Успехи нашего оружия на всех участках советско-германского фронта летом и осенью сорок третьего и зимой сорок четвертого имели не только военно-стратегическое значение. Они показали всему миру, что победы Красной Армии вовсе не являются какими-то случайными, сезонными, как это пытались представить наши недоброжелатели. Успехи эти наглядно показали, что советские войска могут громить гитлеровские полчища в любое время года, при любой погоде, на любых географических широтах.

Военные кампании сорок третьего – зимняя сорок четвертого года прошли под знаком дальнейшего совершенствования и развития способа последовательного нанесения ударов. На том или ином направлении советское командование скрытно создавало мощные ударные группировки и нацеливало их против наиболее опасной в данный момент группировки врага. Гитлеровские армии таким образом уничтожались по частям.

Летом сорок четвертого, когда 1-я гвардейская танковая готовилась к боям под Дубно, победные сводки с фронтов стали привычным явлением. В то время когда мы намеревались совершить бросок через границу, в Генеральном штабе уже зрел и начинал реализоваться план грандиозной операции «Багратион», уже было снято кольцо блокады вокруг Ленинграда, советские армии нацеливались на освобождение Прибалтики… В воздухе явственно чувствовалось веяние новых побед…

После зимне-весенних операций 1944 года войска 1-го Украинского фронта занимали рубеж Торчин – Броды – Бучач – западнее Коломыи и Красноильска. Протянувшись на 440 километров, фронт объединил немалые силы: семь общевойсковых, три танковые и одну воздушную армию, три отдельных танковых, два кавалерийских корпуса и другие средства усиления. В них насчитывалось 843 тысячи человек (с тылами 1200 тысяч человек), 13900 орудий и минометов, около 2200 танков и САУ, свыше 3 тысяч самолетов. Командовал войсками фронта к тому времени Маршал Советского Союза И. С. Конев, начальником штаба фронта был генерал армии В. Д. Соколовский.

Общевойсковые армии, входившие в состав фронта, совершенствовали оборону на своих участках, а мы, танкисты, планомерно готовились к предстоящему наступлению. Производили рекогносцировку на будущих вероятных направлениях, ремонтировали дороги, мосты.

Нам предстояло наступать против довольно сильной группировки фашистских армий, носившей название «Северная Украина», в состав которой входили: 34 пехотные, 5 танковых и 1 моторизованная дивизия и 2 пехотные бригады. Это свыше 600 тысяч человек (с учетом тылов 900 тысяч), 900 танков и штурмовых орудий, 6300 орудий и минометов. На аэродромах этой группировки было сосредоточено примерно 700 самолетов.

Немецкая оборона состояла из трех полос глубиной примерно до 50 километров. Особенно прочно были оборудованы оборонительные узлы в городах Броды, Губегаув, Рава-Русская, Львов, Галич, Бучач.

Перед войсками 1-го Украинского фронта стояла задача разгромить немецкую группу армий «Северная Украина», полностью освободить западные украинские земли и юго-восточную часть Польши. Наши удары согласовывались с действиями войск 1-го Белорусского фронта, переходивших в наступление на люблинско-варшавском направлении.

Чтобы читатель лучше уяснил, как развертывались события, раскрою, хотя бы в общих чертах, замысел командования нашего фронта. 1-й Украинский намечал нанести удары по вражеской обороне на двух направлениях – на рава-русском и львовском. Силы фронта при этом распределились так. На рава-русском направлении должны были наступать 3-я гвардейская и 13-я армии и наша 1-я гвардейская танковая армия, а также конно-механизированная группа генерала В. К. Баранова. На Львов наступали 60-я и 38-я армии, 3-я гвардейская и 4-я танковая армии и конно-механизированная группа генерала С. В. Соколова.

Конкретно нашей армии ставилась такая задача: с утра второго дня операции войти в прорыв в стыке 3-й гвардейской и 13-й армий и, развивая обозначившийся успех, форсировать реку Западный Буг и овладеть районом Добрачин Крыстынополь – Сокаль. На четвертый день наступления овладеть городами Рава-Русская, Магеров, Ярослав, где и войти в соприкосновение с 3-й гвардейской танковой армией и группой С. В. Соколова.

Если читатель внимательно посмотрит на карту Западной Украины, он поймет, какие большие трудности стояли перед нами в этой операции. И пространство немалое предстояло преодолеть, и не так ведь просто прорвать созданные немцами сильно укрепленные районы… А дальше еще сложнее. С выходом в район Равы-Русской предстояло завершить окружение бродской группировки гитлеровцев и не допустить отхода львовской группировки врага в северо-западном направлении. Надо учесть также, что 1-й гвардейской танковой армии, действовавшей на правом фланге ударной группировки 1-го Украинского фронта, предстояло еще выйти на берега Сана.

Лето сорок четвертого, предпоследнего военного года, было в самом разгаре. Май и июнь мы готовились к операции, которая впоследствии получила название «Львовско-Сандомирская». Активные действия на нашем участке фронта начались только 13 июля.

В ночь на 13 июля вступили в дело разведывательные части 13-й и 3-й гвардейской армий. Они на широком фронте уточняли передний край и огневую систему противника.

Разведка для нас была особенно важна. Мы уже знали, где проходит первая, так называемая главная полоса обороны противника. Но гитлеровцы перед началом нашего наступления могли отвести свои войска на вторую полосу. И где тогда гарантия, что мощную запланированную артиллерийскую подготовку мы произведем не по пустому месту?

После ночной разведки, подтвердившей, что немцы действительно собираются отвести свои войска на вторую полосу обороны, командование фронта отменило артиллерийскую подготовку в больших масштабах и внесло некоторые коррективы в предстоящие действия наступающих войск.

