Эстель любила крыши. Они гораздо чище улиц, и там нет людей. Иногда попадались другие дети, злобные, особенно мальчишки, но обычно Ля Росса замечала их первой, а если нет, то оказывалась проворнее. Однажды мальчишки держали ее над краем крыши за ноги – они просто хотели, чтобы она закричала. Но девочка не кричала, и ее отпустили. Позже Эстель узнала одного из своих мучителей и показала на него Гриманду. Когда она увидела мальчишку в следующий раз, у него не было ушей.

Когда девочка думала об упавшем с крыши Гриманде, к ее глазам подступали слезы, но ей нужно было заботиться о новой сестренке, Ампаро, а если она заплачет так сильно, как ей хочется, то не удержит малышку. И Эстель не плакала.

Похоже, Ампаро тоже нравились крыши. Ее маленькие глаза были открыты, смотрели на звезды и на Эстель, и девочка не плакала. Наверное, ей просто не хотелось плакать, но молчание новорожденной помогало ее юной покровительнице держаться. Можно было остаться на крышах всю ночь – там хватало укромных уголков. Но девочка обещала Карле отнести ее дочь в монастырь. По крайней мере, она сказала «да», а это нечто вроде обещания. Хотя люди все время нарушают данное слово, каждый день, каждый час. Обещания – это просто способ заставить тебя поверить в ложь. Эстель не хотела обманывать Карлу, потому что знала: та ей доверяет. Но и исполнять обещанное охоты не было. Она не любила монахинь.

Ля Росса обнаружила, что ушла уже далеко от Кокейна. Она увидела две запертые двери и открытый люк. Заглянула вниз. Запахи, звуки, темные тени на тюфяках… Несколько теней были большими, явно принадлежащими взрослым, а один из местных обитателей что-то бормотал во сне. Девочка двинулась дальше и увидела третью дверь с щеколдой. Отодвинув щеколду, Эстель пробралась на темную лестницу. Пройдя несколько шагов, она останавливалась и прислушивалась, не поднимается ли кто-нибудь снизу. Но звуки доносились только из комнат, мимо которых она проходила. Они с Ампаро спускались все ниже и ниже, и когда Ля Россе уже казалось, что это последний пролет, ее нога коснулась чего-то мягкого.

Эстель отдернула ногу и долго вглядывалась в темноту, пока сквозь нее не проступили еще более темные очертания фигуры. На лестнице кто-то спал – она надеялась, что это просто какой-нибудь пьяница. Девочка вернулась к маленькому окошку на лестничной площадке и нащупала нишу, в которой обычно хранилось ведро. Судя по запаху, это было ведро с помоями, но когда она наклонила его, выяснилось, что ведро пустое. Эстель отнесла его на полпролета выше и оставила на ступеньках. Потом она присела на корточки и втиснулась в нишу. Полностью туда девочка не помещалась, но в темноте мимо нее пройдут, не заметив.

Осторожно спустившись к спящему человеку, она ткнула его ножом и бегом вернулась к нише.

Человек не пошевелился и не издал ни звука. Убить его Ля Росса не могла – удар был слишком слабым. Может, он уже мертв. А может, пытается обмануть ее. Эстель снова спустилась и снова уколола незнакомца ножом. На этот раз он пошевелился и застонал, но не проснулся. Держась за перила, девочка перелезла через него и бросилась к входной двери.

После темной лестницы переулок казался хорошо освещенным. Эстель точно не знала, где находится. Слева проходила настоящая улица, и там было еще светлее. Подбежав к перекрестку, девочка выглянула за угол. Она дошла до самого края Дворов, на склоне холма. Внизу виднелась квадратная башня Сан-Савер. Монастырь Филь-Дье был еще ближе. Лямка тяжелой торбы врезалась в плечо. Эстель перелезла через невысокую каменную стену, села за ней, сняла торбу, взяла обеими руками ребенка и посмотрела в его лицо:

– Ампаро? Ты была очень храброй.

