Глава 8
Прежде чем послы добрались до Закатной Стрелы, мы успели пустить еще одну линию водопровода. Она вела в трактир – ныне столовую сквада, – что практически вернуло этому заведению былую цивилизованность. Отныне полы здесь мылись не раз в день, а после каждого приема пищи. А избавленные от обязанностей водоносов посудомойщики наконец-то разогнули свои натруженные спины. Что было весьма кстати, ведь со дня на день поваров ожидал адский труд: подготовка грандиозного пира, без которого переговоры северян просто не могли обойтись.
Когда к форту подъехал долгожданный посольский бронекат – это был бывший буксир без прицепа, превращенный в маленькую крепость на колесах, – я и Гуго как раз тянули трубопровод в бордель, где имелись ванные комнаты. Теперь спешить было некуда. Облагородить бордель до того, как гости пожелают развлечься, нам все равно не успеть, и мы со своими инструментами будем там лишь путаться под ногами. Чтобы удивить послов, нами и так уже сделано достаточно, а решать вопрос со скважиной Кирку пока недосуг. Сейчас мы просто работали на публику – демонстрировали приезжим, что домар не прекращает обустраивать форт, а значит, он – настоящий вождь, а не обычный главарь наемничьей шайки.
Кирк сокрушался лишь об одном: «Торментор» не прибыл в срок с Сенегальского перевала. Отправив двух способных ездить верхом работников выяснить, почему Слэгг его подвел, домар пока предполагал, что в пути с дальнобоем случилась поломка. О том, что перевозчики на перевале могли объединиться и разбить отряд Слэгга, в форте никто не подозревал – такое объяснение звучало слишком неправдоподобно.
Посольский буксир, чье название было начертано неведомыми мне рунами, остановился в полукилометре от Закатной Стрелы. Послы не стали требовать, чтобы их впустили внутрь на технике, поскольку это выглядело бы подозрительно. Сама делегация состояла из полутора десятков человек: четверых пожилых северян и одиннадцати более молодых помощников и телохранителей. Не отвлекаясь от работы, мы следили за тем, как Виллравен и его приближенные приветствуют их: темно-краснокожие хозяева рядом со светло-краснокожими гостями, что прежде не бывали под южным солнцем, да и сегодня не наблюдали его за завесой туч и пепла. Встреча была не слишком радостной – скорее, настороженно-сдержанной. Кирк избегал фамильярничать с суровыми поборниками традиций, а те относились прохладно к выскочке из своих, с которым им теперь приходилось считаться. Встреча этих головорезов проходила столь церемониально, что я даже не припоминал, когда вообще в последний раз видел на рожах северян подобную протокольную строгость.
Переговоры, судя по всему, были отложены на завтра-послезавтра. А этим вечером гостей ожидала грандиозная попойка, призванная растопить лед недоверия между ними и хозяевами. Куда нас, естественно, никто не приглашал, но мы туда и не рвались. Как раз наоборот, пока шел пир, нам предстояло провернуть то, зачем мы сюда и проникли: освободить Владычицу и, если повезет, прикончить Кирка Виллравена.
Нет, конечно, сами мы с Сенатором на такие подвиги были не способны. Но с помощью наших оставшихся снаружи товарищей это уже не выглядело таким безнадежным делом. Тем более что двое из этих товарищей в скором времени собирались присоединиться к нам.
Канализация в Закатной Стреле была спроектирована простейшим способом. Все нечистоты стекали по трубам в глубокую яму, вырытую у северной оконечности стены. Дабы яма не распространяла миазмы, чистоплотный Гейгер перекрыл ее плитами, а поверх них насыпал слой песка. На поверхности был оставлен один лишь круглый люк. Он запирался на замок, поскольку из ямы за территорию форта уходила широкая труба. Она была проложена по дну искусственного рва и заканчивалась примерно в двухстах метрах от стены. После чего ров тянулся еще на полкилометра – до огромной котловины, куда и сливались нечистоты, а также сваливались прочие отходы, вывозимые из форта на лошадях.
Помимо люка, на обоих концах трубы были установлены решетки из толстых прутьев – дополнительная защита от проникновения в форт посторонних. Даже если тем удастся преодолеть две первые преграды, им не выбить запертый снаружи люк. Разве только они его взорвут. Но когда злоумышленники выберутся на поверхность по узкой десятиметровой лестнице (если та не развалится при взрыве), их накроет град пуль и стрел дежурящей на стене стражи. Или того хуже – они обрушат перекрытие ямы, после чего им останется лишь спасаться бегством. И молиться, чтобы сквад Кирка не погнался за ними и не прикончил их прямо в помойном рву.
От такого вторжения Закатная Стрела была надежно защищена. Впрочем, эта защита становилась бесполезной, если кто-то втихаря открывал люк и впускал врагов на территорию крепости.
