Часть II
Семейные отношения

Свобода. Я часто говорю об этом понятии, и так часто, оглядываясь назад, я пришел к выводу, что запутался в значении этого слова. Запутался или сам себя запутал.

— Теперь я один, я свободен! — провозгласил я, когда мертвого Бренора положили под камни его пирамиды в Гонтлгриме.

И таким образом, я поверил тем словам, потому что не понимал, что похоронил в своей растерянности поверх борьбы теней и солнечного света нового мира вокруг меня, на самом деле, я был сильно скован своими собственными безответными чувствами. Возможно, я был свободен быть несчастным, но оглядываясь назад, на первые шаги из Гонтлгрима, который будет казаться мерой этого.

Я пришел к пониманию этой скрытой истины, и поэтому отправился на север, в Порт Лласт.

Я обрел надежду, что был прав в своей оценке и планах, когда эта миссия близится к завершению, и мы покидаем Порт Лласт.

Но из-за всех моих надежд и подозрений, только когда караван во главе со мной и Фермером Стайлесом приблизился к воротам Порт Лласта, я пришел к полному осознанию истины того тихого раздражения, что вело меня вперед. Я спросил себя, какой я выберу путь, но этот вопрос был совершенно не важен.

Путь, который я нахожу перед собой, определяет мои действия, а не наоборот.

Если бы я не отправился в Порт Лласт, чтобы попытаться помочь, если бы не вспомнил о тяжелом положении Фермера Стайлеса и многих других, то я бы отказался от того, чем так полно мое сердце. Нет худших кандалов, чем самообман. Человек, отрицающий свое сердце, из-за страха перед личным последствием — или физической опасностью, неуверенности в себе, или просто боязни остракизма — не свободен. Действия вразрез с вашими ценностями и принципами, вразрез того, что вы считаете, правильным и верным, создают острог, крепче адамантиновой решетки и массивных каменных стен. При каждом случае, когда вы ставите выгоду превыше криков совести, вы оставляете позади тяжелую цепь, якорь, который всегда будет за вами тянуться.

Возможно, я не был неправ, когда провозгласил о своей свободе, после того, как последний из моих спутников покинул этот мир, но я, конечно, проделал лишь часть пути к ней. Теперь у меня нет обязательств ни перед кем, кроме себя, но это обязательство следовать за тем, что находится в моем сердце, является самым важным из всех.

Поэтому, теперь я повторяю, я свободен, и говорю это с убеждением, потому что теперь я снова принимаю и признаю то, что находится в моем сердце, и понимаю, что эти принципы будут самым верным ориентиром на этом пути. Мир может быть раскрашен различными оттенками серого, но понятие добра и зла для меня не настолько тонкое и никогда таковым не было. И когда это понятие сталкивается с установленным законом, установленный закон осуждает.

Я никогда не был целеустремленней, чем во время путешествия, с целью найти и спасти Фермера Стайлеса и его банду. Никакие сомнению не замедляли мои шаги.

Это было правильно.

Мой путь предоставил мне эту возможность, и если бы я отвернулся от этих требований моего сердца, то это было бы обманом.

Я понял все это, когда спустился со Стайлесом к гостеприимным вратам Порт Лласта. Возгласы из-за стены и с каравана, все подтвердили, простое решение проблем всех этих людей было правильным, справедливым и самым лучшим.

Дорога привела меня сюда. Мое сердце показало мне шаги Дзирта До’Урдена по этой дороге. К следующей, продиктованной совестью тропе, я уже с уверенностью смогу утверждать, что я свободен.

Мне удивительно, что предыдущее подтверждение моей тропы пришло не с возгласами горожан Порт Лласта, и ни от облегчения, которое я так часто замечал среди банды беженцев Стайлеса, ибо они, наконец, найдут место, которое назовут домом, но от легкого кивка, и одобрения Артемиса Энтрери!

Он понял мою затею, и когда Далия публично ее осудила, он предложил свою безмолвную поддержку — я не знаю почему — взгляд и кивок.

Я был бы лжецом, если бы заявил, что не был взволнован тем, что Артемис Энтрери отправится со мной в это путешествие. Он искупленный человек? Маловероятно. И я по-прежнему с ним осторожен, чтобы быть уверенным. Но в этом случае, он показал мне, что в его разбитом, покрытом рубцами сердце действительно есть нечто большее. Он, конечно, никогда не признает своего волнения при нахождении этого решения, не больше, чем, когда он вернулся из нашего первого набега на сахуагинов с довольной ухмылкой на его вечно угрюмом лице.

Но этот кивок мне кое-что сказал.

И это кое-что делает это мое решение — нет, делает эти мои решения верными. Поскольку я принудил Энтрери отправиться со мной на север, но прежде принял его предложение о помощи с Херцго Алегни, и даже доверял его советам в коллекторах Невервинтера, что еще более важно.

Я принимаю верные решения, потому что следую за своей совестью превыше всего остального, потому что мои страхи больше не могут меня поколебать.

Поэтому я свободен.

И, что не менее важно, я доволен, ибо вернулась моя вера, большой цикл цивилизации непреклонно движет расы Фаэруна к лучшему предназначению. Всегда будут препятствия — Магическая Чума, падение Лускана к пиратам, появление империи Нетерил, нацеленный на Невервинтер катаклизм, — но больший рассказ, один из тянущихся вперед, сдержанного решения и определения, маленьких и больших героев. Давление, воины, и мир становится культурней, свободней и удобней для большего количества людей.

Такова вера, что направляет мои шаги.

Там, где прежде я видел неопределенность и шел с неуверенностью, теперь я вижу возможности и приключения. Мир разрушен — я могу все исправить?

Я не знаю, но полагаю, что попытка сделать это будет самым великим приключением.

Дзирт До’Урден

Отправить