Первым на свободу выбрался тоже я, пусть это было и невежливо по отношению к пожилому человеку и даме. Хотя о какой вежливости сейчас могла идти речь? Неуклюжего Гуго пришлось извлекать из утробы корабля всеми имеющимися у нас силами, которых и так было кот наплакал. И иного способа сделать это, кроме как тащить товарища за руки и подсаживать его снизу, попросту не существовало.

После трех с лишним суток, проведенных в закрытом пространстве и полумраке, свобода наградила меня легким головокружением. И оно лишь усилилось, когда я огляделся и в полной мере оценил положение, в какое мы вляпались.

Я стоял на огромной наклонной плоскости, какую представлял собой левый борт лежащего на прибрежной отмели «Шайнберга». Он не дотянул до суши метров триста пятьдесят или четыреста. Немного, и все же вброд до берега не дойти. Озерное дно во взбаламученной воде не просматривалось, но и так было ясно, что глубина тут составляла несколько метров.

Побережье, к которому стремилось судно, было каменистым, но пологим. Полдня работы двум-трем строймастерам, и здесь будет огромная ровная площадка. Столп и Новое Жерло просматривались отсюда также хорошо, позволяя восхититься своими истинными размерами. Но в данную минуту всем нам было не до созерцания берега. И мы, и жертвы устроенного нами кораблекрушения спасали свои жизни, ища выход из гигантской западни.

Некоторые – видимо, те, кто застал катаклизм в левой половине судна, – подобно нам выбрались с палуб на бортовую обшивку. Эти люди, видимо, опасались, что судно продолжит крениться, и полагали, что именно здесь сейчас самое безопасное место. Возможно, они были правы, но им так или иначе не следовало задерживаться на корабле.

Одно хорошо: здесь еще не знали, что это мы виновны в катастрофе, и потому на нас не обращали внимания. А те, кто знал злоумышленников в лицо, либо разбились, либо утонули, либо пытались выплыть из трюма, причем нашим путем им было уже не прорваться. Дверь в кабинет Раймонда открывалась вовнутрь, а на ней громоздилась куча мебели вперемешку с прочими вещами. И сдвинуть их, просунув руки сквозь решетку, не представлялось возможности, так как ведущая туда лестница находилась теперь под большим наклоном и была повреждена.

С тревогой оглядев сушу и не заметив наших соратников, я понял, что правильно предугадал их тактику: они и впрямь выжидают момент, когда матросы и пассажиры «Шайнберга» начнут высаживаться на берег. Чем еще мы могли помочь дону Балтазару? Разве только не подлезть ненароком под пули кабальеро и снаряды «Подергушек»… Вот только я очень сомневаюсь, что в горячке битвы команданте вообще станет беспокоиться о жизнях шкипера Проныры и его команды…

Ну ладно, черт с ним, с команданте. Чем мы можем помочь Дарио? Первым делом надо удостовериться в том, жив ли он и не нужна ли ему помощь или защита. Королева Юга может запросто обвинить своего фаворита в том, что это якобы он подстроил кораблекрушение, и прикажет прикончить его прямо на месте. Вряд ли мы в силах предотвратить такой исход, но следует хотя бы попытаться это сделать.

Адепты церкви Шестой Чаши любят приговаривать, что легче верблюду пройти через игольное ушко, чем богатому рассчитывать на милосердие Септета Ангелов. Что ожидало на Высшем суде ангелопротивного вероотступника Гуго де Бодье, не ведал никто. Но раз уж он еще мог проделывать фокусы с «игольным ушком» – в нашем случае с выбитым иллюминатором, – вероятно, ангелы продолжали благоволить Сенатору, несмотря на его тяжкие прегрешения.

И с Гуго, и с нас, его ассистентов, сошло при этом семь потов. Но в конце концов я вытащил, – а Долорес вытолкала, – нашего старательно втягивающего живот друга из чрева корабля на свободу. А пока он сидел на обшивке и приходил в себя, я протянул руку и помог выкарабкаться Малабоните. Но сначала она передала мне мою кувалду и найденный среди вещей Раймонда увесистый разводной ключ.

Практичная женщина, что ни говори. Без напоминания догадалась, что хоть мы и не планировали встревать в драку, иметь при себе оружие все равно будет нелишне.

– Святой Фидель Гаванский! – только и смогла вымолвить Моя Радость при виде того, что мы натворили.

