Глава 17

Когда через несколько минут Гросвенф вновь увидел Кента, исполняющий обязанности директора был сдержанным и активно отдавал приказы по коммуникатору. Вплыли подъемники, и началась уборка тел. Коммуникаторы гудели от перекрестных посланий. Картина быстро прояснилась.

Существа объявились лишь в контрольном пункте. Корабельный радар не зарегистрировал ничего похожего на вражеский корабль. В любом направлении расстояние до ближайшей звезды равнялось тысяче и более световых лет. При этих известиях вся комната загудела, обменивались мнениями.

— Десять световых столетий! — изумился штурман Селенски. — Без ретрансляции мы даже сообщение не можем передать на такие расстояния.

Вперед торопливо вышел капитан Лич. Он коротко переговорил с несколькими учеными и созвал военный совет.

— Мне едва ли следует говорить о риске, которому мы подвергаемся, — начал он свою речь. — Наш корабль противостоит тому, что, похоже, является враждебной галактической цивилизацией. Сейчас мы в безопасности за защитным экраном. Природа угрозы требует от нас ограниченности действий, хотя, если быть объективными, и не слишком большой. Мы должны узнать, почему нас предупреждают. Мы должны определить природу опасности и меру разума за ней. Я вижу, что наш биолог Скит все еще исследует останки наших последних врагов. Мистер Скит, что они из себя представляют?

Скит отвернулся от поверженного чудовища и сообщил:

— Земля могла произвести нечто подобное во время динозавров. Судя по размерам того, что должно быть черепной коробкой, их интеллект должен быть чрезвычайно низким.

— Мистер Гурлей, — произнес Кент, — мне говорят, что твари могли проникнуть сквозь гиперпространство. Вероятно, нам следует попросить вас развить эту версию.

— Мистер Гурлей, ваша очередь, — подхватил капитан Лич.

Специалист по коммуникациям начал выступление в свой обычной, спокойной манере.

— Это лишь теория, и весьма новая. Согласно ей, вселенная уподобляется шару. Когда вы прокалываете оболочку, шар мгновенно становится плоским и одновременно начинает залечивать прокол. Тогда, как ни странно, если предмет проникает под оболочку, ему нет необходимости возвращаться в ту же точку пространства. Предположим только, что некто знает какой-то метод контроля над явлением и может использовать его, как форму телепортации. Да, звучит все это причудливо, но вспомните, что это в равной мере можно сказать и о случившемся.

— Трудно поверить в то, что кто-то может быть более ловким, чем ты, — кисло заметил Кент. — Вероятно, это какие-то очень очень простые решения проблемы гиперпространства, которые просмотрели наши ученые. Может быть, нам удастся их узнать? — он помолчал, потом продолжил: — Корита, вы все молчите. Не скажете ли, что противостоит нам?

Археолог встал и в замешательстве развел руками.

— Не могу предложить даже догадки. Нам придется побольше узнать о мотивах, стоящих за нападением, а уж потом можно будет делать сравнения на базе цикличности истории. Например, если целью был захват корабля, то нападение на нас, — в том виде, в котором оно было совершено — было ошибкой. Если же они намеревались просто напугать нас, то атака оказалась на редкость успешной.

Когда Корита сел, раздался взрыв смеха, но Гросвенф отметил, что выражение лица капитана Лича осталось мрачным и задумчивым.

— Если говорить о мотиве, — отчеканил он, — то мне в голову пришла одна неприятная версия, и мы должны быть к ней готовы. Она состоит в следующем. Предположим, что этот одаренный интеллект, или кто он там, захотел узнать, откуда мы прилетели? — он сделал паузу, и судя по установившейся тишине и напряженным позам было ясно, что его слова задели чувствительную струну. — Давайте посмотрим на это… с его… точки зрения. Приближается корабль… В том направлении, откуда он летит, в радиусе десяти миллионов световых лет имеется значительное число галактик, звездных скоплений и туманностей. Какая из них наша?

В помещении воцарилась тишина. Лич повернулся к Кенту.

— Директор, если вы согласны, я предлагаю изучить некоторые из планетных систем этой галактики.

— Не возражаю, — буркнул Кент. — Но теперь, если кто-нибудь еще…

Гросвенф поднял руку, но Кент, как бы не замечая, сказал:

— Начнем совещание… чуть позже. Это же собрание объявляю…

— Мистер Кент!

— …закрытым! — закончил Кент.

Все оставались на своих местах. Кент повернулся к Эллиоту и недовольно заявил:

— Прошу прощения, мистер Гросвенф, предоставляю вам слово.

— Трудно себе представить, — уверенно проговорил Гросвенф, — что эти существа смогут расшифровать наши знания, но я все же предлагаю уничтожить наши звездные карты.

— Я собирался предложить то же самое, — взволнованно заговорил Ван Гроссен. — Продолжайте, Гросвенф.

Под одобрительный шепот присутствующих Эллиот продолжал:

— Все мы убеждены, что наш главный защитный экран может нас охранить от неприятностей. У нас, естественно, и нет иной альтернативы, чем вести себя так, как если бы это соответствовало истине. Но когда мы, наконец, приземлимся, для нас было бы нежелательным не иметь наготове несколько больших энцефалоаджустеров. Мы смогли бы создать защитные мозговые волны с тем, чтобы избежать дальнейшего прочтения наших мыслей.

И снова аудитория одобрительно зашумела.

Кент бесстрастно осведомился:

— Что-нибудь еще, мистер Гросвенф?

— Одно общее замечание. Главам отделов следовало бы просмотреть материалы, находящиеся в их распоряжении, чтобы уничтожить все, что могло бы подвергнуть опасности нашу расу в случае захвата «Гончей».

По мере того, как текло время, становилось ясным, что или неизвестный интеллект намеренно воздерживается от дальнейших действий, или работа экрана является достаточно эффективной. Никаких новых инцидентов не произошло.

Одинокими и редкими были солнца в этой отдаленной области галактики. Первое солнце, вынырнувшее из пространства — светящийся сгусток жара, яростно пылавший в чернильной тьме. Лестер и его штат определили местонахождение пяти планет достаточно близким к светилу, так что имело смысл их обследовать. Посетив все пять, они уяснили, что одна была обитаема. Это был шар мглы, джунглей и гигантских тварей. Корабль покинул ее, низко пролетев над линией морских берегов и через огромный континент, заболоченный и заросший. И никаких следов цивилизации, тем более настолько сложной, существование которой можно было предполагать.

«Космическая Гончая» пролетела триста световых лет и оказалась у маленького солнца с двумя планетами, жмущимися к теплу красно — вишневого шара. Одна из двух планет была обитаема, и это тоже был мир мглы и джунглей с ящероподобными тварями. Они оставили его неисследованным, пролетев над огромным морем и покрытым буйной растительностью материком.

Теперь звезд стало больше. Они рассеивали черноту следующих ста пятидесяти световых лет. Большое голубоватое солнце, в орбите которого вращалось не менее пятидесяти планет, привлекло внимание Кента, и корабль быстро устремился к нему. В непосредственной близости к солнцу располагалось семь планет, и они были пылающим адом без всякой надежды на зарождение жизни. Корабль совершил спираль над тремя близко рас — положенными друг к другу планетами, которые были обитаемы, и устремился в межзвездную пустоту исследовать другие системы. За ними находились три насыщенные испарениями планеты — джунгли, вращавшиеся по своим орбитам вокруг солнца.

Тем временем Кент собрал на борту корабля совещание глав отделов и их заместителей. Обсуждение он начал без обиняков:

— Лично я не вижу смысла в этих поисках определенных свидетельств, но Лестер предложил мне срочно вас созвать, — он пожал плечами. — Возможно, он что-то знает.

Кент сделал паузу и наблюдавший за ним Гросвенф был удовлетворен своим присутствием на совещании и озадачен уверенностью, излучаемой всей фигурой маленького химика.

«В чем тут дело?» — подумал он.

Казалось странным, что исполняющий обязанности директора Кент побеспокоился наперед отречься от чести получения хороших результатов, которые могло бы дать это совещание.

Вновь заговорил Кент, и тон его был дружелюбным:

— Гюнли, может быть, вы выступите и объясните?

Астроном поднялся на нижний ярус. Он был таким же высоким и худым, как и Скит. На его бесстрастном лице блестели ярко-голубые глаза. Но когда он заговорил, голос его звучал довольно определенно.

— Джентльмены, три обитаемые планеты последней системы были совершенно одинаковы, и это их состояние искусственное. Я не в курсе, многие ли из вас знакомы с современной теорией образования планетных систем. Те же из вас, которые с ней не знакомы, возможно, не поймут важность моих слов. Дело в том, что распределение массы в системе, которую мы только что покинули, невозможно динамически. Могу сказать со всей определенностью, что две из трех обитаемых планет этого солнца были перемещены в их настоящее положение насильственно. По моему мнению, нам следует вернуться и проверить. Похоже на то, что кто-то намеренно создал первобытные планеты. Для какой цели — такие предположения я высказывать не буду.

Он замолчал и враждебно уставился на Кента. Тот выступил вперед, на его физиономии блуждала слабая улыбка.

— Гюнли пришел ко мне и попросил, чтобы я приказал вернуться на одну из планет — джунглей. Ввиду этого я созвал совещание и теперь хочу провести голосование.

«Так вот в чем дело!» — Гросвенф вздохнул, не то чтобы восторгаясь Кентом, но, по крайней мере, по достоинству оценивая его действия. Исполняющий обязанности директора не предпринял попытки создать дело против своей оппозиции. Было вполне возможным, что он, собственно, и не возражал против плана астронома. Но созывая совещание, когда его собственная точка зрения должна была восторжествовать, он доказывал, что рассматривает себя как объект демократической процедуры. Это был ловкий ход, демагогическая мера по поддержанию доброй воли среди его сторонников.

И в самом деле, предложение Лестера встретило активные возражения. Трудно было поверить в то, что Кент знал о них, иначе это бы означало, что он намеренно игнорирует возможную опасность. Он решил оправдать Кента за недостаточностью улик и терпеливо ждал, пока несколько ученых задавали астроному не слишком важные вопросы. Когда ответы на них были получены и казалось ясным, что с дискуссией все, кроме него, покончили, Гросвенф встал и заявил:

— Я бы хотел поддержать точку зрения мистера Кента в этом важном вопросе.

— Однако, мистер Гросвенф, — холодно проговорил Кент, — отношение всех, кажется, в достаточной мере ясно, судя по краткости дискуссии, и отнимать наше ценное время… — тут он внезапно умолк. Вероятно, до него дошел истинный смысл слов Гросвенфа. Лицо его по — темнело. Поскольку никто ничего не сказал, он опустил руку и проговорил: — Вам слово, мистер Гросвенф.

— Мистер Кент прав: решение слишком поспешное, — твердо начал Эллиот.

— Пока мы посетили лишь три планетарных системы, а необходимо посетить не менее тридцати, выбрав их наугад. Это минимальное число, учитывая размеры наших исследований, по которому мы можем прийти к каким — нибудь выводам. Я буду рад обратиться со своими цифрами в математический отдел для подтверждения. Помимо этого, приземлившись, мы должны были бы выйти из-под защиты экрана. Мы должны были бы подготовиться к отражению самой невероятной атаки со стороны интеллекта, который может мгновенно использовать для доставки своих сил среду гиперпространства. Я представляю себе картину того, как биллион тонн вещества обрушивается на нас в то время как мы беспомощные будем сидеть на этой планете. Джентльмены, насколько я понимаю, впереди у нас есть месяц — другой для детального изучения вопроса. В течение этого времени мы, естественно, должны посетить возможно большее количество солнц. Если их обитаемые планеты тоже окажутся исключительно — или даже в большинстве своем — примитивными, тогда мы будем иметь весомое подтверждение предположения мистера Лестера об их искусственном положении. — Помолчав, Гросвенф закончил: — Мистер Кент, я верно выразил ваше мнение?