Например, я и де Бодье.
Правда, сделать это незаметно у нас вряд ли выйдет. Днем за люком приглядывали наблюдатели с башен, а когда сгущалась тьма – патрульные, что стерегли ворота и прохаживались вдоль подножия стены. Таиться от них было глупо, и мы решили действовать в открытую. Еще в день нашего появления здесь Гуго изъявил желание осмотреть канализацию. Зачем? Ну как же, ведь мы обязательно должны удостовериться, не обвалится ли яма при бурении скважины и не прорвутся ли в нее грунтовые воды. Хэнг Рагл лишь равнодушно пожал плечами: лезьте, раз вам так охота. Однако прежде чем впустить нас туда, все же подозвал своих приятелей – видимо, опасался, как бы из люка не выпрыгнули наши сообщники, что минувшей ночью могли пробраться в яму снаружи по трубе.
Никто оттуда, ясное дело, не выпрыгнул. Под руководством Гуго я вбил в стену ямы бутафорские клинышки и привязал к ним на нитки куски мела – так, чтобы они задевали камень. После чего мой «босс» известил Рагла, что теперь мы будем спускаться сюда каждый день и снимать замеры с датчиков сейсмических колебаний. Ученые слова инженера Лапорта возымели должный эффект. Хэнг не стал спорить с ним, но наказал, чтобы всякий раз, как только нам приспичит нюхнуть дерьма, мы предупреждали об этом или его, или охрану у ворот.
Так мы и делали, проверяя свои дурацкие приборы дважды в день. В нечистоты мы, естественно, не ныряли, поскольку дотягивались до настенных датчиков прямо с лестницы. Вскоре хозяева привыкли к этой нашей странности, но полностью их доверие мы так и не заслужили. И потому они всегда отпирали люк сами, держа наготове оружие.
Сегодня ночью, в самый разгар пира – а пируют северяне обычно до утра, – мы опять намеревались наведаться в канализацию. Только уже не для замера сейсмических колебаний, а по иной, более уместной для столь позднего времени причине.
Нынешние темные ночи намного больше подходили для темных делишек, чем озаренные луной и звездами ночи эпохи Вседержителей. Как ни парадоксально, но огонь, каким ночная стража пыталась отпугнуть злоумышленников, часто играл последним на руку. Наглядевшись во мраке на пламя, глаза стражников отвыкали от темноты. И хороший вор или убийца мог прокрасться в нескольких шагах от такого караульного, даже если тот, отвернувшись от огня, смотрел в сторону подозрительного шума. А не глядеть в ночи на огонь было трудно. Особенно в мире, где он пока считался экзотикой. Его отблески гипнотизировали взор и даже бдительные северяне порой не могли устоять от искушения и подолгу с замиранием сердца таращились на причудливую игру языков пламени.
Именно огонь должен был стать сегодня нашим ночным союзником. Дождавшись, когда веселье в столовой достигнет пика – кажется, взаимопонимание между хозяевами и гостями понемногу росло и крепло, – мы с де Бодье прихватили факел, сумку с инструментами, длинную тонкую трубу и направились к помойной яме. Факел не зажигали, поскольку не хотели привлекать к себе лишнее внимание. Он пригодится нам позже, а пока мы ориентировались в темноте по отблеску факелов и масляных светильников, зажженных в разных уголках форта.
Примерно два десятка бойцов несли сегодня сторожевую вахту – больше, чем обычно, но это не нарушало наш план. И все они с завистью глядели на озаренные окна столовой, откуда доносились пьяные крики собратьев. Возможно, кто-нибудь из стражей тоже прикладывался втихаря к бутылке, но открыто пьянствовать на посту в скваде Кирка никто бы не рискнул. И все-таки у нас была при себе выпивка – а вдруг да пригодится.
Просидев около четверти часа в тени водокачки, мы наконец дождались, когда один из двух стерегущих ворота охранников удалится на обход. После чего подошли к оставшемуся и изложили свое не терпящее отлагательств дело.
– Скорее, мсье, отоприте канализационный люк! – потребовал Гуго, изображая нешуточное волнение. Хотя почему «изображая»? Правильнее сказать, «не скрывая», потому что мы и впрямь были взволнованы не на шутку. – Ваш криворукий повар спустил в канализацию какой-то овощ, и тот забил сток. Это случилось час назад, но засор обнаружился только теперь, а значит, пробка образовалась где-то на выходе из трубопровода. Прошу вас, мсье, позвольте нам прочистить трубу, пока в трактире не начался потоп. Вы ведь понимаете, что ваш домар Кирк не хотел бы оконфузиться перед гостями.
И Гуго потряс перед носом у стража нашим импровизированным шомполом, каким нам предстояло спасать хозяев от якобы неминуемого конфуза.