И я ее прекрасно понимал: снаружи последствия кораблекрушения выглядели на порядок грандиознее, чем изнутри…

Кратчайший путь на верхнюю палубу отныне пролегал не по трапам, а прямо по внешней обшивке палубных надстроек. Дело это было рискованное, но посильное, если при подъеме не смотреть по сторонам и не оглядываться назад. Эти ограничения касались лишь меня и Гуго, поскольку Долорес высоты не боялась. Поэтому я поручил ей взбираться позади де Бодье, чтобы подбадривать его, если он вдруг замешкается. Почему она, а не я? Все просто: у Малабониты лучше получалось оказывать Сенатору моральную поддержку. В глазах женщин тот всегда храбрился и старался не ударить в грязь лицом, а вот мне, напротив, любил порой высказывать свои сомнения и страхи.

Я тоже ощущал легкий мандраж, но в подбадривании не нуждался. То, что я карабкался в авангарде, уже не давало мне расслабиться и проявлять неуверенность. Засунув кувалду под ремень – благо она была не слишком тяжелой, – я преодолевал метр за метром палубу за палубой. И, слыша, как позади пыхтит Сенатор, понимал: он тоже не желает сдаваться на полдороге.

По мере нашего продвижения вверх выступов становилось все больше и больше. Пока мы карабкались непосредственно по корпусу, нам приходилось цепляться лишь за иллюминаторы, какие я предварительно вышибал кувалдой, если они еще не были разбиты. К счастью, пока что мы ни с кем не столкнулись – корпус был огромный, а народу спускалось вниз не слишком много. Куда подевалось большинство тех, кто выжил и не покалечился, выяснили, когда доползли до надстроек. Люди стремились из закрытых помещений на главную палубу, где офицеры и матросы пытались организовать эвакуацию на шлюпках. Особого порядка при этом не наблюдалось, но паника отсутствовала. Все-таки военных на судне было больше, чем гражданских, и это вселяло в последних уверенность.

На главной палубе требовалось осмотреться, поскольку дальнейший наш путь не ожидался прямым. Надстройки изобиловали террасами и балкончиками, а также открытыми трапами и переходами. Все они являлись для нас преградами, которые следовало огибать, придерживаясь стен. Мы взбирались все выше, но тем не менее делать это становилось проще. Здесь были уже не обычные иллюминаторы, а полноценные окна, и попадались они практически на каждом шагу… если, конечно, такое определение уместно при ходьбе по некогда вертикальной стене. А вдобавок к окнам имелись также решетки, вентиляционные отдушины, карнизы и разного рода украшательства, каких была лишена погруженная в воду нижняя часть корабля.

Пока мы подбирались к верхней палубе, на нас так никто и не обратил внимания. Однако соваться в апартаменты Владычицы следовало с особой осторожностью. Это в любой другой части судна нашу компанию сочли бы перепуганной прислугой. Здесь же, на уровне, куда даже капитан не входил без доклада, нас могли прикончить, не задавая вопросов. А особенно теперь, когда стало известно, что на борту находятся диверсанты.

Чтобы попасть внутрь апартаментов, мы должны были сначала пересечь террасу, где еще час назад Владычица дышала свежим воздухом и любовалась раскинувшейся по левому борту озерной панорамой. Преодолеть эту площадку было несложно – садись на задницу да катись под горку, пока не упрешься в стену. Но тут имелся один подвох. Ширина террасы и отсутствие на ней каких-либо выступов затрудняли нам в случае чего отход. Ступив на верхнюю палубу, мы отрезали себе обратный путь. Это выглядело не слишком разумно, но возвращаться нам так и так было некуда, поэтому мы рискнули.

Подползя к парапету, я глянул через балюстраду и не обнаружил поблизости угрозы. Выходящая на террасу массивная двустворчатая дверь была распахнута настежь. Очевидно, когда судно заваливалось набок, Владычица и ее свита выбегали сюда в поисках самого безопасного места.

Удерживаясь за столбики ограждения, я переполз правее и заглянул через дверь внутрь апартаментов. В просторной комнате за нею также не наблюдалось ни души. Все убранство там было перевернуто и свалено у противоположной стены. Так же, как в кабинете главного механика, только здешнюю мебель и прочие вещи никто предварительно не ронял на пол. Лишь тяжелая люстра, к которой цеплялись клетки с фосфоресцирующими нетопырями, продолжала висеть вертикально, подобно гигантскому строительному отвесу. Хотя ракурс, с какого я на нее сейчас смотрел, создавал иллюзию, словно одна лишь криво висящая люстра была тут ненормальной.

