Часть 2
Глава 1
«Некзиализм — это наука о соединении устоявшихся способов получения информации в одной из отраслей наук с другими. Она предусматривает ряд технических приемов для ускорения процессов усвоения полученных знаний и самого эффективного их использования».
ПРИГЛАШАЮТСЯ ВСЕ ЖЕЛАЮЩИЕ.
ЛЕКТОР — ЭЛЛИОТ ГРОНСВЕНФ.
МЕСТО ЛЕКЦИИ — НЕКЗИАЛЬНЫЙ ОТДЕЛ.
ВРЕМЯ — 15.00, 9/7/1.
Гросвенф прикрепил объявление к и так уже плотно заполненной доске объявлений. Затем он отступил назад и посмотрел, что у него получилось.
На корабле действовало так называемое «звездное время», основанное на стоминутном часе и двадцатичасовом дне. В неделе содержалось десять дней, в месяце — тридцать дней, в году — триста шестьдесят дней. Дни не имели названий, но были пронумерованы. Данный календарь вступал в действие с момента старта.
Его объявление висело среди извещений еще о восьми лекциях, трех кинофильмах, четырех учебных фильмах, девяти дискуссиях и нескольких спортивных соревнованиях. К тому же оставались индивидуумы, которые предпочитали чтение у себя в помещениях, сборища с друзьями, посещение одного из полдюжины баров и кафе.
Тем не менее, он был уверен, что его объявление непременно прочтут. В противоположность другим, оно не было просто листком бумаги. Это был специальный лист в миллиметр толщиной. Шрифт как бы всплывал на поверхность из глубины. Тонкая цветная пленка из гальванизированного материала служила источником изменения цвета. Буквы изменяли свою окраску в отдельности и группами. Поскольку частота испускаемых волн света была неопределенной и постоянно изменяющейся, цветовые сочетания никогда не повторялись.
Объявление пылало среди прочих, как неоновая надпись. Его наверняка заметят.
Гросвенф направился в обеденный салон… Когда он вошел, стоявший у двери человек сунул ему в руку карточку. Гросвенф с любопытством посмотрел на нее.
«КЕНТ — НА ДОЛЖНОСТЬ ДИРЕКТОРА».
Мистер Кент является главой одного из самых крупных на нашем корабле отделов. Он известен своим сотрудничеством с другими отделами. Кент — не только хороший ученый, но и чуткий человек, понимающий проблемы своих коллег. Не забывайте о том, что на борту нашего корабля помимо 180 военных, находится 804 ученых, возглавляемых администрацией, которая была выбрана весьма неохотно, незначительным большинством. Такое положение должно быть исправлено.
Мы имеем право на демократические выборы.
Предвыборное собрание — 9/7/1. Время — 15.00 «Избирайте директором КЕНТА!»
Гросвенф сунул карточку в карман и шагнул в ярко освещенную комнату. Ему казалось, что напряженным личностям, подобным Кенту, редко удаются длительные эффекты, как следствие усилий, направленных на разделение людей на враждующие группы. Пятьдесят процентов межзвездных экспедиций, отправленных за последние двести лет, все еще не вернулось, и причины этого можно искать лишь на основе изучения того, что про — исходило на борту вернувшихся кораблей. А записи говорили о разногласиях среди членов экипажа, полных горечи спорах, противоречиях по коренным вопросам, образовании враждующих групп. Число последних увеличивалось почти прямо пропорционально времени путешествия.
Выборы в подобных экспедициях были весьма частым событием. Разрешение на них было дано, потому что люди не желали быть связаны беспрекословным подчинением выбранным лицам. Но корабль не являлся страной в миниатюре. Так или иначе, избежать случайностей было невозможно и, памятуя о катастрофе, возникала необходимость лимитировать людские ресурсы.
