Книга: Модные магазины и модистки Москвы первой половины XIX столетия
Назад: «Музеум непостоянной моды»
Дальше: «На Петровке, в доме г-жи Раевской»

«Самый лучший магазин г-жи Дюбуа, бывший Сихлера»

Впервой половине XIX столетия великосветские дамы обеих столиц заказывали туалеты у мадам Сихлер. Однако под этим именем надо понимать целое семейство, так как торговцы и ремесленники, как правило, вели дело семьями.

В 1815 году в Петербурге на Вознесенской улице в доме № 81 квартировал французский подданный Доминик Сихлер433. Осенью следующего года он перебрался на престижную Большую Морскую улицу – в помещение напротив губернаторского дома, где «вновь открыл свой магазин, в коем находятся всякие женские уборы, которые делаются также по заказу исправно и без замедления для отсылки в другие города»434. В 1818 году купец Доминик Зихлер (Сихлер – бытовали оба написания. – Авт.) проживал в доме Кириевского под № 146 на той же улице435. В 1830-х его магазин располагался во владении Храповицких (Б. Морская, 31) и признавался одним из лучших в городе436. Заведение Sichler Marchand de Nouveautes предлагало шляпы, чепцы, платья, кружева, ленты и прочие уборы.

В мастерскую неоднократно поступали царские заказы. После кончины императора Александра I модистка Анна Сихлер руководила созданием и изготовлением траурных платьев для императриц Марии Федоровны и Александры Федоровны, а также для многочисленных великих княгинь и княжон и их фрейлин. Модистка представила в Печальную комиссию куклу в образце траурного платья и его описание: «Ратинное русское платье с крагеном, рукава длинные, около рукавов плюрезы, на шее особливый плоский черный краген с плюрезами, а шемезетка из черного крепа, шлейф у императриц в 4 аршина, для великих княжон 3. На голове убор черного крепа с черною глубокою повязкою и с двойным печальным капором, один с шлейфом, а другой покороче; черные перчатки, веер, чулки и башмаки. В день погребения императрицы соизволят на голове иметь большую креповую каппу, так, чтобы все платье закрывало»437.

 

Александра Федоровна. Рисовал Ф. Шевалье. 1851 г. С портрета Крюгера

 

Вскоре последовала смерть императрицы Елизаветы Алексеевны. Ее погребальное платье надолго осталось в памяти москвичей. Мемуаристка писала: «Узнав о болезни ее, проездом чрез Москву, еще задолго до смерти Елисаветы Алексеевны, Мария Феодоровна заказала самой модной в то время в Москве француженке-модистке нарядное белое платье, в котором после должны были положить в гроб Елисавету Алексеевну. Говорят, француженка сделала не платье, а «chef-d’oeuvre» и по нескромности своей не утерпела, чтобы не показать его своим заказчицам. Слух об этом пролетел по Москве, и все барыни стали ездить смотреть на это великолепное, «страшное по назначению своему» платье. Мать моего будущего мужа, Мария Ивановна Каменская, жившая тогда в Москве, не поверила этим слухам. Ей, как простой смертной, показалось невозможным, чтобы на живого человека было уже сшито гробовое платье, и она не поехала его смотреть. Но старушка-генеральша Ковалевская, у которой в доме ребенком воспитывалась Мария Ивановна Каменская, заехала за нею и насильно свезла ее посмотреть на ужасное белое глазетовое платье, от которого приходили в такой неистовый восторг московские барыни…»438 Письма другого современника уточняют, кому именно поручили этот заказ: «Для покойной императрицы зделано было парадное платье, которое, как уверяют, будет надето и положено в гроб; его работали у Сихлера, и одного серебренаго глазету употреблено на оное 70 ар., а шлейф длиною 7-м аршин, удивительно с каким вкусом оно зделано»439.

Мастерская шила во множестве наряды для празднеств и балов. Петербуржцы всегда с нетерпением ожидали Петергофского гулянья, в центре которого стояла императорская семья. Императрица Мария Федоровна праздновала свое тезоименитство 22 июля, это торжество сопровождалось великолепными иллюминациями и маскарадом, оно отличалось блеском и собирало огромное число участников из всех сословий – от знати до простого люда. Дамы к этому дню тщательно готовились, а хозяйки модных магазинов накануне мотались по дачам с огромными картонами440. Петергофское гулянье возобновилось после нескольких лет перерыва в 1830 году, столичная газета описывала хлопоты горожан: «Теперь все собираются на Петергофское гулянье, которое назначено 1-го июля. Все наемные экипажи уже взяты. Пароходы, дилижансы и омнибусы готовятся везти жаждущую удовольствий публику нашу на любимый праздник, которого она уже пятый год не видела»441.

 

Портрет императрицы Елизаветы Алексеевны. Начало 1820-х гг. А.П. Рокштуль

 

Мемуары современников зафиксировали любопытную историю, связанную с празднеством. «Для этого праздника мадам Сихлер… выписала из Парижа две какие-то необыкновенные шляпки из итальянской соломы, разумеется, баснословной цены, – и одна из этих шляпок была на императрице Александре Федоровне, другая на Нимфодоре Семеновне (Cеменовой, артистке оперной труппы Императорских театров, сестре трагической актрисы. – Авт.). Это многие заметили, и эффект, произведенный таким важным событием, льстил тщеславию последней. Однако же эта бестактность недешево обошлась и ей, и ее покровителю. Император Николай Павлович через графа Бенкендорфа предложил графу Пушкину впредь быть несколько осмотрительнее при выборе мод для его Семеновой»442.