Следующая дверь, ведущая дальше, вглубь апартаментов, тоже оказалась открытой. Прямой широкий коридор за нею пустовал, но в его дальнем конце мельтешили какие-то тени. Оттуда же доносились шум и громкие голоса. Кажется, я даже расслышал среди них голос Дарио… А может, мне просто почудилось. Но громкий и неумолкающий голос капитана я разобрал совершенно отчетливо. Не иначе Ферреро лично руководил эвакуацией Владычицы Льдов на берег. Стало быть, переправа будет проходить все-таки на шлюпках, поскольку обычные спасательные бочки придворные могли сбросить на воду и сами.

Похоже, все обитатели апартаментов и их спасатели собрались сейчас у правого борта, откуда они отправятся прямиком на берег. Все самое ценное наверняка уже собрано и находится при них, а остальным можно пожертвовать – все равно оно никуда отсюда не денется. Так что мы можем тихой сапой пробраться в комнаты, куда хозяева уже вряд ли вернутся, и подождать их отплытия.

Оставаться снаружи опасно. На корабельном корпусе нас рано или поздно заметят и зададутся вопросом, а чего эти трое там расселись и не спускаются вниз. Внутри королевских покоев мы тоже рискуем нарваться на неприятности, но с меньшими шансами. После кораблекрушения численность боеспособной охраны Владычицы наверняка сократилась, и вряд ли она оставит тут хотя бы одного телохранителя. Зато веревочные лестницы и, возможно, парочка спасательных поплавков после них еще останутся. А большего, чтобы догрести до суши, нам и не надо.

Я вкратце растолковал товарищам свой план, затем помог де Бодье перелезть через ограждение и, дождавшись Малабониту, съехал вместе с ними по наклонной поверхности террасы ко входу в апартаменты. Заглянув в крайний зал и не обнаружив в нем ни души, мы проникли туда и, окинув беглым взглядом потрепанную роскошь, затаились возле внутренней двери. Она вела в коридор, где нам пока не следовало появляться. Впрочем, отсюда тоже было слышно все, что происходит возле правого борта.

Голос Дарио долетел до нас спустя пару минут. Теперь ошибиться было нельзя – каждый из нас расслышал его совершенно отчетливо. Расслышал – и приуныл, хотя все мы были давно к этому готовы.

Тамбурини о чем-то оживленно заговорил с капитаном, но их беседа и близко не напоминала разговор пленника с тюремщиком. Более того, это в тоне Ферреро звучали виноватые нотки. А наш парень говорил с ним так же уверенно, как сам Ферреро допрашивал нас после того, как мы очутились на «Шайнберге».

Кажется, королевский фаворит и капитан вели речь о контейнере с «черной грязью» и о том, насколько усложнилась его отправка на берег. И это тоже многое объясняло. Будь Дарио против планов Владычицы и находись здесь не по своей воле, ему следовало радоваться, что при подготовке атаки на Жерло возникли трудности. Но Дарио не радовался. Напротив, его переполняло возмущение, и он не срывался на крик лишь потому, что был хорошо воспитан и умел сдерживать свои эмоции.

Мы так увлеклись подслушиванием, что проморгали момент, когда в коридоре нарисовался один из телохранителей королевы. Мы не расслышали его шагов и не заметили, из какой двери он вырулил. Но не из той, откуда доносились голоса, а из более близкой к нам. Поначалу телохранитель не планировал подниматься по наклонному коридору. Он уже развернулся было, чтобы присоединиться к остальным, но тут мы совершили непростительную глупость и резко изменили его планы.

Если быть точным, сглупили лишь я и де Бодье, а не расположившаяся с другой стороны дверного проема Долорес. Завидев в десяти шагах от себя охранника, все мы дружно отпрянули от двери. У Моей Радости это получилось почти беззвучно, но мы с Гуго впопыхах натолкнулись друг на друга и наделали достаточно шума, чтобы привлечь внимание стража.

– Эй, кто здесь?! – встрепенулся он и, судя по приближающимся шагам, поспешил к нам. – Есть тут кто?! Живо отзовись, а не то буду стрелять!