По причине отсутствия рядом злосчастного повара страж обругал за его грехи нас, но противиться просьбе не стал. Сунув за пояс огнестрельный пистолет и прихватив длинное копье, северянин велел нам зажечь факел и потопал к северной оконечности стены. И пока мы не осветили вход в канализацию, страж даже не прикоснулся к запорам на крышке люка.
Велев нам воткнуть факел рядом с крышкой и поднять ее, северянин в этот момент замахнулся копьем, готовясь пронзить врага, если тот вдруг выпрыгнет из ямы. И пусть этого еще ни разу не случалось, хозяева все равно не считали зазорным подстраховаться.
И вот настал день, когда привычный порядок вещей был-таки нарушен. Однако страж увидел в люке совсем не то, что ожидал. Под открытой крышкой обнаружился вовсе не враг, а… вторая крышка! Тоже металлическая, разве что, в отличие от первой, она имела в середине прорезь.
– А это что за дрянь?! – опешил северянин. Ему уже доводилось открывать канализацию, и он помнил, что ничего подобного здесь раньше не было. Но бить копьем во вторую крышку не стал, ведь мы могли счесть это за испуг и посмеяться над нервозным воякой.
– Это вы про дополнительную заслонку, мсье? – переспросил Гуго, снимая с плеч брезентовую накидку и делая вид, что собирается лезть в люк. – Вы, очевидно, еще не в курсе. Мы установили заслонку вчера вечером для лучшей герметизации.
– Что ты мелешь?! – прорычал охранник, все же потыкав для проформы копьем в перегородку. – Я вчера весь вечер простоял вон на той дозорной башне и не видел, чтобы кто-то приближался к яме, а тем более в нее лазил!
– Ну, возможно, это происходило не вчера, а позавчера, – поспешил оправдаться Сенатор, отступая в тень. – Просто в последние дни мы были так заняты, что у меня в голове все перепуталось…
Что ответил бы на это наш провожатый, мы так и не выяснили. Еще не договорив, Гуго неожиданно швырнул свой снятый плащ прямо на факел. Загодя промоченный брезент накрыл трепещущее пламя и тут же загасил его. А в следующий миг щелкнул арбалетный выстрел и вылетевшая из прорези в заслонке стрела вонзилась стражнику точно под подбородок, пробила гортань и вошла в мозг. Головорез захрипел, выронил копье и ухватился за торчащий у него из шеи хвостовик арбалетного болта. Снизу донесся приглушенный всплеск – это фальшивая заслонка упала на дно ямы, – и из люка один за одним выскочили готовые к драке Убби и Тунгахоп.
Когда они оказались на поверхности, враг фактически был уже мертв, но еще стоял на ногах – так, словно наотрез отказывался признавать себя мертвецом. Тунгахоп помог ему определиться с выбором и бесцеремонным пинком под зад столкнул его в канализацию – место, где северянину меньше всего хотелось бы очутиться после смерти. Но сегодня нам было не до благородства. Мы начинали скрытную войну на территории противника и не намеревались оставлять за собой лишние улики…
Еще на борту «Гольфстрима» мы условились, что провернем нашу авантюру в первую же ночь, как только послы совета Кланов пожалуют в Закатную Стрелу. Во-первых, большинство ее обитателей, включая самих послов, будут пьяны. А во-вторых, если наша затея удастся, Виллравену придется оправдываться перед гостями, почему ценный подарок, какой он им преподнес, вдруг взял и исчез. Мы, правда, понятия не имели, когда именно Кирк выдаст послам Владычицу: во время пира или на переговорах. Но Тунгахоп и Убби почти не сомневались, что хмельной Виллравен не дотерпит до завтра и с гордостью представит гостям пленницу в день их прибытия.
О том, когда именно они прибудут, Убби и Тунгахопу должен был подсказать подъехавший к воротам форта украшенный рунами бронекат. Поэтому наши краснокожие товарищи вот уже три дня наблюдали издали за Закатной Стрелой. А по ночам подкрадывались к канализационной трубе и разжимали домкратами прутья перекрывающих ее решеток. Так, чтобы эти бреши не слишком бросались в глаза и через них едва могла протиснуться беременная женщина.
Во время очередной проверки датчиков мы оставили у внутренней решетки ямы записку. В ней сообщалось, что наш план остается в силе. И что нашим сообщникам нужно соорудить себе пуленепробиваемый щит, поскольку открывающий нам люк охранник всегда пребывает начеку.
