Глава двенадцатая. Миражи — всякие и разные

Костька, забросив за спину старенькое двуствольное ружьишко, ушёл к чёрно-серой скале.

Остальные путники, расседлав лошадей и определив их пастись на соседней травянистой поляне, занялись обустройством лагеря: Палыч и Сергей натаскали сухих дров, установили палатки и хорошенько вытрясли спальные мешки, а Айлу и Анна разожгли костёр, принесли ручьевой воды и занялись приготовлением ужина. Так, ничего особенного: каша-пшеничка с говяжьей тушёнкой, чёрный хлеб и чай с пряниками. Походная классика, короче говоря.

Айлу подбросила в костёр несколько сухих сосновых веток, поправила рогатины с поперечной палкой, на которой были подвешены чайник и большой походный котелок, выпрямилась и, посмотрев на небо, поделилась впечатлениями:

— Замечательный вечер. Сиреневый-сиреневый-сиреневый. Никогда не встречалась с такими…. Это, надо полагать, предзакатное солнышко, робко проглядывая сквозь рваные ярко-сиреневые облака, создаёт такой необычный световой фон.

— Действительно, очень много сиреневого и светло-фиолетового, — поднеся ладонь к глазам, согласилась Анна Петровна, после чего неожиданно разволновалась: — Ой, что это? Скалы-то, скалы на северо-востоке. Исчезают куда-то…

— Ага, исчезают. Прямо-таки на глазах. Словно бы «стираются» неровными зигзагами. Были, а уже и нету…. Красота.

— Как же так? Ничего не понимаю…. Были сопки и скалы. А теперь — бескрайнее море с сиреневыми волнами. Беленький кораблик, слегка покачиваясь, плывёт куда-то. Похоже, океанский лайнер. Фиолетовые блики от иллюминаторов рассыпаются во все стороны.

— Вы, милые и трепетные дамы, на юго-запад посмотрите, — посоветовал подошедший к костру Иван Павлович. — Там тоже — много чего интересного и занятного…

На юго-западе — в небе, над покатыми сопками, — возвышался-парил величественный средневековый замок: тёмно-тёмно-аметистовый, с многочисленными аккуратными башенками, над тонкими шпилями которых чуть заметно колыхались-трепетали светло-лиловые вымпелы и нежно-голубые знамёна.

— Самолёт летит, — зачарованно выдохнула Анна Петровна. — Сиреневый «кукурузник». Только очень большой. Очень-очень-очень…. Облетает вокруг замка…. Ещё раз. Крыльями чуть-чуть покачивает…. А теперь прямо над нами пролетает. Медленно и плавно…. Ой, лётчик! Свесился над самолётным бортом. Усы — фиолетово-жёлтые и неправдоподобно пышные. В лётчицком шлемофоне с очками. Душка симпатичный. Рукой приветливо машет…. Неужели — нам?

— Кому же ещё? — по-доброму усмехнулась Айлу, а про себя подумала: — «Какой же у меня Мисти — умелец. Настоящий, прямо-таки, кудесник и волшебник. Такое потрясающее лазерно-световое шоу организовал. Молодчага, одним словом. Обалдеть и не встать…»

В этот самый момент в голове у Мисти (находившегося «в образе» шамана Ворона живородящего), навязчиво и монотонно шелестели тревожные мысли, мол: — «Хрень какая-то навороченная, честное и благородное слово…. И как это прикажете понимать, а? Всё сиреневое и фиолетовое вокруг. Белый кораблик, слегка покачиваясь, беззаботно плывёт по сиреневому морю, активно разбрасывая по сторонам лиловые блики…. Массивный средневековый замок с тёмно-аметистовыми стенами-башенками завис в небе — прямо как в книжках Сан Саныча Бушкова про графа-десантника Сварога и летающие острова. Мать его растак…. Опаньки, сиреневый «кукурузник» нарисовался. Ну, неправдоподобно-огромный…. Чешет, чешет. Вокруг «воздушного» замка облетел пару раз…. Ага, сейчас прямо надо мной пролетает. Летчик — в старомодном антикварном шлемофоне — свесился через борт. Усач хренов с мордой сиреневой. Рукой мне приветливо машет, сволочь наглая…. С ума сойти. Упасть и не встать…. У меня, что же, появился конкурент по благородному ремеслу, так его и растак, блин горелый? Э-э, Господи, не сердись, пожалуйста. Я не тебя, собственно, (если что), имел в виду…

Он стоял на узкой горной тропе и, задрав голову, непонимающе смотрел вверх. Вернее, на сиреневое, фиолетовое и аметистовое безобразие, творившееся на небосклоне. До верхней площадки скалы, на которой располагалось необходимое «оптически-мистическое» оборудование, оставалось пройти ещё порядка четверти километра. Так что, объяснить происходящее было, отнюдь, непросто.