Между тем политработники вели в войсках активную работу. Они рассказывали об успехах Белорусских и Прибалтийских фронтов, о тех многочисленных больших и малых котлах, в которые попадали гитлеровские дивизии. Эхо победных салютов в Москве отдавалось радостью в сердце каждого солдата.

Политработники разъясняли сложную внутреннюю обстановку в Польше, рассказывали об Армии Людовой, заявившей, что она готова сотрудничать и всячески помогать Красной Армии, и об Армии Крайовой, реакционная верхушка которой приказала своим солдатам оказывать вооруженное сопротивление советским войскам, вступающим на территорию Польши.

Итак, впереди Западный Буг, та самая река, которая в памятный июньский день сорок первого стала гранью между миром и войной. Мы снова вернулись в те места, откуда орды гитлеровцев начали свой блицкриг.

В ночь на 13 июля и утром того же дня передовые отряды перешли в наступление. Конечно, продвижению передовых отрядов предшествовал артиллерийский налет, но по времени и количеству выпущенных снарядов куда меньший, чем спланированная ранее артиллерийская подготовка.

Гитлеровцы, как видно, были введены в заблуждение действием передовых отрядов и стали отводить свои войска на вторую линию, именовавшуюся ими «Принц Евгений».

В течение всего дня 13 июля передовые батальоны преследовали противника, а сутки спустя перешли в наступление главные силы 3-й гвардейской и 13-й армий. Им пришлось иметь дело с противником, отошедшим на вторую, заранее подготовленную полосу обороны. Чтобы сломить сопротивление фашистов, 13-й армии генерала Н. П. Пухова пришлось провести часовую артподготовку.

Я же решил для оказания содействия пехотинцам в прорыве вражеской обороны ввести в бой свой передовой отряд – 1-ю гвардейскую танковую бригаду.

Вплотную за стрелковыми частями двинулся и недавно прибывший в нашу армию 6-й мотоциклетный полк-под командованием В. И. Мусатова.

Пушки, минометы, «Катюши» ураганным огнем перепахали вражескую полосу почти на всю глубину, и к исходу дня 13-я армия, преодолев систему немецких укреплений, продвинулась на 15–20 километров.

Преодолевая сопротивление противника, бригада полковника В. М. Горелова первой вырвалась к реке Западный Буг неподалеку от Сокаля. Продвижение было настолько стремительным, что гитлеровцы растерялись, явно переоценив силы бригады. Из сообщений разведки я знал, что в район прорыва гвардейцев Горелова немцы срочно перебрасывают силы с других участков фронта. Видимо, они решили, что именно здесь мы будем наносить главный удар. Я приказал Горелову держаться до последнего, чтобы приковать к себе как можно больше сил противника.

Дело в том, что 44-я бригада И. И. Гусаковского и 399-и тяжелый танкосамоходный полк полковника Д. В. Кобрина прорвались к Бугу немного южнее Сокаля. Здесь оборона противника оказалась сравнительно слабой.

– Начинаем форсировать реку, – доложил мне И. И. Гусаковский.

Посоветовавшись с М. А. Шалиным, мы решили нанести главный удар на участке бригады Гусаковского. Туда спешно перебрасывались основные силы армии. Уже 17 июля Буг был форсирован, и армия вошла в сражение в полосе 10 километров на глубине 40 километров от бывшего переднего края обороны противника.

Далось это, разумеется, нелегко. В районе Перета – Вышув – Тартакув нашему 8-му гвардейскому механизированному корпусу пришлось вести упорные бои. Но все же части армии, искусно маневрируя, прорвали две оборонительные полосы противника, отбросили главные фашистские силы – танковые и пехотные – и вышли на государственную границу.

Войска 1-го Украинского фронта, как я уже говорил, наступали на львовском направлении. Но там продвижение шло значительно медленнее. А поскольку у нас обозначился значительный успех, правому крылу фронта нужно было как можно быстрее продвигаться вперед на запад.

Продолжая наступление, 1-я гвардейская танковая уже 18 июля установила взаимодействие с конно-механизированной группой В. К. Баранова, что, по существу, и предрешило окружение бродской группировки врага, позволило расколоть, смять фашистские силы, противодействующие 1-му Украинскому фронту. Горячие бои разгорелись на рубеже Сокаль – Крыстынополь. Но и здесь мы сломили сопротивление гитлеровцев и, преследуя их, двинулись к берегам реки Сан, к древнему городу Ярославу. Общевойсковые армии за танковыми бригадами, закрепляя развитый успех, отрезали пути отхода немецким дивизиям, засевшим под Бродами.

На долю нашей армии, таким образом, выпала роль танкового тарана, который пробил брешь в обороне противника, проходящей по советско-польской границе. В эту брешь и устремились общевойсковые армии фронта.

19 июля бродская группировка противника в составе восьми дивизий была окружена, а 22 июля полностью уничтожена. В те же дни наши танки, продолжая двигаться на запад, к исходу 22 июля передовыми отрядами вышли к реке Сан севернее и южнее города Ярослава, оторвавшись от соединений 13-й армии на 50–55 километров.

Мы вступили на территорию Польши, и это обстоятельство выдвинуло перед нами ряд серьезных проблем, с которыми до сих пор не приходилось сталкиваться.

На освобожденных советских землях сразу начинали действовать органы Советской власти, с которыми мы устанавливали контакты. Какая же власть будет функционировать на освобожденной территории Польши? Этот вопрос волновал командиров и политработников. Правда, мы уже знали, что опубликовано заявление Народного комиссариата иностранных дел об отношении СССР к Польше.

В этом заявлении, во-первых, говорилось, что Польша будет восстановлена как независимое демократическое государство; во-вторых, Советское правительство не намеревалось устанавливать на ее территории органы советской администрации.

