– Не смей прикасаться ко мне, мерзкое отродье! Прочь свои грязные руки! Прочь, я сказала! Убери их, а иначе!..

Крики за дверью лазарета не умолкают, и мы не намерены мешкать. Распахнув дверь ударом щита, Убби вваливается в это просторное помещение, где роль внутренних перегородок играют белые занавески из плотной ткани. И это плохо. Теперь стрелять по врагу придется осмотрительно, а иначе картечь беспрепятственно разлетится по всему лазарету и может ненароком угодить во Владычицу. Про гранаты вовсе придется забыть. Они не только все тут разнесут, но и устроят пожар, какого Нуньес, поди, никогда и не видел.

Судя по крикам, отделение, где держат Владычицу, находится в дальнем конце помещения. А между ею и нами вырастают четверо… нет, пятеро огромных клириков! В руках у них – внушительного вида арбалеты, на головах – шлемы, на груди – иностальные кирасы с изображением крылатой чаши, на поясах – мечи, а за спину закинуты щиты. Не такие большие, как брат Ярнскид, – круглые, диаметром около метра. Эти великаны не похожи на вояк, что попадались нам прежде. Не иначе, мы столкнулись со здешней гвардией – телохранителями самого первосвященника, приставленными им к важной пленнице.

– Садись! – орет нам Убби, едва мы замечаем угрозу. После чего, как и тогда, в холле, быстро ставит щит перед собой и приседает за ним на одно колено. Мы тоже готовы к тому, что нас здесь ждут, и падаем за наше укрытие. Вскинутые гвардейцами арбалеты дают залп, три увесистые стрелы ударяют в брата Ярнскида, еще две проносятся у нас над головами и улетают в коридор.

– Крайние! – вновь приказывает Убби, желая, чтобы мы вывели из игры громил, намеренных обойти наш отряд с флангов. К тому же, стреляя в этих двух, мы не заденем королеву Юга. Все пятеро противников отбрасывают арбалеты и хватаются за мечи и щиты. Да так быстро, что когда мы выскакиваем из-за укрытия, все они уже перевооружились и готовы к бою.

Кровавые следы на полу указывают, что расстрелянные нами в коридоре клирики добрались до лазарета и тоже зализывают раны где-то поблизости. На примере этих бедолаг гвардейцы убедились, насколько мы опасны. Поэтому они не ждут, когда по ним откроют огонь, а, прикрывшись щитами, бросаются на нас скопом.

Я и Малабонита стреляем по крайним противникам почти одновременно. Только ей везет больше, поскольку она раньше меня соображает, как разделаться с облаченным в латы громилой. Еще не вскочив с пола, она наводит «Мадам де Бум» на ноги своей цели и спускает курок. Выстрел произведен всего с трех шагов, и картечь практически ампутирует гвардейцу левую ногу на уровне колена. Тот делает по инерции еще шаг и с диким криком падает, заливая пол кровью. Выстрелив, Долорес успевает откатиться вбок и потому не оказывается придавленной своей крупной жертвой. А, откатившись, тут же вскакивает и перезаряжает ружье…

Я поступаю иначе: сначала вскакиваю и лишь потом стреляю. Промахнуться нельзя, но мой заряд попадает в край вражеского щита, пробивает его и затем натыкается на кирасу. И все бы хорошо, да картечь к этому моменту уже растратила половину своей энергии. И потому не дырявит доспех, а лишь крепко бьет по нему, оставляя вмятину и отбрасывая носителя кирасы назад. Он валится на пол, но, как назло, не теряет сознание, а, презрев боль, сразу же пытается встать на ноги. Да так решительно, что я понимаю: мне не успеть перезарядить «Мадам де Бум» до того, как это произойдет.