Хмуро обдумывая возможности, и раздосадованный тем, что время собрания совпадает со временем проведения его лекции, Гросвенф прошел к столовой. Столовая была переполнена. Он нашел своих приятелей уже обедающими. Их было трое, и все младшие ученые из разных отделов. Едва он успел сесть, один из них весело проговорил:
— Итак, какие убийственные черты непредсказуемого женского характера будем сегодня обсуждать?
Гросвенф добродушно рассмеялся, хотя и понимал, что замечание было шутливым лишь отчасти. Разговоры среди молодых людей тяготели к определенной теме: женщинам и сексу. В этой полностью мужской экспедиции проблема секса была решена химически, путем введения специальных наркотиков. Это снимало физическую потребность, но в эмоциональном плане ничуть не удовлетворяло.
Никто не ответил на этот шутливый вопрос. Карл Деннисон, молодой химик, хмуро взглянул на остряка и повернулся к Гросвенфу.
— Как собираешься голосовать, Эл?
— Путем тайного голосования. А теперь давайте вернемся к тому, что говорила о нас утром блондинка Эллисон.
— Ты ведь будешь голосовать за Кента? — не унимался Деннисон.
— Я еще не думал об этом, — усмехнулся Гросвенф.
— До выборов еще пара месяцев. А что, собственно, говорит против Мортона?
— Он человек, выбранный правительством.
— И я тоже, и ты…
— Он всего лишь математик, а не ученый в широком смысле слова.
— Это для меня новость. А я годами жил иллюзией, что математики тоже ученые.
— Так оно и есть. Несмотря на поверхностное сходство, это все же иллюзия.
Деннисон явно старался добиться успеха, демонстрируя собственную позицию. Это был серьезный, плотного сложения человек. Сейчас он подался вперед, как будто уже выложил суть дела.
— Ученым следует держаться вместе. Вы только представьте: нас тут целый корабль, и кто над нами стоит? Человек, имеющий дело с абстракциями. Разве он может решать практические проблемы?
— Смешно, но мне казалось, что он весьма преуспевает в сглаживании наших проблем.
— Мы и сами в состоянии сглаживать свои проблемы! — раздраженно заявил Деннисон.
Гросвенф нажал на кнопку. Заказанная еда заскользила по вертикальному конвейеру, целясь в центр стола.
— Этот опилочный ростбиф прямо из химического отдела? — фыркнул он. — Восхитительных размеров и непередаваемого запаха. Вопрос заключается в том, такое ли количество усилий было затрачено на то, чтобы сделать опилки из деревьев покидаемой планеты такими же питательными, как те опилки, что мы захватили с собой? — он поднял голову. — Ладно, не отвечайте… Я не желаю быть разочарованным в деятельности химического отдела, возглавляемого мистером Кентом, хотя мне и не нравится его облик и поведение. Видите ли, я обратился к нему за помощью, а он велел мне позвонить ему через десять лет. Вероятно, он забыл о выборах. Кроме того, у него хватило наглости назначить собрание на то же время, когда я собрался причитать лекцию о некзиализме. — Эллиот принялся за еду. — Ни одна лекция не важна так, как это собрание. Я собирался обсудить вопросы, касающиеся каждого из нас, и тебя в том числе.
Лицо Деннисона пылало, голос стал резким.
— Послушай, Эл, ты не можешь выступить против человека, которого даже толком не знаешь. Кент из числа тех людей, которые не забывают своих друзей.
— Я бы сказал, что он обладает неким особым чувством излечения тех людей, которых не любит, — проговорил Гросвенф и нетерпеливо пожал плечами. — По моему мнению, Кент несет в себе все черты, пагубные для нашей цивилизации. Согласно теории Кориты о цикличности истории, мы находимся на «зимней» стадии своей культуры. В один из ближайших дней я попрошу его разъяснить мне этот вопрос поподробнее. Я уверен в том, что Кент, как кандидат — демократ, является худшим аспектом подобного периода.
Гросвенф хотел бы добавить, что находится на борту именно для того, чтобы противостоять подобным аспектам, но это, конечно, было невозможным. Именно подобный разнобой и явился причиной бедствий многих экспедиций.
