На следующий день маркиз занимался изучением привезенных матерью документов по управлению поместьем Хейзелмер. На протяжении многих лет он проводил сезон в Лондоне, а в свои многочисленные владения приезжал лишь время от времени, и то на очень непродолжительный срок. В этом году он и вовсе забросил дела, посвящая все свое время ухаживаниям за Доротеей. Однако, не будучи ленивым землевладельцем, маркиз понимал, что дольше откладывать поездку в Хейзелмер нельзя.

Часы на каминной полке показывали без четверти три. Погода стояла прекрасная, дул легкий ветерок, обрывающий лепестки у цветков росших на площади вишневых деревьев. Позвонив в колокольчик, Хейзелмер вызвал Майттона и отдал распоряжение немедленно подать к крыльцу двуколку, запряженную лошадьми серой масти, после чего отправился наверх, чтобы озадачить и Мургатройда тоже. Десять минут спустя маркиз, чьи ботфорты и костюм были, как всегда, безукоризненны, спускался по лестнице Хейзелмер-Хаус. Кивком отпустив своего грума Джима Хитчина, он сам сел на козлы и сказал:

– Будь готов отправляться в Хейзелмер сразу по моему возвращению.

С этими словами он направил экипаж к противоположному концу площади и остановился перед Мерион-Хаус. Передав поводья уличному мальчишке, он поднялся по ступеням. Дверь открыл Меллоу.

– Ее светлость дома, Меллоу?

– Сожалею, милорд, но в настоящее время она не принимает.

Хейзелмер нахмурился:

– В таком случае узнайте, не соблаговолит ли мисс Дэрент уделить мне несколько минут.

– Разумеется, милорд.

Проводив его в гостиную, Меллоу отправился разыскивать мисс Дэрент. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, он размышлял о том, не разбудить ли ее светлость, но, как следует все взвесив, решил этого не делать. Лорд Хейзелмер оставил свой экипаж у крыльца и наверняка не захочет, чтобы лошади простаивали. Обнаружив мисс Дэрент в гостиной наверху – она находилась в одиночестве, – он передал послание маркиза.

Доротея, размышлявшая о пребывании в оранжерее Ричмонд-Хаус наедине с лордом Хейзелмером, не была уверена в том, что ей следует принять его теперь, опять же с глазу на глаз. Сесилия уехала кататься с лордом Фэншоу, а леди Мерион еще не вставала с постели. Все же Доротея спустилась в гостиную к лорду Хейзелмеру, предусмотрительно оставив дверь открытой.

От его внимания не укрылись предпринятые ею меры предосторожности. Тепло улыбнувшись, маркиз, по своему обыкновению, поцеловал ей руку, задержав ее в своей ладони.

– Мисс Дэрент, не хотите ли покататься со мной в Гайд-парке?

Ферди говорил, что маркиз крайне редко делал леди подобное предложение, поэтому Доротея осознала оказанную ей высокую честь и, не желая упускать такое приглашение, с готовностью ответила:

– Разумеется, милорд. Вот только надену ротонду.

Отпустив ее руку, Хейзелмер, давно приученный к искаженному женскому пониманию времени, добавил:

– Даю вам десять минут, не больше!

Рассмеявшись, Доротея покинула комнату, но очень скоро вернулась обратно. Когда они вышли на крыльцо, она воскликнула, проявив недюжинную осведомленность:

– Великий боже, ваши серые лошади!

Приняв поводья у терпеливо ожидающего мальчишки и не забыв наградить его, Хейзелмер запрыгнул на сиденье. Наклоняясь, чтобы помочь Доротее сесть рядом с ним, он ответил:

– Да, мои серые. А что вам о них известно, мисс Дэрент?

Этот выпад не попал в цель. С присущим ей самообладанием Доротея пояснила:

– По словам Ферди, вы редко ездите на прогулку в парке на серых лошадях.

На самом деле Ферди рассказал Доротее много больше. Лошади серой масти Хейзелмера считались самой быстрой и ладной парой в стране. Он лично вырастил их в своем поместье Генри, и ни за какие деньги не соглашался с ними расстаться.

– Ах, Ферди, – задумчиво протянул Хейзелмер, внезапно осознав, что его приятель помогает не только ему самому, но и Доротее тоже.

По дороге в парк маркиз почти не разговаривал с Доротеей, так как его внимание было целиком сосредоточено на плотном уличном движении и на сдерживании своих беспокойных целеустремленных лошадей, которым не нравились звуки и запахи города. Доротея восхищалась мастерством Хейзелмера, приведшего экипаж к воротам парка. Оказавшись внутри, они не спеша двинулись привычным маршрутом, что позволило Хейзелмеру завязать с Доротеей разговор.

К его облегчению, на ней не было шляпки, поэтому он мог беспрепятственно любоваться ее лицом в обрамлении темных локонов. Почувствовав на себе его пристальный взгляд, она повернула к нему голову и вопросительно улыбнулась.

С утра Доротея тщательно обдумала происшествие в оранжерее и решила не придавать ему большого значения. Она сама спровоцировала их поцелуй в надежде разгадать его чувства. Хотя случившееся и доставило ей большое наслаждение, искомого ответа она не добилась. Доротея всем сердцем желала, чтобы Хейзелмер сказал ей что-нибудь, объяснился, но понимала, что едва ли прогулка в экипаже по Гайд-парку подходит для этой цели. Особенно когда требуется внимательно следить за лошадьми. И все же она не сомневалась, что маркиз пригласил ее не без причины.

– Мисс Дэрент, мне нужно на несколько дней уехать из Лондона. Мое присутствие требуется в Хейзелмере.

– Понимаю.

Это заявление не слишком обескуражило Доротею. При зрелом размышлении она не могла не прийти к заключению, что маркизу нужно регулярно наносить визиты в свои владения. Вспомнив о своем дебютном бале, девушка помрачнела. Обратив к Хейзелмеру грустное лицо, она обдумывала, как лучше задать интересующий ее вопрос.