Эстель расстегнула верхние пуговицы платья. Грудь у нее была плоской, как у мальчика, но крысы иногда сосали ее – может, и Ампаро понравится. Она приложила рот младенца к соску, и новорожденная принялась сосать – с явным удовольствием. Эстель было приятно. Малышка любила свою новую сестру больше всего на свете. Больше Гриманда, особенно если учесть, что он мертв. Эстель немного поплакала. Жаль лишаться всего сразу – и дракона, и сестры.

– Ты не хочешь жить с монашками, правда? – спросила Ля Росса младенца. – Я бы не хотела. Они все носят одинаковую одежду, а таким людям верить нельзя. Это значит, они делают то, что им говорят, даже если им говорят делать что-то плохое.

Ампаро оторвалась от соска и пискнула – похоже, это был ответ. Карла бы ее поняла. Эстель задумалась, что Малыш Кристьен сделает теперь с этой доброй женщиной. Он гадкий и служит хозяевам, которые еще гаже. И у них много людей. Карла отправила ангела с ними, с ней и Ампаро. Может, ей нужно было оставить его у себя? А может, это ангел не дал спящему на лестнице человеку проснуться…

– Ты здесь? – спросила девочка в пространство и почувствовала дуновение ветра. Теплого. Ангел был здесь, рядом. Ей стало легче. – Что нам делать? – задала Эстель еще один вопрос и прислушалась. До нее доносились голоса, что-то вроде криков, которые она слышала сегодня весь день, но очень далекие. Умеют ли ангелы разговаривать? Или они только охраняют?

– Танзер, – произнес ангел.

Эстель оглянулась. Она не поняла, где прозвучал голос: в ушах или прямо у нее в голове. Тонкий луч лунного света спускался с неба, как будто прямо к ней.

– Танзер? Шевалье? Карла говорила, он придет в Кокейн. Он правда придет?

– Уже пришел, – донесся до нее ответ ангела.

Ля Росса подняла Ампаро и поцеловала в лоб, а потом застегнула платье и нацепила торбу, повесив ее теперь на другое плечо. После этого она встала и заглянула через стену. Никого и ничего. Девочка улыбнулась Ампаро:

– Не бойся. Ангел с нами. Мы найдем Танзера. Он твой отец.

Сначала Эстель увидела горящие факелы, потом солдат, потом тележки. Солдаты были явно довольны собой. Они несли флаги и думали, что правы, думали, что они хорошие, что сделали доброе дело. Они считали себя лучше Ля Россы, лучше других жителей Дворов, лучше Гриманда. Может, это и так. Все так говорили. Эстель знала, что она не лучше валявшегося на улице дерьма. Но если эти люди хорошие, она не хочет быть лучше, не хочет становиться такой, как они. Пусть тогда она останется дерьмом. А как насчет Пепина? Он убил Гриманда. Неужели Пепин хотел стать лучше? Неужели так становятся лучше? Голова у девочки болела, и ответа на этот вопрос она не знала. Она была рада, что убила Пепина, даже если стала от этого хуже. Она надеялась, что он будет вечно гореть в адском огне, а черти будут втыкать вилы ему в задницу. Неужели такой, как Пепин, мог убить Гриманда? Пепин был большой, но только снаружи. На самом деле он был маленьким. А Гриманд большим, огромным. Драконом.

А теперь дракон мертв.

Голова болела так сильно, что Эстель перестала думать обо всем этом.

Одна из проезжавших мимо тележек была доверху наполнена трупами солдат, и Ля Росса обрадовалась. Во второй тележке ехали раненые, а в последней сидела Карла.

Она выглядела очень несчастной. Голова ее была опущена на грудь, как у спящей, но женщина не спала. Может, она плакала? Нет, Эстель не верила, что итальянка позволит солдатам увидеть ее слезы. Какое-то время девочка ненавидела Карлу, хотя не должна была, а та не обращала на ее ненависть внимания. Она лучше всех людей, которых когда-либо встречала Эстель, за исключением разве что Алис. «Она одна из нас, – подумала девочка. – Но кто такие мы?» К этой категории не относилось большинство знакомых Ля Россы людей. Ее мама Тифани, хоть Эстель и любила ее, тоже не относилась. Даже Гриманд, как это ни странно, не относился. Девочка не понимала, почему она сама входит в этот круг, но чувствовала свою принадлежность к нему. Так сказала Алис. В каком-то смысле это было даже лучше, чем летать на драконе.

