Глава 25

Жизнь имеет отвратительную привычку подкрадываться сзади и хватать тебя за ухо в тот момент, когда ты этого не ожидаешь. Когда же ты машинально тянешь руку к уху, огромный железный кулак жизни с размаху бьет тебя под дых. После этого ты еще долго не можешь очухаться и чувствуешь себя препаршиво.

Именно такое ощущение было у меня, когда я стоял над раковиной умывальника в отеле «Мэдисон-Парк-Ист».

Бурая краска стекала по щекам, пока я пытался вернуть волосам их первоначальный цвет.

Усы и бородка распрощались с моей физиономией довольно болезненным способом, оторвав при этом клочки трехдневной щетины, и были безжалостно смыты в унитаз. Не думаю, что даже нью-йоркской полиции потребуется много времени, чтобы выявить связь между рухнувшим зданием на Третьей улице, мертвым телом в груде обломков и неким светловолосым мужчиной с бородкой и усами.

Отель не слишком изменился с тех пор, как я поселился в нем. Внук Квазимодо за стойкой портье, судя по всему, как и прежде наслаждался незримым фильмом, демонстрируемым на противоположной стене.

Единственным человеком, который не получал в этих стенах никакого удовольствия, был я.

Я ломал голову, стараясь придумать, как убийство министра внутренних дел может отразиться на моей будущей карьере. По всей видимости, мне от этого вряд ли будет польза. Впрочем, и ему тоже. Все значение случившегося лишь теперь начало доходить до моего сознания. И чем больше я понимал это, тем гаже становилось на душе. И это была лишь самая малая из всех моих бед. Я попытался мыслить ясно, и это оказалось нелегко. Все указывало на Энтони Лайнса, и все же он не мог быть предателем. Его роль в этом деле была мне ясна: он обнаружил то же, что и я, он перехватил письмо Розового Конверта и решил сам докопаться до сути дела.

Но по телефону звучал голос Скэтлиффа. В этом я был абсолютно уверен. Голос Лайнса не похож на голос Скэтлиффа. Либо Скэтлифф был тогда рядом с ним, либо Лайнс проделал гениальную работу, имитируя его голос. Но вполне возможно, что для этого была какая-то причина. Да и вообще, все было возможно. Слишком многое было возможно, и только одно не вызывало сомнений: я оказался в реке дерьма, по которой плыл в каноэ, сплетенном из колючей проволоки да вдобавок без весел. Но то, что я сделал с Лайнсом, возможно, приведет к самым немыслимым последствиям.

Я был уверен, что Розовый Конверт – Скэтлифф.

Когда его голос прозвучал в телефонной трубке, я понял, что беды и опасности, через которые мне пришлось пройти за последние дни, были не зря, что мне воздано за них полной мерой. И вот теперь я прячусь в этой убогой комнате, моя карьера разрушена, скоро за мной начнется охота, и я понятия не имею, что делать дальше. Если я был прав в отношении Скэтлиффа, то, похоже, угодил в хитроумно расставленную ловушку.

Если же я ошибся, то мне не стоит ожидать пощады, и он с радостью засадит меня за решетку до конца моих дней. Моя единственная спасительная сила в данный момент заключалась в том факте, что два человека, Ирвинг и Каравенов, считали, что я мертв. Моя смерть была в интересах Ирвинга, но никак не меньше меня тревожил и Каравенов. Он как бы оставался над схваткой, чтобы присоединиться к той стороне, которая, по его мнению, будет выигрывать. Если придется спасаться бегством, то ради сохранения своей жизни его я убью первым.

Но я знал, что это безумная идея. Я не хотел прожить остаток жизни в шкуре беглого преступника. Должен же найтись какой-то выход из этой чертовой ситуации! Возможно, и найдется, если думать долго и достаточно сосредоточенно. Я не был убежден в этом, но чувствовал, что мне придется пойти на какую-то сделку.

Я долго сидел в ночи, давя в пепельнице окурок за окурком. То была тягучая, нескончаемая, одинокая ночь, и, когда забрезжил серый мутный рассвет, я ненадолго задремал, потом проснулся. В конечном счете я понял, что больше так не могу. Я надел пальто и вышел на бодрящий холодный воздух.