В 1833 году Николай I трижды покупал подарки для супруги «в модном магазине Циклера», как правило, приобретались различные шляпки. В другой раз оплатили 3450 рублей «в модный магазин Сихлер по 8 счетам за платье и другие вещи»443. Канцелярия Министерства императорского двора уведомляла 20 июля 1841 года камер-фрау Эллис о высочайшем повелении уплатить «за взятые для государыни императрицы разные вещи: г-же Сихлер 752 ру[б]. 24 коп., Мольпар 102 руб. 85 коп. и Шевалье 55 руб… серебром»444. В 1840 году императорская семья приступила к подготовке приданого для Марии Гессенской – невесты будущего императора Александра II, – и фирма Сихлера получила царский заказ на изготовление «платьев и уборов» стоимостью 5792 рубля445.

Дамы грезили заполучить наряд к балу или празднику у Марьи Францевны Сихлер, мужья опасались такой перспективы. «Один добрый провинциал уверял… что модная шляпка у Сихлер дороже, по мнению его, копны молоченого хлеба и что ему желательно бы послужить в Петербурге и пожить здесь вместе с женою, но, пока будет существовать мадам Сихлер, он никак не решится переехать сюда»446. Иные покупательницы вызывали иронию у современников, вот генеральша – «преумная дама чрезвычайно красноречиво говорит: о французском театре, об опере, балах, концертах и о моде. Целый день лежит на мягком оттомане в роскошном капоте m-me Сихлер или г-жи Соловьевой, с пренебрежением говорит обо всем русском; но по воскресеньям ездит в церковь после 12-ти часов»447.

Покупательницей магазина была фрейлина императрицы Марии Федоровны княжна Варвара Туркестанова, заказывавшая там чепчики448. Известная петербургская красавица, по линии матери кузина императрицы Александры Федоровны, поэтический адресат Ф.И. Тютчева – Амалия Крюденер, Крюднерша, как называли ее за глаза в обществе, тоже одевалась у мадам Сихлер. Ее счета, достигавшие десятков тысяч рублей, оплачивал высокопоставленный поклонник – граф А.Х. Бенкендорф449. Наталия Николаевна Пушкина делала покупки у Сихлер на изрядные суммы. В записях А.С. Пушкина встречаются долги в 1000, 3000, 3500 рублей, которые предстояло оплатить модистке450. Один из счетов – на 3189 рублей ассигнациями – был погашен уже после смерти поэта: тысячу рублей внесла сама Наталия Николаевна, остальное выплатила Опека А.С. Пушкина в апреле 1838 года451.

 

Высочайшее повеление уплатить госпоже Сихлер деньги за вещи, взятые для императрицы Александры Федоровны. 1841 г.

 

Когда горожане готовились к торжествам, объем работ в швейных мастерских увеличивался в несколько раз. В первую очередь обшивали высокопоставленных, родовитых, состоятельных клиентов, остальным приходилось дожидаться своей очереди. Молодая провинциалка, попавшая в столицу, описывала трудности, которые ей пришлось «преодолеть в магазине Сихлер: едва-едва упросила ее сшить мне бальное платье, и то с условием, чтоб я дожидалась до семи часов вечера в самый день бала. Наконец наступил этот день! <…> Ударило семь часов – нет платья! Посылаю человека в магазин – ответ: дошивают; чрез полчаса посылаю другого – ответ тот же, чрез час – тот же! Добрый папа едет сам в магазин и чрез час привозит платье и швею из магазина. Примериваем – слишком длинно; рукава, которые должны стоять на плечах, – опадают: беда, сущая беда! Посылаем карету еще за двумя швеями; начинается работа, и чрез два часа, т. е. ровно в десять часов, я одета. Гляжусь в трюмо – все хорошо, все мило, все на своем месте. Платье из белого крепа, на белом атласе, убранное газом лисе, с бантами из газовых одноцветных лент с лоснящеюся и темною полосою. Рукава подняты и сморщены зигзагами – прелесть! При свечах отливается как матовое серебро»452.

