Прибыв в парк, Ферди и Доротея присоединились к группе леди и джентльменов, беспорядочно перемещающихся и обменивающихся приветствиями и сплетнями. Много пар глаз тут же уставились на Доротею. Мило и оживленно беседуя с лордом Питерборо, скачущим рядом с ней на своем гнедом коне, она прекрасно держала себя в руках. Глядя на нее, любой счел бы, что она совершенно спокойна.

Миссис Драммонд-Беррелл, гордо восседающая в своем ландо, помахала им, чтобы привлечь внимание. Когда они подъехали ближе, она сделала комплимент внешнему виду Доротеи и завязала разговор. При этом миссис Драммонд-Беррелл ни словом не обмолвилась ни о достойном маркизе Хейзелмере, ни о случае в парке. Доротея тепло улыбнулась ей, показывая, что очень это ценит.

Едва избавившись от одной дамы, они тут же угодили в лапы другой – леди Джерси, которая, в отличие от приятельницы, пыталась всеми силами выведать у Доротеи подробности случившегося после того, как они с Ферди покинули парк. Немало поднаторевшая в искусстве словесной пикировки с лордом Хейзелмером, Доротея без труда справилась и с Салли Джерси, отклонив все ее наводящие вопросы. При этом она демонстрировала завидное терпение, напоминающее поведение самого Хейзелмера, так что леди Джерси нежелание Доротеи вдаваться в детали произошедшего скорее развлекло, чем разозлило.

– Ух! – воскликнул Ферди, когда они отошли на значительное расстояние. – Никогда не видел леди Молчание столь решительно настроенной.

Они встретили и еще нескольких дам, сгорающих от нетерпения узнать подробности происшествия в парке, но допрос леди Джерси оказался самым пристрастным, поэтому с остальными Доротея справилась без труда.

Распрощавшись у ворот парка с лордом Питерборо, Доротея с Ферди вернулись в Мерион-Хаус. Ферди признался леди Мерион, что доволен тем, как держалась ее внучка. Услышав такие слова, Доротея сдержанно ответила, сверкая глазами:

– Благодарю вас, Ферди.

Обескураженный подобным поведением, Ферди заверил, что придет в восемь часов, чтобы сопроводить дам на вечерний прием, и откланялся.

В течение нескольких последующих дней Доротея заметила, что друзья Хейзелмера постоянно присматривают за ней, старательно пытаясь это скрыть. Заинтригованная, она пристала с расспросами к Ферди, и он, совершенно отчаявшись, ответил:

– Об этом вам лучше спросить самого Хейзелмера.

Верно истолковав, что его светлость оставил распоряжения, о которых ей знать не следует, она воздержалась от дальнейших попыток вытянуть из Ферди подробности. Тот лишь повторял, как заклинание, слова: «Так велел Хейзелмер». Ферди отчаянно надеялся, что кузен не задержится дольше предполагаемого времени.

Окруженная повышенным вниманием со стороны всех ближайших друзей Хейзелмера, Доротея, пользуясь возможностью, побуждала их рассказывать об их многочисленных интересах и увлечениях. При этом они нередко сообщали ей что-то и о самом маркизе, так что постепенно она составила более полную картину о его сложной личности. Друзья Хейзелмера с радостью исполняли его поручение оберегать Доротею, все как один подпадая под очарование ее больших зеленых глаз. Природная твердость ее характера в отсутствие маркиза проявлялась гораздо более отчетливо, благодаря чему она казалась несколько отстраненной – качество, бывшее тогда очень модным, – как будто ждала чего-то или кого-то. Однако ни один из джентльменов ни на секунду не усомнился в том, что Доротее по душе ухаживания Хейзелмера. Мысленно проклиная везучесть маркиза, даже ветреный Питерборо принял искусное предложение Доротеи быть друзьями. Очень скоро и все прочие джентльмены превратились в ее покорных слуг.