Как результат этого, все корабли, о чем большинству даже было неизвестно, сделались базой социологических экспериментов: дебаты, выборы, раскол команды — эти и многочисленные другие изменения были использованы в надежде на то, что экспансивность людей в пространстве они сделают менее дорогостоящей.
По лицу Деннисона блуждала улыбка.
— Послушайте этого молодого философа, — сказал он и добавил строгим голосом: — Голосуй за Кента, если понимаешь, что для тебя хорошо, а что плохо.
Чтобы дать ему остыть, Гросвенф перешел на шутливый тон:
— Что же он сделает? Отрежет мою долю от опилок? А может, я сам желаю стать директором. Давайте голосовать за тех, кто моложе тридцати пяти. В конце концов, мы превосходим пожилых в пропорции три или четыре к одному. Демократия требует, чтобы мы сотрудничали на основе пропорции.
Деннисон, казалось, пришел в себя.
— Ты совершаешь серьезную ошибку, Эл, и скоро в этом убедишься.
Остальная часть обеда прошла в молчании. За пять минут до 15.00 следующего вечера Гросвенф почувствовал, что его затея с лекцией потерпела неудачу, и это его расстроило. Он понимал, что Кент мог запретить своим последователям пойти на лекцию, которую должен был читать человек, не поддерживающий его. Но если даже под контролем шефа химического отдела находилось большинство, все — таки оставалось еще несколько сот человек, влияния на которых он не имел. Гросвенф не мог не вспомнить, что сказал ему директор института накануне отъезда:
— Работа, которую тебе предстоит вести на борту «Космической Гончей», будет тяжелой. Некзиализм — потрясающе новый подход к познанию и взаимодействию наук. Пожилые будут бороться с ним, повинуясь лишь инстинкту. Молодые, если они уже прошли курс обычным методом, автоматически станут на враждебную позицию ко всему, утверждающему, что их только что при — обретенные знания уже устарели. Тебе самому придется использовать на практике то, чему ты научился теоретически, хотя в твоем случае подобный переход тоже является частью твоего обучения. Прежде всего помни, что человеку, который прав, в критических ситуациях бывает довольно положиться на свой слух.
В 16.00 Гросвенф прошел к доске объявлений и изменил время лекции на 17.00. В 17.00 он изменил его на 18.00, а еще позже на 19.00.
«Скоро они освободятся, — сказал он себе. — По — логические собрания не могут длиться вечно, а остальные лекции — дело двух-трех часов».
За пять минут до 19.00 он услышал в коридоре мягкие шаги двух человек. Наступила тишина, когда они остановились возле открытой двери, ведущей в его отдел, и один из них сказал:
— Все верно, здесь.
Затем они рассмеялись без видимой причины и через минуту вошли. Поколебавшись, Гросвенф приветливо кивнул молодым людям. С первого дня их путешествия он поставил перед собой задачу — научиться узнавать людей по голосам, лицам, именам, и узнать о них как можно больше. Людей было так много, что он еще не закончил работу, но этих двоих он помнил. Оба были из химического отдела.
Он осторожно наблюдал за тем, как они оглядывались и рассматривали выставленные напоказ машины — учителя. Казалось, они были удивлены, хотя и старались не подавать вида. Наконец, оба устроились в креслах, и один из них с несколько подчеркнутой вежливостью спросил:
— Когда начнется лекция, мистер Гросвенф?
Гросвенф взглянул на часы и сообщил:
— Через несколько минут.
За это время пришли еще восемь человек. Это несколько приободрило Гросвенфа после плохого начала, и особенно потому, что одним из пришедших был Дональд Мак — Кен, глава отдела геологии. Его не беспокоил даже тот факт, что четверо из его слушателей были из химического отдела. Он углубился в лекцию об условных рефлексах и рассказал о том, что было сделано в этой области, начиная от Павлова и кончая днями, когда был заложен краеугольный камень некзиалист.