Для этой защиты мог сгодиться и брат Ярнклот. Но он был слишком громоздким, чтобы брать его с собой на такое дело, и Сандаварг оставил его на «Гольфстриме». Впрочем, найти подходящий кусок металла близ бывшей караванной стоянки не составляло труда – в свое время перевозчики разбросали по окрестностям много негодных запчастей. И когда в урочный час мы открыли охраннику люк, Убби и Тунгахоп уже расположились на лестнице по другую его сторону. Сандаварг при этом удерживал над собой лист иностали, прижимая его плечами к потолочной плите, а домар со взведенным арбалетом дежурил у бойницы. Оба испытывали сильные неудобства, и от долгого ожидания на узкой лестнице у них наверняка затекли руки и ноги. Но это мы с де Бодье не смогли бы воевать после такого испытания на выносливость. А у северян вся жизнь являла собой одно сплошное испытание, и, говоря словами древнего философа, те трудности, какие их не убивали, делали их сильнее.
Сандаваргу и Тунгахопу предстояло позаботиться об охраннике. Нам с Гуго – о том, чтобы его гибель не заметили со стен. Для этого требовалось погасить факел прежде, чем он умрет. Факелы у Виллравена были низкокачественные и часто гасли даже при слабых порывах ветра. А вот стражники в форте прежде не умирали, и если первое происшествие вряд ли поднимет тревогу, то второе поставит на уши всю крепость.
К счастью, все прошло гладко, и когда наши сообщники выбрались из канализации, дозорные на стенах сохраняли спокойствие, продолжая прислушиваться к звукам пиршества, а не тем, что доносились от канализационной ямы.
– Оружие при вас? – первым делом осведомился Сандаварг, извлекая брата Ярнклота из ранца, в каком тот находился все время, пока его брат из плоти и крови блокировал люк.
– Оно здесь, – отозвался я, указывая на сумку с инструментами. – Только еще разобрано – нас ведь могли обыскать, и тогда…
– Живей собирайте свои пукалки, пока есть время, – велел Убби. Секира Тунгахопа висела на ремне у него за спиной, а за поясами у северян торчали ножи и трофейные пистолеты, что мы отвоевали у Слэгга.
«Пукалки», о которых говорил Сандаварг, все это время находились у нас в багаже. Мы пронесли их с собой в Закатную Стрелу разобранными, под видом инструментов, и обыскивающие нас хозяева ни о чем не догадались, хотя каждый из них уже имел дело с огнестрельным оружием.
Имел, но только не с таким. Наше было крупнее обычного пистолета и представляло собой, скорее, короткие, без прикладов, двуствольные ружья. Собраны они были из внутренностей убитого – или, вернее, добитого – нами вакта. Де Бодье быстро догадался, что можно сотворить из этих, казалось бы, бесполезных железяк, годящихся разве что детям на игрушки. И сотворил! Да так, что его новые «игрушки» превзошли лучшие образцы известных нам оружейников. А еще говорят, будто гений и злодейство несовместимы! Еще как совместимы! И наш Сенатор являлся ярчайшим тому доказательством.
«Мадам де Бум» – так любовно окрестил он это порождение своего технического гения. После того как мы потеряли у Нового Жерла трофейные пушки Вседержителей, «мадам» смогли в какой-то степени их заменить. Конечно, из такого оружия нельзя было продырявить борт бронеката или сбить летучий корабль пришельцев. Но по мощи и скорострельности наши ружья-коротыши давали немало форы пистолетам и ружьям Виллравена.
«Мадам де Бум» заряжалась с казенной части, а пороховой заряд в ней воспламенялся от древней зажигалки на пьезоэлементе – похожем на отвертку устройстве с кнопкой, при нажатии на которую на кончике у него сверкала электрическая искорка. Когда Сенатор увидел парочку этих чудом переживших эру метафламма редкостей на витрине одного антикварного магазинчика, он так обрадовался, что едва не расцеловал продавца. Тот тоже обрадовался, что угодил клиенту, и честно признался, что не понимает, какую пользу можно извлечь из этой якобы зажигалки, не способной поджечь даже промасленную бумагу.
Но продавец плохо знал нашего Гуго! В его хозяйстве любая мелочь могла найти применение, даже такая слабенькая искорка.
И вот теперь мы держали в руках совершенное по нынешним меркам оружие. В нем, ко всему прочему, использовались уже настоящие патроны с гильзами из толстой вощеной ткани. При закрытии патронников задние концы таких гильз прорывались о специальные шипы. После чего стрелку оставалось лишь нажать кнопку на зажигалке. Она выпускала разряд, который через короткие электропроводные стержни, сделанные уже из земной стали, поступал в патронники. От искры просыпавшийся из рваных гильз порох воспламенялся, и «Мадам де Бум» била либо дуплетом, либо одиночным выстрелом, если в нее заряжался всего один патрон.