Вскоре мы получили ответ на волнующий нас вопрос: на освобожденных от гитлеровцев территориях стал действовать Польский комитет национального освобождения, с органами которого у нас установились хорошие деловые контакты.

Вскоре Польский комитет национального освобождения обратился к Красной Армии с просьбой: не разрушать без крайней военной необходимости промышленные объекты, жилые дома, оберегать имущество нового государства. Военный совет 1-й гвардейской танковой армии принял все меры, чтобы выполнить эту просьбу польских властей.

Итак, перед нашими частями лежал Ярослав. С моего КП древний город хорошо просматривался в стереотрубу. Над купами садов торчали острые шпили костелов, виднелись покатые черепичные крыши. Видно было, как по единственной дороге, ведущей к городу, пыталась прорваться группа танков. Это действовали разведчики Подгорбунского. Но противник открыл плотный заградительный огонь. Каким-то чудом машинам удалось выйти из-под обстрела без единой вмятины.

Впоследствии я узнал, что Подгорбунский, как всегда, проявил находчивость. Пробравшись со своими разведчиками к реке, он зажег несколько шашек и под покровом густого дыма переправил на противоположный берег две лодки с автоматчиками. Гитлеровцы пытались выбить бойцов с крохотного плацдарма, но меткий огонь танков с нашего берега сорвал все их попытки.

Разведчики продержались до наступления темноты, а ночью подошло подразделение 6-го мотоциклетного полка и переправилось на противоположный берег.

Плацдарм был расширен. Гитлеровцы бросили в бой огромное количество авиации. Наша истребительная авиация не могла действовать из-за большого удаления аэродромов от района Ярослава, и, пользуясь этим, «Юнкерсы» и «Хейнкели» с утра до ночи бомбили переправы. Но танки 1-й гвардейской армии упрямо перебирались вброд на противоположный берег и, оставляя мокрый зубчатый след на траве, с ходу устремлялись в бой.

Иногда бой возникал прямо на воде. Немецкие автоматчики поливали очередями наших мотострелков, переправлявшихся на плотах, бревнах, плетнях. Те отвечали дружным огнем. Вода пенилась и закипала от взрывов. Шлейфы черного дыма поднимались над рекой. Это химики полковника В. И. Рязанова ставили у переправ дымовые завесы. В ночь на 24 июля нам удалось навести два моста и переправить на плацдарм часть артиллерии 8-ю гвардейского механизированного корпуса. Однако днем фашистские стервятники разбомбили мост. Только к исходу 24 июля Сан был форсирован севернее и южнее Ярослава главными силами армии.

После четырех дней упорных боев 27 июля 1944 года соединения нашей и 13-й армий очистили от противника Ярослав.

Город можно было взять и раньше, но я запретил вести артиллерийский огонь по его древним стенам, чтобы сохранить исторические памятники. Конечно, это осложняло положение частей, но зато старинные памятники архитектуры Ярослава остались в целости.

Когда закончился жестокий бой за город, мы увидели, как польское население радовалось приходу советских войск. Местные жители, главным образом женщины, не дожидаясь, когда их попросят, направлялись на повозках на поле только закончившегося боя, помогали нам собирать раненых и отвозить их на сборные медицинские пункты.

Во время преследования гитлеровцев в междуречье – от Западного Буга к Сану – блестяще действовала 1-я гвардейская танковая бригада. Командовал ею полковник А. М. Темник, сменивший В. М. Горелова, который был назначен заместителем командира 8-го гвардейского механизированного корпуса.

До войны А. М. Темник служил политработником, участвовал в боях на Халхин-Голе. До выдвижения на должность комбрига Темник командовал в корпусе полком и в этой роли зарекомендовал себя с самой лучшей стороны. Я остановился на его кандидатуре при выборе командира 1-й гвардейской бригады еще и потому, что Темник окончил курсы усовершенствования при Академии механизации и моторизации Красной Армии.

Уже первый бой у реки Сан показал, что я не ошибся в своем выборе. Воспользовавшись темнотой. Темник пристроился со своими танками в хвост отходящей немецкой колонны и расстреливал на ходу фашистские боевые машины. Гитлеровцы на огонь наших гвардейцев не отвечали. Они просто не могли понять, что происходит. 1-ю танковую гвардейскую бригаду они приняли за свои отходящие части. Немцы лишь прибавляли скорость, чтобы выйти из-под огня, но и гвардейцы 1-й танковой бригады не отставали от них. Большой урон нанесли они фашистам, сами при этом не потеряв ни одного человека, ни одной машины. Когда мы узнали о боевой хитрости А. М. Темника, в бригаду немедленно выехал Н. К. Попель и прямо на поле боя вручил командиру 1-й гвардейской орден Красного Знамени.

Учитывая, что форсирование нашей армией реки Сан и выход в глубокий тыл врага имеют огромное значение для всей операции, командующий войсками фронта Маршал Советского Союза И. С. Конев еще 24 июля приказал помочь 3-й гвардейской танковой армии, наступавшей на город и крепость Перемышль. Я выделил для этой цели 11-й гвардейский танковый корпус, действовавший на левом крыле армии. Как развивались события под Перемышлем, мне известно лишь со слов А. Л. Гетмана. Он доложил, что утром 27 июля передовой отряд корпуса – 44-я гвардейская танковая бригада – овладел северной частью города, и вскоре совместными ударами соединений 3-й гвардейской танковой армии, 13-й армии, 1-го гвардейского кавалерийского корпуса с востока и 11-го гвардейского танкового корпуса с запада Перемышль был взят. За успешные действия в районе этого города бригада И. И. Гусаковского была награждена орденом Ленива.