Кент уже успел полностью овладеть собой.

— Почти, мистер Гросвенф, — он оглядел собравших. — Если новых предложений больше не будет, я предлагаю проголосовать предложение Гюнли Лестера.

— Я отклоняю его, — встал астроном. — Признаюсь, что не продумал некоторые аспекты поспешного приземления.

После некоторых колебаний Кент произнес:

— Если кто-нибудь желает поддержать предложение Гюнли… — поскольку никто не собирался высказываться, Кент уверенно продолжил: — Я бы хотел, чтобы кто-нибудь высказал свое мнение, но раз никто не желает сделать этого, то я прошу начальников отделов при — готовить мне детальный отчет по вопросу о том, какие меры нам следует предпринять для успешного приземления, которое нам неизбежно придется совершить. У меня все, джентльмены.

В коридоре, при выходе из контрольного пункта, Гросвенф почувствовал чью-то руку на своем плече. Обернувшись, он увидел Мак — Кена, который сказал;

— Последние несколько месяцев я был чрезвычайно занят работами, связанными с ремонтом и не имел возможности пригласить вас в свой отдел. Я предчувствую, что когда мы, наконец, приземлимся, оборудование геологического отдела будет использовано не совсем по назначению. Некзиализм мог бы нам очень пригодиться.

Гросвенф обдумал эти слова, после чего кивнул в знак согласия.

— Я буду у вас завтра утром. Хочу приготовить рекомендации для импозантного мистера Кента, исполняющего обязанности директора.

Мак — Кен кинул на него быстрый взгляд и нехотя спросил:

— Вы полагаете, что он ими не заинтересуется, не так ли?

Значит, остальные тоже заметили неприязнь к нему Кента.

— Что, по — вашему, является основой популярности Кента как лидера? — уточнил Эллиот.

После некоторых размышлений Мак — Кен ответил:

— Он человечен. У него есть приязни и неприязни. Он способен волноваться от происходящего. Он вспыльчив… Когда он делает ошибки, то пытается сделать вид, что так и надо. Он жаждет быть директором. После воз — вращения корабля на Землю директора экспедиции ждет мировая известность. Во всех нас есть что-то от Кента. Он… э… он человек.

— Насколько я заметил, вы ничего не сказали о его способности к работе.

— Это не является жизненно важным вопросом. Он может получить совет у специалиста по любой проблеме, — Мак — Кен облизал губы. — Трудно выразить в словах притягательность Кента, но думаю, ученые постоянно опасаются ущемления своих потенциальных возможностей и поэтому хотят, чтобы впереди них находился человек эмоциональный, но в то же время такой, чья квалификация не вызывала бы сомнений.

Гросвенф качнул головой.

— Я не согласен с вами относительно того, что работа директора якобы не важна. Все зависит от личности и от ее умения использовать благоприятные возможности.

Мак — Кен внимательно выслушал Гросвенфа и через некоторое время произнес:

— Человеку, рассуждающему строго логично, подобно вам, возможно, очень трудно понять влияние на людей подобных Кенту. И в политике такие люди имеют мало шансов.

Гросвенф мрачно заявил:

— Побеждает не их преданность научным методам. Дело в их прямоте. Средних знаний человек часто понимает, что тактика, используемая против него, лучше, чем лицо, которое ее использует, но не может решиться на контрудар, не ощущая себя при этом опороченным.

Мак — Кен нахмурился.

— Громко сказано! А у вас не бывает таких приступов малодушия?

Гросвенф молчал.

Мак — Кен настаивал:

— Предположим, вы решите, что Кента следует оттеснить. Что вы станете делать?

— В настоящий момент мои намерения вполне миролюбивы, — осторожно заметил Гросвенф и с удивлением увидел удовлетворенное выражение на лице Мак — Кена. Он с жаром пожал руку Гросвенфа.

— Рад слышать о том, что ваши намерения легальны, — искренне произнес Мак — Кен. — С тех пор, как я побывал на вашей лекции, я понял то, что никто другой еще не осознал: потенциально — вы самый опасный человек на этом корабле. Совокупность ваших знаний, подкрепленная решительностью и знанием цели, может быть куда более большей бедой, чем любое нападение.

Придя в себя после мгновенного удивления, Гросвенф покачал головой.

— Невероятное предположение. — сказал он — Одного человека слишком легко убить.

— Я заметил, — произнес Мак — Кен — что вы не отрицаете того, что владеете знаниями.

Гросвенф протянул руку в знак прощания.

— Благодарю за ваше высокое мнение обо мне. Хотя оно значительно преувеличено, но психологически стимулирует.

Глава 18

Тридцать первая по счету звезда, на которой они по бывали, была размером с Солнце, и почти такого же типа. На трех ее планетах была жизнь, подобная всем другим обитаемым мирам, которые они видели. Это были покрытые насыщенными испарениями, джунглями и первобытным морем миры.

«Космическая Гончая» пролетела сквозь газообразную оболочку из воздуха и водяных паров и заскользила над поверхностью планеты — огромный чужеродный металлический шар, заброшенный в фантастические края.

В геологической лаборатории Гросвенф наблюдал за приборами, отмечавшими природу почвы внизу. Это была сложная работа, требовавшая пристального внимания, поскольку оперирование цифрами нуждалось в активном участии высокоразвитого интеллекта. Постоянный поток сверхзвуковых и коротковолновых сигналов должен был быть направлен в строго определенную ячейку соответствующего вычислительного устройства в точно определенный отрезок времени для сравнительного анализа. К стандартной, знакомой Мак — Кену технике, Гросвенф добавил некоторые усовершенствования, согласно принципам некзиализма, и в таблицах и в диаграммах оказалась отраженной удивительно точная картина внешней поверхности планеты.

Гросвенф сидел там уже в течение часа, глубоко погрузившись в процесс работы. Факты давали расхождение в деталях, но молекулярная структура, устройство и распределение различных элементов указывали на некое геологическое постоянство: ил, песчаник, глина, гранит, органические следы — возможные месторождения угля, силикаты в форме покрывающего скалы песка, вода…

Несколько стрелок на шкалах перед ним резко повернулись и застыли. Их реакция косвенно указывала на присутствие металлической руды в больших количествах, со следами углерода, молибдена…

Сталь! Гросвенф схватился за рычаги, которые ускоряли выдачи серии результатов. Зазвенел звонок и сразу же подбежал Мак— Кен. Корабль остановился. В нескольких футах от Гросвенфа Мак — Кен начал разговор с исполняющим обязанности директора Кентом.

— Да, директор, сталь, а не просто железо, — он не назвал имени Гросвенфа и продолжил. — Мы установили нашу аппаратуру максимум на сто футов. Это может быть город, похороненный или скрытый в джунглях.

— Узнаем точно через несколько дней, — сухо проронил Кент.

Корабль был осторожно посажен на планету и через временное отверстие в защитном экране было опущено необходимое оборудование. Гигантские экскаваторы, краны, подвижные контейнеры были установлены с дополнительными устройствами. Все было так тщательно отрепетировано, что через полчаса после того, как корабль начал разгружаться, он уже вновь взмыл в пространство.

Все работы по раскопкам проводились с дистанционным управлением. Специально обученные люди раскопали землю на двести пятьдесят фугов в глубину и на восемьдесят в ширину. Был обнаружен не столько город, сколько невероятные обломки того, что раньше называлось городом.

Здания выглядели так, как будто были раздавлены слишком огромной тяжестью, чтобы они могли ее вынести. Уровень улиц доходил в глубину на полные двести пятьдесят футов, и там обнаруживались груды костей. Был отдан приказ прекратить раскопки, и несколько спасательных шлюпок устремились сквозь мглистую атмосферу. Гросвенф находился вместе с Мак — Кеном и другими специалистами и теперь стоял над тем, что осталось от одного из скелетов.

— Нехорошие повреждения, — нахмурился Скит.

— Но, думаю, я смогу его собрать. — Его умелые пальцы укладывали кости в определенном порядке.

— Четыре ноги, — сообщил он. Поднеся к одной конечности флюороскоп, он буркнул: — Похоже на то, что он мертв уже лет двадцать пять.

Гросвенф отошел в сторону. Разложенные повсюду останки могли хранить секреты фундаментальной физической характеристики исчезнувшей расы. Но вряд ли эти скелеты содержат в себе ключ к идентификации без — жалостных существ, послуживших причиной исчезновения расы. Они явно принадлежали несчастным жертвам, а не уверенным в себе мрачным разрушителям.

Он направился туда, где Мак — Кен изучал почву, выкопанную из самой улицы. Геолог повернулся к нему и сказал:

— Я думаю, мы удостоверимся, сделав стратиграфический анализ на несколько сот футов вниз.

После его слов в действие вступила буровая команда. В течении нескольких часов, пока машины прокладывали себе путь среди камней и глины, Гросвенф был очень занят. Перед его глазами мелькали твердые комья земли или обломки камня. Иногда он брал их и исследовал. К тому времени, когда спасательные шлюпки направились к кораблю, Мак — Кен решил дать полный отчет Кенту. Когда он докладывал, Гросвенф стоял у экрана коммуникатора.

— Директор, меня просили проверить, могли ли джунгли на этой планете быть созданы искусственным путем. Вполне возможно, что это так. Слои, идущие ниже болота, кажутся принадлежащими более старой и менее примитивной планете. Трудно представить, что напластование джунглей могло быть снято с какой-то отдаленной планеты и перенесено сюда, но очевидность указывает на то, что это вполне возможно.

— А как насчет самого города? — поинтересовался Кент. — Как он был разрушен?

— Мы проделали несколько вычислений и теперь можем утверждать, что причиной катастрофы должны были явиться огромные массы камней, почвы и воды.

— Вы нашли доказательства, свидетельствующие и времени катастрофы?

— Мы располагаем небольшими геоморфологическими данными. В нескольких осмотренных нами местах новая поверхность образовала впадины на старой, указывая на то, что добавочный слой смял более мягкие участки. Идентифицируя тип сдвига почвы, которая должна была прогнуться при подобных обстоятельствах, мы получили несколько цифр и намереваемся запустить их в компьютер. Компетентный математик, — он имел в виду Гросвенфа, — подсчитал приблизительно, что оценивая прямое давление веса вышележащих пород в какой-то промежуток времени — их можно отнести к периоду не более ста лет назад. Поскольку геология имеет дело с событиями тысяче и миллионолетней давности, все, что смогут делать машины — это проверить вычисления людей. А это не даст нам более точных результатов.

Наступила пауза, после которой Кент холодно сказал:

— Благодарю вас. Я чувствую, что вы и ваш штат проделали огромную работу. Еще один вопрос: не обнаружили ли вы в ваших вычислениях чего-нибудь такого, что могло бы послужить ключом к определению природы интеллекта, который мог произвести подобные катастрофические разрушения?

— Говоря от своего имени, без предварительного обсуждения с помощниками, могу сказать — нет!