Эстель крепче прижала к себе новорожденную и зашептала:

– Не волнуйся, Ампаро. Ты одна из нас.

Она увидела, что Карла обнимает ту же маленькую девочку, которую привела с собой утром. Но девочка не была одной из тех, кого Ля Росса называла «мы», и поэтому за нее Эстель не переживала. Просто графиня де Ла Пенотье добрая и волнуется за девочку. Это другое. Каким-то образом доброта делала Карлу сильнее. И Алис тоже. Неужели Эстель просто добра к Ампаро? Не похоже, потому что Ампаро ее сестра и Ампаро одна из «нас». И ангел тоже. Эстель была в этом уверена.

Эстель увидела Малыша Кристьена, и ей захотелось, чтобы кто-нибудь убил его. Она бы сама его убила. Кристьен не лучше ее – он само зло. Ля Росса спряталась в темноте, прижала к себе Ампаро и укачивала малышку, пока солдаты не прошли мимо. Тележки повернули на Рю Сен-Дени, и Карла скрылась из виду.

Девочка стала поспешно пробираться переулками Кокейна.

Выглянув из-за угла, она увидела яму с углями, костры и тени людей, мелькавшие среди дыма и мутного желтоватого света. На земле лежали тела. Кто-то стонал. Женщины плакали. Эстель увидела мальчишек и собак.

И двух больших мужчин, сидевших на стульях.

Тот, кто сидел к ней лицом, был голым по пояс, с длинными волосами. Его кожа блестела в свете костра, а на руках были темные рисунки, как у Алтана. Танзер. Он говорил, слушал и одновременно точил меч.

Эстель боялась его. Этот человек точил меч, потому что затупил его убийствами и потому что собирался убивать еще. Он сидел на стуле, как король – король не только Кокейна. Он как будто бы в любом месте чувствовал себя королем. И в то же время ему было плевать на Кокейн и на всё остальное. За его спиной тоже был ангел, но другой, вдруг поняла Ля Росса. Он отражал не серебристый свет луны, а красные отблески углей. У ангела Танзера были черные крылья. Эстель удивлялась, как он мог быть отцом Ампаро. Но Карла не лжет. А как Алис могла быть матерью Гриманда? Собственного отца девочка не знала, как и многие дети в округе. А у этого грозного шевалье есть отец? А мать? Сестер легче понять. Ля Росса повернула Ампаро лицом к Матиасу:

– Смотри, Ампаро, это Танзер. Не бойся его. Он твой папа.

Эстель боялась, что малышка заплачет, но та принялась агукать. Интересно, что их ангел думает о Танзере? Рыцарь вложил меч в ножны, допил вино из чаши, поставил ее на землю и встал. Второй мужчина сменил позу и махнул рукой. Эстель сделала несколько шагов, и силуэт второго мужчины стал виден на фоне красного свечения углей. Он почесал затылок, и девочка узнала эту огромную голову. Узнала странные складки под зарослями курчавых волос. Ни у кого нет таких плеч. Она облетела на этих плечах весь Париж.

– Гриманд? Гриманд? – позвала Ля Росса.

Огромный человек встал, повернулся и с улыбкой раскинул руки.

У него не было глаз. Вместо них зияли огромные дыры, светившиеся белым.

Гриманд гладил ее волосы, прижимал к груди, говорил много ласковых слов своим рокочущим голосом, но Эстель не слышала. Она вдыхала его странный запах, единственный, который ей нравился. Ампаро плакала, зажатая между ними, и Ля Росса тоже плакала.

Две сестры вместе лили слезы, оплакивали карие глаза, в которых когда-то горел свет – ярче солнца, яростнее огня, богаче золота и мягче пуха. Как такие глаза могли исчезнуть, не превратившись во что-то другое? Может, солдаты забрали их с собой? Можно ли их вернуть? Нет. Эстель знала, что сделать это может только Бог, но Бог не станет. Белые провалы никогда не заполнятся.

Даже слезами.