Фэншоу, занятый ухаживанием за Сесилией и как никогда близкий к успеху, наблюдал за Доротеей с расстояния. Ее невозмутимости он мог найти одно-единственное объяснение – что Хейзелмер уже сделал ей предложение. Однако, переговорив с Ферди, он заключил, что это не так. Да и Сесилия ни словом об этом не обмолвилась. Фэншоу терялся в догадках. По поведению друзей Хейзелмера он заключил, что Доротея всех их посвятила в свои восторженные рыцари. Он подумал, что маркиз придет в ужас, когда узнает об этом, ведь в их задачу входило всего лишь следить за ее безопасностью. Фэншоу оставалось лишь надеяться, что Хейзелмер лишь посмеется над их впечатлительностью, не придав значения такому успеху Доротеи у мужчин.

Для Доротеи время проходило скучно и однообразно. Дорого бы она дала за возможность взглянуть в ореховые глаза его светлости, смотрящие на нее с веселой улыбкой. Но она без особого энтузиазма ожидала их следующей встречи, предвидя, как непросто ей будет объяснить собственное поведение. Все же ей очень хотелось, чтобы этот миг настал поскорее. Ей не оставалось ничего иного, как ждать.

Единственная действительно неприятная история произошла в воскресенье вечером на балу у Мелчеттов. Подобно неуспокоенному призраку, Эдвард Бьюкенен вернулся, чтобы снова преследовать ее. Он также узнал о происшествии в парке и с интересом выслушивал домыслы о том, чем все это может закончиться. По его мнению, шансы мисс Дэрент получить брачное предложение сильно сократились.

Мистер Бьюкенен настиг ее, когда она стояла на краю танцевальной площадки в обществе лорда Десборо. К несчастью, у музыкантов произошла маленькая заминка, и гости в ожидании начала танца бесцельно слонялись по залу, беседуя друг с другом. Десборо прежде не встречался с Эдвардом Бьюкененом, поэтому принял за чистую монету заверения того в дружбе с Доротеей. Зная, что любезности мистера Бьюкенена не придутся ей по вкусу, Доротея попросила Десборо принести ей стакан лимонада, надеясь тем временем избавиться от назойливого поклонника. Но ее планам не суждено было осуществиться. Эдварду Бьюкенену удалось увлечь ее в маленькую комнатку, где он снова стал докучать ей своими назойливыми ухаживаниями.

– Я же, как бы то ни было, получил благословение вашего опекуна. А в обществе ходят слухи о вашем романе с Хейзелмером. Вот что я вам скажу, моя дорогая, ни один из ваших поклонников теперь не захочет взять вас в жены. – Мистер Бьюкенен изогнул бровь, чтобы придать значимости сказанным им словам. – Слишком великодушным надо для этого быть, вот что. Вы сами себе все испортили, моя девочка, так что теперь придется ставить цели поскромнее. Хейзелмер и его приятели больше не для вас. Подумайте лучше над моим предложением!

Стараясь не показывать, как сильно разозлили ее его слова, Доротея воскликнула:

– Мистер Бьюкенен! В последний раз вам говорю: я не намерена ни при каких обстоятельствах становиться вашей женой! Полагаю, я достаточно ясно выразилась? И решения своего я не переменю. Со стороны Герберта было в высшей степени неразумно поощрять ваши притязания. Прошу меня извинить, я должна вернуться в бальный зал.

Мистер Бьюкенен стоял спиной к двери и потому не заметил появления Десборо, который повсюду разыскивал Доротею. Она намеревалась обойти Бьюкенена, но он схватил ее за плечи и попытался поцеловать. Она отчаянно забилась, отворачивая лицо.