«Хорошо, — подумал Гросвенф, — что Мак — Кен так осторожен в своих ответах. Для геолога обследование этой планеты только начало поиска врага».

Для него самого оно являлось конечным звеном в той цепи событий, открытий и выводов, которые начались, когда он впервые услышал странное бормотание в пространстве. Он знал, кем являются самые чудовищные из существ, которых только можно себе вообразить. Он догадывался об их ужасных целях и заботливо проанализировал, что нужно сделать дальше.

Перед ним больше не стоял вопрос — в чем опасность? Он достиг той стадии, где нуждался прежде всего в бескомпромиссном решении. К несчастью, люди, областью знаний которых являлись лишь одна или две науки, не могли, или даже не желали понять потенциальности смертельнейшей из опасностей, когда-либо встававших перед всей Вселенной за все время ее существования. Само решение могло стать центром жесткого спора.

Согласно рассуждениям Гросвенфа, проблема эта имела как политический, так и научный аспекты. Ясно осознавая природу предстоящей борьбы, он пришел к выводу о том, что его тактика должна быть тщательно продумана и претворена в жизнь с предельной решительностью.

Пока еще рано было решать, насколько далеко он вынужден будет зайти. Но ему казалось, что он не имеет права на остановку ни перед чем. Он обязан выполнить свой долг.

Глава 19

Полностью приготовившись к действиям, Гросвенф написал Кенту письмо:

«Исполняющему обязанности директора. Административный отдел. Исследовательский корабль „Космическая Гончая“.

Дорогой мистер Кент! Я должен сделать важное сообщение всем главам отделов. Сообщение касается обитателей этой галактики, о природе которых я добыл сведения большой важности.

Не будете ли вы так любезны созвать совещание с тем, чтобы я мог изложить свои выводы?

Искренне ваш Эллиот Гросвенф».

Он подумал о том, заметит ли Кент, что он предлагает решение по неподтвержденным доказательствам. В ожидании ответа он спокойно перенес остаток личных вещей из своей каюты в некзиальный отдел. Это было последним звеном его плана защиты, который включал в себя возможность осады.

Ответ пришел на следующее утро.

«Дорогой мистер Гросвенф! Я связался с мистером Кентом вчера днем по поводу вашего меморандума. Он предложил вам сделать закрытый доклад по форме А— 16–4 и выразил удивление по поводу того, что вы не сделали этого предложения лично. Мы получаем другие доказательства и версии по этому вопросу. Ваша же версия будет изучена наряду с другими.

Будьте любезны как можно скорее прислать тщательно заполненный образец формы А—16–4.

Искренне ваш, Джон Фонрем за мистера Кента».

Гросвенф мрачно прочел ответ. Он не сомневался в том, что Кент сделал секретарю несколько резких замечаний по поводу единственного на борту корабля некзиалиста. Но даже в этом случае Кент должен был сдерживать свой язык. Беспорядок, резервуар ненависти, сидящий в этом человеке, все еще подвергались некоторой сдержанности. Если Корита прав, то кризис приближается. Это был «зимний» период настоящей человеческой цивилизации, и вся культура могла разбиться вдребезги под действием вспышек эгоизма отдельных личностей.

Хотя он и не намеревался предлагать фактическую информацию, Гросвенф решил заполнить присланную ему секретную форму. И все же он лишь составил перечень фактов. Он не стал ни рассматривать их, ни предлагать решение. В графе «Рекомендации» он написал:

«Заключение должно сразу стать ясным любому обладающему необходимой квалификацией человеку».

Вопиющим фактом было то, что каждое из перечисленных доказательств, представленных им, было известно тому или другому из обширных отделов, имеющихся на борту «Космической Гончей». Все эти данные должны были лежать на столе Кента уже несколько недель.

Гросвенф сам отнес форму. Он не ожидал немедленного ответа, но все же остался в своем отделе. Даже еду ему присылали туда. Прошло два двадцатичасовых периода, прежде чем он получил ответ от Кента.

«Дорогой мистер Гросвенф! Просмотрев форму А— 16–4, которую вы предоставили на рассмотрение совета, я отметил, что вы не указали своих рекомендаций… Поскольку мы получили другие рекомендации по этому вопросу и намерены соединить лучшие черты каждой, создав обширный план, мы были бы признательны вам за передачу детальных рекомендаций.

Будете ли вы так добры уделить этому вопросу решительное внимание?

Грегори Кент.

Исполняющий обязанности директора».

Гросвенф понял личную подпись Кента, как прямой намек, означающий, что основные действия скоро начнутся.

Он сам напичкал себя наркотиками, которые вызвали симптомы, трудно отличимые от гриппа. В ожидании реакции со стороны своего организма, он написал Кенту еще одно послание, на этот раз о том, что он слишком болен, чтобы подготовить рекомендации, в которых давно возникла необходимость, поскольку они должны были включать в себя значительное количество весомых причин, покоящихся на знании фактов многих наук. И все же было бы разумным немедленно начать предварительную пропаганду среди членов экспедиции о необходимости провести в пространстве пять добавочных лет. Опустив письмо в почтовый желоб, Гросвенф позвонил в офис доктора Эгарта. Все произошло даже быстрее, чем рассчитывал Эллиот. Через десять минут вошел доктор Эгарт и поставил на пол свой чемоданчик. Когда он выпрямился, в коридоре зазвучали шаги. Несколькими секундами позже появился Кент с двумя крепкими работниками химического отдела.

Доктор Эгарт весело улыбнулся, узнав шефа химического отдела.

— Хэлло, Грег, — произнес он своим глубоким голосом, и перенес свое внимание на Гросвенфа. — Итак, похоже на то, что у вас есть здесь насекомые, друг мой. Забавно! Какое бы внимание вы ни оказывали защите корабля при этих приземлениях, некоторые вирусы и бактерии все же проникают внутрь. Я забираю вас в изолятор.

— Я предпочел бы остаться здесь.

Доктор Эгарт нахмурился и пожал плечами.

— В вашем случае это возможно, — он собрал свои инструменты. — Я пришлю присматривать за вами своего служащего. С неизвестными микробами нельзя рисковать.

Кент хмыкнул. Гросвенф, поглядывающий на него с нарочитым смущением, при этих словах поднял на него вопросительный взгляд.

— А в чем, собственно дело, доктор? — раздраженно проговорил Кент.

— Сейчас я не могу этого точно сказать. Посмотрим, что дадут лабораторные исследования, — он нахмурился. — Я взял пробы почти с каждой части его тела. Пока все симптомы указывают на лихорадку и жидкость в легких. Боюсь, что сегодня я не могу позволить вам беседу с ним, Грег. Опасаюсь, что это может быть серьезным.

Кент резко заявил:

— Придется рискнуть. Мистер Гросвенф владеет Ценной информацией и… — он заговорил строго подчеркнуто, — …я уверен, он еще достаточно силен, чтобы сообщить ее нам.

Доктор Эгарт взглянул на Гросвенфа и осведомился:

— Как вы себя чувствуете?

— Я еще могу говорить, — слабым голосом прошептал Гросвенф.

Его лицо пылало, глаза болели. Но одной из двух причин, по которой он вверг себя в такое состояние, была надежда на приход в таком случае Кёнта, и она оправдалась.

Другая причина заключалась в том, что он не хотел лично присутствовать на совещании ученых, которое мог созвать Кент. Здесь, в своем отделе, и только здесь, он мог защитить себя от враждебных действий, которые могли бы предпринять против него.

Доктор взглянул на часы.

— Говорю вам, — сказал он Кенту и косвенно Гросвенфу, — что сейчас пришлю санитара. Разговор должен закончиться ко времени его прихода, договорились?

— Прекрасно! — с фальшивой сердечностью ответил Кент.

Гросвенф молча кивнул.

Уже от двери доктор Эгарт еще раз напомнил:

— Мистер Рондер будет примерно через двадцать минут.

Когда он ушел, Кент медленно опустился в кресло и взглянул на Гросвенфа. Он сделал длительную паузу, по — том произнес намеренно холодным тоном, выражающим отношение к собеседнику:

— Я не понимаю, чего вы добиваетесь. Почему вы не представляете нам информацию, которой владеете?

— Мистер Кент, вы действительно удивлены?

Снова воцарилось молчание. Гросвенфу казалось, что Кент очень сердит и лишь с большим трудом сдерживает себя. Наконец, он прервал молчание и проговорил низким, напряженным голосом:

— Я — директор экспедиции. Я требую, чтобы вы немедленно выдали свои рекомендации.

Гросвенф медленно покачал головой. Внезапно он ощутил жар и тяжесть.

— Я не знаю, что… собственно на это ответить. Ваши действия, мистер Кент, легко рассчитать. Видите ли, я ожидал от вас, что вы обойдетесь с моими письмами именно так, как вы это сделали. Я ожидал от вас, что вы придете сюда с… — он обвел глазами двух помощников Кента, — …парой герольдов. При создавшихся обстоятельствах я думаю, что имею право настаивать на совещании глав отделов с тем, чтобы лично сообщить им свои рекомендации…

Будь у него время, он бы выставил руку и защитил себя. Слишком поздно он увидел, что Кент разъярен более, чем он это подозревал.

— Ловко, а! — в ярости бросил химик.

Его рука поднялась. Раскрытой ладонью он ударил Гросвенфа по лицу и снова заговорил сквозь сжатые зубы:

— Так вы больны, да? Люди со странными болезнями иногда оказываются не в своем уме и за ними требуется строгий надзор, потому что в состоянии помешательства они способны напасть на любимых друзей.

Гросвенф уставился на него затуманенным взглядом. Он поднес руку к лицу. Из-за лихорадки и слабости он слабо соображал. С некоторым трудом он сунул в рот таблетку противоядия. При этом он делал вид, будто держится за щеку в том месте, по которому его ударил Кент. Проглотив таблетку, он произнес дрожащим голосом:

— Пусть так, моя психика не в порядке, так что?

Если Кент и был удивлен его реакцией, то не выразил это словами. Он коротко спросил:

— Чего вы собственно добиваетесь?

Несколько мгновений Гросвенф боролся с тошнотой. Когда это чувство прошло, он ответил:

— Я хочу, чтобы вы начали работу, направленную на то, что по вашему мнению членам экспедиции необходимо принять сознательное решение о продолжении экспедиции еще на пять лет из-за того, что было обнаружено относительно враждебного интеллекта. Вот пока и все. Когда вы сделаете это, я расскажу вам все, что вы пожелаете узнать.

Он почувствовал улучшение — противоядие начало действовать. Лихорадка прошла. И он имел в виду именно то, что говорил. Его план был нерушимым. На любой стадии Кент, или позже вся группа, могли принять его предложение, и это было бы концом его стратегической стадии.

Теперь же Кент дважды разжал губы, как будто намереваясь заговорить, и каждый раз снова закрывал рог. Наконец, он произнес с глубоким изумлением:

— Это все, что вы хотите пока предложить?

Палец Гросвенфа лежал под одеялом на кнопке, вделанной в боковую часть его кровати, готовый нажать на нее.

— Клянусь, вы получите то, что хотите!

Кент резко возразил;

— Об этом не может быть и речи. Я не могу позволить себе подобного безумия. Люди не вынесут и одного добавочного года.

— Ваше присутствие здесь указывает на то, что вы не считаете мое решение безумным.

Кент сжал и напряг кулаки, потом разжал их.

— Это невозможно! Как я мог бы объяснить такое главам отделов и их помощникам?