Нью-Йорк – странное место. Он практически никогда не спит. Когда кто-то еще спит, кто-то другой встает и отправляется на работу.

В пять часов утра здесь можно купить подержанный автомобиль, новый костюм или продукты на целую неделю. Возможно, не так легко, как в пять часов дня, но все равно достаточно легко.

Я прошелся по улицам. До Рождества оставалось уже меньше недели. В окнах домов виднелась елочная канитель и веселые огоньки иллюминации. Я ощущал усталость и печаль, я переживал множество других эмоций и совсем не хотел находиться в этом городе и заниматься этим делом.

Вспомнил, что натворил накануне, и удивился: неужели и взаправду я? Если это действительно моих рук дело, то почему я беспечно брожу по улицам, заглядываю в окна и витрины, вспоминаю праздники Рождества моего детства, не испытывая угрызений совести, не чувствуя за собой вины за вчерашний взрыв в лифте, за смерть человека.

Я давно уже не делал рождественских покупок. Я уже забыл, когда покупал подарки в лондонских магазинах, куда меня брала мать, когда я сидел на коленях у Санта-Клауса в «Хэрродсе», «Своне и Эдгаре» и «Эвансе».

Я думал о долгом, иногда счастливом, иногда мучительном времени взросления, когда становишься мужчиной. И вот я стал мужчиной и уже долго был мужчиной, а теперь одиноко бреду по холодным улицам Манхэттена, чувствуя себя старой потрепанной игрушкой, которую выбросили в контейнер с мусором.

Весь день я разгуливал по улицам, без конца пил черный кофе и курил одну за другой сигареты в попадавшихся на пути кафе, но нисколько не приблизился к решению моей проблемы.

Наконец ранним утром я сел в такси и отправился в аэропорт имени Кеннеди, где купил билет на рейс авиакомпании TWA до Лондона в десять вечера. Рейс был поздний, и в зависимости от попутного ветра я мог прилететь в аэропорт Хитроу примерно в 9:40 утра следующего дня.

Стюардесса принесла «Нью-Йорк Таймс». Заголовок на первой полосе гласил: «Британский политик найден мертвым в развалинах рухнувшего дома в Нью-Йорке». В статье сообщалось, что пока неизвестна причина обрушения дома, но есть свидетельства того, что это был взрыв. Содержался и намек на возможное участие ИРА, однако эта организация пока что не заявила о своей причастности к происшествию. Какие-либо свидетельства террористического акта также не были обнаружены. Далее сообщалось, что здание предназначалось к сносу в соответствии с программой реконструкции района.

Всю неделю перед Рождеством обычно идет мелкий дождь, и это утро вторника не стало исключением. Если у вас скверное подавленное настроение, постарайтесь не прилетать в Англию в дождливый день. Впрочем, мое настроение не спас бы даже жаркий и солнечный день и группа обнаженных танцовщиц.

На паспортном контроле меня никто не арестовал, и я спокойно прошел в зал прилета. Затем взял напрокат машину и покатил по трассе М4, ведущей в западные графства. У самолета возникла какая-то проблема с двигателем, да и с попутным ветром не все было гладко. Я включил радио – поймать выпуск последних известий. Главной новостью, что неудивительно, стал покойный сэр Энтони Лайнс. После выхода в свет номера «Нью-Йорк Таймс» информации было уже существенно больше. Лайнс определенно погиб при взрыве, который, в свою очередь, привел к обрушению здания. Сам взрыв, по всей видимости, произошел в кабине лифта. ИРА отвергла причастность к происшествию, да и прочие ирландские террористические организации не взяли на себя ответственность за случившееся. Уделяя внимание смерти Лайнса, автор статьи обращал внимание на тот факт, почему Лайнс вообще оказался в Нью-Йорке. Это было абсолютной загадкой для всех.

