Сэнсэй оказался прав. Как всегда, впрочем. До Южной Колонии мы долетели за три дня. В буквальном смысле долетели, на комфортабельном дирижабле «Гермес». Как объяснил мне Капитан воздушного корабля, невысокий толстячок с горящими глазами, витавший где-то далеко от земных проблем, дирижабль, как и морское судно, может перемещаться и днём, и ночью, практически не затрачивая собственной энергии. И за счёт этого обгоняет любой наземный транспорт.
Капитан Анисимов явно был фанатом своего дела. Он мог часами взахлёб рассказывать о коэффициенте подъёмных сил, влиянии нагрева солнцем поверхности купола на скорость дирижабля, о наиболее подходящих смесях гелия. Я с удовольствием слушал. Мало что понимал, конечно, но в полёте всё равно занять себя особо нечем.
В район крепости, где расположились партизаны, мы добрались на четвёртый день полёта, утром. Высадились, взяли с собой груз (обычный набор для рейда на две недели) и двинулись к цели. А «Гермес» полетел дальше по своим делам.
Моя группа была счастлива. Ещё бы, ведь вместе с нами в рейд вышел Сэнсэй! Из вооружения он взял только старенький ПММ и нож. До городка партизан было километров пятнадцать. Названия у него не было, да и не город это был вовсе, а временная база беглецов из Южной Колонии, которые возвращались в свой дом.
Сверху из дирижабля этот временный лагерь выглядел как вытоптанная поляна на самой верхушке холма, утыканная большими коричневыми грибами – различными строениями. А вот с земли лагерь на покрытой жёлто-зелёной травой возвышенности было почти не разглядеть.
– Они называют это вагенбург, – сказал Сэнсэй, указывая на городок.
Посмотрев в бинокль, я понял, что лагерь партизан окружён повозками, для прочности наполовину врытыми в землю. Сверху на них была уложена трава, что давало отличную маскировку. Неплохая задумка: под повозку можно залечь и вести огонь из относительно безопасного укрытия, а ещё такое укрепление возводится за несколько часов и никак не обременяет в походе.
Правда, мирным жителям за таким укрытием в случае обстрела артиллерией придётся несладко. Свободного пространства мало, от осколков спрятаться негде, возможности манёвра тоже нет. Такой лагерь вполне может стать братской могилой для всех его обитателей.
С другой стороны, любое укрепление можно уничтожить. Было бы желание, время, и, главное, снаряды. Так что, если к делу подошли с умом (а партизан в глупости обвинить было нельзя), на вершине холма наверняка вырыты убежища, где женщины и дети могли переждать несильный обстрел. Кроме того, кто знает, что ещё укрыто за этими повозками. Наверняка есть «утёсы», может быть зушка, да и миномёты с АГС могут быть. И обзор с холма ха-ар-роший, агрессору незаметно не подобраться.
К биваку партизан мы приближались неспешным бегом. Когда до него оставалось километров пять, к нам подъехали двое всадников, вооружённых карабинами. У лошадей на передних ногах, чуть выше копыт, торчали по два коротких шипа, загнутых под небольшим углом к земле. На задних ногах тоже были шипы, по одному и загнутые кверху. Такой «шпорой» можно запросто пробить башку волку. Лошади были довольно крупные, что выдавало в них помесь здешних пород с Земными. В нашем Мире лошадки растут мелкие, зато неприхотливые в еде и выносливые, да ещё вот с такими костяными шипами на ногах для защиты.
Кони всадников были злые, беспокойные, постоянно фыркали. На шее одного из них, под густой бурой гривой, проглядывали длинные шрамы, наверняка полученные во время брачных схваток от тех самых костяных шипов.
Всадники оказались гораздо миролюбивее своих животных – вежливо поздоровались, замкнули спереди и сзади нашу колонну, и с таким вот эскортом мы направились дальше к лагерю.
По пути ветер с востока принёс запах отходов жизнедеятельности людей и животных. Понятно, что внутри бивака никто дерьмо оставлять не будет. Интересно, а скот тогда они тоже держат в загонах за вагенбургом или выгоняют пастись куда-нибудь? Если второе, то стада должны серьёзно охранять. А что, это неплохая идея – держать вне вагенбурга крупный отряд, чтобы при необходимости он мог ударить в тыл противнику.
По профессиональной привычке я продолжал анализировать перспективы штурма лагеря партизан.
Всадники тем временем привели нас к воротам вагенбурга, которыми служили две телеги на очень больших колёсах, их при необходимости откатывали в разные стороны. На входе началась привычная проверка: не являемся ли мы нечистью, не вселился ли в нас коварный Демон, чтобы под человеческой личиной проникнуть в стан людей. К моему удивлению, на проверке кроме привычных мага и священника присутствовал ещё и какой-то лысый мужик в красной фуфайке, окуривавший нас дымом и бормотавший что-то непонятное. Магии я в его действиях не почувствовал.
– А это кто? – спросил я у Сэнсэя.
– Бонза.
– Кто?!
– Буддийский священник.
– А кто такие буддисты?
Что-то я уже слышал о них: Хари-Кришна, Камасутра.