Наблюдая за этим маленьким человеком Гросвенф понял, что кризис близок.

— Вам не придется им это объяснить. Все, что вам придется сделать, это обещать дать информацию.

Один из его герольдов, наблюдавший за лицом Кента, заговорил:

— Послушайте, шеф, этот человек, кажется, не понимает, что разговаривает с директором. Как насчет того, чтобы мы ему это объяснили?

Кент, собиравшийся сказать что-то еще, осекся. Он отступил, облизывая губы и злобно кивнул.

— Вы правы, Брендер. Я не понимаю, зачем вообще я ввязался в этот спор. Подождите минутку, я закрою дверь, а потом…

Гросвенф угрожающе предостерег Кента:

— На вашем месте я бы не стал ее запирать. Я подниму по тревоге весь корабль.

Кент, уже дотянувшийся до двери, остановился и оглянулся. На его физиономии застыла жестокая ухмылка.

— Так, так, так… — злобно ощерил он длинные зубы.

— Мы доберемся до вас и при открытых дверях. Начинайте разговор, мой друг…

Двое служащих шагнули вперед.

— Брендер, вы слышали когда-нибудь о ренферальном электростатическом заряде? — спросил Эллиот. Видя их колебание, он продолжил; — Тогда дотроньтесь до меня, и сразу увидите. Ваши руки покроются волдырями, а лицо…

Оба помощника выпрямились и отшатнулись. Блондин Брендер тревожно взглянул на Кента, который сердито сказал:

— Количество находящегося в человеческом теле электричества не убьет и мухи!

Гросвенф покачал головой.

— Вы, мистер Кент, кажется, немного не в себе. Электричество не в моем теле, но оно будет в вашем, если вы дотронетесь до меня.

Кент вытащил вибратор и подчеркнуто стал его настраивать.

— Назад! — скомандовал он помощникам. — Я хочу дать ему порцию в одну десятую секунды. От этого он не лишится сознания, но все молекулы его тела придут в движение.

Гросвенф спокойно предупредил, улыбаясь:

— Я его не получу, Кент, в этом вы ошибаетесь.

Тот либо не слышал его, либо был слишком зол, чтобы обращать внимание на его предупреждение. В глаза Гросвенфу ударил блеск вспышки. Послышалось шипение, треск и крик боли Кента. Вспышка исчезла, и Гросвенф увидел, что Кент пытается отбросить оружие, но оно никак не хотело отставать от его руки, но, в конце концов, упало на пол с металлическим лязгом. В очевидном шоке, Кент молча стоял, вцепившись в поврежденную руку.

Тоном сердитой жалости Гросвенф осведомился:

— Почему вы не послушались? Эти странные экраны содержат высокий энергетический потенциал, а поскольку вибратор ионизировал воздух, вы получили электрический удар, который одновременно уничтожил энергию вашего заряда, кроме как в зоне дула. Надеюсь, вы не слишком обожглись?

Кент уже взял себя в руки. Он был бледен и напряжен, но спокоен.

— Это дорого вам обойдется, — зловеще прошипел он. — Когда все узнают о том, что один человек пытался силой заставить их… — Он оборвал себя и нетерпеливо махнул помощникам. — Идемте, мы и так потеряли здесь много времени.

Через десять минут после их ухода пришел Рондер. Гросвенфу пришлось несколько раз терпеливо объяснить, что он уже не болен. Еще более долгим было объяснение с доктором Эгартом, которого вызвал санитар. Гросвенфа не беспокоило возможное разоблачение. Для того, чтобы обнаружить принятый им наркотик, нужно было твердое подозрение плюс тщательное обследование. В конце концов, они оставили его в покое, приказав оставаться в своем отделе не меньше суток. Гросвенф уверил их в том, что будет следовать изложенным инструкциям, и он действительно намеревался сидеть на месте. Во время предстоящих тяжелых дней некзиальный отдел должен был стать его крепостью. Он не знал в точности, что могло быть против него использовано, но был готов ко всему настолько, насколько это было в его силах и возможностях.

Примерно через час после ухода доктора в металлическом почтовом желобе послышалось звяканье. Это было извещение от Кента о созыве совещания согласно просьбе Эллиота Гросвенфа. Оно вытекало из первого письма Кента, игнорируя все последующие события. Печатная форма заканчивалась следующими словами:

«Ввиду последующих действий мистера Гросвенфа исполняющий обязанности директора считает, что имеет право на детальный разбор дела».

Под замечанием Гросвенфа Кент от руки написал:

«Дорогой мистер Гросвенф. Ввиду вашей болезни я проинструктировал штат мистера Гурлея о том, чтобы он связал ваш коммуникатор с контрольным пунктом, так что вы можете решать вопросы и присутствовать, не сходя с кровати. В других отношениях встреча сохранит все привилегии секретности».

В назначенный час Эллиот настроился на контрольный пункт. Когда появилось изображение, он обнаружил, что все помещение видно ему как на ладони, и что передающий экран — это большой коммуникатор, находящийся над массивным контрольным щитом. В настоящий момент его лицо представляло собой десяти — футовое изображение, глядящее на присутствующих.

— Да, — пробормотал Гросвенф, — впервые мое изображение делает присутствие на совете столь заметным.

Беглый осмотр помещения показал, что большая часть глав отделов уже заняла свои места. Как раз под экраном Кент разговаривал о чем-то с капитаном Личем. Вероятно, это был конец разговора, потому что он посмотрел на Гросвенфа, криво улыбнулся и повернулся к небольшой аудитории. Гросвенф заметил повязку на левой руке Кента.

— Джентльмены, — начал совещание Кент. — Без предварительного вступления я хочу сразу передать слово мистеру Гросвенфу. — Он снова взглянул на экран коммуникатора и на его физиономии появилась все та же свирепая улыбка. — Мистер Гросвенф, ваше слово.

— Джентльмены, около недели назад я получил достаточно сведений для того, чтобы утверждать, что наш корабль подвергся воздействию со стороны чужого интеллекта, принадлежащего этой галактике. Это может звучать чересчур громко, но это всего лишь горький факт, который я могу предложить вам в своей интерпретации на основе доступных мне средств. Я не могу доказать никому из присутствующих, что такие существа действительно есть. Некоторые из вас согласятся с разумностью моих доводов, другие, не имеющие знаний в специальных областях, решат, что мое заключение голословно. Я изучил проблему и изнурил мозг раздумьями о том, как убедить вас, что мое решение является единственно безопасным. Одним из видимо полезных шагов является сообщение об экспериментах, которые я проделал.

Он не упомянул о том факте, что уже проделал несколько уловок с тем, чтобы его вообще выслушали. Несмотря на все случившееся, он не хотел быть враждебным к Кенту более, чем это было необходимо.

— Теперь я хочу связаться с мистером Гурлеем, — продолжил он. — Я уверен, что вы не будете слишком удивлены, когда я скажу вам, что речь идет об автоматическом устройстве С —9. Я бы хотел знать, сообщили ли вы о нем своим коллегам?

Начальник отдела связи взглянул на Кента, который небрежно кивнул.

— Невозможно сказать точно, когда С —9 вступит в действие. Тем, кто о нем не слышал, сообщаю, что С —9 является малым экраном, который автоматически вводится в действие, когда пыль в окружающем пространстве достигает плотности, опасной для движения корабля. Очевидно, плотность пыли в любом данном объеме выше, конечно, при высокой скорости, чем при низкой. Тот факт, что количество активной пыли космоса вокруг достаточно, чтобы ввести в действие С —9, был замечен впервые членами моего отдела незадолго до того, как эти ящеры возникли в контрольном пункте. — Гурлей откинулся на спинку кресла и буркнул; — У меня все!

— Мистер Ван Гроссен, — спросил Гросвенф, — что обнаружил ваш отдел относительно пыли этой галактики?

Тучный Ван Гроссен выпрямился на стуле и, не вставая, произнес;

— Ничего такого, что мы могли бы рассматривать как удивительное или необычное. Она несколько плотнее, чем в нашей собственной галактике. Мы собрали небольшое количество пыли на ионизированных пластинках и сняли осадок. Вещество оказалось довольно простым: в нем присутствовали несколько простых элементов и следы многих соединений, которые могли попасть в пыль в момент конденсации, а также небольшое количество свободного газа, главным образом водорода. Теперь вся трудность состоит в том, что то, что мы получили, возможно, имеет очень небольшое сходство с пылью в том виде, в каком она пребывает обычно в пространство, но проблема получения ее в истинной форме, по всей вероятности, никогда не будет разрешена удовлетворительно. Сам процесс требует огромных изменений. Мы можем лишь догадываться о том, как она функционирует в пространстве. — Физик беспомощно развел руками. — Это все, что я могу пока сообщить.

Гросвенф не стал упускать инициативу и продолжил:

— Я мог бы и дальше спрашивать глав различных отделов о том, что им удалось узнать. Но я уверен в том, что могу суммировать изложенные и неизложенные открытия, не будучи к кому-либо несправедливым. И отдел мистера Скита, и отдел мистера Кента занимаются почти той же проблемой, что и мистер Ван Гроссен. Я уверен, что мистер Скит различными способами насытил атмосферу клетки пылью. Животные, которых он запускал в клетку, не выказывали никаких болезненных признаков, так что он, в конце концов, провел испытание на себе. Мистер Скит, можете ли вы к этому что — нибудь добавить?

Скит качнул головой.

— Если это форма жизни, то мне вы этого доказать не сможете. Я допускаю, что в самый тесный контакт с этим веществом все мы вошли в тот момент, когда вошли в спасательную шлюпку, открыли все двери, потом закрыли их, снова впустив воздух в шлюпку. В химическом составе воздуха возникли небольшие изменения, но ничего особенного.

— Достаточно для фактических данных. Я тоже, среди прочих вещей, проделал эксперимент, вывел спасательную шлюпку и впустил в нее пыль из пространства через открытые двери. Вот чем я интересовался… Если это жизненная форма, то чем она питается? Поэтому, впустив воздух в шлюпку, я проделал его анализ. Затем я убил пару маленьких животных и вновь сделал анализ атмосферы. Я послал образцы, и первый, и второй — мистеру Кенту, мистеру Скиту и мистеру Ван Гроссену. Имелось несколько минутных химических изменений. Дело могло заключаться в аналитической ошибке. Но мне бы хотелось попросить мистера Ван Гроссена рассказать вам, что он обнаружил.

Ван Гроссен мигнул и выпрямился.

— Разве это доказательство? — спросил он с удивлением. Потом он развернулся на сидении и оглядел, нахмурившись, своих коллег. — Я не вижу и не придаю этому особого значения, но молекулы воздуха в пробе под номером «2» несут в себе более высокий электрический заряд.

Это был решающий момент. Гросвенф, глядя на повернутые к нему лица, подождал, пока свет непонимания не зажегся, по крайней мере, в паре глаз. Люди сидели неподвижные, с застывшим на лицах озадаченным выражением. Наконец, один из них сухо проговорил:

— Я полагаю, от нас ожидают, что мы придем к заключению о том, что имеем дело с туманно — пылевой формой жизни и разума. Для меня это слишком. Подобного мне не переварить.

Гросвенф ничего не сказал. Умственное усилие, которого он от них ожидал, оказалось даже более натянутым, хотя разница была тоже натянутой. Чувство разочарования становилось в нем все сильнее. Он начал готовиться к следующему шагу.

— Давайте, давайте, мистер Гросвенф! — резко сказал Кент. — Объясняйтесь, может мы и переменим свое мнение.

