Глава 20

Не знаю, как долго я просидел в кресле, пребывая не то в состоянии глубокой задумчивости, не то в полнейшем отчуждении от окружающего мира, которое было вызвано ужасом перед темной и непостижимой бездной, открывшейся передо мной в результате общения с духом. Что ни говорите, а странное это дело – беседа с тем, кто уже не принадлежит нашему миру. Жутковато делается, когда, узнав то, что известно мертвым, пытаешься понять цель, заложенную в основание этого мира. Да и была ли вообще какая-то цель? Что, если жизнь – это всего лишь ошибка, просчет, допущенный мирозданием, или, хуже того, нечто вроде раковой опухоли, несущей в себе только страдания и смерть? Если в этом мире, сотканном из миллиардов переплетающихся вариантов реальности, и есть что-то постоянное, объединяющее всех и вся, так это только смерть.

Я вздрогнул, услышав негромкий стук в дверь. Она приоткрылась, и в комнату заглянул Витька. Вид у него был чрезвычайно серьезный и даже озабоченный.

– Ну, как дела? – спросил он.

– Нормально. – Оттолкнувшись руками от подлокотников, я поднялся на ноги. – Контакт получился. Только не с тем, кто был нужен. Я нашел человека, который был знаком и с Одиссеем, и с Агамемноном, и с Парисом, но это были не наши знакомые, пришельцы из будущего, а ветераны Троянской войны.

– Да ну? – удивленно вскинул брови Витька.

– Точно, – кивнул я. – Мне довелось побеседовать с царем Менелаем.

– Ничего себе. – Витька озадаченно качнул головой. – Интересно, до каких исторических глубин можно докопаться таким образом?

– Представления не имею, – пожал плечами я. – А как твой дар предвидения?

– Думаю, что в ближайшие пару минут твой телефон зазвонит, – ответил Витька. – Я, собственно, затем и пришел, чтобы предупредить тебя.

– Давно пора. – Я достал телефон из кармана ветровки. – Ты заметил, что у тебя пропала татуировка?

– Да. – Витька машинально посмотрел на свои руки. – И ты знаешь, исчезли эти рисунки как-то странно. Утром я пошел умываться, и, как только намочил руки, татуировка сошла, словно была сделана чернилами.

– Писатель не задавал никаких вопросов по этому поводу?

– Да он, похоже, и не помнит, что вчера у меня были эти дурацкие наколки, – усмехнулся Витька. – Странно, что мы с тобой это помним.

Я не успел ничего ответить – в руке у меня сдавленно заверещал телефон.

– Слушаю, – сказал я, нажав кнопку приема.

Парис, как всегда, даже не счел нужным поздороваться.

– Что у вас там происходит?! – рявкнул он в телефонную трубку, не пытаясь скрыть своего раздражения.

– Смотря что вы имеете в виду, – уклончиво ответил я, не понимая, о чем, собственно, идет речь.

Подозвав Витьку коротким взмахом руки, я повернул трубку так, чтобы ему тоже было слышно, что говорит Парис.

– Разве я не велел вам вчера сделать из Трепищева посмешище?

– Насколько я помню, нет, – со смиренным спокойствием ответил я. – Вы всего лишь попросили не хвалить чрезмерно его книги.

– Не играйте словами, Зверинин! Вы превосходно поняли, что я имел в виду!

– Вы хотели, чтобы мы дали понять Трепищеву, что его книги – полное дерьмо. Именно это мы и сделали. Я не понимаю, что вам теперь не нравится.

Я приподнял брови и вопросительно посмотрел на Витьку в надежде, что он быстрее меня сообразит, чем мы могли прогневить Париса. Витька недоумевающе пожал плечами.

– Вы нарушили наш договор, господин Зверинин, – уже более спокойно произнес Парис. Кажется, ему удалось взять себя в руки.

– О каком договоре идет речь? – спросил я.

