Глава 27

– Где Менелай? – спросил Витька, когда мы быстрой походкой вышли на узкий тротуар, тянущийся вдоль проезжей части, по которой, обгоняя нас, проносились легковые машины.

Поток машин был на удивление редким для центра Москвы. Странным показалось мне и то, что в нем не наблюдалось ни грузового транспорта, ни автобусов, которые, как мне казалось, должны были ходить по Сретенскому бульвару.

– Зачем тебе Менелай? – спросил я, стараясь не отставать от Витьки.

Я шел, засунув правую руку в карман куртки и сжимая потной ладонью рифленую рукоятку лежавшего там пистолета. Прохожих на улице было совсем мало, но каждый из них провожал нас с Витькой внимательным и подозрительным взглядом. Можно было подумать, им известно, что я прятал в своем кармане.

– Он, как мне помнится, собирался помочь нам разобраться с Одиссеем.

Прежде чем я успел ответить, раздался голос Менелая:

– А я и не отказываюсь от этого.

– Где вы были все это время? – на ходу спросил я у царя Спарты.

– А, так он здесь, – удовлетворенно кивнул Витька.

– Все время находился рядом с вами, – ответил Менелай. – Не давал о себе знать, поскольку не хотел мешать. По-моему, вы и сами неплохо справились с ситуацией.

– Главная проблема в том, как теперь добраться до Маросейки, – произнес Витька так, словно тоже слышал слова Менелая. – Все близлежащие отделения милиции, должно быть, уже подняты по тревоге.

В подтверждение его слов из-за угла раздался пронзительный вой милицейской сирены.

Не дожидаясь, когда патрульная машина выскочит на нас, мы нырнули в ближайшую подворотню.

Прижавшись спиной к окрашенной в зеленый цвет стене, Витька достал из кармана пачку сигарет. Подцепив одну из них ногтями, он вытянул ее из пачки, сунул в угол рта и, чиркнув спичкой, закурил. Стоило ему сделать первую затяжку, как на лице его появилась гримаса крайнего отвращения. Но, проявляя высочайшее самообладание, граничащее с мазохизмом, Витька снова потянул сигарету в рот.

– Что будем делать? – спросил он, выдохнув мне в лицо облако зловонного дыма.

Поморщившись, я помахал перед собой рукой.

– Я бы предложил воспользоваться клиппером, – не дожидаясь ответа, продолжил Витька. – Чуть сдвинем курсор и перемахнем в другой вариант реальности, в котором старший лейтенант Сивоконь прогуливается себе спокойно по дворику и, даже не подозревая о нашем существовании, мило улыбается бдительным старушкам.

– Нет, – решительно отказался я. – Клиппер – это только на самый крайний случай.

– А сейчас, по-твоему, что? – Витька кинул недокуренную сигарету на асфальт и сплюнул прилипшие к губе крупинки табака. – Не удивлюсь, если окажется, что бравым стражам порядка, брошенным на нашу поимку, отдан приказ стрелять на поражение.

– А вы не обратили внимание на то, что на лобовых стеклах некоторых из проезжавших мимо нас машин прикреплены пропуска? – вмешался в разговор Менелай.

– Ну и что? – спросил я.

– Вы о чем? – поинтересовался Витька.

Я пересказал ему слова Менелая.

– Все верно, – кивнул Витька. – Я тоже их заметил – депутатские машины.

– Судя по тому, что машины эти ехали с явным превышением скорости, почти откровенно игнорируя правила уличного движения, милиция не имеет права их задерживать, – продолжал делиться своими наблюдениями Менелай. – Следовательно, если вы захватите одну из таких машин, то она довезет вас куда нужно.

Витьке, в отличие от меня, идея Менелая понравилась. А на то, чтобы разработать план захвата депутатской машины, главная роль в котором отводилась буйному духу, каковым упорно продолжал именовать себя спартанский царь, у него ушло чуть более двух минут. После чего Витька категорическим тоном потребовал, чтобы я отдал ему пистолет. Объяснил он это тем, что во время операции я должен буду все время держать палец на кнопке клиппера и в случае чего… Детали Витька объяснять не стал, полагаясь на то, что, если сложится критическая ситуация, я сам соображу, что нужно делать.

