Он оставил бы Паскаль, если бы не Грегуар. Он оставил бы всех. Возможно, так и следовало поступить. Слишком много чувств терзали его сердце. Тангейзер опустил фонарь на пол, нашел сумочку с инструментами в торбе Гриманда, открыл ее и извлек горсть плоских железных стержней с наконечниками разной формы.

– Если это пустое бахвальство, лучше скажи сразу, и я найду священника, – сказал он Инфанту.

– Дай мне отмычку, заточенную в форме ятагана. И покажи замочную скважину, – отозвался тот.

Рыцарь выполнил его просьбу. Гриманд опустился на колени и левой ладонью обхватил замок, чтобы оценить его размеры, просунул внутрь отмычку и сплюнул, словно злясь на кузнеца. Потом он извлек отмычку и снова обратился к Матиасу:

– Дай мне остальные.

Выбрав одну из отмычек с загнутым концом, слепой гигант снова исследовал ею внутренность замка.

– Еще одну, такую же.

Гриманд вставил в отверстие второй стержень. Он пытался обойти бородки, чтобы зацепить рычаг и язычок замка. Тангейзер видел, как его отец ковал детали подобных механизмов, но сам он умел открывать лишь висячие замки. Нужно будет попрактиковаться в этом искусстве.

Послышался глухой щелчок.

Гриманд встал и потянул носом:

– Ржавчины нет. Ты еще не нашел священника?

Госпитальер вложил отмычки ему в руку.

– Грегуар, приведи повозку к дверям, – велел он своему лакею.

После этого Тангейзер стал подниматься по винтовой лестнице. Казалось, что за время, прошедшее с тех пор, как он был здесь в первый раз, количество ступенек удвоилось, а проход стал уже. Рыцарь подгонял себя. Поднявшись до внешней галереи, он перешел к калитке у подножия северной башни и остановился, скорее чтобы собраться духом, чем чтобы отдышаться. Лампу он поставил на пол. Пот давно уже пропитал повязку у него на лбу, и иоаннит снял ее, чтобы вытереть глаза ее сухими концами. Потом он покрутил головой, разминая шею, открыл калитку и крикнул в темноту лестницы:

– Паскаль! Это Матиас!

Он ждал. За маленьким кругом света, который отбрасывал фонарь, ведущая к колоколам деревянная лестница тонула в абсолютной темноте. Придется ли ему подниматься на эту проклятую колокольню? Тангейзер сомневался, что после подъема у него хватит сил для того, что его там ждет. Он наклонился, чтобы размять напряженные мышцы спины, а когда выпрямился, в глаза ему смотрело дуло пистолета.

Пот, покрывавший спину рыцаря, мгновенно стал холодным.

Паскаль опустила пистолет и вышла на свет.

– Ты первая, у кого был шанс меня прикончить, – сказал ей Матиас.

– Шанс? – не поняла дочь печатника.

– Иди ко мне, девочка.

Малан перепрыгнула через несколько последних ступенек и прижалась к его груди. Тангейзер тоже обнял ее. Какая маленькая! Почему-то он запомнил ее не такой, более высокой и крепкой. Он подумал о том, что ей пришлось пережить. Отец. Сестра. Ужас. Нужно было дать ей несколько секунд, чтобы она пришла в себя. Но больше и не потребовалось. Паскаль отстранилась. Ее глаза и волосы сверкали, словно отполированный обсидиан.

– Я видел Флер, – сказал госпитальер. – Мне очень жаль.

Девушка кивнула.

– Остальные готовы к путешествию?

– Да. А куда мы едем?

– Домой.

Она улыбнулась. В первый раз после «Красного быка».

– Риск не меньший, чем оставаться здесь, а может, и больший, зато награда несравнима, – предупредил ее Матиас.

– Плевать мне на риск.

Она была полна страсти. Она была жива. Ее энергия передалась уставшему рыцарю.

– Я нашел свою жену Карлу и нашего новорожденного ребенка. Они ждут внизу, – рассказал иоаннит девушке.

Паскаль заморгала, и на ее лице проступило разочарование, через секунду уступившее место вежливой улыбке. Тангейзер все понял и очень удивился. Для него она была просто девочкой, по крайней мере, до сих пор. Но сама Паскаль думала иначе.

– Когда я сказал Эстель, что иду за тобой, она предположила, что ты одна из нас. Я не совсем понял, что она имела в виду, но ответил утвердительно. Я имел в виду, что мы с тобой похожи, – добавил рыцарь.

– Надеюсь.

– Не стоило бы.

– От этого я не откажусь ни за что на свете.