– Мы договорились, что я помогаю вам до тех пор, пока вы неукоснительно следуете моим указаниям.

– Вы будете смеяться, но я до сих пор не пойму, чем мы провинились, – признался я.

Я снова скосил взгляд на Витьку.

Витька клятвенно приложил руку к груди и отрицательно покачал головой, давая понять, что все мои подозрения абсолютно беспочвенны. И у меня, признаться, не было оснований сомневаться в этом. Когда я последний раз видел его в обществе Трепищева, они смотрели друг на друга как два кровника, которые уже и сами не помнили, с чего началась война между их родами, но были полны решимости довести дело до конца.

– Вы серьезно осложнили жизнь как себе, так и нам, господин Зверинин! – прорычал в трубку Парис. – Наша работа находится под угрозой срыва. Если наши планы рухнут, то и вы, господин Зверинин, как вы сами, должно быть, понимаете, тоже останетесь не у дел.

Ну, это-то я как раз прекрасно понимал.

– Парис, мы следовали полученным от вас инструкциям так же строго, как правоверный мусульманин соблюдет заветы пророка, – попытался я успокоить своего собеседника. – Если мы и допустили какую-то ошибку, то только по той причине, что вы упорно не желаете открыть нам суть происходящего. Мы не понимаем, на что направлены наши действия, к какому конечному результату они должны привести, а потому нам приходится работать вслепую. Ясно объясните нам, чего именно вы от нас хотите, и, уверяю вас, вы получите именно то, что нужно.

– Я надеюсь, что мы сможем со всем разобраться при личной встрече, – медленно произнес Парис.

И тут мне стала ясна главная причина его раздражения. Парис был зол на нас с Витькой не только потому, что мы сделали что-то, спутавшее его планы. Загвоздка таилась в другом: как бы ему ни хотелось наказать нас за этот неведомый нам проступок, он мог ограничиться только угрозами, потому что именно от нас зависело, удастся ли ситуацию исправить. Я по-прежнему не понимал, какие роли исполняли мы с Витькой в странной пьесе, которую пытались разыграть гости из будущего, но был почти уверен в том, что без нас спектакля не будет вообще. Именно поэтому я не смог удержаться от язвительного замечания:

– Мы уже давно и со все возрастающим нетерпением ждем встречи с вами, уважаемый Парис.

И Парис проглотил мою колкость!

– Встреча состоится сегодня, – услышал я его голос, дрожащий от сдерживаемого негодования. – Как только мы закончим разговор, вам следует незамедлительно покинуть квартиру Трепищева. В конце Неглинной, на Трубной площади, находится ресторан «Эрмитаж». Вы знаете его?

– Нет, но думаю, что найду без труда.

– В ресторане на ваше имя заказан столик. Садитесь и ждите.

– Просто ждать? – удивленно переспросил я.

– А в чем проблема? – не понял моего вопроса собеседник.

– На нас будут подозрительно смотреть, если мы усядемся за пустой столик.

– Ну так закажите что-нибудь! – едва не взорвался от возмущения Парис.

– За ваш счет? – нанес я добивающий удар.

– Да, – злобно выдохнул Парис.

– Я все понял, – заверил я инструктора. – Будут еще какие-нибудь указания?

– Можете доехать до Трубной на такси. Надеюсь, на машину у вас деньги найдутся?

– Секундочку.

Я плечом прижал трубку к уху и достал из кармана бумажник. Навскидку оценив его содержимое, я понял, что денег в нем достаточно не только на такси, но и на обед в ресторане.

– Все в порядке, – сообщил я Парису. – Деньги у нас есть.

– В таком случае отправляйтесь немедленно! – приказал Парис и бросил трубку.

– По-моему, наш дорогой друг чем-то сильно раздосадован, – заметил Витька.

– Раздосадован? – Я сложил телефон и сунул его в карман. – Это слишком мягко сказано. Он просто вне себя от злости.

Витька задумчиво провел ногтем по брови.

