Бегала она давно. Сколько себя помнила, столько и наматывала круги по стадионам, паркам, набережным, в зависимости от того, где жила. Сначала бегала от страшной в своей строгости Марии Анатольевны по прозвищу Мариинка, преподавателя класса хореографии, куда её в пять лет отдала бабушка. И уже годам к семи постоянные окрики бывшей балерины «Девочки, вы опять за выходные попу отъели!» так запугали маленькую Лизавету, что после очередной неудачной попытки уговорить бабушку прекратить это издевательство, Лиза решила бежать.

– Бабушка, миленькая, она меня не любит! – громким шёпотом, боясь, что вездесущая Мариинка услышит этот разговор, в кровати перед отходом ко сну умоляла Лиза. – Я боюсь её, не води меня туда больше, бабулечка, миленькая…

Но у питерской бабушки были свои взгляды на воспитание девочки в культурной столице. Тем более что родители Лизы, спихнувшие своё чадо на её попечение, появлялись в Ленинграде довольно редко, проводя время в непонятных детскому разуму многомесячных геологических командировках. Так что гиперответственная бабушка не придумала ничего лучше, как посоветовать девочке бегать по стадиону у дома, дабы не сердить престарелую балерину излишним весом, от которого, кстати, худая, как щепка, в детстве Лиза никогда не страдала.

И Лизавета побежала… Уже и Ленинград, не угнавшись, остался позади Санкт-Петербургом, и она уже год за годом бежит по Москве, как до того бежала по Нью-Йорку, а остановиться всё не может. Детские страхи, знаете ли, порождают самые стойкие привычки.

Телефон надсадно заверещал в наушниках, перебивая музыку сигналом воздушной тревоги, который она прикрепила к номеру приёмной Руморева. Поморщившись от досады, Лизавета остановилась и пару раз глубоко вдохнула-выдохнула со взмахом рук, восстанавливая дыхание.

– Слушаю вас, – она вытерла пот со лба и пошла шагом по набережной.

– Елизавета Сергеевна, здравствуйте, приёмная Руморева вас беспокоит, – бодрый голос секретаря на том конце провода был, как всегда, приветлив, – звоню сообщить, что Юрий Андреевич назначил вам встречу сегодня на 10:30 в своём кабинете в Госдуме, пропуск уже заказан.

– Да, спасибо, буду, – состроив гримаску, ответила Лиза. – Попробовала бы не быть… – сердито пробормотала она, отключая соединение. – Что-то зачастил Руморев с вызовами, в который раз планы ломает…

На часах было начало десятого, поэтому она спешно развернулась в сторону пешеходного моста через Яузу, пробежала парковую зону, затем сам мост и, наконец, свернула к своему дому.

– Что-то вы сегодня быстро вернулись, – приветливо улыбнулась ей пожилая консьержка. – Неужто погода испортилась? А ведь обещали же, негодники, – кивнула она в сторону маленького телевизора на столе, – что до конца недели сухо будет.

– Да нет, тёть Валь, погода отличная. Работа вернула…

– Ну да, ну да, – подхватила старушка, – работа сейчас превыше всего. Есть работа – можешь бегать, можешь не бегать. А нет работы – одна сплошная беготня… – и участливо закивала вслед.

– Лиза, Лиза! – вдруг вспомнив, всполошилась она. – Ваша девочка вчера на площадке куклу забыла, детишки принесли, да я запамятовала вашей няне передать. Возьмите…

– Ой, спасибо, тёть Валь, – Лиза вернулась за куклой и забежала в приехавший лифт.

Обычный будний день начинался для Лизаветы, как правило, одинаково. К половине девятого она отводила дочку-первоклассницу в школу, благо гимназия находилась недалеко, в двух кварталах. Сразу оттуда привычно бежала на набережную и после традиционной пробежки от моста до моста возвращалась домой, готовая к трудовому дню. На работе появлялась обычно не раньше одиннадцати утра, но сегодня, так как привычный распорядок ломался, пришлось ускоряться.

Быстрый душ, быстрый завтрак – мюсли с молоком и большая чашка какао, лёгкий мейкап, и бегом в лифт. Спускаясь на подземную парковку, она внимательно оглядела себя в большом, на всю стену лифта, зеркале и осталась довольна, в первую очередь, Танюхой, мастером, которая последний год работала с её волосами. Сейчас Лизавета носила прямые волосы, и эта причёска ей особенно нравилась. И не только ей.

«На Миллу Йовович совсем стала похожа», – это, прямо скажем, милое сравнение Бена, ей, действительно, подходило. Кудрявая по жизни Лиза время от времени вытягивала свои необычайно красивые рыжие кудри в прямые пряди, олицетворяя этим женскую логику в той её части, когда кучерявые барышни выпрямляют волосы, а остальные – всю жизнь их завивают в локоны.