Конечно, он не стал бы стрелять, окажись мы слугами или лакеями. Но перепутать с ними нашу одетую в рыбацкие куртки компанию было сложно даже в полумраке. Охрана пребывала настороже, и нам не следовало даже проверять, расстреляют нас на месте или пощадят. Потому что и так было ясно: расстреляют без вопросов. Здесь мы – посторонние и никак не могли попасть сюда случайно, проскочив мимо главной палубы, где собирались остальные выжившие.

Малабонита шикнула на нас, а когда мы на нее посмотрели, поднесла палец к губам. Потом поднялась с корточек и, зажав свой разводной ключ в обеих руках, вскинула его над головой. Что она задумала, стало понятно без слов. Однако нельзя было допустить, чтобы телохранитель заметил ее раньше нас, и потому у нас не оставалось иного выхода, как подчиниться его приказу.

– Не стреляйте, сеньор! – взмолился я, отпихнув Сенатора к стене и, приняв испуганную позу, показался врагу на глаза. – Я – всего лишь официант! Меня послал сюда сеньор Дарио, чтобы я забрал одну вещь, которую он забыл!

Само собой, мой обман раскрылся в ту же секунду, когда охранник переступил порог комнаты. Но кое-что он все же проморгал – разводной ключ, который с размаху заехал ему сзади по голове. Вот только звук удара был совсем не тот, что нам хотелось бы услышать – слишком громкий и звонкий. Такой, какой раздается, когда металл сталкивается не с костью, а с другим металлом.

На охраннике был надет шлем, но Долорес уже замахнулась ключом, и отступать было поздно – противник заметил и ее. Удар не проломил ему голову, хотя и бесполезным не оказался. Наполовину оглушенный, стражник шарахнулся в сторону, переводя карабин на новую, более опасную цель. И во второй раз ошибся, потому что опасность опять подстерегла телохранителя не там, откуда он ее ждал.

Опередив меня, де Бодье оттолкнулся от пола и нырком кинулся охраннику в ноги. Весу в Гуго было столько, что даже легкий его толчок сбил врага с ног и уронил вниз лицом на смятый ковер. А через мгновенье Моя Радость уже оседлала телохранителя и дубасила его ключом по шлему так, что всякий раз на том прибавлялось по вмятине.

Я не видел, в какой момент противник прекратил сопротивление, обмяк и потерял сознание, но последний десяток нанесенных Малабонитой ударов был явно лишним. И все бы ничего, но наша скоротечная битва подняла столько шуму, что враз пришлось забыть обо всякой секретности.

Тишина осталась в прошлом. Теперь нашей задачей было поднять побольше шума, и чем быстрее, тем лучше.

– Берите мебель, мсье, и перегораживайте проход! – приказал я нашему герою, помогая ему подняться на ноги. После чего на пару с ним ухватил массивный деревянный стол, положил его набок поперек двери, подпер его двумя креслами и, подобрав карабин охранника, засел за импровизированную баррикаду.

Телохранитель был вооружен до зубов, и помимо карабина у него за поясом торчало также два заряженных пистолета. Все стрелковое оружие было превосходного качества, какое мне на своем веку видеть еще не доводилось. Даже кабальеро, помнится, объезжали Атлантику с добротными, но стандартными трехзарядными винтовками и пистолетами. Каждый из трофеев, что мы отобрали у этого стражника, судя по весу, был заряжен как минимум дюжиной пуль. Видимо, на этом пневматическом оружии баллоны, куда при зарядке нагнетался насосом сжатый воздух, обладали весьма герметичными и крепкими клапанами, способными подолгу держать высокое давление. Вообще, производство таких высокоточных деталей было нерентабельно. На их обработку уходило слишком много времени, что в итоге отражалось на цене оружия, делая ее запредельно высокой. Поэтому все оружейники предпочитали клепать дешевые и потому более востребованные луки и арбалеты. А пневматическое оружие, особенно такое дорогущее, изготовляли исключительно на заказ.

Телохранители еще не сталкивались с врагом, и потому их оружие было полностью заряжено. И готово защитить не только Владычицу, но и нас, ибо оружию без разницы, на кого оно направлено и кто жмет на его спусковой крючок. Мы возвели баррикаду как раз вовремя. Когда я спрятался за ней, коридор уже штурмовали четверо собратьев оглушенного нами охранника. Наклон пола сдерживал их прыть, поэтому они предпочитали двигаться вдоль стен, хватаясь за выступы одной рукой, а в другой держа наготове карабины или пистолеты. Один из охранников все время звал какого-то Фернана – видимо, пытался докричаться до внезапно умолкшего товарища.

