Глава 5
Ближайший кабинет генетического картирования находился в двух кварталах от дома. Геннадий Павлович решил заглянуть туда в четверг, с утра пораньше, перед тем как отправиться на очередную встречу в «Поджарку».
Едва Геннадий Павлович вышел на улицу, как у него появилось странное ощущение, что за те несколько дней, что он просидел дома, город странным образом изменился. Нет, внешне он не стал другим, но в привычно напряженной атмосфере города явственно сквозило ощущение нервозного беспокойства. Город был похож на выросший среди густой травы на прогретом солнышком пригорке огромный переспелый гриб-дождевик, вот-вот готовый лопнуть, чтобы рассеять вокруг облако крошечных спор, каждая из которых содержала в себе крупицу новой жизни. Вот только чем могло прорасти нависшее над городом напряжение, пока было непонятно.
Москва во все времена была городом агрессивным, замкнутым на себе, на манер ленты Мебиуса, не приемлющим таких понятий, как «снисхождение», «взаимопонимание» и «сострадание». Этот город не приспособлен для жизни людей. Даже самые простые повседневные дела требуют здесь адских усилий, изощренного хитроумия и нечеловеческой изворотливости. Слова «закон» и «порядок» ничего здесь не стоят. Зло движется по улицам города в плотном людском потоке, то и дело выхватывая новую жертву. И это уже не проблема жизни, а проблема выживания, требующая не только особого склада ума и чрезвычайно устойчивой психики, но еще и специальных навыков, которым нигде не учат. Каждому жителю этого города приходится на собственной шкуре тестировать достоинства и недостатки того или иного средства нейтрализации едкой городской среды. Город-свалка, город-базар, город – постоялый двор. Столица? Быть может… Вот только какое это имеет значение?
Сегодня агрессивная среда города была настроена воинственно. Ее напряжение ощущалось едва ли не на физическом уровне. Все вроде как обычно, но при этом неприятный холодок то и дело пробегает по позвоночнику от основания шеи до самого копчика. Кажется, что солнце сегодня чрезмерно яркое, воздух пропитан пылью и запахами выхлопных газов, машин, припаркованных на пешеходных дорожках, как никогда много, а тормоза тех, что проносятся мимо, визжат на редкость омерзительно. И на душе как-то неспокойно, как будто никак не можешь вспомнить, выключил ли утюг, выходя из дома.
Выйдя из подъезда, Геннадий Павлович увидел группу молодых парней, лет по семнадцать-восемнадцать, коротко остриженных, в одинаковых ядовито-зеленых майках, черных широченных штанах и огромных ботинках с тупыми раздутыми носами, похожими на морды бегемотов. Ребята толкались вокруг лавочки напротив соседнего подъезда, покуривая и о чем-то негромко переговариваясь. Приметив Геннадия Павловича, они как-то очень уж недобро стали посматривать в его сторону. Чтобы разминуться с резко не понравившейся ему группой парней, Геннадий Павлович повернул в сторону от проезжей части. Теперь для того, чтобы выйти на главную улицу, ему нужно было обойти весь длинный двенадцатиподъездный дом. Не особенно хитроумный маневр Геннадия Павловича не остался незамеченным, и вслед ему полетели смешки и крайне нелицеприятные замечания. Проявив вполне обоснованное благоразумие, Геннадий Павлович сделал вид, что к нему это не имеет никакого отношения.
Дойдя до конца дома, Геннадий Павлович свернул за угол. И тут взору его предстала надпись на стене: «Уничтожим всех уродов!» – аршинные буквы были аккуратно выведены масляной краской зеленого цвета. Геннадий Павлович не помнил точно, когда последний раз обходил дом с этой стороны, но готов был поклясться, что прежде стена была чистой.
Размышляя о странной надписи на стене, смысл которой остался для него непонятен, Геннадий Павлович вышел на главную улицу. На другой стороне проезжей части находилась автобусная остановка. Коммерческого рейса дожидались семь человек. Геннадий Павлович давно уже приметил, что люди на остановках чаще всего мрачно и недовольно поглядывают друг на друга, словно подозревают всех вокруг в саботаже, вызвавшем перебой в движении автобусов. Но сегодня ожидавшие автобус граждане что-то весьма оживленно между собой обсуждали. Причем в разговоре принимали участие одновременно все. О чем именно шла речь, Геннадий Павлович не слышал, но беседа была весьма эмоциональной. И похоже, не совсем безобидной. Геннадий Павлович увидел, как высокий молодой мужчина с черной сумкой на плече неожиданно толкнул в грудь своего собеседника, который был примерно одного с ним возраста, но чуть ниже ростом. Тот попытался отмахнуться, но на него тут же замахала сложенным зонтиком женщина средних лет с ярко-рыжими, не иначе как крашеными волосами. Причем она явно имела намерение угодить оппоненту зонтиком по голове. Увернувшись от пары не слишком удачных выпадов зонтом, невысокий сделал шаг назад. Четверо из шести человек, оставшихся на остановке, последовали за ним, продолжая угрожающе кричать. Невысокий попытался было что-то возразить, но, наткнувшись на бетонную стену непонимания, был вынужден продолжить отступление. Пятясь, он сделал еще пару шагов, после чего в сердцах махнул рукой и, повернувшись спиной к что-то возбужденно орущим вслед ему гражданам, быстро зашагал прочь от остановки.
