На этот раз в гостиной у Нестора собралось столько народу, что Ника сама, пробыв там час или около того, улизнула при первом удобном случае. Она узнала Матиаса, еще одного «чистого», который поприветствовал ее весьма учтиво, Антикрата, отца Дерионы, Яниса, местного механика (или он был все же больше, чем механик?..), Тэрона, владельца лучшей в Арахове таверны, некоторых других. Большинство мужчин были ей не знакомы, и после знакомства их имена сразу же вылетели у нее из головы. Она до сих пор не привыкла к этой истинно греческой манере давать младенцам имена богов и героев, в результате чего самым обычным явлением становились водитель автобуса Антиной, уборщица Афродита, грузчик Орест и так далее. Все эти люди сидели на стульях, в креслах, на диванах, стояли, прислонившись к стенам, курили сигары и сигареты, изредка выходили, чтобы сделать или принять телефонный звонок. Леонора и София разносили напитки. Около кресла Хлои, одетой в длинное шерстяное платье темно-серого цвета и увешанной рубинами, стоял побледневший от усталости Деметриос и, периодически прикладываясь к стакану с водой, рассказывал о событиях минувшей ночи. Когда он умолк, доблестные греческие мужи загалдели, как бабы, и Ника, опасаясь за свой рассудок, дала деру.

Деметриос появился три часа спустя. Еще раз принял душ, рассерженно фыркая под струями воды и бормоча цветистые греческие проклятия, вытерся белым махровым полотенцем, оставив на нем кровавые разводы, побродил взад-вперед по спальне и наконец упал ничком на кровать.

– Что-то не так? – спросила Ника, присаживаясь рядом.

– Все так, – ответил он, не поднимая головы. – Кроме одного. Я не хочу уезжать из Фокиды, Вероника. Но понимаю, что лучше уехать.

– Куда мы поедем?

– Во Францию.

Ах да, ведь он же французский гражданин.

– Хорошо, я согласна.

– Мы уедем завтра.

– Хорошо, – повторила она. – Нестор знает?

– Пока нет.

– Никто не знает?

Он ответил не сразу, и это задало новое направление ее мыслям.

– Только Феона. Она уверена, что сумеет решить все проблемы. С помощью Нестора и остальных, разумеется.

– Ты виделся с ней?

– Да.

– До или после смерти Андреаса?

Деметриос повернул голову, чтобы она могла видеть его лицо.

– После.

– Так… – Ника набрала в грудь побольше воздуха. Он ждал, уже зная, каким будет следующий вопрос. – Правильно ли я понимаю, что после убийства Андреаса у тебя было любовное свидание с Феоной?

– Мы не договаривались заранее. Она пришла к храму, потому что ей доложили, что Андреас мертв, а я жив, и решила дождаться меня и сообщить, какова будет цена моей и твоей свободы.

– И какова же она оказалась? – тусклым, без всякого выражения голосом спросила Ника. – Секс?

– Бери выше. Генетический материал.

– Что? – Глаза ее округлились.

Деметриос кивнул.

– Она намерена произвести на свет потомка Девкалиона. Еще одного «чистого».

– Э-э… прости мою глупость… и что ты сделал?

– А ты как думаешь? Начинил ее спермой под завязку. Со всех сторон.

Услышав это наподражаемое в своем роде, исполненное чисто мужского хвастовства заявление, Ника будто столкнулась в школьном дворе с тем самым мальчиком, у которого светловолосая девочка пыталась отнять свою заколку, царапая ему руки до крови. И тут же ушло все напряжение, вызванное его признанием. Как здорово, что он честен! С ним можно говорить обо всем.

– Уфф! А я-то уж испугалась, что она тоже любит тебя. Ты можешь подвинуться и лечь не поперек кровати, а вдоль?

– Да, – сказал он кротко. – При условии, что ты не будешь ко мне приставать. Больше никакого секса до понедельника. Я, между прочим, не железный, хотя некоторым определенно кажется наоборот.

Произведя мысленные вычисления, Ника подумала, что два дня можно и потерпеть.

– Мы полетим самолетом? Во Францию. Кстати, куда конкретно? Франция большая.

– В Прованс. Поедем на машине.

– Тогда тебе нужно выспаться.

– Что значит «тогда»? – возмутился Деметриос. – Мне нужно выспаться в любом случае.

– И вот еще что тебе нужно в любом случае… – Прихватив с тумбочки банку с мазью, Ника забралась на кровать. – Лежи смирно, мечта всех женщин Фокиды. Сказать по правде, если бы твоя спина не была уже в таком замечательном состоянии, я приложила бы максимум усилий для того, чтобы ее в него привести.

Он громко застонал в притворном ужасе и спрятал лицо в подушку.