В очередной раз прочтя ее мысли, маркиз помог разрешить ее затруднение:

– Я вернусь вечером во вторник, так что в среду мы с вами обязательно увидимся.

Наблюдая за тем, как черты лица мисс Дэрент мгновенно просветлели, Хейзелмер решил, что иных доказательств того, какие чувства она к нему испытывает, не требуется. Ее поведение в оранжерее было весьма красноречивым. Хейзелмер испытывал огромное искушение здесь и сейчас предложить ей стать его женой, но необходимость сдерживать горячую пару лошадей остудила его пыл. В будущем ему представится много других возможностей для этого, причем в гораздо более подходящей обстановке. «Великий боже! – подумал он. – Что было бы, если бы я в самом деле сделал ей предложение посреди Гайд-парка!»

Они ехали, время от времени останавливаясь, чтобы поприветствовать знакомых. Хейзелмер, не желающий, чтобы лошади простаивали, старался свести эти обмены любезностями к минимуму. Завершив круг, он направил экипаж к воротам.

– Погода меняется, мисс Дэрент. Надеюсь, вы не станете возражать, если я заблаговременно отвезу вас обратно на Кэвендиш-сквер?

– Вовсе нет, – ответила она. – Я понимаю, какая это великая честь – прокатиться в экипаже, запряженном вашими знаменитыми серыми лошадьми.

Подняв голову, девушка погрузилась в омут его теплых ореховых глаз.

– Вы правы, дитя мое, – прошептал он. – Ведите себя хорошо в мое отсутствие.

Рассердившись на его покровительственный тон, Доротея хотела было сказать в ответ что-нибудь едкое, но, глядя в его глаза, вспомнила, сколько раз он выручал ее из затруднительных ситуаций. От необходимости давать ответ ее спасло плотное уличное движение. Внимание Хейзелмера снова целиком сосредоточилось на лошадях. К тому времени, как они вернулись на Кэвендиш-сквер, Доротея убедила себя не придавать значения его последнему замечанию.

Затормозив у крыльца Мерион-Хаус, Хейзелмер выпрыгнул из экипажа и, приобняв Доротею за талию, помог ей выйти. Он поднялся с ней по ступеням, а когда Меллоу открыл дверь, привычно поцеловал ей руку и с улыбкой произнес:

– Au revoir, мисс Дэрент. До среды.

***

В воскресенье и понедельник сестры Дэрент были заняты хлопотами, связанными с их предстоящим дебютным балом. В отличие от Сесилии, напропалую флиртующей со своими юными поклонниками, Доротея мудро воздерживалась от каких-либо поощрений своих кавалеров. Однако сколь бы холодна она ни была с Эдвардом Бьюкененом, ей никак не удавалось его отвадить. К несчастью, даже леди Мерион считала, что единственным лекарством здесь может стать только время.

Поэтому Доротея гораздо чаще, чем ей бы того хотелось, оказывалась в обществе мистера Бьюкенена. Его манера разговора доводила ее до умопомрачения, как и непрерывные попытки проявления галантности. Ясность рассудка ей помогали сохранить лорды Питерборо, Элвенли, Десборо и другие, которые не хуже Хейзелмера умели заявлять о своих правах.

 

Леди Мерион сидела, сосредоточенно изучая список гостей. В самом ли деле такая схема расположения гостей за столом самая правильная? С раннего утра вторника пожилая дама занималась этой важной, но тяжелой работой – решала, кого рядом с кем посадить во время ужина. В доме царил полный хаос: прибывали поставщики продуктов и флористы с табуретками и столами, готовясь демонстрировать свою продукцию. Повсюду сновали слуги, начищая до блеска и полируя медные, бронзовые и серебряные поверхности и протирая канделябры. Все понимали, что завтра леди Мерион дает самый важный бал сезона, и ни один из ее высокопоставленных гостей не должен заметить нигде ни малейшего изъяна.

Бросив взгляд на позолоченные часы на каминной полке, леди Мерион поняла, что почти настало время обеда. В попытке обнаружить просчеты в своей схеме, она еще раз пробежала список глазами. Почувствовав полное удовлетворение, леди Мерион спустилась на первый этаж в утреннюю гостиную, временно служившую столовой, в то время как в настоящей столовой и главной гостиной заканчивали косметический ремонт. По совету непревзойденного знатока моды, мистера Ферди Ачесон-Смита, леди Мерион распорядилась декорировать эти комнаты в бледно-голубых тонах с добавлением белого и серебряного акцентов, которые казались гораздо более привлекательными, чем привычные белый и золотой. Эта цветовая схема повторялась в убранстве всех комнат в доме и конечно же бального зала, который будет украшен белыми и голубыми гиацинтами, белыми анемонами и белым жасмином.

Бледно-голубой, белый и серебряный цвета составляли превосходный фон для бальных платьев внучек леди Мерион, которые по праву могли называться вершиной гения Селестины. Работа над нарядом для Доротеи продвигалась очень непросто, но приносила модистке удовлетворение. Селестина лично обошла несколько складов в поисках нужного оттенка шелка, который идеально гармонировал бы с цветом глаз Доротеи. Платье поражало своей простотой. Вырез горловины был очень глубоким, что для более юной дебютантки сочли бы непристойным. Он шел параллельно маленьким пышным рукавам, спущенным с плеч так, чтобы оставить их обнаженными. Лиф был узким, а линия талии – завышенной, что позволяло юбкам плавно струиться по бедрам, опускаясь до самого пола.

Платье Сесилии, хотя и менее поразительное, также был очень красиво в своей простоте. Выполненное из шелка аквамаринового цвета, с круглым вырезом горловины и завышенной талией, расшитое мелким жемчугом, оно превосходно подчеркивало достоинства ее фигуры.

