На следующее утро за завтраком появилась и бабушка Хендрика. Они ели не на кухне, а в столовой, которая, несмотря на яркое солнце снаружи, казалась совсем тёмной из–за мрачной старинной мебели. Намазывая тост джемом, бабушка критически разглядывала Виланов.

Сьюзан неожиданно вспомнила, что только чуть причесалась. Она была слишком занята Такером, заставляя его умыться. Была её очередь заниматься этим. Они с Майком пообещали маме перед отъездом, что поделят между собой эту обязанность.

— Церковь в десять, сегодня второе воскресенье мистера Риверса, — провозгласила бабушка Хендрика. — Платье, Сьюзан, не джинсы. И приличные шорты… — она посмотрела на Майка.

— Такер… — начала было Сьюзан. Она не могла себе представить, что Такер всю службу молча и спокойно просидит на скамье. Дома он ходил в воскресную школу, но это совсем другое дело, потому что он был в классе, где преподавала мама, и вёл себя сносно.

— Служба недолгая, — бабушка Хендрика протянула руку за чашкой с кофе. — Мальчик его возраста вполне выдержит. Как поработали вчера в библиотеке?

— Мы в основном помогали миссис Кингсли — в погребе, — ответил за всех Майк. — Там скопилось слишком много банок старых консервов, и она хотела всё вычистить. Потом мы распаковывались…

Бабушка Хендрика со стуком поставила свою чашку.

— Церковная помощь! Марта… — миссис Кингсли только что вышла из кухни. — Я совсем забыла.

— Ну, мисс Хендрика, эти старые банки давно нужно было расчистить. Некоторым из них больше тридцати лет. Мы вынесли их наружу, а Джим сбросит в яму. Потом придётся перемыть много посуды. И ещё глиняные горшки. Их мы лучше оставим себе.

Бабушка Хендрика слегка откинулась на своём стуле.

— Вы подсказали мне мысль, Марта. Эти горшки должны кое–что стоить. Они раннеамериканского периода, и именно такие вещи сейчас люди разыскивают. А мы никогда их все не сможем использовать.

Миссис Кингсли села и сняла с корзины, которую принесла с собой, платок. Корзина оказалась полна черничных оладий. Миссис Кингсли вначале предложила их Майку.

— Вы хотите пустить их в продажу вместе с вещами вашей сестры, мисс Хендрика. Что ж, можно. Утром скажу об этом Сэму. Ведь это аукцион вещей Кимблов–Кайделлов.

Бабушка Хендрика поворачивала чашку на блюдце, глядя на неё так странно, словно совсем её не видит.

— Мне всегда казалось, что Эстер изменит своё решение. Она никогда не приходила сюда, не смотрела на то, что оставила тётя Элси. Бог видит, я много раз говорила с ней об этом. Но она всё равно не слушалась, —- теперь бабушка казалась сердитой. — Мне кажется, она никогда не забывала Гровера. Очень тяжело переживала, когда он умер.

— Да, а меня здесь не было, — бабушка Хендрика снова распрямилась. — У меня не было выбора. Трудно было найти работу, и я не могла уволиться через два месяца после того, как меня приняли.

— Ну, она никогда не сердилась на вас за это, вы знаете, мисс Хендрика. Просто ей тогда всем пришлось заниматься, а для неё это было тяжело, и миссис Элси говорила так странно. Старой леди пришлось тоже нелегко. Она так хорошо помнила Ричарда, Тода и Джеймса. Её мать никогда о них не забывала и говорила вплоть до своего смертного дня. Я помню, как об этом рассказывала моя мама. Она тогда была маленькой девочкой, но вокруг все говорили…

— Всегда болтают! — голос бабушки Хендрики прозвучал резко. Миссис Кингсли покраснела и тут же занялась беконом с яйцами.

Элоиза не пришла на завтрак. Накануне вечером она отправилась в город и ночевала у подруги. Но коты присутствовали, сидели рядом, у каждого своя тарелочка. Бабушка Хендрика отодвинула свой стул, взяла немного яйца с жареным хлебом и разделила на две равные порции.