– Они поклоняются тому же Богу, что и христиане, только по-иному.
– Вот как?
Я с большим интересом посмотрел на этого бонзу. Если честно, с трудом представлял, как где-то кто-то может быть неправославным.
Проверка завершилась благополучно, и нас пропустили.
За телегами, выполняя роль ещё одних створок, хрипло лаяли псы. В Зелёном Городе тоже выводили специальных сторожевых псов, скрещивая собак с местными волками. У таких дворняг было трудно определить породу, к которой принадлежали их родители, а вот собаки партизан выглядели как чистокровные южнорусские овчарки, только размером больше годовалого телёнка. Их густая шерсть должна была неплохо защищать от волчьих зубов.
За воротами вагенбурга, раскинув руки, нас встретил упитанный губастый мужичок с жиденькой бородёнкой, торчавшей в разные стороны.
– Здравствуйте, гости дорогие, милости просим, ждали-ждали, конечно.
Он принялся со всеми обниматься. Пахло от него тройным одеколоном и чем-то кислым.
– Вовчик, меня зовут Вовчик, если что, обращайтесь ко мне. Вовчик всё, что нужно, достанет, у кого хотите спросите. А теперь идите скорее, ох и примем мы вас, ох и примем. Давно пир готовили. Ветчина, окорока… А какая у нас колбаса копчёная! А сыр, сыр-то – пальчики оближешь!
– Нам бы сначала о деле поговорить.
– Конечно-конечно, я вас к атаману и веду. О деле поговорим, и сразу в баню. Ах, какую баню мы приготовили. Зелёные, закачаетесь. Специально два чана воды натаскали. Ну, а потом водочка, кумыс, а дальше уж по желанию – кому что. Вам, зелёным, у себя такого не найти.
Вовчик подмигнул. Зелёными в двух других Колониях Мира – Факториях и Южной – называли солдат Зелёного Города. Но, что странно, в самом Зелёном Городе зелёными окрестили бойцов Разведки – элитного подразделения Колонии, в котором я и моя группа имели честь состоять.
Я слушал жизнерадостный трёп Вовчика и смотрел по сторонам. В вагенбурге не воняло. Во всяком случае, не сильнее, чем в каком-нибудь форте Зелёного Города в Западных лесах. Народ везде был занят, кто-то что-то шил, стругал, точил. В основном мне на глаза попадались женщины и ребятня.
Вдруг моя рука сама дёрнулась к кобуре, тело напряглось. Стоп, да что это я?! Это же человек – не нелюдь какая-нибудь.
Нам навстречу шёл мужчина, вооружённый и явно опытный воин. У него был необычно узкий разрез глаз, кожа желтоватого оттенка, лицо какое-то плоское с очень широкими скулами и маленьким ртом. Похожих людей я уже видел на ткацких фабриках в Зелёном Городе.
К нему чуть ли не на цыпочках подошёл Вовчик.
– Вот, знакомьтесь, это Уйгур, второй человек после нашего атамана. Уйгур, это наши гости из Зелёного Города.
Уйгур улыбнулся, обнажив крупные жёлтые зубы. Слева, на бедре, у него размещалась кобура, а справа, на поясе, висел кнут. Хороший такой кожаный кнут с латунным набалдашником на конце. Эдакой штуковиной при должном навыке можно запросто волка свалить. Навык у Уйгура, скорее всего, имелся.
Он подошёл к нам и каждому пожал руку. Из одежды на нём были кожаные штаны и кожаная куртка с рядами горизонтальных заклёпок.
Когда Уйгур жал мне руку, он продолжал улыбаться, но глаза при этом оставались холодные, ничего не выражающие.
«Этот человек может быть опасен, – подсказал внутренний инстинкт, и сразу же родилась следующая мысль: – Хорошо, что он на нашей стороне».
– Вовчик, ты наших гостей к атаману ведёшь?
– Именно так.
– Хорошо. Скажи атаману, что я тоже скоро приду.
– Всё будет исполнено, Уйгур. Ну пойдёмте.
* * *
Все постройки в вагенбурге были похожи на палатки. Круглые у основания, они сужались к вершине конусом. Кажется, такие строения назывались юрты. Насколько я знал, в юртах жили разные степняки на Внешней Земле за много сотен лет до Прорыва, которые нападали на славян, живших в лесах. Или не все славяне жили в лесах? Народ в вагенбурге был, в основном, славянской внешности, хотя попадались и с узкими, как у Уйгура, глазами.
Эх, надо было книжки по истории читать вместо фэнтези. С другой стороны, когда я был ребёнком, то не думал, что мне пригодится история Внешней Земли, а история Колонии тогда насчитывала всего-то десятка полтора лет. И только повзрослев, я понял: люди везде живут одинаковые, что в Мире Колоний, что на Внешней Земле, и поступки совершают тоже до боли похожие, что тысячу лет назад, что в наши дни.
Вовчик привёл нас к большой юрте, раскрашенной в красный цвет, откинул полы ткани, служившие дверью, сделал приглашающий жест.