Несмотря на хмурое небо, с утра сестры совершили свою обязательную конную прогулку в парке, после чего занялись написанием писем. Присоединившись к бабушке за обеденным столом, они продолжали весело щебетать, рассказывая, кого встретили и кто передавал наилучшие пожелания. Глядя на их счастливые лица, леди Мерион пришла в смятение. Скоро, очень скоро эти юные создания упорхнут из гнездышка, и дом снова опустеет, вернется к привычному спокойному распорядку. Пожилая дама поняла, что ей этого совсем не хочется.

 

Леди Мерион распорядилась, чтобы в среду внучки отказались от прогулки верхом. Обе они должны были поспать до десяти часов, а потом присоединиться к ней в утренней гостиной за завтраком и распаковать подарки, присланные многочисленными доброжелателями по случаю дебютного бала. Если Сесилии и Доротее захочется, они могут прогуляться по парку, расположенному на площади, но после обеда обязаны прилечь отдохнуть, пока не придет время одеваться. Больше всего леди Мерион опасалась, что от перевозбуждения у Сесилии начнется лихорадка или, еще хуже, у Доротеи случится приступ мигрени.

Услышав бабушкин план, Доротея заявила, что совсем скиснет от скуки, но, будучи бесконечно благодарной бабушке за усилия, приложенные ею в подготовке к балу, обещала неукоснительно повиноваться.

Спустившись к завтраку в утреннюю гостиную, сестры обнаружили, что стол доверху завален букетами, коробками и свертками всевозможных форм и размеров. На помощь в их распаковывании призвали Триммер, Бетси и Уитчетт. Доротея и Сесилия, забыв о еде, с головой ушли в приятные хлопоты.

Вошедшая в гостиную леди Мерион замерла на пороге, точно громом пораженная.

– Великий боже! Что-то не припомню, чтобы мне прежде доводилось видеть подобное! – Она положила перед внучками еще по одной коробке. – Это вам, мои дорогие. Не думаю, что на свете найдется бабушка счастливее меня.

Обе девушки порывисто вскочили со своих мест и принялись обнимать и целовать бабушку. Потом они распаковали ее подарки. Сесилия получила маленькую жемчужную брошь, специально созданную для того, чтобы украсить ее бальное платье. Развернув упаковочную бумагу и раскрыв красный кожаный футляр, Доротея достала изумительное колье из изумрудов.

– О, бабушка! Какая красота! – воскликнула она.

После того как внучки примерили украшения и вдоволь ими восхитились, леди Мерион велела им распаковывать остальные подарки. Она также охотно включилась в эту веселую игру.

Полученные подарки были призваны скорее продемонстрировать экстравагантный вкус дарителя, чем выразить восхищение одариваемой, но многочисленные букеты цветов и стихотворения Доротея и Сесилия исправно получали и во время сезона. Хотя лорд Элвенли и прочие приятели Хейзелмера частенько подносили Доротее цветы и другие знаки восхищения, сам он ни разу ей ничего не прислал. Ей было невдомек, что Хейзелмер, признанный эксперт по части соблазнения, избрал такую тактику неслучайно. Поэтому, дойдя до небольшого свертка, в котором оказался футляр от Эстли, Доротея не связала его с Хейзелмером.

Дарить дебютанткам ювелирные украшения было не принято. Заинтригованная, она расчистила вокруг себя побольше места, чтобы как следует рассмотреть этот подарок.

– Интересно, от кого это, – негромко сказала она.

Леди Мерион подошла поближе:

– Очень странно! Открывай скорее, дорогая, давай посмотрим. Внутри непременно должна быть карточка.

Но карточки внутри фуляра не оказалось. Там лежала самая восхитительная брошь, какую только можно было себе вообразить. Она была выполнена из золота с инкрустацией из изумрудов и рубинов, и имела форму ягоды ежевики. На губах Доротеи расцвела улыбка. Какая дерзость!

Леди Мерион не могла взять в толк, чему улыбается ее внучка. Зато Сесилия, подняв голову от своих подарков и увидев в руке у сестры брошь, тут же обо всем догадалась.

– О! Это от лорда Хейзелмера? – воскликнула она, глядя на смущенную Доротею карими глазами, и засмеялась.

Леди Мерион тут же ухватилась за эту соломинку. Ради всего святого, какое отношение имеет ежевика к лорду Хейзелмеру? Хорошо зная этого джентльмена, она догадывалась, что его подарок далеко не такой невинный, как кажется.

– Доротея, я запрещаю тебе надевать это украшение сегодня, – непреклонно заявила она.

– Ах нет, бабушка, не делайте этого! Видите эту петельку? Мистер Эстли сделал ее для того, чтобы брошь можно было носить и в качестве кулона на ожерелье из изумрудов. Как предусмотрительно с его стороны!

Тщательно изучив брошь и подаренное бабушкой ожерелье, Доротея совместила их и теперь критически разглядывала полученный результат. Украшения прекрасно сочетались друг с другом.

– Доротея, я не знаю, что эта брошь символизирует, и не уверена, что хочу знать, – самым жестким тоном, на какой только была способна, произнесла леди Мерион. – Но, что бы Хейзелмер ни задумал, тебе нельзя надевать сегодня это украшение. Только подумай, как это будет подозрительно. Как ты сможешь смотреть ему в глаза, надев его подарок?

– С привычной хладнокровностью, смею надеяться, – упрямо возразила Доротея. – Я не могу не принять этот вызов, бабушка, вы же понимаете. Просто не могу.

Леди Мерион подозревала, что Хейзелмер намерен заманить ее внучку в ловушку, но ничего не могла с этим поделать.

 

Единственное отклонение от намеченного леди Мерион распорядка дня произошло из-за Эдварда Бьюкенена. Нежданно-негаданно он объявился у дверей, наотрез отказываясь слушать Меллоу, которому были даны строгие распоряжения никого не пускать. Упомянув имя Герберта Дэрента, он все же убедил Меллоу проводить его в утреннюю гостиную. Сам дворецкий отправился предупредить о госте хозяйку.