Из всей нашей троицы идея захвата депутатской машины не нравилась только мне. Однако завывание сирен милицейских автомобилей, которое теперь уже доносилось со всех сторон, убедило меня в том, что, чем дольше мы будем медлить, тем больше у нас появится шансов вляпаться в еще более неприятную историю.

Хотя, казалось бы, куда уж хуже: мы обвиняемся в непочтении к властям и к президенту лично, в тунеядстве, в незаконном владении сотовым телефоном и огнестрельным оружием, а также в бандитском нападении на участкового милиционера. Имена наши известны, и на нашу поимку брошены силы всей московской милиции. На фоне всего вышеперечисленного захват депутатской машины казался не таким уж серьезным злодеянием. Во всяком случае, еще одно преступление вряд ли могло серьезно повлиять на приговор, который вынесет нам трибунал, если мы, паче чаяния, попадемся.

Без долгих колебаний я отдал пистолет Витьке, полагаясь на то, что та часть благоразумия и здравомыслия, которая у него как будто еще оставалась, не позволит ему совершить непоправимое.

Передернув затвор, Витька спрятал пистолет в карман.

– Берем первую же встречную машину. – На-двинув свою смешную кепочку на глаза, Витька сунул руки в карманы, от чего плечи его ссутулились, и быстрой семенящей походочкой зашагал к выходу из подворотни.

– Давненько я так не веселился! – азартно воскликнул где-то возле моего левого плеча Менелай.

– Вам-то что, – недовольно буркнул я, поправив тюбетейку на голове. – Вы и без того уже дух.

– И что же? – не понял, что я имел в виду, Менелай.

– А то, что я хочу прожить на земле весь отведенный мне срок, – ответил я.

– И вы его непременно проживете, – с непоколебимой убежденностью в своей правоте заверил меня Менелай. – От первого дня и до последнего – весь отведенный вам срок. Вот только, – голос спартанского царя сделался чуть лукавым, – никто ведь не знает конечной границы этого срока. Даже вы сами, Анатолий Иванович. Так что можете жить спокойно, не опасаясь за завтрашний день. Если вам суждено его пережить, значит, так и будет, ну а если нет… Если нет, – добавил после небольшой паузы Менелай, – то, наверное, лучше и вовсе не знать об этом.

– Хватит болтать, – негромко произнес, глянув на меня через плечо, Витька.

Он остановился возле выхода из подворотни и, чуть наклонившись вперед, осторожно посмотрел за угол.

– Как только я скажу «давай», начинаем действовать, – не оборачиваясь, проронил он. – Господин Менелай готов?

– Готов, – с удивительной для него сдержанностью и собранностью ответил Менелай.

Должно быть, военная жилка в душе спартанского царя была настолько сильна, что, пренебрегши своим царственным положением, он был рад принимать участие в боевой операции даже на правах рядового.

Левой рукой Витька достал из кармана очередную вонючую сигарету, не глядя сунул ее в рот и, действуя по-прежнему только одной рукой, прикурил. Правую руку, в которой у него был пистолет, он не вынимал из кармана. Но, не успев сделать и пару затяжек, Витька кинул сигарету на асфальт.

– Есть, – напряженным полушепотом произнес Витька. – Темно-синяя «Волга», едет в нашу сторону. Давай, Менелай!

– Понял, – коротко ответил царь и исчез так быстро, что мне показалось – голос его растворился в пустоте.

Сделав шаг вперед, я выглянул из-за Витькиного плеча.

Новенькая, блестящая темно-синим лаковым покрытием «Волга» двигалась в нашу сторону со скоростью никак не меньше ста двадцати километров в час. К лобовому стеклу машины был прилеплен пропуск с изображением красного флага, развевающегося на фоне Спасской башни Кремля.