Других таких глаз не было на всем белом свете. Когда эти карие глаза смотрели на нее, она чувствовала себя единственной живой девочкой на свете. Под их взглядом окружающий мир исчезал, вместе со всем плохим, и оставалась только она, и в эти минуты Эстель чувствовала себя хорошей. Под взглядом этих глаз она ощущала себя так же, как когда Алис обняла ее вместе с Ампаро и Карлой. Значит, Гриманд тоже – один из «них». Он обнимал ее и Ампаро, сестер, которые оплакивали его глаза. Одна его ладонь прикрывала ее голову шлемом нежности, другая обнимала спину девочки, словно плащ, сотканный из любви. Ей нравилось чувствовать себя укрытой. Только она хотела, чтобы вернулись его глаза.

Новорожденная перестала плакать, и Ля Росса тоже.

Они же сестры.

Эстель повернула голову, чтобы можно было дышать, и увидела, что Танзер смотрит на нее.

Его глаза оставались в тени, но девочка знала, что они не карие. Но даже скрытые в темноте, глаза этого человека казались твердыми, как алмазы. И еще они были печальными. Карие глаза Гриманда видели только ее. Но глаза Матиаса видели все. Ее. Гриманда. Ампаро. Людей, вещи и все, что происходит – и не только здесь. Все, что было. Что будет. Что может быть, но никогда не случится. Возможно, именно поэтому они были такими печальными.

Эстель понимала: Танзер знает, кто такая Ампаро. И боялась его еще больше – потому что он был таким печальным и потому что он знал, что младенец у нее на руках – его дочь.

Рыцарь не шевелился и не говорил, он просто стоял, смотрел на девочек и знал все, что знает. Эстель тоже хотела бы все это знать, но радовалась, что ей неведомо почти все, что известно Матиасу. Она понимала, что такое одиночество. Ее друзьями всегда были только крысы и дракон. Но такого одинокого человека, как Танзер, она еще не встречала. Танзер не один из «них».

Он был ничей.

Эстель тоже стало грустно. Девочка жалела этого шевалье.

Она отстранилась от Гриманда. Торба снова стала резать ей плечо. Ля Росса сняла ее и поставила на землю. Король Кокейна нагнулся, словно пытался увидеть Эстель, но без глаз он не мог этого сделать, как бы низко ни сгибался. Больше он ее никогда не увидит, и это мучило его. Девочка посмотрела в белые дыры на его лице и увидела сгоревшую до черноты плоть и сморщенные пузыри ожогов, словно кожа плакала вместо глаз. Эстель поняла, что ему больно, очень-очень больно. И снова пожалела своего дракона.

Как странно. Танзер и Гриманд были такими большими, а Ампаро – такой маленькой, но Эстель жалела двух больших мужчин, а вовсе не крошечную девочку.

– Не уходи, Ля Росса, – позвал ее Инфант Кокейна. – Говорят, глаза – зеркало души, но если закрыть ставни, это не значит, что кухня исчезнет. Я здесь.

– Я не ухожу, не бойся, – ответила девочка. – И вижу тебя в этих глубоких белых дырах.

Обычно Эстель не скучала по матери. На то не было особых причин. Но теперь ей хотелось к Тифани. По крайней мере, мать ее видит.

– Мама приходила сюда? – спросила она.

Гриманд мотнул головой, словно бык. Лоб его прорезали морщины.

– Я ее довольно давно не видел, – сказал он. – Не волнуйся за нее.

– Я боялась, что она Иуда, как Пепин.

– Точно, она была Иудой, – заявил вдруг Андре. – А теперь она мертва, и Господь проклял ее душу…

– Умолкни, недоумок, и исчезни, – рыкнул на него Гриманд. Он все время поворачивал голову, словно пытался понять, где стоит Эстель. – Ля Росса? Где ты? Ты тут?

Девочка почувствовала, что ее тело словно бы стало пустым внутри. Она прижала к себе Ампаро:

– Я здесь.

– Твоя мама мертва, Ля Росса. Да, моя дорогая, но она не была Иудой. Ее убила та же свинья, что отняла у меня глаза. Она была безумной и взбалмошной красавицей и сделала то, что сделала, из любви и ненависти, а не ради серебра, и за это мы все должны любить ее.