— Может, имеют место быть естественные природные миражи? Типа — это ярко-сиреневые рваные облака, сквозь которые с трудом пробиваются предзакатные солнечные лучи, всему виной? — предположил Артём, а повернув голову направо, тут же присел, оперативно сдёрнул с плеча ружьишко и занял выжидательную позицию, затаившись за ближайшим гранитным валуном.

По соседнему горбатому водоразделу, расположенному метров на триста пятьдесят восточнее, размеренно шагали три мужика.

«Откуда они здесь взялись?», — мысленно засомневался Мисти. — «Упёртые туристы — в поисках заветных нехоженых маршрутов? Не похоже. Облачены в непривычный камуфляж: крупные тёмно-фиолетовые пятна на светло-лиловом фоне. У двоих — компактные короткоствольные автоматы. Странно…. О-па! У мужиков головы пропали. Совсем…. А теперь только лиловые ноги бредут по горному хребту. Ерунда членистоногая, мать её ерундовую…».

Неожиданно всё прекратилось: ярко-сиреневые облака, шустро расходясь в разные стороны, поменяли свой приметный цвет на скучно-серый, и оптический обман тут же прервался. Там, где только что беззаботно плескалось фиолетовое море с белоснежным туристическим лайнером, простирались покатые тёмно-зелёные сопки. Средневековый замок и гигантский «кукурузник», слившись в единое целое, растаяли без следа. Да и лиловые мужские ноги исчезли.

— Действительно, миражи, — облегчённо выдохнул Артём. — В том глобальном смысле, что самые обыкновенные и природные. Спасибо тебе, Господи, (кем бы ты ни был на самом деле), за «картинки» изысканные и завлекательные…

Он, восхищённо хмыкая на ходу, дошагал до верхней площадки скалы, оперативно распаковал большой брезентовый мешок, загодя доставленный туда дисциплинированными помощниками зайсана Костьки и, затратив порядка пятнадцати-семнадцати минут, настроил необходимое оборудование…

— Ужин готов, странники, — пристроив на срезе толстенного берёзового пня походный котелок и закопчённый чайник, объявила Айлу. — Палыч, несите миски, кружки и ложки. Да и чёрный хлеб с ножиком не забудьте прихватить.

— Разве мы не будем ждать зайсана? — удивилась Анна Петровна.

— Не вижу в этом особого смысла. Общение с ээзи, как известно, дело такое. На это несколько часов может уйти. Вплоть до рассвета. Каша остынет, разогревать придётся. Наверняка, подгорит. Так что, господа путники, будем трапезничать…

Они расселись — вокруг костра — на округлых валунах и активно заработали алюминиевыми ложками. Походная каша, как и полагается, была вкусна, навариста и ароматна.

Никаких облаков (ни ярко-сиреневых, ни бело-серых), больше не наблюдалось, небосвод был девственно чист. Солнце только что скрылось за изломанной линией горизонта, то есть, за покатыми тёмно-зелёными сопками. Западная часть неба была окрашена в приятные тёмно-жёлтые и янтарные тона. Незримо приближалась алтайская ночь.

— Похоже, что оптическая чертовщина продолжается, — позабыв про наваристую кашу, указал ложкой на запад Иван Павлович. — То ли миражи. То ли…. Ну, не знаю я, что это такое. Хоть режьте…. Всадник куда-то скачет по небу. Огромный и лохматый…. Мне это кажется? Или он, действительно, скачет?

— Скачет, — подтвердила Айлу. — Изо всех сил. Судя по всему, торопится куда-то…. Всё, ускакал. Хм, интересно, а что будет дальше?

На янтарно-жёлтом «небесном экране» (словно на простыне летнего «доперестроечного» кинотеатра), заполошно замелькали тёмные тени-силуэты.