— Не забывайте о манерах, Джошуа… Эразм… Коты с достоинством ждали, пока она не закончит, потом попробовали предложенное. Бабушка Хендрика смотрела, как они едят.

— Воскресное угощение, — объяснила она, не оглядываясь на Виланов. — А теперь… — тут она посмотрела на стол, — если вы закончили… — она взглянула на свои часы. — У нас ещё есть время поговорить. Вчера у меня был хороший день, я выполнила работы больше, чем рассчитывала. Значит, в библиотеке вы не были. Ну, неважно, — она кивнула. — Сегодня у вас есть час времени. Посмотрим, что можно сделать.

Дети вслед за бабушкой потащились в тёмную комнату. Бабушка Хендрика включила свет, и появилась возможность лучше рассмотреть корешки книг. Бабушка подошла к отделу, который показывала накануне, и указала на ряд красных с золотом книг. — Журналы «Святой Николай», переплетённые. Это было настоящее удовольствие. Знаете, — она стояла, чуть наклонив голову в сторону, — это собрание само по себе может представлять историю: что читали дети в этой стране на протяжении более ста лет. «Что сделала Кэти», — она извлекла книгу с истрёпанным переплётом, потом сунула её назад. — «Удивительное кресло бабушки», — эта книга выглядела ещё более растрёпанной, но бабушка раскрыла её и заглянула на форзац. — Эмили от папы, Рождество, 1869.

— А вот Хенти. Я помню, что Оррин начинал с Хенти. «Под флагом Дрейка». «Пайк и Дайк». Коффин. «Мальчики семьдесят шестого…» А вот и «Хилдерейдж», и «Маргарет Монфор», и «Бумаги Петеркина»… — голос её зазвучал возбуждённо. — Мы всегда были книжниками, а лучшие книги оседали здесь. Их перевезли сюда все, когда дом на Вашингтон–сквер совсем оставили.

— Пожалуйста… — теперь, когда бабушка Хендрика остановилась, у Сьюзан появилась возможность объяснить то, что она не могла сказать раньше. — Такер ещё не умеет читать. Он ходил в садик…

— Любой ребёнок, — твёрдо завила бабушка Хендри¬ка, — может научиться читать, если ему интересно и у него нормальная голова. А я уверена, что у Такера она такая, — она посмотрела туда, где стоял Такер и смотрел на полки не хмурясь, как обычно, но так, словно ждал чего–то интересного.

— О чём бы ты хотел почитать, Такер? — спросила бабушка Хендрика.

— Об индейцах, — без колебаний ответил он. — Об индейцах, которые здесь жили, — и он ткнул пальцем в воздух, словно указывая на кого–то реально присутствующего.

Невидимые индейцы! Сьюзан нервно глотнула. О, ради Бога, не нужно невидимых индейцев! Бабушка Хендрика кивнула.

— Очень хорошо! — она порылась на полках перед собой и вытащила две книги. Одна большая, корешок её, обращенный в сторону комнаты, выцвел и побледнел. Но на переплёте сохранилось яркое изображение индейца. Вторая книга была поменьше, и на переплёте были нарисованы мальчик и девочка.

Сьюзан прочла название второй книги: «Индейские близнецы».

— Посмотрим, что ты с ними сделаешь. Нет, — бабушка покачала головой, глядя на Сьюзан, — пусть сам совершает открытия. Я научилась читать в четыре года. И уверена, что Кайделлы не изменились за эти годы и умеют учиться сами.

— Теперь ты, Сьюзан. С чего бы ты хотела начать?

Девочка просто не могла ответить «Не знаю». Особенно когда бабушка так на неё смотрит и после её слов о Кайделлах, которые всё умеют. Но она не из Кайделлов, какой бы ни была фамилия папиной мамы! Не очень задумываясь, она сделала выбор, только чтобы получить в руки книгу. Один из томов, которые бабушка назвала «Святой Николай».

— А ты?.. — наступила очередь Майка. Он тоже не колебался.