Затем к нему подошел Мак — Кен и проговорил:
— Я заметил, что часть оборудования составляют так называемые «машины сна», которые обучают человека во сне, — он усмехнулся. — Помню, один из моих старых профессоров указывал на то, что подобным образом можно узнать все, что накоплено в разных областях на — уки, лишь за тысячу лет. Вы не упомянули о подобном ограничении.
Гросвенф чувствовал, как серые глаза собеседника наблюдали за ним с добродушным лукавством.
— Это ограничение, — улыбнулся он, — было частично продуктом старого метода использования машин без предварительной подготовки. В наши дни «Некзиальное общество» для того, чтобы преодолеть первоначальное сопротивление, использует гипноз и психотерапию. Например, мне при проверке сказали, что для меня является нормальным включение машины лишь на пять минут за два часа сна.
— У вас очень низкая толерантность, — заметил Мак — Кен. — Моя была три минуты на полчаса.
— И вас она удовлетворила?
— А что бы сделали вы?
Гросвенф улыбнулся.
— Сам я не сделал ничего. Меня обучали различными методами до тех пор, пока я не научился восьмичасовому сну при непрерывно работающей аппаратуре. Процесс поддерживался некоторыми другими приспособлениями.
Последнюю фразу геолог проигнорировал и удивленно воскликнул:
— Полных восемь часов?!
— Полных, — подтвердил Гросвенф.
Его собеседник, казалось, обдумывал услышанное.
— И все же, — сказал он, наконец, — это служит дополнением к первоначальному фактору. Имеется много людей, которые даже при отсутствии специальных условий могут, не просыпаясь, забирать пять минут из каждой четверти часа.
Гросвенф вдумчиво проговорил, внимательно наблюдая за реакцией собеседника:
— Но информацию придется повторить много раз, — по ошеломленному выражению лица Мак — Кена он понял, что его слова угодили в цель. — Конечно, сэр, вы обладаете способностью видеть и слышать что-то единожды, и никогда не забывать. И все же часто то, что оставило достаточно глубокий след, постепенно настолько стирается в воспоминании, что по истечении времени даже невозможно вспомнить, где ты об этом слышал. И этому есть свои причины. «Некзиальное общество» установило, в чем они заключаются.
Мак — Кен ничего не ответил. Он размышлял, поджав губы. Гросвенф бросил через его плечо взгляд на четверку из химического отдела, которые собрались группой у двери в коридор. Они тихо о чем-то шептались. Он отвел от них взгляд и обратился к геологу:
— Было вначале время, когда я считал, что нагрузка для меня слишком велика. Я, как вы понимаете, говорю не о машинах сна. При правильном обращении на их долю приходится только около десяти процентов.
Мак — Кен качнул головой.
— Эти цифры меня просто ошеломили. Полагаю, что вы добивались самых высоких процентов запоминания при просмотре тех небольших фильмов, где кадр держится не больше доли секунды.
— Мы смотрели эти фильмы по три часа в день, но они составили лишь 45 % от общего курса тренировки. Секрет кроется в скорости и в повторении.
— Вся наука за один присест! — изумился Мак — Кен. — Да, это единственное, что можно назвать полным обучением.
— Это лишь один из аспектов. Мы используем при обучении все органы чувств. В процессе усвоения у нас участвуют и пальцы, и уши, и глаза, даже запах и вкус имеют значение.
Мак — Кен снова замолчал, нахмурившись. Гросвенф заметил, что молодые люди вышли, наконец, из помещения. Из коридора донесся приглушенный смех. Казалось, это вывело Мак — Кена из оцепенения. Геолог протянул Гросвенфу руку и сказал:
— Как насчет того, чтобы зайти на днях ко мне в отдел? Вероятно, нам удастся разработать метод совмещения ваших всеобъемлющих знаний с нашей работой на местности. Мы сможем применить его, когда приземлимся на другой планете.
Направляясь по коридору в спальню, Гросвенф тихо насвистывал. Он одержал свою победу, и сознавать это было очень приятно.