Подпускать противников близко было опасно. Если они ринутся в атаку по правилам – перебежками, прикрывая друг друга, – мы можем и не удержать свое укрытие. Наша сила была не в меткости, а в наглости. Когда телохранители поймут, что за дилетанты им противостоят, они набросятся на нас всем скопом, и нам несдобровать. Но если мы «распушим хвост» и попробуем выдать себя за тех, кем не являемся, возможно, заставим врага дрогнуть.

– Смерть палачам дона Балтазара!!! – заорал я, срывая голос, и трижды выстрелил из карабина по приближающимся охранникам. – Смерть Владычице Льдов!!! Умрите, предатели!!! Viva la Cabalgata!

Дурной пример заразителен, но иногда подобная заразность бывает и полезна. Еще толком не осознав, зачем я устроил этот спектакль, Малабонита и Гуго похватали пистолеты и, поддержав меня подобными «революционными» выкриками, тоже выстрелили по нескольку раз из-за баррикады. И готовы были стрелять еще, но я одернул их, дав понять, чтобы не увлекались. У оглушенного телохранителя имелись в запасе пули, да только времени на перезарядку оружия у нас нет. Разве только поручить эту работу Сенатору, стрелок из которого все равно никудышный…

Пока я велел ему снять с охранника пояс и приготовить зарядную мини-помпу, враги тем временем спешно перегруппировывались. Нам удалось легко ранить двоих из них, и они, утратив возможность быстро взбираться по наклонному коридору, просто грохнулись на спины и скатились в другой его конец. Прочие телохранители кинулись к ближайшим комнатным дверям и, засев в их проемах, открыли по нам оттуда ответную стрельбу. Мы с Моей Радостью тоже метнулись в стороны, опасаясь, что деревянная баррикада нас не защитит. Но наши опасения были напрасны. Толстая столешница и спинки кресел являлись надежным заслоном от пуль, разве только у противника не имелось оружия помощнее…

– Владычица Льдов! Сдавайся, гнусная предательница, и предстань перед судом Кавалькады! – продолжал я надрывать глотку, постреливая между делом поверх баррикады из пистолета Сенатора. – Обещаем судить тебя справедливо и по всей строгости кодекса кабальеро! Или же готовься к смерти, мучитель и убийца дона Риего-и-Ордаса!

– Убийца? – переспросила Малабонита.

– Пускай лучше думают, что команданте мертв, – пояснил я, понизив голос до нормального. – Поверят они в это или нет, черт бы их знал. Но почему бы не подбросить врагу немного дезинформации?

– Отомстим за смерть дона Балтазара, братья! Умрите и улетайте в небесный ад, королевские выродки! – с готовностью поддержала меня Долорес. Вряд ли кого-то удивит присутствие среди революционеров женщины. У некоторых казненных в Садалмалике гвардейцев имелись семьи, так что месть какой-нибудь скорбящей вдовы или сестры вполне могла иметь здесь место.

– Да здравствует революция! Долой тирана! Долой его приспешников! Даешь республику! Кровь команданте вопиет об отмщении! Народам Севера – бесплатную воду! Свободный лед – свободный Юг!.. – не отставал от нас де Бодье, вертя в руках пневматическую мини-помпу. Устройство было примитивным, так что для Гуго не составит труда разобраться в принципах его работы.

Расстреляв остаток пистолетного магазина, я перебросил его де Бодье и выглянул в коридор. Раненых в нем уже не было – видимо, они убрались из-под обстрела к месту эвакуации. Им на смену прибыли еще трое стрелков, занявших позиции в дверях на противоположном конце коридора. Обойти нас с флангов они не могли – этот зал не имел других входов, – поэтому и сунулись все сюда.

Пули забарабанили в баррикаду чаще, и высовываться стало намного опаснее. Однако упускать врагов из виду было нельзя. Если они отважатся на штурм, мы сможем отразить его лишь вначале, когда дистанция между нами будет еще большой. Дабы поумерить героизм стражников, мы не позволяли им расслабиться. Малабонита расстреляла наугад магазин своего оружия и стала ждать, когда де Бодье перезарядит второй пистолет. Карабин перезаряжался дольше, поэтому я стрелял реже и старался хотя бы краем глаза, но прицеливаться.

