Уильям Гибсон. Джонни-мнемоник. Журнал «Если»

Глубина – не самое необходимое качество современного искусства. Рыба ищет где глубже, зато и гниет с головы. Человек же ищет, где лучше, а голову предпочитает использовать в качестве атрибута всевозможных перформансов, хеппенингов и инсталляций. Благо она всегда под рукой и за ней далеко ходить не надо. По ней можно гладить и бить. Ее можно повесить и приклонить. При соответствующей сноровке ее совсем не трудно спрятать в кустах, выставив на обозрение грудь в крестах да в нашивках. И – напротив – ею можно выглядывать из земли (песка), чихом отгоняя Руслана и привечая красноармейца Сухова. В конце концов, ею можно попробовать просто-напросто не кивать в ответ: все равно мое сердце молчит.

Не обходится без издержек. Варварская эксплуатация ценной части тела и пренебрежение техникой безопасности приводит к негативным последствиям. Причем в ходе репрезентативного опроса выяснилось, например, что лишь один-единственный респондент на прямой вопрос «Семен Семенович, что у вас с головой?» честно признался: «Деньги!» – все же прочие отвечающие только сварливо жаловались на обычную мигрень.

Как известно, телевизионная Мария сознательно вводит нас в заблуждение, ибо лучшее средство от головы – не панадол, но гильотина. При отделении от туловища вышеупомянутой части тела та перестает болеть раз и навсегда. Этот факт могут компетентно засвидетельствовать опытные эксперты профессор Доуэль, Михаил Берлиоз и Иоанн Креститель, каждый из которых головой поручился бы за безупречность методики. Кстати, стараниями японской мафии якудза в число экспертов недавно чуть не угодил некий Джонни – главный персонаж киберпанковой фантазии Уильяма Гибсона.

Чтение рассказа Гибсона позволяет расширить представления о возможностях человеческой головы. Что, по-вашему, таится внутри черепушки и котелка, что скрывается под кумполом? Казалось бы, спектр ответов неширок. Во-первых, мысли. Во-вторых, ветер. В-третьих, царь (распространен значительно реже, чем ветер). В случае с Винни-Пухом – опилки (стараниями гениального переводчика Бориса Заходера, отныне и навеки в голове английского медвежонка Пу – наши советские опилки). Согласитесь, немного. Уильям Гибсон добавляет к общему списку всего одну, но принципиальную возможность. Оказывается, в ближайшем компьютерном будущем голову можно будет использовать в качестве сейфа: под воздействием специальной программы «идиот-всезнайка» в наши нейроны можно будет закачать под давлением безумное количество мегабайт полезной информации – да так, что ни носитель головы, ни кто-либо посторонний без соответствующего кода допуска этими мегабайтами не воспользуется. Надежней, чем в Форт-Ноксе. Правда, человек-сейф головой отвечает за сохранность содержимого котелка и головой же, соответственно, рискует: вероятность перехвата в процессе транспортировки с последующим оттяпыванием сейфа способна остудить самую горячую голову. Однако главный герой рассказа Джонни занимается смертельным перформансом не из любви к искусству, а ради денег; безденежье для героя страшней головной боли. В свою очередь японская мафия, задумавшая перехватить мегабайты, пока не ломает голову над проблемой, как узнать код допуска, но для начала желает получить в свои руки хранилище информации целиком: весь котелок в целлофановом пакете. Джонни сопротивляется. Таков сюжет.

Для автора рассказа якудза – столь грозная сила, что она, по сути, не персонифицирована. Сочувствующих же герою персонажей всего двое, но они конкретны: супервумен Молли, оснащенная ногтями-ножами (как у Фредди Крюгера), и дельфин-наркоман Джонс, безошибочно разгадывающий любой код (ближе к концу сам главный герой решает все-таки выкинуть из головы опасные для жизни сведения). В финале голова опустошена от секретов, и все празднуют победу. Ради такого случая дельфин даже получает премиальную дозу ЛСД. Якудза посрамлена и рвет на голове волосы от злости.

Знатоки уверяют, что киберпанк – самый модный и перспективный жанр НФ, а Уильям Гибсон – пророк его. По сведениям тех же знатоков, отличительными особенностями названного жанра являются авторский нонконформизм вкупе с компьютерной тематикой; оба этих качества образуют-де взрывоопасную творческую смесь, некое новое свойство, присущее не столько ушедшему XX, сколько пришедшему XXI веку.

Компьютерам компьютерово, но вот насчет нонконформизма что-то сомнительно. В рассказе своем фантаст, правда, решил немножко побороться с традиционным для обычной НФ жанровым каноном – подсуропил произведению максимум сленга и минимум действия и гордо оставил читателей в неведении, что же за информация скрывалась под кумполом у Джонни. Однако как только режиссер Роберт Лонго решил экранизировать «Джонни-мнемоника» и даже заманил на съемочную площадку Кину Ривза и Дольфа Лундгрена, Уилли сразу стал умненьким мальчиком. Он переписал для будущего кино свой рассказ, добавил потасовок, свел до минимума невнятицу и на десерт подпустил социальности. В отличие от читателя, зритель «Джонни-мнемоника» оповещен о том, какие сведения таились в Джонниной черепушке: рецепт приготовления вакцины от опасной болезни, каковой зловредные фармакологические корпорации тщательно прячут – дабы как можно больше нажиться на страдающем человечестве. Понятно, что в картине финал несколько другой, чем в рассказе, – Джонни, его пассия и дельфин (чья склонность к ЛСД теперь приглушена) дарят информацию о вакцине людям.

Впрочем, если верить комментарию журнала «Если», фильм Роберта Лонго триумфально провалился в прокате – несмотря на Кину Ривза, несмотря на все конъюнктурные гибсоновские переделки.

И поделом. Нечего валить с больной головы на здоровую.

1995