Гросвенф неохотно начал:

— Джентльмены, меня чрезвычайно беспокоит ваша неспособность дать ответ по этому пункту. Я предвижу большие затруднения. Посмотрите на мое положение. Я сообщил вам точный признак, включая описание эксперимента, который привел меня к идентификации нашего врага. Уже ясно, что мои выводы будут рассматриваться как весьма противоречивые. И все же, если я прав, а я убежден в этом, отказ от продуманных мною действий приведет к гибели человеческой расы и всей остальной жизни во Вселенной. Но вот в чем сложность. Если я рассказываю вам обо всем, то решение ускользает из моих рук. Решать будет большинство, и насколько я это себе представляю, его решение не даст никакой законной возможности его избежать.

Он замолчал, давая собравшимся возможность обдумать сказанное. Кое-кто переглядывался, нахмурясь.

— Подождите, — проговорил Кент, — мне уже приходилось стучаться в непробиваемую стену эгоизма этого человека.

Это было первое на совещании враждебное замечание. Гросвенф бросил на Кента быстрый взгляд и, отвернувшись от него, продолжил:

— Мне, джентльмены, выпал несчастный жребий. Я должен проинформировать вас о том, что при сложившихся безумных обстоятельствах рассматриваемая нами проблема перестает быть научной и становится политической. Учитывая это, я должен настаивать на принятии моего решения проблемы. Необходимо провести успешную работу, в ходе которой исполняющему обязанности директора Кенту и главам отделов разъяснить членам экспедиции потребность того, что «Космическая Гончая» должна провести в космосе отрезок времени, равный пяти земным годам. Я сообщу вам свои доводы, но я хочу, чтобы каждый из вас уяснил себе, что рискует в этом деле безвозвратно потерять свою репутацию и доброе имя. Опасность, насколько я ее вижу, является такой всеобъемлющей, что любая происшедшая между нами стычка, даже самая маленькая, была бы роковой, если учитывать время, на которое мы отдалимся от решения проблемы. — Он коротко изложил им, в чем заключается опасность. Потом, не обращая внимания на их реакцию, обрисовал свой метод борьбы с опасностью, каким он его видел. — Нам придется найти планеты, содержащие железо, и наладить обширное производство автоматических торпед. Как я себе представляю, нам придется затратить около года, пересекая галактику и наугад посылая торпеды. А потом, когда мы сделаем весь этот участок пространства невыносимым для их существования, мы улетим, предложив им следовать за нами как раз тогда, когда у них не останется никакого выхода, кроме как следовать за нашим кораблем в надежде на то, что мы приведем их к другому и лучшему источнику еды, чем тот, который они имели здесь. Большую часть времени мы проведем в полете, уводящем их от нашей галактики. Итак, джентльмены, теперь вы все знаете. Но выражение ваших лиц, я вижу, показывает, что реакция будет различной, и что вы стоите на пороге одного из тех противоречий, о которых я упоминал.

Эллиот замолчал. Наступила гнетущая тишина, потом один из присутствующих проронил:

— Пять лет…

Это был почти вздох, и он подействовал, как сигнал. Всех присутствующих охватила тревога.

Гросвенф напомнил:

— Земных лет!

Он умышленно подчеркивал это обстоятельство. Он намеренно выбрал способ более продолжительной оценки времени с тем, чтобы переведенное в звездное время, оно казалось несколько меньшим. Дело было в том, что звездное время, с его стоминутными часом, двадцатичетырехчасовыми сутками и трехсотшестидесятидневным годом было психологическим давлением. Приспособившись к длинному дню, люди забывали, что на самом деле проходило гораздо больше времени согласно их прежнему восприятию.

По той же аналогии, он ожидал, что они ощутят облегчение, поняв, что дополнительное время укладывается на самом деле в три звездных года.

— У кого будут замечания? — осведомился Кент.

— Я не могу полностью согласиться с анализом мистера Гросвенфа, — с горечью сказал Ван Гроссен. — Я питаю к нему огромное уважение ввиду его прошлых действий. Но он просит нас принять на веру то, что, я уверен, мы могли бы понять, если бы у него действительно были неоспоримые доказательства. Я отклоняю положение о том, что лишь некзиалист играет настолько важную роль в интеграции науки, что лишь индивидуальное обучение его методам может нести в себе надежду на более глубокое проникновение в природу.

— Неужели вы можете отрицать, и притом весьма враждебно, то, что никогда не побеспокоились изучить?! — возмутился Гросвенф.

— Возможно, — пожал плечами Ван Гроссен.

— Насколько я понял, — вступил в дискуссию Зеллер, — суть сказанного состоит в том, чтобы потратить много лет и усилий, причем при этом мы ни разу не получим ничего более твердого, чем самые косвенные и неопределенные свидетельства того, что план срабатывает.

После некоторых колебаний Гросвенф решил, что другого выхода нет, и решил продолжать делать антагонистические заявления. Предмет дискуссии был слишком важным. Он не мог считаться с их чувствами. Он раздельно, но твердо заявил:

— Я узнаю, а если кто-нибудь из вас придет в некзиальный отдел и выучится кое-чему из нашей технологии, то и он поймет, когда придет время.

— Мистер Гросвенф всегда стоит за подобную возможность, — мрачно сказал Скит. — Он вечно предлагает нам обучение, чтобы мы могли достичь его уровня.

— Есть еще замечания? — это опять был Кент. Его голос звучал резко и напряженно от неумения скрывать свой предстоящий триумф.

Некоторые из собравшихся хотели выступить, но передумали.

Кент торжествующе продолжал:

— Чем зря терять время, нам, я думаю, следовало бы проголосовать по поводу сообщения мистера Гросвенфа. Я думаю, что, в основном, все мы испытываем одинаковые чувства.

Он медленно прошел вперед. Гросвенф не мог видеть его лица, но в том, как держали себя остальные, был вызов.

— Давайте приступим к голосованию, — настаивал Кент. — Прошу поднять руки всех, кто одобряет методы мистера Гросвенфа, ведущие за собой пять дополнительных лет в космосе.

Ни одной руки не поднялось вверх.

Кто-то проворчал:

— Следовало бы повременить, чтобы обсудить все это.

Кент не стал спешить с ответом, и после некоторых размышлений сказал:

— Нам нужно получить сиюминутные ответ. Для всех важно знать, что думают главы отделов корабля. Теперь поднимите руки те, кто твердо против.

Все, кроме троих, подняли руки. Гросвенф разглядел, что это были Корита, Мак — Кен и Ван Гроссен. И тут же он обнаружил, что капитан Лич, стоявший возле Кориты, тоже воздержался.

Гросвенф быстро проговорил:

— Капитан Лич, сейчас как раз тот момент, когда вы, опираясь на конституционные права, можете требовать контроля над кораблем. Опасность очевидна.

— Мистер Гросвенф, — медленно промолвил капитан Лич, — это было бы правдой, если бы враг был видим. При существующем же положении дел я могу действовать только руководствуясь советом ученых специалистов.

— Такой специалист на корабле только один, — холодно проронил Гросвенф. — Остальные лишь любители, барахтающиеся на поверхности фактов.

Замечание, казалось, ошеломило большинство присутствующих. Несколько человек одновременно заговорили, но сразу осеклись и погрузились в сердитое молчание.

Наконец капитан Лич абсолютно спокойно произнес:

— Мистер Гросвенф, я не могу согласиться с вашим голословным утверждением.

— Что ж, джентльмены, наконец-то мы знаем истинное мнение о нас мистера Гросвенфа, — язвительно заметил Кент.

Самого его, казалось, фраза Гросвенфа ничем не затронула. Все его поведение было проникнуто иронической насмешкой. Он забыл, что в функции исполняющего обязанности директора входит поддержание атмосферы вежливости и доброжелательности.

Его сердито оборвал Мердар, глава отдела ботаники.

— Мистер Кент, я не понимаю, как вы можете оставлять без внимания подобное наглое заявление?

— Вот это верно, — поддержал ботаника Гросвенф.

— Боритесь за свои права. Вся Вселенная подвергается смертельной опасности, но для вас главное — поддержать свое достоинство.

Первый раз с тревогой в голосе заговорил Мак — Кен:

— Корита, если может существовать форма жизни, подобная той, которую описал Гросвенф, то как это смыкается с цикличностью истории?

Археолог печально покачал головой.

— Боюсь, что очень незначительно. Примитивную жизненную форму мы можем принимать без доказательств. Свидетельства деятельности теории цикличности истории находят гораздо больше доказательств здесь, среди моих друзей. Я вижу их в удовольствии нанести поражение человеку, который заставил нас чувствовать себя настолько тревожно из — за обширности своих знаний. Я вижу их во внезапно развившейся эгомании этого человека, — он с упреком посмотрел на изображение Гросвенфа. — Мистер Гросвенф, заявление, сделанное вами, глубоко меня разочаровало.

— Мистер Корита, — мрачно заявил Гросвенф. — Если бы я выбрал для себя другую линию поведения, то уверяю вас, я был бы лишен привилегии выступать перед этими высокочтимыми джентльменами, многими из которых я восхищаюсь, как индивидами, и сказать им то, что продолжаю утверждать со всей серьезностью.

— А я, — сказал Корита, — уверен в том, что члены экспедиции сделают все необходимое, невзирая на личные жертвы.

— В это трудно поверить, — возразил Гросвенф. — Я чувствую, что многие из них находятся под влиянием того факта, что мой план потребует пяти добавочных лет, проведенных в пространстве. Я настаиваю на том, что это жестокая необходимость, и уверяю вас — выбора нет! По правде говоря, я ожидал подобного результата и готовился к нему. — Теперь он обращался ко всем. — Джентльмены, вы вынудили меня на действия, о которых, уверяю вас, я сожалею больше, чем могу выразить это словами. Выслушайте меня внимательно. Это мой ультиматум!

— Ультиматум? — это был Кент, удивленный и внезапно побледневший.

Гросвенф не обратил на него никакого внимания.

— Если к десяти часам завтрашнего дня мой план не будет одобрен, я захвачу корабль. Каждый находящийся на корабле будет делать то, что я ему прикажу, нравится ему это или нет. Я, естественно, ожидаю, что находящиеся на борту ученые приложат все свои знания к тому, чтобы предотвратить мою попытку захвата корабля. Тем не менее, сопротивление будет бесполезно.

Начавшийся вслед за этими словами пустопорожний ропот все еще продолжался, когда Гросвенф прервал связь между своим коммуникатором и контрольным пунктом…

Глаза 20

Прошел примерно час после окончания совещания, когда Гросвенф получил вызов по коммуникатору от Мак — Кена.

— Я бы хотел зайти, — сказал геолог.

— Давайте, — весело разрешил Гросвенф.

Лицо Мак — Кена выразило сомнение.

— Я уверен, что у вас в коридоре ловушка.

— Ну… думаю, что можно назвать это так, — согласился Гросвенф, — но вам она вреда не причинит.

— А что, если я ищу способ прикончить вас?

— Здесь, в моих комнатах, — заявил Гросвенф с твердостью, которая, он надеялся, воздействует на всех служащих, — вы не смогли бы убить меня даже дубинкой.

Мак — Кен заколебался, но все же произнес:

— Я сейчас приду! — и прервал связь.

Вероятно, он находился очень близко, поскольку прошло меньше минуты, и спрятанный в коридоре детектор возвестил о его приближении. И тут же его голова и плечи показались на экране коммуникатора и реле замкнулось в необходимом положении. Поскольку это была часть процесса автоматической защиты, Гросвенф прервал его действие вручную.