Вечером в пятницу он сказал жене, что должен срочно вылететь на конференцию вместе с премьер-министром и вернется лишь в понедельник. Однако премьер-министр заявил, что не знает ни о какой конференции. Его самого многие видели в субботу на предрождественских распродажах в магазинах. Неужели Лайнс отправился на тайную встречу с какой-то террористической группой? Почему американцы ничего не знали о его прилете? Под каким именем он прибыл в Штаты? Ведь пассажир под его именем не был зарегистрирован ни на одном рейсе из Лондона в Нью-Йорк за весь уик-энд. Возникали самые разные догадки. Журналисты уже начали связывать гибель Лайнса со смертью сэра Мориса Энвина. Премьер-министр еще не сделал никаких заявлений, однако заявление уже ожидалось. Неким образом эти новости взбодрили меня.

Загородный дом Файфшира затерялся среди холмов Котсволда, на окраине двух деревушек. Я с немалым трудом отыскал его и увидел два внушительных каменных столба ворот, увенчанных красивыми горгульями. Сами ворота были открыты, и у меня возникло впечатление, что они не закрывались годами. За воротами подъездная аллея обрывалась, сворачивая направо, и мне в глаза бросился дом, как будто находившийся ниже того места, где я остановился.

Это был массивный особняк в елизаветинском стиле, с одной стороны будто глубоко провалившийся в низину, а с другой – смотрящий сверху вниз на сотни акров всхолмленной равнины. Это был дом богатого человека, однако большая часть фасада, подъездная дорожка и сад явно нуждались в ремонте и уходе – не слишком, но в достаточной степени, чтобы придать ему вид частного дома, а не подобия театральной декорации Национального треста. Это был дом из разряда тех, что говорят вам – независимо от вашего ощущения, – что в мире все в полном порядке. Я позвонил в дверной звонок, и почтенного вида домоправительница открыла огромную дубовую дверь.

– Я приехал на встречу с сэром Чарльзом.

Она удивленно посмотрела на меня:

– Но его нет дома. Он сейчас в городе.

– Я полагал, что в это время он уже освободился от работы.

– Обычно он не работает, то есть в настоящее время. Он все еще поправляется от… э-э-э… – Она не смогла заставить себя произнести это слово. – Но в выходные он получил некую телеграмму и рано утром в понедельник уехал из дома. Мы не ожидаем его приезда еще несколько дней.

– Но у меня назначена с ним встреча, – солгал я. – Назначена на три часа дня. Сегодня.

– Если хотите, я ему сейчас позвоню.

– Буду вам признателен, если вы это сделаете.

– Могу я узнать ваше имя, сэр?

– Спейд, – ответил я.

Домоправительница оставила меня у порога и вошла внутрь. Через несколько секунд она вернулась.

– Сэр Чарльз просит извинить его, сэр. Он говорит, что совершенно забыл о встрече с вами. Просит вас войти и чувствовать себя как дома. Он вернется по возможности быстро, как только освободится.

На реакцию рассерженного человека это не походило, но Файфшир никогда открыто и не выражал сильных чувств. Я принял предложение домоправительницы выпить чая с печеньем, после чего крепко уснул, сидя в гостиной, в кресле перед растопленным камином.

Я проснулся в холодном поту, разбуженный безошибочным стрекотом вертолетных лопастей. Первой мыслью была следующая: этот ублюдок прислал за мной целую армию. Потом я посмотрел на часы. Начало шестого. Если бы он хотел меня арестовать, то сделал бы это еще несколько часов назад. Огромная дверь открылась, и в комнату, слегка прихрамывая, вошел улыбающийся Файфшир, более здоровый, чем обычно, с дипломатом в одной руке и газетой – в другой. И то, и другое он тут же бросил на свободное кресло.

– Добрый вечер, мистер Землекоп! – поприветствовал он меня, сопроводив свои слова крепким рукопожатием.

– Итак, вы все еще разговариваете со мной, – констатировал я.

На его лице появилась улыбка – широкая, от уха до уха.

– Я похитил вертолет, чтобы добраться сюда как можно быстрее. Проклятое уличное движение не позволило бы мне добраться так скоро. У тебя такой вид, будто ты побывал в аду и вернулся. Судя по всему, теперь ты знаешь путь туда и обратно. – Файфшир снова улыбнулся мне. Он был искренне рад моему приезду и выглядел как ребенок, который задумал какую-то каверзу и ждет результата. Он поднял с кресла «Ивнинг стандард» и сунул ее мне в руки. – Ты видел новости по телевизору?

– Нет, не слышал никаких новостей с часу дня. Боюсь, проспал.