Паскаль очертила руками круг, охватывающий их обоих, и Тангейзер увидел пятна разного цвета на ее ладонях. Теперь эта девушка печатает самой черной из красок. Он почувствовал, что открыл дверь в самые темные уголки ее души, дверь, которую следовало бы держать запертой, но свет, вырвавшийся оттуда и осветивший обсидиан ее глаз, поразил его.

– Мы помечены судьбой, чтобы она могла узнать нас и сделать своими любимыми игрушками. Несколько минут назад, до того, как я узнал, что ты здесь, я решил бросить тебя, – признался Матиас.

Паскаль, услышав это, даже не поморщилась, и только черное пламя в ее глазах затрепетало.

– Ради жены и ребенка. Понимаю. Я поступила бы так же, – ответила она.

– Карла просила найти тебя, несмотря на опасность, грозящую нашей дочери.

Девушка задумалась.

– Карла верит в лучшее, что есть во мне. В отличие от меня, – добавил госпитальер.

– Она любит вас лучше, чем я.

– Сегодня у меня появились две дочери. А теперь еще и сестра, и я горжусь этим.

– Я вас люблю.

– И я тебя. Зови остальных.

Паскаль протянула руку к грязной белой ленте, которую сжимали пальцы Тангейзера. Этот сувенир мог напоминать только о кровавой работе. Наверное, именно поэтому он был нужен девушке. Рыцарь отдал ей ленту, а она опустила курки пистолета, заслужив его одобрительный взгляд. Потом она запрыгнула на лестницу.

– Паскаль! – позвал ее Матиас.

Девушка оглянулась. Тангейзер видел, что причинил ей боль, но она не хочет этого показывать.

– Я не верю, что ты бросила бы меня, даже ради спасения Флер, – сказал он тихо.

– Я бы нырнула в огненное озеро, чтобы схватить вас за пятки. Но я научусь.

– Меня не очень удивило, когда я нашел двух сержантов, валявшихся в луже собственной крови… – начал было иоаннит, но замолчал.

Паскаль ждала, пока он заговорит снова.

– Я помнил силу твоего духа, – продолжил он наконец.

Девочка явно повеселела.

– Но догнать третьего на улице – это выше всяких похвал, – закончил рыцарь.

Малан просияла и, повернувшись, исчезла в темноте. Матиас услышал, как она зовет Юсти.

Он стоял на носу звездного корабля в сотне футов над соборной площадью, Папертью, осью мира, пробкой в горлышке ада. Дальше раскинулся океан Времени и Судьбы, поверхность которого казалась обманчиво спокойной под покровом ночи и в свете луны. Прислонившись к горгулье, Тангейзер окинул взглядом город, который он скоро должен был покинуть, но который успел полюбить.

Крыши домов складывались в фантастический узор из черных и сверкающих серых пятен. На сторожевых башнях огромной городской стены горели лампы, но внутри лишь за несколькими окнами обитатели домов осмелились зажечь свет. Сотни тысяч людей притаились в темноте, размышляя о том, куда делся знакомый им мир.

Мальтийский рыцарь видел редкие пятна желтого света, разбросанные по Виллю и университету. Факелы банд грабителей и убийц. Такие же пятна, но более яркие и близкие, приближались к собору – кажется, по мосту Норт-Дам. С Паперти донеслись гулкие удары копыт. Клементина. Грегуар. Матиас поднял с пола фонарь.

Появились Мышки, все такие же невозмутимые. За ними шла Паскаль.

– Я спрятала ваше ружье на барже с древесным углем, – сказала она. – Простите.

– Мудрое решение.

– И оставила вам неправильное сообщение. У Тибо дом на левом берегу. Я не знала о ключе, пока Агнес и Мари не сказали, что он у Юсти.

– Я тоже забыл о ключе. – Тангейзер подумал, что в противном случае ему не пришлось бы принимать решение, о котором он пожалел. – Хотя сам повесил его Юсти на шею.

Появился и молодой поляк с седельными сумками. Юноша посмотрел на госпитальера, пытаясь скрыть, что творится у него в душе, но этого ему не удалось. Сумки он не отдал, и Матиас сжал его плечо:

– Клементина и Люцифер ждут нас. А еще человек без глаз и другие друзья.

– Грегуар там? – спросил Юсти.

– А как мы выберемся из города без Грегуара?

– Вряд ли у нас получится, – согласился молодой человек.

– Без него я бы не нашел вас. А также мою жену и ребенка.