Через несколько секунд в открытую дверь вошел Мак — Кен. Он потоптался у порога и шагнул вперед, качая головой.

— Я все же беспокоился. Несмотря на ваше уверение, у меня было такое чувство, будто на меня направлены батареи орудий, — он впился в лицо Гросвенфа ищущим взглядом. — Вы просто запугиваете?

— Я и сам немного обеспокоен. Док, вы потрясли меня своей прямотой. Честно говоря, я не ожидал, что вы придете сюда с бомбой.

У Мак — Кена был озадаченный вид.

— Но я не пришел ведь… Если ваши приборы показали что-нибудь подобное… — он замолчал, снял пиджак и стал шарить по одежде. Его лицо побледнело, когда он вытащил тонкий серый предмет двухдюймовой длины. — Что это?

— Устойчивый сплав плутония.

— Радиоактивный?

— Нет, нет, вовсе не радиоактивный. Но он может быть превращен в радиоактивный газ лучом транссмиттера высокой частоты. От него у нас обоих были бы радиоактивные ожоги.

— Грос, я клянусь, что ничего об этом не знал!

— Вы говорили кому-нибудь о том, что собираетесь ко мне?

— Естественно… Вся эта часть корабля блокирована.

— Иными словами, вам пришлось просить разрешения?

— Да, у Кента.

— Я хочу, чтобы вы как следует подумали о случившемся. Говорил ли вам Кент во время разговора, что в комнате слишком жарко?

— Э… э… да. Теперь я вспомнил. У меня было чувство, что я задохнусь.

— Сколько это длилось?

— Секунду или чуть больше.

— Это означает, что вы были без сознания десять минут. Выходит, эта сволочь воздействовала на вас наркотиками. Возможно, я смогу узнать, какую точно дозу вы получили. Нужен анализ крови.

— Я не возражаю, если вы его сделаете. Это докажет…

Гросвенф качнул головой.

— Это докажет только то, что вы подверглись подобному действию, но не докажет того, что вы пошли на него непреднамеренно. Для меня гораздо более убедительным является факт, что ни один человек в здравом уме не позволит, чтобы в его присутствии был испарен сплав Руа — 72. Согласно моему автоматическому аннулирователю, они уже целую минуту пытаются его разложить.

Мак — Кен мгновенно побелел.

— Грос, я кончил с этим хищником. Я допускаю, что j был в состоянии конфликта и согласился доложить ему о I результатах нашего разговора, но я намеревался предупредить вас, что сделаю подобное сообщение.

Гросвенф добродушно улыбнулся.

— Все в порядке, док. Я вам верю. Садитесь.

— А что с этим? — Мак — Кен протянул ему «бомбу».

Гросвенф взял ее и понес к маленькому укрытию для радиоактивных материалов, имеющемуся в его отделе. Вернувшись, он сел и сказал:

— Думаю, что на нас будет совершено нападение. Единственный для Кента путь известить остальных о том, что он сделал, это убедиться предварительно в том, что мы были спасены вовремя для того, чтобы получить лечение от радиоактивных ожогов. Мы можем вести наблюдение с помощью этого экрана.

Прежде всего нападение было отмечено несколькими электронными детекторами и электронным газом. На приборном щитке заиграли слабые световые сигналы, зазвенел звонок. Потом на большом экране, находящемся над аппаратурой, они увидели изображение нападающих. Около дюжины мужчин в скафандрах появились из-за дальнего угла и двинулись вдоль коридора. Гросвенф узнал Ван Гроссена и двух его помощников из физического отдела, четырех химиков, двое из которых были из биохимического сектора, троих специалистов по коммуникации из отдела Гурлея и двух офицеров. Трое солдат держались позади, таща передвижной вибратор и тепловую пушку с диспенсер — бомбой.

— Отсюда есть еще один выход? — с тревогой осведомился Мак — Кен.

Гросвенф кивнул.

— Он тоже охраняется.

— Как насчет пола и потолка?

— Наверху цейхгауз, внизу кинозал. Оба помещения находятся под контролем.

Они замолчали. Потом, когда группа людей остановилась в коридоре, Мак — Кен заговорил вновь:

— Я удивлен, что с ними Ван — Гроссен. Я считал, что он восхищается вами.

— Я обидел его, назвав его и других — любителями. Он хочет сам посмотреть, что я могу сделать.

Нападающие остановились в коридоре посоветоваться, а Гросвенф продолжал:

— А что, собственно, привело вас сюда?

Мак — Кен смотрел на экран.

— Я хотел, чтобы вы знали о том, что вы не один. Несколько человек просили меня передать вам, что они с вами, — он тут же оборвал себя. — Не стоит об этом сейчас, пока все это происходит. Чуть позже…

— Сейчас такое же подходящее время, как любое другое.

Мак — Кен, казалось, не слышал.

— Не понимаю, как вы собираетесь их остановить? — забеспокоился он. — У них достаточно мощное оружие, чтобы уничтожить стены вашего отдела.

Гросвенф ничего не ответил. Мак — Кен посмотрел ему в лицо и сказал:

— Буду с вами откровенен. Мое положение сейчас двойственно. Я чувствую, что вы правы. Но ваша тактика для меня не слишком этична, — он, казалось, забыл о том, что перестал наблюдать за экраном.

— Есть еще только одна тактика, возможная для меня, и она состоит в том, чтобы прокатить на выборах Кента. Поскольку он всего лишь исполняющий обязанности директора и не был выбран. Я мог бы, может быть, добиться выборов в пределах месяца.

— Почему же вы не захотели этого сделать?

— Потому что, — ответил Гросвенф, передернув плечами, — я боюсь. То, что находится за пределами нашего корабля, практически истощено до смерти. А это означает следующее: в любой момент оно может попытаться захватить другую галактику, и этой галактикой может оказаться наша. Мы не можем ждать месяц.

— И все же, — нахмурился Мак — Кен, — ваш план состоит в том, чтобы лететь из этой галактики, и это, как вы утверждаете, займет целый год.

— Вы когда-нибудь пытались отобрать еду у хищника? Он ведь будет пытаться удержать ее при себе, не так ли? Моя идея состоит в том, что поняв, что мы хотим от него удрать, это существо станет гнаться за нами столько времени, сколько сможет.

— Понимаю, — кивнул Мак — Кен. — Если это так, то ваш шанс одержать победу на выборах практически равен нулю и вы должны с этим согласиться.

Гросвенф энергично покачал головой.

— Я бы победил. Вы можете не поверить мне на слово, но то, что люди, подверженные влиянию желаний, волнений или амбиций, легко поддаются контролю, является непреложным фактом. Я не изобретал используемых мною теорий. Они известны столетия. Но исторические попытки проанализировать их не получали достоверного источника возникновения до недавних пор, когда связь психиатрии с психологией дали ей прекрасную теоретическую базу. Некзиальное обучение привело к разработке определенных технических процессов.

Мак — Кен обсасывал в уме услышанное и, наконец, спросил:

— Какое же будущее видится вам для людей? Вы считаете, что оно принадлежит некзиализму?

— На борту этого корабля это необходимо. Для всей же расы в целом — такое еще не выполнимо. Тем не менее, если смотреть вперед, то любому индивиду не стоит отказываться от возможного получения знаний. Зачем ему от этого отказываться? Зачем ему стоять под небом своей планеты с умным видом и, глядя глупыми глазами с позиций суеверия и невежества, решать важнейшие жизненные проблемы, повинуясь тем, кто его дурачит? Погибшая цивилизация земной античности — прекрасное свидетельство тому, что случается с человеком, когда он слепо реагирует на ситуацию или полностью зависит от авторитарных доктрин. В настоящий момент возможно меньшее. Мы должны сделать человека скептиком. Крестьянин с острым, хотя и неразвитым умом, которому показывают конкретные доказательства, является прообразом ученого. На каждом уровне понимания скептик частично возмещает отсутствие специфических знаний требованием: «Покажи мне! Я готов принимать новое, но то, что ты говоришь, не может убедить меня само по себе».

Мак — Кен был задумчив.

— Вы, некзиалисты, стараетесь разбить цикличность истории. Ведь у вас это на уме?

— Признаюсь, что до встречи с Коритой, я не сознавал ее важности, — поколебавшись, признался Гросвенф. — Она произвела на меня огромное впечатление. Насколько я себе представляю, теория может внести огромное количество повторений. Такие слова, как «раса» и «кровь», совершенно бессмысленны, но шаблон — как раз то, что для нее подходит.

Мак — Кен вновь перенес свое внимание на нападающих. Он озадаченно заметил:

— Мне кажется, что они довольно долго совещаются, пора бы и начать. А ведь я было подумал, что они все предусмотрели до того, как зайти так далеко.

Гросвенф ничего не сказал. Мак — Кен бросил на него внимательный взгляд.

— Минуточку, — произнес он, — они ведь не могут пройти сквозь вашу защиту, не так ли?

Хотя Гросвенф опять не ответил, Мак — Кен вскочил на ноги, подошел к экрану и стал наблюдать почти вплотную. Он внимательно смотрел на действие двух людей, стоявших на коленях.

— Но что они делают? — удивился он. — Ничего не понимаю!

Гросвенф заколебался, но все же объяснил:

— Они пытаются удержаться от того, чтобы не про — валиться сквозь пол, — несмотря на все его усилия оставаться спокойным, его голос дрожал от волнения.

Его собеседник не понял, что происшедшее было для него новым. Конечно, Гросвенф уже давно шел к этому. Но сейчас он впервые применил на практике свои новые знания. Он предпринимал действия, которые никогда и никем не предпринимались ранее. Он использовал явления, изучаемые многими науками, приспособив их для своих целей и требований окружения, в котором он находился.

Все шло так, как он и ожидал. Его знания, такие глубокие и имеющие великолепную основу, не оставляли места для ошибки. Но физическая реальность происходящего все же поразила его, несмотря ни на что.

Мак — Кен сделал шаг назад и осведомился:

— Пол рухнет?

— Вы не поняли. Пол останется таким же, но они в него погружаются. Если они углубятся дальше, то пройдут его насквозь, — он рассмеялся, внезапно развеселившись. — Хотелось бы мне видеть физиономию Гурлея, когда его помощники сообщат о происшедшем. Это его конец — телепортация, понятие гиперпространства с проявлением эффектов на нефтяной геологии и растительной химии.

— Причем тут геология? — воскликнул Мак — Кен и умолк. — Будь я проклят! Вы имеете в виду старый способ получения нефти без бурения. Мы лишь создаем на поверхности условия, при которых вся нефть поднимается на поверхность. — Он нахмурился. — Погодите, ведь имеется фактор…

— Есть дюжина фактов, мой друг, — улыбнулся Гросвенф и спокойно продолжил: — Повторяю, это комбинированный процесс. Многие элементы действуют в тесной взаимосвязи.

— Почему же вы тогда не использовали этот трюк против кота и алого дьявола?

— Я уже говорил вам, что использовал данную ситуацию. Я потратил массу времени, налаживая оборудование. При борьбе с нашими врагами — пришельцами у меня такого шанса не было. Поверьте, если бы я осуществил контроль над кораблем, мы бы не потеряли столько жизней ни в одном из инцидентов.

— Почему же вы не взяли его под контроль?

