же «снежные волки», у которых дерзость и безрассудство зачастую преобладали над здравым смыслом, решили, что справиться с чудаками, вышедшими навстречу им из поселка, не составит большого труда. Скорее всего, понеся значительные потери во время своей неудавшейся попытки совершить налет на поселок колонистов, «снежные волки» так и не поняли, что явилось тому причиной. Они просто сделали для себя вывод, что соваться в поселок на юге больше не следует. Однако сейчас, увидев колонистов, лишенных защиты родных стен, посреди бескрайней пустыни, «снежные волки» решили, что имеют отличный шанс поквитаться с ними. А пара беглецов из хибары старого Бисауна никуда не денется: к ночи, наступления которой ждать оставалось не так уж долго, им придется искать укрытие от убийственного ночного холода. Вероятно, «снежные волки», пустившиеся в погоню за Харпом и Марсалом, не восприняли всерьез историю о готовящемся походе за западные горы и слизи снежного червя, способной спасти от самого лютого мороза. Гораздо правдоподобнее, по их мнению, звучала версия, придуманная хитрым Бисауном, о том, что Харп с Марсалом специально вели разговоры о западных горах, чтобы всех одурачить. На самом же деле они собирались сделать большой круг, чтобы сбить преследователей со следа, и к ночи вернуться назад, рассчитывая укрыться у кого-нибудь из соседей.
Глядя через монокуляр, Харп наблюдал за тем, как происходило сближение двух групп.
«Снежные волки» заранее схватились за ножи и заточенные металлические прутья. Готовясь к бою, они развернули свой неровный строй полукольцом, чтобы напасть на колонистов одновременно с двух сторон. Колонисты же продолжали двигаться навстречу противникам двумя ровными колоннами, как будто не замечая грозящей им опасности.
Расстояние между ними и «снежными волками» составляло не более десяти метров, когда Харп заметил в рядах последних некое замешательство. Двое «снежных волков», двигавшиеся по краям развернутого строя и поэтому оказавшиеся ближе других к группе колонистов, заметно снизили темп бега. В движениях их появилась какая-то странная заторможенность и вялость. То и дело они поворачивали головы назад, как будто ища путь к отступлению.
Однако другие «снежные волки», судя по всему, не обратили внимания на странное поведение своих приятелей. Не снижая скорости, они врезались в строй колонистов.
Харп видел, как один из «снежных волков» с размаха ударил оказавшегося перед ним колониста металлическим прутом по голове, а другой вонзил в живот своему противнику широкий охотничий нож.
Колонисты пытались оказывать сопротивление, но как-то очень уж неорганизованно и даже как будто с неохотой.
В какой-то момент противники смешались. Отличить «снежных волков» от колонистов можно было только по тому, что у первых на ногах были широкие короткие лыжи, а у вторых – плетеные снегоступы.
И вдруг произошло нечто, кажущееся на первый взгляд совершенно необъяснимым. Один из «снежных волков», только что заваливший на снег своего противника, на мгновение замер с зажатым в руке окровавленным ножом, а затем, резко развернувшись в сторону, нанес удар находившемуся рядом с ним рыжебородому «снежному волку». Рыжебородый, никак не ожидавший нападения со стороны, где, как он полагал, был надежный тыл, удивленно взглянул на своего приятеля и чуть приоткрыл рот, будто собирался что-то сказать. «Снежный волк» еще раз взмахнул ножом, нанося добивающий удар в живот. Рыжебородый упал на колени. Пару секунд он пытался сохранить равновесие, опираясь на прут, который держал в руках, но затем, завалившись вперед, зарылся лицом в снег. А вооруженный ножом «снежный волк», оскалив зубы, кинулся на другого своего приятеля.
Вскоре уже четверо «снежных волков» насмерть дрались с теми, с кем всего лишь несколько минут назад сражались плечом к плечу. А шестеро оставшихся в живых колонистов, отойдя в сторону, наблюдали за побоищем, в котором шли в ход не только ножи и прутья, но также кулаки и зубы.