— Вроде, как птицы какие-то летят, — поставив миску с кашей на землю, принялся увлечённо комментировать Писарев. — Целая стая. Похоже, что вороны. Только очень большие. Улетели…. Всадники появились. Двое. В средневековых доспехах и шлемах. Неторопливо едут навстречу друг другу. У обоих за спинами закреплены приметные знамёна. У правого всадника на полотнище выткан — на тёмно-синем фоне — золотой дракон с крыльями. У левого — белый полумесяц и такая же звезда на ярко-красном…. Интересное дело. Так и навевает что-то определённо знакомое…. Ага, остановились друг напротив друга. Разговаривают. Руками машут. Спорят. Разъезжаются…. «Конец фильма»? Не знаю, не знаю…. Ух, ты! Похоже, что два полноценных войска съезжаются. Есть и конные воины, и пешие: кольчуги, островерхие шлемы, копья, мечи, луки, знамёна.… Всё, поехали! Битва началась…. Боже, как секутся-то! У-у-у! Вакханалия. Бойня. Армагеддон самый натуральный…. Булатные мечи яростно сверкают, разрывая светло-серые кольчуги на множество отдельных полуколец. Ломаются копья. Чёрные стрелы летают туда-сюда, пробивая тела врагов. Гордые лошади падают, ломая стройные ноги…. Ого! Боевые слоны пожаловали — с погонщиками на спинах. Вламываются в ряды воинов и топчут, топчут, топчут…. Всё, «левые» бойцы дрогнули и отступают. Беспорядочно побежали. Красные знамёна с белыми полумесяцами-звёздами беспорядочно падают на землю, и конские копыта безжалостно втаптывают их в грязь…

«Картинка» на западной части небосклона медленно погасла. Вокруг стало темным-темно — только крохотные точки ночных звёзд и круглая бледно-жёлтая Луна равнодушно висели в чёрном небе. Да походный костерок потрескивал — умиротворённо и успокаивающе.

— Оказывается, мы целый час наблюдали за этой «небесной битвой», — мельком взглянув на наручные часы, сообщила Анна Петровна. — Незабываемое и страшное зрелище…. Палыч, а что это было? С научной точки зрения, я имею в виду?

— Миражи, они разные бывают, — неуверенно поправив на переносице массивные «профессорские» очки, принялся важно излагать Лазаренко. — Бывает, что просто переносят реальную «картинку» на многие и многие десятки-сотни километров. Тут дело такое, если с научной точки зрения…. Миражи — это не что иное, как изощрённая игра световых лучей. В некоторых местах нашей прекрасной планеты воздух над землёй (или же над водой), прогревается — на разных от неё расстояниях — неравномерно. Бывает даже так, что температура слоя воздуха в десяти-пятнадцати сантиметрах от земли (от воды), на тридцать-сорок градусов меньше, чем температура самой поверхности. В этом случае лучи света — вопреки строгим классическим законам физики — распространяются уже не прямолинейно, то есть, начинают активно преломляться и даже отражаться. А в некоторых случаях воздух у самой поверхности земли (или же воды), «становится зеркалом». Так и «рождаются» миражи. Причём, во всех местах, где в воздухе (благодаря самым различным природным явлениям), возникают резкие перепады температур…. Но есть и более сложные виды миражей. Например, пресловутая «Фата-Моргана», которая, как считается, может «странствовать» через Времена. Здесь, господа и дамы, уже — помимо оптических фокусов — и глобальное магнитное поле нашей планеты замешано. Вернее, различные геомагнитные аномалии…. Что же касается конкретной сегодняшней «картинки». Я внимательно присматривался к деталям: к вооружению бойцов, к их воинской амуниции, к лошадям и знамёнам. И могу сказать следующее. В далёком 1402-ом году состоялось грандиозное сражение между войсками легендарного среднеазиатского завоевателя Хромого Тимура и Баязида Молниеносного, знаменитого турецкого эмира. Тимур, естественно, победил. Очень похоже, что фрагмент этой самой битвы мы только что и наблюдали…. Как такое может быть? Элементарно. Во время сражения, скорее всего, имели место быть воздушные слои с большими перепадами температур. Образовавшийся оптический мираж «ушёл» в Пространство, но, попав под воздействие сильнейшей геомагнитной аномалии, преобразовался в «Фата Моргану», которая, бестолково странствуя между Временами, «вынырнула» именно здесь, перед нашими глазами.… Эх, как жаль, что у нас видеокамеры нет с собой! Никто же теперь не поверит…. Эге, зайсан идёт. Послушаем, что он скажет — по поводу сегодняшних миражей…

— Вы, что же, ещё не поужинали, однако? — подойдя к костру, удивился шаман. — Сидите с полупустыми мисками…. Небось, однако, анекдоты травили, как у русских и заведено? Ай-яй-яй…. А лошадки чувствуют себя хорошо, однако. Я только что мимо проходил. И, однако, судя по характерным звукам, у моего Темира намечается жаркий роман с Темене…. Что это вы, путники, так требовательно и вопросительно уставились на меня, однако? А?