Он кивком указал на газету. На первой полосе красовался набранный жирным шрифтом заголовок: «Был ли Лайнс русским шпионом?»

Я удивленно посмотрел на Файфшира.

– Читай дальше, – сказал он.

– «В пятницу вечером в Вашингтоне сэр Морис Энвин, атташе Великобритании в США, предположительно совершил самоубийство. Не исключено, что сэр Морис был главой сети МИ-6 в Соединенных Штатах.

В воскресенье в Нью-Йорке при взрыве бомбы погиб министр внутренних дел Великобритании Энтони Лайнс.

Сегодня стало известно, что Клайв Скэтлифф, заместитель главы МИ-6, пропал с вечера пятницы. Источники, близкие к кругам разведки, утверждают, что в воскресенье вечером он сел в Нью-Йорке на рейс „Аэрофлота“, следующий до Москвы. Клайв Скэтлифф возглавил МИ-5 после госпитализации сэра Чарльза Каннингема-Хоупа, получившего в августе этого года серьезное ранение при нападении, в результате которого в своем автомобиле был убит президент Баттанга».

Я дочитал статью до конца. В ней приводился ряд комментариев левого характера, сделанных Лайнсом в ходе его карьеры, анализировалось его кембриджское образование и левые круги, в которых он тогда вращался, и высказывалось предположение о возможной связи с делом Филби – Бланта 1980 года. Правда, конкретных доказательств последнего не приводилось. Я вопрошающе посмотрел на Файфшира.

– Продолжение следует, – сообщил он.

– Расскажите.

– Виски? – уклонился от ответа Файфшир.

Я согласно кивнул, и мы сели с массивными стаканами скотча в руках. Это был «Гленфиддиш», что же еще?

– Я получил телефонный звонок от некоего джентльмена, с которым ты знаком, – сказал он. – Некоего Гарольда Уэзерби. Он по шею увяз в этом деле и, чтобы получить прощение, был готов поделиться с нами информацией. Боится, что его в любой момент могут убить. Я разговаривал с премьер-министром. Никто не испытывает восторга и не желает никого прощать из-за града упреков по поводу дела Бланта. Я так ему и сказал. Но как бы то ни было, Уэзерби сегодня вечером вылетает в Лондон, чтобы поделиться со всеми информацией и сдаться, рассчитывая на нашу милость.

Это действительно необычайное дело. Единственный человек, которого я не понимаю, – это Энвин. Не могу поверить, что ввязался в это, но то, каким образом в ближайшие дни дерьмо полетит на вентилятор, говорит, что нас ждут ох какие потрясения. Надо быть готовыми ко всему.

– Энвин – невиновен, – сказал я. – Он был убит. Я в этом уверен, и именно я виноват в этом. Я знаю, что в Вашингтоне был по меньшей мере один «крот», но кто именно – мне неизвестно. Я подозревал одновременно и Уэзерби, и Хикса. Я позвонил Энвину и оставил послание, которое вряд ли было ему понятно. Сказал, что собираюсь назвать настоящее имя Розового Конверта в обмен на сто тысяч долларов наличными при нашей тайной встрече. Я полагал, что Энвин обязательно обсудит этот вопрос с Хиксом и Уэзерби, с другими представителями высшего руководства. Для подстраховки я слил в Москву новость об этом предложении Энвину. Я знал, что «крот» в Вашингтоне имеет постоянную связь с Розовым Конвертом, и был уверен, что в свете всего происходящего Розовый Конверт на этот раз сам займется делом, не доверяя его никому другому, и на встречу придет лично. По всей видимости, Конверт дал кому-то в Вашингтоне приказ устранить Энвина, прежде чем тот успеет сказать что-то лишнее, чтобы гарантированно не допустить его появления в Нью-Йорке. Я был уверен, что Конверт – это Скэтлифф, и не понимаю, что Лайнс делал в Нью-Йорке.

– Лайнс и Скэтлифф отправились туда вдвоем. Они вылетели разными рейсами, но, прибыв на место, встретились. Оба были перепуганы до смерти и больше не упускали друг друга из вида. Это рассказал мне Уэзерби. Тебе будет интересно узнать, что Хикс исчез.