Эстель обрадовалась, что Тифани не была Иудой. И что дракон любил ее.

– Ты здесь? – снова спросил Гриманд.

– Здесь.

– Не бросай меня.

– Не брошу. Можно я отдам Ампаро Танзеру?

– У тебя малышка? Птичка? Для шипов?

Гигант рассмеялся. Эстель не понимала почему. Казалось, он сошел с ума.

– У меня моя сестра, Ампаро, – ответила девочка.

– Да, любовь моя, да, милая, отдай маленькую птичку ее шипам, – попросил ее король Кокейна.

Танзер молча наблюдал за ними. Эстель показала ему Ампаро.

Рыцарь приблизился. На небе взошла луна, грубо и ярко светившая из-за его спины. На его фоне Дворы казались маленькими. Матиас наклонился и посмотрел на ребенка.

Эстель увидела его лицо.

Такого лица она не видела никогда в жизни. Оно не было странным, как у Гриманда, но в нем проступало нечто невидимое, что вызывало внутреннюю дрожь и заставляло хотеть, чтобы он был ее другом. Он мудрее Младенца и одновременно страшнее. Не такой мускулистый, как Гриманд, но сильнее. Благороднее Гриманда, но еще более дикий. Танзер смотрел на Ампаро, и его лицо наполнялось удивлением. Ля Росса понимала: она видит то, чего еще никто никогда не видел на этом лице.

Это видели только Эстель и ее маленькая сестра, потому что Гриманд был слеп.

Матиас набрал полную грудь воздуха и задержал дыхание. Потом он вздохнул и улыбнулся. Несколько зубов у него были сломаны. Он кивнул, как будто долго-долго ехал из далекого-далекого места и наконец нашел то, что искал. Из его горла вылетел какой-то сдавленный звук. Он закашлялся. А когда рыцарь заговорил, его голос удивил Эстель еще больше.

Нежность в нем была такой же большой, как сам шевалье:

– Ампаро…

Девочка никогда не слышала столько любви, выраженной в одном слове. Или не в одном. К глазам ее подступили слезы.

– Ампаро… – повторил мужчина.

Эстель протянула ему ребенка:

– Можете взять, если хотите. Она ваша.

Но Танзер не стал брать дочь.

Он выпрямился и теперь казался еще выше, чем прежде. Его взгляд переместился на Эстель.

– Ля Росса, да? – переспросил он.

– Гриманд называет меня Ля Росса. Вы тоже можете, если хотите. А так меня зовут Эстель.

– Эстель, – повторил госпитальер.

Девочка была уверена, что слышала любовь и в этом слове. Но откуда?

– Тебя назвали в честь звезд на небе, – сказал Танзер. – И я вижу почему.

Дрожащими руками Ля Росса прижала ребенка к груди.

– Хочешь, расскажу, что означает имя Ампаро? – спросил Танзер.

– Да.

– Оно означает «Защита от бури».

У Эстель перехватило дыхание. Она посмотрела на младенца у себя на руках.

– Мы оказались в мире крови и грома, – сказал Матиас. – Как ты думаешь, этот маленький соловей сможет защитить нас? От такой бури?

Девочка задумалась. Она вспомнила, как сидела на кровати с Алис и Карлой и как спокойно и безопасно было чувствовать себя одной из «них», даже в этом мире крови и грома. Они не сидели бы вместе, если бы не Ампаро.

– Да. Сможет, – уверенно ответила Ля Росса. – Она защищала меня. И Карлу. И Гриманда тоже, я так думаю.

Король воров издал жалобный звук. Белые дыры на месте его глаз светились.

Рыцарь кивнул, как будто другого ответа и не ожидал.

– Я знаю, что она и вас защитит, – сказала Эстель, хотя и сомневалась, что такой человек нуждается в защите.

– Уже защитила, – согласился с ней Танзер. – Ты знаешь, Эстель, что даже в самую сильную бурю, днем или ночью, звезды все равно светят?

– Нет. – Девочка задумалась. – Это потому, что звезды выше бури?

– Умница. Чего нам бояться, если Ампаро защищает нас от бури, а ты, звезда, светишь сквозь бурю?

– Нечего.

