Глава тридцатая

Брюсы прибыли из Абердина одним рейсом с Джейн Мелтем, криминалистом. Они выбрались из самолета с видом потерянным и жалким. Пересу они показались маленькими, состарившимися — он представлял их моложе. Для него они остались такими, какими были на тот момент, когда исчезла Катриона. Но они, конечно же, не сохранились так же хорошо, как их дочь, погребенная под торфом. Глядя на Брюсов, никак не скажешь, что они вернулись домой — оба походили на беженцев в чужой стране. С ними был сын, младший ребенок, к этому времени он уже перерос своих родителей. Рой Тейлор посадил Брюсов к себе, а Перес забрал Джейн.

— Любопытная штука этот торф, — заметила Джейн, когда они проезжали мимо гостиницы «Самборо». — Как девочка выглядела?

— Ни малейших признаков разложения, — сказал Перес. — Можно подумать, ее убили и закопали несколько часов назад. Кожа чуть побурела, да волосы из светлых сделались каштановыми. И только. На ней было хлопковое платье — оно тоже лишь местами сгнило.

Перес никак не мог отделаться от образа девочки, стоявшего перед глазами. Зная, что на месте преступления ничего нельзя трогать, они только убрали грязь с лица, чтобы окончательно удостовериться, действительно ли это она, а потом связаться с родителями, которые столько лет провели в полном неведении. Нельзя было обнадежить их понапрасну.

Девочка лежала на спине. Ее когда-то светлые, а теперь потемневшие волосы свободно обрамляли лицо. Интересно, это Магнус постарался? Может, он считал, что распущенные волосы ей больше идут? Или непременно хотел завладеть лентами? Неужели он убил девочку ради этих самых лент? У Переса такое в голове не укладывалось.

Прокурор счел, что улик для предъявления Магнусу обвинения достаточно. По крайней мере, обвинения в убийстве Катрионы Брюс. И прокурор, конечно же, был прав: у Магнуса нашли ленты девочки — чем не признание? Хотя после первого допроса Магнус замолчал. Сидел с этой своей нервной ухмылкой на лице и мотал головой. Видимо, даже адвокату, беседовавшему с ним один на один, ничего не сказал. Значит, его обвинят. Скорее всего, в непредумышленном убийстве, учитывая его умственную неполноценность, а значит, ограниченную ответственность. Он пройдет медицинское освидетельствование, в ходе которого подтвердится низкий коэффициент интеллекта, возможно, мозговые нарушения. Но заключения ему не избежать. Впервые в жизни Магнус Тейт покинет Шетланды, и все для того, чтобы оказаться за решеткой.

Однако Джимми Пересу этого было мало. Он хотел знать, что произошло в тот день, когда Катриона, направляясь в гости к Тейтам, взбежала по тропинке на холм. Он хотел знать, что побудило Магнуса заколоть ее. Потому как выяснилось, что она была заколота. Они поняли это еще до приезда криминалиста. Тело настолько хорошо сохранилось, что была отчетливо видна колотая рана в груди девочки и ржавого цвета пятна на платье. Но еще больше Перес хотел знать, почему по прошествии восьми лет Магнус снова убил. Почему его жертвой стала Кэтрин Росс? Неужели только лишь потому, что на Новый год зашла на огонек да и приглянулась? Или все дело в ее имени? А если бы ее звали Рут? Или Розмари? Обратил бы Магнус на нее внимание? И почему на этот раз старик свою жертву задушил?

Джейн тем временем рассказывала об останках древних людей, найденных археологами среди болот:

— Они прекрасно сохранились, хотя пролежали не одно тысячелетие. Тут же — каких-то восемь лет. Конечно, она выглядит как живая. Поразительно!

Пересу было ясно: Джейн не терпится увидеть все собственными глазами. В окне машины проплывали великолепные пейзажи прибрежной полосы, но она их не замечала.

Он проводил Джейн к тому самому месту, где уже собрались полицейские, а сам вернулся в Леруик. В диспетчерскую решил не заглядывать — не хотел видеть торжествующую ухмылку Сэнди: «А что я говорил!» Не хотел быть свидетелем всеобщего ликования. Наверняка они там выпивают, отмечают завершение дела, а парни из Инвернесса радуются скорому возвращению домой, к цивилизации. Обоим лагерям есть что праздновать. Ну а ему бы сейчас в душ и спать.

Придя домой, он заметил мигающий сигнал автоответчика. Наверняка мать оставила сообщение. В воскресенье вечером он ей так и не перезвонил. Захотелось набрать ее номер и с ходу, не думая, выпалить: «Все, возвращаюсь. Здесь мне все осточертело. Дай знать агенту, что я беру ферму». Но он не стал. Забравшись в ванну, без всяких мыслей постоял под жалкой струйкой воды из душа, потом упал в кровать и тут же отключился.

Очнулся Перес под вечер, когда за окном уже стемнело. Усталость по-прежнему не отпускала. А еще — беспокойство. Он тревожился о Фрэн и Кэсси. О Магнусе. А вдруг они это чертово дело запороли? Да, старик мог убить Катриону. Но Кэтрин? Перес решил прослушать автоответчик. Себе в наказание.