Расстояние между подворотней, в которой мы затаились, и несущейся по дороге машиной стремительно сокращалось.

Витька быстро дернул плечом, стряхнув мою руку, когда я машинально схватил его за локоть, и нервно прикусил верхнюю губу.

Между нами и машиной оставалось не более пяти метров – я мог уже рассмотреть номер «253» в левом нижнем углу депутатского пропуска, – когда неожиданно что-то невидимое грохнуло по крыше машины, да с такой силой, что лобовое тонированное стекло лопнуло почти точно по диагонали. Водитель автоматически ударил по тормозам, и машина, омерзительно визжа по асфальту покрышками, оставляя за собой плоские, стелющиеся по земле струйки сизого дыма, свернула к обочине. Машину протащило еще на пару метров вперед, прежде чем она неподвижно замерла возле самой кромки тротуара, почти точно напротив входа в подворотню, в которой мы прятались.

В ту же секунду Витька, а следом за ним и я сорвались с места.

Дернув за ручку переднюю дверцу машины, Витька запрыгнул на свободное сиденье рядом с водителем и тотчас же захлопнул дверцу за собой. Почти в точности повторив маневр своего приятеля, я оказался на заднем сиденье машины, рядом с очень тучным и абсолютно лысым мужчиной, облаченным в строгий темно-синий костюм. Наверное, ему было трудно дышать, и поэтому галстук у него был распущен, а верхняя пуговица на воротнике белоснежной рубашки расстегнута. То, что это был народный избранник, подтверждал небольшой красный значок на левом лацкане пиджака. Недоумевающе взглянув на меня огромными, страшно выпученными глазами, которые, казалось, вот-вот взорвутся изнутри, он двумя пальцами рванул узел галстука, стараясь еще больше распустить его, и прохрипел что-то нечленораздельное.

Даже на первый взгляд салон «Волги», в которой мы оказались, разительно отличался от того, что я привык видеть внутри машин этой марки. В депутатской машине салон был значительно шире и длиннее, так что на заднем сиденье можно было расположиться, вытянув ноги. Отделка была выполнена из натуральной, очень мягкой светло-коричневой кожи. В спинках передних сидений имелись небольшие дверцы. Что скрывалось за ними, я про-верять не стал, но у меня почему-то сразу же возникла мысль, что за одной дверцей находится телевизионный экран, а за другой – небольшой бар с холодильником и неплохим выбором напитков. И пахло в салоне машины как в парфюмерном отделе супермаркета.

Пока я осматривался, Витька времени не терял. Ткнув водителя дулом пистолета в бок, он замогильным голосом приказал:

– Руки на руле. И чтобы без фокусов у меня.

За рулем сидел парень лет тридцати с широким симпатичным лицом. Чуть рыжеватые и слегка вьющиеся волосы были коротко подстрижены и расчесаны на аккуратный косой пробор. Взглянув искоса на Витьку, водитель чуть приподнял лежавшие на руле ладони и снова опустил их на то же самое место, давая понять, что не намерен оказывать сопротивления.

– Оружие есть? – спросил Витька.

Парень за рулем отрицательно качнул головой.

Чтобы убедиться в том, что водитель не лжет, Витька, держа пистолет у его ребер, все же обшарил его карманы, после чего заглянул еще и в «бардачок». Оружия нигде не оказалось.

– Проверь своего, – велел мне Витька.

Стараясь действовать решительно, я протянул руку к пиджаку сидевшего рядом со мной депутата.

Тот неожиданно пришел в себя и с выражением гадливости на лице решительно откинул мою руку.

– Пшел вон, сволочь! – крикнул он, таращась на меня своими выпученными глазами.

А затем еще добавил весьма причудливо закрученную фразу, услышав которую портовый грузчик из Бомбея со стажем не менее десяти лет впал бы в кому.