Глава 2
Подойдя на следующее утро к двери своего отдела, Гросвенф с удивлением отметил, что она открыта. Яркий луч света бил из нее в тускло освещенный коридор. Он поспешил вперед и застыл в дверях, пораженный.
С первого же взгляда он увидел семерых химиков. Двое из них были вчера на его лекции. В комнате стояло много приборов и целая система трубок для насыщения чанов химикалиями. Гросвенф вспомнил, как вели себя химики на его лекции. Он напряженно вошел в комнату, со страхом думая о том, что могло случиться с его оборудованием. Эту первую комнату он использовал для общих целей. В ней, как правило, находилось несколько аппаратов, но в целом она была предназначена для того, чтобы давать групповой инструктаж.
В оставшихся четырех комнатах находилось особое оборудование. Сквозь открытую дверь, ведущую в его кино — и звуковую студию, Гросвенф обнаружил, что и вторая комната тоже занята. Он был настолько поражен, что не мог сказать и слова. Не обращая внимания на присутствующих, он прошел через комнату и зашел по очереди в каждую из четырех специальных секций. Три из них были заняты оккупантами — химиками. Четвертая секция с ее хитроумной техникой и смежная с ней кладовая были целы и невредимы. Из четвертой секции дверь вела в маленький коридор. Гросвенф мрачно подумал о том, что впредь она будет служить входом в его отдел.
Но он все же продолжал сдерживать гнев, поглощающий все его существо. Он взвесил все возможности, вытекающие из сложившейся ситуации. От него, конечно, ожидали, что он побежит к Мортону с протестом. Каким-то образом Кент будет пытаться обернуть это на выборах своим преимуществом. Пока Гросвенф не понимал, каким именно образом, но Кент, очевидно, считал, что произойдет именно так. Гросвенф медленно вернулся в первую комнату — свою аудиторию. Лишь теперь он заметил, что чаны были машинами для производства пищи. Умно… Дело обернулось таким образом, как будто площадь, которая раньше не служила полезному делу, теперь отобрана, чтобы ему служить. Подобная злобная проницательность была чужда его прямоте.
Причина подобного поступка казалась весьма ясной. Кент невзлюбил его… Высказавшись против выборов Кента — факт, который вполне мог стать известным — он еще более усилил эту неприязнь. По мстительности шефа химического отдела были еще более видны его отрицательные качества. Но если верно взяться за дело, это можно использовать против него. Эффект бумеранга…
Гросвенфу показалось, что он сможет повести себя таким образом, чтобы Кент ничего не выиграл от своего вторжения.
Он подошел к одному из своих динамиков и сказал:
— Я прошу вас привлечь внимание своих товарищей и передать им, что я рад продолжить образование химического отдела и что я надеюсь, что никто не будет возражать против обучения во время работы.
И он сразу отошел, не дожидаясь ответа. Оглянувшись, он обнаружил, что все глаза смотрят ему вслед. Гросвенф подавил улыбку. Входя в заставленную техникой комнату, он чувствовал себя почти спокойным. Теперь, по крайней мере, он находился перед лицом такой ситуации, когда мог применить некоторые из имеющихся в его запасе методов обучения. Поскольку передвижные шкафы и прочее оборудование находились теперь на гораздо меньшей площади, чем ранее, ему пришлось потратить некоторое время на поиски необходимого ему гипнотического газа. Он провел почти полчаса, прилаживая глушитель к выпускному отверстию с тем, чтобы сжатое внутри вещество не издавало при выходе свистящего звука. Гросвенф отнес канистру во вторую комнату. Затем он отпер стенной шкаф с решетчатой дверью, поставил канистру внутрь, пустил газ и быстро запер дверцу.
Слабый запах газа смешался с идущим от чанов запахов химикалий. Тихонько насвистывая, Гросвенф двинулся через комнату и был остановлен младшим начальником, одним из тех, кто присутствовал накануне вечером на его лекции.
— Какого черта вы тут делаете?
Гросвенф холодно улыбнулся нахалу.