– Понять не могу, чем мы ему не угодили?

– Ладно, давай собираться. – Я оглядел комнату, чтобы убедиться, что ничего не забыл.

– Ты все еще доверяешь Парису? – спросил Витька.

– С радостью бы от него избавился, – ответил я. – Да вот только не знаю, как после этого мы будем выбираться из истории, в которой завязли, словно мухи в меде. До сих пор нас вел Парис.

– И где мы оказались?

– Похоже, что там же, где были вначале.

– У меня создается ощущение, что мы ходим по кругу.

– Знаешь, на кого мы с тобой похожи? – Я посмотрел на Витьку и, не дожидаясь, что он скажет, сам же ответил на свой вопрос: – На двух слепых щенят, которых несут топить, а они, глупые, думают, что с ними решили поиграть. Вот только никак не могут понять, что же это за игра такая.

– И ты все равно собираешься пойти на встречу с Парисом?

– У тебя есть какое-то другое предложение? – поинтересовался я.

– У нас есть клиппер, – напомнил Витька.

– Которым мы не умеем пользоваться.

– Я полагаю, что Одиссей хотел бы вернуть его.

– Вместе с нами.

– А что, если попытаться переговорить с ним? Возможно, сейчас, когда Парис недоволен нашими действиями, мы сумеем найти общий язык с Одиссеем.

– Если бы еще знать, что именно так не понравилось Парису? – Я с досадой щелкнул пальцами.

– Это нам тоже мог бы объяснить Одиссей.

– Есть два «но». – Я показал Витьке два пальца. – Во-первых, мы не знаем, как связаться с Одиссеем без риска для жизни, во-вторых, мне очень не нравится, что при первой встрече он сразу же захотел нас убить.

– Ты знаешь, чем больше я думаю об этом, тем больше у меня возникает сомнений. – Витька в задумчивости прикусил ноготь большого пальца. – То, что Одиссей жаждет нашей крови, нам известно только со слов Париса.

– Разве? – Изображая недоумение, я приподнял левую бровь. – А пистолеты в руках убийц тебе кажутся недостаточно вескими аргументами?

– Вот именно пистолеты меня и смущают, – кивнул Витька. – Ты полагаешь, что в их будущем люди не смогли придумать ничего лучше пистолета? Глупо как-то получается: ребятки из далекого грядущего – и вдруг тычут в нос пистолетами, как будто только что впервые в жизни посмотрели фильм с Клинтом Иствудом.

Я чувствовал, что начинаю понимать Витькину логику. И мне это, признаться, совершенно не нравилось. Потому что если истолковать все произошедшие с нами события так, как пытался сделать это Витька, то получалось, что мы никому и ничему не могли верить. Почва под нашими ногами и прежде не была особенно твердой, но теперь мы вообще вступали на болотную зыбь, где каждый шаг мог оказаться последним. И самым отвратительным было то, что я отчаянно хотел оставаться на прежних позициях по самой постыдной причине: следуя инструкциям Париса, я чувствовал себя чуточку уверенней, чем находясь в свободном плавании. Я до сих пор не мог забыть той радости, которая охватила меня, когда, спасаясь от парней Одиссея и совершенно не зная, что делать и куда бежать, я вдруг услышал в трубке телефона голос Париса. Он все время находился где-то неподалеку, и это давало мне уверенность в том, что все идет как надо и вскоре мы с Витькой будем, посмеиваясь, вспоминать наши приключения. Или же вообще напрочь забудем о них. Сказать по чести, я просто боялся вновь оказаться в пустоте и неизвестности.

– И еще мне не нравится то, что мы видим ситуацию только глазами Париса, – продолжил свою мысль Витька. – Согласись, такой взгляд трудно назвать объективным.

Я бы согрешил против истины, если бы сказал, что именно Витька посеял в моей душе первые зерна сомнений. Но именно он удобрил как следует почву, дабы они взошли и дали урожай.