В тот же день Иван Степанович Конев позвонил мне и поставил танковой армии новую задачу: передать занимаемый рубеж 13-й армии, к утру 29 июля сосредоточиться в районе Лежайска, откуда нанести удар в направлении Майдан Баранув, форсировать с ходу Вислу и к утру 1 августа захватить плацдарм на западном берегу в районе Богорья, создав тем самым условия для успешной переправы войск правого крыла фронта.

С Шалиным и Никитиным опять уточняем обстановку, намечаем пути выхода к Висле. Срок на подготовку к повой операции был нам дан предельно сжатый – одни сутки. Да он, собственно говоря, и не был нужен. Операция как бы вытекала из предшествующих боевых действий и служила их продолжением.

В районе Сандомира было два моста: один – для колесного транспорта, другой – километрах в пяти ниже по течению – железнодорожный.

– Ясно, что немцы взорвут эти мосты, – говорил Шалин. – И тогда войска застрянут надолго. Форсировать надо там, где противник нас не ждет.

Решаем отправить вперед 6-й мотоциклетный полк В. И. Мусатова. Я ставлю ему задачу: расчистить подходы к Висле, переправиться через реку в районе Баранува, захватить плацдарм и удерживать его до подхода передовых отрядов корпусов. Учитывая, что командир полка еще молодой и недостаточно опытный, я направил в помощь ему А. М. Соболева.

На правом фланге армии наступал 11-й гвардейский танковый корпус, выделивший в передовой отряд 44-ю гвардейскую танковую бригаду, а на левом фланге действовал 8-й гвардейский механизированный корпус, имевший в передовом отряде 1-ю гвардейскую танковую бригаду. В резерве я оставил 64-ю гвардейскую танковую бригаду.

Итак, совершив в течение 28 июля 90-километровый марш, армия сосредоточилась в районе Лежайска. В 8 часов утра 29 июля к Висле двинулся 6-й мотоциклетный полк с частью понтонного парка Н2П. В 10 часов 30 минут выступила 1-я гвардейская танковая бригада, в 12 часов – 44-я. Основные силы армии начали движение по четырем маршрутам в 18 часов.

К этому времени, преодолевая сопротивление мелких групп противника, разведчики уже выходили к реке, овладев Макувом и Баранувом. Спешно подготовили несколько плотов, но повисшая в небе «рама» вызвала по радио авиацию. Бомбы посыпались в тот момент, когда бойцы начали переправу. Плоты были разбиты. Разведчикам пришлось все начинать сначала.

В числе первых к Висле пробился разведывательный дозор, которым командовал В. Н. Подгорбунский (в состав разведдозора входили танк Т-34, два бронетранспортера и взвод автоматчиков). Гвардейцы захватили небольшой паром и к 22 часам 29 июля переправили на противоположный берег взвод автоматчиков. Решительно действовали и другие разведывательные подразделения. К полуночи на западном берегу вели бой уже 200 человек из мотоциклетного полка и разведдозора В. Н. Подгорбунского. Вскоре к реке подошли передовые отряды корпусов. Мотопехота, используя подручные средства, приступила к форсированию реки, ширина которой в этом районе достигала 400 метров, а глубина – 4 метров. Оба плацдарма удалось расширить до 3 километров по берегу и до 2–3 километров в глубину. Положение осложнялось тем, что на захваченных пятачках не было ни танков, ни тяжелых орудий, ни даже сорокапяток. Ночью 29 июля к Висле подошли передовые части 13-й армии, но и они вынуждены были переправляться на подручных средствах без артиллерии. Дело в том, что понтонный парк армии Пухова попал под бомбежку и вышел из строя. Только к вечеру подошла понтонная часть 1-й гвардейской танковой армии, и к 3 часам ночи удалось навести 50-тонный паром. Первыми по нему прошли машины разведроты Подгорбунского.

Итак, мост на ту сторону Вислы в районе Баранува был переброшен. Большую помощь оказало войскам польское население. Жители приречья везли доски, бревна – все, чем были богаты. Нашлись даже лодки, спрятанные от фашистов.

А кто-то из местных старожилов провел разведчиков к таким местам, где имелись естественные спуски к воде, по которым еще в первую мировую войну переправлялись русские войска. Это значительно облегчило дело, во всяком случае, избавило нас от земляных работ, на которые надо было затратить уйму сил и времени.

С самого начала переправа через Вислу шла успешно. Танки и пушки, оставшиеся на восточном берегу, вели огонь, уничтожали прибрежные укрепления врага, а наша мотопехота и стрелки 350-й стрелковой дивизии, входившие в состав 13-й армии, переправлялись на западный берег, закреплялись там. Через некоторое время подошли главные силы и еще один понтонный парк. Сразу были спущены на воду паромы, и танки и пушки переправились на левый берег Вислы.

Во второй половине 31 июля удалось слить в один общий плацдармы корпусов. Теперь мы занимали на западном берегу участок местности размером 15 километров по фронту и до 10 километров в глубину.

Поздно ночью сидели мы с Шалиным и Соболевым над картой, пытаясь разгадать контрмеры врага.

– Как вы думаете, – спрашиваю у начальника разведки, – что предпримет противник?

– Попытается отрезать плацдарм ударом восточнее реки. Это его излюбленный прием – бить под корешок, – Соболев делает движение карандашом с севера и юга к переправе. – Этим они хотят убить не двух, а даже трех зайцев: ликвидировать плацдарм, оттеснить нас от реки и выиграть время для переброски резервов к Сандомиру. Откуда он может перетащить дивизии?

Для нас совершенно очевидно, что командующий группой армий «Северная Украина» генерал Гарпе часть своих дивизий перебрасывает в мелецкие леса, чтобы нанести удар во фланг нашим войскам, когда их первый эшелон окажется за Вислой, а второй будет сосредоточен для переправы. В таких действиях противника ничего неожиданного нет, тем более, что маневр мы совершаем днем, не пытаясь его скрыть, а враг примет контрмеры.