— Я кое–что нашёл вчера, вон там, на столе, — и он указал на книгу, которую обнаружил Такер, с той уродливой маской.

Бабушка Хендрика пошла взглянуть. Когда она снова посмотрела на Майка, лицо её приняло удивленное выражение.

— Дневник Джекоба Кайделла! — она нахмурилась, потом покачала головой. Но Сьюзан подумала, что это относится не к Майку.

— Я сказала, что вы можете читать тут всё. Так оно и есть! — голос её звучал твёрдо, она словно давала обещание — но кому, Сьюзан не знала. — Вам, несомненно, не хватает знаний семейной истории. Пора и вам кое–что узнать. Ну, хорошо, в вашем распоряжении час, — она снова посмотрела на часы. — Потом вы должны будете одеться для церкви. Пойдём полем, чтобы вы ещё кое–что узнали об истории. Часть этого прошлого принадлежит вам, хотите вы этого или нет!

Сьюзан оглянулась на Такера. Его у полок не было. Витрина с бусами… Нет, там его тоже нет. Такер нашёл отличное место на широком подоконнике, там он и сидел, совершенно поглощённый большой книгой.

Сьюзан взяла большой том, который выбрала наугад. В руках книгу держать было неудобно, поэтому она села за стол с Майком, он по одну сторону, она — по другую, и начала просматривать картинки, удивляясь странной одежде. Картинок было множество. Бабушка Хендрика, очевидно, решив, что её долг выполнен — по крайней мере на час, о котором она сказала, — вышла.

Майк издал странный звук, нечто среднее между фырканьем и смехом, и Сьюзан оторвалась от рассказа, который заинтересовал её названием — «Леди Джейн».

— Д.Б. — двоюродная бабушка — ведь говорила нам, что нужно учиться писать грамотно? — сказал он, глядя на раскрытую книгу.

— А что?

— Парень, который это писал, наверно, хуже всех в мире разбирался в буквах. А может, английский в те дни был другим, — заметил Майк. — Но рассказать ему было о чём. Он жил в 1769 году, с этого года он начал писать. А мать его была индианка из племени онейда, она была важной персоной. Похоже, землёй тогда владели женщины. Отец его пришёл из Нью–Йорка, его тоже звали Джекоб Кайделл. Он приобрёл здесь огромный участок, но так говорили только колонисты. Индейцы не спорили, он поселился здесь и заключил с ними договор. Женился на их принцессе или как там её называли и основал здесь большой торговый пост. Потом привёз поселенцев, шотландцев. Им не нравилось, что происходит в их стране, и они хотели уехать. Не любили нового короля. Обосновались здесь и голландцы и даже несколько шведов.

Этот первый Джекоб привёз людей из Нью–Йорка, чтобы они построили ему этот дом — или часть его, и все считали, что это здорово. Он здесь был как король. Тут устраивались вместе с индейцами большие церемонии. Позже он отправил двух своих сыновей в Англию. Тому, который это писал, в Англии понравилось, а его брату нет. Думаю, он тосковал по дому. А Джекоб говорит даже о чтении на латинском, хотя не может нормально написать английское слово. И у него часто попадаются индейские слова.

Брата его звали Хендрик, и они не были хорошими друзьями. Когда они вернулись из Англии, Джекоб дружил с англичанами, жившими поблизости. А Хендрику не нравилось, как англичане повсюду распоряжаются, и отношения братьев ещё ухудшились.

Эта часть штата Нью–Йорк тогда называлась «запад»: в то время европейцы ещё недалеко забирались от побережья и даже не знали, какая это огромная страна. Я поглядел в другой книге: во время революции область, где расположен Вашингтон, всегда обозначалась как «восток», а это место называлось «на западе». Всякий, кто воевал на стороне Вашингтона в регулярной армии, был «на востоке».

Ну, Джекоб оставался здесь, на западе, и управлял домом. Он был любимцем отца. Но Хендрик был старше, а в те дни по закону старший сын наследовал всё.