Делать нечего – приходится подскакивать к ошарашенному противнику и бить его ботинком в лицо. И снова ни шатко ни валко! Ловкий ублюдок успевает подставить щит, и я отшибаю о него пальцы ног. Ботинок соскальзывает с иностальной поверхности, пролетает дальше и все-таки задевает каблуком вражеский шлем. Для громилы это сущий пустяк, но мой неуклюжий удар лишает его равновесия и снова валит на спину.

Громила столь же неуклюже отмахивается мечом. Мимо! Шипя от боли в ушибленной ступне, я отскакиваю назад и – была не была! – решаюсь перезарядить оружие. Руки мои дрожат, но слушаются, ведь я уже столько раз проделывал это, в том числе и в нервозной боевой обстановке. Однако мерзкий клирик оказывается быстрее. Я еще только выбрасываю из патронника стреляную гильзу, а мой противник уже перевернулся набок и, прикрываясь щитом, поднимается на ноги.

– Стреляй! – кричу я Малабоните, надеясь, что она снарядила свою «Мадам де Бум» новым патроном. Но вместо ответа Долорес у меня за спиной вскрикивает и, судя по шуму, снова падает.

Я оборачиваюсь и вижу еще одну жуткую картину. Один из клириков, что должны были зализывать раны где-то поблизости, решил прийти на помощь собратьям. Откуда он взялся, черт бы его знал – наверное, вывалился из-за занавески. Именно вывалился, а не выскочил, поскольку его нога была прострелена и сильно кровоточила. Поэтому он не хочет драться с Моей Радостью стоя, а, бросившись рывком ей в ноги, валит ее на пол. Она не ожидает такого выпада и от испуга даже роняет ружье, которое брякается в шаге от нее.

Долорес пытается дотянуться до «Мадам де Бум», но враг крепко держит ее за ноги. Пытаясь справиться с вырывающейся жертвой, он еще не пустил в ход кинжал, но вот-вот сделает это. Поэтому я на миг забываю о своем противнике и бросаюсь Малабоните на подмогу.

Иностальная рукоятка моего разряженного дробовика с размаху бьет раненого героя сначала в переносицу, а затем в висок. Дважды я отчетливо слышу хруст и вижу, как обмякает тело клирика. После чего бросаю свое ружье и подхватываю с пола ружье Моей Радости. Патронник закрыт, а значит, она успела вставить в него новый патрон до того, как угодила в передрягу.

Проверим, так оно или нет. Громила в помятой кирасе снова готов к бою. Он поднимает щит, заносит меч и, издав воинственный клич, бросается на меня. Моя душа в который раз уходит в пятки, но я удерживаюсь от порыва задать стрекача, хотя меня так и подмывает это сделать. Чтобы хоть немного унять страх, я тоже ору во всю глотку, как будто пытаясь перекричать противника. А потом вскидываю «Мадам де Бум» и…

…Нет, пока не стреляю, потому что хочу подпустить его поближе. Враг уже научен горьким опытом. Он видит нацеленные на него стволы и отскакивает в сторону, пытаясь сбить меня с толку и уйти с линии огня. И это ему почти удается – для своей комплекции он весьма проворен. Я хотел по примеру Долорес отстрелить клирику ногу, но его финт вынуждает мои нервы сорваться. Мой палец жмет на спусковую кнопку прежде, чем я навожу ружье на мельтешащие вражеские ноги. Гремит выстрел, и заряд уходит выше…

Гораздо выше… На сей раз он даже не попадает в щит, которым гвардеец прикрывает голову и верхнюю часть тела. Но, несмотря на это, результат оказывается лучше предыдущего. Картечь попадает в поднятую над головой руку с оружием и перерубает предплечье так, что оно остается висеть на одном неповрежденном сухожилии. Вошедший в раж громила успевает, однако, подскочить ко мне и нанести удар мечом…

Вернее, это он думает, что наносит удар. В действительности меч вылетает из болтающегося на клочке плоти обрубка и падает на пол. Вместо иностали, что должна была обрушиться мне на голову, меня обрызгивает струя крови. А сам калека замирает в двух шагах от меня, выпучив глаза на свое изувеченное предплечье. Рот клирика открывается, но он не кричит, поскольку у него перехватило от шока дыхание.