Одно сообщение действительно оставила мать, очень короткое: «Прости, что беспокою. Знаю, у тебя сейчас много дел. Не хочу докучать». Лучше ему от этого не стало.

Следующее сообщение было от Дункана: «Слышал в новостях о Магнусе Тейте. Поздравляю! Не знаю, актуально ли, но я тут кое-что вспомнил. Это касается той вечеринки. Если интересно, позвони. Я весь день у себя в офисе». Даже номер не продиктовал — как будто его все знают. Как будто на Шетландах без «Хантера и партнеров» — никуда.

Перес отыскал номер в справочнике. Молодой женский голос ответил, что мистер Хантер сейчас занят — у него совещание. Нужно ли ему что-то передать? Перес представил себе секретаршу: молоденькая, с маникюром, на тонких губах красная помада, в коротенькой, едва прикрывающей зад юбчонке…

— Это инспектор Перес, — сказал он. — Мистер Хантер просил перезвонить. У него ко мне срочное дело.

— Одну минуту.

Грянула музыка. Но не та какофония, которую он слушал, дожидаясь ответа секретарши, а что-то современное, ритмичное — под такую музыку молодежь отплясывает в ночных клубах. Не исключено, что ее сочинили на заказ, специально для фирмы Дункана Хантера. Мелодия оборвалась так же внезапно, как и началась — на полуслове.

— Джимми! Спасибо, что перезвонил! Слушай, я не знаю… Может, это уже и не важно?

— Важно.

— Сейчас говорить не могу. Давай встретимся позже. В «Монти». Я угощаю. Сегодня понедельник, так что толчеи там не будет. Около восьми, идет?

И положил трубку, Перес и рта не успел раскрыть.

По части кухни «Монти» считался лучшим в Леруике. Туристы, едва обнаружив ресторан, становились его завсегдатаями до самого отъезда, командировочные с восторгом описывали блюда своим друзьям. Местные же бывали только по особым случаям — дороговато. Места в «Монти» было немного, столики стояли близко друг к другу, но, как Дункан и сказал, январским вечером, да еще в понедельник, в заведении царила тишина. Когда Перес появился, Дункан уже сидел за столиком. Он заказал бутылку красного и успел выпить бокал. Завидев Переса, поднялся и протянул руку:

— Ну что, мои поздравления!

— Дело еще не закрыто.

— Все вокруг думают иначе.

Перес пожал плечами:

— Что ты хотел сказать? Выкладывай.

Дункан выглядел лучше, чем в последний раз, но не намного. Он был чисто выбрит, подстрижен, одет с иголочки, но от Переса не укрылись мешки под глазами — свидетельство недосыпа. Былой спеси у Дункана поубавилось.

— Я тут вспоминал о той вечеринке…

— На которой была Кэтрин Росс?

— Да.

Подошла официантка, и он замолчал, дожидаясь, пока она примет заказ.

— Но имей в виду — я тогда напился до чертиков.

— И все же ты кое-что вспомнил, так?

— Ты спрашивал о Роберте. Нет, он пришел не с Кэтрин. Я помню, что он разговаривал с матерью, а уже потом начали подтягиваться остальные гости. Понятия не имею, о чем они там говорили. Не иначе как дела семейные. Но эмоции зашкаливали, это было заметно… — Дункан вдруг осекся. — Вероятно, уговаривал ее вернуться домой — меня щенок на дух не переносит. А уговорить мог — из матери он только что веревки не вил.

Перес слушал Дункана и недоумевал, к чему тот клонит. Его пустая болтовня к следствию отношения не имела, уж это точно. Дункан не желал говорить просто и конкретно. Вечно себе на уме. И до всего-то ему есть дело.

— Кэтрин и Роберт были знакомы, — сказал Дункан. — Я это понял сразу, как только она вошла.

— Понял? Это как же? — Перес начал терять терпение.

— Роберт разговаривал с матерью в кухне — Селия раскладывала еду. Они стояли как раз возле стола с выпивкой. А я был рядом. Кэтрин вошла с какой-то компанией, и Роберт ее заметил. Появление Кэтрин подействовало на него как гром среди ясного неба — он ее совсем не ждал. Даже замолчал — стоял и таращился. Видимо, был уверен, что Кэтрин у меня никак не могла появиться.

— Он рад был ее видеть?

— Откуда мне знать? Если и рад, то при этом почему-то нервничал, что-то его беспокоило.

— А она?

— Вряд ли. Даже виду не подала, что они знакомы. По крайней мере, не сразу. Налила себе выпить и принялась болтать со мной. Я бы даже сказал, флиртовать. Она была из той породы женщин, рядом с которыми чувствуешь свою значительность. Веришь в то, что интересен другим, занятен. У Фрэн так не получалось. Впрочем, она даже не пыталась. Зато Кэтрин — другое дело.

— Ей было всего шестнадцать.

— Зато умная. Искушенная.

«И при этом девственница».

— Так ты за этим меня позвал? Едва ли стоило обеда в «Монти».