Марсал наблюдал за сражением через прорезь в полоске черного пластика и видел только крошечные черные фигурки людей, набрасывающихся друг на друга в животной ярости. Но даже ему вскоре стало ясно, что на поле битвы творилось нечто странное.
– Что там происходит? – недоумевающе посмотрел он на Харпа.
Харп молча передал ему монокуляр.
– «Снежные волки» убивают друг друга! – едва ли не с ужасом воскликнул Марсал, взглянув в монокуляр.
– Это уже не «снежные волки», – усмехнувшись, ответил Харп. – Четверо из них стали Первым.
– Как это? – не понял Марсал.
– Убив колонистов, они заняли их места в сообществе Первого, – объяснил Харп. – Теперь они будут убивать своих бывших товарищей до тех пор, пока в живых не останется ровно столько, сколько требуется сообществу. Остальные, – на лице Харпа появилась презрительная гримаса, – пойдут на мясо. Как я уже говорил, Первый не брезгует каннибализмом… Хотя вполне возможно, что людей, не входящих в его сообщество, Первый себе подобными не считает.
Марсал снова приложил к глазу монокуляр.
Сражение уже закончилось. Четверо «снежных волков», присоединившихся к сообществу Первого, безжалостно, с нечеловеческой жестокостью добивали металлическими прутьями тех, кто еще подавал признаки жизни. А кто-то из колонистов, наклонившись, хладнокровно перерезал горло одному из своих бывших товарищей, который казался мертвым, но неожиданно, придя в сознание, начал подниматься на четвереньки.
– Жуть! – только и смог сказать, зябко передернув плечами, Марсал.
– Пойдем отсюда. – Харп забрал из рук Марсала монокуляр и убрал его в футляр, висевший на шее. – А то как бы эти любители мертвечины, покончив со «снежными волками», вновь не заинтересовались нами.
Надвинув на глаза солнцезащитные очки, Марсал зашагал следом за Харпом.
– А почему ты не стал Первым, когда встретился с колонистами? – на ходу спросил он.
– Во-первых, их было всего трое, – ответил Харп. – А во-вторых, мы вначале довольно-таки мило беседовали, а затем я быстро перевел всех троих в бесчувственное состояние. У них просто не было возможности залезть ко мне в мозги.
– Ты думаешь, Первый может знать, где находится выход из этого мира? – спросил чуть погодя Марсал.
– Возможно, – подумав, ответил Харп. – Правда, в таком случае я не понимаю, почему он сам здесь остается… Может, ему просто нравится быть Первым, пусть даже в этом безжизненном мире… В любом случае я не имею ни малейшего желания вновь с ним встречаться.
Обернувшись назад, Марсал удостоверился в том, что погони за ними больше нет.
Возможно, Первый решил, что в свете блестящей победы над большой группой «снежных волков» парочка, двигающаяся в направлении западных гор, не представляет для него интереса. А может, Марсал и Харп уже пересекли ту границу, за которую обитатели поселка на юге никогда не выходили, боясь утратить связь с основной группой, что было бы для них равносильно мгновенной потере памяти и представления о себе как о личности.
Теперь, когда опасность, связанная с идущими по пятам «снежными волками» осталась далеко позади, впереди снова замаячила зловещая перспектива ночевки в снегах. Пока ни Марсал, ни Харп холода не чувствовали, но и мороз был не выше сорока градусов. К ночи же похолодает до семидесяти – семидесяти пяти. Сможет ли слизь снежного червя защитить от такой стужи?
Поскольку при каждом движении складки одежды снимали какую-то часть слизи с кожи людей, существовала вероятность, что вскоре потребуется обновить защитный слой. Железы внешней секреции на теле снежного червя постоянно выделяли новые порции слизи, которая равномерно распределялась по всей поверхности кожи. Людям же для того, чтобы нанести на кожу очередную порцию слизи, нужно было раздеться на лютом морозе.
Кроме того – Харп не говорил об этом вслух, но у него были такие опасения, – слизь снежного червя, собранная в бидоны, могла оказаться подверженной разложению. И от того, насколько быстро пойдет этот процесс, зависели жизни людей.