Безупречно сшитый костюм обеспечивал успех на празднике и хорошее настроение, одновременно создавая славу и творцу ансамбля. Хроникер столичного журнала описывал Екатерингофское гулянье 1 мая 1824 года: «Мода за несколько дней истощила все богатство роскоши и вымысла в разнообразии новых экипажей и особенно в нарядах прекрасного пола. Кажется, о многих из сих нарядов можно было сказать стихами князя Долгорукова:

Сам Циклер шил,

И каждый платья сгиб Амур заворожил…»453

Более или менее обосновавшись в столице империи, Сихлеры отправились расширять дело в Москву. В «Ведомости о торгующих иногородних купцах и мещанах» от 12 ноября 1817 года записан «вновь прибывший» санкт-петербургский 3-й гильдии купец Доминик Зихлер454, его магазин дамских уборов разместился в доме Олсуфьева на Тверской улице. Однако поначалу дела здесь не ладились. Вероятно, Доминик не мог подолгу оставаться в Москве, служивший же у него купец Краузе принимал решения, не согласовывая их с хозяином, а может быть, и в ущерб ему. Возникший конфликт выплеснулся на полосы газеты «Московские ведомости», через которую объявлялось, что «он Зихлер есть единственный и настоящий хозяин, здешний же купец Краузе исправляет у него только должность комиссионера»455. Кроме того, Доминик упоминал «некоторые адресные билеты, пущенные в общество до прибытия г-на Сихлера, а посему и без его желания»456.

Зависимость от ненадежного партнера, с которым не возникло доверительных отношений, не могла нравиться Доминику, и уже в следующем году он начал самостоятельную деятельность – на Большой Дмитровке. Это отражено в «Книге для записи торговых сделок по Тверской части маклера Михайлова» за 1819 год: «1819-го года апреля 30-го дня санкт-петергурской 3-й гильдии купец и московский гость Доми[ни]к Сихлер дал сие условие ея превосходительству генерал-аншевше и ка-валерственной даме Елисавете Петровне Глебовой-Стрешневой в том, что нанял я Сихлер в доме ея высокопревосходительства, состоящем Тверской части 1-го квартала под № 70 в приходе великомученика Георгия, в бол[ь]шом каменном корпусе угольныя овальные жилыя покои в обеих этажах, начиная от манежа скол[ь] ко оных есть и к ним конюшню в показанном манеже на четыре стойла и с соразмерным каретным сараем, да в особом корпусе половину перегороженного ледника, кухню и покои для людей, с отдельным местом для двора и полисадником, впредь на пять лет, сщитая срок с пятнатца[то]го числа прошедшаго августа месяца тысяча восемьсот осмнатцатого года ценою в год государственными ассигнациями по четыре тысячи пятисот рублей, которыя ден[ь]ги и платить при наступлении каждой четверти года вперед по равным частям»457.

 

Газетный переулок. Фото 1890-х гг. На углу этого переулка и улицы Большой Дмитровки располагалась усадьба Е.П. Глебовой-Стрешневой, где работали Сихлеры и Гиньон

 

Теперь в мастерской на Дмитровке работало несколько представителей этого семейства, с тех пор хозяева уже никогда не доверяли свое дело посторонним лицам. Магазин быстро сделался популярным у титулованной публики, сюда приходили не только за покупками, пример – молодой князек Сергей, мальчик лет тринадцати, взятый на попечение своим дальним родственником-генералом в его московский дом. «Француз Ноэль, приставленный для усовершенствования во французском языке, часто посещал со своим воспитанником перчаточный магазин г-жи Сихлер, где он приучался к изящным манерам и тонкому обращению»458. В магазине можно было встретить самых знатных особ города, прочих же посетителей тут и не ждали. Хозяева даже подчеркивали, что обслуживают только высший свет. В начале 1824 года на этой почве в магазине случился скандал, а хозяин даже попал за решетку. «Тут… сказывал Шульгин, что, по просьбе неотступной некоторых дам, Цихлера выпустили, но только на сутки, чтобы кончить маскарадные платья, кои у него делались к празднику Бобринской; на другой день был он опять заперт и до сих пор сидит. Шульгин уверяет, что Пален так был рассержен грубостями, сказанными его жене Цихлером, что ехал его убить, и Шульгин насилу его урезонил. Правда, что старик был очень груб; он принял Паленшу за провинциалку и сказал ей: «Ступайте покупать в лавки на Кузнецком мосту, а мой магазин предназначен не таким фигурам, как вы». Она, кажется, сестра Орлова-Денисова. Долго ли проморят Цихлера, – не знаю; наказание заслужил, но зачем печатать его лавку? Тут могут страдать и те, кои не участники его грубостей. Это, кажется, несправедливо: запечатать можно за контрабанду или долги. Много это делает шуму в Москве»459.

Постепенно скандал затих, и в том же году Доминик вступил в московское купечество. Для этого ему потребовалась рекомендация от двух купцов 2-й гильдии и купца 3-й гильдии: «Мы нижеподписавшиеся московские купцы, быв уверены в добрых качествах и познаниях в торговых делах уволеннаго из с[анкт]петербургскаго мещанскаго оклада Доминика Сихлера и зная, что он имеет достаточный капитал на вступление в Московское купечество по 3-й гильдии, соглашаемся принять его в сословие наше и ручаемся по нем в точном платеже всех казенных податей и гражданских складок, как по купечеству так и по мещанству… в чем и выдали мы ему сие свидетельство за подписанием нашим»460. На основании этого представления московское купеческое общество дало согласие на принятие Сихлера в свое сословие461. И через некоторое время указом Московской казенной палаты от 21 апреля 1825 года за № 7837 «предписывается. приняв от с[анк]т-петербургскаго мещанина Доминика Зихлера следующия на сей 1825 год с капитала 3-й гильдии процентный с повинностями деньги двести восемьдесят рублей, вычтя из оных в пользу города четверть процентных 20 руб. отослать в здешнюю шестигласную думу, на земския повинности 40 руб. и за право торговли 220 руб. в здешнее уездное казначейство, и потом его Зихлера причислить с начала сего ж 1825 года в московское купечество по 3-й гильдии с женою его Марьею Францовою»462.