Среди тех, кто принимал участие в инциденте на остановке, не было ни одного, чей внешний вид свидетельствовал бы о том, что с ним лучше не связываться. Да и тот, что был изгнан совместными усилиями всей честной компании, также не производил впечатления отъявленного бузотера, только и ищущего, где бы проявить свои природные способности. Странная была сценка. Но к Геннадию Павловичу это не имело никакого отношения, а посему, сделав вид, что его нисколько не интересует то, что происходит на остановке, Калихин чинно прошествовал мимо.
Место для районного кабинета генетического картирования было выбрано далеко не самое удачное. С задней стороны небольшого гастронома, рядом с пунктом приема стеклотары, имелась металлическая дверь, выкрашенная в аспидно-черный цвет. Сколько раз ни проходил мимо нее Геннадий Павлович, на массивных петлях, приваренных под дверной ручкой, неизменно висел тяжелый амбарный замок. Нынче же замок с двери был снят, а над притолокой красовалась табличка: «Кабинет генетического картирования ь 110. Р-н Марьино-3». Надпись была выполнена типографским способом, не очень аккуратно и почему-то в зеленых тонах. Слева от нее был нарисован еще и красный крест, обвитый змеей. Удлиненная нижняя часть креста делала его похожим не на медицинскую эмблему, а на церковный символ. На невысоком парапете, покуривая и негромко о чем-то переговариваясь, сидели четверо человек, здорово смахивающих на магазинных грузчиков. В стороне от них своей компанией стояла группа молодых парней в возрасте от восемнадцати до двадцати двух. При первом взгляде на них Геннадий Павлович решил было, что это та же компания, которую он встретил возле дома, – такие же ядовито-зеленые майки без рукавов, широкие черные штаны и тяжелые ботинки на высокой подошве с широким рантом. Те же бритые затылки и блеклые самодельные татуировки на накачанных бицепсах. И, что самое главное, точно такие же взгляды – одновременно насмешливые и злые, – которые они искоса бросали в сторону Геннадия Павловича. Один из парней с маленькими, близко посаженными глазками что-то сказал своим приятелям, в ответ на что те дружно заржали. Однако за этим не последовало никаких агрессивных действий или оскорбительных замечаний. Скорее всего, по той простой причине, что в двух шагах от двери стоял, заложив руки за спину, рослый сержант службы охраны общественного порядка, облаченный в черную униформу с шевроном на левом рукаве. На шевроне – раскинувший крылья орел, вцепившийся когтистыми лапами в два перекрещенных меча. На поясе у охранника висели резиновая дубинка, пара наручников и кобура с пистолетом. Охранник глядел на мир сквозь зеркальные стекла солнцезащитных очков в тонкой металлической оправе и не спеша, размеренно двигал нижней челюстью, гоняя жвачку во рту. Ну разве можно было не проникнуться любовью и уважением к столь харизматичному типу защитника общественного порядка? Невольно подтянувшись и расправив плечи, Геннадий Павлович подошел к охраннику.
– Извините…
– Сдавать или получать? – перебил охранник.
– Я по поводу генетического картирования, – суетливо затараторил Геннадий Павлович. – Хочу сдать анализы…
И полез в карман за паспортом.
– Направо по коридору, – охранник едва заметно двинул подбородком, указывая на вход.
– Благодарю вас, – улыбнулся Геннадий Павлович и быстро шмыгнул в приоткрытую дверь.
Сразу же за дверью коридор расходился в две противоположные стороны. Тот, что вел налево, был перекрыт металлической решеткой, за которой царила кромешная тьма. Коридор, сворачивающий направо, был настолько узким, что два человека смогли бы разойтись в нем, только повернувшись боком. Стены на две трети от пола были выкрашены в грязно-желтый цвет. Коридор был пуст – ни людей, ни столиков, ни стульев для ожидания, ни вялых фикусов в разваливающихся бочках, даже портрета президента на стене не было. Только у самого входа скотчем приклеен отпечатанный на принтере список документов, которые следовало иметь при себе. Ознакомившись со списком, Геннадий Павлович узнал, что для того, чтобы сдать анализ, нужно было всего лишь предъявить паспорт. А вот для того, чтобы получить результаты анализа, помимо российского, следовало принести еще и заграничный паспорт, ежели таковой имелся, копию документов о прописке, справку из жилищной управы об оплате всех счетов за жилплощадь и коммунальные услуги, справку с места работы, для безработных – справку с последнего места работы, справку о доходах за последние три года, выписку из медицинской карты, копии документов об образовании, а так же военный билет или документ, объясняющий отсутствие такового. Кроме того, нужно было заглянуть в районное отделение СООП и получить документы по формам Б-12, 19-63 и 48/91. Сохранить в памяти весь приведенный список смог бы разве что только тренированный мнемоник. На всякий случай Геннадий Павлович похлопал по карманам, хотя точно помнил, что ни авторучки, ни клочка бумаги у него при себе не было.