Попадать в прячущихся за дверными косяками телохранителей у меня уже не получалось. Но пули впивались в стены близко от них, что нас тоже устраивало. Этого хватало, чтобы доказать врагу: мы вооружены и не отдадим свои жизни задаром. Так что если королева Юга желает потерять еще трех-четырех стражников, что ж, пусть рискнет. Только зачем ей это надо, если с горсткой «революционеров» можно разделаться и проще, и безопаснее. А именно – бросить нас на пустом судне без шлюпок и расстрелять издали при первой же попытке его покинуть.

Наши вопли, стрельба и наклон коридора, усложнявший стражником задачу, помогли им в конце концов определиться с выбором. Выбор тот слегка уязвлял их достоинство, но в сложившихся обстоятельствах был разумен. Не успел Гуго перезарядить второй пистолет, а я – выстрелить из карабина последнюю пулю, как внизу послышался окрик, и охранники, припугнув нас напоследок дружным залпом, поспешно убрались из коридора.

Умолкшая перестрелка позволила определить, что происходит у правого борта. Вернее, что там уже не происходит. Оттуда больше не доносились голоса и прочие звуки, к которым мы прислушивались поначалу. Раздавались лишь окрики отступающих телохранителей, но и те быстро удалялись.

На верхней палубе становилось все тише, отчего мы, прожившие последние дни в грохочущем трюме, а последний час – и вовсе среди катастрофы, ощутили себя довольно непривычно. Конечно, до полной тишины на «Шайнберге» было далеко – эвакуация продолжалась, и вряд ли даже Ферреро знал, когда она завершится. И тем не менее на нас накатило первое за сегодня облегчение.

Велев Сенатору оставаться на месте и перезаряжать карабин, я и Малабонита взяли пистолеты и отправились проверять, действительно ли враг отступил или это была уловка. Осмотреть все помещения было нереально, и мы заглядывали лишь в те, какие попадались нам на пути к правому борту. Некоторые из них были закрыты на замки. Но мы задерживались у каждой двери и прислушивались, не раздаются ли за ней подозрительные звуки.

А они раздавались. В комнатах, где все было перевернуто вверх дном, то и дело что-то трещало, звенело, скрипело и дребезжало. Вот и попробуй с ходу угадать, какой это шум – безобидный или нет. Наше продвижение вперед постоянно прерывалось бегством назад, за ближайший угол, и последующим ожиданием самого худшего. И то, что наши страхи не оправдывались, еще не означало, что в следующий раз мы не нарвемся на крупные неприятности.

Мы не суетились, поскольку теперь спешить было некуда. Чем дальше мы отходили от баррикады, тем проще было противнику нас от нее отрезать. И все же он решил больше не вступать с нами в стычку на погибшем корабле. Добравшись до террасы на правом борту, откуда обитатели апартаментов покинули судно, мы не напоролись на засаду и вообще никого не встретили. Зато увидели сверху десяток плывущих к берегу шлюпок. Первая из них должна была с минуты на минуту причалить. Последняя только-только отвалила от носовой части «Шайнберга». Три шлюпки держались обособленно – похоже, их гребцы налегали на весла вполсилы. Надо полагать, на одной из них и находилась Владычица, ожидающая, когда первые жертвы кораблекрушения сойдут на сушу и оборудуют плацдарм для высадки королевы.

Мы не знали, на какой из лодок плыли охранники, покинувшие верхнюю палубу последними. По всем признакам, им следовало быть сейчас где-то на полпути к берегу. Нашу троицу и их отряд разделяло уже приличное расстояние, но нам не стоило торопиться покидать корабль. Совершенно очевидно, что отступившие стрелки не спускают глаз с этой террасы. И стоит им заметить, как мы спускаемся на воду и что нас всего-навсего трое, они не поленятся вернуться, дабы уничтожить «революционеров».

Пока Малабонита бегала за де Бодье, я осмотрелся. Враги сделали все возможное, чтобы осложнить нам путешествие на сушу. Они не смогли обрезать веревочные лестницы после того, как спустились по ним. Зато не оставили после себя ни шлюпки, ни плотика, ни даже спасательного поплавка. Впрочем, при наличии в апартаментах деревянной мебели проблема постройки плота перед нами не стояла. Сложнее будет догрести на нем до побережья живыми, и тут нам уже никак не обойтись без помощи дона Балтазара.

Вернувшиеся Долорес и Гуго застали меня за работой: я выпихивал на террасу огромный шифоньер. Точнее, его приходилось не столько подталкивать, сколько придерживать, чтобы он не покатился вниз и не улетел в воду через брешь в перилах. Их проломили охранники для того, чтобы Владычице было удобнее спускаться в шлюпку. Это автоматически облегчало и нашу задачу по спуску на воду будущего плота.