– Так Карла жива? – Эта новость глубоко растрогала Юсти. Он сжал руку Тангейзера. –  Я рассказал Флер о том, что произошло сегодня утром, – сказал он рыцарю. – Там, в том доме, я не видел ребенка. Наверное, я догадывался, что это не ваша жена. Но ее так изуродовали…

– Это моя вина, – вздохнул иоаннит. – Ты тут ни при чем. И если бы не этот поворот судьбы, мы не застали бы Флер и Паскаль в живых.

Юсти кивнул и опустил голову. Раны в его сердце снова открылись.

– Несмотря на страдания, которые принесла тебе эта встреча, я уверен, что ты, если бы мог, снова сделал бы тот же выбор, – сказал ему Матиас.

– И готов заплатить за это любую цену, – заверил его юноша.

– Значит, забудем о скорби. Пока не сделаем дело.

– А что мы будем делать?

– То, что потребуется, – сказала Паскаль.

Тангейзер повел их перед собой по галерее.

– А как вам удалось пройти мимо охраны у дверей собора? – поинтересовался он.

В ответ на благодарность детей, которых она привела в безопасное место, Карла смогла лишь рассеянно кивнуть. Когда муж помог ей подняться со стула, она буквально повисла у него на руке, и причиной этого была не просто любовь. Кормление Ампаро, похоже, истощило силы женщины, хотя при взгляде на ребенка она мечтательно улыбалась, словно пребывала в состоянии, близком к блаженству.

Такое состояние тревожило Тангейзера. Он наблюдал подобную эйфорию у умирающих. Сколько крови Карла потеряла? Рыцаря терзали сомнения – неизвестный ему доселе и поэтому самый опасный враг. Повозка. Улицы. Дорога. Он может устроить так, что через десять минут его жена окажется в кровати в доме священника, а рядом будет стоять хирург. Хотя, скорее всего, ей пропишут кровопускание.

– Скажи, любовь моя, у тебя кровотечение? – спросил Матиас жену.

Та молча покачала головой.

– У тебя не хватит сил на путешествие. Мы остаемся. Все, – заявил госпитальер решительно.

– Нет, мы должны уходить, пока Смерть на нашей стороне! – запротестовала Карла.

– Смерть ни на чьей стороне. Она сама за себя.

– Если мы ее боимся, она повернет против нас – ты это знаешь лучше, чем кто-либо, – и Суд решит не в нашу пользу. Алис говорит, мы должны идти. В направлении Огня.

Снова карты. Алис говорит? Тангейзер потрогал лоб супруги тыльной стороной ладони. Он был прохладным и влажным. Лихорадки не было. В логике Карлы проступала его собственная философия, только в формулировке той безумной женщины, которая приняла у нее роды. В ситуации, когда требуется храбрость, осторожность равносильна смерти. Тем не менее моральная сторона дела давила на рыцаря тяжелым грузом. Он готов был подвергнуть опасности жену и ребенка, чтобы спасти свою шею от петли, и в то же время без колебаний умер бы ради того, чтобы продлить их жизнь хотя бы на мгновение. Загадка… Но, похоже, сидящая перед ним женщина ее решила. В отличие от него.

– Карла, если ты останешься здесь, то вы с Ампаро выживете, – попытался все-таки уговорить жену Матиас.

– Знаю, – кивнула она. – Но все, что ты сделал, было не ради того, чтобы мы остались живы. Для этого ты был нам не нужен. Мы сами справлялись. Ты сделал это, чтобы быть со мной. С нами.

Тангейзер окинул взглядом огромное пространство собора, этого корабля, который построили люди, обладавшие знанием. Сокровенные тайны, вплетенные в его ткань и соединившиеся с таинственным дымом и колеблющимся пламенем сотен свечей, наполнили его первобытным знанием, воплощением которого и являлся этот собор. Знанием чистого хаоса, во всем его ужасе и красоте. Бытие и есть хаос. Влажный путь и Сухой путь одновременно. Кровь и вода, камень и стекло, красное и белое, знание и невежество, правда и ложь. Христос и Сатана, месса и Великое делание – всё это соединяется здесь, в Нотр-Дам де Пари, сверкая и переливаясь в его священном тигле.

Тем не менее металл, который может выплавиться из руды их душ, можно проверить только в процессе литья. Вещество, рожденное в тигле, всегда является предметом сомнений, и хаос – это его суть. Уверенным можно быть только в одном: личность превратится в бесполезный шлак, если ее не испытать. В сплаве могут присутствовать и скорбные песни, и жертвы, и грехи, которым нет числа, но кто мог предсказать, что древесный уголь превращает железо в сталь? Сомнения и загадки можно разрешить лишь с помощью тигля – опустошив его. Хаос вечен и включает в себя всё.