Коридор казался невообразимо длинным – противоположный конец его исчезал в точке, в которую, согласно законам перспективы, сходились параллельные линии, – что выглядело странным, поскольку где-то совсем рядом должны были находиться подсобные помещения гастронома и склад пункта приема стеклотары. Пройдя метров пять, Геннадий Павлович оказался рядом с нишей, в глубине которой находилась обитая черным дерматином дверь. К двери привинчена блестящая золотом табличка с надписью черными буквами: «А.Р. Арков», – и больше ничего. Кто такой это А.Р. Арков и какое отношение он имел к программе генетического картирования, можно было только гадать. Но, судя по персональному кабинету с солидной дверью, человек он был представительный. Проследовав далее по коридору, Геннадий Павлович вскоре обнаружил совсем уж узкий – двоим в нем было не разойтись, – сворачивающий влево проход. Заглянув в него, Геннадий Павлович увидел небольшое квадратное помещение, похожее на зал ожидания автобусной станции. Вдоль стен двумя рядами стояли стулья с откидными сиденьями, все до последнего занятые людьми. Человек шесть или семь, которым не хватило мест, топтались в центре зала. Находясь в точке пресечения взглядов тех, что сидели у стен, стоявшие чувствовали себя неуютно. То один, то другой из них вдруг нервным движением отдергивал край рукава, чтобы быстро взглянуть на часы, после чего устремлял взгляд на выкрашенную белой масляной краской дверь в конце зала. Дверь занимала внимание и тех, что сидели на стульях, – но эти посматривали на нее искоса, быстро и осторожно, чтобы кто-нибудь из соседей, не дай бог, не заметил. И каждый старательно прятал от остальных свою растерянность и нервозность.
Выбрав взглядом пожилого человека с красным одутловатым лицом, сидевшего в первом ряду, – он казался чуть спокойнее остальных, – Геннадий Павлович подошел к нему и, наклонившись, шепотом спросил:
– Простите, здесь сдают анализы?
Мужчина вытаращил на Геннадия Павловича красные, словно от бессонницы, глаза. Вначале Геннадию Павловичу показалось, что человек не понял вопроса. Именно не понял, поскольку не расслышать он его не мог. Прежде чем повторить вопрос, Геннадий Павлович окинул взглядом помещение, надеясь обнаружить вывешенные листы с информацией, но стены зала, выкрашенные, как и в коридоре, в грязно-желтый цвет, покрывали лишь трещины да пятна неопределенного происхождения. Геннадий Павлович вновь обратил взор на краснолицего.
– Где я могу записаться? Или нужно просто занять очередь?
– Здесь результаты, – отрывисто бросил краснолицый. Достав из кармана мятый носовой платок с поблекшими красными пятнышками клубничек, он быстро обтер покрытое испариной лицо. – Сдают там, – он махнул рукой с зажатым в ней платком в сторону прохода, – дальше по коридору.
– Благодарю вас, – натянуто улыбнулся Геннадий Павлович.
Выйдя из переполненного зала, он двинулся дальше по коридору, которому, казалось, не будет конца. Что уж на него так повлияло – то, что в коридоре не было окон, то, что стены его сходились так близко, что едва не давили на плечи, или же то, как краснолицый мужчина вытирал платком влажное лицо, – только Геннадию Павловичу и самому начало казаться, что в помещении невыносимо душно. Оттянув пальцами воротник рубашки, Геннадий Павлович провел ладонью по шее. Дышать стало как будто немного легче. Но рубашка, прилипшая к спине, создавала ощущение дискомфорта. И, как назло, оказалось, что, выходя из дома, он конечно же забыл сунуть в карман носовой платок! Геннадий Павлович начал уж было подумывать о том, а не повернуть ли назад? В конце концов, не было никакой необходимости именно сегодня сдавать анализ. Теперь он знал, где находится ближайший к дому кабинет генетического картирования, и мог зайти сюда в другой раз, выбрав удобное время. Геннадий Павлович сбавил шаг и даже пару раз обернулся. Коридор позади был пуст – почему-то от этого Геннадию Павловичу становилось еще более не по себе.
Наверное, он все же повернул бы назад, если бы по левую руку от него вдруг не открылся еще один узкий проход. Зал в конце прохода был точной копией того, в котором толпа людей ожидала результатов экспертизы своего генетического материала. Только в этом находилось всего трое человек. Двое – мужчина и женщина, примерно одного возраста, – лет сорока пяти – сидели на металлических стульях с гнутыми спинками, третий, склонившись над столом, стоявшим в углу, заполнял какие-то документы. В дальнем конце зала имелись две застекленные двери. Стекло левой было завешено изнутри белой простыней, правой – густо замазано белой краской.
– Простите, – обратился одновременно ко всем присутствующим Геннадий Павлович, – анализы здесь сдают?
Человек, заполнявший бумаги, даже не повернул головы в сторону Геннадия Павловича, зато сидевшие на стульях мужчина и женщина одновременно посмотрели на него.