Но прежде чем испытать его на волнах, следовало сначала повысить ему грузоподъемность. Пристроив шифоньер на краю террасы, я оставил там Сенатора, а сам с Малабонитой взялся собирать некрупные обломки мебели и сбрасывать их Гуго. А он уже аккуратно раскладывал их слоями внутри шифоньера, стараясь, чтобы в нем оставалось поменьше пустого места.

При кораблекрушении пострадало далеко не все убранство апартаментов, и я вновь призвал на подмогу кувалду. Грех было крушить ею шедевры неизвестных мне мастеров-мебельщиков, но что ж теперь?.. Пускай они утешатся тем, что их труд не только услаждал глаз и иные части тела Владычицы, но и спас жизнь трем перевозчикам, которых она незаслуженно приговорила к смерти.

Дабы «начинка» плота не выпала при ударе о воду, мы хорошенько скрутили ручки шифоньерных дверок веревкой от гардины. Осталось лишь надеяться, что сами дверки не слетят с петель при соприкосновении с водой, хотя на вид они мало чем отличались от крепких межкомнатных дверей апартаментов.

Занятые постройкой плота, мы проморгали момент, когда на берегу разыгрался второй акт этой, без преувеличения сказать, исторической драмы. Первым его начало заметил Гуго, который тут же окликнул нас. Оставив в покое мебель (мы как раз решали, из чего бы сварганить весла), я и Малабонита сломя голову бросились обратно на террасу.

Мы не подвели дона Риего-и-Ордаса, а он не подвел нас. И ударил по высаживающимся на побережье жертвам кораблекрушения в самый подходящий момент. Владычица, ее свита и часть матросов уже сошли на берег, но большинство стражников вместо охраны было занято обустройством лагеря. А высадившие матросов гребцы отправились обратно на «Шайнберг», чтобы забрать оставшихся членов команды, продукты, оружие и иные необходимые вещи. У прибывших сюда сутки назад кабальеро и северян было время подготовиться ко встрече с врагом, и они потратили это время с пользой. В чем мы убедились с первых же минут их безукоризненно рассчитанной атаки.

Выстрел «Подергушки» трудно спутать с каким-либо другим звуком. Еще до окрика Гуго я вроде бы расслышал с берега характерное «бум-мвж-ж-жах-х!», но треск ломаемой мебели не позволил мне точно определить это. Когда же мы с Долорес выбежали на террасу, «Подергушки» уже умолкли. Однако результат их работы был виден издалека.

Три «королевских» шлюпки, на которых Владычица могла в случае опасности отплыть обратно, были серьезно повреждены. В каждой из них зияли огромные пробоины, а сами лодки, будучи оставленными на плаву, стремительно наполнялись водой. Одну шлюпку снаряд прошил навылет, пробив ей сразу оба борта, а двум другим «Подергушки» разворотили днище. Из чего следовало, что северяне – а кто еще, кроме них, мог заделаться пушкарями? – установили орудия на прибрежных возвышенностях. Таких, откуда отлично простреливался не только берег, но и прилегающее к нему водное пространство.

У пушкарей было достаточно снарядов, но расходовать их все равно следовало экономно. Наведение в стане врага сумятицы вряд ли могло считаться разумной тратой боеприпасов. Однако без психологической атаки бунтарям не обойтись. Слишком мало их было по сравнению с защитниками королевы Юга. И лишь хорошенько припугнув их и рассеяв по берегу, у мстителей имелся шанс одержать победу в неравном бою. А быстро рассеять и напугать врага мог лишь шквальный обстрел из «Подергушек».

Неведомая сила, что в мгновение ока уничтожила три большие иностальные лодки, повергла в оторопь всех, кто находился на берегу. Чем пушкари не преминули воспользоваться, ведь нет привлекательнее цели, нежели застывший в неподвижности враг.

Основной пушечный удар обрушился на телохранителей, что рассредоточились вокруг будущего лагеря Владычицы. Они были главными противниками команданте, и тот не возражал, если северяне проредят их строй. Каждый стражник не уступал в доблести и выучке опальному гвардейцу. Зато у последних были кони, а верхом сражающийся в чистом поле отряд кабальеро мог дать немалую фору дворцовой охране. Вооруженные матросы были опасны для Кавалькады куда меньше, хотя, конечно, тех также не следовало пока списывать со счетов. Особенно когда капитан Ферреро жаждал отомстить тем, кто потопил «Шайнберг», а также убил и покалечил многих его людей.