Кипя от негодования, леди Мерион спустилась на первый этаж и величественно вплыла в гостиную. Пять минут спустя она с озадаченным видом отправилась искать свою старшую внучку.

Через десять минут Доротея, выглядевшая очень бледной, спустилась по лестнице. Замешкавшись на пороге, она с отвращением посмотрела на дверь утренней гостиной, затем, глубоко вздохнув, вошла.

Все оказалось еще хуже, чем она предполагала. Леди Мерион говорила о букете маргариток – подумать только, маргариток! – который к тому же уже завял. На лице человека, держащего в руках этот букет, застыло самодовольное выражение.

– А! Мисс Дэрент! – На мгновение мистер Бьюкенен лишился своего красноречия, но, быстро придя в себя, продолжил: – Подозреваю, дорогая, что вы отлично понимаете, почему я здесь.

От этих слов Доротея почувствовала дурноту. К счастью, от мистера Бьюкенена ее отделял маленький круглый столик, и она намеревалась и впредь сохранять эту дистанцию.

Мистер Бьюкенен, похоже, не заметил ничего необычного в ее молчании и бодро продолжил:

– Да, моя дорогая, я пришел просить вашей руки! Сомневаюсь, что вы ожидали предложения так рано, еще до вашего дебютного бала. Не многие юные леди могут похвастаться, что оказались так быстро и успешно устроены еще не будучи представленными ко двору, не правда ли?

Больше Доротея терпеть была не в силах.

– Мистер Бьюкенен, благодарю за ваше предложение, но, боюсь, я не могу стать вашей женой.

– О, не беспокойтесь, моя дорогая. Эдвард Бьюкенен знает, как такие дела делаются. Я уже заручился согласием лорда Герберта. Вам нужно сказать всего одно слово, и мы объявим о радостном событии на вашем балу.

Хейзелмер, будучи человеком проницательным, тут же объяснил бы Бьюкенену, что тот выбрал неверный подход к такой независимой девушке, как Доротея Дэрент. Залившись краской, она уже не скрывала испытываемого ею отвращения:

– Мистер Бьюкенен, вы глубоко заблуждаетесь. Хотя Герберт Дэрент и является моим опекуном, он не может заставить меня выйти замуж. Я не принимаю ваше предложение, потому что не имею ни малейшего желания становиться вашей женой. Полагаю, я достаточно ясно выразилась? А теперь прошу меня извинить, мы очень заняты. Меллоу проводит вас.

С высоко поднятой головой она направилась к дверям, задержавшись на мгновение, чтобы отдать Меллоу распоряжения касательно их нежеланного посетителя, после чего с видом победительницы стала подниматься по лестнице.

 

Тем же вечером, незадолго до того, как начнут съезжаться гости, леди Мерион стояла в прихожей, наблюдая, как ее внучки спускаются по ступеням. Она испытывала чувство гордости и удовлетворения. Ее девочки превосходны!

Сесилия, воплощенная невинность, шла первой. Ее большие карие глаза весело поблескивали. Но Доротея! Невероятно прекрасная, она выступала элегантно и неспешно, демонстрируя достоинства своего великолепного наряда. При виде ее не одно мужское сердце забилось бы. «Особенно сердце Хейзелмера!» – мстительно подумала ее светлость, заметив висящую на груди у внучки подаренную им брошь-кулон в форме ежевики. Пожилая дама не могла не признать, что Доротея оказалась права, надев его. Кулон служил завершающим штрихом всего туалета, а блеск зеленых и красных камней прекрасно контрастировал с алебастровой кожей Доротеи.

Через несколько минут Меллоу объявил о прибытии Ферди, который, как и обещал, явился пораньше, чтобы оказать дамам моральную поддержку. Войдя в гостиную, он остановился как громом пораженный, не в силах отвести глаз.

– Вот это да!

То были единственные слова, которые сумел произнести элегантный мистер Ачесон-Смит. Все три леди разразились хохотом, и остальных гостей, начавших собираться вскоре после, приветствовали в гораздо менее напряженной атмосфере.

Скоро гостиная заполнилась гулом голосов. Леди Джерси и княгиня Эстерхази искренне похвалили обеих девушек. Когда Доротея отошла в сторону, чтобы поговорить с леди Брессингтон, Салли Джерси обратилась к леди Мерион:

– Дорогая, мне не терпится посмотреть на выражение лица Хейзелмера, когда он войдет в эти двери и увидит Доротею!

– Салли, не говори так! Я ужасно боюсь, что либо он, либо Доротея, либо оба сразу забудут, где находятся, и совершат какой-нибудь скандальный поступок!

– Если даже и так, едва ли кто-то станет его в этом винить.

В это самое мгновение Меллоу объявил о прибытии маркиза Хейзелмера и вдовствующей маркизы. Гости были слишком хорошо воспитанными, чтобы разглядывать их в открытую, но все же Хейзелмер понимал, что все взоры устремлены на них. Не было только Доротеи. Подавив желание немедленно отправиться на ее поиски, маркиз, придав себе привычный невозмутимый вид, повел мать здороваться с леди Мерион.

Леди Хейзелмер, уже отыскавшая Доротею глазами, тихо, так, чтобы ее услышал только сын, прошептала:

– Мой дорогой, ты пропал. Эта девушка – самое поразительное создание из всех, что мне когда-либо доводилось видеть.

Хейзелмер, ореховые глаза которого лучились весельем, ответил:

– Благодарю вас, мама. Так оно, по-видимому, и есть, раз все эти старые сплетницы смотрят на меня во все глаза.

Улыбнувшись, леди Хейзелмер повернулась к леди Мерион, чтобы похвалить ее внучек. Оставив мать с группой давних приятельниц, собравшихся вокруг хозяйки дома, маркиз растворился в толпе.