Для стрельбы пулями такие стволы не подходили – у Гуго не было времени тщательно обработать их внутреннюю поверхность, – зато картечью плевались за будь здоров. Испытания показали, что иностальные «кости» вакта обладают отменной прочностью и наверняка выдержат пару сотен выстрелов. Перед тем как отправиться в Закатную Стрелу, мы наделали уйму патронов и пару дюжин из них пронесли с собой, запрятав их в двойное дно замызганного вещмешка. И вот теперь мы стояли в логове врага с мощным оружием в руках, и лишь ночная тьма скрывала нас от вражеских глаз…
Напарник убитого нами стража мог вскоре его хватиться и поднять шум. Поэтому, прежде чем идти к хижине Владычицы, нам предстояло обезопасить себе тыл. Отсутствие обоих привратников тоже не останется незамеченным, но это случится не так скоро – в лучшем случае лишь на рассвете. Дозорные на стене приглядывали в основном за ее внешним подножием, и вряд ли их интересовало, как добросовестно несут службу стражники внутри крепости.
Больше всех на сброшенного в канализацию мертвеца походил Сандаварг. Он и вызвался выдать себя в темноте за этого стражника. Оставив нам кистень, а взамен прихватив копье и фляжку с вином, Убби уверенной походкой пошагал к стене, поглядывая наверх, не присматривается ли кто-нибудь к нему сверху. Факел у привратников был всего один – под воротной аркой, – и на свету мнимого стражника сразу разоблачили бы. Но отправившийся на обход головорез еще не вернулся, а значит, нам следовало этим воспользоваться.
Не выходя на освещенное пространство, Убби прислонился к стене и встал так, что возвращающийся привратник должен был непременно на него наткнуться. Что задумал наш друг, было пока непонятно, но подкрадываться к противнику со спины и бить его по голове фляжкой он явно не намеревался.
Нас и Сандаварга разделяло слишком большое расстояние, и мы не могли его отчетливо видеть и слышать. То, что произошло затем, напоминало, скорее, театр теней. Спустя несколько минут тень Убби поднесла ко рту фляжку, делая вид, что пьет. И явно не воду – глоток был большой и, если можно так сказать, красноречивый. Настолько красноречивый, что в итоге тень-пьяница закашлялась и, не отходя от стены, согнулась так, словно собралась блевать.
В этот миг из мрака выступила вторая тень. Она приближалась к Сандаваргу, а когда между ними осталось несколько шагов, замахала руками, видимо, возмущаясь тем, что тот пьет на посту. Но возмущалась не в полный голос – явно не хотела, чтобы ее брань долетела еще до чьих-то ушей. Кашляющий Убби, не разгибаясь и не показывая противнику лицо, пошатнулся и вместо ответа просто протянул фляжку напарнику: мол, да будет тебе браниться, на-ка вот тоже глотни чуток, сполосни горло. Напарник поначалу малость оторопел от столь беззастенчивого предложения, но потом все же взял фляжку и поднес ее к губам…
Убби только этого и ждал. Подпрыгнув к противнику вплотную, он нанес ему сокрушительный удар кулаком в висок. Выхватывать нож означало потерять лишнюю секунду, что в бою с другим матерым воякой могла стать решающей. Сандаваргу нужно было разобраться с врагом одним ударом и так, чтобы он не успел произнести ни звука. Завяжись между ними схватка, она неминуемо привлекла бы к себе внимание дозорных на стенах, да и не факт, что завершилась бы в нашу пользу.
Черепа северян известны своей твердолобостью, но только не для кулаков других северян. Пропустив удар, который мне и вовсе оторвал бы голову с плеч, привратник так ничего и не понял. Продолжая держать в руке фляжку, он повалился ничком на землю, не издав ни звука. Но Убби на этом не успокоился. Усевшись врагу на спину, он обеими руками оттянул ему голову назад и резко повернул ее вбок, ломая шейные позвонки. И если после удара в висок у стража еще, возможно, оставался шанс выжить, теперь он испарился бесследно.
Подтащив труп вплотную к стене и присыпав его песком, Сандаварг вернулся к нам и показал большой палец, лаконично докладывая, что проблема улажена.
– Показывайте, куда идти, загрызи вас пес! – велел он нам с де Бодье, подбирая кистень и наматывая на руку цепь. – Надо вывести отсюда Владычицу до того, как поднимется суета.
– А если не успеем? – осведомился я. – Ласло Габор вышел на позицию? Вы захватили сигнальную ракету?
– Должен уже выйти, – ответил Тунгахоп и, достав из подсумка трубку с заряженной в нее световой петардой, протянул ее мне. – Вот, держи. Надеюсь, пока мы торчали в дерьмовой яме, в них не отсырел порох. На всякий случай я прихватил две светящиеся леталки. Пусть одна будет у тебя, а то мало ли что.
«Мало ли что» меня сегодня категорически не устраивало, и я еще раз мысленно попросил богиню Авось, чтобы она не спускала с нас глаз. В конце концов, разве ей самой не интересно, переживет ли эту ночь ее бывший любимчик Проныра, которого она прежде не раз одаривала своей милостью.