Нервы мои не выдерживают, и желудок извергает наружу весь скудный завтрак, каким я подкрепился на бегу этим утром. Ноги становятся ватными, меня прошибает холодный пот, и все же я подскакиваю к противнику и бью ему в лицо ружейными стволами. Вряд ли такой удар свалил бы его с ног, не будь он шокирован и ранен, но сейчас это срабатывает. Клирик валится навзничь и, лишь ударившись спиной об пол, начинает орать и корчиться от боли.

Убби тем временем понемногу разбирается с остальными клириками. Занятый своими проблемами, я слежу за ним лишь вполглаза. Все, что я при этом вижу, представляет собой мельтешение скачущих по лазарету громил и краснокожего коротышки, вокруг которых разлетается перевернутая мебель и оборванные занавески. Гремят свирепые вопли, сталкиваются щиты, и лязгает отражаемое ими оружие. Сандаваргу нелегко, но сейчас он занят привычным для себя делом. Да и клирики, даже такие громадные, при всем желании не сравнятся с северянами в рукопашной схватке.

Разобравшись со своими врагами, мы с Малабонитой поспешно перезаряжаем ружья. Убби к этому моменту уже размозжил голову одному противнику и яростно молотит кистенем по щитам двух других, тесня их к стене и не позволяя атаковать в ответ. Вряд ли он нуждается в помощи. Но мы и так задержались здесь дольше, чем планировали, а значит, пора ставить точку в этой кровавой вакханалии.

Если мы зайдем Сандаваргу со спины, то сможем выстрелить так, что наши заряды угодят только во врагов и ни в кого больше. Но не успели мы занять позицию, как ее успевает присмотреть себе кое-кто другой.

Еще один перепачканный кровью клирик выскочил из-за занавесок и намерен зайти северянину в тыл. В одной руке у клирика оборванная занавеска, которую он собирается набросить Убби на голову. А в другой – короткий меч, которым та голова будет потом разрублена.

Недолго думая, я бросаюсь врагу наперерез, и у него не остается выбора, кроме как метнуть занавеску в меня. Но я выставляю вперед ружье и успеваю поймать ее на стволы. После чего стреляю во врага прямо сквозь повисшую на «Мадам де Бум» тряпку практически в упор. Его меч готов пронзить меня, но картечь оказывается быстрее. И когда клирик наносит колющий удар, сам он при этом уже стремительно летит назад с огромной дырой в груди и пронзает клинком воздух.

Позади меня грохочет второй выстрел. Это Малабонита сокращает число противников Сандаварга еще на одного. Пока он их сдерживает, ей нет нужды суетиться. И она, прицелившись как следует, отстреливает проверенным способом ногу самому опасному гвардейцу.

С тыла на нас больше никто не нападает, но я и Долорес все равно перезаряжаем оружие, озираясь по сторонам. За это время Убби разделывается с оставшимся громилой. Тот что-то кричит – кажется, его боевой дух сломлен, и он молит о пощаде. Неразумный поступок. Лучше бы клирик бросил оружие и пустился наутек сломя голову, поскольку вряд ли мы погнались бы за ним по кораблю. Докричаться же до милосердия упоенного битвой Сандаварга еще сложнее, чем разговаривать сейчас со мной шепотом, – мои заложенные уши воспринимают лишь громкие голоса.

Убби никак не отреагировал на мольбу врага. Наоборот, воспользовался тем, что тот остался в одиночестве, усилил натиск и, приперев клирика щитом к стене, завершил работу двумя точными, молниеносными ударами…

Срывая занавески, мы продирались через лазарет и попутно проверяли, не остались ли в нем боеспособные враги. За одной ширмой обнаружились трое раненых, но они были не в том состоянии, чтобы сражаться. Рядом с ними – несколько трясущихся от страха и перепачканных в их крови врачей. Они дружно подняли руки, когда перед ними возникли трое забрызганных кровью незнакомцев, разве что без белых халатов и со злобными, а не испуганными лицами.