В посемейном списке за 1825–1826 годы купцов «Гостиной сотни» Москвы значится «Доминик Зихлер, 65 лет; у него жена Марья Францова, 52 года. По указу Московской казенной палаты от 21 апреля 1825 г. за № 7837 /перечислен/ из с/анкт-петербургских/ мещан с 1825 г. С 1825 по 1834 г. числится по 3-й гильдии; капитала объявлено 8000 руб.»463. Доминик был прихожанином французской церкви Святого Людовика в Москве, во всяком случае, священник именно этой церкви свидетельствовал, что «московский 3-й гильдии купец Доминик Сихлер и законная супруга его Марья Францевна исповедают католическую апостольскую римскую религию»464.

В 1836 году Доминик выбыл из московского купечества465. Но до этого – в 1835 году – в 3-ю гильдию вступил его сын Эрнст Жан Этьен Сихлер. Указом Московской казенной палаты от 22 ноября 1835 года за № 24953 предписывалось «из иностранцев российско подданного Эрнста Жан Этьена Сихлера с женою его Фанниею Францовою в Московское по 3-й гильдии купечество на будущий 1836 год причислить»466. Эрнсту Жану Этьену было 28 лет, его супруге – 27, они торговали дамскими уборами и проживали в доме Глебовой-Стрешневой на Большой Дмитровке. Присутствие Эрнста Сихлера в Москве прослеживается до конца 1840-х годов. В адресной книге 1839 года значится «Сихлер Эрнст Жан Этьен, портн[ой], куп[ец] 3 г[ильдии], Твер[ская] ч[асть], 5 к[вартал], пр[иход] Георг[иевского] монастыря, д[ом] Глебовой-Стрешневой»467. Его имя присутствует в указателе 1846 года468. В 1845 году он продлил аренду помещений в доме Глебовых-Стрешневых еще на шесть лет469. Календарь на 1850 год сообщает: «Сихлер, Эрнст Жан Этьен, 3 гил[ьдии] куп[ец], Серп[уховская] ч[асть], в Градской больнице»470.

Мастерская Доминика Сихлера – достаточно крупная по меркам 1830-х годов, согласно официальной ведомости на 1831 год, в ней числились 1 работник и 40 учеников, возраст последних не превышал 18 лет471. У его преемника Эрнста Сихлера в 1837 году значились 2 работника и 17 учеников472. Фанни Францевна в 1842 году заявила об 1 работнике и 14 учениках473.

Представители делового семейства внимательно следили за всеми новинками в индустрии моды, для детального знакомства с которыми выезжали во Францию. Из газетных публикаций следует, что они отправлялись в «командировку» раз в два-три года. Нам известны «вояжи» Доминика Сихлера из столицы летом 1815 и 1818 годов474, из Москвы – в октябре 1826-го и в сопровождении дочери Зои Сихлер в апреле 1828 года475. Перед очередным отбытием из Москвы Доминик опубликовал в газете уведомление: «Московский купец Сихлер, предполагая, что по случаю отъезда его за границу можно будет подумать, что и дела его по магазину, состоящему на Большой Дмитровке, в доме генеральши Глебовой, от сего прекратятся, честь имеет довести до сведения особ как здешней столицы, так и иногородних, удостаивавших его своею доверенностию, что во время пребывания его в Париже управление магазина препоручил он сыну своему Льву Сихлеру и дочери г-же Лопес»476. Вскоре его родственницы Изабелла Францевна Сихлер и Наталья Осиповна Лопес, урожденная Сихлер, сообщали москвичам, «что для поддержания славы, которою их заведение поныне пользуется, прибыла к ним из Парижа мастерица, превосходного искусства по модной части, избранная г-м Сихлером, ныне пребывающим во Франции. Кроме сего… по причине нахождения отца их в Париже, они имеют способы беспрестанно получать появляющиеся ежемесячно там новости, и чрез то удовлетворительным образом возобновлять отделку всех работ их»477.

Наташенька Сихлерова (так в тексте) упомянута в письме 1819 года А.Я. Булгакова к брату478. Любопытно примечание к письму, где сказано, что названная особа – «знаменитая впоследствии мастерица мод, содержавшая богатый магазин в Москве на углу Большой Дмитровки и Камергерского переулка. Через братьев Булгаковых много иностранцев водворилось и разбогатело в России»479. Наташенька – предположительно Наталья Осиповна Лопес. Скажем еще, что в газете 1832 года среди отъезжавших за границу значился португальский подданный малолетний Фердинанд Лопес, проживавший все по тому же адресу: Тверская часть, дом Глебовой-Стрешневой № 77480.