– Да вы знаете хоть, с кем связались! – рявкнул на нас с Витькой толстяк. – Я потомственный рабочий, народный депутат! Да я из вас сегодня же к вчеру лепеху коровьего дерьма сделаю! Мразь подзаборная!

Когда мне в лицо ударила плотная волна кисловатого перегара, я понял причину лихой удали народного избранника – он попросту был пьян.

– Заткни ему пасть! – крикнул мне Витька.

Я растерянно поднял руки, да так и остался сидеть с разведенными в стороны ладонями и растопыренными пальцами, как будто собирался вцепиться в толстое, покрытое широкими багровыми складками горло депутата.

На толстяка мой устрашающий вид не произвел никакого впечатления.

– Пусти меня! – взмахнул он рукой прямо перед моим лицом и повалился ко мне на колени, пытаясь дотянуться до дверной ручки.

О том, что вторая дверца находится рядом с ним, депутат, должно быть, запамятовал.

Водитель невозмутимо наблюдал за всем происходящим в зеркальце заднего вида, держа руки, как велел ему Витька, на рулевом колесе. Судя по выражению его лица, он не испытывал ни малейшего желания прийти на помощь своему хозяину.

Поднатужившись, я вновь откинул толстяка в угол сиденья.

Депутат сделал два глубоких вдоха и приготовился к новому броску.

Но вдруг голова его дернулась сначала в одну, а затем в другую сторону, так, словно он получил пару увесистых оплеух по толстым щекам. То ли не в силах понять, что с ним произошло, то ли в полнейшем замешательстве от того, что кто-то вообще посмел поднять руку на народного избранника, толстяк откинулся на спинку сиденья, вытянул ноги, тупо уставился в потолок и затих.

– Отлично, Менелай, – похвалил весьма своевременно вмешавшегося спартанца Витька.

Менелай что-то негромко произнес в ответ, но я не разобрал, что именно.

Забравшись в карманы толстяка, я извлек из них несвежий носовой платок, неполную колоду игральных карт с голыми девицами, одноразовую газовую зажигалку и красную книжечку депутатского удостоверения.

– Рандыбин Иван Васильевич, – прочитал я, открыв удостоверение. – Депутат от Шервинского района.

Витьке до депутата не было никакого дела.

– Слушай меня внимательно, – обратился он к водителю голосом профессионального налетчика. – Мы не хотим, чтобы кто-нибудь пострадал. Депутат пусть валяется себе на заднем сиденье, а от тебя нам нужно, чтобы ты отвез нас в одно место неподалеку. После этого вы оба будете свободны. Договорились?

Водитель в раздумье стукнул пару раз пальцами по рулевому колесу.

– Это о вас, должно быть, минут пять назад передавали на милицейской частоте, – сказал он.

Это был не вопрос, а утверждение, поэтому Витька и не стал ничего отвечать.

– У нас в депутатских машинах приемники берут частоту, на которой милицейские посты переговариваются между собой, – объяснил водитель, постучав пальцем по шкале встроенной в панель радиомагнитолы «Пионер».

– И что о нас говорили? – поинтересовался я.

– Сказали, что сбежали двое вооруженных преступников, совершивших бандитское нападение на сотрудника милиции, – ответил водитель.

– Нападение, – криво усмехнулся Витька. – Да этот олух сам на нас напал.

– Не сомневаюсь, – спокойно произнес в ответ водитель. После этого он поднял руку, чтобы поправить зеркало заднего вида, и спросил: – Так куда вам нужно?

– Молчать! – дернувшись на заднем сиденье, пьяно заорал депутат. – Никакой помощи врагам и моральным вырожденцам! Сдадим этих… – Он снова ввернул длинную, с трудом поддающуюся дешифровке фразу, весьма нелицеприятно характеризующую нас с Витькой. – Сдадим их милиции на ближайшем посту! – Депутат Рандыбин призывно, как Ильич, выбросил руку вперед.

– Сами видите, Иван Васильевич, – спокойно ответил ему водитель, – я делаю это только под угрозой оружия.