Сьюзан медленно оглядела комнату. 1769 год — это же так давно! Существовала ли тогда библиотека? Неужели некоторые книги стоят на полках с тех пор?

— Дети! — в дверях появилась миссис Кингсли. — Пора готовиться к церкви.

Сьюзан, как и Майк, закрыла книгу, но Такер словно не слышал. Они подошли к окну и увидели, что Такер разглядывает картинку; на ней за кустом притаился индеец, глядя на стену из заострённых брёвен, а за оградой виднелась енотовая шапка поселенца.

— Такер, нам пора идти, — и когда брат даже не пошевелился, Сьюзан ладонью прикрыла картинку.

— Вот что они делали… только тогда было утро… очень рано… — медленно проговорил Такер, не поднимая головы. — Бежали, прятались, а потом стало темно, потому что мужчина привёл их… — он снова покачал головой и захлопнул книгу. — Остального я не знаю! Майк взял обе книги.

— Больше никаких индейцев, Такер. Забудь о них. Их больше нет здесь. Ты просто воображаешь…

Такер выпятил нижнюю губу.

— Они были плохие… только этот человек… он был ещё хуже… и он не был индейцем! Не хочу больше вспоминать!

— И не нужно! — сразу ответила Сьюзан. — Пошли, Такер, нам пора собираться в церковь.

Он послушался и не сопротивлялся, когда она дала ему лучшие брюки и чистую рубашку и положила на кровать куртку. Он даже провёл расчёской по своим лохматым волосам.

Сьюзан надеялась, что теперь они выглядят — как однажды выразилась дома Лена — «респектабельно», когда дети встретились в нижнем холле с бабушкой Хендрикой и миссис Кингсли. На бабушке был серый костюм, кофта с кружевами и шляпа. Лацкан жакета украшала булавка с большой головой чёрного леопарда, только вместо пятен на шкуре блестели камешки. Миссис Клнгсли тоже была в костюме и шляпе, и её обычных оборок не было.

Они прошли по гравийной тропе до дороги, но потом свернули в сторону; бабушка Хендрика открыла калитку и пропустила их на кладбище. Через кладбище тропа вела прямо к белой церкви; рядом стоял большой камень, очень высокий; к нему была прикреплена потемневшая металлическая табличка. Бабушка Хендрика остановилась перед ней.

— Через несколько недель исполнится двести лет со дня бойни, — сказала она. — Камень поставлен в 1880 соду, в сотую годовщину. Смотрите… — и она рукой в перчатке указала на имена на табличке.

— Джоанна Кайделл, Каролус Кайделл, Флориан Кайделл… — странные имена, и Сьюзан обнаружила, что читает их вслух. Было и много других имён, примерно двадцать, но эти три стояли в самом начале списка.

— А что тогда случилось? — спросил Майк. Бабушка Хендрика посмотрела на него — Сьюзан могла подобрать только одно слово — жёстко. Лицо её словно превратилось в маску, как в книге, которую нашёл Майк.

— Случилось нечто ужасное, — сказала она. — Человек привёл врагов к своим друзьям, к своей собственной семье. Враги сжигали дома, убивали… даже своих родственников. Его звали… —- она помолчала, потом всё же закончила… — его звали Джекоб Кайделл. Он был братом Хендрика, который служил Вашингтону. Тогда многие семьи в долине разделились, но только Джекоб принёс смерть в собственную семью. О нём всё ещё здесь рассказывают. До сих пор его помнят люди в маленьких городках. Хендрик Кайделл разорился после войны, пытаясь помочь тем, кто пережил бойню. Но по–прежнему многие его винят и ненавидят, потому что его здесь не было и он их не защитил. Впоследствии именно из–за этого Кайделлы здесь очень долго не жили. Теперь готовится церемония по случаю двухсотой годовщины. Ведь камень был поставлен на деньги Кайделлов. А три имени в начале списка — это дети Хендрика.