Путь до хижины Владычицы мы проделали не таясь, потому что иначе на нас подозрительно косилось бы то отребье, какое еще не спало в этот полночный час. Положив обе «Мадам де Бум» в вещмешок, мы с Гуго шли впереди и указывали дорогу. Тунгахоп и Убби плелись в десяти шагах позади, делая вид, что не имеют к нам отношения, а просто идут в том же направлении, что и мы. Определить во мраке, что они – чужаки, – сумели бы разве что хозяева, да и то трезвые. Но все они торчали сейчас на постах, а прочие были пьяны и находились в столовой.
Следующая серьезная угроза должна была поджидать нас на подступах к цели. Прежде мы остерегались шляться по форту ночью, а тем более вблизи от дома пленницы. Но предполагали, что с наступлением темноты ее охрана усиливается до двух-трех головорезов. Если Сандаварг и Убби не оплошают, они перебьют их до того, как те поднимут тревогу. А не получится, тогда мы просто пристрелим их из ружей и будем отступать по запасному плану – с огнем и шумом. Это гораздо рискованней, но Кирк к такому тоже не готов, и наши шансы на успех все равно остаются обнадеживающими. Лишь бы только капитан Габор сдержал слово, потому что без «Торментора» нам отсюда с боем не вырваться.
До сей поры все протекало относительно гладко, но тут случилась первая осечка: хижина Владычицы оказалась неохраняемой!
Что за ерунда? Ее охране нет смысла сидеть в укрытиях, но, тем не менее, вокруг не наблюдалось ни одного стража. Да и спрятаться им поблизости негде. Разве только они расположились в доме и следят за подступами к нему из окон… Тоже маловероятно. Там ведь всего одна комната, и Кирк не допустит, чтобы его люди нервировали своим присутствием беременную пленницу, чье здоровье для него сейчас важнее всего на свете.
Старательно изображая забредших не туда пьяных гуляк, наши северяне приблизились к хижине, но никто не крикнул им, чтобы они проваливали прочь. Дверь была приоткрыта, и Тунгахоп рискнул сунуться внутрь. А выйдя, махнул рукой поглядывающему по сторонам Убби, и оба поспешили обратно к нам.
– Дерьмовые наши дела, но мы тут не виноваты, – подвел домар итог своей разведки. – Владычицу увели на пир и, возможно, уже передали гостям. Куда ее отправят потом – на посольский бронекат или назад в хижину, – мы не знаем. Но я бы на месте послов выбрал второе. Если они хотят, чтобы пленница добралась до совета Кланов в добром здравии, сначала им придется создать ей на бронекате нужные условия. То есть какое-то время ей еще придется пожить здесь. Так что подождем. Постель в хижине остыла, а значит, Владычицу увели на пир давно. Но долго она там явно не пробудет. Уверен, скоро ее оттуда выпроводят. Чуть ниже по склону есть неплохое местечко для засады. Притаимся там, а когда королеву поведут обратно, ударим с двух сторон и перебьем охрану до того, как она сообразит, в чем дело.
Тропинка, ведущая к хижине по склону, где мы с Гуго занимались «геодезией», шла не прямо, а зигзагом, огибая усеивающие склон валуны. Их было так много, что мы на месте конвоиров Владычицы ходили бы с оглядкой по дороге, где на нас мог запросто устроить засаду целый вражеский взвод. Убби и Тунгахоп заняли позиции поближе к тропе, мы с Гуго – чуть выше и в стороне, чтобы в случае стрельбы не зацепить их картечью. Также отсюда был виден вход в столовую, поэтому мы никак не проморгаем момент, когда пирующие, насмотревшись на Владычицу, отпустят ее.
Резня, засады, кровь, трупы… Притаившись за валуном и готовясь разрядить ружье в очередного противника, я поймал себя на том, что меня уже не повергает в дрожь мысль о таком вот вероломном убийстве человека. В прошлой жизни, когда нам приходилось отбиваться в хамаде от грабителей, это была честная самозащита, и мы никогда не стреляли в спины удирающим врагам. Мы не испытывали к ним человеколюбия или сострадания – просто считали, что преподали им хороший урок, и на том успокаивались. В последний раз, когда нам пришлось отбиваться от захватчиков – коварной семейки Гатри, – мы тоже проявили к ним милосердие. Но если бы Владычицу захватили не головорезы Виллравена, а помилованные нами строители Ковчега, я стрелял бы по ним безо всякой жалости. В том числе исподтишка и в спину. Потому что тропа войны, на какую мы встали год назад, имела слишком глубокую колею, из которой мы никак не могли выбраться. И пусть теперь мы спасали не целый мир, а всего-навсего двух человек – еще не рожденного ребенка и его мать, – эта задача также требовала от нас смекалки, решительности и, если нужно, – жестокости.