Несколько часов, остававшиеся до заката, Марсал и Харп упорно шли вперед в направлении горного хребта, стараясь не снижать скорости и не выбиваться из взятого ритма движения.
За два часа до заката Харп почувствовал облегчение, в первый момент показавшееся странным даже ему самому. Теперь, когда стало ясно, что даже если они повернут назад, то не успеют к ночи добраться до жилья, у них не оставалось иного выбора, как только продолжать идти вперед, веря в удачу, которая в последнее время была к ним благосклонна.
Когда солнце краем коснулось горной гряды, Харп предложил сделать короткий привал, чтобы перекусить дотемна.
Усевшись на коврики из теплоизоляционного пластика, Харп и Марсал съели по лепешке и по небольшой порции мяса, которое, хотя и было упаковано в два слоя целлофана, успело промерзнуть настолько, что от него приходилось отрезать по небольшому кусочку, кидать в рот и ждать, прижимая языком к верхнему небу, когда он оттает. Но кое-что порадовало путешественников: промороженное мясо снежного червя утратило присущий ему изначально омерзительный резиновый привкус, и теперь его можно было есть почти без отвращения.
– Как ты предполагаешь заночевать? – спросил Марсал.
У Харпа уже был готов ответ:
– Как снежные черви. Зароемся поглубже в снег.
Однако, поскольку ночь длилась без малого сорок восемь часов, Харп решил, что разумно продолжать движение до тех пор, пока температура не упадет ниже критической точки, после которой слизь перестанет быть надежной защитой от холода.
Когда солнце полностью скатилось за горизонт и землю окутала ночная мгла, лишь местами пробитая тоненькими серебристыми лучиками света, испускаемыми звездами, сложенными в чужие, совершенно незнакомые созвездия, Харп достал из кармана два светящихся цилиндра.
В принципе, идти можно было и в полной темноте: дорога была настолько ровной, что не существовало ни малейшей опасности оступиться и упасть. Единственную угрозу могли представлять выходы из лазов снежных червей, но Марсал заверил Харпа, что так далеко от берега Замерзшего моря они обычно не заползают. И все же не очень яркий свет, испускаемый светящимися цилиндрами, вселял в душу уверенность, что ты еще не окончательно проглочен бездной кромешного мрака.
Харп шел, держа оба светящихся цилиндра в правой руке и каждые двадцать шагов ударяя ими о бедро.
Поскольку ночью, да к тому же еще и в незнакомом месте, Марсал не мог ориентироваться так же уверенно, как и днем, Харпу приходилось время от времени сверять направление по компасу и по мере надобности вносить необходимые коррективы.
Пошел пятый час первой половины ночи, когда Харп наконец почувствовал, что мороз начинает пробирать его. Да и усталость после почти безостановочного двадцатичасового перехода уже давала о себе знать. Пришло время подумать о ночлеге.
– Как себя чувствуешь? – остановившись, спросил у Марсала Харп.
– Холодно, – тяжело переведя дух, ответил тот.
Сбросив с плеч мешок, Харп достал лопатку и принялся рыть яму в снегу. Пробив толстую корку наста, он начал копать под него.
Через пятнадцать минут его сменил Марсал.
А по истечении получаса нора, способная вместить двух человек, была готова.
Расстелив одно одеяло на полу, другим Харп завесил выход, чтобы не терять тепло и на случай, если вдруг пойдет снег.
Кинув на одеяло пластиковый коврик, Харп сел и первым делом стянув перчатки, смазал руки слизью снежного червя, после чего энергично, чтобы как следует разогнать кровь, потер ладони одну о другую. Занемевшие пальцы быстро обрели чувствительность, и при этом он даже не почувствовал обычной в таких случаях колющей боли.
Глядя на Харпа, и Марсал занялся тем же самым.
А Харп тем временем снял с ног ботинки, стянул носки и принялся смазывать прозрачной слизью ступни ног.