Вскоре за Хейзелмерами прибыли Эглемоны. Воспользовавшись тем, что все взгляды обратились на лорда Фэншоу, приветствующего Сесилию, Хейзелмер подошел к Доротее, беседующей с его младшей сестрой, леди Элисон Гисборн. Эта оживленная блондинка, безошибочно угадав в Доротее даму сердца брата, сама ей представилась. Заметив брата, она широко улыбнулась и произнесла:

– Здравствуй, Марк! Да-да, я уже иду к маме, которая сгорает от нетерпения мне кое-что поведать. – Она со смехом удалилась.

– Как хорошо моя младшая сестра меня понимает, – произнес маркиз, по своему обыкновению целуя Доротее руку. Он был рад, что удалось выиграть несколько минут и привыкнуть к ее новому образу.

Бросив на него взгляд украдкой, Доротея обнаружила, что его глаза поблескивают, а когда он улыбнулся ей, все прочие гости и вовсе перестали для нее существовать. Улыбнувшись в ответ, она сказала:

– Благодарю вас за подарок, лорд Хейзелмер.

– Ах да. Я надеялся, что он всколыхнет в вашей памяти приятные воспоминания, – ответил он, дотрагиваясь длинным пальцем до кулона у нее на груди и с трудом подавляя искушения прикоснуться к ее обнаженной коже.

Доротея ожидала какого-нибудь вопиющего поступка с его стороны.

– Да, я всегда считала лес в Мортон-Парке тихим и спокойным местом. – Она говорила с такой искренностью, что если бы Хейзелмер не знал, что к чему, то решил бы, что она позабыла об их первой встрече.

Он рассмеялся, отдавая должное ее находчивому ответу, и добавил соблазнительным тоном:

– Вы так преуспели в искусстве словесных баталий со мной, что, боюсь, мне придется перейти… к более прямым методам.

Маркиз встретился с взглядом ее изумрудных глаз, но так и не узнал, что она хотела сказать в ответ, потому что в этот момент к ним подошла Марджери Дэрент.

Все собравшиеся были слишком хорошо воспитаны, чтобы прерывать разговор между мисс Дэрент и лордом Хейзелмером, но леди Дэрент сделала это без угрызений совести. Заметив, что Доротея всецело поглощена разговором с мужчиной, которого она полагала немногим лучше распутника, она тут же стала действовать. Марджери прибыла на бал лишь недавно и еще не имела возможности перекинуться несколькими словами с Доротеей. Будучи близорукой, она оценила всю красоту платья девушки, лишь подойдя к ней на близкое расстояние.

Одарив маркиза подобием великодушной улыбки, Марджери немедленно обратилась к Доротее:

– Моя дорогая! Не кажется ли тебе, что к этому платью лучше бы надеть шаль?

Хейзелмер почувствовал, как напряглась Доротея и незаметно придвинулась ближе к нему.

– Нет, мне так не кажется, кузина, – ответила она, изо всех сил сдерживая раздражение. – Мне совсем не холодно. Кроме того, – поспешно добавила девушка, заметив, что Марджери не поняла намека и намеревается и дальше высказывать свои соображения, – едва ли я осмелилась бы смутить бабушку таким провинциальным стилем.

Леди Дэрент смешалась.

Хейзелмер, едва сдерживаясь, чтобы не начать аплодировать, поспешил на помощь Доротее:

– Мисс Дэрент, как мне кажется, моя матушка пытается привлечь наше внимание. Леди Дэрент, прошу нас извинить. – Кивнув возмущенной даме, он увел Доротею прочь.

Отойдя на несколько шагов, он произнес, глядя на нее сверху вниз:

– Вот хорошая девочка! Если бы вы ее не осадили, мне пришлось бы вмешаться, и я, боюсь, наговорил бы ей гораздо менее приятных вещей. Хотя мне придется многому вас обучить, в уроках искусства ставить людей на место вы точно не нуждаетесь.

Глядя на маркиза сияющими глазами, Доротея рассмеялась его остроумной реплике, но тут же осадила себя. Леди Хейзелмер, к которой они направлялись, наблюдала за их общением со странной улыбкой на губах. Ей еще никогда не доводилось видеть своего сына влюбленным.

Разговоры продолжались, в комнате становилось все жарче. Наконец Меллоу объявил, что ужин подан. Будучи самым старшим из присутствующих пэров, Хейзелмер должен был вести леди Мерион к столу, но Герберт Дэрент избавил его от этой обязанности, предоставив маркизу возможность сопровождать мисс Дэрент. Сесилия пошла под руку с лордом Фэншоу, остальные потянулись следом.

Ужин имел огромный успех, не омраченный, к огромной радости леди Мерион, никакими неприятностями. Гости степенно беседовали, и даже Марджери нашла себе собеседника по душе в лице тугого на ухо адмирала. Как и ожидалось, Хейзелмер с Доротеей не замечали никого вокруг, впрочем, как и Фэншоу с Сесилией. Но это обстоятельство никого не заботило, так как леди Мерион, будучи опытным тактиком, очень грамотно рассадила своих гостей. Лорд и леди Дэрент, к счастью, сидели так далеко от молодых, лучащихся счастьем пар, что были лишены возможности действовать на них удручающе.

Когда последнее блюдо было съедено, леди встали из-за стола и удалились в гостиную, оставив джентльменов наслаждаться портвейном. На ужине, предшествующем балу, это традиционное разделение общества обычно сводилось к нескольким минутам. При этом леди Мерион заручилась поддержкой лорда Эглемона, который обещал проследить, чтобы Герберт не утомил всех своими скучными речами.

Лорд Эглемон подходил для этой роли как нельзя лучше. Он знал, что ни один из присутствующих молодых джентльменов не горит желанием пить портвейн. Да и кто стал бы их в этом винить? Ужин и бал – это время развлекаться, и даже он сам предпочел бы наблюдать за действиями Тони и Марка и также Ферди и лорда Харкота, чем выслушивать напыщенные речи Герберта Дэрента.

Герберт в самом деле пытался завязать разговор о методе севооборота, но лорд Эглемон пресек это начинание и пригласил джентльменов вернуться в гостиную.