– Это кабинет генетического картирования? – уточнил на всякий случай Геннадий Павлович.
Прежде чем ответить, сидевший на стуле мужчина задумался, но после паузы он все же утвердительно наклонил голову.
– Там? – указав на дверь со шторой, спросил Геннадий Павлович.
– Там, – указала на дверь с закрашенным стеклом женщина.
– А кто последний?
Мужчина молча указал на человека у стола.
Геннадий Павлович удовлетворенно кивнул, подошел к ближайшему свободному стулу и подтянул брюки, собираясь присесть.
– Нужно заполнить карточку, – женщина показала Геннадию Павловичу бланк, размером с половину машинописной страницы.
Геннадий Павлович растерянно улыбнулся.
– Бланки на столе, – угадала вопрос, который он собирался задать, женщина.
Кивнув в знак благодарности, Геннадий Павлович подошел к столу. Человек, заполнявший бумаги, недовольно покосился на него, но все же чуть сместился в сторону, освобождая место. В подставке для бумаг, привинченной к краю стола, торчало пять или шесть бланков. Рядом лежали три пластмассовые авторучки, привязанные к подставке короткими веревочками. Образец заполнения бланка лежал на столе под листом плексигласа. Бланк был разделен на две неравные части. Верхняя представляла собой стандартную анкету, в графы которой нужно было вписать свое имя, отчество и фамилию, год и место рождения, адрес, указать пол и паспортные данные. Ниже находился корешок, с тремя чистыми графами, заполнять который не следовало.
Пока Геннадий Павлович заполнял бланк, из кабинета выглянула медсестра с белой наколкой на иссиня-черных волосах. Окинув быстрым взглядом немногочисленных посетителей, она коротко бросила:
– Следующий! – и снова скрылась за дверью.
Мужчина, сидевший на стуле, что-то тихо сказал своей соседке и, поднявшись на ноги, торопливо засеменил в кабинет.
Заполнив бланк, Геннадий Павлович немного удивленно посмотрел на человека, который все еще возился со своими бумагами, не спеша пересек зал и присел на стул рядом с ожидавшей своей очереди женщиной.
– Простите, – негромко обратился он к ней.
Женщина вздрогнула, бросила на Геннадия Павловича испуганный взгляд и недовольно наморщила нос. Похоже, она была не расположена разговаривать с незнакомым мужчиной.
– Простите, – еще раз, извиняющимся тоном, произнес Геннадий Павлович. – Я только хотел узнать, давно ли вы ждете? В смысле, сколько времени занимает процедура?
– По-разному, – ответила женщина. – Обычно несколько минут.
– Благодарю вас, – улыбнулся Геннадий Павлович.
Женщина ничего не ответила, но при этом посмотрела на Геннадия Павловича так, словно подозревала в неблаговидных намерениях. Не зная, как себя вести в такой ситуации, Геннадий Павлович сначала смущенно кашлянул в кулак, а затем откинулся на спинку стула и сделал вид, что внимательно изучает карточку, которую только что заполнил.
Из-за двери с закрашенным стеклом вновь выглянула медсестра.
– Следующий!
Женщина вскочила со стула и принялась нервно одергивать на себе жакет и юбку. Взгляд ее бегал по сторонам, как будто ища, за что зацепиться. Геннадию Павловичу показалось, что женщина пребывает в нерешительности – поспешить ли в кабинет, куда приглашала ее медсестра, или убежать прочь? Про себя Геннадий Павлович усмехнулся – надо же, взрослый человек, а боится сдать несколько капель крови на анализ! О приступе беспричинного, не поддающегося разумному объяснению страха, скрутившего его в коридоре, Геннадий Павлович благополучно успел забыть.
Женщина сорвалась с места, когда из-за двери с занавеской появился мужчина, несколько минут назад вошедший через соседнюю дверь в кабинет врача. Подбежав к мужчине, женщина схватила его за руку, прижала ее к груди и что-то быстро, но очень тихо, так что слов было не разобрать, заговорила. Мужчина так же тихо сказал ей что-то в ответ и свободной рукой погладил по щеке. Геннадию Павловичу показалось, что женщина всхлипнула. Мужчина ободряюще похлопал ее по плечу, вновь что-то сказал и слегка подтолкнул в направлении двери. Женщина сделала шаг и, обернувшись, снова посмотрела на мужчину. Геннадий Павлович готов был поклясться, что в глазах ее блеснули слезы.
– Все будет в порядке, Нора, – на этот раз отчетливо произнес мужчина.
На лице его появилась вымученная, откровенно лживая улыбка. Непонятно было только, кого он пытался обмануть – свою спутницу или себя самого?
Женщина чуть приподняла руку, в которой у нее был зажат серый бланк, как будто хотела подать мужчине какой-то знак.
– Иди, – сказал мужчина.
Женщина попыталась улыбнуться – выражение лица у нее при этом сделалось страдальческим. Быстро, словно боясь передумать, женщина распахнула дверь и скрылась за выкрашенным белой краской стеклом.