Обрабатывая антисептиком ссадины, рубцы и ожоги, Ника уговаривала себя подождать с остальными вопросами до завтра… или до послезавтра… Ее необузданное воображение в отместку рисовало такие картины, что Тинто Брасс скончался бы в конвульсиях. Наконец лежащий смирно, как ему было велено, Деметриос не выдержал и с раздражением отшвырнул подушку:

– Хватит бурчать себе под нос, женщина! Если хочешь спросить – спроси.

Бурчать?.. Ну что ж, если она уже докатилась до того, что бурчит себе под нос, не замечая собственного бурчания, то в самом деле лучше спросить.

– Я вот чего не понимаю. Андреас приготовил дротик с транквилизатором, чтобы ты уснул и проснулся уже в камере, в бункере… короче, там, где он собирался тебя держать. Потому что убить тебя он не мог, община бы ему не простила. Плюс суеверия и все такое. Но почему он пошел тебе навстречу? Почему не метнул дротик с безопасного расстояния?

– Нас разделяло метров пять. Может, чуть меньше. Именно та дистанция, которая считается наиболее подходящей как для метания дротика, так и для метания ножа. Андреас начал извлекать дротик, но я ожидал чего-то подобного и сработал быстрее. От дротика, пущенного с десяти метров, я мог уклониться. Андреас на той же дистанции мог уклониться от ножа. Чтобы поразить его с десяти метров, мне пришлось бы метать нож по-другому и принимать во внимание возможность того, что рана окажется не смертельной. А я хотел действовать наверняка. Максим был дилетантом, Вероника, но Андреас… Андреас был профессионалом.

– Ты сказал, с ним пришли еще пятеро. Шесть человек и ты – один. При таком раскладе зачем вообще тебя усыплять? Они могли скрутить тебе руки и увести…

– Эти пятеро – мирные люди. Не забывай об этом. Кое-какая военная и спортивная подготовка у них, конечно, имеется, но не такая, как у меня. Никто из них не хотел умирать от моей руки, но они понимали, что кто-нибудь умрет непременно, ибо в случае нападения я буду защищаться. И защищаться грамотно. И меня, в отличие от любого из них, не остановит тот факт, что все происходит на территории храма.

– Потому что ты был единственным «чистым» среди них, – промолвила Ника чуть ли не с благоговением. – Ты мог пролить кровь и остаться свободным от греха.

– С учетом всех обстоятельств Андреас решил пойти на хитрость. Убедить меня в своем дружеском расположении. Он тоже хотел действовать наверняка.

– И в дом Отшельника заявились пятеро, не считая Иокасты… надо же, какое совпадение… – сказала она, подумав. – Но ты не убил ни одного. Почему?

– У них было огнестрельное оружие. И не было ни веры в дельфийских богов, ни почтения к моему происхождению и положению. Иокаста, при всей своей мстительности, постаралась снизить вероятность причинения мне травм и увечий, но «снизить вероятность» не равно «исключить». Помня об этом, я не пресмыкался, но и не наглел. А когда их уже ничто не удерживало и они вполне могли изувечить или убить меня просто для развлечения, появилась Феона со своими менадами.

– А если бы не появилась? Я имею в виду… Я хочу понять, на что рассчитывала Иокаста. Каким образом планировала уберечь тебя от смерти или увечий после того, как время ушло?

– Например, воспользоваться моим пистолетом. Или передать его мне. В большинстве случаев достаточно физического уничтожения лидера, чтобы рядовые члены группы утратили боевой пыл.

Сидя с ним рядом, поджав ноги, касаясь коленом его бедра, Ника пыталась представить мысли и чувства женщины, наблюдающей за тем, как ее любимого подвергают пыткам. Причем по ее же милости. Пожалела ли она хоть раз о содеянном? Испытала ли ужас, смятение, сострадание?

Деметриос мало рассказывал о ней. С одной стороны, это правильно, но с другой… какое пространство для домыслов и фантазий!

Ника помнила сжатые губы Феоны и опасный прищур ее черных глаз, когда они стояли втроем на заснеженном склоне и Филимон говорил, а Феона слушала.

– Они потеряли вас в лесу, довольно далеко отсюда, не так ли, Вероника? Но кто подсказал им, где следует вас искать? Об этом доме известно не многим.

– Андреас? – предположила Ника.

Ведь они ехали к нему… Но Феона отрицательно покачала головой.

– Андреас никогда не отдал бы такого врага чужаку. Он любит Деметриоса. И если захочет убить его, то сделает это сам.

– Любит врага? – переспросила Ника удивленно.

– Да. Очень. Ибо впервые встретил достойного себе.

– Тогда кто же… кто надоумил чужаков?

– Кажется, я знаю кто, – промолвила Феона, и ее черные глаза стали еще чернее.

– Я тоже, – пробормотал Филимон.

Тогда и до Ники наконец дошло. Но никто из них так и не произнес имя.