Внутри было темно, но обстановка оказалась точь-в-точь как в городской управе какого-нибудь поселения Зелёного Города. Полы и стены покрывали ковры, середину занимал большой стол, в углу стоял столик поменьше, на нём я увидел печатную машинку, затушенную лампу и кипу папок. Рядом были железный шкаф и картотека, на дальней стене висела икона с зажжённой лампадой.
– Андрей Игоревич, к вам пришли из Зелёного Города, – угодливо улыбнулся Вовчик, поклонился и вышел прочь.
За столом в центре юрты сидел мужчина (видимо, тот самый атаман) и чистил пистолет. Из отверстия в потолке лился свет, хорошо его освещая. Когда Вовчик скрылся, мужчина собрал пистолет (это оказался Стечкин) и поднялся нам навстречу. Был он невысокого роста, но крепко сбитый. Волосы тёмно-русые, на висках седина. Лицо славянское, немного искривлённый нос, твёрдый подбородок, небольшой рот, почти сросшиеся чёрные брови. На вид я дал бы ему лет сорок. Одет он был без изысков: простой свитер из верблюжьей шерсти и джинсы.
Когда он подошёл поближе, я разглядел его глаза, тёмно-серые, отливавшие синевой, они напоминали поверхность лесного озера весной, наполненного талой водой.
– Ярослав, – сказал Сэнсэй, протягивая руку Андрею.
– Андрей. Рад вас видеть, – сказал атаман, отвечая на рукопопожатие.
Я испытывал противоречивые чувства. С одной стороны, был искренне рад, что нашёл близкого, как мне показалось, похожего на меня человека. И в то же время ощущал если не страх, то настороженность к силе, которая исходила от обладателя этих тёмно-серых глаз.
– Андрей, – красивым голосом сказал атаман, пожимая мне руку.
– Виктор, – ответил я со сдержанной улыбкой.
Рукопожатие его было твёрдым и горячим.
– Вы, должно быть, устали с дороги, – произнёс атаман, когда всех поприветствовал. – Вас разместят в лучших юртах.
– Мы благодарим за гостеприимство, но сначала хотели бы поговорить о волнующем нас деле, – ответил Сэнсэй.
– Ну что ж, я так и думал. Сейчас сюда принесут чем промочить горло, и мы поговорим. Прошу, садитесь. Жалма!
В юрту вбежала женщина лет сорока, вся укутанная в разноцветные тряпки с обшитой бисером плоской шапочкой на голове. Жалма проворно расставила на столе фарфоровые чашки, наполнила их из кувшина сладко пахнувшим настоем, сам кувшин оставила и удалилась. Вот бы все женщины были такие покорные и молчаливые, насколько бы легче стала жизнь!
– Это чай. Серьёзный разговор не терпит градуса, – произнёс Андрей, поднимая чашку с настоем, когда все заняли места за столом. – Ну, ваше здоровье.
Осушив посуду, атаман спросил:
– Что вас интересует?
– С чего всё началось? – спросил Сэнсэй, его лидерство в походе все признавали безоговорочно.
– Мне трудно сказать, – признался атаман. – Лично я думаю, что всё началось года три назад, когда начали менять начальников Департаментов в Южном. Потом поползли слухи о каких-то оргиях и запрещённых магических обрядах в столице Колонии. Те, кто пытался что-то выведать или выказывал недовольство, начали пропадать. Мы сами-то стояли на южных заставах Колонии, в столичную помойку не лезли. Я со своим отрядом патрулировал степи, выискивал нечисть и нелюдей, геологоразведку также проводили. Базой нашего отряда был Раздольный, городок такой в семидесяти километрах на северо-запад, сейчас от него ничего уже не осталось. Так вот, когда до нас дошли слухи, что стали закрывать церковные приходы в соседних форпостах, а сами священники тоже начали куда-то пропадать, вот тогда-то мы и забили тревогу, но было поздно. Кто-то из атаманов поднял свои отряды и поехал разбираться в Южный. Никто не вернулся. Вы знаете, у нас в Колонии всегда было много магов, и тут перед ними появилась такая возможность – получать задарма силу, которую из простых людей вытягивали. В общем, большая их часть перешла на сторону Демона. Я решил, что бороться в лоб бесполезно, собрал кого смог и ушёл на Юг, в степи.
Само собой, нас пытались догнать. Мы кое-как отбились, потом начали совершать партизанские рейды. Сильно насолить им не могли. Ну колонну разобьём, блокпост какой возьмём. Бывало, в городки удавалось ворваться – радиоточку повалить. Это столб такой с рупором, вроде радио. Через него постоянно зомбировали население, чтобы держать на крючке в эгрегоре. Пытались отправлять посыльных в Зелёный Город и Фактории в обход нашей Колонии, никто не дошёл, как вы понимаете. Зато узнали, что Зелёный Город начал войну с Факториями. Решили, что дело совсем худо и надо бы откочевать как можно дальше в степи. Новости до нас доходили с опозданием, но когда разъезды принесли вести, что по всей границе колючка растёт… Это растение такое хищное. Маги в Южном для охраны вывели.
– Рахиль, мы так его называем, – сказал Сэнсэй.