Отогрев пальцы ног и поскорее снова обувшись, Харп расстегнул на себе доху и куртку на синтетическом меху. Задрав почти до самого горла свитер и рубашку, он зачерпнул из бидона полную пригоршню слизи и, сунув руку под майку, принялся смазывать все участки тела, до которых только мог дотянуться.
Закончив с этим, он заправил одежду в штаны, застегнул куртку и доху и двумя быстрыми движениями размазал остававшиеся на ладонях остатки слизи по лицу.
– Ну, кажется, теперь я готов отойти ко сну, – улыбнувшись, сказал он. – Остается только пожелать, чтобы этот сон не оказался вечным.
Поплотнее запахнув доху и поглубже натянув на голову шапку, Харп обхватил себя руками за плечи и улегся на бок, к Марсалу спиной.
Харп хотел показать своему спутнику, что не испытывает ни малейшего беспокойства по поводу предстоящей ночевки. Лежа с полуоткрытыми глазами, он старался дышать глубоко и мерно, делая вид, что уже засыпает.
Марсал какое-то время еще возился у Харпа за спиной, заканчивая весьма своеобразный вечерний туалет. Затем, ударив напоследок несколько раз светящимися цилиндрами о ладонь, он улегся на расстеленное одеяло, тяжело вздохнул и затих.
О температуре внутри снежной пещеры можно было судить лишь опосредованно по тому, насколько сильно обжигал морозный воздух ноздри при каждом вдохе и насколько густое и плотное облачко пара вырывалось из ноздрей вместе с выдохом. По этим признакам Харп сказал бы, что сейчас температура окружающего воздуха была около пятидесяти градусов. Харп не чувствовал холода, но при этом не мог сказать, что ему тепло. Слизь снежного червя не просто защищала от холода, но еще и создавала довольно-таки странное, не очень приятное ощущение полной изолированности от окружающей среды. Не было того комфортного состояния, когда спишь в тепле и можно без опаски откинуть в сторону кажущееся слишком жарким одеяло. Одна только мысль о том, что ты находишься во власти смертельного холода, которая ни на секунду не выходила из головы, не позволяла расслабиться и полностью отдаться сну и отдыху.
Холод был, пожалуй, единственным противником, победить который у человека не было ни единственного шанса. Он действовал неторопливо, исподволь, но, лишь только начиная брать верх, почти мгновенно сковывал человека, лишая возможности продолжать борьбу, и, отнимая последние силы, быстро вел дело к заранее предопределенному концу.
Лежа на боку, Харп глядел, как быстро меркнет огонь в светящихся цилиндрах, которые он положил рядом с собой. Ему мучительно хотелось взять их в руку и несколько раз сильно ударить о ладонь другой руки, чтобы заставить загореться снова, он старался не думать ни об абсолютной тьме, в которую должен был погрузиться с минуты на минуту, ни о бескрайней снежной пустыне, расстилающейся у него над головой, ни о вечном холоде, царящем в мире, который он ненавидел всей душой.
Пытаясь сосредоточить все свое внимание на чем-то приятном, что позволило бы хоть ненадолго забыть о разъедающем душу страхе замерзнуть во сне и больше уже никогда не проснуться, Харп вновь, как и во время разговора с Энисой возле выхода из лаза снежного червя, испытал странное, ни на что не похожее чувство. В какой-то момент ему показалось, что от воспоминаний об иной жизни, не имеющей ничего общего с тем, что происходило сейчас, его отделяет тонкая полупрозрачная перегородка, готовая в любую секунду рассыпаться. Для этого всего-то и нужно найти ту единственную точку, от легкого щелчка по которой хрупкая перегородка превратится в сверкающую пыль. А так Харп мог видеть только расплывающиеся разноцветные пятна да неясные тени. Они возбуждали воображение, но не давали даже намека на то, что скрыто за стеной, отделяющей призрачную жизнь от реальной.
В состоянии, близком к панике, Харп отпрянул от полупрозрачной перегородки. Он вдруг понял, что не может точно сказать, по какую сторону от нее находится сон, а по какую – явь. Точно так же, как не понимал он и того, какому из этих миров он сам в данный момент принадлежал.