Есть такой анекдот. В море встречаются два корабля с евреями-эмигрантами. Первый плывет в сторону Земли Обетованной, второй – прямо оттуда. Пока оба корабля находятся в пределах обоюдной видимости, их пассажиры, высыпав на палубы, сигнализируют друг другу одинаковыми жестами: крутят пальцем около виска... К чему я это рассказываю? Да к тому, что в настоящий момент в российской литературе происходит похожая миграция. Два потока авторов примерно вот так же перемещаются в противоположных направлениях. Одни поспешно бегут из фантастики в так называемую «серьезную» литературу, другие из «серьезной» прозы столь же суетливо движутся к science fiction и fantasy. О практических результатах этой миграции – чуть ниже, но и «сам процесс» (по выражению небезызвестного поручика) любопытен. Вернее сказать, его первопричины...

Начнем с исхода из лагеря фантастов. При большевиках те практически не вылезали из своей ниши (да и кто бы их пустил во взрослую литературу – с ее сталинскими премиями, экранизациями, статьями в «Правде», тиражами-гонорарами и блатными местами в президиумах плюс Ваганьково? Нет уж, места поделены!). За эти годы у литературных победителей недр и разведчиков космоса пустил корни, вырос и заколосился огромный комплекс неполноценности. Писатели-фантасты чувствовали себя кем-то вроде режиссеров-мультипликаторов: вроде они и кино снимают, и на фестивали ездят, но вот закадрить актрисулю – фиг, уже профессия не та. Потому-то, едва повеяло перестройкой, немало списочных деятелей НФ сорвалось с насиженных мест. Попробуйте-ка сегодня неосторожно назвать писателями-фантастами как мэтра Малеевского семинара Евгения Войскунского, так и нескольких его подопечных – будь то Михаил Веллер, Андрей Столяров, Андрей Измайлов, Людмила Синицына, Борис Руденко, Виталий Бабенко. Обидятся наверняка. В морду дадут. Писатель Виктор Пелевин, собаку съевший на имиджах, объяснит вам на пальцах, что для Запада «фантаст» – брэнд гниловатый, не катит. Пошлите писателю Анатолию Королеву анонимку с напоминанием о том, что нынешний автор неудобочитаемых (зато продвинутых!) «Головы Гоголя» и «Человека-языка» лет двенадцать назад публиковал очень недурной НФ роман «Блюстители небес». Ведь испугается Королев, выкуп будет предлагать за молчание... Нет, по-человечески очень понятно желание попадать в мейстрим и в рецензии, пасти народы (ну хотя бы славистов), сеять разумное-доброе (ладно, пусть иногда и бренное), а не злобно отругиваться от пацанья и итээров, пристающих по поводу дурацкого Тунгусского метеорита, жизни на Марсе или, как минимум, ключа к десяти Амбарным Хроникам. Другое дело, что, кроме Пелевина, никому из иных предпринявших попытку к бегству большая удача на том берегу не посветила. Парадокс: служенье муз не терпит суеты, но и поздно прибежавшим – кости.