— Через минуту вы вряд ли станете обращать на это внимание. Это часть моей образовательной программы для вашего штата.
— А кто вас просил об этой образовательной про — грамме?
— Как, мистер Мэлден, — произнес Гросвенф, симулируя удивление, — что же вы еще могли бы делать в моем отделе? — он рассмеялся. — Я просто пошутил над вами — это дезодорант. Я не хочу, чтобы комнаты пропахли посторонними запахами.
Гросвенф отошел, не дожидаясь ответа, и остановился у стены, наблюдая за реакцией людей на газ. Их было пятнадцать. Он мог ожидать пять благоприятных результатов и пять частично благоприятных. Существовали способы, с помощью которого можно было определить реакцию каждого. После нескольких минут пристального наблюдения он подошел к одному из химиков и тихим, но твердым голосом сказал:
— Через пять минут приходите в ванную и я кое-что вам дам. Не забудьте!
Гросвенф вернулся к двери, соединявшей вторую комнату с кинозалом. Обернувшись, он увидел, что Мэлден подошел к тому человеку и что-то спросил. Химик в явном изумлении покачал головой.
В голосе Мэлдена прозвучала ярость и недоумение:
— То есть как это не говорил? Я сам видел, что говорил.
Химик разозлился.
— Я ничего не слышал!
Если спор и продолжался, то Гросвенф его не видел и не слышал. Краешком глаза он заметил, что один из молодых людей в соседней комнате выказывает признаки готовности на реакцию. Он как бы случайно подошел к нему и проговорил то же самое, что и в первый раз, но с одной разницей — вместо пяти минут он назвал пятнадцать. Из всех мужчин шестеро пришли к такому состоянию, которое Гросвенф считал необходимым для выполнения своего плана. Из оставшихся девяти трое, включая Мэлдена, выказывали прохладную реакцию. Последнюю группу Гросвенф оставил в покое. На данной стадии он нуждался в практической уверенности. Чуть позже он попробует на остальных другие методы. Он терпеливо ждал, когда первый объект его эксперимента придет в ванную. Улыбнувшись ему, он сказал:
— Вы видели когда-нибудь что-то подобное? — Эллиот протянул химику крошечный наушник с кромкой для прикрепления его внутри уха.
Человек взял крошечное приспособление и удивленно покачал головой.
— Что это? — спросил он.
Гросвенф приказал:
— Повернитесь вот так, и я прикреплю его к вашему уху, — поскольку испытуемый повиновался без дальнейших рассуждений, Гросвенф продолжал: — Вы заметили, что внешняя часть имеет окраску тела? Если кто-то обратит на вас внимание, вы можете сказать, что это слуховой усилитель. — Он закончил работу и отошел в сторону. — Через минуту — другую вы даже не будете знать, что он здесь. Вы не будете его ощущать.
Химик, казалось, заинтересовался.
— Сейчас я его едва чувствую. А что это?
— Это радио, — Гросвенф подчеркивал каждое слово.
— Но вы не будете слышать ни одного из произнесенных по нему слов. Они будут направлены непосредственно в ваше сознание. Вы сможете слышать то, что вам будут говорить другие люди. Вы сможете поддерживать разговор. Собственно, вы будете заниматься своими обычными делами, совершенно не думая о том, что с вами происходит нечто необычное. Вы просто об этом забудете.
— Нет, вы только представьте себе! — чему — то удивился химик и вышел, покачивая головой.
Через несколько минут появился второй человек, потом, каждый в свою очередь, явились оставшиеся четверо, каждый под глубоким гипнозом. Гросвенф снабдил их всех аналогичными приборами.
Потихоньку напевая, он достал другой гипнотический газ, поместил его в канистру и спрятал в одном из шкафов. На этот раз Мэлден и четверо остальных оказались под сильным воздействием. Из оставшихся двое выказывали слабую реакцию, еще один — находившийся под слабым воздействием первого газа — казалось, полностью вышел из этого состояния, и еще один — вообще не выказывал никаких признаков нахождения под воз — действием газа.