Десборо тут же оторвал Бьюкенена от Доротеи и с силой толкнул к противоположной стене. Тот сполз на пол, неловко вытянув ноги. На его лице при этом застыло совершенно идиотское выражение. Отряхнув фрак, Десборо подал Доротее руку и, обернувшись через плечо, произнес:

– Радуйтесь, что на моем месте не оказался Питерборо, Уолсингэм или, не дай бог, Хейзелмер. Тогда ваш ущерб исчислялся бы не в нескольких синяках, а в паре-тройке сломанных ребер. Оставьте Доротею в покое, мистер Бьюкенен. – С этими словами он повел Доротею обратно в бальный зал.

После этого случая друзья Хейзелмера пришли к заключению, что Доротею нельзя оставлять одну ни на секунду – ни в бальном зале, ни на ином светском приеме, ни во время прогулки в парке.

 

Все внимание Хейзелмера поглощало управление парой резвых гнедых лошадей на запруженных столичных улицах. Миновав деревеньку Хемпстед и двигаясь к Финчли-Коммон, он отпустил поводья, и лошади, почуяв свободу, рванули вперед. Двуколка стрелой проносилась мимо экипажей, двигающихся с нормальной средней скоростью. Сидящему рядом Джиму Хитчину оставалось лишь молиться, чтобы мастерство хозяина не подвело в самый неподходящий момент. Сгущались сумерки, тени становились длиннее, чернильными пятнами ложась на дорогу и скрывая выбоины и колеи. Джим надеялся, что Хейзелмер сбавит скорость, но этого не случилось. Они молниеносно проскочили через Барнет и теперь неслись по Большой северной дороге по направлению к городку Харпенден, где обычно останавливались на ночлег.

Джим хранил молчание из страха отвлечь хозяина, а не потому, что это было заложено в его характере. Когда неподалеку от Сент-Албанса двуколка лихо обогнала почтовую карету, едва не столкнувшись с ней, насмерть перепуганный Джим от души выругался.

– Что такое, Джим? – услышал он голос Хейзелмера.

– Ничего, милорд, – отозвался Джим и, не в силах сдержаться, добавил: – Если уж вам так охота переломать нам обоим шею, могу подсказать более быстрый способ это сделать.

Воцарилось молчание, затем Хейзелмер негромко рассмеялся.

– Извини, Джим. Знаю, что мне не следовало этого делать.

Он значительно сбавил скорость.

«А вы до сих пор в облаках витаете, – подумал Джим. – Что ж, мы уцелеем, пока двуколка будет ехать по дороге».

Поздно вечером в четверг они прибыли в Лоули, лестерширское поместье Хейзелмера, расположенное между Мелтон-Моубрей и Окемом. Управляющий, суровый мужчина по имени Уолтон, был прав, требуя приезда хозяина. Предстояло проделать огромный объем работ, и они приступили к работе тем же вечером, засев за бухгалтерские книги и наметив план действий на последующие два дня.

Узнав от Джима о том, что его светлость, вероятнее всего, скоро женится, Уолтон намеревался прояснить все вопросы, требующие одобрения хозяина. Он ничуть не сомневался, что ему не удастся второй раз за сезон заставить хозяина совершить путешествие на север. Подобно прочим работникам маркиза, Уолтон научился по голосу распознавать изменения настроения хозяина. Решив, что на этот раз ему ничего не угрожает, он всю пятницу и субботу занимал Хейзелмера делами.

Во второй половине дня в субботу его светлость решил сделать перерыв и удалился в свой кабинет. Заботы последних двух дней, столь отличные от происходящего в Лондоне, помогли ему восстановить душевное равновесие. Заставляя себя работать над решением повседневных задач, он успешно подавил вихрь эмоций, охвативший его после расставания с Доротеей. Теперь он чувствовал себя гораздо более уверенно.

Хотя на юге страны было тепло, в Лестершире по вечерам дули холодные ветры, поэтому огонь в камине был разожжен. Налив себе выпить, Хейзелмер расположился в удобном кресле у камина, вытянув ноги к самой решетке. Зажав стакан между ладонями, он смотрел на пляшущие языки пламени.