Зазвонил церковный колокол, все вздрогнули. Сьюзан взяла Такера за руку, потому что он не пошёл с остальными, а остался стоять, глядя на камень. Это уж слишком, подумала Сьюзан. Если Такеру не перестанут рассказывать об индейцах и убийствах… Она хотела бы сказать об этом бабушке Хендрике. Может, мама и папа скоро найдут дом, и они смогут отсюда уехать.

Сьюзан видела фильмы о войне за независимость и читала книги. Но всегда что–то происходило с другими людьми и не имело никакого отношения к Виланам… Виланы! Вот оно! Они ведь не Кайделлы, что бы ни говорила бабушка Хендрика. Они Виланы, и у них нет ничего общего с тем, что произошло здесь двести лет назад.

Церковь была самой обычной. Спели несколько гимнов, которые знала Сьюзан, а у проповедника оказалась приятная улыбка. После службы он подошёл к большой церковной скамье и поговорил с бабушкой Хендрикой о подготовке к помощи, о банках и яблоках, которые бабушка пожертвует для изготовления компотов.

Такер упорно тянул Сьюзан за руку, нетерпеливо поворачивая к двери, и она решила, что лучше выйти. Майк двинулся за ними. Рядом оказалось несколько мальчиков его возраста и девочки. Одна из девочек улыбнулась, но Сьюзан так волновалась, что не успела улыбнуться в ответ. Никто не разговаривал с ними.

Они медленно шли, ожидая, пока их догонят бубушка Хендрика и миссис Кингсли, когда откуда ни возьмись рядом возникла Элоиза. С ней была ещё одна девушка и два парня, больших. Один в школьном свитере с яркой надписью белыми и красными буквами под пиджаком. Девушка посмотрела на Виланов круглыми глазами, как будто увидела в них что–то странное, а парень в свитере зашептал ей на ухо и громко рассмеялся. Сьюзан это не понравилось. Майку тоже, она видела, как брат покраснел.

— Призраки тебя ещё не забрали, малыш? — спросил парень у Майка. — Надевай побыстрее кроссовки, может, на этот раз удерёшь. Слышал такое? — и он запел: — В ком Джекоба кровь, проклятье на том, — он снова рассмеялся, и второй парень присоединился к нему, хотя незнакомая девушка тащила его за рукав. Лицо её раскраснелось, но не от холода.

Элоиза сквозь сжатые губы рявкнула:

— Заткнись, Лью! Если тётка тебя услышит… Он снова рассмеялся.

— Да? И что же она сделает? Я ей не подчиняюсь. Да и всему городу она рот не заткнёт. Разговоры уже идут. Три ребёнка, Кайделлы, а ты знаешь, что бывало здесь раньше, когда появлялось трое детей.

— А что бывало? — Майк сделал шаг к парню. Майк высок для своего возраста, но всё равно ему пришлось запрокинуть голову, чтобы посмотреть парню в лицо. — Не скажешь ли нам?

— Так никто этого не знает, малыш. Это же проклятие, — голос парня зазвучал глухо. — Иди и сам посмотри… — он указал на кладбище. — Много интересного рассказывают о Кайделлах.

— Мы не Кайделлы, — Майк ответил теми же словами, которые крутились в голове Сьюзан. — А в чём проклятие? Что–то из комиксов…

— Пошли, Лью, — вмешался другой парень. — Идёт миссис Кингсли. Она с тебя живьём шкуру спустит, если услышит…

Лью взглянул в сторону церкви, вновь рассмеялся и пожал плечами.

— Я сказал только то, что всем известно. Идёшь, Элоиза?

— Нет, мне нужно домой. Тётка велит. Спасибо, Лаура, мы отлично провели время. Пока, — ей явно хотелось, чтобы эти трое поскорее ушли.

Но Майк не был удовлетворён.

— Что это за проклятие? — спросил он у Элоизы. — Ты говорила об этом Такеру, расскажи и нам.