 

Сертификат, выданный Сихлеру на право продавать водоочистительные фильтры

 

В январе 1820 года из Москвы в Париж отправился «санктпетербургской купеческой сын Лудовик Франц Сихлер»481. Летом 1823 года деловой вояж совершил «французский подданный, купеческий сын» Эрнст Сихлер482. В 1830 и 1835 годах выезжала французская подданная Изабелла Сихлер, во втором случае взяв с собой малолетних детей Александра и Марью483. В 1838, 1840, 1843 и 1844 годах во Францию отправлялась «московская 3-й гильдии купеческая жена Гостиной слободы Фанни Францова Сихлер»484.

В 1848 году Эрнст Сихлер вновь засобирался во Францию. В Российском государственном историческом архиве сохранилось «Дело о выдаче купцу Сихлеру заграничного паспорта». В деле представлены письмо Сихлера от 22 сентября 1848 года и перевод этого письма на русский язык. В письме изложены причины выезда за границу и содержатся сведения о купеческом семействе. Приведем этот документ. «Я являлся в канцелярию господина Генерал-губернатора дабы узнать о формальностях, которыя должно исполнить, чтобы отправиться с первым пароходом во Францию, и мне там приказано как российскому купцу 3-й гильдии обратиться к Вашему Высокопревосходительству и просить разрешения ехать в упомянутое государство, где находятся теперь жена и почти все семейство мое.

Вместе с тем мне приказано представить Вашему Высокопревосходительству объяснение о прежних обстоятельствах моих и о причинах, побуждающих меня к сему путешествию, из котораго я должен возвратиться в будущем декабре месяце.

Прибывши сюда в 1835 году, я с тех пор поступил в гильдию и сделался начальником нашего заведения в Москве, которым прежде управляли отец и брат мой с 1818 по 1835 год. В 1845 году я передал это заведение, дабы заняться по доверенности делами наследников Сихлер по петербургскому заведению, которым управляла наша почтенная матушка Мария Сихлер в продолжение 30 лет, с 1815 по 1845 год, когда мы имели несчастие потерять ее.

Мое путешествие имеет целью:

1. Увидеться с женою и привезти ее сюда, если здоровье ея, по причине коего она уезжала, позволит ей возвратиться навсегда.

2. Доставить моему семейству отчеты по управлению доверенному мне в течение 3 лет.

3. Закупить товары по поручению, данному мне разными петербургскими негоциантами.

4. Привести в порядок некоторыя семейныя и торговым дела, весьма важных для моих настоящих выгод и будущности моей.

Вот наивозможно кратчайшее изложение причин, побуждающих меня обратиться к милостивому покровительству Вашему, которым Вы всегда осчастливливали мое семейство, коего признательность равняется моей собственной. <…> Е. Сихлер»485.

Во второй половине 1850-х годов Ернест Осипов Сихлер продвигал на русский рынок новые водоочистительные фильтры Бернара. В марте 1859 года «его сиятельству» московскому военному генерал-губернатору А.А. Закревскому подано следующее прошение: «Зная, что недостаток в чистой воде для жителей и фабрик в г. Москве весьма ощутителен, но желая принести нашим способом очищения воды несомненную пользу, имею честь покорнейше просить разрешение у Вашего Сиятельства на установление пробнаго водоочистительнаго аппарата в таком месте, где указано будет, и поручить иметь наблюдение за этими опытами корпуса путей сообщения генерал-майору барону Дельвигу как опытному по сей части инженеру». В прошении Сихлер упоминал об уже проведенных испытаниях в столице в 1857 году и о благосклонных отзывах в прессе486. А.А. Закревский после консультаций с Дельвигом дал дозволение «произвести опыт очищения воды»487.

 

Реклама магазина Дюбуа в газете «Ведомости Московской городской полиции». 1857 г.

 

Отрывочные архивные сведения говорят о том, что представители этого семейства пробовали себя и в других производствах. Так, в 1843 году к французскому подданному Луи Реми Шуэну перешла фабрика стеариновых свечей от московского купца Сихлера, устроенная «в проданном Сихлером Шуэну доме»488. В том же году Людвиг Шуан на московской мануфактурной выставке отмечен большой серебряной медалью за «стеариновые свечи хорошей обработки»489. По сведениям 1845 года, его завод находился в Серпуховской части 5-го квартала в доме купца Сихлера, на заводе функционировал 1 паровой котел, который обслуживало 18 рабочих. Годовое производство составляло 23 000 рублей серебром490.

Остается сказать, что Эрнст закончил свой земной путь в России, в «Петербургском некрополе» читаем: «Сихлер, Эрнст, р. в Фонтенебло 9 февраля 1808 f 13 марта 1871 (Волково лютеранское кладбище)»491. Другие члены клана вернулись на родину, но и там их деятельность бывала связана с Россией. Долго живший в нашей стране Леон Сихлер написал во Франции «Историю русской литературы» от ее начала до 1880-х годов, перевел русские сказки, а также выступил автором нескольких романов. В 1888 году он редактировал французское еженедельное иллюстрированное издание «Франко-русская жизнь» и писал для него статьи492.