В его сознании всплыл взгляд изумрудных глаз, заставив задуматься о том, чем сейчас занята их владелица. Ах да, бал у Мелчеттов. Вырвавшись из круговерти лондонских приемов, он особенно остро осознал, как сильно ему недостает Доротеи. То, что произошло в гостиной Мерион-Хаус, представлялось ему неизбежным. Он был так зол на нее, когда переступил порог, – в нем говорила скорее уязвленная гордость, а не праведное негодование. Как оказалось, Доротея и сама на него сердится! К счастью, она быстро объяснила, в чем дело. Хейзелмер усмехнулся. За несколько минут Доротея успешно нарушила все правила поведения молодой леди. Он не знал второй такой женщины – за исключением разве что собственной матери, – которая осмелилась бы вообще заговорить о любовницах мужчины, а тем более приступить к нему с расспросами.

Так как характер его отношений с Хелен Уолфорд в свете был хорошо известен, Хейзелмеру и в голову не могло прийти, что Доротее кто-то может преподнести иную версию событий. Очень умно со стороны графа. Хейзелмер смутно припоминал о разногласиях, возникших у них с месье де Ване из-за одного прекрасного создания, находившегося в то время под его защитой. Как же ее звали? Мадлен? Мириам? Он мысленно пожал плечами. Ложь графа сильно расстроила Доротею в тот вечер, и это после инцидента с принцем-регентом! Неудивительно, что в парке она уклонилась от встречи с Хейзелмером и Хелен Уолфорд.

Но зачем, зачем ей понадобилось болтать всю эту чушь о том, что она для него всего лишь вызов? Даже если Марджери Дэрент и вложила эту мысль ей в голову, неужели она с легкостью в нее поверила? Маркиз отхлебнул доброго французского бренди, наслаждаясь текущим вниз по гортани ощущением тепла. Нет, Доротея не могла поверить россказням Марджери. Дэренты уехали из Лондона в понедельник, следовательно, разговор между Доротеей и Марджери должен был состояться еще раньше. Но на ужасном приеме в воскресенье вечером Доротея вела себя как обычно. И на дипломатическом балу она сохраняла невозмутимость, пока принц невольно не открыл ей глаза на происходящее. Даже тогда она лишь разозлилась из-за его, Хейзелмера, поведения, но не кипела от праведного гнева. Только вмешательство графа полностью лишило ее самообладания, так что она едва не плакала. Что ж, их поцелуй в гостиной должен был прояснить ситуацию. Не могла же она не понять такой намек?

До того дня Хейзелмеру не приходило в голову, что, полюбив Доротею, он вложил в ее руки орудие, способное больно ранить его. Лишь ограниченный круг людей мог оказывать воздействие на независимого и уверенного в своих силах маркиза: его мать и сестра Элисон, Тони и Ферди и, до некоторой степени, Хелен. Доротея значила для него гораздо больше, чем все они, вместе взятые. Но если человек должен мириться с подобной уязвимостью, значит, так тому и быть. Доротея обрушила на него свой гнев лишь потому, что была уязвлена его мнимой изменой. Ему нужно просто проследить, чтобы подобных непониманий в будущем больше не возникало.

Так каков же теперь характер их отношений? В большей степени таков, каким он был и раньше, за исключением, пожалуй, того, что теперь она знает о его к ней любви. Если события станут развиваться так, как запланировано, через месяц или около того они поженятся. Тогда его раздражение и ее неуверенность останутся в прошлом.

Хейзелмер оторвал взгляд от потолка, который до сих пор созерцал, и снова сосредоточил внимание на пламени в камине. Некоторое время он с удовольствием предавался чувственным мечтам, главной героиней которых выступала Доротея, затем вошла экономка и сообщила, что ужин подан.

 

Было около десяти часов утра, когда Хейзелмер, сделав небольшой крюк, прибыл в Дэрент-Холл, расположенный неподалеку от Корби. Он бросил поводья Джиму, велев быть готовым к отъезду.