Какое-то время мужчина стоял, глядя на захлопнувшуюся дверь. Затем он развернулся, медленно подошел к стулу, на котором до этого сидела его спутница, и тяжело опустился на него. Откинувшись на спинку стула, мужчина устало провел ладонями по лицу. Положив руки на колени, он неожиданно повернул голову в сторону внимательно наблюдавшего за ним Геннадия Павловича. Оказавшись в положении мальчишки, пойманного на воровстве яблок из соседского сада, Геннадий Павлович не нашел ничего лучшего, как только улыбнуться. К его удивлению, мужчина улыбнулся в ответ. И на этот раз улыбка его была искренней, открытой и спокойной. Так улыбаются либо хорошему другу, который понимает тебя с полуслова, либо твари бессловесной, что хоть и выслушает терпеливо всю твою исповедь, да только все равно ничего в ней не поймет. Геннадию Павловичу не оставалось ничего иного, как только заговорить со своим соседом.
– Мне показалось, что ваша жена чем-то расстроена, – с сочувствием произнес Геннадий Павлович.
– Сестра, – поправил его мужчина.
– Ах, сестра, – смутился Геннадий Павлович. – Ради бога, извините!
– Ничего страшного, – ровным, спокойным голосом ответил мужчина. – Нас часто принимают за супругов.
Однако улыбаться он после этого перестал. Не зная, что еще сказать, Геннадий Павлович постучал заполненным бланком по коленке. Взгляд его совершенно непроизвольно скользнул по широкой белой полосе на рукаве синей рубашки соседа и остановился на его кисти. Короткие пальцы с редкими черными волосками на фалангах заканчивались конусообразными утолщенными ногтями, похожими на звериные когти, разве что только не загибающимися на концах. Геннадий Павлович нервно сглотнул – прежде ему не доводилось видеть ничего подобного.
– Не заразно, – сказал мужчина. – Пахионихия.
– Что? – поднял растерянный взгляд Геннадий Павлович.
Мужчина смотрел на него со снисходительной полуулыбкой – как на клинического идиота, который изо всех сил старается скрыть от окружающих свой умственный недостаток.
– Пахионихия, – повторил он. – Иначе – синдром Ядассона – Левандовского первого типа. Наследственное заболевание аутосомно-доминантного типа.
– И у вашей сестры?.. – Геннадий Павлович взглядом указал на дверь.
– У нее то же самое, – подтвердил его догадку мужчина.
– Поэтому она была так расстроена, – с пониманием покачал головой Геннадий Павлович.
Мужчина в ответ сделал жест рукой, значения которого Калихин не понял. Испытывая вполне понятное смущение, он все же решил поинтересоваться:
– И что же вам сказал врач?
– То же самое, что и всем: приходите через три дня за результатами анализа.
– Но разве сразу не видно?.. – Геннадий Павлович запнулся, не зная, как бы поделикатнее закончить фразу, чтобы ненароком не обидеть собеседника.
– А куда им торопиться? – криво усмехнулся мужчина.
– В смысле?.. – не понял Геннадий Павлович.
Мужчина не успел ничего ответить – выглянувшая из кабинета медсестра крикнула:
– Следующий!
Человек, все еще возившийся с бумагами возле стола, посмотрел через плечо на Геннадия Павловича. Калихин сделал приглашающий жест рукой, предлагая ему в порядке очереди пройти в кабинет.
– Нет-нет! – как будто испуганно затряс головой человек с бумагами. – Я еще не готов!
– Вы меня пропускаете? – спросил, коснувшись пальцами груди, Геннадий Павлович.
– Да-да, проходите. – Человек возле стола дважды махнул рукой в направлении кабинета врача и нетерпеливо повторил: – Проходите же!
Геннадий Павлович с безразличным видом пожал плечами, не спеша поднялся со стула и степенно прошествовал в направлении двери с закрашенным стеклом. Он уже взялся за дверную ручку, когда из соседней двери выбежала женщина, вошедшая в кабинет перед ним. Геннадий Павлович не успел рассмотреть выражения ее лица. Да, честно говоря, он и не желал его видеть. Он хотел как можно скорее забыть о встрече со странной парой, страдающей каким-то там наследственным синдромом, изуродовавшим их ногти. Поистине, увидев такое, начинаешь понимать, насколько необходима программа генетического картирования. И ведь уродливые ногти, скорее всего, были не самым страшным проявлением того, что хранили в себе дефектные гены человечества!
– Разрешите? – заглянул в приоткрытую дверь кабинета Геннадий Павлович.
Сестра с белой наколкой на волосах, сидевшая за небольшим, похожим на ученическую парту столиком возле самой двери, недовольно глянула на посетителя – будто он набивался к ней в гости.
– Входите, – буркнула она и с очень деловым видом принялась перебирать бумаги, разложенные на столе.
Почему-то Геннадию Павловичу показалось, что в чисто механических действиях, которые она совершала, не присутствовало никакого смысла. Но говорить об этом вслух он, естественно, не стал. Он вошел в кабинет и осторожно, чтобы не хлопнуть невзначай, прикрыл за собой дверь.