– Пускай рахиль, мы его колючкой зовём. Тогда-то и подумали, что, может, дела не так плохи, раз оборону Колонии начали укреплять. Да только из-за этой колючки рейды вообще невозможно стало проводить. Она же непрерывной полосой тянется и ещё как сигнализация работает. Чуть где потревожишь – сразу подъезжает оперативный отряд, обрабатывает район миномётами, и на этом рейд заканчивается. Мы прорываться и не пробовали, только в разных местах колючку теребили, чтобы эти уроды войска на границе держали да бензин со снарядами тратили. А когда увидели в один прекрасный день, что вся колючка разом засохла, тогда поняли, что с Демоном в Южном случилось что-то нехорошее, оставили все обозы и рванули прямиком к столице, на полпути встретили войска Города и Факторий.
– Что ж, – развёл руками Сэнсэй, – спасибо за развёрнутый ответ. А не могли бы…
Его слова прервал резкий шелест ткани. Полы шатра раскинулись, внутрь вошёл парень лет на двадцать моложе атамана, но очень на него похожий. В такой же кожаной куртке, что и Уйгур, с рядами металлических заклёпок.
– Здравствуй, отец, это и есть те зелёные, которых ты уже неделю ждёшь?
– Полегче, Кирилл, это очень серьёзные люди. Прошу прощения, этот юный раздолбай – мой отпрыск.
Мне парень, вопреки его дерзкому поведению, почему-то понравился. Его густые волосы были соломенного цвета, а брови тёмные, как у отца, почти сросшиеся. И глаза тоже были отцовские: тёмно-серые, цвета взмученной талой воды.
– Ну что вы, я не хотел никого обидеть, – слегка насмешливым тоном произнёс Кирилл. – Если прозвище «зелёные» вас оскорбляет, то скажите, как к вам следует обращаться, и я буду так вас называть.
Мы с Сэнсэем переглянулись. Мой наставник принял слегка надменный вид и выдал:
– Мы ваши гости, поэтому относиться к нам следует подобающе. Когда приходит гость, гостеприимный хозяин говорит: теперь я твой раб, а ты хозяин в доме. Поэтому и обращаться к нам следует просто – хозяин.
Закончив, Сэнсэй подмигнул Игле. Снайперша, лукаво улыбнувшись, тоном, способным пробить броню самодовольства любого мужчины, поведала:
– Тем более среди нас находится воин, который смог убить Демона, того самого, от которого вы прятались по степям.
Видеть лицо Кирилла было любо-дорого. Смешавшись, с полминуты он пытался решить, что же делать: то ли грубо ответить, то ли извиниться и уйти. Не придумав ничего лучше, он уставился на Сэнсэя и спросил:
– Это ты сделал?
– Нет, он.
Наставник большим пальцем указал на меня, сидевшего рядом.
– Эм… ну… в таком случае я прошу прощения за мой неподобающий тон, но… хозяином я вас называть всё равно не буду.
Наша компания ответила дружным хохотом.
Кирилл покраснел, от чего его чёрные брови и светлые волосы стали казаться ещё на несколько тонов ярче.
– Надо бы тебя продать в Зелёный Город и коня отобрать. Побегал бы с полгодика по лесам и болотам, глядишь, научился бы держать язык за зубами. Кирилл только из дозора вернулся, – пояснил нам атаман. – Я как погляжу, у тебя ничего нового нет.
– Горизонт чистый.
– А ваш отряд партизан единственный? – спросил я.
– Стал единственным, – ответил сын атамана. – Кто поумнее, сами присоединились, кто поглупее – стали кормом стервятников.
– Тебе делать нечего? – осведомился Андрей у сына, голос его стал тихий и твёрдый. – Проверь-ка лошадей и личный состав, подготовь подробный доклад по рейду, я скоро тебя вызову. Свободен.
Кирилл без слов кивнул и вышел.
– Но в целом он прав, – сказал атаман уже привычным красивым голосом. – Несколько отрядов пытались действовать самостоятельно и были разбиты, их остатки присоединились к нам. Сейчас мой отряд партизан единственный, о других я просто ничего не знаю.
– А у вас не было предположений, откуда мог появиться Демон или его собратья? – спросил Сэнсэй.
– Я понял, что вы имеете в виду. Мы встречали курганы и разные непонятные сооружение, то ли естественные, то ли созданные человеком. Понятно, копаться в них не пробовали, как-то своих проблем хватало. Ещё вопросы есть?
– Нет.
– Тогда прошу в баню, воду уже согрели.
Баня у партизан ничем не отличалась от обычной юрты, разве что сверху дополнительно была обтянута шкурами. Собрали её несколько часов назад. Внутри стоял чан с водой (надо понимать, какую честь нам оказали, потому как вода в степи встречается не на каждом шагу), а по кругу стояли скамейки и были сложены прочие банные принадлежности. Вне шалаша горел костёр, на котором «жарились» камни. Полагалось выбегать из бани, хватать камни длинными щипцами и бросать их в чан, чтобы вода подогревалась. Или складывать горкой и поливать водой для пара.