Впустившему его в прихожую дворецкому он объявил:

– Я маркиз Хейзелмер, хотел бы переговорить с лордом Дэрентом.

Догадавшись, что к ним пожаловал важный посетитель, дворецкий Милльчин проводил маркиза в библиотеку и отправился оповестить своего хозяина. Герберт неспешно завтракал, когда ему сообщили, что благородный маркиз Хейзелмер желает переговорить с ним. От неожиданности Герберт даже рот раскрыл. В себя он пришел лишь спустя несколько минут.

– Хорошо, Милльчин, я, разумеется, сейчас же подойду, – сказал он. – Куда вы его проводили?

Поставив хозяина в известность о прибытии гостя, дворецкий удалился. Герберт уставился на дверь. Он догадывался, зачем Хейзелмер явился к нему, но Марджери уверяла, что намерения маркиза несерьезны, и едва ли его можно считать подходящим кандидатом в мужья Доротее. Но при данных обстоятельствах Герберт счел невозможным потакать желаниям супруги. Он испытывал неловкость еще до того, как вошел в свою прекрасную, обшитую темными панелями библиотеку и встретился лицом к лицу с Хейзелмером, который чувствовал себя здесь как дома – гораздо вольготнее, чем сам хозяин.

Разговор получился коротким, причем Герберт никак не мог избавиться от ощущения, будто в роли просителя выступает он сам. Выслушав Хейзелмера, он признался, что уже дал Эдварду Бьюкенену позволение просить руки Доротеи.

При упоминании этого имени взгляд Хейзелмера сделался особенно пронзительным.

– Вы хотите сказать, что позволили Бьюкенену просить руки вашей подопечной, не проверив, кто он такой и откуда родом?

От такого четкого изложения фактов Герберту стало еще более не по себе.

– Насколько мне известно, он является владельцем поместья в Дорсете, – встревожено произнес он. – И разумеется, знаком с сэром Хьюго Клэром.

– От которого узнал, что мисс Дэрент унаследовала Мызу. К вашему сведению, в Дорсете у Эдварда Бьюкенена есть лишь полуразвалившийся сельский домик, но ни гроша за душой. В Лондоне он находится потому, что после недавней неудачной попытки бегства с местной наследницей большого состояния в Дорсете ему оставаться небезопасно. Я весьма удивлен, милорд, что вы так небрежно относитесь к своим обязанностям опекуна.

Герберт, покрасневший от смущения, не проронил в ответ ни слова.

– С положением моей семьи в обществе вы знакомы, как и с тем обстоятельством, что мои финансовые дела пребывают в превосходном состоянии. Поэтому, полагаю, вы позволите мне просить руки мисс Дэрент?

Слова эти, произнесенные язвительным тоном, заставили Герберта поморщиться.

– Разумеется, если вы захотите просить руки Доротеи, я возражать не стану, – поежившись, сказал он и тут же добавил, не подумав: – Но что, если она уже ответила согласием Бьюкенену?

– Дорогой сэр, ваша подопечная гораздо проницательнее вас.

Теперь, заручившись одобрением Герберта, Хейзелмеру оставалось лишь узнать имя семейного адвоката, к которому можно будет обратиться по вопросу подготовки необходимых бумаг.

Тут Герберт проявил удивительную неосведомленность.

– Доротея пользуется услугами конторы «Уитни и сыновья», расположенной на Чансери-Лейн.

Маркизу потребовалось мгновение, чтобы осмыслить эту информацию, затем он спросил, прищурившись:

– Так у вас и у мисс Дэрент разные адвокаты?

– Безумная идея моей тетушки, – будто обороняясь, пояснил тот. – У нее совершенно странные представления. Она решила, что обе девочки должны сами распоряжаться своими финансами.