Просторный кабинет, как ни странно, не имел окон. Должно быть, именно поэтому создавалось впечатление, что находится он где-то глубоко под землей. Источниками света служили три длинные люминесцентные лампы на потолке, прикрытые матовыми пластиковыми колпаками. Помимо столика, за которым сидела недоброжелательная медсестра, в кабинете имелась еще кушетка, застеленная красной клеенкой, большой двухтумбовый стол, за которым восседал весьма представительный мужчина лет сорока в белом халате, медицинской шапочке и в очках в толстой роговой оправе, а также лабораторный столик на тонких металлических ножках. На стене висело какое-то расписание с перечислением дней недели и часов, отпечатанное на пишущей машинке и с исправлениями, внесенными шариковой авторучкой. Чуть в стороне – перекидной календарь с портретами глав фракций Государственной думы.
Приветливо улыбнувшись Геннадию Павловичу, врач вскинул руку над головой и пару раз щелкнул пальцами.
– А ну-ка, любезный, давайте-ка мне вашу карточку! – пропел он таким сладким голоском, словно всерьез вознамерился дать Геннадию Павловичу в обмен на карточку шоколадную конфетку.
Подойдя к столу, Геннадий Павлович протянул врачу карточку.
– Та-а-ак…
Отсчитывая авторучкой строчки, врач быстро проверил правильность заполнения карточки.
– Так, – произнес он на этот раз коротко, как точку поставил. И поглядел на Геннадия Павловича сквозь толстые стекла очков. – На что жалуемся, Геннадий Павлович?
Геннадий Павлович растерянно хлопнул глазами.
– Собственно… Я на анализы… – Геннадий Павлович попытался руками изобразить то, что он подразумевает под словом «анализы». Но получилось у него это как-то не очень убедительно, поэтому он счел нужным добавить: – Генетическое картирование…
– Да я понимаю, – улыбнулся врач. – Само собой вы пришли, чтобы сдать пробы для генетического картирования. Но, как врач, я должен спросить, нет ли у вас каких жалоб на здоровье?
– Нет, – уверенно ответил Геннадий Павлович.
– Точно? – недоверчиво прищурился врач.
Геннадий Павлович на секунду задумался.
– Нет, – отрицательно качнул головой он. – Однозначно – нет.
– Ну и отлично! – радостно улыбнулся врач. – Приятно иметь дело со здоровым человеком. Не то, что эти, – брови врача возмущенно взлетели едва ли не к середине лба. – Ну, я имею в виду тех, кто был здесь до вас.
– Да! – Геннадий Павлович для убедительности еще и кончиками пальцев по краю стола стукнул. – Видел я их ногти!
– Видели? – указательный палец врача нацелился Геннадию Павловичу в грудь.
– Видел, – убежденно кивнул Геннадий Павлович и с азартом народного трибуна продолжил: – И был возмущен до глубины души тем, что подобные люди свободно разгуливают по улицам наших городов!
– И не просто разгуливают, – назидательно поднял указательный палец врач. – Они еще и обзаводятся потомством.
– Если так бы и дальше шло, то в скором времени нормальный человек выглядел бы уродом среди сонма генетических монстров, – несколько иначе повернул предложенную тему Геннадий Павлович.
«Почему я это говорю?» – спрашивал он при этом самого себя. И, думаете, не находил ответа? Да нет, ответ-то как раз был вполне очевиден, просто Геннадию Павловичу страшно не хотелось верить, что это так. Он нес всю эту чушь про генетических монстров только потому, что именно это хотел услышать врач в роговых очках, а Геннадий Павлович в данный момент чувствовал почти абсолютную зависимость от человека в белом халате, занимающегося генетической чисткой.
Подавшись назад и положив согнутую в локте руку на спинку кресла, врач посмотрел на Геннадия Павловича едва ли не с восхищением.
– Скажите, вы сами решили к нам прийти или получили повестку? – поинтересовался он.
Вопрос Геннадия Павловича ничуть не смутил. Если даже ему должны были вручить повестку, то не его вина в том, что он ее так и не получил. К тому же он не имел ничего против процедуры генетического картирования и в любом случае не собирался уклоняться. Во всяком случае, так он думал сейчас.
– Сам, – уверенно ответил на вопрос Геннадий Павлович. – Я прекрасно понимаю, насколько важно то, что вы делаете. Видите ли, – голос Геннадия Павловича приобрел оттенок легкой доверительности, – один мой очень близкий друг также задействован в программе генетического картирования, причем на довольно высоком уровне. Он популярно объяснил мне, на краю какой пропасти все мы оказались. Я очень высоко ценю его мнение, а потому у меня не было ни малейших сомнений по поводу того, проходить или нет генетическое картирование.
– Действительно? – врач приподнял брови, как будто Геннадий Павлович сообщил ему что-то в высшей степени любопытное. – И как же зовут вашего друга, если, конечно, не секрет?
– Коптев Юлий Никандрович.
– Юлий Никандрович! – восхищенно всплеснул руками врач. – Бог ты мой! Мы ведь с ним когда-то вместе учились!