Какие же дивизии Гарпе может нацелить на наш левый фланг? Сколько их? Когда ждать удара? Ждать долго не пришлось.

Уже 1 августа гитлеровцы приняли активные меры.

В район населенного пункта Мелец для усиления действовавших здесь частей 42-го армейского корпуса они подтянули танковую и пехотную дивизии, нацелили с ближайших аэродромов бомбардировочную авиацию. По всей вероятности, противник поставил подброшенному подкреплению задачу нанести контрудар по советским войскам на правом и левом берегах Вислы, перехватив горловину нашего прорыва, ликвидировать захваченный нами на левобережье плацдарм и создать здесь более прочную оборону.

Сложной и запутанной стала обстановка в районе Сандомира. Захватив за Вислой небольшой плацдарм севернее этого города, 13-я армия генерала Пухова наступала на запад. Наши корпуса в районе западнее Сандомира стремились соединиться с ней и захлестнуть около 30 тысяч гитлеровцев. Но и противник все еще надеялся ударами из района Сандомира и с запада окружить нашу армию и ликвидировать плацдарм. Таким образом, мы стремились окружить противника, а он нас.

Прежде всего фашисты нанесли удар с воздуха. Вражеские пикирующие бомбардировщики обрушились на наши переправы. Затем сильный артиллерийский и минометный огонь по берегам Вислы. Положение создалось тревожное. Большая часть армии находилась на левом берегу, часть переправлялась, а штаб с небольшими резервами еще не оставил правобережья.

За правый фланг, где действовал корпус генерал-майора А. Л. Гетмана, я был спокоен: у комкора хватит сил и опыта отразить натиск врага. А вот левый фланг?.. Отсюда гитлеровцы наседают особенно упорно, пытаясь разрезать пробитый нами клин в обороне и соединиться с северной группой.

Я решил укрепить левый фланг 64-й гвардейской бригадой И. П. Бойко, находившейся в резерве, и мотоциклетным полком, приказав им держать оборону левого фланга до подхода армии П. С. Рыбалко.

Как всегда, И. Н. Бойко перехитрил противника. Узнав из сообщений разведки, что вражеские танки двигаются к Кольбушево, он спрятал свои машины в садах, за скирдами сена, в сараях. Немецкая разведка, прогрохотав по мостовым, радировала своим частям, что город пуст. Танки противника без опасений вошли в город. Но на восточной окраине они вдруг попали в густую дымовую завесу. Стремясь проскочить ее, водители увеличили скорость и, вырвавшись из дыма, попали под огонь танковых орудий Бойко. Пока машины противника метались в дыму, теснились в узких улочках, наскакивая одна на другую, гвардейцам удалось поджечь 16 танков.

Противник отступил из Кольбушево и, перегруппировав свои силы, 3 августа ударил по баранувской переправе. Над удачно начатой операцией нависла угроза.

Но в самую трудную минуту подоспела 3-я гвардейская танковая армия генерал-полковника П. С. Рыбалко. Эта армия совершила обходный марш-маневр, чтобы отрезать пути отхода львовской группировке противника на реке Сан и тем самым вынудить гитлеровцев оставить Львов. 28 июля Конев поставил им задачу выйти к Висле и овладеть плацдармом. Прямо с марша танкисты ринулись в бой и помогли отогнать противника от Баранува. Плацдарм удалось расширить до 35 километров по фронту.

Мы ожидали выхода армии П. С. Рыбалко несколько левее. Но командарм решил перебраться на сандомирский плацдарм бок о бок с нами по баранувской переправе. Мы предоставили ему паромы из своего парка. Следом на тех же паромах двинулась 5-я гвардейская армия генерала А. С. Жадова, а севернее – передовые дивизии армии генерала В. Н. Гордова. Совместными усилиями мы разгромили мелецкую группировку врага, и опасность срыва задуманной операции миновала.

Когда мы с помощью командования фронта обрели достаточную силу, саперы приступили к строительству постоянного моста через Вислу. Гитлеровцы, естественно, пытались разбить его с воздуха. Но все обошлось благополучно. Опять выручил фронт, подбросив к реке значительные зенитные средства. Да и сами саперы не сплоховали. Они поставили дымы на большом участке реки, так что с воздуха и не разберешь, где же сооружается мост. И вскоре он был готов, и на сандомирский плацдарм потоком пошли боевые машины, пушки и боеприпасы.

После ликвидации мелецкой группировки врага бои переместились на левобережье Вислы. Из штаба фронта пришел приказ: «1-й и 3-й гвардейским танковым армиям и 13-й общевойсковой армии совместными ударами разгромить сандомирскую группировку противника. 1-й танковой армии с утра 6.8.44 г. нанести удар в направлении Властув – Стодолы – Ожарув, разгромить противника в районе Опатув и в дальнейшем овладеть Ожарувом».

Шалин вертел в руках пакет с приказом.

– Все ясно. Наступление на запад пока откладывается. Главное сейчас уничтожить нависшую над нами с севера сандомирскую группировку, – комментировал начальник штаба приказ фронта.

Группировка эта была немалая. Кроме дравшейся против нас 4-й танковой армии немецкое командование подбросило сюда подкрепление: 3-й танковый корпус из Кракова, 4 пехотные и танковые дивизии из Германии и с других фронтовых участков. Мы перемалывали в упорных боях эту вражескую армаду, но 11 августа нас неожиданно контратаковали еще две свежие немецкие танковые дивизии и одна пехотная. Особенно тяжелые бои пришлось тогда вести 5-й гвардейской армии. В течение четырех суток она отражала сильнейшие удары противника.