— Было слишком поздно, у меня не оставалось времени. Кроме того, корабль был построен за несколько лет до возникновения «Некзиального общества». Нам вообще повезло, что мы получили отдел на этом корабле.

— Но я не понимаю, как вы собираетесь захватить завтра корабль, поскольку это потребует вашего выхода из лаборатории. — Он замолчал, взглянув на экран и еле слышно произнес: — Они принесли дегравитатор и собираются поднять ваш пол.

Гросвенф ничего не ответил: он уже заметил это.

Глава 21

Дегравитаторы действовали по тому же принципу, что и антиускорители. Реакция, происходящая в предмете, когда побеждалась сила инерции, была признана при исследованиях молекулярным процессом, который, однако, не являлся свойством структуры вещества. Антиускорение слегка изменяло обриты электронов. Это, в свою очередь, создавало молекулярное напряжение, вызывая в результате небольшую, но всеобъемлющую перестройку. Измененная таким образом материя освобождалась от естественных процессов ускорения или торможения. Корабль, подвергнутый действию антиускорения, мог моментально остановиться во время полета, даже если скорость его достигала миллионов миль в секунду.

Группа, ведущая нападение на отдел Гросвенфа, погрузив свои оружейные устройства на узкие балки, взобралась вслед за ними и настроила их на создание подходящего поля напряженности. Потом, используя магнитное тяготение, они двинулись вперед по направлению к открытой двери, находящейся в двухстах футах.

Таким образом они приблизились на пятьдесят футов, затем их движение замедлилось и совсем прекратилось. Они попятились назад и вновь остановились.

Гросвенф отошел от своих приборов и сел возле озадаченного Мак — Кена.

— Что вы делаете? — поинтересовался геолог.

— Как видите, они используют передвижение с по — мощью направленных магнитов. Я создал отталкивающее поле, которое само по себе не новость в науке. Но этот его вариант является частью температурного процесса более родственного тому, с помощью которого вы и я поддерживаем постоянную температуру внутри наших тел, или тому, который действует при физическом нагревании. Теперь им придется использовать реактивное движение, обычный винт или даже, — он рассмеялся, — весла.

Мак — Кен, взгляд которого был прикован к экрану, мрачно проронил:

— Похоже, что они не беспокоятся. Они собираются усилить мощность нагревателя. Лучше закройте дверь.

— Подождите!

Мак — Кен не успокаивался:

— Но жар хлынет сюда и мы сгорим.

Гросвенф покачал головой.

— Я не сказал вам, что я сделал. Все это является частью процесса поглощения температуры. Получив новую порцию энергии, все металлическое окружение будет стараться удержать свое равновесие на несколько более низком уровне. Вот, смотрите.

Передвижной нагреватель побелел. Он стал таким белым, что Мак — Кен хрипло прошептал:

— Иней… но теперь…

На их глазах стены и полы покрылись льдом. Отблески огня играли на их гладкой поверхности, в дверь пахнуло холодом.

— Температура… — пробормотал Мак — Кен, — более низкий уровень.

Гросвенф поднялся.

— Полагаю, что им пора возвращаться. В конце концов, я не желаю, чтобы с ними что-то случилось.

Он подошел к стоящему у одной из стен аудитории аппарату и сел на стул перед компактной шкалой управления. На ней были маленькие и разноцветные кнопки. В каждом ряду их было двадцать пять, столько же было и рядов.

Мак — Кен подошел ближе и склонился над прибором.

— Что это? Не помню, чтобы мне приходилось видеть его раньше.

Быстрыми, почти незаметными движениями, Гросвенф нажал на семь кнопок, потом повернулся и коснулся главного рубильника. Послышался ясный, светлый металлический звук. Он дрожал в воздухе несколько минут, потом постепенно исчез.

Гросвенф поднял голову и спросил:

— Какие ассоциации он у вас вызвал?

На лице Мак — Кена застыло странное выражение.

— Перед моими глазами возникла картина играющего в церкви органа. Потом она резко изменилась, и вот уже я нахожусь на политическом митинге, где кандидат использует быструю стимулирующую музыку с тем, чтобы сделать всех счастливее, — он умолк, затем тихо добавил: — Так вот как вы можете победить на выборах!

— Это один из методов.

Лицо Мак — Кена выдавало его напряжение.

— Боже, какая же сила в ваших руках!

— На меня это не действует.

— Но вы владеете контролем. Вы же можете контролировать всю человеческую расу.

— Младенец получает контроль, когда учится ходить, двигать руками, разговаривать. Почему же не распространить контроль на гипнотизм, химические реакции, эффекты, даваемые пищеварением? Это было возможным сотни лет назад. Это предохранило бы от множества болезней, сердечной боли, тех катастроф, которые возникают из-за непонимания собственного тела и разума.

Мак — Кен снова повернулся к аппарату в форме веретена.

— Как он работает?

— Это набор кристаллов с электроцепью. В знаете, как могут искажать электричество некоторые кристаллы? При возникновении какого-либо изменения образуется ультразвуковая вибрация, проникающая через органы слуха в мозг и стимулирующая головной мозг. Я могу играть на этом приборе, как музыкант играет на своем инструменте, создавая определенный эмоциональный настрой, слишком сильный для того, чтобы лицо, не получившее специальной подготовки, могло ему сопротивляться.

Мак — Кен повернулся к креслу и сел. Неожиданно он сильно побледнел.

— Вы меня напугали, — тихо сказал он. — Все это кажется мне малоэстетичным, и я ничего не могу с этим поделать.

Гросвенф некоторое время смотрел на него, затем наклонился и что-то изменил в приборе, нажав на кноп ку. На этот раз звук был печальным и нежным. В нем была какая-то пресыщенность, как будто бесконечная вибрация продолжала волновать воздух вокруг них, когда сам звук давно исчез.

— А что на этот раз? — спросил Эллиот.

— Я думал о своей матери. Мне вдруг страшно захотелось домой. Я захотел…

— Это опасно, — нахмурился Гросвенф Если я усилю это внушение, некоторые из людей могут вернуться к первоначальной позиции. — Он еще раз что то перенастроил. — А если так?

Он вновь нажал на кнопку пуска. Раздался звук похожий на колокольный звон, и эхо отозвалось ему мягко — ласковым звоном.

— Я был ребенком, — сказал Мак — Кен, — и ложился спать. Да, но я не хочу спать. — Он не заметил, что перешел в разговоре на настоящее время. Затем он непроизвольно зевнул.

Гросвенф открыл ящик стола и достал два резиновых шлема, один из которых он протянул геологу:

— Наденьте, на всякий случай.

Другой шлем он надел на свою голову, пока его компаньон с видимой неохотой пролез в шлем, царапая уши.

— Думаю, из меня не получится Макиавелли, — заметил Мак — Кен. — Я полагаю, что вы попытаетесь до казать мне, что бессмысленные звуки использовались и раньше, чтобы разбудить эмоции и повлиять на людей.

Гросвенф в это время занимался прибором и сразу не ответил. Откинувшись на спинку кресла после окончания настройки аппарата, он откровенно проговорил:

— Люди считают нечто этичным или неэтичным в зависимости от ассоциаций, возникающих в данный момент в их сознании или рассматривая проблему в перспективе. Это вовсе не означает, что ни одна из этических систем не имеет ценности. Сам я склоняюсь к тому мнению, что нашим этическим мерилом может быть то, что приносит пользу подавляющему большинству, при условии, что это не сопряжено с унижением или ограничением прав тех индивидов, которые не смогли к нему приспособиться. Общество должно учиться спасению больных или невежественных, — теперь в его голосе звучала настойчивость. — Заметьте, пожалуйста, что никогда ранее я не использовал этого изобретения. Я никогда не использовал гипноз, не считая того случая, когда Кент захватил мой отдел, но сейчас я намерен его использовать. Со времени старта я мог бы заманивать сюда людей, стимулируя их дюжиной различных способов. Почему я этого не делал? Потому что деятельность «Некзиального общества» базируется на своде этических норм, обязательных и для его членов, и для его учеников, и эти нормы тоже входят в мою систему. Я могу обойти их стороной, но с огромными сложностями.

— Вы и сейчас их обходите?

— Нет.

— Тогда все это мне представляется слишком неопределенным.

— Совершенно верно. Сейчас как никогда я твердо убежден в том, что мои действия справедливы, и никаких опорных или эмоциональных проблем не возникает, — так как Мак — Кен молчал, Гросвенф продолжил: — Думаю, вы создали в своем воображении образ диктатора, силой устанавливающего демократию, то есть мой образ. Но это неверно, потому что управление летящим кораблем можно осуществить только квази — демократическими методами. И самой большой трудностью является то, что в конце путешествия я не должен приниматься в расчет.

— Думаю, вы правы, — вздохнул Мак — Кен и посмотрел на экран.

Гросвенф проследил направление его взгляда и увидел, что люди в скафандрах пытаются идти вперед, отталкиваясь от стены. Их руки активно упирались в стену, но они испытывали какое-то сопротивление и результаты их действий были ничтожны.

— Что вы теперь собираетесь делать? — снова заговорил геолог.

— Собираюсь заставить их спать… вот так, — он чуть тронул рубильник.

Раздавшийся звук, казалось, был не громче прежнего, но люди, находившиеся в коридоре, повалились на пол.

Гросвенф встал.

— Звук будет повторяться через каждые десять ми — нут, а резонаторы, расставленные мной по кораблю, подхватят и передадут сигнал. Идемте.

— Куда?

— Я хочу установить рубильник главной электроосветительной системы корабля.

Он установил рубильник в кинозале и через минуту направился в коридор. Повсюду на их пути попадались спящие люди. Вначале Мак — Кен удивлялся, потом замолчал и с тревогой озирался по сторонам.

— До чего же трудно себе представить, что люди могут быть такими беспомощными! — наконец, сказал он.

— Дело обстоит хуже, чем вы думаете, — заметил Эллиот.

Теперь они находились в аппаратной. Он поднялся на нижний ярус электрической системы управления. На установку рубильника ему понадобилось меньше десяти минут. Потом он молча сошел вниз, не объяснив Мак — Кену, что сделал или намеревается сделать.

— Ничего им не говорите, — сказал он Мак — Кену.

— Если они узнают, мне придется спускаться вниз и составлять еще один вариант.

— Вы собираетесь их сейчас разбудить?

— Да, как только вернусь к себе. Но вначале я бы хотел, чтобы вы помогли мне перевезти Ван Гроссена и остальных в их спальни. Я хочу вызвать у него состояние возмущения своими действиями, но не знаю, что из этого выйдет.

— Вы думаете, они сдадутся?

— Нет.

— Вы уверены в этом?

— Уверен.

Его утверждение оказалось верным. Тогда в десять часов следующего дня он повернул рубильник у себя в отделе, изменивший направление тока, проходящего через установленный им в цепи выключатель.

Постоянно горящие лампы по всему кораблю замерцали слабым светом — некзиальный вариант гипнотических изображений Риим. И мгновенно, даже не догадываясь об этом, все люди на борту корабля были подвергнуты сильному гипнозу.

Гросвенф начал игру на своем, выявляющим эмоции, аппарате. Он сконцентрировался на мыслях о смелости и самоотверженности, долге перед своей расой, перед лицом опасности. Он развил даже комплексный эмоциональный образец, который должен был стимулировать чувство, что по отношению к тому, что было раньше, время бежит с двойной и даже тройной быстротой.