Возможность бить прямой наводкой здорово облегчала пушкарям задачу. И позволяла надеяться, что они не прикончат случайно Владычицу Льдов, чего дон Балтазар им никогда не простит. Выстрелы трех «Подергушек» и буханье врезающихся в землю болванок слились в беспорядочную канонаду. Она моментально разлетелась над озером и заглушила для нас прочие звуки окружающего мира. Мы увидели лишь то, как на врага обрушились первые снаряды, а затем поднятые в воздух фонтаны пыли скрыли от нас разлетающиеся кровавые ошметки тел. Вдобавок пушки выбивали из берега каменную картечь, которая тоже находила себе жертвы среди застигнутых на открытой местности охранников. И те редкие каменные глыбы, что торчали на берегу, не могли дать им защиту, поскольку орудия Вседержителей разносили такие укрытия на осколки.

Последнее, что я заметил прежде, чем пылевая завеса затянула побережье, была чья-то рослая, худощавая фигура, прыгнувшая и накрывшая собой королеву Юга. На герое не было доспехов и шлема – это я разглядел совершенно точно, – но среагировал он намного быстрее любого из телохранителей.

Так молниеносно мог среагировать лишь тот, кому не пришлось гадать, что за беда обрушилась на берег, поскольку этот человек явно сталкивался с подобным оружием и видел наяву его сокрушительную мощь.

Такой человек в свите Владычицы Льдов был всего один, и звали его Дарио Тамбурини…

Гребцы, гонявшие шлюпки между берегом и кораблем, от неожиданности побросали весла и, раскрыв рты, таращились на происходящее. Плывущие на тех же лодках офицеры вместо того, чтобы прикрикнуть на гребцов, вели себя не лучшим образом. Ферреро и толпящиеся на носовой палубе матросы застыли в молчании, будто сборище истуканов. Лишь нам было не до удивления и праздного созерцания начавшейся битвы. Теперь охране точно стало не до нас, а значит, настала и нам пора отчаливать. Но без спешки. Зачем нам она? Мы не планировали встревать в сражение, зато могли запросто попасть под горячую руку его участников.

Выломав из стульев с высокими спинками три неказистых весла, мы наконец-то осмелились спустить на воду наш плавучий шифоньер. Доверху набитый древесными обломками, он изрядной потяжелел, но вместе с тем стал достаточно грузоподъемным. Выдержав без проблем удар о поверхность озера, шкаф, к счастью, не раскрылся. Ну а грядущее плаванье было ему и подавно не страшно.

Первой покинуть судно доверили Малабоните. Как самая проворная из нас, она раскачалась на веревочной лестнице и допрыгнула до шифоньера, который поднятая им волна оттолкнула от корабельного борта. Я навесил на себя все оружие, потом сбросил Долорес весло, и пока она подгоняла плот под лестницу, спустился по ней до конца. А затем безо всяких раскачек соскочил на наше творение и смог оценить его плавучесть.

Плот получился устойчивым и даже комфортным, но после сошествия на него де Бодье обо всем этом пришлось забыть. Разместив его посреди палубы, сами мы встали по бокам и худо-бедно уравновесили ее. После чего пришлось запретить Гуго сходить с места и работать веслом, дабы он не раскачивал нашу и без того шаткую опору.

Плыть нам предстояло дольше, чем Владычице и остальным. Сначала следовало отгрести подальше от «Шайнберга», чтобы не рисоваться перед капитаном, ведь он, поди, уже догадался (или даже знал наверняка), по чьей вине случилась катастрофа. И только потом мы повернем к берегу, в чью бы пользу ни завершилась битва.

А куда еще деваться? Мы не скроемся с глаз врага, не удерем от его шлюпок на тихоходном плотике. Даже если будем грести безостановочно в бешеном темпе, и даже если Сенатор согласится ради нас на самопожертвование, спрыгнув в воду. Разве только мы исполнимся духом и утопимся до того, как нас настигнут… Но и тут опять же как повезет, ведь раньше я никогда не пытался кончать жизнь самоубийством. А тем более таким экзотическим способом, да еще в компании жены и своего механика.

Впрочем, думать о самоубийстве пока рановато. Сражение только начиналось, и наши союзники еще даже не вышли на поле боя…