Утром меня разбудила хозяйка.

– Ну вы и спите! Еле вас добудилась. Быстренько пейте кофе и едемте.

Мы сели в машину, и я с удовольствием следил за движениями пани Алины – она полностью вернула себе самообладание.

– Ох, и лайдаки! – бурчала она. – Все, кончено. Чтобы я когда-нибудь еще вляпалась в что-либо подобное – боже сохрани. Мне очень жаль, что вам пришлось все это пережить.

– Но это еще не конец.

– Не может быть. Это должен быть конец. Я чувствую, что все будет файно.

Она подвезла меня к Франю.

– Я буду ждать вас здесь. Глядите только, чтобы за вами не было хвоста, – сказал я, вылезая.

Франь встретил меня, как обычно в такую пору, растрепанный и заспанный, и с очередной телочкой в постели.

– И чего тебе не спится? – зевал он во весь рот. – Я ведь веду ночной образ жизни. Как волк. Если я поздно ложусь, то поздно встаю. Ты должен бы это запомнить.

– Я прекрасно помню твои волчьи привычки. Но у нас нет времени. Вот кассета. Ты должен торопиться. Хорошо бы еще сегодня накрыть их. Потому что об этой кассете они уже пронюхали.

– Да-а-а? – переспросил Франь недовольно. – Каким образом?

– Они убили фотографа, который снимал эти игрища. Они искали эту кассету, но не нашли. Кассета оказалась у меня. А они думают, что убили меня.

Франь нахмурил брови и внимательно на меня посмотрел.

– На привидение ты не похож. Но когда-нибудь им станешь, если не бросишь дурацкую привычку совать всюду свой нос…

– Обязательно приму к сведению.

– Сейчас я соберусь и поеду к своим. Только дай мне выпить кофе.

Мы зашли на кухню. Франь поставил чайник с водой на огонь и закурил сигарету. Потом положил передо мной лист бумаги и карандаш.

– Нарисуй, как размещены их дома. Сколько в каждом доме людей. И где именно может быть кассета.

Я начертил план.

– Есть один нюанс, – сказал я. – Я должен где-то переждать. С минуты на минуту они узнают, что я жив. И начнут меня вычислять.

– Странно, как у тебя все распланировано. Прямо ушам своим не верю. Так ты собираешься пересидеть у меня?

– Если не возражаешь, – улыбнулся я.

Франь пожал плечами.

– Ладно, сиди. Но там у меня телочка, – кивнул он наверх. – Она еще спит, но когда проснется, то будет весьма удивлена. Надеюсь, ты не будешь делать попыток соблазнить мою телочку. Вот ключ, если захочешь выйти. Думаю, после обеда я приду.

– А что телочка? Она у тебя живет?

– Временно. Как только они начинают обустраивать мой быт, я их меняю.

– А эта, догадываюсь, еще совсем свеженькая?

– Свежее не бывает. Вчерашняя. Знал я ее, правда, давно, но только сейчас затащил в кровать. Надей зовут.

– Надя? Погоди, не та ли это Надя, которую мы с тобой поздравляли во «Львове» с днем рождения?

– Два года назад? Она. – Он на минуту замолчал, потом хлопнул себя по лбу. – Э! Да ты ее знаешь! Чтоб я скис – ты ее трахал! – Франь заметно возбудился. – Ха! Так мы молочные братья?

Я рассмеялся.

– Выходит, что так.

– И почему вы разошлись?

– Она попыталась обустроить мой быт.

Теперь мы оба залились смехом. На прощание Франь ткнул мне под нос указательный палец:

– Она моя, врубился?

– Я давно о ней забыл, – соврал я.

Я налил кофе, открыл шампанское и, закинув ноги на стол, развалился в плетеном кресле. Теперь главное, чтобы пани Алина успела забрать Дзвинку до того, как там устроят облаву. Для меня нет ничего хуже ожидания. В обществе бутылки делать это значительно приятнее, но нервы все равно на пределе.

На лестнице послышалось шарканье, шаги свернули в ванную, полилась вода и зажглась колонка. Я удобнее умостился в кресле, убрав ноги со стола. Сейчас появится заспанная Наденька со своими румяными щечками и глазами, в которых застыло неизменное детское изумление. Так оно и вышло. Панна в фланелевой рубашке Франя замерла от неожиданности на пороге кухни. Кого-кого, а меня она здесь не ожидала увидеть.

Она несколько раз похлопала своими большими ресницами, но от этого сообразительности в ее глазах не прибавилось. Наконец она пришла в себя и открыла пухлые сочные уста, на которых соблазнительно блестела слюнка, и которыми она… которыми она… ну, да не будем отвлекаться.

– Что ты здесь делаешь?

Я пожал плечами.

– Жду одного человека.

– А куда девался Франь?

– Уехал по делам. Садись и пей кофе. Сделать тебе бутерброд?

– О, я вижу, ты здесь чувствуешь себя, как дома?

– Мы с Франем неразлучные друзья. Он у меня чувствует себя, как дома, а я у него.

Надя села напротив, с таким видом натягивая на колени рубашку, словно после наших любовных игрищ прошло лет двадцать. Но я еще помнил все ее родинки на спине, и все выпуклости, размещенные ниже, и скольжение ее губ по телу.

Я налил ей кофе, а себе вина.

– А шампанского хочешь? – спросил я.

– Бррр! Принципиально не опохмеляюсь.

– Я тоже. Но шампанское превосходно скрашивает муки ожидания.

– Чем ты сейчас занимаешься?

– Всем понемногу.

– А точнее?