Садясь в машину, Лиза улыбнулась, вдруг вспомнив, как Лёшка в первый же день после покупки назвал её автомобиль большим красным коллайдером. Ну да, американский внедорожник был вызывающе брутален, но ей-то он нравился. И действительно, почему бы заряженной на успех частице общества не разогнаться в этом большом красном ускорителе до перехода в новое качество… Да и привыкла она к американским машинам, пока жила в Штатах. За три года и не к такому привыкнешь. В общем, прижилось, как вы понимаете, сравнение авто с коллайдером, даже сама Лизавета применяла его для внутреннего пользования. Это вам кто угодно подтвердит, да вот хоть этот ворох мягких игрушек на заднем сиденье, что постоянно ездит в машине. Игрушки, правда, Васькины, но они тем более врать не будут.

Василиса, или Васька, – это мамкина дочка. Полтора месяца назад, в августе, ей исполнилось семь лет, и она уже три недели как первоклашка. А мамкина она потому, что с американским папкой как-то не задалось. Лизавета рассталась с ним и вернулась в Москву ещё до рождения дочери. И наверняка Ник Мэйли был бы достойным отцом, если бы имел хоть один шанс, если бы знал о Ваське. Но он не знал. Потому как мамка её от обиды бегала особенно быстро, даже океан не смог остановить, когда узнала о случайной измене Ника Мэйли… Поэтому росла Василиса Николаевна вместе с «Web-студией 2.0». «Дочь полка», – называл её Лёшка и был прав: на ноги становились все вместе, когда и клиенты были наперечёт, и Васька училась ходить по офису в мамкино отсутствие под присмотром Бена и Макса.

«Лёшка… Дорогой ты мой Бен…» – мысль зацепилась за него и не хотела убегать прочь, пока она выруливала с парковки.

Странноватые у них сейчас были отношения. Больше десяти лет они уже знали друг друга, ещё с той, доамериканской жизни. Ведь тогда Лизка первая из страны уехала. Помогала другу из-за океана, когда такое случилось… А сейчас они открыто симпатизировали друг другу, открыто флиртовали по старой памяти время от времени, и всё. За столько-то лет взаимных симпатий… Искрило между ними в этой их новой московской жизни постоянно и даже сильно порой, но вот пламя не возгоралось. При этом они абсолютно всё знали о привычках, о подругах и воздыхателях, когда те возникали. Это не мешало им, но и не помогало. Словом, сейчас это был тот странный вид дружбы мужчины и женщины, когда всё самое главное уже давно должно было произойти, но не произойдёт никогда. Может, прошлое мешало? Хотя посмотрим правде в глаза: виноват, если это слово уместно, в таких отношениях, конечно же, тот, кто всегда убегает.

– Беги, Лизка, беги, – смеялся он ей вслед.

И она бежала.

– Юрий Андреевич ждёт вас, проходите, пожалуйста, – деловито сообщила секретарь.

– И трёх минут не прошло… – отметила про себя Лизавета.

Очень ей нравилась эта педантичность Руморева. В отличие от подавляющего большинства партийных руководителей, он никогда специально не мариновал посетителей в приёмной, строго придерживаясь назначенного времени. Правда, и опозданий не терпел.

– Доброе утро, Юрий Андреевич, – Лиза зашла в кабинет и обратила внимание, что Руморев не просто поднимается, но и идёт ей навстречу.

– Здравствуйте-здравствуйте, – приятно улыбнулся он, – с вами утро всегда доброе, Елизавета Сергеевна, прошу вас, присаживайтесь, – указал он в сторону стула за столом для совещаний справа от своего места. – Ну расскажите, Елизавета Сергеевна, как продвигаются наши интернет-проекты, какие проблемы, нужна ли помощь? – снова удивил он её своим участием.

– Всё хорошо, Юрий Андреевич, спасибо, справляемся, из графика не выбиваемся, – бодро отрапортовала Лиза с почти пионерским задором, который, на её взгляд, идеально подходил для встреч с таким заказчиком, – в ближайшее время представим проект концепции сайта лидера партии. Хотела просить вас назначить время на следующей неделе для вашего утверждения, – очаровательно улыбнулась она, зная, что на следующей неделе его в Москве не будет.