– К черту оружие! – взмахнул рукой депутат. – Удавим всех сволочей голыми руками! Я каждой гниде нерусской лично голову оторву! Вот так!.. Так!.. Так!..

При этом депутат Рандыбин быстро прикладывал один кулак к другому, совершал обоими короткое вращательное движение, после чего резко разводил их в стороны. Должно быть, именно так он собирался расправляться со своими, судя по всему, весьма многочисленными врагами.

– Успокой его, Менелай, – устало вздохнул Витька.

Депутат Рандыбин получил оплеуху от полтергейста по имени Менелай и вновь на какое-то время затих, откинувшись на спинку сиденья.

– Так куда едем? – снова повторил свой вопрос водитель.

– Поезжай прямо до Чистопрудного бульвара. Там я тебе покажу, куда ехать дальше.

– Не советую, – в своей обычной спокойной манере ответил водитель. – Чистопрудный бульвар уже перекрыт милицией в самом его начале, возле станции метро «Кировская». Командуют там скорее всего гэбисты, а эти могут остановить для досмотра даже нас.

– Ничего святого нет у людей, – буркнул с заднего сиденья депутат Рандыбин, после чего звучно икнул.

– А как лучше? – озадаченно посмотрел на водителя Витька.

– Все зависит от того, куда вам нужно, – ответил тот.

Витька раздумывал недолго.

– Нам нужно попасть на Маросейку, – сказал он.

– Это где же? – озадаченно сдвинул брови водитель.

– Улица Богдана Хмельницкого, – поправил я своего приятеля.

– А, тогда понятно, – кивнул водитель.

– Там есть небольшой переулок, примерно в середине улицы, – добавил Витька.

– Понятно, – снова кивнул водитель. – В таком случае нам лучше будет вернуться назад, проехать по улице Мархлевского, а затем через Кривоколенный и Армянский переулки выехать на Богдана Хмельницкого.

Водитель посмотрел на Витьку, ожидая, что он скажет в ответ на такое предложение.

Витька посмотрел на меня.

Я пожал плечами.

– Сколько это займет времени? – спросил у шофера Витька.

– Минут пятнадцать, – ответил тот. – Но зато можно быть почти уверенными, что мы не налетим на кордон.

– Почти? – прищурился Витька.

– Почти, – спокойно ответил водитель. – Если вам нужна стопроцентная гарантия, поищите кого-нибудь другого.

– Едем. – Витька не очень решительно, но вполне определенно махнул рукой, в которой у него был зажат пистолет.

– Гад, Андрюха. – Депутат, лежавший на заднем сиденье, попытался было приподняться, но, вспомнив о том, чем закончились две предыдущие попытки, снова упал на спинку. – Гад. С врагом сотрудничаешь, гнида.

– Все только для блага народа, Иван Васильевич, – спокойно ответил шофер, глядя на своего патрона в зеркальце заднего вида. – Я ведь о вашей безопасности пекусь. Ведь, если что, эти бандиты первым делом вас же и пристрелят. Что я – простой водила, а вы – воплощение народных чаяний. Что будет со страной без вас, Иван Васильевич?

На сально оплывшем лице депутата Рандыбина появилось выражение, которое, как я полагал, должно было выражать мучительное раздумье о народных судьбах и нестерпимую боль за страдания всех сирых и убогих.

– Верно, – широко и размашисто кивнул народный избранник. – Страна без меня – это… – Он раскрыл рот в надежде, что нужные слова сами собой скатятся с языка, но изо рта депутата сочилась только слюна. Подобрав слюну, депутат Рандыбин решительно заявил: – Страна без меня – это не страна! – И, воздев указательный палец к потолку, многозначительно добавил: – Во!

– Сильно сказано, – с чувством произнес Витька.

– Молчи, быдло, – ответил ему депутат.

Витька явно хотел продолжать обмен любезностями, но передумал.

– Поехали, – сказал он шоферу.

– С огоньком? – спросил, лукаво улыбнувшись, тот.