– Ничем.

– Ничего не изменилось?

– Собственно, я жду перемен к лучшему. Съешь бутерброд.

– Ты уже забыл, что с самого утра я пью исключительно кофе? Без ничего.

– У тебя сегодня выходной?

– Отпросилась. Что у вас за дела с Франем?

– Это ты лучше сама у него спроси. Я думаю, у него от тебя секретов нет.

– Прекрати хохмить. Я с ним не настолько сблизилась.

– Не насколько?

– Не настолько, – повторила недовольно она. – И неизвестно, сближусь ли.

– А хотела бы?

– Нет. Что за человека ты ждешь?

– Ты его не знаешь. Как тебе Франь?

– В каком смысле?

– Как мужчина.

– Я никогда не делаю выводов после первой ночи. А почему тебя это вдруг стало интересовать?

– Из вежливости.

– Из вежливости? Думаешь, я тебе поверила?

– Нет. Но это так. Это все равно, что спросить: понравился ли тебе кофе?

Она внимательно посмотрела на меня с тем выражением, с каким психиатр смотрит на потенциального пациента. Потом закинула ногу на ногу, оголив круглое сытое бедрышко.

– Я бы на твоем месте надел майточки, – сказал я. – А то если Франь застанет тебя в таком пикантном виде, то, боюсь, ты утратишь возможность сделать выводы после второй ночи.

Она рассмеялась.

– Мне Франь не особо нужен. Я скоро выхожу замуж.

– Как скоро?

– Через месяц.

– Ага, так ты просто поднимаешь свою квалификацию?

– Можно это назвать и так. Не нагулявшаяся девица опасна, разве ты не знаешь? Вот я и наверстываю.

– А кто этот счастливый избранник?

– Интеллигентный парень. Я до свадьбы с ним не собираюсь спать. Но свои сексуальные потребности должна как-то удовлетворять.

– Ты что, готовишься разыгрывать целку?

– Конечно. Все будет, как книжка пишет.

– А он уже спал с кем-нибудь?

– Вроде спал, но опыта не имеет. По крайней мере, с целочкой он еще любовью не занимался.

– И каким образом ты продемонстрируешь свою невинность?

– Забегу на минутку в лазничку – мне ведь надо снять косметику. А там засуну себе разрезанный лимон…

– Куда засунешь? Неужто туда?

– Именно туда. Лимон способствует сокращению мышц, и возникает иллюзия настоящей целки. Для полноты картины мазну еще по простыни красной краской для волос. Вот и все.

– А как насчет лимона? Он должен там оставаться?

– Да нет! Хватит нескольких минут. А что это ты так заинтересовался?

– Просто проверил, правильно ли ты все усвоила. Не перепутала ли чего-нибудь.

– Так ты знаешь этот способ?

– Еще бы. Это ведь я тебе его раскрыл.

– Да ну! Шутишь?

– Я рассказывал тебе о такой школе любви пани Алины. Вспомни. И, между прочим, и об этом народном методе.

С улицы донесся звук мотора. Я выглянул – легка на помине. Наконец появилась машина пани Алины. Я вылетел стрелой. Уже на бегу увидел Дзвинку. Она полулежала на заднем сиденье и словно спала. Я сел рядом с пани Алиной.

– Что с ней? – спросил я.

– Она без сознания, ее чем-то накололи.

Я взглянул на руки Дзвинки, на которых виднелись следы игл, и все понял.

– У вас есть знакомый доктор? – спросил я.

– У меня полно знакомых докторов. А вам нужен такой, который вывел бы ее из этого состояния?

– Конечно.

– Тогда поехали. У меня мало времени, мне ведь еще нужно отвезти кассету.

– Вообще, за то, что они сделали с Дзвинкой, я мог бы не давать им никакой кассеты.

– Ну-ну, не шутите. Эти разбойники угрожали разнести мою школу в щепки.

– Не бойтесь. Мне эта кассета не нужна. Расскажите лучше, как все было.

– Ну, как… Приехала я и застала всех за совещанием. Они были страшно ошарашены, когда я сообщила, что вы живы и здоровы. Эта вампирическая кобита вызверилась на Макса, назвала его чучелом. Потом они начали ругаться между собой. Я сказала, что вы отдадите кассету за Дзвинку. Они долго спорили, но все-таки согласились… Только когда ее вынесли, я даже оторопела. «Что вы с ней сделали?» – спрашиваю. «Не волнуйтесь, – говорит Роман, – она спит после успокаивающего укола». Вот и все.

– Они за вами следили?

– Пытались. Но им это не удалось. Я так погнала, что очень быстро потеряла их из поля зрения.

Мы остановились у больницы. Я взял Дзвинку на руки и понес вслед за пани Алиной.

Ее знакомый доктор очень обрадовался, что может быть как-то полезен пани Алине, и скоро Дзвинка уже лежала в палате. Кроме нее здесь лежала какая-то женщина, и больше никого.

– Я думаю, ее накачали морфием, – сказал доктор. – К вечеру очнется.

– Я зайду вечером, – сказал я.

– Хорошо. Меня уже не будет, но доктор, которая меня заменит, сделает все возможное.

– Вы думаете, ее можно будет забрать уже сегодня?

– Думаю, да. Всего хорошего.

Я снова сел к пани Алине в машину, и она отвезла меня обратно к Франю. Я дал ей кассету и сказал:

– Ну, Господи благослови. Осталась еще мелочь. Только смотрите – не проболтайтесь, где находится Дзвинка.

– Вы что, пан Юрко, меня совсем за умалишенную держите?