– Я очень рад, что вы с Ампаро сестры.

Эстель смотрела на него во все глаза. Она чувствовала, что иоаннит вручил ей что-то ценное, но не понимала, что именно. Больше она его не жалела. Он уже не нуждался в жалости.

– Я тоже очень рада. Я люблю свою сестру больше всего на свете. Но разве вы не хотите взять ее?

– Я очень хочу взять ее на руки, Эстель. Больше всего на свете. Но буря из крови и грома еще не стихла. Те, на кого она обрушится, еще не знают о ее приближении. И Ампаро не защитит их. Потому что эта буря – мы с Гримандом.

Предводитель воров издал рык, исполненный ярости и наслаждения:

– Они пожалеют о том дне, когда их нога ступила в пределы Кокейна. Будут горы трупов. Мы будем слизывать их кровь с наших ножей. Мы будем плясать на их внутренностях. Дай мне еще один камень бессмертия.

Матиас, слушая его, не отрывал взгляда от Ля Россы.

– Буря – это я сам, – сказал он, – и поэтому я не могу взять Ампаро, пока буря не стихнет.

– Чтобы не причинить ей вреда?

– Ты умная девочка. Позаботишься об Ампаро для меня? Еще немного?

– Мне нравится ее держать. Она такая красивая. Я просто думала, что вы тоже хотите.

– Хочу, Эстель. Хочу. Но если я возьму ее на руки, хоть один раз, буря может утихнуть.

– Это вам сказал ваш ангел, да?

– Мой ангел?

– Ангел с черными крыльями.

– У ее бабки был дар, – пояснил Гриманд. – Она видела то, что скрыто от большинства из нас.

Эстель не знала, что у нее была бабушка. Ей захотелось расспросить Инфанта о ней.

– Понимаю, – кивнул Танзер. – Иногда способности передаются через поколение.

– У нас тоже есть ангел, – сказала Эстель. – Карла отправила его со мной и Ампаро. У него крылья из лунного света. Ангел сказал мне принести Ампаро к вам, а не к монашкам в монастырь. Надеюсь, Карла не будет сердиться.

– Я согласен с тобой и с твоим лунным ангелом. Пусть Ампаро попытает счастья с нами, а не с этими черными воронами. Карла будет гордиться тобой, как горжусь я, – заверил ее рыцарь. – Благодарю вас обоих.

С этими словами он повернулся и поднял с земли устрашающего вида копье, взял правую ладонь Гриманда и вложил в нее оружие. Гигант поставил древко на землю, и Эстель увидела, что копье придало ему уверенности. Он потрогал пальцем лезвие, удовлетворенно хмыкнул и кивнул.

– Что у тебя в торбе? – спросил Танзер девочку.

– Пистолет, – ответила Ля Росса.

– Порох, пули и кошелек с золотом, – прибавил Гриманд.

Матиас взял из торбы двуствольный пистолет, и брови его поползли вверх.

– Это работа Петера Пека. Я сам вижу такой всего второй раз в жизни, – удивился он. – Он обошелся хозяину в целое состояние.

– Наверное. Той свинье, у которой я его украл, – усмехнулся Гриманд.

Госпитальер понюхал стволы:

– Из него недавно стреляли.

– Не я, – покачал король воров своей искалеченной головой.

– Я застрелила Пепина, – сказала ему Эстель. – Он упал с крыши вслед за тобой.

Мужчины молча уставились на нее. Ля Росса ждала, что ее будут ругать.

Но Младенец начал хохотать, словно безумный, а Танзер подмигнул девочке. У нее повеселело на душе. Матиас взял порох, пулю, пыж и перезарядил пистолет.

– Нам можно пойти с вами? – спросила Эстель.

– Нет, – ответил Гриманд. – Жди нас здесь. Тут безопасно.

Девочка повернулась к Матиасу:

– Я могу летать на его спине. Буду глазами дракона, а не крыльями.

Госпитальер внимательно смотрел на нее. Эстель видела то, что было скрыто от его глаз, и это вызывало у нее дрожь. Потом Матиас перевел взгляд на Ампаро. Ля Росса задрожала еще сильнее. Танзер ткнул Гриманда локтем:

– Что она имеет в виду?