– Значит, – не отступал Хейзелмер, натягивая перчатки, – когда сестры Дэрент выйдут замуж, их деньги останутся при них?

– Ну да, – подтвердил Герберт, впервые посмотрев Хейзелмеру прямо в глаза. – Но вас ведь это не волнует, не так ли? Поместье Доротеи – ничто по сравнению с вашим собственным.

– Вы правы, – согласился маркиз. – Мне просто стало интересно, сообщили ли вы об этом Бьюкенену?

– Нет, – тусклым голосом отозвался Герберт. – Он не спрашивал.

– Так я и думал, – произнес Хейзелмер циничной улыбкой.

Враз потеряв интерес к разговору со своим будущим родственником, он направился в прихожую. Как оказалось, избежать встречи с Марджери Дэрент ему было не суждено. Ее светлость выглядела даже строже, чем обычно. На мужа она посмотрела таким пронзительным взглядом, что Хейзелмеру почти стало его жалко.

– Лорд Хейзелмер… – начала было она.

Но маркиз был не намерен передавать бразды правления в чужие руки.

– Леди Марджери, – произнес он, – уверен, вы извините меня за столь краткий визит. Дело, приведшее меня к вам, я уже обсудил с вашим мужем, а теперь мне нужно срочно вернуться в Хейзелмер. Матушка ждет, сами понимаете.

– Леди Хейзелмер нездоровится? – спросила Марджери, пытаясь осмыслить его слова.

Маркизу вовсе не хотелось, чтобы на его мать посыпались письма с пожеланиями скорейшего выздоровления, поэтому он произнес с нажимом:

– Боюсь, я не вправе обсуждать это. Уверен, вы понимаете.

Отвесив, ей элегантный поклон и кивнув Герберту на прощание, Хейзелмер удалился.

 

В поместье он приехал в понедельник во второй половине дня. Маркиза отдыхала, поэтому Хейзелмер решил заняться мелкими делами вместе с управляющим Лиддиардом. Свое появление в гостиной он отложил до времени после ужина, потому что знал, что, окажись он с матерью наедине, без слуг, она тут же начнет засыпать его вопросами о цели приезда. Уж лучше отложить неизбежное на после ужина, решил он.

Как и планировал, в гостиную маркиз вошел следом за дворецким Пентоном. Леди Хейзелмер, разгадав план сына, состроила недовольное лицо, когда он подошел поцеловать ее в щеку. Хейзелмер улыбнулся, безуспешно пытаясь скрыть раздражение, что говорило о том, что ему совершенно не хочется выслушивать вопросы матери – по крайней мере пока. Ее светлость отметила про себя, что сын становится все больше и больше похож на отца.

За ужином Хейзелмер не переставая рассказывал забавные истории и детально перечислял все светские мероприятия, имевшие место после отъезда матери из столицы. Леди Хейзелмер понимала, что в присутствии слуг сын не станет ничего объяснять, поэтому ей не оставалось ничего иного, кроме как слушать его байки. Наконец, посуда была убрана, и слуги удалились. Маркиза сделала глубокий вдох.

– Ну а теперь ты наконец скажешь мне, зачем приехал?

– Да, мама, – покорно ответил Хейзелмер. – Но, думаю, нам будет удобнее разговаривать в вашей гостиной.

Эта комната очень напоминала гостиную в доме леди Мерион, только находилась не на втором этаже, а на первом. За окном сгущались сумерки, поэтому занавеси были уже задернуты, а в камине весело потрескивал огонь. Леди Хейзелмер опустилась в свое любимое кресло у камина, а ее сын разместился в кресле напротив, отодвинув его подальше, чтобы с комфортом вытянуть длинные ноги.

Он улыбнулся своей нетерпеливой родительнице, но она, за долгие годы в совершенстве изучившая его тактику, спросила напрямик:

– Зачем ты приехал повидаться со мной?

– Чтобы сообщить вам о своем намерении сделать предложение Доротее Дэрент.