Естественно, что после этого на зайсана обрушился целый град каверзных вопросов.

— Ничего не понимаю, однако, — состроил честно-удивлённую гримасу Костька. — Какие ещё сиреневые моря, туристические корабли, летающие замки и гигантские «кукурузники»? Что за огромные воины, однако, убивающие друг друга прямо на небе? Поведайте всё толком, однако. Я же не в курсе. С ээзи, однако, общался…

Супруги Писаревы, увлечённо дополняя и перебивая друг друга, подробно рассказали о недавних оптических «картинках».

— Бывает, однако, ва-у-у, — невозмутимо зевнул шаман. — На Катунском хребте — всякое и разное случается. Очень сильная, однако, эта…. Как там, Палыч?

— Очень сильная аномальная зона. Сейчас продемонстрирую, — профессор достал из брезентового вещмешка две деревянные ручки, на которых были закреплены куски медной проволоки, и пояснил: — Это — биолокационная рамка. То бишь, простейшее приспособление, позволяющее определить наличие геопатогенных зон…. Зажимаем ручки в ладонях и приступаем к эксперименту…. Что наблюдаем?

— Проволочки начали активно раскручиваться, — доложила Айлу. — Причём, в противоположных направлениях. Всё быстрее и быстрее. Быстрее и быстрее.

— Первый признак наличия сильнейшей аномальной зоны.

— Во-во, однако, — усмехнулся Костька. — Так что, ничего странного. Совсем…. Ребятки, однако, вам спать пора. Завтра рано встаём, на рассвете…. Кашу доедайте. Чай добивайте, однако. И отправляйтесь по палаткам. Отдыхайте. А я у костра, однако, подежурю. Часа через два с половиной Палыча разбужу. Он потом Сергея, однако…

Через некоторое время Мисти остался у походного костра один. Сидел на гранитном валуне, подбрасывал в огонь дровишки, задумчиво щурился на малиново-оранжевые угли, уплетал — без особого аппетита — кашу с тушёнкой, ну, и размышлял — о всяком и разном. В частности, о том, что в его «лазерно-световом шоу» присутствовали и вороны, и всадники, и слоны с погонщиками, а, вот, никакой кровопролитной битвы там и в помине не было…

Прошло полчаса.

— Мяу, — раздалось рядом.

Артём развернулся на звук и, приветливо глядя на большого чёрно-белого котяру, сидевшего на берёзовой коряге, вежливо поздоровался:

— Доброй ночи, Паслей. Хорошо выглядишь…. Значит, зайсан где-то рядом?

— Мяу-у-у, — важно приглаживая лапой пышные усы, подтвердил кот.

— Тогда веди, бродяга…

Это попахивало откровенным и махровым сюрреализмом: возле крохотного уютного костерка, расположившегося примерно в километре от безымянного ручья, сидели два пожилых алтайских шамана и вели неторопливую беседу. Один старик был одет в нарядный тёмно-бордовый малахай, а другой — в видавшую виды тёмно-зелёную геологическую штормовку. А, вот, лица у шаманов были практически одинаковые — очень тёмные, изборождённые глубокими морщинами. И лица, и глаза, и волосы, и стать. А ещё на нижней ветке разлапистой берёзы, растущей в десяти метрах от костра, сидел, мечтательно щуря ярко-зелёные глазища на светло-жёлтую бокастую Луну, огромный бело-чёрный котяра. Я же и говорю, мол, сюрреализм махровый…

— Значит, параллельно с нами следуют сразу две неизвестные группы? — недоверчиво покачал головой Мисти. — Только с разных сторон? Странность странная…. А откуда, зайсан, вы узнали про это?

— Друзья шепнули, однако, — мрачно усмехнулся Костька. — Знающие. Не сомневайся.

— Хорошо, не сомневаюсь…. Но что им надо? Ну, этим, идущим параллельно? А, зайсан?

— Не знаю, мальчик, однако. Я в ваших современных делах не разбираюсь. Совсем. Думай, однако, сам. Решай.

Через пару-тройку минут Артём достал из внутреннего кармана штормовки маленький металлический кругляшок и, задумчиво глядя на него, произнёс:

— Сделаем, пожалуй, так…