Мир менялся, мы менялись, все менялось и вокруг нас, и внутри нас… Если Вседержители оставят Землю в покое, лет через двести или триста на этом месте разольется океан и будут плавать рыбы, а о нас уже вряд ли кто-то вспомнит. Строить в таком мире далеко идущие планы и претворять их в жизнь было все равно, что рыть в песке канаву во время бури. Чем бы мы сегодня ни занимались и каких побед ни одерживали, все это может пойти прахом уже на следующий день, а то и через полчаса. Я старался не думать об этом, поскольку от таких мрачных перспектив у меня опускались руки и возникала апатия. В эту судьбоносную ночь я подавно гнал из головы подобные мысли. И гнал успешно, да только что проку? Даже безупречно подготовленный план вмиг становится эфемерной мечтой, когда в него вносит коррективы злой рок…
Владычица Льдов и трое сопровождающих ее северян покинули столовую минут через двадцать после того, как мы устроили им засаду. Впереди шагал наш знакомый Хэнг Рагл. Он освещал дорогу факелом, а также, очевидно, служил провожатым для остальных головорезов, что не принадлежали к скваду Кирка. Мы рассмотрели их компанию в факельном свете, когда она подошла поближе. Помимо оттенка кожи, который сейчас нельзя было определить, гости отличались от хозяев более богатыми татуировками, а также покровом штанов и вышитыми на них узорами. Эти два воина – явно не послы, а их телохранители – шли позади плетущейся за Хэнгом пленницы и выглядели трезвее его. Рагл не шатался, но его походка была не такой уверенной, как прежде. Чего нельзя сказать о его спутниках. Они ступали ровно и мягко, не сказать настороженно, как будто знали об ожидающей их западне.
Все понятно. Передача пленницы совету Кланов состоялась, и Хэнг показывал новым стражам Владычицы, где находится ее тюрьма. Для нас не имело значения, кого убивать – хозяев или гостей, – но для Кирка это могло обернуться крупными неприятностями. Особенно если мы намеренно оставим Рагла в живых, позволив ему вернуться к пирующим, а прикончим только двух чужаков.
Разница в степени опьянения Хэнга и его спутников показалась мне подозрительной, ведь у северян не принято пропускать или не поддерживать тосты. Я слышал о том, что северные шаманы умеют готовить зелье, которое мгновенно протрезвляет и ставит на ноги воина или же, будучи выпитым накануне пьянки, не дает ему захмелеть. Но зачем послам понадобилось сохранять свои мозги в ясности? Боятся, что проболтаются, выдав Виллравену какие-нибудь секреты? Ожидают провокацию и не хотят дать себя опоить? Пытаются не ударить в грязь лицом перед собратьями? Или мне это только чудится, а на самом деле гости просто умеют лучше держать себя в руках?
Мысль про отрезвляющее зелье посетила меня мимоходом, но кто бы мог подумать, что моя догадка угодит не в бровь, а в глаз! Вот только причину, по какой послы не желали пьянеть, я не смог предсказать. Но даже если бы смог, это не имело для нас значения, потому что мы были уже не в силах остановить надвигающуюся бурю…
За полминуты до того, как конвой Владычицы угодил бы в нашу засаду, на крепостной стене разразились крики. С каждой секундой они усиливались, а когда вслед за ними загудел набатный колокол, мы поняли, что везение нас покинуло и дозорные все-таки обнаружили труп убитого Сандаваргом привратника…
Однако едва мы это осознали, как случилось нечто, что вогнало нас в оторопь. И шум, и звон колокола потонули в раскатистом грохоте взрыва. А спустя несколько секунд за ним последовал другой, такой же.
Это не могли быть бомбы «Торментора». Во-первых, их взрывы сопровождались бы яркими вспышками. Вспышки вроде бы были, но очень уж слабоватые для огненной бомбы. А во-вторых, капитан Габор не открыл бы по форту огонь, не получив от нас условный сигнал. Я больше переживал, что Ласло раздумает стрелять даже после сигнала. Хоть он и заверял нас, что не подведет, в последний момент он и его команда все равно могут дрогнуть и пойти на попятную.
Но если эти взрывы устроил не Габор, тогда кто?
Пушки! Ну конечно! Да ведь это заговорили пушки на стене форта! Но зачем нашедшим труп дозорным палить из пушек? Разве колокольного набата недостаточно, чтобы поднять по тревоге даже пьяных товарищей? Это ведь не разжиревшие столичные жандармы, а всегда готовые к схватке профессиональные наемники…
Глядя на стену форта, я на несколько секунд упустил из виду нашу главную цель. А когда вновь посмотрел на нее, еще больше оторопел и испугался. Один из гостей-конвоиров, схватив Владычицу за волосы, стащил ее с тропы, а второй, набросившись сзади на Хэнга, одним сильным движением перерезал ему глотку. Рагл успел расслышать звук выхватываемого из ножен ножа и, угодив в захват, ткнул назад факелом, пытаясь попасть убийце в лицо. Но он уклонился, и огонь разве что обжег ему шею. Не бог весть какой урон, учитывая то, что в следующий миг случилось с шеей самого Хэнга.