Несмотря на несколько непривычную обстановку, баня вышла отличной. Пропарились до костей, а потом пошли на пир.
Как и наобещал Вовчик, угощали нас от души.
Чего тут только не было! Мясо всех сортов, нарезанные окорока, буженина, рёбрышки. И конечно же, сочный шашлык. Ещё было необычное блюдо из риса с мясом и приправами – плов. Никогда раньше такого не пробовал. Сыр и правда партизаны делали отличный, а ещё творог и сметану. Среди угощений дымились свежеиспечённые медовые лепёшки. Откуда в степи мёд нашёлся, я не мог представить. Мы, кстати, по совету Сэнсэя пришли не с пустыми руками, а привезли с собой тридцать банок сгущёнки. Сладкое в степи действительно редкость.
Запивать все яства предлагалось уже знакомым травяным настоем, ещё более знакомой самогонкой и горько-кислым кефиром. Вкус последнего также был непривычен, но мне понравился, тем более что кефир был холодный, а в жару после бани это самое то.
После того как почти вся еда и выпивка были буквально сметены, нас пригласили… на пир. Оказывается, это был лёгкий аперитивчик, чтобы гости покушали после баньки, а впереди нас ожидало настоящее торжество – с песнями, музыкой и танцами.
Всё тот же Вовчик привёл нас в юрту атамана, которую было не узнать изнутри. На стенах висели лампы, заливая светом всё внутреннее пространство. В центре юрты стояли низенькие столики, буквально ломившиеся от еды. Кроме уже знакомых блюд, здесь были целиком запечённый поросёнок, барашек и сваренная лошадиная голова. Стояло с десятка полтора бутылок вина и кувшинов с горьким кефиром. Ещё были несколько мисок, доверху наполненных изюмом и каким-то ягодами. Также я разглядел пару горшочков с нашей сгущёнкой.
У стен были разложены подушки, какие-то тюфяки и даже лошадиные седла. На них сидели самые уважаемые люди из числа партизан. Кроме атамана и Кирилла, тут были Уйгур, Вовчик и ещё с десяток незнакомых мне личностей, но явно битых и проверенных воинов. Примерно треть была сородичами Уйгура.
Нам отвели лучшие места, рядом с атаманом. Андрей провозгласил тост за гостей, и веселье продолжилось…
М-да, немного не так я представлял себе этот рейд.
Во время пира я обратил внимание, что Уйгур частенько поглядывал на меня. На его непроницаемом лице трудно было различить эмоции, но мне показалось, что никакой угрозы в этом взгляде нет. Наоборот, в нём были радость и почтение. Мне казалось, что Уйгур испытывает примерно те же чувства, что и я по отношению к Андрею.
Когда примерно треть угощения была съедена, столики прямо так, ничего с них не убирая, вынесли. Вместо них в юрту ввалились музыканты с бубнами, барабанами и гитарой с очень длинным грифом. Они сгрудились у входа, гитара протяжно заныла.
В центр юрты выбежали семь босых девушек, до головы замотанных в лоскуты ткани. Гитара затренькала чаще, к ней подключились барабаны, и девушки сбросили покрывала.
Все дружно ахнули, хотя хозяева видели это далеко не в первый раз. Девушки, стоявшие посреди юрты, были великолепны. Из одежды на них остались только полупрозрачные лифчики и короткие юбки, обвешанные металлическими бляшками. Рыжие, блондинки, брюнетки… Кожа у всех была гладкой и блестящей, отличалась лишь оттенками: нежно белая, золотистая, с бронзовым отливом, смуглая, цвета кофе с молоком. У каждой была отличная фигура, стройные ноги, упругая грудь и аппетитная попка идеальной формы, на самый взыскательный вкус.
А потом музыка заиграла чаще, и девушки дали жару. Это называлось танец живота, я уже видел такое – в «Спирали» пару раз показывали подобные шоу. Девушки, которые танцевали там, в подмётки не годились танцовщицам партизан. Это было восхитительное зрелище. Осталось только наблюдать за дивными изгибами тел, удивительной грацией и потрясающим чувством ритма.
Из всех семерых мне понравилась одна длинноволосая брюнетка. Фигурой и лицом она походила на Лику, такая же стройная и высокая. Только глаза у неё были со вздёрнутыми внешними уголками – раскосые. Но от этого она становилась ещё притягательнее, у меня ещё не было девушки с такими глазами. Очень уж хотелось узнать, каковы они в постели.
Примерно те же мысли пьяным шёпотом озвучил Рикки Викингу:
– Ты глянь на этих узкоглазеньких. Интересно, между ног у них тоже узко? Это кто, вообще, такие?
– Буряты, называй их бурятками, – вдруг сказал Сэнсэй. – Я сам в некоторой степени бурят.
– Раз так, без базара, Сэнсэй. Буряты так буряты.
Девушки вдруг всплеснули руками, встали спинами друг к другу, напоследок встряхнули попами и быстро выбежали из юрты. Я остался несколько разочарован, поскольку надеялся на более откровенное продолжение танца, но, может, оно и к лучшему. Тем более я не к месту вспомнил о Лене.
– А вы давно Уйгура знаете? – спросил я у Андрея, желая уйти с темы эротики.