Леди Мерион облегченно вздохнула. В комнате царил приятный гул молодых и старых голосов. Лорды Хейзелмер и Фэншоу, заметив, что сестры Дэрент оживленно болтают с приятельницами, не стали пытаться прервать их разговор, но нашли себе другие занятия.

Хейзелмер подошел к матери:

– Мама, давно хотел у вас поинтересоваться. Вам известно, намерены ли мои достопочтенные старшие сестры почтить этот бал своим присутствием?

Старшие дочери леди Хейзелмер, придерживающиеся пуританских взглядов на жизнь, являлись для нее постоянным источником огорчений.

– Очень надеюсь, что нет, дорогой. – Повернувшись к Салли Джерси и леди Мерион, она поинтересовалась: – Гермиона, ты же не приглашала Марию и Сьюзен, не так ли?

К разочарованию матери и сына, леди Мерион кивнула:

– Приглашала. И обе ответили согласием.

Посмотрев на сына, леди Мерион состроила гримасу. Склонившись к самому ее уху, Хейзелмер произнес чуть слышно:

– В таком случае вы поступите мудро, если шепнете моим любящим сестрицам на ушко предупреждение о том, чтобы не смели и близко подходить ко мне или мисс Дэрент.

Маркиза посмотрела на сына с удивлением, а тот лишь поклонился и с дьявольской улыбкой покинул комнату. Поразмышляв над этой загадкой, леди Хейзелмер решила, что сын намерен совершить какой-то поступок, который выведет его старших сестер из себя. Она представления не имела, что он задумал, но, повернувшись к Салли Джерси, обнаружила, что та думает о том же.

– Антея, ради всего святого, что замышляет твой сын? Они с Тони Фэншоу ведут себя уж очень сдержанно.

– Не имею ни малейшего представления, Салли. Матери все всегда узнают последними. Смею заметить, – добавила она, – что я с тобой согласна. Они явно что-то затевают.

Приближалось время открытия бала, и леди Мерион пригласила всех в бальный зал. Флористы и декораторы превзошли сами себя, вызвав восторги гостей. Начали прибывать новые гости, и зал заполнился веселым гулом.

Доротея и Сесилия стояли на верхней площадке парадной лестницы вместе со своей бабушкой, приветствуя многочисленных представителей высшего света, почтивших их прием своим присутствием. Через полчаса поток гостей начал редеть, превратившись в тоненький ручеек, а роскошно украшенный бальный зал до отказа заполнился лондонской элитой. Леди Мерион была рада такому успеху. Обменявшись взглядами с Меллоу, она подала знак открывать бал. Гости расступились, освобождая место для первого вальса.

Традиционно первая часть первого вальса исполнялась только той дамой, в честь которой давался бал. Сегодня эта часть принадлежала Доротее и Сесилии, а остальные пары должны были присоединиться позднее. При неукоснительном соблюдении строгого протокола Доротее пришлось бы танцевать с Гербертом Дэрентом, а Сесилии – с лордом Уигмором, кузеном леди Мерион. Однако при содействии ее светлости лорд Уигмор с радостью уступил свое право партнерства другому джентльмену. Узнав, кто это будет, он лишь добродушно рассмеялся. Герберту, который не умел танцевать вальс, просто сообщили, что ему найдут замену. Это обстоятельство его очень расстроило, но шум он поднимать не стал. Мудрая леди Мерион отказалась сказать ему, кто займет его место.

Доротею и Сесилию она также не поставила в известность о смене партнеров во время первого, самого важного танца. Сами девушки не подозревали о планах бабушки и полагали, что их партнерами будут Герберт Дэрент и лорд Уигмор. Музыканты приготовились играть вальс. Стоя между двумя своими внучками и приветствуя гостей, леди Мерион, испытывая небывалый внутренний трепет, объявила:

– Идите же, мои дорогие! Ваши партнеры уже ждут вас внизу. Желаю вам отлично повеселиться!

Сестры стали спускаться по ступеням. Доротея, гордо расправив плечи, шла на шаг впереди, притягивая к себе взгляды присутствующих. Зная, что Герберт танцевать не умеет, она страшилась этого вальса, предчувствуя несколько весьма неприятных минут. Ее сверкающие зеленые глаза расширились, когда она увидела подходящего к ней маркиза Хейзелмера, улыбающегося и великолепного, как всегда.

Он отвесил ей поклон, и Доротея машинально присела в реверансе. Маркиз протянул ей руку, и она, забыв обо всем на свете, приняла ее. Ее взгляд лучился счастьем, а на губах играла лучезарная улыбка. Бросив мимолетный взгляд через плечо, она увидела, что партнером Сесилии стал Фэншоу. С облегчением вздохнув, Доротея произнесла чуть слышно:

– Вы представления не имеете, как я рада вальсировать с вами!

Медленно ведя ее в танце, маркиз улыбнулся:

– Мы с вашей бабушкой сочли, что ужасный Герберт – совсем неподходящий для вас партнер, как и степенный лорд Уигмор – для Сесилии.

Осознав, что вокруг стало очень тихо, Доротея, не смея поднять глаз на Хейзелмера, спросила:

– Мы являем собой скандальное зрелище, не так ли?

Маркиз, не переставая улыбаться, негромко ответил:

– Боюсь, что да. Хотя и по иным, чем вам кажется, причинам.

Она вопросительно посмотрела в его глаза.

– То, что первый вальс я танцую с вами, а Тони – с Сесилией, не вполне правильно, но все же приемлемо в данных обстоятельствах. У вас нет иных родственников мужского пола, кроме Герберта, а всем известно, что он танцевать не умеет. – Пояснил он.

– То есть нас могут порицать, но не заклеймить позором?

– Именно так.

Они достигли края танцевальной площадки, и Хейзелмер, совершив сложный поворот, увлек Доротею в противоположную сторону, лавируя между другими парами, уже присоединившимися к танцу.