– Где Владычица Льдов, загрызи вас пес?! – грозно вопросил у эскулапов Убби, потрясая окровавленным кистенем.

Одна из медсестер молча указала дрожащей рукой в дальний конец лазарета.

– Сидите здесь и не ерепеньтесь, а не то головы поотрываю! – предупредил Сандаварг и без того насмерть перепуганных врачей и решительной походкой направился в нужную сторону…

Нас не обманули. Мы в самом деле нашли королеву Юга в крайней палате. Однако нас ожидал сюрприз: вместе с ней за ширмой присутствовал не кто иной, как… первосвященник Нуньес собственной персоной! И он уже был готов ко встрече с нами. Присев у изголовья кровати Владычицы, он держал ее левой рукой за волосы, а правой приставил ей к виску небольшой пневматический пистолет. В палате также присутствовал доктор. Он стоял на коленях с другой стороны кровати и держал скальпель у горла пленницы. На шее у нее виднелись капельки крови – рука доктора дрожала, и он, похоже, не вполне себя контролировал.

– Замрите на месте, мерзкие отродья! – прошипел Нуньес, сверля нас безумными ненавидящими глазами. – Одно движение, и ваша блудница умрет!..

Почему Его ангелоподобие находился здесь, а не где-то еще, нас не интересовало, но встреча вышла неожиданной и отнюдь не радостной. Возможно, первосвященник спустился в лазарет, чтобы лично допросить королеву Юга по поводу того, что ей известно об обстрелявших Ковчег южанах. Как бы то ни было, а наше вторжение застало Нуньеса врасплох. Он явно не ожидал, что кто-то сумеет так быстро прорваться на корабль и, сокрушив стражу, добраться до Владычицы. А когда верховный септианин понял, что враг уже на нижней палубе и движется к лазарету, отступать было поздно. Это помещение располагалось в носовой части судна, и другого выхода отсюда не существовало.

У Нуньеса еще оставалась надежда, что его телохранители задержат врага до подхода подкрепления, но и она только что испарилась бесследно. Септет Ангелов отвернулся от своего вернейшего слуги, и тот пытался защититься сам, воспользовавшись не слишком достойным, но вполне эффективным способом…

– Убейте… его! – тяжко и хрипло дыша, выдавила из себя Владычица Льдов. – Убейте… эту мразь! Я вам… приказываю!

Будь на нашем месте покойный домар Тунгахоп, он, возможно, так и поступил бы, ведь приказ нанимателя для наемника-северянина – закон. Но мы не заключали с королевой Юга никаких контрактов, а значит, для нас ее приказы были пустым звуком.

– Спокойно, ангелопоклонники! Не надо дергаться! – обратился Сандаварг к Нуньесу и врачу, пропуская слова Владычицы мимо ушей. – Хотите жить – отпускайте Владычицу и проваливайте отсюда. Тогда никто не пострадает, мое слово! Хотите издохнуть, как псы, – что ж, убивайте ее, а потом посмотрим, как быстро вы уползете от нас с перебитыми ногами.

– Хотите, чтобы мы вам поверили?! – взвизгнул первосвященник. – Вы – мерзкие ангелопреступники и святотатцы! Вы посмели посягнуть на меня, на Ковчег и на храм Семи Ангелов! Разве я могу верить хотя бы одному вашему слову?

– Думаю, можешь, – подтвердил Убби. – Я – северянин и потомственный воин. Если я говорю, что оставлю тебя в живых, значит, так и будет.

– Будь вы прокляты со всеми вашими клятвами! – презрительно скривился Его ангелоподобие. Он пытался не выказывать страх и сохранять лицо, но когда он прикрывался беременной женщиной, это у него плохо получалось. – Я уйду отсюда только вместе с блудницей! И если она действительно вам дорога, никто из вас меня не остановит!.. Брат Тумбс! Подайте сюда каталку! А вы, трое, – живо к стене!.. К стене, я сказал!