– Пятнадцать лет уже. Как встали здесь, на южных рубежах. Они нам здорово помогают выживать в степи.
Снова внесли столы с едой. По цепочке пирующие передали несколько гитар. Одну из них, к моему удивлению, вручили Андрею. Хотя удивительного ничего не было, голос и впрямь у него был отличный.
Андрей спел пару казацких песен. Но почему-то я понял, что они не родные для него. Нет, пел он отлично и мужиком точно был замечательным, что любого в спираль согнёт, но вот казаком он не был. Хоть и мало знавал я настоящих казаков, но в каждом из них чувствовалась какая-то бесшабашность и вечная тяга к вольнице. Кстати, как раз все настоящие казаки, что мне встречались, трудились трапперами – добывали органы животных, которые потом продавали на Внешнюю Землю. У трапперов свободы больше, чем у разведчиков, хотя работа не менее опасная.
Пир уже начал затухать, когда Андрей спел песню, заставившую мою душу вздрогнуть и снова заныть:
Мхами кутал нетвердый шаг
Синий вереск в сухом бору,
Где плутала всю ночь душа
Да казнила себя к утру,
Что желаньями растеклась,
К ступе ладила помело,
По глаза закопалась в грязь
От отчаянья, всем назло.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Оторочены облака
Бледно-розовой кисеёй.
От далёка до далека,
Небо дышит сырой землёй,
И тревожит огнями даль,
Что, как свечки, колышет лес.
Отлетает душа-печаль
Птицей серою в дым небес.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Когда тень превратится в дух,
Когда пламенем станет взор,
На заре промолчит петух,
Принимая зарю в укор.
Успокоится плачем страх,
Растворится в любви вина,
И оттает душа в слезах,
Понимая, что прощена.
Горько
мутным держать ответ
там, где
видишь себя в лицо.
Страшно
вымолвить – смерти нет!
Коль на
пальце её кольцо.
Эта песня была ни о ком, но о каждом, ни о чём, но в точку.
Андрей резким ударом по струнам оборвал гитарный звон.
– Ну что, ребята, собираемся спать. Завтра гости уходят в долгий путь.
* * *
Я услышал, что она вошла, сразу. Выхватил пистолет из-под подушки, включил ночное зрение. Мне выделили отдельную юрту, небольшую, но буквально заваленную подушками, тюфяками и коврами. Вдобавок изрядно окурили внутри благовониями.
Она пришла ко мне, одетая в халат с вышивкой. Та самая, бурятка, похожая на Лику.
– Стой, где стоишь.
Девушка замерла:
– Ты меня видишь или определил на слух, что я вошла.
– Я тебя вижу.
Незнакомка изящным движением скинула халат. М-да… без лифчика и юбки ей ещё лучше.
– Зачем ты пришла?
– Чтобы доставить тебе удовольствие, – выговор у неё был странный, непривычный и оттого ещё более возбуждающий. На вид ей было не больше двадцати лет. – Можно к тебе подойду? Разве я могу где-то скрыть угрозу?
– Что ж, подойди.
Незнакомка ко мне подошла, встала на колени и сразу сунула руки под одеяло, пытаясь нащупать, хм… важную часть тела.
– Подожди.
Я ласково, но твёрдо отстранил её. А пистолет держал наготове, мало ли что.
Если честно, я колебался. Когда мы с Ликой были вместе, она не ревновала меня к женщинам, с которыми у меня был краткий перепих во время рейдов. И я не ревновал Лику, правда, тоже только к женщинам, которые скрашивали ей скуку, когда меня не было рядом с ней. Нас связывало нечто более глубокое, чем обычная любовь и влечение, но долгие разлуки и молодая кровь накладывали свой отпечаток. Иногда в рейде было просто необходимо это сделать, чтобы снять стресс, к примеру. Так разве не глупо ревновать, скажем… к кошке, которая запрыгнула к брату на колени, он её погладил, а она помурлыкала и погрела ему ноги.
Лика теперь не со мной. Я теперь с Леной. То, что она для меня не девушка на одну ночь, почему-то я осознал только сейчас, лёжа рядом с обнажённой красавицей. В любом случае, секс с раскосой незнакомкой будет уже изменой по отношению к Лене, а мне не хотелось этого делать, пускай даже Лена бы ничего не узнала.
– Как тебе зовут? – спросил я.
– Зови меня как хочешь.
Я секунду боролся с искушением попросить, чтобы она назвалась Ликой.
– Нет, так дело не пойдёт.
Я тоже встал на колени, одеяло с меня упало, обнажив орган, столь вожделенный для незнакомки, уже в боевой готовности. Она тут же потянулась к нему ручками. Я снова пресёк её попытку, правда, пистолет уже положил на пол.
– Скажи своё имя.
– Зачем тебе?
Я провёл ладонями по внешней стороне стройных девичьих бёдер. Снизу вверх. Лобок девушки был гладко выбрит. Правильно, чтобы блохи, вши или ещё какие паразиты не завелись. Но вот волосы на голове девушки были шикарными, пусть и покороче, чем у Лики, и пахло от них травами.