– По счастливому стечению обстоятельств, – продолжал Хейзелмер, – мне также будет позволено безнаказанно пригласить вас на вальс еще раз. Этот первый вальс особенный, он не указан в программе и потому в расчет не принимается. Итак, моя дорогая мисс Дэрент, не окажете ли вы мне в двойном удовольствии потанцевать с вами вальс перед ужином, в затем сопроводить вас к столу?

Думая о том, каким восхитительным получится вечер, Доротея с радостью согласилась. Когда отзвучали последние аккорды вальса, Хейзелмер подвел ее к леди Мерион. Поцеловав Доротее руку и улыбнувшись так, что сердце у нее в груди совершило головокружительный кульбит, он неохотно оставил ее и растворился в толпе.

 

На первый вальс леди Хейзелмер отреагировала примерно так же, как и остальные гости. Когда Доротея оказалась в объятиях маркиза, все затаили дыхание, готовясь разразиться осуждениями. Однако все поборники морали одновременно осознали, что в происходящем нет ничего скандального. Подумав немного, светские львицы сочли, что маневр леди Мерион обернулся огромным успехом. Джентльмены же нашли ситуацию забавной.

Что особенно развеселило леди Хейзелмер, так это негодование, которым вскипели почтенные матроны, заметив, как именно ее сын и красавица Доротея танцуют. Общество полагало, что привыкло видеть мисс Дэрент, вальсирующую в объятиях лорда Хейзелмера, но ведь раньше вокруг них всегда вращался водоворот других пар, а сейчас они были одни на площадке. Первый шок все испытали, увидев, с какой готовностью Доротея приняла руку маркиза. Но то, как они двигались вместе, породило немалый переполох. Маркиз и Доротея чутко и грациозно реагировали на каждое движение друг друга, выдавая владеющее ими чувство. Их танец балансировал на грани непристойности, но при этом ни единое их движение, ни единый взмах ресниц не были неподобающими. Леди Хейзелмер сочла это обстоятельство еще более восхитительным, так как знала, что ни одна поборница морали не посмеет злословить на этот счет из опасения подвергнуть сомнению собственный вкус. Маркиза не сомневалась, что ее распутный сын прекрасно знал, какое впечатление произведет их танец. А вот Доротея даже не подозревала, сколь обличительным станет этот вальс. Возможно, светской даме вообще не следовало соглашаться на подобное.

«Теперь, по крайней мере, я понимаю, почему Марк просил меня отвлечь Марию и Сьюзен», – подумала маркиза, отправляясь на поиски своих кипящих от негодования старших дочерей, чтобы исполнить поручение сына.

 

Для обеих сестер Дэрент дебютный бал стал самым восхитительным событием сезона. Все наперебой превозносили их достоинства. Доротея танцевала по очереди со всеми друзьями Хейзелмера, обращаясь с ними легко и непринужденно. Она даже потанцевала с Гербертом кадриль, которую он исполнил довольно сносно, хотя и не очень грациозно. Прошла уже большая часть вечера, когда Доротея снова оказалась вальсирующей в объятиях лорда Хейзелмера.

Догадавшись, что ей приходится вести нескончаемые беседы, маркиз по большей части хранил молчание, лишь один раз прошептав:

– Устали, прекрасная Доротея?

Она не сразу осознала, что он назвал ее по имени, а потом подняла глаза и встретилась с его взглядом, в котором отражалось покорное ожидание града вопросов, по какому праву он так поступил. Доротея почувствовала, как все ее существо затопляет восхитительное тепло. Опустив длинные ресницы, чтобы скрыть выражение глаз, она тем самым без слов дала ему согласие называть себя по имени.

Улыбаясь, Хейзелмер задумался над тем, сказать ли Доротее, как она сейчас выглядит, но счел за лучшее этого не делать, опасаясь, что она потом целую неделю не захочет с ним разговаривать.

Ужин прошел оживленно. Так как Доротея и Сесилия являли собой средоточие всеобщего внимания, они не могли сидеть рядом. Доротею окружали Хейзелмер и несколько его ближайших друзей. Джентльмены старались изо всех сил, наперебой развлекая Доротею анекдотами, героем которых зачастую выступал сам маркиз. Он же вставлял реплики только тогда, когда разговор грозил принять оборот, неподходящий для ушей молодой девушки. За веселыми историями полчаса, отведенные на ужин, промелькнули как один миг, и к Доротее подошел лорд Десборо, с которым она должна была танцевать первый из трех последних заявленных в программе танцев.

Незадолго до окончания бала Доротею окружила небольшая группа приятельниц бабушки, с которыми она еще не успела поговорить. Со смехом отослав Десборо, она провела несколько минут в их компании, после чего, извинившись, направилась через толпу гостей, останавливаясь время от времени, чтобы переброситься парой слов то с одним, то с другим, уделяя всем равную долю внимания. Тут к ней обратилась мисс Банттон, привлекательная, но высокомерная белокурая девушка двумя годами ее младше.

– Мисс Дэрент, какое у вас восхитительное платье! – воскликнула она привычно холодным тоном. – Такое могут носить лишь избранные! Боюсь, однако, что моя мама никогда не позволила бы мне надеть ничего подобного. Она говорит, что нехорошо выделяться из толпы.

Доротея, давно привыкшая к жалящим завистливым замечаниям мисс Банттон, решила, что на этот раз той не удастся легко отделаться.

– Уверена, дорогая мисс Банттон, что ваш наряд совершенно не расстроит вашу матушку. – Улыбнувшись белокурой красавице мягкой, но угрожающей улыбкой, Доротея собралась было отойти, но тут к ним подошла женщина более зрелого возраста.

– Мисс Дэрент! Я надеялась познакомиться с вами. Я леди Сьюзен Уилмот, сестра Хейзелмера.