А что у нашей встречной волны? Тоже, увы, не больно здорово. Собственно, и в XVIII—XIX вв. некоторые почтенные русские прозаики (а также поэты, драматурги, очеркисты et cetera) имели обыкновение время от времени сбегать в стан писателей-фантастов – подобно тому, как веселые гусары искали свободы и любви в цыганском таборе. Однако лишь в советские (в нэповские и, особенно, в послесталинские) годы количество перебежчиков значительно приросло, а их мотивации существенно изменились. Вадим Шефнер и Михаил Анчаров, Владимир Тендряков и Василий Аксенов, Владлен Бахнов и Владимир Высоцкий (помните его рассказ про разумных дельфинов?), Ярослав Голованов и Натан Эйдельман... Список можно продолжать. Страшно вспомнить, но даже сам Александр Исаевич Солженицын в 1960 году сочинил пьеску «Свет, который в тебе» – беспомощную, как и все иные драматургические опыты будущего автора великого «Архипелага ГУЛАГ», но вполне в русле тогдашней проблематики НФ (ученые с зарубежными именами Филипп Радагайс, Алекс Кориэл и Синбар Атоульф рассуждали о том, как «в спины и паруса нам дует неистовый ветер кибернетики», подвергались давлению зловещего Генерала от ВПК и личным примером доказывали, что физику без лирики – ну никак, душу не ампутируешь). Дело дошло до того, что один из томов знаменитой жемайтисовско-клюевской БСФ был отдан авторам-кочевникам. Сочинитель послесловия крайне обтекаемо писал о «многих и каждый раз особых причинах, по которым данные писатели обратились к фантастическим произведениям», хотя причин таковых было, по большому счету, всего две. Либо автор хитро упрятывал в жанр фантастики свои «стилистические разногласия» с кондовым соцреализмом (недаром среди «эмигрантов» в жанр впоследствии оказалось немало эмигрантов в прямом смысле слова – Аркадий Львов, Андрей Синявский, Рафаил Нудельман, Евгений Муслин, те же Аксенов и Войнович...). Либо мы наблюдали ситуацию, которую обозначил персонаж «Обитаемого острова» Стругацких: «Нужно свихнуться, чтобы перебежать к нам». Иными словами, у иного автора могла маленечко съехать крыша на почве собственного величия, и тогда ему казалось, что разговаривать с Мирозданием на равных он может лишь на космических котурнах (похожая неприятность, видимо, случилась под конец жизни с Леонидом Леоновым, чью финальную двухтомную «Пирамиду», замешанную на невнятной философии и доморощенной космогонии, можно читать лишь по суровой обязанности).

Понятно, что в постсоветские времена мотивации значительно изменились. То есть, конечно, остался процент пишущих, кого к смене жанра по-прежнему подталкивают их проблемы с головой (Дмитрий Галковский, например). Однако подавляющее большинство нынешних литературных мигрантов абсолютно прагматичны. Они осознали на собственной шкуре, что титул «серьезного» писателя сегодня, увы, не приносит ни денег, ни славы, ни широкой аудитории. Да, качество популярности маринино-донцово-никитиных раздражает былых властителей дум, а куда деваться? Зажмуриться и прыгать. Татьяна Толстая пишет «Кысь», словно никаких антиутопий на Руси не было – она первая (радуйтесь, громадяне!). Певец экскрементов и жертва «Жующих вместе» Владимир Сорокин в последнем романе «Лед» брезгливо снисходит к простому сермяжному moujik’у и царапает нечто про заговор пришельцев и рыжего Чубайса, тоже типа пришельца. Чингиз Айтматов лепит НФ антураж в «Тавре Кассандры» с простодушием Рип Ван Винкля, некогда читавшего Александра Беляева, а затем проспавшего лет семьдесят. Ловкий Дмитрий Быков, напротив, внимательно читает последнее, что откопал на лотке, – «Посмотри в глаза чудовищ» Лазарчука и Успенского, а затем кроит «альтернативку» по тем же лекалам («Вагриус» купился, читатели – нет). И так далее. Презирая низменность массовых вкусов, ненавидя белль-леттр как таковую, перебежчики действуют по схеме пушкинского Савельича: «Плюнь да поцелуй злодею-читателю ручку. Авось купит». Компромиссы эти, однако, к ожидаемым последствиям не приводят, поскольку авторы абсолютно не в теме, жанра не знают, аудиторию не чувствуют, и оттого вечно изобретают велосипеды. Это в лучшем случае. А в худшем – сенокосилки на паровом ходу...

Начали мы с анекдота, закончим нетленной русской классикой. В пьесе Александра Островского «Лес» были два таких полукомических персонажа, актеры Аркадий Счастливцев и Геннадий Несчастливцев. Они точно так же шастали в поисках лучшей публики: один – из Вологды в Керчь, другой – из Керчи в Вологду. Если не ошибаюсь, героев освистывали и там, и там.

2002