Не опуская оружия, мы отступили в указанном направлении. Доктор убрал скальпель от горла заложницы и, продолжая дрожать, подкатил к кровати тележку для перевозки больных.

– Берите блудницу за ноги, брат Тумбс! – вновь скомандовал Нуньес. Врач безропотно выполнил и это приказание. Роженица попыталась отбрыкиваться, но, похоже, у Тумбса был опыт работы со строптивыми больными, и он быстро совладал с нею. К тому же ему помог первосвященник. Нуньес с силой надавил дулом пистолета на висок заложницы и сломил тем самым ее сопротивление, как бы она ни протестовала.

– Перекладываем! – отдал очередное распоряжение главный строитель Ковчега. И, намотав на кулак волосы пациентки, грубо перетащил ее при участии Тумбса на тележку. – Отлично! А теперь привяжите ей к каталке руки и лодыжки!

Мы взирали на эти манипуляции, не говоря ни слова. Проделывая их на пару с доктором, Нуньес ни на секунду не отрывал пистолет от головы королевы Юга и не выпрямлялся в полный рост. Иными словами, делал все возможное, чтобы не дать нам повод спустить курок или попытаться отбить заложницу иным способом.

Закончив с перекладкой и связыванием роженицы, Его ангелоподобие велел Тумбсу тоже встать у ее изголовья. После чего оба они, пятясь, осторожно потянули каталку к выходу.

– Не подходить! – крикнул нам Нуньес, шаг за шагом удаляясь туда, откуда мы только что пришли. – Держитесь подальше, а не то выстрелю!

Последнее его распоряжение можно было не выполнять. Первосвященник отлично знал, что случится после его выстрела, и вряд ли всадит пленнице пулю в голову лишь потому, что мы двинем следом за ними. Продолжая держать ружья наготове, мы шли примерно в шаге от каталки. И хоть Нуньес раз за разом требовал от нас отступить, мы ему не подчинялись. Равно как и Владычице, которая тоже не унималась, бормоча, чтобы мы немедля пристрелили ублюдка.

Было очевидно, куда Нуньес и Тумбс везут королеву Юга. На корабле еще остались вооруженные клирики, которые сейчас сосредотачивали силы где-то поблизости. Им больше не хотелось терять понапрасну бойцов, поэтому на сей раз они готовили организованную контратаку. Навстречу им и пытался прорваться первосвященник. Неизвестно, как он поступит, когда мы столкнемся с ними. Но поскольку иного выхода у него не было, он, видимо, наперед не загадывал. Не исключено, что нам будет предложено сдаться. Или же Нуньес просто плюхнется на пол, скомандовав клирикам «Пли!», а Владычице и Тумбсу уже как повезет.

Шаг за шагом мы вошли в примыкающий к лазарету коридор и двинули в сторону холла. Пока враги катили тележку в нужном нам направлении, разве делали это медленнее, чем нам того хотелось бы.

Мы с Малабонитой еще никогда не встревали в подобную ситуацию и понятия не имели, как нам быть. Успех нашей миссии висел на волоске, и все могло сорваться в любую секунду. Вся надежда была на Сандаварга, у которого наверняка созрел в уме какой-нибудь план. Вот только посвятить нас в него Убби не мог – первосвященник находился рядом и тоже держал ушки на макушке. Приходилось уповать на то, что северянин успеет выкрикнуть, а мы в свою очередь – сообразить, что от нас требуется. И все это нужно провернуть за долю секунды. До того, как палец Его ангелоподобия нажмет на спусковой крючок…

В общем, чует мое сердце, дело дрянь. Не спасти нам королеву Юга, а жаль, ведь мы практически это сделали. Самим бы теперь удрать отсюда живыми и скрыться, и то ладно.