– Серьезно? – удивился в свою очередь Геннадий Павлович.
– Ну, конечно! Милейший, милейший человек! И превосходный специалист!.. К сожалению, мы давно с ним не встречались.
– А я с ним виделся неделю назад!
Гордость распирала грудь Геннадия Павловича, точно поднявшееся тесто квашню. Нежданно-негаданно Юлик Коптев, старый приятель, с которым приятно поболтать за кружкой пива, превратился вдруг в нечто вроде пропуска если и не в высшее общество, то уж во всяком случае в некий круг посвященных. Когда Геннадий Павлович только вошел в кабинет, врач показался ему похожим на представителя властных структур, наделенного неоспоримым правом карать и миловать. Теперь же у них был общий знакомый, а следовательно, и сами они становились ближе друг другу. Геннадий Павлович был уже почти готов пригласить безымянного врача на сегодняшнюю встречу в «Поджарке», на которой должен был присутствовать и их общий знакомый Юлик Коптев. Удержали его лишь природная деликатность и мысль о том, что врач, работающий в кабинете генетического картирования, скоре всего, очень занятой человек.
– Как мне ни приятно с вами беседовать, но пора перейти к делу, – на губах врача появилась извиняющаяся улыбка. – В приемной наверняка еще есть посетители.
– Когда я входил, там оставался только один человек, – ответил Геннадий Павлович. – Он пропустил меня без очереди, поскольку занят заполнением каких-то бумаг.
– Он уж третий час их заполняет, – подала голос медсестра.
Геннадий Павлович удивленно взглянул на нее. Медсестра сидела к нему спиной, сортируя карточки, разложенные на манер пасьянсных карт, и, судя по всему, не имела намерения как-то дополнить или прокомментировать сказанное.
– Ну, так что? – весело обратился к Геннадию Павловичу врач. – Надеюсь, вы не падаете в обморок при одном только слове «кровь»?
– Донором быть не приходилось, но несколько раз кровь из вены сдавал, – улыбнулся в ответ Геннадий Павлович.
– Ну и отличненько! Прошу!
Геннадий Павлович переместился к лабораторному столику. Он полагал, что кровь будет брать врач, но место напротив него заняла медсестра.
– Не волнуйтесь, Геннадий Павлович, – услышал он голос врача у себя за спиной. – У Аллочки легкая рука, – вы даже укола не почувствуете.
Геннадий Павлович закатал рукав и положил левую руку на стол. Аллочка перетянула плечо Геннадия Павловича резиновым жгутом, несколькими быстрыми движениями протерла локтевой сгиб ваткой, смоченной в спирте, пару раз щелкнула по вене ногтем и тот час же вогнала в нее иглу десятикубового шприца. Все это она проделала как на автомате. Геннадию Павловичу даже показалось, что она смотрела куда-то в сторону, когда вводила иглу в вену. Но как бы там ни было, он и в самом деле ничего не почувствовал. Сняв жгут, Аллочка набрала полный шприц темной венозной крови и, выдернув иглу, прижала к точечному проколу ватку со спиртом.
– Спасибо, – сказал Геннадий Павлович, сгибая руку в локте. Медсестра ничего не ответила, словно и не услышала его. Отвернувшись в сторону, она взяла из штатива стерильную пластиковую пробирку с завинчивающейся синей крышечкой, перелила в нее кровь из шприца и сделала пометку на бирке.
– Ну, как?
Геннадий Павлович повернулся в сторону задавшего вопрос врача.
– Хоть каждый день готов сдавать вам кровь, – улыбнулся он.
– Ну, это уже лишнее, – врач махнул рукой с таким видом, словно принял заявление Геннадия Павловича всерьез. В следующую секунду лицо его сделалось по-настоящему серьезным. – Простите за несколько бестактный вопрос, Геннадий Павлович. В карточке вы указали, что вам пятьдесят два года.
– Все верно, – Геннадий Павлович пожал плечами, не понимая, почему на сей факт следует обращать особое внимание.
– Но на вид вам можно дать разве что чуть больше тридцати, – лукаво прищурился врач.
– Ну, знаете, – смущенно улыбнулся Геннадий Павлович. – В свое время были возможности…
– Энзимотерапия, – догадался врач.
Геннадий Павлович кивнул.
– А по какой методике?
Геннадий Павлович недоумевающе развел руками.
– Понятно, – врач сделал пометку в карточке и протянул ее Геннадию Павловичу. – Пройдите в соседнюю комнату.
– А результаты? – спросил Геннадий Павлович.
– Вам все объяснят.
Улыбкой поблагодарив врача за участие, Геннадий Павлович постучался в дверь, ведущую в смежный кабинет.
– Входите, вас уже ждут, – подбодрил его врач.
Геннадий Павлович приоткрыл дверь и заглянул в комнату.
– Разрешите?
– Входите, – ответил ему человек, сидевший за канцелярским столом.