— Просто старая история, она больше ничего не значит, — торопливо ответила Элоиза. — О, тётя Марта, миссис Витман хочет, чтобы ты ей позвонила. Что–то о добавочном печенье. У «Женской помощи» его, кажется, не хватает, — она подошла к миссис Кингсли, и Майк вынужден был отступить. Медленно приближалась бабушка Хендрика, разговаривая с другой женщиной. И снова Сьюзан услышала:

— Аукцион. Приходите пораньше…

Она была рада, что назад они возвращались не через кладбище, но пошли более длинным путём, по дороге. Такер собирал листья, в этом году они рано начали падать с деревьев, и уже были ярко окрашены. В воздухе чувствовалась прохлада. Сьюзан плотнее запахнулась в куртку.

— О чём они говорили? — спросила она у Майка.

— Не знаю, но обязательно узнаю, — решительно ответил брат. — По словам Д.Б., Джекоб и Хендрик разошлись во время революции, и Джекоб привёл сюда отряд, в то время как его брат воевал на западе. Этого достаточно, чтобы все разозлились и прокляли его. Но какое это имеет отношение к нам, вот это мы должны узнать.

К ним подбежал Такер с руками, полными листьев.

— Почему они становятся красными и жёлтыми? — спросил он, и Сьюзан, довольная, что он не упоминает ни индейцев, ни другие ужасы, призналась, что не знает, но, может, знает бабушка Хендрика. Такер через плечо посмотрел туда, где бабушка разговаривала с леди, и совершенно утратил интерес к листьям, увидев, как по стене пробежала белка, заглянула в щель и исчезла.

— Хотел бы я иметь хорошего пса…

— Дигби, — ляпнула Сьюзан не подумав и тут же пришла в ужас от того, что наделала.

Такер презрительно посмотрел на неё.

— Дигби нет. Он ушёл с ними.

О, нет, подумала Сьюзан, только не снова.

— Подожди, пока мы не приедем в Утику, — торопливо пообещала она. — Там у нас будет дом, и ты получишь собаку…

— Да. Не здесь, — он покачал головой. — О н и и эту собаку могут забрать. Смотри, Майк, самолёт!

Он указал в небо. Действительно, по небу протянулась длинная белая полоска, обозначая маршрут самолёта. Сам самолёт был слишком высоко, чтобы его увидеть. Реактивный самолёт в воздухе, а двести лет назад рано утром здесь выходили из леса индейцы, чтобы убивать… Рано утром? Почему она так решила? Она не помнила, чтобы об этом говорила бабушка Хендрика. Нет, это сказал Такер, когда разглядывал картинку в книге. Но мысль о нападении ранним утром показалась такой ясной, что Сьюзен почему–то была уверена, что так и было на самом деле. Больше никаких индейцев! Никакого проклятия Кайделлов!

Наконец бабушка Хендрика поравнялась с ними, и Сьюзан, лихорадочно стараясь отыскать тему подальше от своих мыслей, спросила об аукционе, на котором будут продавать вещи двоюродной сестры бабушки — Эстер.

Она узнала, что для местного общества это будет большое событие. Прежде всего это дело Кайделлов. Сестра бабушки тоже была из рода Кайделлов — Эстер Кайделл, и вместе с бабушкой Хендрикой она унаследовала права на большой дом. Но Эстер не захотела здесь жить, потому что в доме умер один из её братьев и сама она очень болела, когда жила в нём. Позже в этом доме неожиданно умер и её маленький сын. Сестра Эстер жила в другом доме по другую сторону города. Теперь она тоже умерла, и все вещи из её дома будут проданы на аукционе. Деньги пойдут церкви. Многие её вещи очень старые, антикварные, и соберётся целая толпа покупателей, особенно если будет хорошая погода. «Женская помощь» подготовит ланч, и вообще для города это большое событие.

— Мы все пойдём, — пообещала бабушка Хендрика, словно развлечение. — Может, что–нибудь пригодится твоей маме для нового дома. Я знаю, она интересуется старыми вещами. И день рождения у неё в ноябре, верно? Присмотри для неё подарок, Сьюзан. Я помню неплохие вещи из стекла и фарфора, не такие старинные, чтобы привлечь перекупщиков, но красивые. И, конечно, это семейное наследие.