Пока суд да дело, Убби забросил кистень на левое плечо и аккуратно перемотал цепь на запястье той руки, что удерживала щит. Иначе говоря, освободил правую руку для какого-то действия. Понятно, что в холле должно что-то произойти. Оттуда лежит прямая дорога в трюм, к пробоине, через которую мы намеревались также покинуть судно. В другие его части, а тем более на главную палубу, нашей банде путь закрыт – там нам моментально отрежут все пути к отступлению. Поэтому либо мы попытаемся отбить заложницу в холле, либо уже никогда.

Когда мы миновали половину коридора, впереди послышались крики и топот множества ног. В холле заметались тени, а спустя несколько секунд выход в него перекрыл десяток клириков со взведенными арбалетами.

Впрочем, это мы видели, кто запер нас в носовой части корабля. А пятящиеся Нуньес и Тумбс понятия не имели, что за шум раздался у них за спинами. И потому насторожились, ведь это могли быть не их союзники, а наши. Оба поневоле нервозно обернулись и…

В левое ухо мне шибанул близкий выстрел «Мадам де Бум». Сей же миг верхушка черепа первосвященника отлетела назад, словно сорванная с котелка крышка. А вместе с ней вылетела наружу, разбрызгиваясь в полете, и половина содержимого головы Нуньеса. Он же как стоял сейчас полубоком к нам, так и рухнул на пол, всплеснув руками и выронив пистолет. Находившийся рядом с ним Тумбс обеими руками схватился за лицо и, истошно завопив, отшатнулся к стене. Между пальцев у него хлынула кровь, но голова осталась на месте, в чем сам он, кажется, сильно сомневался.

Малабонита сработала безукоризненно. А вот я оплошал и проморгал момент, когда враги отвлеклись на миг от пленницы и от нас. Ну да ладно – на то ведь нас и двое, чтобы подстраховывать друг друга в случае чего.

Долорес намеренно целилась выше головы жертвы, которую картечное облако зацепило лишь нижним краем. Перепало и Тумбсу, но он словил всего одну или две картечины, задевшие ему вскользь лицо. Зато голове первосвященника пришлось несладко. Он так и не понял, что его убило, да и вообще вряд ли услышал выстрел, поскольку картечь летела выше скорости звука (так, по крайней мере, утверждал всезнающий де Бодье). И, как следствие этого, не успел спустить курок пистолета, умерев не самым благородным способом, зато мгновенно.

Остальная часть ружейного заряда Малабониты унеслась дальше по коридору и угодила в перекрывших его клириков. Я замешкался с Нуньесом, но быстро пришел в себя и выстрелил туда же, не успело еще его тело плюхнуться на пол. А Сандаварг ухватился свободной рукой за каталку и уже пихал ее в ближайшую боковую дверь, прикрывая Владычицу щитом.

– Прячьтесь! – проорал он на всякий случай. Но мы без подсказок знали, как нам быть, и метнулись в такую же дверь на противоположной стене.

Картечь на выходе из коридора разлетелась широко, но еще не растеряла свою убойную силу. Двое или трое врагов рухнули замертво, еще несколько, судя по крикам, были ранены, а остальные попрятались за углами. Полдюжины арбалетных болтов пронеслись по коридору. Но залп был сделан запоздало и с перепугу, поэтому все до одной стрелы впились в двери лазарета.

Уцелевшие клирики заняли удобные позиции. Однако пробить их заслон было не в пример проще, чем отвоевать пленницу у первосвященника.

– Погремушки! – рявкнул нам из своего укрытия Убби. Фитиль Малабониты погас, но мой еще тлел, поэтому мы подожгли гранатные запалы от него. Но прежде чем сделать это и швырнуть гранаты в холл, мы сначала перезарядили ружья. И не поскупились вставить перед финальным рывком в патронники по два патрона.