Гросвенф решил удовлетвориться одиннадцатью из пятнадцати. Сведения, полученные Кентом от вернувшихся в отдел химиков, должны были явиться для него неприятным сюрпризом. Тем не менее, до окончательной победы было еще далеко. Она, вероятно, была недостижима другим путем, кроме как прямой атаки самого Кента.
Гросвенф быстро приготовил магнитофонную запись для экспериментальной передачи по портативным приемникам. Включив ее, он принялся наблюдать за их реакцией. Четверо индивидов казались чем-то обеспокоенными. Гросвенф приблизился к одному из них, который непрерывно тряс головой.
— В чем дело? — осведомился он.
— Я все время слышу голос. Смешно! — человек грустно рассмеялся.
— Громкий? — это был не совсем тот вопрос, которого мог ожидать обеспокоенный человек, но Гросвенф задал его намеренно.
— Нет, далекий, он уходит, а потом…
— Он уйдет совсем, — успокаивающий голос Гросвенфа благотворно действовал на человека. — Вы не знаете, каким чувствительным бывает мозг. Я уверен, что сейчас, после того, как он привлек к себе ваше внимание и заставил меня разговаривать с вами, голос исчезнет совсем.
Человек повертел головой туда-сюда, прислушиваясь. Затем он удивленно взглянул на Гросвенфа.
— Исчез… — он выпрямился и облегченно вздохнул.
— Это заставило меня немного поволноваться.
Из остальной тройки двоих удалось успокоить совершенно легко. Но последний, даже после дополнительного внушения, продолжал слышать голос. В конце концов, Гросвенф отвел его в сторону и незаметно вытащил крошечный приемник. Вероятно, этот человек нуждался в более тщательной подготовке.
С остальными Гросвенф обменялся несколькими короткими фразами. Удовлетворенный, он возвратился в комнату с аппаратурой и установил серию записей таким образом, чтобы они воспроизводились по три минуты из пятнадцати. Снова пройдя во вторую комнату, он осмотрелся. Все было в порядке. Он решил, что вполне может оставить этих людей наедине с их работой. Выйдя в коридор, он направился к лифту. Через несколько минут он направился в математический отдел и спросил Мортона. К удивлению Эллиота, его сразу же пропустили.
Он нашел Мортона удобно сидящим в кресле за огромным столом. Математик указал ему на стул, и Гросвенф сел. Он впервые находился в кабинете Мортона и сейчас с любопытством смотрел по сторонам. Комната была большой, и одну из ее стен занимал большой экран. В данный момент он был направлен на пространство под таким углом, что огромная кружащаяся галактика, на фоне которой Солнце было лишь крошечной пылинкой, была видна вся целиком, как на блюдце. Она была достаточно близко, чтобы можно было разглядеть отдельные из множества звезд, и достаточно далеко, чтобы все они вместе сияли единой россыпью бриллиантов.
В поле зрения находились также несколько созвездий, которые, хотя и находились за границей галактики, кружились вместе с ней в пространстве. Вид их напомнил Гросвенфу, что «Космическая Гончая» проходила сейчас рядом с одним из мелких созвездий.
Когда ритуал обычных приветственных фраз был закончен, он спросил:
— Еще не решили, будем ли мы останавливаться у одного из этих созвездий?
— Решение — против остановки, и я с этим согласен. Мы направляемся в другую галактику и пробудем там достаточно долго, — ленивым движением директор шагнул вперед, взял со стола бумагу и резко спросил: — Я слышал, что вашу территорию оккупировали?
Гросвенф сухо улыбнулся. Он мог себе представить, какое удовлетворение доставила эта весть кое-кому из членов экспедиции. Он достаточно заявил о себе на корабле, чтобы возможности некзиалиста внушили им тревогу. Некоторые лица — и многие из них — еще не были теми, кто поддерживает Кента — будут против вмешательства в это дело директора.