– Как это? – не понял Витька.

Водитель достал из-под сиденья и показал ему синюю милицейскую мигалку.

– В особых случаях нам разрешается пользоваться мигалками, – объяснил он. – Поэтому, если вы настаиваете…

– Само собой, – кивнул Витька, быстро сообразивший, что от него требуется. – Поедем с огоньком.

Водитель приоткрыл боковое окошко и установил мигалку на крыше. Затем он нажал на кнопку около руля, и над головами у нас пронзительно взвыла сирена, по голосистости ничуть не уступающая милицейским, а по капоту машины пробежал синеватый отсвет мигалки.

Удовлетворенно улыбнувшись, водитель положил руки на руль и аккуратно вдавил в пол педаль газа. Машина медленно подалась вперед. Дав задний ход, водитель загнал ее наполовину в проходной двор, послуживший нам с Витькой укрытием для засады, а затем, пересекая встречное движение, вырулил на противоположную полосу.

– А чем это вы по крыше саданули? – спросил он, не отрывая взгляда от дороги впереди. – Вмятины нет, а лобовое стекло треснуло.

– Про полтергейст слышал? – усмехнулся Витька.

– Про что? – не понял шофер.

– Ну, про барабашек, – объяснил ему в более доступной форме Витька.

– А, это те, которые мебель в квартире переворачивают и свет по ночам зажигают, – водитель кивнул. – Конечно, слышал. На днях про них передача по телевидению была. Только я не очень-то в это верю, – заметил он, скептически поджав губы.

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но только у нас есть свой, ручной барабашка, – улыбнулся Витька.

Чувствуя, что все идет как надо, он расслабленно откинулся на спинку сиденья, положив руку с пистолетом на колено.

– Я протестую! – тут же возмущенно воскликнул Менелай. – Во-первых, я не ручной, а вполне самостоятельный. А во-вторых, мне не нравится название «барабашка». «Полтергейст» – это вполне солидно и даже в какой-то степени респектабельно. А «барабашка» – вульгарно и пошло.

– Вить, Менелаю не нравится, что ты называешь его барабашкой, – передал я приятелю суть возмущенной сентенции спартанца.

– Готов принести извинения. – Взгляд Витьки скользнул по стенам и потолку салона так, словно он рассчитывал заметить хотя бы тень Менелая на мягкой кожаной обивке. – Мне тоже не нравится это слово, но нужно же было как-то объяснить суть произошедшего нашему водителю.

– Интересно, зачем? – язвительно осведомился Менелай.

– Зачем? – спросил я у Витьки.

– Ну… – Витька замялся, но быстро нашел подобающий ответ: – Чтобы он был уверен в том, что подобное не повторится.

Мигнув фарами, машина свернула со Сретенского бульвара на улицу Мархлевского.

На перекрестке стояли две патрульные машины, возле которых прогуливались человек пять милиционеров в бронежилетах и с автоматами Калашникова.

Увидев их, я невольно затаил дыхание. Но постовые только проводили взглядом проскочившую мимо них депутатскую машину с мигалкой на крыше. Должно быть, в данном варианте реальности подобные царственные проезды были им не в диковинку.

– Вот это наши парни, – ткнув толстым пальцем в оконное стекло, патетически изрек депутат Рандыбин. – Не то что вы. – Он бросил презрительный взгляд сначала на меня, а затем на Витьку. Похоже, он хотел выдать одно из своих излюбленных многоэтажных ругательств, но воспоминания об оплеухах, которые отвешивал ему всякий раз после этого Менелай, заставили народного избранника ограничиться одним словом: – Дармоеды, – которое после всего предшествующего прозвучало вполне лояльно по отношению к угонщикам депутатского автомобиля.

Однако на этом депутат Рандыбин не успокоился. Должно быть, в отличие от своего шофера, он плохо понимал, что, собственно, происходит, а потому, прикинув и так и эдак, сотворил в уме свою собственную версию относительно мотивов похищения народного избранника.