Судя по шуму, в холл ввалилась еще одна группа клириков. Хотя в данный момент хуже от этого могло стать только им, а не нам. Новоприбывшие защитники «Ноя» слышали грохот и видели разбросанные повсюду тела. И все же они продолжали переть против «нечистого» оружия, поскольку не могли поступить иначе.

Новый двойной взрыв сотряс холл и коридоры, делая незавидной участь тех, кто очутился на пути ударной волны. Эхо взрыва еще не улеглось, а мы уже шли на прорыв заслона: я и Малабонита впереди, а толкающий каталку с Владычицей Сандаварг – сзади.

Устилавшие холл трупы, кажется, не поддавались исчислению, а на полу не осталось ни одного не залитого кровью участка. Нам даже пришлось оттащить с дороги несколько тел, чтобы Убби смог провести тележку до коридора, ведущего к трюмной лестнице. При взгляде на изувеченные трупы и мысли о том, что они – дело наших рук, – меня опять затошнило. Но поскольку я проблевался еще в лазарете, на сей раз обошлось без этого. Желание вырваться из тесных, затянутых дымом коридоров со скользкими от крови полами было невыносимым. И я не мог дождаться, когда вновь ступлю на палубу «Гольфстрима», пусть даже грядущий день не сулил нам ничего хорошего.

Или мы перебили всех клириков, или последние из них дрогнули и бежали, но оставшееся до трюмной пробоины расстояние мы проделали без единого выстрела. Коридорная дверь, которую я заблокировал после нашей первой стычки, была все еще заперта, а трюм – так же пуст, как и при нашем вторжении. Растащив по сторонам валявшихся на лестничной площадке оглушенных клириков, мы вкатили каталку внутрь. И пока мы с Убби спускали ее с лестницы, Малабонита последовала моему примеру: закрыла за нами дверь и заклинила трофейным мечом ее запорный механизм.

Вид у Владычицы был бледный и наполовину обморочный, но я списал это на грохот, какой ей довелось наслушаться. Хорошо, что у нее пока не начались схватки, хотя после таких потрясений они могут случиться в любую минуту. Подкатив тележку к пробоине, мы высунулись наружу и осмотрелись. Там было все так же шумно и пыльно. Отпугивая врагов, Сенатор крутился на истребителе перед «Ноем», как мы и договаривались. Грохот колес долетал откуда-то справа, и мне требовалось подать Гуго сигнал, чтобы он прекращал резвиться и подъезжал к нам.

Лучшего способа привлечь внимание Сенатора, кроме как взорвать перед кораблем гранату, было не придумать. Что я и сделал, а спустя две минуты «Гольфстрим» уже стоял напротив пробоины и опускал трап. Очень своевременно. Где-то в дальнем конце трюма слышались вопли и топот проникшего сюда через другие входы противника. Вопли были исполнены неподдельного отчаяния. Очевидно, клирики уже знали о гибели Его ангелоподобия и, обезумев от горя, рвались покарать нас за это.

Отдав прикрывающей нас Малабоните свою «Мадам де Бум», сам я на пару с Сандаваргом взялся вытаскивать каталку из пролома. Благо ее рама была складной, и она могла трансформироваться в носилки. Опасаясь, как бы по нам опять не открыли стрельбу с главной палубы, Убби накрыл королеву Юга щитом, и таким образом мы мало-помалу вынесли ее наружу. После чего покрепче ухватились за ручки носилок и бегом бросились вверх по сходням.

Сверху по нам не стреляли – не иначе все стрелки устремились к этой минуте на нижнюю палубу. Позади нас дважды бабахнул ружейный дуплет, а когда мы с Владычицей уже были на «Гольфстриме», из пролома резвой ланью выскочила Малабонита с разряженными дробовиками в руках. Судя по спешке, с какой она покинула «Ной», не все наши преследователи отведали картечи. Едва Долорес ступила на трап, как я рванул рычаг подъемной лебедки и прокричал Сенатору «Полный вперед! Курс – на восток!».