Подготовив таким образом почву, он привел в действие «Центральный вызов» коммуникатора корабля и отдал соответствующие команды. Передав главные инструкции, он сказал, что отныне каждый человек будет мгновенно отзываться на пароль, не зная сознательно, из каких слов он состоит или вспоминая их после произнесения.

Потом он заставил их забыть о всем процессе гипноза. Он спустился в аппаратную и снял поставленный им выключатель. Вернувшись в свой отдел, он разбудил всех и вызвал по коммуникатору Кента, которому сказал:

— Я отказываюсь от своего ультиматума и готов сдаться. Я неожиданно понял, что не могу противопоставлять себя воле членов экспедиции. Я бы хотел, чтобы было созвано другое совещание, на котором я буду присутствовать лично. Естественно, я буду настаивать на том, что нам предстоит вынести жесточайшую войну с неизвестной нам формой жизни в этой галактике.

Гросвенф не был удивлен, когда правление корабля, странно изменившееся в своих взглядах, согласилось после обсуждения, что очевидность происходящего налицо и опасность неизбежна.

Исполняющий обязанности директора Кент отдал распоряжение о безжалостном преследовании врага, не считаясь с нуждами членов экспедиции.

Гросвенф, не вмешивающийся в индивидуальные черты каждой личности, весело посмеивался, наблюдая, с какой неохотой согласился Кент на принятие этих мер.

Великая битва между человеком и чуждым ему разумом вот-вот должна была начаться.

Глава 22

Анабис существовало в состоянии бесформенной массы, растянутой на огромное пространство во всей галактике. Оно слегка колебалось, слабо взаимодействуя биллионами частиц своего тела, автоматически сокращалось там, где на него действовали разрушающая жара и радиация одного из двухсот биллионов пылающих солнц. Но оно протягивалось к мириадам планет и с лихорадочным ненасытным голодом сжималось вокруг квадриллионов трепещущих мест, где умирали существа, давая ему жизнь.

Но этого не было достаточно. Твердая уверенность в надвигающемся голоде просочилась в самые отдаленные уголки его тела. Все бессмысленно мельчайшие клетки его тела посылали сигналы как с близких, так и с далеких расстояний, сигналы о недостатке еды. Всем клеткам давно уже приходилось довольствоваться все меньшим и меньшим…

Анабис медленно приходило к мысли о том, что оно слишком большое или слишком ничтожное. Бесконтрольный рост в ранние времена был его роковой ошибкой. В те годы будущее казалось беспредельным. Галактическое пространство, где оно развивалось, казалось бесконечным. Оно развивалось с хвастливым веселым подъемом низшего по происхождению существа, которому судьба подарила такую возможность.

А оно было низшим по рождению. В тусклом начале оно было лишь газом, возникшем в туманно — болотистом скоплении. Оно не имело ни запаха, ни вкуса, но обладало удачной динамической комбинацией. И в нем была жизнь.

Вначале не было ничего, кроме струи невидимого тумана. Он уверенно прошел теплую темную воду, которая размножала его, непрестанно извиваясь, ныряя и раздвигаясь, набирая живость, борясь за то, чтобы быть, в то время, как кто угодно или что угодно должно было умереть.

Ибо смерть других была его жизнью.

Не то чтобы это было знанием, что процесс, которому оно следовало, был одним из самых сложных из когда-либо имевших место в естественно — химической жизни. Им двигало удовольствие и веселость, а не знание. Какую оно получало радость, когда могло налететь на двух насекомых, жужжащих в жестокой смертельной борьбе, накрыть их и ждать, дрожа каждой газообразной частицей, пока жизненная сила пораженных перейдет, сопровождаемая ощущением пощипывания, в его собственные иллюзорные элементы.

Потом был длительный период, когда жизнь была лишь бесцельным поиском еды. И его миром было узкое болото, серое окружение, где оно вело свое удовлетворенное, идиллическое, почти бездумное существование. Но даже в этом мире оно безудержно росло. Оно нуждалось во все большем количестве еды, а не в таком, какую могли ему дать случайно найденные умирающие насекомые. И в нем начали быстро развиваться те частички знаний, которые можно было применить к обстановке этого сырого болота. Оно узнало, какие насекомые охотились, а какие были добычей. Оно узнало часы охоты каждого насекомого, места, в которых лежали в ожидании крошечные нелетающие монстры — летающие были больше и поймать их было труднее. И они, как открыло Анабис, имели свои привычки в еде. Оно научилось использовать свою парообразную форму как порыв ветра, несущий жертву к гибели. Его питание стало адекватным, потом более чем адекватным… Оно росло и вновь стало испытывать голод. Необходимость дала ему знание того, что жизнь существует и за пределами болота. А однажды, зайдя дальше, чем когда-либо раньше, оно захватило двух гигантских чудовищ в панцирях на высшей точке смертельной борьбы. Сильная дрожь, возникшая, когда в его клетки влилась жизненная сила пораженного чудовища, значительное количество полученной им при этом энергии вызвало настолько сильный экстаз, что ни — чего подобного ему раньше испытывать не приходилось. За несколько часов в течении дня Анабис выросло в десять раз.

В последующие за этим ночь и день весь влажный мир джунглей оказался окутанным. Анабис обволокло затем каждый океан, каждый континент и потянулось туда, где летучие облака вечно закрывали путь чистым солнечным лучам. Позже, в дни своей умственной силы оно смогло проанализировать случившееся тогда. Куда бы оно ни проникало во все увеличивающемся размере, оно адсорбировало некоторые газы из окружающей его атмосферы. Для осуществления этого нужны были два фактора, а не один. Была еда, которую необходимо было искать. И было естественное действие получаемой от со — лица энергии. До болота, находящегося ниже предела досягаемости ультрафиолетовых лучей, доходило лишь ничтожное количество нужного света. Поэтому и результаты были маленькими, так как оно могло действовать лишь в пределах одной планеты.

Выбравшись из тумана, оно сразу попало в зону действия ультрафиолета. Начавшийся вслед за этим этап динамического развития не мог быть остановлен эрами. Поднявшись над облаками, оно вышло в космос и на второй день достигло ближайшей планеты. В короткое время оно протянулось к пределам границ системы и автоматически потянулось к другим солнечным системам. Но здесь оно было побеждено расстоянием, которому, казалось, не было никакого дела до его тонкого, ищущего вещества.

Добывая еду, оно приобретало знания и в ранние дни верило в то, что мысли являются его собственностью. Постепенно оно узнало, что электрическая нервная система растет от каждой сцены смерти, привнесенной в его сознание как побеждающими, так и умирающими животными. Когда это было осознано, Анабис начало узнавать животные хитрости многих плотоядных охотников и опыт увертливости тех, на кого идет охота. Но и здесь, на других планетах, оно вступало в контакт с совершенно иной формой ума: существами, которые могли думать, с цивилизацией, наукой. Оно узнало от них, среди многих прочих вещей, что, сконцентрировав свои элементы, оно может делать дыры в космосе, проходить сквозь них и выныривать в отдаленной точке. Анабис научилось переносить таким образом вещество. Оно начало джунглизировать планеты, потому что примитивные миры давали больше жизненной силы. Оно переносило через гиперпространство огромные части других джунглизированных миров. Оно перемещало холодные планеты поближе к солнцам.

Но и этого было недостаточно!

Дни его власти, казалось, были мгновением. Раскармливаясь, оно быстрее росло. Несмотря на свой гигантский ум, оно никогда не умело сбалансировать этот процесс. Оно с диким страхом предвидело, что через незначительный промежуток времени его ждет поражение.

Приближение корабля вселило надежду. Растянувшись в одном направлении опасно тонкой пленкой, оно будет преследовать корабль, куда бы он ни летел. Начнется отчаянная борьба за то, чтобы уцелеть, прыгая от галактики к галактике, и все более углубляясь в эту огромную ночь. Все эти годы в нем росла надежда на то, что оно сможет джунглинизировать все новые и новые планеты, и что пространству нет конца…

Для людей чернота ночи не имела значение. «Космическая Гончая» трудилась над огромной долиной, насыщенной металлом. Каждый иллюминатор сиял светом. Огромные прожектора добавляли света рядам машин, бурившим огромные дыры в этом мире металла. Сначала железо скармливалось простым машинам, потом переработанный металл превращался производственными машинами в космические торпеды, которые тут же посылались в пространство.

Но на заре следующего утра сама производственная машина сделалась промышленной, производящей секции производственных, и добавочные роботы загружали материалом каждую новую секцию. Вскоре сотня, а потом и тысяча машин производили темные тонкие торпеды. И во все больших количествах они устремлялись в окружающее пространство, насыщая радиоактивностью каждый дюйм субстанции. Теперь эти ракеты должны были распространять свои разрушающие атомы в течении тридцати тысяч лет. Они были предназначены для того, чтобы оставаться внутри гравитационного поля галактики, но никогда не падать на планету или солнце.

Когда горизонт окрасился слабым красным светом зари второго утра, инженер Пеннос сообщил по «Главному вызову»:

— Теперь мы производим по десять тысяч в секунду, и я думаю, мы можем вполне оставить окончание работ на машины. Я установил вокруг планеты частичный экран, чтобы избежать проникновения. Еще сотня железных миров надежно блокирована, и наш громоздкий друг начинает испытывать чувство пустоты в самых насущных местах. Нам пора в путь.

По прошествии месяца пришло время, когда они решили, что местом их назначения должна быть туманность НГС —60:467.

Астроном Гюнли Лестер объяснил причину такого выбора.

— Именно эта галактика, — спокойно произнес он, — отстоит от сюда на девятьсот миллионов световых лет. Если этот газообразный разум последует за нами, он потеряет свое удивительное «я» в этой ночи, которой буквально нет конца.

Он сел, и слово сразу взял Гросвенф.

— Я уверен, все мы понимаем, что вовсе не собираемся в эту отдаленную звездную систему. Такой путь занял бы у нас столетия, а возможно и тысячелетия. Все, что мы хотим — это завести эту враждебную форму жизни туда, где она умрет от голода и откуда нет возврата. Мы сможем определить, преследует ли она нас или нет, по бормотанию ее мыслей. И мы сразу же узнаем, что она мертва, когда бормотание прекратится.

Именно так и случилось.

Шло время. Гросвенф вошел в аудиторию и обнаружил, что его класс вновь пополнился. Были заняты все стулья и из соседнего отдела принесены еще несколько. Немного помолчав, он начал очередную лекцию.

— Проблемы, перед лицом которых стоит некзиализм, являются всеобщими проблемами. Человек разделил жизнь и материю на различные отрасли знания и бытия. И хотя он использует иногда слова, которые указывают на его знание цельности природы, он все же про — должает вести себя так, будто тот, кто изменяет вселенную, имеет множество различных функционирующих сторон. Технические приемы, которые мы будем сегодня обсуждать…

Он замолчал. Окинув взглядом аудиторию, Гросвенф сосредоточил внимание на одном знакомом лице, мелькнувшем в самом дальнем конце комнаты. После секундного замешательства Гросвенф продолжал:

— …заключаются в том, как можно преодолеть это несоответствие между деятельностью и поведением человека и объективной действительностью.

Он продолжал подробно и доходчиво описывать технические приемы, а в глубине помещения Грегори Кент делал первые заметки по некзиализму.

А «Космическая Гончая», неся в себе маленький островок человеческой цивилизации, со все увеличивающейся скоростью неслась сквозь ночь, у которой нет конца и начала… Конца и начала…

Назад: Глава 11

Дальше: Война против рулл