– Или ты мне говоришь своё имя, или я выгоню тебя взашей, – ласково произнёс я.
Девочка вздрогнула, испугавшись, и вымолвила:
– Аюна.
– Красивое имя. Кто тебя послал?
Аюна задумалась.
Она была просто обворожительна: идеальная фигура, округлая попка, тонкие ручки, нежная бархатная кожа. Полные упругие груди раздвигали пряди волос. Небольшие напряжённые соски (я догадался, что они алые, а так я видел их чёрными, как озёрная вода безлунной ночью) смотрелись словно острия копий.
– Только не думай мне врать, детка. Я твою мордашку прекрасно вижу. Соврёшь – выгоню.
– Дядя.
– Дядя? Уйгур?!
– Да.
– Зачем?
– Он сказал, иди к зелёному, второму после Ярослава. Зачни от него. Твой ребёнок будет сильным и поможет выжить нашему роду.
– Как же поможет? А если он родится хм… скажем, со славянской внешностью?
Моя ладонь уже гладила не лобок, а само лоно. Аюна, поняв, что гнать её я не собираюсь, улыбнулась, задвигалась навстречу моей руке. Заговорила:
– Неважно, какие будут у ребёнка глаза. Главное, каков он будет внутри. Он вырастет настоящим воином, дух его будет неукротим. И это спасёт наш род.
Её руки легли мне на плечи, а я свободной ладонью взял её грудь. Дети. Только вот детей у меня не было. С Ликой у нас ничего такого не случалось, чему я был несказанно рад, а вот, чтобы остальные женщины, с которыми я спал, от меня беременели, об этом я не слышал. И Лена вот тоже…
– И что же, у вас не нашлось настоящих воинов?
– Таких, как ты, почти нет.
Мой палец, будто сам собой, проскользнул в её лоно, между набухших и уже чуть влажных губок, проскользнул и… наткнулся на преграду.
– Ты девственница?
– Да. Не бойся, я всё хорошо умею, – перепуганно добавила Аюна. – Я знаю, что нужно сделать, я готовилась.
И снова попыталась схватить меня за член.
– Да подожди ты.
– Что такое, Виктор, неужели я тебе не нравлюсь? Я тебе не люба, да?
– Нет, ты очень красивая. Только женщины от меня ещё не рожали.
– Ну, может, ты не с теми делил ложе.
– Не говори так.
Лица моего Аюна не видела, но по голосу сразу поняла, что лучше не спорить.
– Ты действительно этого хочешь?
Я вошёл в неё пальцем чуть глубже, поводил им по кругу, сжал пальцами сосок.
– Да-а.
Аюна выдохнула, закрыла глаза, наклонилась, будто ей больно, только ей точно больно не было.
Свободной рукой я схватил её за затылок, притянул к себе, поцеловал. Не знаю как насчёт остального, но целоваться она умела отлично, и не скажешь, что девственница. Вдобавок Аюна наконец дотянулась до того, к чему тянулась весь вечер.
Я резко повалил её на ковёр, подложил под попку какой-то пуфик, раскинул ножки в стороны. Ух ты, от такого зрелища даже сердце чаще забилось. Девушка уже вся изнывала от желания, её лоно сочилось от соков. Никаких прелюдий не требовалось.
Так и стоя на коленях, я вошёл в Аюну легко, туда, где горячо и влажно. Только чуть глубже моя плоть встретила препятствие. Я надавил, Аюна инстинктивно сжалась, но секунду спустя я проник глубже, до упора. Накрыл руками её сочные груди, начал двигаться плавно, не торопясь. Да, Аюна этого давно хотела, в нашей Колонии у девушек в её возрасте уже по трое-четверо ребятишек, а тут первый раз.
Она обхватила мою поясницу ножками, через минуту упёрлась руками в стенку юрты и стала двигаться мне навстречу. Страстно, нетерпеливо. Она извивалась словно в танце, дыхание её становилось чаще. Аюна вдруг замерла, так и вытянувшись над полом, протяжно застонала.
Оргазм её накрыл, когда я только вошёл в раж. Я отпустил её груди и схватил за бёдра, мои пальцы впились в нежно-глянцевую плоть. Я начал двигаться резче, быстрее и вскоре кончил, наполняя нежное лоно своим семенем.
Я откинулся, опустошённый, упал на ворсистый ковёр. Вдруг пришла мысль: «А ведь я впервые это делаю ради детей. С девушками на одну ночь – ради быстрого секса, чтобы расслабиться. С Ликой – из-за предельной, невероятной близости. С Леной мне просто хорошо, по-человечески. А тут… нет, стоп, что за бред, ничего не будет. Вбили девчонке разный бред в голову, вот она и пришла. Сейчас Аюна…»
Я с некоторым удивлением обнаружил, что девушки нет на тюфяке. Она стояла на четвереньках рядом со мной и призывно качала попкой.
– Эй, ты что, хочешь второй раз, чтобы наверняка? – спросил я.
– Нет. Я хочу, чтобы ты взял меня как дикий жеребец кобылу в степи. Как большой и сильный медведь медведицу. Ну же, давай.