– Я носил ее на плечах, много раз, по всему городу.

Иоаннит закрыл склянку с порохом и повесил торбу на грудь великана.

Эстель достала ключ, висевший у нее на шее:

– Можно мне завести Петера Пека?

Рыцарь снова посмотрел на нее и подержал пистолет, пока она заводила пружину.

– Гриманд, в каком сундуке с сокровищами ты нашел эту девочку? – поинтересовался он.

– Эта история известна только мне, но я никому ее не расскажу, – отозвался король Кокейна.

Танзер подозвал мальчика с заячьей губой, державшего на поводке лысую собаку:

– Грегуар, это Эстель и моя дочь Ампаро.

Мальчик с улыбкой поклонился. Он был уродлив, уродливее своей собаки, но казался славным.

– Грегуар, я видел на столе бурдюк. Опустоши его и неси сюда, – попросил госпитальер.

Затем он сунул пистолет за пояс Гриманду.

– Оружие для Эстель, – пояснил он. – Дашь ей, если попросит.

– Это что за безумие? – изумился Инфант.

– Моя дочь идет со мной.

С этими словами Матиас посмотрел на Эстель, и девочка затаила дыхание.

– Ее сестра, Эстель, если захочет, тоже может присоединиться к нам, – добавил рыцарь.

– Нет, – сказал Гриманд. – Она никуда не пойдет.

Девочке очень хотелось идти с ними. Она видела, что дракон страдает, но не понимала почему. Почему ему нужно, чтобы она осталась тут, с мертвыми, чтобы оставила сестру? Но спросить она не осмеливалась.

– Я понял, – сказал Танзер. – Могут ли дети принимать такие решения?

«Да!» – хотелось крикнуть Эстель. Но хотя двое больших мужчин говорили о ее желаниях, она понимала, что будет их слушаться, и прикусила язык.

– Естественно, могут, – продолжил иоаннит. – Но следует ли им это позволять? Или мы должны помнить, что мы мудрее их – в том аду, который такие, как ты и я, построили вокруг них? Не знаю. Этот день заставил меня осознать, как мало я знаю, за исключением разве что самого худшего. То есть худшего, на что я способен. Надеюсь, до границы самого худшего, что вообще есть в мире, мне еще далеко. Если не считать преступлений, я способен лишь брести вперед, такой же незрячий, как и ты, руководствуясь только сердцем и чувствами.

Ля Росса увидела, как сморщилось сожженное лицо Гриманда, и вновь ощутила огромную любовь к нему.

– Это констатация факта, а не угроза, чтобы убедить тебя, – сказал Танзер, – но если Эстель останется, ты останешься тоже. Без нее ты будешь мне обузой.

Девочка ощутила гордость за то, что шевалье зовет ее с собой, но ей не хотелось оставлять дракона. Выбор пугал ее. Вернулся Грегуар, вытряхивая капли воды из бурдюка.

– Если фортуна тебе улыбнется, – сказал король Кокейна госпитальеру, – и позволит вместе с женой и ребенком выбраться из Парижа, ты возьмешь Ля Россу с собой?

Эстель попыталась представить, что это значит, но не смогла. Однако ей очень этого хотелось.

– Тебе вместе с глазами выжгли мозги? – поинтересовался Матиас.

– Какое будущее ждет ее здесь? – возразил Гриманд. – Болезни и бордель.

Рыцарь покачал головой и улыбнулся – девочка решила, что так должен улыбаться волк. Она не знала, что и думать. Танзер взял бурдюк, отрезал от него верхнюю половину и бросил на землю. Нижнюю же часть бурдюка он вывернул наизнанку и протянул Ля Россе:

– Положи Ампаро сюда. Это будет ее колыбелька. И ты отнесешь ее домой.

Эстель поняла: конечно, Танзер возьмет ее с собой.

Она опустила ребенка в мягкую овечью шкуру. Новорожденная девочка как раз туда поместилась – снаружи торчало только ее личико. Ля Росса рассмеялась. Малышка была такой милой. Иоаннит наклонился и потуже затянул пояс на Эстель. Верхние пуговицы ее платья были по-прежнему расстегнуты. Он расстегнул еще одну, но девочка больше не смущалась. Она идет с ними – это было самое главное. Ля Росса улыбнулась, и Матиас улыбнулся ей в ответ.