— Она со мной заигрывала, однако все поглядывала на Роберта. Не знаю почему. То, что он мог ее привлечь, у меня в голове не укладывается. Тем не менее в какой-то момент они вышли. По крайней мере, мне так показалось. Даже нет, я уверен. Это было до того, как Селия сказала, что уходит. Но ты ведь представляешь, как на вечеринках бывает. Я имею в виду настоящие, классные вечеринки. Встречаешь интересного собеседника, и все остальные для тебя уже не существуют. Слышишь музыку, но не вслушиваешься. Понимаешь, что вокруг тебя полно народу, но чем они там занимаются, не видишь. Кто-то ходит вокруг, танцует…

— …блюет?

— Ну, знаешь, не с самого же начала. — Дункан даже обиделся и замолчал. — Ладно, старик, не злись. Я ведь хочу помочь, правда. В общем, в какой-то момент я заметил, что ни Роберта, ни Кэтрин поблизости нет. Ну да, мне приятна была компания этой девушки. И я даже искал ее. Везде. Чем-то она меня зацепила. Оригиналка. Так вот, я вспомнил, что искал ее. И еще вспомнил, что и Роберта нигде не видел. Впрочем, я тебя предупреждал: может, все это неважно.

Официантка принесла заказ. Перес не узнавал ее, хотя она была примерно его возраста и, судя по выговору, из местных. На мгновение он отвлекся, пытаясь вспомнить, кто она такая. Дункан тут же с недовольным видом уткнулся в свою тарелку: Перес даже спасибо ему не сказал.

— Куда они ушли?

— Не знаю. Весь дом я не обыскивал. Не настолько она меня интересовала.

— Но они оставались где-то в доме?

— Черт возьми, откуда мне знать? Может, сели в машину и укатили. И страстно любили друг друга на заднем сиденье фургона. Вот только не верится. Как я уже говорил, она была девушкой привлекательной. А Роберт — отморозок, избалованный маменькин сынок. Хотя и смазливый для тех, кому нравятся блондинистые викинги. Но она была слишком умна, чтобы таким увлечься.

«Отморозок? А сам-то ты? — подумал Перес. — Шпана».

Происшествие, после которого он увидел Дункана в ином свете, было пустяковым. Такое могло случиться где угодно. Но здесь, на островах, паутина отношений ловит, держит и не отпускает, и с такими пустяками имеешь дело каждый день. Как-то раз Дункан гнал из северной части острова в южную на сумасшедшей скорости, Сэнди Уилсон его остановил. Увидев, что Дункан пил, он собирался проверить его на алкоголь. Но отец Сэнди работал в той самой компании, которой владел Дункан. Он был плотником, мастером на все руки, занимался ремонтом зданий, которые Дункан скупал. И Дункан пригрозил Сэнди уволить отца, если его привлекут за вождение в нетрезвом виде. Перес сомневался, что Дункан пошел бы на такое — хороших мастеров днем с огнем поискать. Но Сэнди испугался, и Дункан отделался штрафом на месте за превышение скорости. С его стороны — чистой воды шантаж. Перес узнал обо всем позже — как-то вечером Сэнди напился и все выложил. Перес не стал предавать дело огласке. У Сэнди, конечно, ума с гулькин нос, но такого он не заслужил. К тому же разве он, Перес, Дункану не обязан? Еще в школьные годы тот его спас, по крайней мере, от парней с Фулы защитил. Ну да теперь долг уплачен — он ему ничем больше не обязан. И все-таки Перес невзлюбил Дункана не за его бандитские замашки, а за то, что Дункан перечеркнул их былую дружбу. В четырнадцать они были лучшими друзьями.

— Как долго Роберт и Кэтрин отсутствовали? — спросил Перес.

Дункан пожал плечами:

— Около часа, не больше. А то и меньше: до ночи было далеко, и Селия еще не ушла. А я не успел напиться. Помню, как Кэтрин вернулась. Может, они всего-навсего выходили подышать свежим воздухом. Она выглядела так, будто только что с улицы: раскрасневшаяся, румянец на щеках. И похоже, в отличном настроении. Я тебе уже рассказывал. Как раз тогда Кэтрин и поделилась со мной своими планами насчет режиссуры. Сказала, что у нее море идей — на всю жизнь хватит…

Он вдруг замолчал, и на миг Пересу показалось, что ему жаль. Не себя — девушку.

— А как выглядел Роберт Избистер?

— Понятия не имею. Его я больше не видел — он не вернулся.

Уже выйдя из ресторана, они остановились в узком переулке у подножия крутой лестницы.

— Слушай, а давай продолжим, а? — предложил Дункан. — Давай надеремся. Как в старые добрые времена.

Он искушал Переса. Напиться до чертиков с кем-нибудь не из полиции было б неплохо. Но Дункан слишком уж настаивал, и Перес в который раз задался вопросом: зачем тот вообще все это затеял? Неужели ему тоже одиноко? Да ну, чепуха! А что, если в школьные годы Дункан нуждался в застенчивом парне с Фэр-Айла ничуть не меньше, чем тот — в нем?