Аюна клацнула зубами, будто впрямь готова на меня наброситься, если откажу. Я не отказал, тем более одного голоса её, наполненного страстью, было достаточно, чтобы снова прийти… в боевую готовность. А уж от позы её любой мужчина съехал бы с катушек.
* * *
Двое мужчин: один высокий, с волосами до плеч, другой низкорослый, с короткой стрижкой – прогуливались вдоль вагенбурга. С внешней стороны. Солдат рядом с ними не наблюдалось. Разговор был не для лишних ушей.
– Ярослав, а давно вы знаете Виктора? – спросил атаман партизан.
– С рождения. Он сын моего лучшего друга.
– И что вы о Викторе можете сказать?
– Он один из моих лучших учеников. Превосходный боец. Отчаянно храбрый. Честный, целеустремлённый, ответственный. Обладает отличной боевой смекалкой. Всегда держит слово. Верный своему долгу и присяге. Надёжный защитник родной Колонии.
– Это всё?
– Ещё он принимает лёгкие наркотики. Бывает довольно жесток. Алчен, циничен. Качества, за которые нельзя ругать в нашем Мире.
– Это уж точно. Знаете, я тоже наводил об Ахромееве справки и кое-что узнал.
– Что же? – Сэнсэй многозначительно улыбнулся.
– Виктор и его сестра… Всё, что о них говорят, правда?
– Да.
– Как же так получилось? Виктор – сын потомственного военного, сам боевой офицер, защитник Колонии. И тут такое.
– Матери Виктора не стало, когда ему не было и двух месяцев. Отец умер, когда Виктору едва исполнилось шестнадцать, а Лике семнадцать. Лика и Виктор остались одни, им было очень тяжело. И вот как вышло. Я тоже не смог их поддержать и направить.
– Всем в нашем Мире тяжело было. Особенно в самом начале, после Прорыва, но это же не повод для инцеста.
– Я их не оправдываю и не осуждаю. Говорю, как всё было. В один момент Лика и Виктор остались совсем одни, без поддержки. Да и, когда росли, редко видели своего отца. Сами понимаете: постоянные рейды и задания. Вот Лика и Виктор оказались самыми близкими друг другу людьми во всём Мире. Со временем эта связанность переросла в более глубокое чувство. А главный толчок случился, когда они совсем осиротели.
– Я, Ярослав, тоже ни к кому в постель лезть не хочу. Мне как-то всё равно, чем занимаются люди, если они другим не мешают. Все мы грешны, всем нам есть за что перед Богом отвечать. И какой грех тяжелее, я не берусь судить, – Андрей задумчиво покрутил на большом пальце кольцо, смахивавшее на обручальное, и продолжил: – Так вот о чём я… Виктору можно доверять, он действительно надёжный человек?
– Безусловно, и он не раз это доказывал. Вы знаете, что они с сестрой больше не вместе. Представьте, чего стоил ему такой выбор?
– Да уж. Необычная, прямо скажем, история. Ну теперь о главном, зачем я вас сюда позвал.
Андрей прижал два пальца к губам, будто в них была сигарета.
– Ах ты, зараза! Двадцать лет как курить бросил, а жест до сих пор остался. Ну так вот. У меня тоже, как вы видели, сын есть. Кирилл. Восемнадцать лет – ума нет. Вот, кстати, ещё одна привычка: я стал рассуждать о возрасте в критериях нашего Мира. На Внешней Земле в восемнадцать лет парень спокойно может быть полным раздолбаем.
– Ну уж, в восемнадцать лет юноши на Внешней Земле в армию идут.
– Вот именно, только идут. И там из них два года дурь выбивают, чтобы они к концу срока что-то из себя представляли. Это если старшина хороший. А так бывает: отслужил, а толку ноль, зато апломбу – Рембо курит в углу. Армия прежде всего должна работать над мозгами призывников, готовить из них воинов, укреплять дух. В армии должны служить только те, кто готов без колебаний умереть за Родину. Причём такими должны быть все – от рядового до генерала. Быть готовыми умереть и выполнить боевую задачу.
– Долг воина – умереть. Долг солдата – выполнить поставленную задачу, – добавил Сэнсэй.
– Именно. Это путь тех, кто избрал своей стезёю защиту Родины. Но кто из политиков позволит создать такую армию… на Внешней Земле.
Атаман и Сэнсэй многозначительно переглянулись.
– Но я опять отвлёкся, – сказал Андрей. – Насчёт вашего завтрашнего похода. Я отправлю с вами десять рейтар. Среди них будет Кирилл. Он сам об этом попросил, да и нет никого, кто знал бы те места лучше. Кирилл – мой единственный сын. Я не знаю, встретите ли вы опасность там, куда отправляетесь, но обещайте, как самый сильный из зелёных, что не допустите, чтобы с моим сыном что-нибудь случилось.
– Полной гарантии дать не могу, как вы понимаете. Но обещаю, что сделаю всё возможное, чтобы уберечь вашего сына от возможной опасности.
– Это я и хотел услышать. Удачного вам похода.
Андрей протянул на прощание Сэнсэю руку.