Гитлеровское командование прекрасно понимало стратегическое значение сандомирского и захваченного нашими войсками севернее магнушевского плацдармов. В эти дни Соболев ознакомил меня с приказом Гитлера, попавшим к нашим разведчикам в числе других трофейных документов. В этом приказе, в частности, говорилось:

 

«Три года мы бились с Советами. Армия проявила г линий воинский дух. Настал решающий час войны. Мы не можем позволить русским наступать дальше. Потеря Кельце означала бы утрату важнейшего опорного пункта на подступах к Восточной Германии и поставила бы под угрозу окружения радом-сандомирскую группировку. Лишившись этого крупного узла железных и шоссейных дорог, мы дали бы Красной Армии свободный выход на оперативный простор Левобережной Польши и поставили бы под угрозу Лодзинский промышленный район и Верхне-Силезский угольный бассейн.

Приказываю группе армий «Северная Украина» ликвидировать русские плацдармы в районах Баранув и Магнушев.

А. Гитлер»..

 

Фашистское командование предпринимало лихорадочные усилия, чтобы предотвратить неотвратимое. В бой под Сандомиром бросались не только все новые и новые части, но и новая усовершенствованная боевая техника. Именно в эти дни мне впервые довелось увидеть тяжелый танк T-VIБ, так называемый «Королевский тигр». Гитлеровская пропаганда на все лады расхваливала достоинства этого танка, надеясь то ли запугать противника, то ли поднять с каждым днем падающий боевой дух немецких солдат.

Танк действительно являл собой эффектное зрелище: тяжелый (вес 68 тонн), внушительных размеров, с лобовой броней 180 миллиметров, с бортовой – 80 миллиметров. Но, как прежде, наши гвардейцы на своих тридцатьчетверках били обыкновенные «Тигры», так и теперь столь же успешно били и «Королевские», ибо 85-миллиметровой пушке, которая теперь устанавливалась на Т-34, не была страшна толстостенная броня. К тому же «Королевскому тигру» не хватало одного из главных качеств – маневренности (скорость его не превышала 35 километров в час).

Однако вернусь к боевым действиям.

14 августа приказом фронта наша армия вместе с 13-й армией генерала Пухова поворачивалась на восток и юго-восток с тем, чтобы соединиться с войсками генерала В. Н. Гордова и окружить сандомирскую группировку противника. Реализуя этот приказ, мы тем самым окружали лучшие дивизии противника, дравшиеся у Сандомира.

– Легко сказать – окружить! – ворчит Шалин, ознакомившись с приказом. – А как окружить, когда линия фронта увеличивается на десятки километров, а число танков и артиллерийских стволов тает с каждым днем?!

– Балька бояться – в лес не ходить, – пытался я утешить Шалина, хотя в душе был согласен с ним: действительно, в минувших боях армия понесла ощутимые потери и в людях, и в технике. Да и со снабжением дела обстояли неважно. Узкий коридор, по которому пробирался транспорт с продовольствием, боеприпасами, запчастями, простреливался с двух сторон.

Посоветовавшись с Шалиным, решили оставить на внешнем фронте 1-ю гвардейскую, 6-й мотоциклетный полк, бригаду Ф. П. Липатенкова. Генерал Пухов выделил для этой же цели две стрелковые дивизии. Все эти части и соединения должны были держать жесткую оборону. Остальные силы армий поворачивались на юго-восток, чтобы окончательно окружить и уничтожить сандомирскую группировку врага.

На следующий день 21-я механизированная бригада А. М. Темника совместно с частями армии Пухова перерезала последнюю дорогу, соединяющую Сандомир с западом. Теперь окруженные войска противника могли снабжаться только по воздуху.

Еще почти неделю совместно с частями 3-й и 13-й армий мы сражались, пока не обескровили вражескую группировку. Но главный результат этих боев расширение плацдарма на левом берегу Вислы. Теперь по фронту он простирался на 75 километров, да и от уреза реки мы продвинулись на 50 километров вперед.

Однако в ходе боев на сандомирском плацдарме произошла нелепость, которая запомнилась мне на всю жизнь.

Помню, мы сильно обстреливали один район левобережья. Огонь по этому участку по заявке командира 8-го гвардейского механизированного корпуса И. Ф. Дремова вел дальнобойный артиллерийский дивизион на тракторной тяге. Еще во время подготовки к Висленской операции я специально выпросил у командующего фронтом этот дивизион для огневой поддержки.

Его орудия и сосредоточили огонь по опорному пункту фашистской обороны, сильно мешавшему продвижению частей механизированного корпуса. Дальнобойные били, вздымая клубы дыма и огня над вражеским опорным пунктом… И вдруг телефонный звонок. В трубке голос маршала И. С. Конева:

– Катуков, прекратите огонь по квадрату такому-то.

– Почему, товарищ маршал? – вырвалось у меня.

– В этом квадрате находятся войска Гордова.

– Этого не может быть, товарищ маршал, – пытался возразить я. – Там немцы.

– Гордов только что заверил меня, что в этом квадрате его войска.

– Это ошибка!

– Хорошо, – закончил разговор Иван Степанович, – вышлите туда разведку и уточните положение.

Нам и без разведки было ясно, что тут какое-то недоразумение. Но приказ есть приказ. Я вызвал из механизированного корпуса командира разведроты В. Н. Подгорбунского и поставил ему задачу на разведку. Предупредил, что на этом участке засели немцы, а поэтому надо быть осторожным. И. Ф. Дремову командиру корпуса – тоже объяснил, в чем дело, приказав следить за продвижением Подгорбунского и помогать ему.

Обо всем, что произошло в этот день с Подгорбунским и его товарищами, я узнал из доклада полковника Соболева.