– Каким ты стал педантичным.

– Вы знаете, что я всегда такой. По крайней мере, в подобного рода делах.

Ее светлость пропустила последние слова сына мимо ушей.

– И когда свадьба?

– Так как я еще не говорил с ней, то не знаю. Мне бы хотелось устроить все как можно скорее.

– Удивительно, что ты не попросил ее руки давным-давно.

Маркиз пожал плечами:

– Время казалось неподходящим. Я не мог сделать ей предложение в начале сезона, потому что если бы она отказала мне, то поставила бы в неловкое положение многих людей.

– Да, я понимаю. Что же случилось сейчас?

Маркиз в упор посмотрел на мать:

– Разве леди Мерион не писала вам на этой неделе?

– Да, но мне бы хотелось услышать эту историю из твоих уст.

Вздохнув, Хейзелмер кратко изложил события, предшествовавшие его отъезду из столицы. Упомянул он и о двух попытках похитить Доротею. Как оказалось, его матери уже было известно обо всем этом из писем леди Мерион. Когда он закончил рассказ, ее светлость недоуменно спросила:

– Но раз девушка в опасности, зачем же ты разъезжаешь по всей стране?

– За ней присматривают мои друзья. Разумно жениться на ней прямо сейчас и положить конец всей этой истории, – терпеливо объяснил он. – Так как мне все равно нужно было ехать в Лоули по делам, я решил на обратной дороге заглянуть к Герберту Дэренту.

Маркиза сдалась.

– Ты, как всегда, прав. Полагаю, Герберт обрадовался?

– Вообще-то нет, – с усмешкой ответил Хейзелмер. – Подозреваю, что его жена убедила его, будто я – закоренелый распутник, которого нельзя допускать в семью.

Леди Хейзелмер лишилась дара речи.

– Я так понимаю, вы одобряете мой выбор? – уточнил маркиз.

Леди Хейзелмер с трудом отвлеклась от мыслей о многочисленных недостатках леди Дэрент.

– Разумеется! Доротея отлично тебе подходит. Честно говоря, – добавила она, – девушка исключительно тебе подходит, потому что, помимо прочих ее достоинств, на ее счет можно отнести и еще одно неоспоримое достижение – ей удалось заинтересовать тебя!

– Именно так, – согласился Хейзелмер. – А так как я ухаживал за ней на глазах у всего высшего общества, думаю, объявление о нашем бракосочетании никого не удивит.

– Стоит только вспомнить тот вальс на балу в Мерион-Хаус! – Закрыв глаза, Антея Генри невнятно добавила: – Это было совершенно шокирующее зрелище, дорогой мой!

Хейзелмер не дал себя обмануть.

– Вы судите слишком строго, мама!

Маркиза открыла глаза, в которых теперь сверкали веселые искорки.

– Все так и было! Сплетники только об этом и говорили!

Мать и сын некоторое время молчали, погрузившись в воспоминания. Наконец, ее светлость сказала:

– Когда ты намерен с ней поговорить?

– Так скоро, как только смогу. Возможно, в среду. Если она согласится, мы приедем сюда на несколько дней. Думаю, ей будет полезно осмотреть дом.

Леди Хейзелмер вздохнула. Последнее письмо от Гермионы Мерион было чрезвычайно откровенным. За исключением мелкого недоразумения, ее высокомерный сын опять во всем преуспел, поэтому события станут развиваться именно так, как он запланировал. Похоже, ему удалось укротить даже своевольную Доротею. С другой стороны, размышляла леди Хейзелмер, теперь у нее появится невестка, с которой можно будет обмениваться историями о ее несносном сыне. Кроме того, Хейзелмер наверняка в первый же год семейной жизни обзаведется наследником. Эта мысль очень порадовала ее светлость. Поэтому она покорно сказала:

– Да, это разумно. Нужно будет распорядиться, чтобы для Доротеи подготовили спальню рядом с твоей.