Доротея пожала изящную ручку дамы и пробормотала что-то подходящее случаю. Леди Сьюзен этого было явно недостаточно, и она начала говорить:

– Да, моя дорогая. Как я только что сказала мисс Банттон, меня порадовало то обстоятельство, что Хейзелмер танцевал с вами первый вальс. Полагаю, леди Мерион сама попросила его занять место Герберта, и – о чудо! – он так и сделал. И это при том, что в исполнении иных своих обязательств он проявляет завидное нежелание. Возможно, это может считаться признаком того, что он наконец-то решил остепениться. Разумеется, леди, которую он выберет себе в жены, должна обладать многочисленными достоинствами, ведь на ее плечи, помимо всего прочего, лягут обязанности по управлению поместьем. Нечего и говорить, что она должна иметь аристократическое происхождение. И немалое состояние, само собой, тоже, ведь и Хейзелмер очень богат. – Ее светлость улыбнулась, пронзая Доротею взглядом. – Ни для кого не секрет, что наша семья связывает большие надежды с дорогой мисс Банттон.

– Вот как?

Услышав из уст леди Сьюзен такое выдающееся признание, Доротея почувствовала себя чрезвычайно подавленной. Украдкой взглянув на мисс Банттон, она ужаснулась, заметив на ее лице жеманную улыбку.

В этот момент она почувствовала чье-то прикосновение к своей руке.

– Доротея! Вот вы где! Идемте же, я хочу познакомить вас со своим деверем. Я ему обещала.

Леди Элисон Гисборн выразительно посмотрела в глаза своей старшей сестре, заставив ту покраснеть.

Не заметив этого обмена взглядами, Доротея, испытывая огромное чувство облегчения, кивнула леди Сьюзен и мисс Банттон и с благодарностью отбыла вместе с леди Элисон знакомиться с братом ее мужа, Эндрю Гисборном.

 

Когда отзвучали последние звуки последнего вальса и усталые леди и джентльмены отправились разыскивать тех, с кем они приехали на бал, Доротея обнаружила, что стоит в сторонке с лордом Элвенли. Его светлость обводил комнату глазами, явно кого-то высматривая.

– А, вот и он! – Для Доротеи он пояснил: – Марк просил меня вернуть вас ему после вальса.

Они медленно шли по залу, прощаясь с отбывающими гостями. Доротея заметила леди Элисон, дергающую брата за рукав, чтобы привлечь его внимание. Хейзелмер внимательно выслушал то, что она хотела ему сказать. Затем Элисон быстро чмокнула его в щеку и, весело махнув рукой на прощание, поспешила к своему мужу, ожидающему на лестнице.

Несколько минут спустя Доротея с Элвенли подошли к маркизу, беседующему с роскошной красавицей леди Хелен Уолфорд. Они вчетвером поболтали еще немного, после чего лорд Элвенли учтиво предложил руку леди Уолфорд и, попрощавшись, увел ее прочь.

Заметив усмешку на лице Доротеи, Хейзелмер пояснил:

– Да, мы с Элвенли – очень хорошие друзья.

Она улыбнулась еще шире.

– Дорогая Доротея, собираетесь ли вы завтра, как обычно, на конную прогулку в Гайд-парке?

Попрощавшись с очередной группой отбывающих гостей, Доротея повернулась к нему.

– Думаю, да, – ответила она.

– В таком случае мы с Ферди – и, возможно, с Тони – заедем за вами в десять утра. Смотрите не проспите!

Поцеловав руку, маркиз положил ее себе на сгиб локтя и повел к бабушке, не давая возможности Доротее высказать все, что она думает по поводу его плана.

Леди Мерион чувствовала крайнее утомление. Вечер удался на славу, но, по ее мнению, ей было бы спокойнее, если бы Доротея с Хейзелмером не зарекомендовали себя такой непревзойденной танцевальной парой. Однако она не собиралась к ним придираться и пребывала в благостном расположении духа. При виде Доротеи и Хейзелмера, выходящих из опустевшего бального зала, она просияла:

– Мои дорогие! Какой успех!

– И все благодаря вам, бабушка! – ответила Доротея, порывисто обнимая пожилую даму.

– Иди же, дитя, – ворчливо отозвалась та. – Сесилия уже удалилась в свою комнату. Уверена, лорд Хейзелмер тебя извинит.

Элегантно поцеловав ее запястье, маркиз произнес:

– Доброй ночи, Доротея. Увидимся завтра утром.

Сверкнув глазами, девушка удалилась. Когда она отошла на достаточно далекое расстояние и уже не могла их услышать, леди Мерион произнесла:

– В своей игре вы балансируете на грани порядочности.

– Только с вашей внучкой, – последовал возмутительный ответ.

Пожилая дама ахнула, а Хейзелмер поспешил продолжить:

– Правильно ли я понимаю, что этот ужасный Герберт является опекуном прекрасной Доротеи?

Леди Мерион понимала, что маркиз просто старается отвлечь ее, но все же ответила:

– К несчастью, да.

Пожав плечами, Хейзелмер явно собрался уйти, но леди Мерион не собиралась позволить ему так просто ускользнуть. Пригвоздив его к месту взглядом, столь похожим на взгляд его матери, она спросила:

– Когда вы попросите ее руки?

– Когда придет время, – ничуть не смутившись от такого натиска, ответил он.

– Так вы в самом деле намерены это сделать?

Хейзелмер улыбнулся:

– А вы сомневаетесь?

– После вашего первого вальса ни у кого не осталось в этом сомнений! – язвительно парировала пожилая дама.

– Именно этого я и добивался.

Улыбнувшись, маркиз отвесил ей элегантный поклон и направился к лестнице.

Леди Мерион наблюдала за его удаляющейся спиной. Она чувствовала, что, несмотря на его довольно прохладные ухаживания за Доротеей, коим она мысленно аплодировала, до сих пор ему все давалось уж очень легко. Как подсказывал ее опыт, своевольным молодым женщинам вроде Доротеи подобное отношение совсем не по вкусу. «Нет, милорд, – подумала она, – вы еще столкнетесь с проблемами, вот увидите!»