Скэтлифф, Уэзерби и Лайнс вместе отправились к телефонной будке, чтобы позвонить загадочному шантажисту – по всей видимости, тебе, – после чего Лайнс настоял на том, что пойдет на встречу с шантажистом один. Когда Лайнс не вернулся, Скэтлифф испугался и бежал. – Мой собеседник сделал паузу и продолжил: – Почему ты убил Лайнса?

– Я принял его за Скэтлиффа. Я расставил ловушку на Скэтлиффа, но вместо него пришел Лайнс. Я мог бы остановить его, но зашел слишком далеко и решил, что надо довести дело до конца.

– Не совсем понимаю, – признался Файфшир.

– Последние две недели меня пытались убить – я рассказывал вам об этом, когда мы встретились в клинике. Я был уверен, что за этим стоит Скэтлифф, но у меня не было доказательств. Я также был уверен в том, что в этом замешан Уэзерби, да и другие, возможно, многие другие, но не знал, кто именно. После того как ушел от вас, я раздобыл новые доказательства. Вы – единственный человек, кому я мог доверять, но если бы я снова вернулся к вам, то вам пришлось бы волей-неволей доложить об этом начальству. Вашим начальником тогда был Лайнс, и мы с вами сразу получили бы свои шесть футов под землей, а на Лайнса никто бы и не подумал – он наверняка вышел бы сухим из воды.

– И у Скэтлиффа, и у Лайнса с банковских счетов исчезли деньги в фунтах – суммы эквивалентные пятидесяти тысячам долларов у каждого. Списание со счетов произошло в пятницу. Так что Лайнс – отнюдь не невинный агнец. Продолжай.

– Верно. Единственное, что я мог сделать, – попытаться слить Розового Конверта и заставить его предоставить свидетельство, которое обличало бы его. После этого мне пришлось бы убить его, чтобы самому остаться в живых. В глубине души мне казалось, что, убив его, я мог запустить цепную реакцию.

– Именно это ты и сделал. Чертовски сильно рискуя.

– Вам не нужно говорить мне об этом, сэр, – улыбнулся я впервые за долгое время.

– Следующие дни будут интересными, очень интересными, – намекнул Файфшир.

– Есть две загадки, которые мне хотелось бы разгадать. Первая касается Орчнева. Вторая – девушки, с которой я встречался, но которая внезапно исчезла с лица земли.

– Ее зовут, случайно, не Мэри-Эллен Йоффе? – улыбнулся Файфшир.

– Откуда вы, черт возьми, это знаете?

– Через минуту расскажу. Уточни, что ты хочешь знать об Орчневе. Похоже, с него каша и заварилась.

– Так и есть. Чего я не рассказал вам, сэр, так это того, как он умер.

– Насколько я понимаю, ты застрелил его, приняв за грабителя. Во всяком случае, полицейским в Нью-Йорке ты выдал именно такую историю.

– Верно, но я не убивал его. Он сам застрелился.

Файфшир удивленно посмотрел на меня, и я поведал истинную историю событий. В конце моего рассказа он одобрительно кивнул:

– Теперь понятно.

– Рад, что хотя бы кому-то все понятно. Потому что у меня голова кругом идет из-за всего этого. Он приехал на встречу со мной потому, что ему кто-то посоветовал приехать и увидеться со мной. Но больше я ничего не знаю. Первоначально Орчнев писал вам. Скэтлифф, Лайнс и Уэзерби перехватывали его письма, и поэтому они не доходили до вас. Они не хотели, чтобы вам стало известно о том, что Орчнев хотел бежать к нам. Они не хотели, чтобы он проболтался и выдал все каналы связи между КГБ и США. Поэтому они попытались убить вас, устранить, чтобы вы им не мешали. Им не удалось лишить вас жизни, но они смогли вывести вас из игры, чтобы вы не угрожали их безопасности. Но почему они отправили Орчнева ко мне и почему он покончил с собой у меня на глазах?