Комната, в которой на этот раз оказался Геннадий Павлович, на первый взгляд не имела ничего общего с медицинским учреждением. Это был типичный кабинет госслужащего – стол с компьютером, шкаф для бумаг и стул с жестким сиденьем для посетителя. За столом сидел мужчина лет сорока, одетый в строгий серый костюм. Седеющие волосы его были гладко зачесаны назад. Лицо, чуть полноватое, хранило сосредоточенное выражение глубокой озабоченности.
– Входите, – еще раз повторил мужчина, сурово глянув на Геннадия Павловича из-под бровей.
Геннадий Павлович аккуратно прикрыл за собой дверь и осторожно присел на краешек стула. Стул стоял метрах в двух от стола, но Геннадий Павлович не решился передвинуть его поближе и из-за этого чувствовал себя крайне неуютно – словно подозреваемый на допросе.
– Давайте, – протянул руку человек за столом.
Чувствуя необъяснимый внутренний трепет, Геннадий Павлович вручил ему карточку.
Мужчина быстро пробежал по карточке глазами. Выражение лица его при этом ни на йоту не изменилось. Вложив карточку в сканер и нажатием клавиши запустив программу, мужчина посмотрел на Геннадия Павловича.
– Как я понимаю, вы осознаете всю важность национальной программы генетического картирования?
Таким тоном задает вопрос не особенно строгий экзаменатор, пытаясь вытянуть нерадивого ученика хотя бы на тройку.
– Ну, да… – растерянно ответил Геннадий Павлович. – Конечно… Мы все это прекрасно понимаем…
– К сожалению, не все, – на лице хозяина кабинета появилось выражение глубокой озабоченности. – Увы, далеко не все, уважаемый Геннадий Павлович.
– Но, как же так? – развел руками Геннадий Павлович.
Недоумение Калихина было вызвано главным образом тем, что он не мог понять, что хочет от него мужчина, совсем не похожий на врача. Точнее, какой реакции на свое замечание он ожидал? Геннадий Павлович полагал, что в кабинете врача он выбрал стопроцентно правильную линию поведения. И вдруг – увы, уважаемый Геннадий Павлович? Собственно, почему «увы»? И какое он имел отношение к этому самому «увы»?
– Вот такие дела, Геннадий Павлович, – мужчина за столом скорбно склонил голову и пару раз стукнул кончиком авторучки по карточке Геннадия Павловича, лежавшей перед ним на столе. – И, дабы ситуация не вышла из-под контроля, нам предоставлены самые широкие полномочия, – тяжелый взгляд серо-стальных глаз пригвоздил Геннадия Павловича к спинке стула. – Надеюсь, это понятно?
Вместо того чтобы спросить, о каких именно полномочиях идет речь, кому это «нам» они предоставлены и, самое главное, кем, Геннадий Павлович поспешно кивнул.
– Да, конечно, – он даже попытался улыбнуться. – О чем может быть речь? Ведь все это делается в наших общих интересах!
Последняя фраза пришла ему в голову совершенно неожиданно, но Геннадий Павлович остался весьма ею доволен. Сказав «в наших общих интересах», он тем самым как бы приписал себя к тем «нам», о которых говорил его собеседник.
Мужчине за столом слова Геннадия Павловича как будто тоже понравились, – он даже позволил себе едва заметно улыбнуться.
– Я рад, что мы быстро нашли взаимопонимание, – сказал он. – Мы с вами еще встретимся через три дня, когда вы явитесь за результатами анализа. Но, если возникнет необходимость, вы можете зайти ко мне в любое удобное для вас время. Или же позвонить по телефону, указанному на корешке.
Мужчина оторвал нижнюю треть карточки, поставил на нее большой прямоугольный штамп и протянул Геннадию Павловичу. Приподнявшись со стула, Геннадий Павлович наклонился вперед и двумя пальцами взялся за кончик протянутого ему корешка. Но мужчина, находившийся по другую сторону стола, своих пальцев не разжал. Не понимая, в чем дело, Геннадий Павлович судорожно сглотнул.
– Если у нас сложатся добрые доверительные отношения, – совсем тихо произнес мужчина, – то я закрою глаза на некоторые незначительные отклонения от нормы, которые почти наверняка будут выявлены в вашем геноме.
Геннадий Павлович удивленно приоткрыл рот, но так и не нашел, что ответить. Сказать ему, конечно, было что, но он опасался, что избранные им формулировки могут не понравиться собеседнику. Пока Геннадий Павлович пытался придумать, что бы такое сказать, чтобы выразить свое недоумение, но так, чтобы слова его прозвучали совершенно нейтрально, мужчина за столом разжал пальцы и корешок карточки остался у Геннадия Павловича в руке.
– Я рассчитываю на вас, – произнес он на этот раз мягко, почти по-приятельски, так, словно Геннадий Павлович обещал ему достать дефицитные запчасти к старому, давно уже не выходящему в серии автомобилю.
И что после этого оставалось делать несчастному, совершенно растерявшемуся Геннадию Павловичу? Естественно, он натянуто улыбнулся в ответ и сказал:
– Да, конечно, – сложил корешок пополам, сунул его в карман и добавил: – Можете не сомневаться.