Подгорбунский повел танки в разведку. Долго искал он лазейку через линию фронта в расположении врага, но не нашел ее. Тогда он решил пробиться стремительным броском. Под утро группа внезапно атаковала противника на фольварке Бугай. Впереди шел танк, за ним бронетранспортеры, один из них с пушкой на прицепе. Замыкали колонну броневички. Разведчики открыли огонь. Расчет оправдался: противник был сбит. Танк на большой скорости ворвался в соседнее село Лукавка. Гитлеровцы бросились врассыпную. Дальше железная дорога. Танк взобрался на полотно, но остальные машины не смогли. Враг тоже не дремал и подтянул против разведчиков шесть танков и до батальона пехоты. Подгорбунский приказал командиру танка младшему лейтенанту Дубинину идти вперед, соединиться с нашими и таким образом прорвать «горловину». Остальным составом он принял бой. Лейтенант Каторкин тремя выстрелами из пушки поджег два танка, но и наша пушка вышла из строя. Вспыхнули броневички.

Подгорбунский был дважды ранен: сперва в ногу, потом в бок, но продолжал руководить боем. Немцы стремились взять разведчиков живыми. Кто мог держать оружие и бросать гранаты, продолжал сражаться. Солдаты противника залегли, поджидая танки. Воспользовавшись этим, Подгорбунский приказал командирам машин скорее скрыться в овраге и отходить к своим. Но в овраг спустился только один бронетранспортер, в котором находился Владимир Подгорбунский. Остальные машины были разбиты. Володя послал бойцов к подбитому бронетранспортеру, чтобы взять из него живых и мертвых.

С полкилометра разведчики ехали по оврагу вне обстрела, а когда выскочили в поле, опять попали под огонь. В одном месте, метрах в ста от машины, из окопа выскочили фашисты и открыли стрельбу. Подгорбунский поднялся, метко обстрелял бежавших солдат, заставил их залечь. Потом рядом с машиной разорвался снаряд, ударной волной ее чуть отбросило в сторону, и в этот момент Володя упал, сраженный осколками. Так погиб славный разведчик нашей армии Герой Советского Союза Владимир Николаевич Подгорбунский. Поздно ночью удалось нам вынести с поля боя его обгоревшее, искромсанное осколками снарядов тело.

Позвонил я тогда командующему фронтом. Излил свой гнев на Гордова, поделился печалью утраты одного из лучших воинов 1-й танковой. И сейчас не пойму, почему Гордов допустил такую неточность в докладе. Ведь мы, танкисты, знали, что его войска в час гибели Подгорбунского еще только по переправам переходили на левый берег Вислы.

На сандомирском плацдарме каждый километр земли обошелся нам очень дорого. Под селом Кихары, севернее Сандомира, где разыгрался жесточайший танковый бой, погиб командир бригады С. И. Кочур – человек большой отваги. Он пришел к нам в армию из партизанского отряда. Сражался чуть ли не с первых дней в глубоких немецких тылах, в Карпатах. Вернулся в армейские ряды танкистов после того, как освободили от фашистов Северную Буковину. Тогда группа партизан спустилась с Карпатских гор, и среди них был С. И. Кочур.

В боях под тем же селом Кихары 19 августа был тяжело ранен и другой наш талантливый танковый военачальник А. X. Бабаджанян.

Сандомир был окружен. Его блокировали части 13-й армии Пухова и 11-го гвардейского корпуса А. Л. Гетмана.

Зажатые со всех сторон остатки 72-й и 291-й пехотных дивизий, штурмового полка 4-й танковой армии, части 18-й артиллерийской дивизии и танковый батальон противника продолжали сопротивление в городе.

Положение гитлеровских войск было безнадежно. Учитывая это, политуправление фронта обратилось к войскам противника с предложением о капитуляции: «За кем вы последуете, – гласило оно, – за 12 тысячами погибших в мясорубке на сандомирском плацдарме или за 1550 сдавшихся в плен и сейчас спокойно ожидающих конца войны и возвращения на родину? Ваши товарищи сделали правильный выбор. Даем вам на размышление не более десяти часов, после чего наши войска приступят к уничтожению ваших частей».

Надо сказать, 1-я гвардейская армия понесла серьезные потери и с трудом отбивала атаки гитлеровцев на внешнем кольце окружения. Части Бабаджаняна подвергались непрерывным бомбардировкам. Гитлеровцы сбрасывали кассетные бомбы. Мне пришлось отправить на помощь ему даже инженерные батальоны, снятые со строительства моста через Вислу. Не лучше было положение и у дивизий генерала Пухова. Вероятно, противник догадывался о нашем состоянии. Во всяком случае, гитлеровцы даже пытались острить. Немецкое радио передало нам ответ на ультиматум: «Мы в кольце, и вы в кольце – посмотрим, что будет в конце».

Гитлеровское командование предприняло последнюю попытку прорваться к окруженным войскам с севера. На позиции Бабаджаняна атаки следовали одна за другой.

Пришлось просить помощи у фронта. Нам подтянули батальон только что отремонтированных танков, а генерал Пухов выдвинул на угрожаемый участок стрелковую дивизию. Вызванная мною фронтовая авиация обрушила мощный бомбовый удар на позиции окруженных частей противника.

Но пока гитлеровцы оттесняли поредевшие части Бабаджаняна, бригада Гусаковского сумела продвинуться немного к югу и взять Кихары, однако коридор между внешним и внутренним кольцом фронта остался прежним.

Насколько кровопролитными были бои под Сандомиром, свидетельствует такой факт. От танкового батальона А. П. Иванова, вошедшего в Кихары, осталось всего четыре танка. В других частях положение было не лучше.

В ночь на 18 августа истекал срок нашего ультиматума вражеским войскам. Северная окраина Сандомира полыхала пожаром. Окруженные части непрерывно атаковали, пытаясь пробиться к своим войскам, наступавшим с севера. Атака следовала за атакой. Дело иногда доходило до рукопашных схваток.