То самое имя.

Иокаста.

 

К вечеру все в доме уже знали, что Деметриос принял решение и наметил отъезд на завтрашнее утро. Началась обыкновенная для таких случаев суета. Мужчины съездили в Арахову и привезли документы и личные вещи Деметриоса и Ники, без которых было трудно или невозможно обойтись. После этого Филимон отправился в гараж снаряжать «Альфа-Ромео», а Ника занялась осмотром дорожных сумок и чемоданов, подаренных Хлоей. Необходимость укладывать вещи спасала ее от вредных мыслей. И она совсем было уже настроилась на новую жизнь без беготни по подземным ходам, без распития вина пополам с кровью и вообще без экстрима, как вдруг произошло событие, которое лишило ее надежды выбросить все перечисленное из головы.

– Вероника, спустись, пожалуйста, в гостиную, – смущенно проговорила София, заглядывая к ней в спальню. – Там к тебе пришли.

– Пришли? Ко мне? – Ника заправила за ухо свесившуюся прядь волос, встала (она сидела на корточках, распихивая по боковым карманам сумки всякую ерунду типа влажных салфеток и носовых платков) и вытаращилась на хозяйскую дочь. – Кто?

София попятилась в коридор.

– Женщина. Мы знаем ее, не беспокойся. Ей поручили кое-что тебе передать.

Они ее знают. Переодеться, что ли? Ника осмотрела свои джинсы, вытянувшиеся на коленках – еще бы, целый час ползать между чемоданами, – футболку не первой свежести… но, внезапно рассердившись, так прямо и спустилась вниз.

При виде гостьи – высокой, статной греческой молодухи в солдатских ботинках, штанах цвета хаки и такой же куртке, – у нее замерло сердце. Опять! Что на этот раз?.. Однако она включила улыбку и вежливо поздоровалась. Губы женщины дрогнули, но не сложились в ответную улыбку. С поклоном она протянула Нике довольно большую шкатулку из очень темного, почти черного, дерева, украшенную резьбой.

– Примите, госпожа, прошу вас.

Ника оторопело уставилась на шкатулку.

– Что это?

– Подарок для вас. От моей госпожи. Если вы примете, это будет честь для нее. Так она сказала.

По лестнице неторопливо спустился Деметриос и остановился на нижней ступеньке, выжидательно глядя на Нику. После секундного замешательства та взяла шкатулку, оказавшуюся неожиданно тяжелой, и осторожно поставила на край стола. Открыла. Святые небеса!.. На черном бархате сверкало божественной красоты ожерелье. Бриллианты и сапфиры в белом золоте. От их блеска можно было ослепнуть. Украшение, достойное царицы.

Ника подняла глаза на гречанку. В совершенной растерянности перевела взгляд на Деметриоса. Он еле заметно кивнул. Тогда до нее дошло, кто прислал эту великолепную вещицу и почему.

– Передай своей госпоже, что я благодарна ей, – сказала она слегка изменившимся голосом, глядя в смуглое невозмутимое лицо менады, – и за этот подарок, и за все, что она сделала для меня. И тебе тоже благодарна.

Менада низко поклонилась. Выпрямилась, повернулась всем телом к лестнице, где стоял Деметриос, и отвесила поклон ему тоже. После чего удалилась так стремительно, что Ника не успела добавить привычное «ясас».

Проводив ее слегка насмешливым, как показалось Нике, взглядом, Деметриос шагнул с последней ступеньки вниз, приблизился к столу и внимательно осмотрел ожерелье.

– Неплохо!

– Феона, да? Зачем она это сделала? – Ника погладила указательным пальцем самый крупный из камней. – Впрочем, я знаю. Компенсация морального ущерба. Она извинилась передо мной за то, что использовала моего мужчину в качестве сексуального партнера и донора спермы.

Деметриос побледнел, как будто получил пощечину. Но продолжал стоять молча. Спохватившись, Ника тронула его запястье.

– Я не права. Наверное. Нет, точно не права. Она помогала нам тогда, в Афинах. Она помогала после… Но все так запутано, что у меня уже ум заходит за разум.

– Я обязан ей жизнью, – глядя на ожерелье, спокойно проговорил Деметриос. – Как ты думаешь, кто вывел меня из помещения, где менады устроили свой кровавый пир? И еще одному человеку я обязан жизнью. Завтра утром, перед отъездом из Фокиды, мы с тобой нанесем ей прощальный визит.

– Ей?

– Да.

И опять Ника догадалась без подсказок, о каком человеке идет речь.

 

Эринна выглядела еще моложе и еще красивее, чем в прошлый раз. Конечно, она пригласила гостей пройти в дом, но они это предложение вежливо отклонили. Теперь все трое стояли на большой полукруглой веранде с видом на сад. Солнце уже взошло. Высоко в небе парил одинокий сокол, высматривая добычу. По саду бродили поджарые большеухие кошки, с места на место перелетали сизые голуби.