– Боюсь, что ничего не получится, я в Питер улетаю, а вот в понедельник, после возвращения, заседание генсовета состоится, там и защитите свою концепцию, заодно и решения по дизайну представите. Кстати, Елизавета Сергеевна, вы же из Питера, а я туда регулярно мотаюсь, могли бы составить как-нибудь компанию, с городом поближе познакомили бы…

– Как на генсовете? – опешила Лиза, пропуская мимо ушей довольно двусмысленно прозвучавшее предложение. – Разве вы предварительно не посмотрите? Может, перенесём тогда? А вдруг что поправить надо будет? – растерялась она от неожиданности.

– Ну вот там и посмотрим, там и поправим. Все вместе. Если, конечно, надо будет… – ласково улыбался Руморев. – А вот переносить ничего не надо. Я вам абсолютно доверяю, Елизавета Сергеевна, так что до встречи на генсовете. А над предложением моим подумайте… – поднялся он, быстро свёртывая как разговор, так и улыбку.

Лизе ничего не оставалось, как так же быстро подняться и невнятно пробормотать:

– Да, конечно…

Новость, которую Лизавета привезла из Госдумы от Руморева, неприятно удивила всех, и в круглом зале для переговоров в их офисе в Трубниковском переулке разгорелись страсти. Лиза нервничала, Бен возмущался, ну а Максим, как всегда, пытался всех успокоить.

– Ну что ты дёргаешься, Лиза? – невозмутимо спрашивал Макс. – Ну генсовет так генсовет, в чём проблема? У Руморева, что ли, легче было проекты защищать? По мне, так хрен редьки не слаще.

– Ты не понимаешь, Максик, – нервничала Лиза, – это же Центральный аппарат, здесь у каждого своя делянка, и наши проекты – вотчина Руморева. И утверждались они автоматом лишь потому, что были одобрены им. Вспомни, он нам за структуру рубрикатора в обычном сайте душу вынимал, а здесь сайт Путина, и ноль внимания!

– Ты сама себе противоречишь, – не уступал Макс. – Вот именно потому, что решение о сайте лидера партии выше его компетенции, он и перестраховывается. Размывает ответственность с персональной на коллективную. Обычные партийные схемы, сама сколько раз об этом рассказывала.

– Ну как ты не поймёшь, Макс, нельзя сырой продукт сразу на утверждение выносить, так здесь не принято! Можно залететь на какой-нибудь мелочи и весь контракт этим перечеркнуть…

– А я вам ещё раз повторю, что на сегодняшний день нет продукта, – встрял в разговор Бен. – Ни сырого, ни готового. Концепцию, скажем спасибо Максу, за неделю несложно до ума довести, но ещё и дизайн представлять на утверждение – это перебор. Я бы даже сказал, что это произвол. И виновата в этом, Лизка, ты, так как прекрасно знаешь, что есть ситуации, когда из точки А в точку С невозможно попасть, минуя точку В. Почему ты об этом ему не сказала? Как можно говорить о дизайне, если не утверждена концепция?!

– Конечно, я во всём виновата, – нервно рассмеялась Лизавета, – конечно, я не сказала! Вот только была у меня такая возможность, ты спроси?!

– Стоп-стоп-стоп, ребята, – извечный миротворец Макс поднялся, разводя руками. – Брейк! А то мы только переругаемся…

– Вот я и спрашиваю, была у тебя такая возможность, мисс Да, или не была? – насмешливо спросил Бен, не обращая внимания на Макса.

– Как же мне тебя стукнуть сейчас хочется, Лёшка! Если бы я хоть иногда говорила Румореву нет, то мы бы уже полконторы сократили, а так людей набираем в кризис. Это хоть для тебя имеет значение?

– Спокойно, Лиза, давай лучше я его стукну, – предложил Макс и невозмутимо попросил: – Бен, заткнись, а? И ты, Лиза, остановись, – продолжил он. – Что вы как дети малые? Какая разница, Лёха, успеют наши дезигнеры отрисовать все страницы или только одну? Какая разница, Лиза, насколько глубоко проработана будет наша концепция? Вы разве не понимаете, что на генсовете персонажи из телевизора собираются? Это они, что ли, будут вчитываться в концепцию, которую им в раздаточный материал в конец толстой стопки бумаг вложат? Да половине из них в падлу читать это, настолько они великие, а вторая половина, если и прочитает, ничего не поймёт. А если учесть, что всё действо в 19:00 начнётся и наш номер последний, что нас заслушают часа через два после начала, не раньше, что все усталые будут, и не до сайта уже, мелочь такая на фоне дел государственных… Короче, развлечь их надо, мультик показать красивый, презентацию с картинками правильно сделать. Вот пусть презентацию и оценивают. Понравится – проблем ни с концепцией, ни с дизайном не будет, а не понравится презентация – хоть испишись да изрисуйся, всё одно зарубят. Так что побоку сайт, спокойно начинаем работать… – Макс сделал паузу, – правильно, над презентацией.