– Имейте в виду, гады, – медленно и высокомерно процедил сквозь зубы народный депутат Иван Рандыбин, когда непростой мыслительный процесс в его лысой голове подошел к своему завершению. – Никто вам за меня копейки ломаной не даст.

– Не сомневаюсь, – усмехнулся с переднего сиденья Витька.

– Я сам и есть народ! – Рандыбин в запале хватил себя кулаком в грудь и, видимо, несколько перестарался. Надсадно кашлянув, он потер ушибленное место ладонью, после чего продолжил: – У меня за душой ни копейки. Я только тем и живу, что дает мне народ по собственной воле.

– Однако богатый у нас народ, – заметил Витька, похлопав ладонью по коже, которой было обтянуто сиденье. – Должно быть, каждый в твоем Шервинском районе имеет машину не хуже, раз уж они, скинувшись, купили своему избраннику такую кралю.

– Я, между прочим, на этой работе все здоровье потерял, – заметил депутат.

– Пить нужно меньше, – в один голос произнесли Витька и Менелай.

В зеркале заднего вида я заметил, как усмехнулся водитель.

– Слушай, депутат. – Положив согнутую в локте руку, в которой он держал пистолет, на спинку сиденья, Витька повернулся назад. – Мне очень жаль разочаровывать твоих избирателей – думаю, спасибо они нам за это не скажут, – но очень скоро мы тебя им вернем.

– Это как же? – непонимающе посмотрел на Витьку толстяк Рандыбин.

– А вот так, – улыбнувшись, слегка развел руками Витька. – Не нужен ты никому, депутат народный.

Лицо Рандыбина побагровело. Губы изогнулись обиженной дугой. Он медленно втянул воздух сквозь раздутые ноздри и так же медленно выдохнул.

– На таких, как я, земля Русская держится, – с пафосом произнес депутат.

– Да брось ты, – осуждающе поморщился Витька. – Сам ведь превосходно знаешь, что мелешь чепуху. Скажи нам лучше, депутат, когда закончится война на Кавказе?

– Когда победим, тогда и закончится, – не задумываясь ответил Рандыбин.

– А что же у нас за проблемы такие, что мы никак горстку бандитов одолеть не можем? – с наивным видом поинтересовался Витька.

– А то… – в привычной для себя манере, с ходу, начал было отвечать на заданный ему вопрос депутат, но неожиданно осекся.

– Так в чем же дело? – подзадорил его Витька.

– А дело в том, – уже гораздо медленнее, аккуратно, насколько ему позволял разум, затуманенный алкогольными парами, начал изложение своей версии депутат Рандыбин, – что война эта носит не локальный, а геополитический характер. Во! – Довольный тем, что сказал, он поднял указательный палец к потолку. – Как внешние враги России, так и силы реакции внутри самой страны стремятся использовать военный конфликт на Кавказе для того… – Рандыбин ненадолго задумался, – чтобы ослабить мощь нашей страны. Пытаются, так сказать, взорвать ее изнутри. – Закончил он уже совершенно будничным тоном: – Но мы, само собой, не позволим им этого сделать. Чего бы нам это ни стоило. Во.

Народный депутат Рандыбин вытащил из кармана помятый носовой платок и промокнул им вспотевший лоб, после чего неожиданно для всех, кроме, пожалуй, шофера, который, похоже, готов был к тому, чтобы с невозмутимым стоицизмом воспринимать любые выходки патрона, пронзительно заголосил:

– Чужой земли не нужно нам ни метра, но и своей врагу не отдадим!..

При этом из пальцев обеих рук он сложил большие кукиши и грозил ими каким-то неведомым врагам, покусившимся на его, народного депутата Рандыбина, личную собственность, к каковой он, вне всяких сомнений, причислял всю территорию России.

Насколько я мог сориентироваться по тому, что видел за окном, мы уже пересекли улицу Кирова, переименованную в нашем мире в Мясницкую, и ехали по Кривоколенному переулку, который по совершенно непонятной для меня причине на всем протяжении истории города сохранял за собой первоначальное название.