Убби и Тунгахоп тоже видели это и, привстав, замерли в напряженных позах, готовые немедля броситься в атаку. Но, переглянувшись и обменявшись знаками, оба все же остались на своих местах. А убийца Рагла, повалив агонизирующую жертву наземь, присоединился к напарнику, который в этот момент что-то угрожающе рычал на ухо Владычице. Но убивать ее они явно не намеревались, вот почему наши северяне решили повременить и посмотреть, что будет дальше.
А дальше началось сплошное безумие. Теперь вопли и шум слышались и из столовой. Тени в ее окнах тоже замельтешили гораздо быстрее – все указывало на то, что там разыгралась нешуточная битва. Зазвенело оружие; загрохотали переворачиваемые столы; падали, ударяясь об пол, тела; пьяные глотки извергали потоки брани… Убби и Тунгахоп находили эти звуки приятными. У нас же с Гуго они вызывали лишь дрожь да желание бросить все и удрать отсюда подальше.
Продолжая удерживать пленницу, гости поспешно извлекли из карманов белые полоски ткани и соорудили себе на головах повязки. Вот оно что! Отличительные знаки, нужные затем, чтобы отличать своих от чужих в неразберихе ночного боя! И хоть «своих» в форте пока мало, им требуется лишь продержаться до подхода подкрепления. Того самого, что приближалось к стене форта и по которому палили его пушки.
Что-что, а грохот несущегося на полной скорости бронеката я не спутаю ни с каким другим. Простояв весь день и полночи вдали от Закатной Стрелы, сейчас посольский буксир мчался к ней с явным намерением протаранить ворота. Сколько вояк набилось на него, мы могли лишь гадать. Но если они планировали разбить хозяев форта, под его стеной должно было собраться раза в три больше головорезов, чем воевало на стороне Кирка. И это как минимум.
Я опять ошибся: послы оставались трезвыми не потому, что ожидали от хозяев провокацию. Послы сами готовили ее. И подготовка эта началась задолго до переговоров, а иначе где бы совет Кланов набрал в здешних краях такую мощную армию? Конечно, она прибыла сюда прямиком от каньона Чарли Гиббса. Прибыла не заключать договора с отщепенцем, а уничтожить Виллравена и его сквад подчистую. А он-то, наивный, пытался произвести на северных сородичей впечатление, обустраивал свою крепость и даже преподнес им в дар саму Владычицу Льдов! И каков итог? Кланы не только не пожелали иметь с Кирком дел, но и сочли его недостойным топтать с ними одну землю.
Почему Кланы приняли именно такое решение? В данный момент это волновало меня в последнюю очередь. Наша затея осложнилась, но у нас еще остался путь к отступлению, и до цели было практически рукой подать. И пока в Закатной Стреле не разыгралась битва, а стража готовилась оборонять ворота, мы могли отвоевать пленницу и смыться из форта через канализацию.
Обвязав головы повязками, конвоиры наскоро что-то обсудили, после чего один из них бросился обратно в столовую, а второй, опять ухватив пленницу за волосы, решил, видимо, утащить ее в какое-нибудь безопасное место. Единственное такое место, какое он здесь знал, было хижиной, куда ему указали путь. Конвоир спешил и покрикивал на Владычицу. Она вяло отбивалась – видимо, не привыкла к насилию, поскольку Виллравен не обращался с ней так грубо. Но от ее упрямства не было толку, и парочка продолжала быстро подниматься по склону.
Прямиком в устроенную нами западню.
Враг удерживал пленницу в правой руке, а оружие в левой, и Убби не мог атаковать его со своего фланга, опасаясь навредить Владычице. Поэтому он лишь негромко присвистнул, когда тащащий пленницу конвоир поравнялся с его укрытием. Тот вздрогнул и резко обернулся на подозрительный звук. Но лишь затем, чтобы подставить свой затылок под секиру Тунгахопа, одним ударом раскроившего напополам вражеский череп. Пальцы мертвеца выпустили Владычицу, и она, не удержав равновесие, плюхнулась на тропу. А вслед за ней грохнулся, разбрызгивая кровь, и ее практически обезглавленный обидчик. Его товарищ ничего не заметил, поскольку только что вступил в бой, набросившись на вывалившихся из столовой пьяных хозяев.
А спустя еще пару секунд стену форта сотряс могучий удар. Это превращенный в таран посольский буксир снес не рассчитанные на подобные атаки ворота и, не останавливаясь, ворвался на территорию Закатной Стрелы…