Итак, в середине 1840-х годов оба модных магазина Сихлеров обрели новых хозяев. В 1847 году журнал «Современник» сообщал, что в Петербурге «самые грациозные шляпки делаются в магазине г-ж Уат (бывшей Сихлер) и Лабюсьер»493. Годом ранее «Московские ведомости» объявляли: «Мадам Дюбуа, заслужившая в прошедшую зиму доверие почтеннейшей московской публики за выбор мод и новостей, привезенных ею самою из Парижа, ласкает себя надеждою, что и новости, ныне полученныя ею из Парижа к Святой неделе, как-то: манто джелма, монте-кристо, портос виктория, каталан и мантильи, сделанныя по последним парижским рисункам и лучших фасонов, заслужат тоже самое доверие, которым сей магазин до сих пор имел честь пользоваться»494. Присутствие новой хозяйки подтверждается и справочником М.Д. Рудольфа 1849 года, в котором модный магазин на Большой Дмитровке указан как «быв[ший] Сихлер»495.

Но московскую мастерскую еще долго продолжали упоминать под маркой прежних владельцев. Возможно, Дюбуа, выказывая определенное уважение успешным предшественникам, эксплуатировала их славу уже в свою пользу. Весной 1853 года корреспондент московского издания «Магазин мод и рукоделья», рекомендовавший «только магазины, признанные общим мнением за первые», писал: «M-me Сихлер (на Большой Дмитровке, в доме Глебовой-Стрешневой), Фабр (в Столешниковском переулке в доме Солнцева), Anette (в Кузнецком переулке в доме Солодовниковой) и другие приготовляют к празднику множество прекрасных шляпок, форма которых очень грациозна, с тульями немного наклоненными вниз. Описывать их мы не решаемся, во-первых потому, что они потеряют много в описании, во-вторых потому, что не хотим лишить тех из наших читательниц, которые живут в Москве, приятного удивления при виде их произведений»496. Надо сказать, и у горожан магазин на Большой Дмитровке ассоциировался с именем первых владельцев, по воспоминаниям М.Д. Бутурлина, «держался в течение пятидесяти лет… модный магазин Сихлер, неподвижно на одном месте, на углу Газетного переулка и Большой Дмитровки»497.

 

Договор аренды купцом Сихлером помещений в доме Е.П. Глебовой-Стрешневой на Большой Дмитровке в Москве. 1818 г.

 

При новой хозяйке магазин продолжал пользоваться популярностью у городских модниц. Ежегодно в марте в «Ведомостях Московской городской полиции» модистка рекламировала новую весеннюю «коллекцию»: на пятой неделе поста обыкновенно выставляли весенние и летние манто, бурнусы, салопы, мантильи, а неделей позже появлялись многочисленные шляпы из разнообразных материй и соломы. Обозреватель журнала «Москвитянин», описывая ее салон, захлебывался от восторга: «Бесспорно, из всех московских модных магазинов самый лучший магазин г-жи Дюбуа, бывший Сихлера: конечно, и в других магазинах вы найдете превосходные шляпки и уборы; но там иногда, а здесь всегда вы увидите полный и превосходный выбор этих вещей. Правда, г-жа Дюбуа против других модисток берет дороже; но все материалы, употребленные ею, действительно лучшего качества. В ее магазине, так как и в других модных магазинах, главная продажа бывает в первых числах декабря и на Страстной неделе, к этому времени устанавливаются фасоны зимних и весенних шляп. Положимте, что теперь Страстная неделя, что к Святой вам, любезная читательница, необходима новая шляпка; отправляйтесь прямо к мадам Дюбуа, смело пробирайтесь в круглую залу ее магазина. Смотрите, на этом круглом столе стоят сотни головных уборов, какой вам нужно; все эти эфемерные создания французской искусницы привлекательнее одно другого. Но могу вас уверить, что это не богатейшие и не лучшие; велите открыть шкапы, и там вы увидите действительно такие прелести, которые могут восхитить и не женщину, даже и мужчину с эстетическим чувством. Вот посмотрите эту креповую шляпку: она, кажется, вся составлена из воздуха; эта китайская роза, облитая росою, кажется, не произведение человеческих рук, а действительно цветок, только лишь сей час отделенный от своего стебля; или вот эта розовая шляпа из пу-де-суа, гарнированная только лентами и кружевами, какая стройность во всех ее частях! Несмотря на ее простоту: видно, что ее делали с любовью, также как вот и эту богатую шляпу с перьями и блондовым полу-вуалем. Какой счастливице достанется этот наряд? Кто кинет за него 25 р. сер. И раза три-четыре будет красоваться в нем? Да, ежели уборы г-жи Дюбуа для вас дороги, ежели вы не хотите кинуть несколько лишних рублей, не хотите здесь купить себе наряд, все-таки съездите в этот магазин, чтобы иметь понятие о том, что носят в настоящее время. Здесь всегда огромный запас чепцов, чепчиков, наколок, уборчиков из лент, бархата, блонд, цветов и проч. проч.»498.