Когда трап поднялся наполовину, в пробоине нарисовались клирики с арбалетами. Но их прощальный залп был всего лишь проявлением бессильной ярости. И вреда он нам причинил не больше, чем их проклятья, какие они выкрикивали нам вслед, истратив напрасно стрелы.

Гуго передал мой приказ в моторный отсек, и истребитель, быстро набирая скорость, покатил к восточному выезду со стройплощадки. Но прежде чем вернуться в рубку, я помог Убби спустить Владычицу Льдов в трюм и сдал ее на руки Патриции.

Никаких лекарств мы из лазарета, конечно, не прихватили, но наша акушерка все равно встречала гостью не с пустыми руками. Подвешенный на цепях к потолку широкий стол был застелен одеялами; в большой кастрюле на жаровне кипела вода; в другой кастрюле плавали в кипятке необходимые инструменты; на стенах ярко горели факелы. Также в распоряжение нашей акушерки перешли все чистые простыни. И еще – Малабонита, которой я приказал остаться в трюме, назначив ее временной ассистенткой госпожи Зигельмейер.

– Во имя всего святого, Моя Радость, – умоляюще добавил я при этом, – постарайся не собачиться с Патрицией хотя бы сегодня, договорились?

Малабонита одарила мня ненавидящим взглядом и крепко выругалась под нос, но иного протеста не выказала. Что ж, вот и славно. Еще ни разу в жизни я не путешествовал по Атлантике в компании сразу двух моих жен – бывшей и настоящей – и понятия не имел, как помочь им ужиться вдвоем на одной палубе. По мне, это была задача, неразрешимая в принципе. И все же я надеялся, что совместный уход Патриции и Долорес за роженицей поможет им если не найти общий язык, так хотя бы стать чуть терпимее друг к другу.

Забежав ненадолго в моторный отсек и поблагодарив Джуру за храбрость и за помощь, я убедился, что он отлично справляется с работой. И попросил его проявить еще немного терпения, поскольку наши злоключения были еще не окончены. Когда Ковчег облетит весть о гибели Нуньеса («О, всемилостивая богиня Авось, да неужто мы и впрямь это сделали?!»), за нами пустится в погоню весь механизированный отряд Аркис-Грандбоула. И нам придется попотеть, отрываясь от него.

Я поднялся на мостик и увидел, как вражеские бронекаты пересекают полным ходом северную границу стройплощадки. Считать их было некогда, но даже по грубым прикидкам нас ожидала гонка как минимум с четырьмя десятками машин. И многие из них могли на равных потягаться с «Гольфстримом» в скорости. Конечно, у нас еще имелся запасной двигатель, но он добавлял истребителю мощности, делая его более проходимым, а не скорости, в которой мы сейчас нуждались гораздо больше.

– Займитесь орудиями, мсье Сенатор! – обратился я к механику, меняя его на шкиперском посту. – Подготовьте с Убби к стрельбе все, что только есть. Нас могут попытаться взять на абордаж, так что будьте готовы к любым сюрпризам.

При бегстве на восток нам предстояло объехать Аркис-Грандбоул с юга. В столице тоже царило смятение, вызванное налетом на Ковчег остатков армии Владычицы Льдов (вряд ли кто-то предложил иное объяснение происходящему). Движение на дорогах прекратилось, караваны замерли на полпути, и люди с тревогой глядели на рухнувший шпиль храма Семи Ангелов. А также – на маневры бронекатов и поднятые ими клубы пыли.

На несущийся прочь от Ковчега «Гольфстрим» показывали пальцами и провожали его недоуменными взорами. В городе еще не знали о гибели Нуньеса, и я не пожелал бы остаться здесь, когда шокирующая весть облетит Великую Чашу. К счастью, ничто нас в ней больше не задерживало. И я, окрыленный этой мыслью, был готов мчаться на восток без сна и отдыха несколько суток кряду… если, конечно, одержимые местью преследователи мне это позволят…