– Я дам тебе знать, Деметриос, когда все закончится, позвоню или напишу, – тихим мелодичным голосом говорила Эринна, кроша сухой хлеб и кидая через перила голубям. – И ты сам решишь, стоит ли торопиться с возвращением или подождать до родов. В этом году боги получат такую жертву, какую не получали уже давно, и я уверена, что справлюсь с оракулом без твоей помощи.

– Феона родит? – не удержалась Ника.

– Да, – тепло и радостно улыбнулась Пифия. – Она родит сына.

– От него, – Ника указала пальцем на Деметриоса.

– Да. Ты разве не знаешь?

– Ну, – та прикусила губу, – я надеялась, вдруг обойдется.

Деметриос и Эринна одновременно рассмеялись, как будто услышали отличную шутку. Он, кажется, тоже не сомневался в том, что предводительница менад зачала.

– И у тебя будут дети от этого мужчины, – доверительно сообщила Пифия, глядя на Нику. – Чуть позже, но обязательно будут. Я вижу, – повела она руками в воздухе, – новые ветви этого древа.

Ника немного помолчала, формулируя в голове вопрос, который собиралась задать.

– Эринна, почему именно такая жертва требуется для функционирования оракула? Женщины разрывают на части мужчину… ногтями, зубами, ножами… – ее слегка передернуло, – но сохраняют его половой орган. Какой во всем этом смысл?

– Деметриос не объяснил тебе?

– Он попытался, но дух места, кажется, был против. В нашей спальне чуть не вылетело окно.

– Ах, вот как… Понимаю. – Эринна мельком взглянула на Деметриоса, как будто ожидая протеста, но он стоял, прислонившись плечом к опорному столбу, и наблюдал за серой кошкой, выслеживающей под кустом мышь. – Орган, отделяемый от тела жертвы во время церемонии, играет мистическую роль, не допускающую упоминания о нем. Будь то бык, козел или человек, эта часть плоти рассматривается как воплощение мужской силы – силы овладевающей, проникающей и оплодотворяющей. Связь женщин с этой частью неиссякаемой жизни, с этой конкретной частью конкретного единства зои, неизрекаема, невыразима, священна. Женщины берут на себя заботу одновременно и о части, и о целом, поскольку делают себя виновницами мнимого уничтожения и угасания мужского рода, иными словами, половины всего человечества. Они убивают неиссякаемое божество только по видимости, сохраняя и периодически, каждый второй год, его возрождая. Это и есть их великие мистерии.

Слушая девственницу с белой шалью на плечах, Ника поняла, почему Феона стремилась зачать именно в этот период времени. Как сказал однажды Деметриос, войти в поток. Почувствовать неиссякаемость жизни.

Эринна стряхнула с пальцев последние крошки, ушла ненадолго в дом и вернулась с небольшой фигуркой из темно-серого камня.

– Деметриос, посмотри. Я нашла его среди вещей Андреаса и сразу поняла, что должна отдать его тебе. Возьми. Андреас любил тебя. Если бы ему удалось одержать победу, он причинил бы тебе много боли, но я знаю, он тебя любил.

Тот осторожно взял в руки статуэтку. Ника подошла поближе, чтобы как следует рассмотреть. Из камня было искусно вырезано крылатое существо с телом человека и головой льва, обвитое змеей.

– Ты знаешь, кто это? – спросила Эринна, глядя на него снизу вверх.

– Да. Он говорил мне. – Глаза Деметриоса заволокла дымка воспоминаний. – Айон. Бог, символизирующий единство противоположностей: света и тьмы, созидания и разрушения, мужского начала и женского. Ключи Айона – это ключи от прошлого и будущего.

Протянув тонкую руку с длинными пальцами без колец, Эринна приложила ладонь к левой стороне его груди поверх куртки.

– Достань свой нож, которым ты поразил Андреаса.

Ну конечно! Она уже видела, видела… То же самое существо изображено на рукоятке его ножа.

– Это первый ключ, – молвила Пифия, прикладывая лезвие плашмя к своему лбу. – Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью.

– А второй? – спросил Деметриос.

Она тепло улыбнулась.

– Второй ключ – это ты, Деметриос Стефанидес. Ключ, отворяющий двери в чужих головах.

Слова эти еще долго звучали у Ники в сознании. «Альфа-Ромео» цвета серый металлик оставлял позади километры асфальтовой ленты, черной от моросящего дождя, а она смотрела вперед через лобовое стекло с качающимися вправо-влево щетками-дворниками и слушала тихий девичий голос, повторяющий: «Ключ, отворяющий кровь, врата между жизнью и смертью… И ключ, отворяющий двери в чужих головах…»