Потом Эстель сунула Ампаро вместе с колыбелькой под платье – лицо девочки оказалось у нее прямо под подбородком. Влажная овечья шкура холодила кожу, но юная нянька не обращала на это внимания. Колыбелька казалась достаточно прочной. Рыцарь застегнул платье на девочке и отступил на шаг, чтобы оценить результат.

– Младенцы сильнее, чем мы думаем, – сказал он. – Следи только, чтобы она могла дышать.

– Обязательно, – заверила его Эстель. Сердце ее учащенно билось. Она снова будет летать!

– Грегуар, дай мне ремень сержанта, – приказал тем временем иоаннит.

Он застегнул ремень, перекинув его через грудь Ля Россы. Теперь Ампаро точно никуда не денется.

– Эстель, – сказал Танзер, – буря может проглотить даже самый крепкий корабль, а сегодняшняя буря может проглотить нас. Если хочешь остаться, так и скажи. Это будет мудрость, а не позор. Но Ампаро пойдет со мной, даже если мне придется нести ее самому.

– Мы обе хотим вместе с вами, – ответила девочка.

– А что скажет Инфант? – повернулся Матиас к Гриманду.

– Дракон не может летать без Ля Россы, – отозвался тот. – И никогда не мог.

Рыцарь повернул его лицом к себе и перевернул копье в его руке.

– Лезвие направлено вниз, так что береги ноги. Если упадешь, мне придется тебя бросить, – предупредил он.

– Упаду? – оскорбился король Кокейна. – Лучше дай мне еще один камень бессмертия, приятель. И возьми один себе.

Иоаннит зашел за спину Эстель, подхватил ее под мышки и поднял высоко вверх. Душа у нее ушла в пятки. Взбрыкнув ногами, девочка опустилась на плечи Гриманда.

– Не трогай его лицо, – сказал Матиас. – Ампаро удобно?

– Да.

Эстель увидела, что вокруг собралась шайка девчонок и мальчишек со Дворов.

– Мы с тобой, командир! – воскликнул один из подростков.

– Только скажи, и мы захватим даже этот чертов дворец, – добавил еще один.

Танзер склонился к уху Гриманда:

– Наше предприятие дерзкое, но требует хитрости. Если мы не справимся сами, их всех просто перережут.

Младенец повернулся к толпе и поднял руки.

Эстель смотрела на всех сверху вниз. Она никогда еще не была так взволнована – и так напугана. Ее бедра сжимали могучую шею любимого дракона. Она облизала указательный палец, чтобы убедиться, что он чистый, и поднесла его к губам Ампаро. Малышка принялась сосать кончик пальца.

Голос Гриманда громом разносился по двору:

– Дети Кокейна! Пришло время нам прощаться!

– Нет! – закричали парни и девушки.

– Да! Я намерен захлебнуться в том море крови, которое выпущу из жил наших врагов. Не оплакивайте меня, но сохраните в своих сердцах, потому что я буду именно там. Всегда. Слушайте плач их женщин в дни, которые придут за этим. Слушайте легенды о смерти Инфанта, потому что они будут величественными и страшными. И пусть этот плач и эти легенды помогут вам восстановить Землю Изобилия. Вы сделаете это для меня?

– Да!

– Вы клянетесь мне в этом?

Двор наполнился звуками самых страшных клятв.

– Завтра не будет! – проревел Гриманд.

Эстель смотрела, как Танзер вешает на плечо два лука и два колчана. Потом он взял арбалет и пошел со двора. Мальчик с заячьей губой поспешил за ним, а за мальчиком побежала лысая собака с золотым ошейником.

Рыжая девчонка не знала, куда они направляются.

Но она и ее сестра Ампаро должны были идти за шевалье.

Эстель потянула Гриманда за уши. Он рассмеялся. Наверное, сошел с ума.

– Ля Росса, теперь ты мои крылья и мои глаза! – сказал ей Младенец.

– Полетели! – скомандовала в ответ девочка.