Вскоре мы свернули в Армянский переулок.

– Здесь сирену лучше выключить, – сказал водитель Андрей. – Постов здесь обычно не выставляют. А если будем шуметь, то только привлечем к себе лишнее внимание.

Не дожидаясь Витькиного ответа, он отключил сирену и, высунув руку в окошко, снял с крыши мигалку.

– Куда дальше? – спросил он, когда впереди показался выезд на Маросейку.

– Сверни в переулок, не доезжая Петроверигского, – распорядился Витька.

Водитель молча кивнул и вырулил на Маросейку.

Проехав по центральной улице метров двести, он повернул в указанном Витькой месте и припарковал машину возле тротуара.

– Приехали, – сказал он, не глуша мотор.

Мы с Витькой вновь озадаченно посмотрели друг на друга. Воспользовавшись планом, который лично мне, честно признаюсь, казался совершенно безумным, мы благополучно добрались до цели. Теперь нам требовалось какое-то время для того, чтобы отыскать Одиссея. Но кто знал, как поведет себя шофер народного депутата Рандыбина после того, как двое вооруженных налетчиков покинут его машину? До сих пор он держался по отношению к нам вполне дружелюбно. А вдруг это было всего лишь маской? В конце концов, у него имелись все основания опасаться за свою жизнь. Если его политическая сознательность находится на том же уровне, что и у местных старушек, то, высадив нас, он доедет до ближайшего милицейского поста и расскажет там обо всем, что произошло.

Водитель поднял руку, поправив зеркало заднего вида.

– Заснул уже, – сказал он, глянув на своего патрона. – Он и до того, как ваш барабашка по крыше грохнул, тоже спал. Завтра ничего помнить не будет.

– Куда ты сейчас? – спросил Витька.

– Отвезу народного избранника домой, – одними губами улыбнулся водитель. – Сдам его жене. А потом в гараж. Стекло заменить нужно.

– А не муторно тебе с ним? – спросил я, указав взглядом на спящего с открытым ртом депутата Рандыбина.

– Нам всем с ними муторно, – философски изрек водитель. – Да только что поделаешь? Вас вот, должно быть, сильнее других достали, раз вы за оружие взялись.

– Да нет, здесь дело не в этом, – махнул рукой, в которой держал пистолет, Витька.

– Я о ваших делах знать ничего не хочу, – перебил его водитель. – Вы на меня ствол направили, я довез вас до указанного места. Все. Если Рандыбин завтра ничего не вспомнит, можно будет считать, что мы и вовсе не встречались. Сами посудите, зачем мне на вас заявлять? Меня же потом месяц по допросам таскать будут, выясняя, что да как. Хорошо, если никакого дела не пришьют. А то, что с нынешней работы слечу, так это точно. А работа хоть, как ты говоришь, и муторная, так зато не пыльная, и довольствие хорошее. Да я, собственно, ничего другого и не умею, кроме как баранку крутить.

– Ладно. – Витька кинул взгляд на треснувшее лобовое стекло. – Ты уж извини, что так получилось. У нас другого выбора не было.

– Я понимаю, – спокойно кивнул водитель.

– Ну… – Витька окинул взглядом великолепно отделанный салон машины. – Тогда успехов тебе.

– И вам того же, – ответил водитель.

Едва мы вышли из машины, она тотчас же сорвалась с места и понеслась вниз по переулку в направлении Солянки.

– Как думаете, настучит? – услышал я вопрос, заданный Менелаем.

Вначале я удивился тому, как мало времени потребовалось нашему спутнику, чтобы перейти с величавого гекзаметра, которым он привык изъясняться, на примитивный лагерный жаргон, непрерывно звучащий вокруг. Затем удивление мое, не став от этого меньше, плавно сместилось в несколько ином направлении: я думал о Менелае, как думают о человеке, хотя до сих пор не мог понять, кем он является на самом деле. С чего бы вдруг?