– Я оставила Ампаро на крыше с нищей девчонкой, – сказала Карла. – Девчонкой, которая утром угрожала убить моего ребенка, тогда еще находившегося у меня в утробе. И вот мы здесь. И ты здесь, с нами. Ты нас не оставишь, потому что мы не оставим тебя.

– Я люблю тебя, – сказал Тангейзер.

Итальянка погладила его заросшую щетиной щеку.

– Юсти, проводи Мышек к повозке. Опусти один борт и положи матрас, – сказал Матиас поляку.

Потом он увидел Гуго, который прижимал к груди виолу Карлы.

– Гуго, а ты проводи Инфанта, – попросил рыцарь.

– Я ни за что не лягу, – заявил Гриманд. – Не надейся.

– Эстель, покажи Паскаль, где мое оружие. Принесите его. И лампу тоже, – не отвечая ему, распорядился госпитальер.

Проходя мимо, король Кокейна повернул безглазое лицо к Тангейзеру:

– Кажется, ты хвастался, что приведешь нас к воротам Сент-Дени. – Его улыбка вселяла ужас. – Или мне найти священника?

Его смех эхом отразился под сводами собора.

– Карла, держи крепче нашего соловья, – сказал Матиас жене.

Левой рукой он обхватил бедра Карлы и взял ее на руки. Она прижалась головой к его груди. Ребенок у нее на руках спал.

– Значит, к Огню, – сказала женщина.

– Хороший муж знает, когда делать то, что ему говорят, – усмехнулся рыцарь.

Карла засмеялась, но тут же поморщилась от боли.

– Тебе удобно? – забеспокоился ее супруг.

– Будет удобно, если ты перестанешь меня смешить и будешь делать то, что тебе говорят.

– Постараюсь.

– Отвези нас домой.

Матиас понес жену к дверям.

– Грегуар сказал, что Гуго проследил за тобой до собора. Что случилось с твоим сопровождающим? – спросил он у нее.

– Лейтенантом Бонне?

Это имя тут же вызвало в памяти Тангейзера мерзкого коротышку, упавшего с бочки.

– Не знаю, – ответила итальянка. – Я сказала ему, что больше в нем не нуждаюсь.

Бонне сразу узнает его. Один из немногих. Если он бросил свой пост, чтобы проводить Карлу, то ему придется сразу же доложить капитану Гарнье и объясниться. У Гарнье есть заботы поважнее, чем молящаяся в соборе малознакомая женщина. Однако Бонне мог видеть Матиаса. Уходя, он мог изнутри заметить рыцаря в дверном проеме – до или после того, как он убил охрану. Матиас не обыскивал все укромные уголки собора. А Бонне отказался пропустить его через Малый мост, несмотря на присутствие Фроже. Прежде чем отправиться к Гарнье на Гревскую площадь, Бонне мог отдать распоряжения милиции на мостах.

В дверях Тангейзер догнал Гуго, который вел Гриманда.

– Гуго, ты видел, как уходил человек, сопровождавший Карлу? – спросил он.

– Нет. Я же пошел за повозкой, ведь так?

Площадь перед собором была пуста.

Тангейзер посадил жену на матрас в повозке.

– Ложись у борта и лежи так. По крайней мере, пока мы не проедем Мельничный мост, – сказал он, и графиня легла на бок, спиной к борту. – Паскаль, Мышки и Юсти, вы тоже должны лечь. Юсти, положи стальную кирасу между Карлой и бортом.

Когда все устроились в повозке, Тангейзер закрепил борт.

– А мне вперед или назад? – спросил Гриманд.

Иоаннит положил лук Алтана и взял тот, что раньше принадлежал Фроже.

– Назад, – ответил он. – На этот раз я поеду верхом. Эстель, дай мне арбалет и три стрелы.

Со вздохом Тангейзер окинул взглядом свой отряд. Женщина, семеро детей и два младенца.

Малыша Кристьена под повозкой вырвало.

– Наш драматург остается. Кто хочет его убить? – поинтересовался Матиас.

Гриманд соскочил с повозки.

– Скажи, что ты видишь. Опиши мне его, – попросил он рыцаря.

Тот отступил на шаг, чтобы лучше видеть.

Кристьен висел между передними колесами на веревке, обвязанной вокруг его груди.

– Он голый от подмышек и ниже, – стал рассказывать иоаннит. – Камни проделали рваные раны на его ногах и животе. Кровь сочится сквозь уличную грязь, которой он покрыт с головы до ног. В паху у него торчит кость какого-то животного. Лицо тоже ободрано. Нос, губы, зубы…

Тангейзер поднял голову и встретился взглядом с Карлой. Он не знал, что она увидела в его глазах.

И не мог понять ее взгляда.