– Орчнев полтора года назад был в Нью-Йорке. Приехал туда провести отпуск. Он был партийным функционером высокого ранга, и ему доверяли в достаточной степени, чтобы разрешить самостоятельно, без всякого сопровождения, приехать в Штаты на отдых. Он имел доступ к информации, имевшей жизненно важное значение для той операции, которую планировала МИ-6, и поэтому они решили взять Орчнева в оборот во время его пребывания в США. В качестве приманки подсунули ему девушку, и он клюнул на эту наживку. Они несколько раз встречались, она соблазнила его, однако вместо того, чтобы уступить ее попыткам что-то вытянуть из него, Орчнев безумно влюбился. Пойти на предательство и связать судьбу с девушкой ему не позволял тот факт, что в России у него остались жена и трое детей. Поэтому он очень неохотно вернулся на родину. Через полгода его жена и дети погибли в автокатастрофе. Судя по всему, это была обычная авария. Просто несчастный случай, никакого злого умысла. Мы думаем, что он вряд ли стал бы подстраивать что-то. Прошло еще два месяца, и та самая девушка стала получать от него письма с уверениями в страстной любви. Ей было дано указание отвечать ему с тем же любовным пылом. Ее письма побудили Орчнева к решению совершить предательство и остаться за границей. Теперь в России его больше ничто не держало. У него была в Нью-Йорке роскошная подруга, влюбленная в него по уши. Поэтому он написал главе советского сектора ЦРУ и письмо отправил с оказией, через своего друга из британского посольства, который передал его в МИ-6. Заполучив это письмо, МИ-6, которая сама хотела взять Орчнева под свое крыло, сфабриковала ответ Орчневу, якобы от имени ЦРУ, в котором сообщалось, будто бы ЦРУ не проявило интереса к этому делу, поскольку якобы боится повредить каким-то щекотливым переговорам с Москвой. Но они намекнули, что обсуждали этот вопрос с британцами, которые будут готовы принять его при условии, что их устроит привезенная им информация. Он согласился со своим условием, что ему разрешат приехать в Нью-Йорк. Орчнев также надеялся позднее получить американское гражданство. Поэтому МИ-6 написала ему стандартное письмо, в котором предлагала новую жизнь в обмен на ценную информацию и соглашалась переправить его в Нью-Йорк перед приездом в Англию. Именно в этот момент министру внутренних дел сообщили, что, когда Орчнев прибудет в Англию, он попадет в руки разведки. После этого Лайнс, разумеется, немедленно приказал мне заняться этим делом. Лайнс и Скэтлифф должны были сообщить русским, что происходит, чтобы русские помешали Орчневу сбежать, но тем самым они бы выдали игру, признались, что с нашей стороны имела место утечка информации. Для них было бы легче, если бы я не путался у них под ногами. Они решили, что возникла хорошая возможность избавиться от меня. Они позволят Орчневу прилететь в Нью-Йорк и убьют его, не дав шанса с кем-то переговорить. Затем им в голову пришла идея получше. Вместо того чтобы получить проблемы с мертвым русским, они попытаются выставить его в Россию по его же доброй воле. Они посчитали, что если между последним любовным письмом, которое она написала ему, и временем его прибытия в Нью-Йорк, девушка получит нового любовника и утратит интерес к русскому, то он решит, что оставаться в Англии не стоит, и вернется в Россию. Поэтому его бегство из России было обставлено как невинная поездка в Штаты с целью развеяться после смерти жены и детей – это выглядело абсолютно убедительно. Орчнева должен был встретить в Нью-Йорке его бывший соотечественник, старый друг, который случайно оказался двойным агентом, подчинявшимся Уэзерби. Русский получил указание отвезти его на квартиру той девушки. Орчнев должен был поздно вечером неожиданно прийти туда и застать ее в постели с новым любовником. Далее предполагалось, что оскорбленный Орчнев тут же выйдет из квартиры, а ожидавший его на улице друг убедит новоявленного рогоносца отправиться в аэропорт и первым же рейсом вернуться в Россию. Они согласились с этим планом и привели его в действие. К несчастью, он рикошетом ужасно ударил по ним самим. У Орчнева оказался с собой пистолет, и вместо того чтобы уйти из квартиры, он, потрясенный увиденным, все еще не оправившийся от гибели семьи и мучимый планом будущего предательства, тронулся рассудком и застрелился. Эту девушку ты называешь Сампи, и ты же был ее любовником. Давай я налью еще виски.

Я не видел никаких оснований для отказа.