Магазин Сихлер – Дюбуа производил товары класса люкс, что было бы невозможно без хорошо подготовленных швей и закройщиц. Попасть в эту мастерскую на обучение было большой удачей. В 1853 году отставной штабс-капитан Николай Александрович Поливанов определил к Дюбуа на три года «крепос[тную] девочку Наталью Петрову для об[учения] шить и кроить разного рода женское платье с разными отделками, новейшия модныя уборы во всяком вкусе»499. Попечительница московского отделения комитета о бедных полковница княгиня Елена Петровна Друцкая устроила двух можайских мещанок, одна обязана была за четыре года обучиться делать шляпки и чепцы, а вторая за пять лет – «шить и кроить всякого рода бурнусы, салопы, мантильи и платья во всяком вкусе»500. Женщины, обучившиеся или работавшие в этой мастерской и перешедшие к другим работодателям, составляли гордость своих новых хозяев. Л. Верньер, открыв заведение дамских мод, платьев и корсетов, обращал внимание публики на то, что одна из его сотрудниц – Анна Ивановна Шапилова, «бывшая в магазине Сихлера»501. Владельцы магазина Бастид (Bastid, Кузнецкий Мост, дом Хомякова) неоднократно приглашали (или переманивали?) мастериц из магазина Дюбуа: Луиза Дюкоман (Louise Ducommun) основала и возглавила на новом месте большое ателье по производству готового платья502. Позднее к Бастид перешла некая Эмилия (Emile), бывшая закройщицей в магазине Дюбуа503.

Во всякую эпоху городские власти «присматривали» за населением. В середине XIX столетия полиция «опекала» иностранцев – выходцев из революционной Европы – купцов, мастеров, лиц, живших здесь «под воспитательными названиями», и прочих гостей. Например, учредили надзор за парикмахером Иосифом Оливье «по предписанию г. генерал-адьютанта графа Орлова… но за что неизвестно». Французские подданные Яков Пуаре и Николай Билье, содержавшие в Москве школу гимнастики и фехтования, находились под наблюдением полиции «по предписанию г. московского военного генерал-губернатора. за то, что любят много говорить против правительства»504. Московский 3-й гильдии купец Франц Невиль (в Первопрестольной работал парикмахер Франсуа Невиль) состоял «на учете» «за разговор о политике и современных военных действиях»505.

Донесения чиновников Секретного отделения Канцелярии московского военного генерал-губернатора позволяют сегодня наметить контуры судьбы Елизаветы Ланфль, по мужу Гиньон, именуемой Дюбуа. По «Ведомости о лицах, состоящих под надзором полиции за вторую половину 1849 года», наблюдение за ней учредили «по отношению г. генерал-адьютанта графа Бенкендорфа от 15 ноября 1840 года за № 5894, в коем изъяснено, что прибывшая на сих днях из Парижа, вовсе не известная в С. Петербурге французская подданная капиталистка Елизавета Ланфль при получении вида объяснила, что она немедленно отправится в Москву для поступления в модный магазин г-жи Лебу[р], с которою заключила условие на три года; почему и просит об учреждении строгаго секретнаго надзора за этою иностранкою по прибытии ея в Москву, за поведением, образом жизни, занятиями и связями в обществе». В 1849 году г-же Гиньон был 41 год от роду, она проживала в доме Глебова-Стрешнева Тверской части и занималась портным мастерством. В графе «Семейство» указан муж, «жительствующий в Париже». «По надзору оказалось», что «в поведении… ничего предосудительнаго не замечено»506. Согласно просмотренным нами ведомостям за 1849, 1850, 1852 и 1854 годы, мадам Гиньон занималась портным мастерством по указанному адресу; в ведомости же за 1856 год находим другую формулировку: «содержит магазин дамских мод»507. При мастерице находились ее дочери Мария и Виктория. В 1851-м и следующем годах модистка выезжала во Францию508 и до некоторого момента была «известна местной полиции с хорошей стороны».

 

Билет на свободное проживание в Москве, выданный Елизавете Гиньон в 1854 г.

 

Летом 1853 года мастерица обратилась в Канцелярию московского военного генерал-губернатора с просьбой выдать ей паспорт для поездки во Францию «по делам семейным», из Канцелярии отправили запрос в III отделение, где нашли «возможным удовлетворить ея ходатайству». В августе 1855 года она получила паспорт для выезда в С.-Петербург, куда незамедлительно и отбыла. А уже в октябре квартальный надзиратель Тверской части дознался, что «Дюбуа находится ныне за границею, но в скором времени намерена возвратиться снова в Москву». Француженка ускользнула из страны под чужим именем, и ее прошение о дозволении вернуться весной следующего года потребовало череды согласований. По этому поводу граф Орлов сообщал губернатору А.А. Закревскому: «Пребывающая ныне в Париже французская подданная Елиза Дюбуа /Elise Dubois/ обратилась ко мне с просьбою о дозволении ей возвратиться в Москву, где она имеет… модный магазин под фирмою «Сихлер»; где она оставила двух дочерей, и где она, по возвращении своем, намерена вступить в российское подданство. Хотя я признаю причины, представленныя иностранкою Дюбуа, вполне уважительными; но так как она выехала из России во Францию минувшею осенью для навещения больной матери без ведома нашего правительства, – то я разрешу ей обратный въезд в наши пределы только в таком случае, если Ваше Сиятельство не изволите иметь с вашей стороны на сие препятствий». Одновременно находившиеся в Москве ее дочери обратились к губернатору: «Совершенно неожиданно мы разлучились с матерью своею французскою подданною Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, которая проживала в России более 15 лет и занималась торговлею во вверенной вашему сиятельству столице Москве, но в прошлом 1855 году уехала за границу навестить больную и престарелую мать свою и по каким-то препятствиям со стороны российскаго правительства возвратиться в Россию не может; мы в ожидании ея живши сиротами в Москве, в которой получили образование свое и к которой привыкли как к родине своей, осмеливаемся прибегнуть к покровительству вашего сиятельства, как единственному средству смягчить суровость судьбы нашей, мы плачем непрестанно и не видим себе утешения. Ваше сиятельство! Отрите слезы молодых девушек, лишенных материнских попечений, помогите возврату матери нашей в Москву, ибо, благодаря Бога, между Россиею и Франциею заключен мир. Преданные вашему сиятельству Марья 17 лет и Виктория 11 лет, дочери Елиз Ланф, по муже Киньон, именуемая Дюбуа, французския подданныя, проживаюшия в Москве Тверской части в доме Глебовой-Стрешневой». 29 мая француженка прибыла в Москву509. После этого случая полиция аттестовала ее так: «Поведения хорошаго, но характера скрытаго»510.