Он повернулся к Инфанту, лицо которого было таким же загадочным.

Тренькнула тетива арбалета.

Пикар дернулся. Его последний крик разнесся по Паперти вместе с содержимым желудка. Он повис на веревке, словно кусок кровяной колбасы, которую собирались поджарить.

– Думаю, я попала ему прямо в зад! – послышался голос Ля Россы.

Гриманд рассмеялся – в этом звуке отцовская гордость соединялась с откровенной жестокостью.

Эстель, сидевшая на корточках между задних колес, встала.

– Стрелы даже не видно, – будничным голосом сообщила она.

Смех короля воров стал громче. Он махнул рукой Гуго, чтобы тот посадил его в повозку:

– Быстрее, парень, – пока я еще держусь на ногах!

– Я принесла вам четыре запасные стрелы вместо трех, – сообщила Эстель Матиасу.

– Видишь, шевалье, – выдохнул Гриманд. – Ля Росса – еще и математик.

Тангейзера заворожила эта картина: громадное лицо без глаз, век и бровей, сотрясавшееся от смеха. Эстель протянула ему арбалет и стрелы. Он взял оружие и едва не сказал, чтобы она не превращала это в привычку, но решил, что момент не совсем подходящий. Карла обучит ее хорошим манерам и другим хитростям. Девочка очень быстро превратится в настоящую даму. Он улыбнулся:

– Это справедливо.

Эстель расценила его слова как разрешение присоединиться к веселью Гриманда.

Гуго тоже. Один за другим они начали смеяться. Мышки. Грегуар. Паскаль.

Все, кроме Юсти.

Госпитальер перевел взгляд на Карлу. Она смотрела на двойняшек. Похоже, смех пошел ей на пользу – как и всем остальным. Тангейзер наклонился, перерезал веревку и забыл о Кристьене. Когда он выпрямился, его жена тоже смеялась, прижав ладонь к животу.

Тангейзер натянул тетиву арбалета, прислонил его к переднему колесу, а потом снял с плеча лук с колчаном и обогнул повозку.

– Юсти! – позвал он.

Мальчик повернулся к Матиасу, и тот вручил ему оружие:

– Тетива тут тугая, фунтов шестьдесят. Не сможешь натянуть до конца – не старайся, усилия хватит и так. Если дело дойдет до стрельбы, стреляй с близкого расстояния. Целишься в пах, а потом поднимаешь лук и натягиваешь тетиву. Отпускай быстро, пока не задрожит рука. И следи, чтобы все мы были позади тебя.

Потом рыцарь взял лук и колчан Алтана и присоединился к общему веселью, которое все не утихало. Карла смотрела на него, прижимая к груди дочь.

– У нас не так много поводов для смеха, – вздохнул он.

– А я и не знала, – улыбнулась его жена.

Иоаннит поцеловал ее.

– А теперь, любимая, ложись, – велел он. – Подай пример детям. Эстель, Гуго, наденьте шлемы. Остальные ложитесь. Оружие разрядить. Не стрелять без моего приказа. Да, и где этот дьявол?

– А у нас есть дьявол? – спросила Паскаль.

– Причем настоящий, – ответил Юсти. – Его зовут Люцифер.

– Он приносит удачу, – пояснил Грегуар, но никто его не понял.

– Удачу, и не только, – добавил Тангейзер.

Из-за трупа Кристьена появился обожженный пес.

– Кажется, – сказал Гуго, – я знаю эту собаку.

– Теперь он наш, – заявил Юсти. – Этот негодяй его поджег, – кивнул он на Гриманда.

Тот снова расхохотался. На этот раз к нему присоединился и молодой поляк.

Люцифер занял свое место между копыт Клементины.

Тангейзер взял арбалет и сел на скамью рядом с Грегуаром. Он увидел, что большая серая кобыла не только впряжена в повозку, но и оседлана. На открытой дороге это и в самом деле могло пригодиться.

– Молодец, братишка, – сказал он своему лакею.

Радость Грегуара глубоко тронула его. Мальчик был неустрашим. Впрочем, как и всегда. Сам же Матиас еще никогда в жизни так не боялся.

Он оглянулся на тесно прижавшиеся друг к другу тела своих спутников. Из повозки по-прежнему доносилось хихиканье.

Брать с собой то, что может отвлечь во время боя, – ошибка. Брать с собой этих десятерых – безумие.

Карла как будто прочла мысли мужа. Она подняла голову и посмотрела ему в глаза. Потом кивнула.

Госпитальер отбросил жалость к самому себе.

Он положил руку на плечо Грегуара и кивнул, указывая на реку:

– Посмотрим, что за металл у нас получился.