18 августа 1944 года сопротивление врага в городе было сломлено, последние гитлеровские автоматчики были выбиты из своих гнезд. Когда я въехал в Сандомир, меня удивило, что большинство его зданий цело: вероятно, занятые упорной обороной, гитлеровцы не успели взорвать их.

Старинный город сохранил многие черты средневековья: узкие улочки, стрельчатые арки и острые шпили костелов. Серые стены и черепичные крыши замков, брусчатые мостовые – от всего этого веяло глубокой древностью. К сегодняшнему дню возвращали развалины, порванные ряды колючей проволоки, дымившиеся танки и разбитые машины.

А вскоре Совинформбюро передало последнюю сводку о боях в этом районе: «20 августа севернее города Сандомир наши войска завершили ликвидацию окруженной группировки… ввиду отказа сдаться, большая часть окруженных войск противника уничтожена…».

За 35 дней боев 1-я гвардейская танковая армия во взаимодействии с другими армиями уничтожила и пленила свыше 34 тысяч гитлеровцев, подбила и захватила 461 танк и штурмовых орудия, 187 бронетранспортеров и бронемашин, 887 орудий и минометов, 683 автомашины, 864 пулемета, 88 самолетов.

В столь ожесточенном сражении нашей армии не приходилось участвовать со времени Курской битвы…

Когда шли бои под Сандомиром, и мы шаг за шагом расширяли плацдарм, мой командный пункт находился в польской деревне, недалеко от города. Жил я в хате Яна Игнатьевича, фамилии которого не помню. Знаю только, что он в свое время служил солдатом в императорском лейб-гвардии стрелковом полку. Стоял этот полк под Петербургом, в Царском Селе, поэтому хозяин хаты хорошо говорил по-русски.

Появится пауза между боями, оторвусь на минуту от телефонных аппаратов – Ян Игнатьевич ко мне с разговорами и расспросами. Рассказал он нам, как польские крестьяне жили во время фашистской оккупации. Жизни-то совсем не было. Одно издевательство и глумление. Польские помещики с германскими фашистами заодно. Сноха Яна Игнатьевича была беременна и не могла ходить на помещичьи поля копать картошку. Помещик пожаловался фашистскому начальству, и жандармы избили женщину нагайками. Да что там говорить!

Ян Игнатьевич ненавидел фашистов, да и своих помещиков, но зато о главе лондонского польского правительства Миколайчике он был весьма высокого мнения. Вот-де вернется Миколайчик на родину – и вздохнет польский народ полной грудью. Напрасно разубеждал я хозяина, что Миколайчик – ставленник тех же польских помещиков, которые подняли жандармскую нагайку на его сноху. Убедить польского крестьянина было трудно. Активная пропаганда сделала свое дело. Часть полков, находясь под фашистским игом, искренне верила в радужные обещания этого лидера так называемой «крестьянской партии» и выдвиженца польской земельной буржуазии.

Я пытался, как мог, растолковать крестьянину сущность политики Советского государства. Он спрашивал: верно ли, что в России все церкви закрыты, что верующих преследуют самым жестоким образом? Пришлось разъяснить Яну Игнатьевичу, как в действительности обстоит дело. Старый лейб-гвардеец слушал внимательно. И в конце наших бесед неизменно повторял: «Много у нас всякого вранья про большевиков. Но и раньше я в это не верил. Жил я среди русских и знаю, что они за люди». Расстались мы с Яном Игнатьевичем друзьями.

20 августа 1-я гвардейская танковая армия после жестоких боев на сандомирском плацдарме была выведена во второй эшелон в резерв фронта на восточный берег Вислы. Снова мы укрывались в лесах, получали пополнение, приводили подразделения и части в порядок. Здесь и провели последние летние дни сорок четвертого года.

…Второй эшелон всегда обещает не только отдых, но и встречи с посланцами страны. Приехал к нам в гости фронтовой филиал Московского Малого театра. Возглавлял его режиссер Сергей Петрович Алексеев. Спектакли филиал давал в школе польского села. Было много и других встреч, пока мы стояли во втором эшелоне в лесах, принадлежавших в прошлом графу Потоцкому.

Из этих лесов выходили один за другим партизанские отряды поляков. Представители этих отрядов прибывали к нам в штаб, спрашивали: какую задачу им выполнять дальше в борьбе с фашистскими оккупантами? Кто они, эти партизаны, какого политического направления придерживаются, разобраться было нелегко. Выполняя установку, все лесные отряды направляли в Войско Польское.

29 августа 1-я гвардейская танковая армия была выведена в резерв Ставки Верховного Главнокомандования, оставаясь во втором эшелоне фронта. К 10 сентября мы перебазировались на восток и расположились тоже в лесах, возле небольших украинских городов Немиров, Яворов, что северо-западнее Львова.

Забот опять прибавилось. Началось то, что обычно происходит, когда армии надлежит готовиться к новым очередным операциям. Соединения получали пополнение, доукомплектовывались экипажи. Пришли к нам новые танки, пушки и другое вооружение.

Боевая и политическая подготовка, борьба с бандеровскими шайками – вот чем занимались мы в последние месяцы сорок четвертого года.

Тревога за тревогой. Получаем сообщение, что в одном селе расположилась крупная бандеровская банда. Посылаем туда на машинах мотопехоту. Короткая схватка – и окруженные бандеровцы уничтожены.

Приближался последний военный год – 1945-й. Мы значительно пополнились, обрели готовность к новым боевым операциям и простились с 1-м Украинским фронтом. Захват сандомирского плацдарма имел громадное стратегическое значение. С этого плацдарма войска 1-го Украинского фронта нанесли удар на силезском направлении и вышли на подступы к Берлину с юго-востока.