Елизавету Гиньон связывали близкие отношения с сыном Виктории Лебур. В 1858 году Указ Правительствующего сената предписал «причислить к семейству потомственнаго почетнаго гражданина и временно московскаго 2-й гильдии купеческаго брата Карла Константинова Лебур воспитываемую им крестницу девицу Викторию Киньон, со введением ея во все права, законным детям принадлежащия, но с тем, чтобы она Киньон… правами почетнаго гражданства не пользовалась, пока сама не приобретет на оное право»511. Как мы уже видели выше, девушка продолжала семейное дело. Сама Елизавета Гиньон одевала московских щеголих по крайней мере до конца 1860-х годов512.

 

Запись о французской подданной Елизавете Ланфль, по мужу Гиньон, в «Ведомости о лицах, состоящих

 

Владение Глебовой-Стрешневой было оживлено торговлей и до появления здесь семейства Сихлер, и в последующие годы. Еще до наполеоновского нашествия «Московские ведомости» писали: «Мадам Дамерваль, торгующая французскими модными товарами, чрез сие извещает, что находятся у нее дамския платья, тюники и фартуки нарядныя и другия вещи последняго вкусу, как-то: батист, лино-батист, фарфор, французский уксус и разные духи. В том же магазине найти можно для маскерадов разныя платья. <…> Магазин сей находится на Большой Дмитровке, в доме г-жи Стрешневой-Глебовой, и против дому г-на Толстова, бывшаго дому Мясоедова»513. Помимо одежды предлагались косметические товары. «В переулке между Тверской и Дмитровки, против Егорьевского монастыря, в доме Елисаветы Петровны Глебовой-Стрешневой в лавке, где продаются разные духи, продается настоящая о де перль для белизны лица и рук, по 2 р. склянка, и миндальные порошки для чистоты и умягчения рук, по 2 р. банка»514. Где-то в соседних помещениях «мадам Прево [Prevost], парижская модная купчиха. делает моды и платья по последнему вкусу»515.

К концу 1830-х годов пришло новое поколение мастериц. В «Ведомостях о прибывших в Московскую губернию иностранцах» за 1839 год по данному адресу «зарегистрированы» портнихи – великобританская подданная Мария Филипс и французская подданная Мария Фев516. Обе дамы рекламировали свои мастерские в печати. «Любительницы хороших платьев и уборов в новейшем вкусе и по самым умеренным ценам приглашаются сим адресоваться с заказами своими к г-же Филипс из Парижа, квартирующей в Газетном переулке в доме Глебовой-Стрешневой, возле магазина Сихлера»517. Портниха из Парижа мадам Месмер, урожденная Фев, предлагала платья, манто, корсеты, мантильи, канзу, бурнусы, салопы и брала девушек в ученье518. В этом же владении французская цветочница Доссион, «приехавши недавно из Парижа, учредила новое цветочное заведение, в котором будут делать разные цветы для шляп, чепцов, уборки волос, отделки для платьев, также букеты, гирлянды и другия к дамским уборам принадлежащия вещи из золота, серебра и бус. В оном же заведении возмутся чистить и красить разныя перья и марабу»519. В конце 1842 года по соседству обосновалась мадам Оже (Auger), модистка из Парижа, и обещала «большой выбор шляп, сделанных по образцам, полученным ею из первых модных магазинов Парижа и Петербурга. Она смеет льстить себя надеждою, что все новейшее, грациозное и отделанное с отличным вкусом и легкостию в цветах, материях и лентах дамы найдут в ее магазине», причем дешевле, нежели у других торговцев на 10, 20 и 25 рублей520. Мадам Оже продержалась около года и в конце 1843 года распродавала огромное количество своих изделий «по причине прекращения торговли»521.

Назад: «Музеум непостоянной моды»
Дальше: «На Петровке, в доме г-жи Раевской»