Сознавая это, он все же пришел, чтобы понять, сознает ли Мортон всю сложность текущего момента. Гросвенф коротко описал происшедшее и закончил так:
— Мистер Мортон, я хочу, чтобы вы приказали Кенту прекратить вторжение, — ему вовсе не хотелось обличать свои слова в такую резкую форму, но ему было необходимо понять, осознает ли Мортон опасность.
Директор качнул головой и холодно произнес:
— В конце концов, у вас действительно большое помещение для одного человека. Почем бы вам не поделиться с другим отделом?
Ответ был слишком уклончивым. Гросвенфу ничего не оставалось, как усилить наступление. Он решительно заявил:
— Должен ли я понять это так, что глава любого отдела, находящегося на этом корабле, имеет право захватывать территорию другого отдела без разрешения властей?
Мортон ответил не сразу. По его физиономии пробежала сухая усмешка. Наконец, он сказал:
— Мне кажется, что вы неверно понимаете мое положение на «Гончей». Прежде чем я вынесу решение, касающееся главы отдела, я обязан посоветоваться с главами других отделов. Давайте предположим, что я поставил этот вопрос на повестку дня, и когда было решено, что Кент может занять часть вашего отдела, оказалось, что он уже занят. Таким образом, статус был подтвержден впоследствии. Мне кажется, что на данной стадии вас можно было бы не ограничивать в площади, — мягко закончил он и улыбнулся.
Гросвенф, чья цель была достигнута, тоже улыбнулся.
— Я очень рад заручиться в этом деле вашей поддержкой. Значит, я могу рассчитывать на вас и не позволить Кенту выносить этот вопрос на повестку дня?
Если Мортон и был удивлен изменением его позиции, то не подал вида.
— Повестка дня, — с удовольствием произнес он, — один из вопросов, которые я обязан контролировать. Она составляется в моем офисе. И я при этом присутствую. Главы отделов могут проголосовать за то, чтобы поставить предложение Кента на повестку дня более позднего собрания, но не того, что находится в процессе подготовки.
— Я так понимаю, — проронил Гросвенф, — что мистер Кент уже подал просьбу о том, чтобы занять четыре комнаты моего отдела?
Мортон кивнул. Он положил руку на бумагу, лежавшую на его столе, потом взял хронометр и задумчиво уставился на него.
— Следующее собрание состоится через два дня, а потом они будут происходить каждую неделю, если только я не стану их откладывать. Думаю, — он говорил так, будто размышлял вслух, — что мне без труда удастся отложить одно запланированное собрание на десять дней. — Он отложил хронометр и быстро поднялся. — Это даст вам для защиты двадцать два дня.
Гросвенф медленно поднялся. Он решил не обсуждать временной лимит. В данный момент он казался более чем достаточным. Но все сказанное звучало, если бы так можно было выразиться, несколько экзотически. Задолго до того, как время истечет, он должен был или вернуть себе контроль над своим отделом, или признать поражение.
Вслух он сказал:
— Есть еще один вопрос, о котором мне бы хотелось поговорить. Мне кажется, что следовало бы дать мне право на прямую связь с главами других отделов, когда мы находимся в скафандрах.
Мортон улыбнулся.
— Это произошло по недоразумению. Все будет исправлено.
Они пожали друг другу руки, и Гросвенф вышел. Когда он возвращался в свой отдел, ему казалось, что, хотя и весьма окольными путями, некзиализм обретает под собой почву.
Войдя в первую комнату, Гросвенф с удивлением обнаружил там Сидла, который стоял в сторонке и наблюдал за работой химиков. Увидев его, психолог направился к нему навстречу, покачивая головой.
— Молодой человек, — начал он, — не кажется ли вам, что это немного неэтично?
Гросвенф понял, что Сидл выяснил, что проделал он с этими людьми, и почувствовал неприятный укол совести. Однако, придав голосу самое невинное звучание, он быстро проговорил:
— Вы абсолютно правы, сэр. Я почувствовал то же самое, что почувствовали бы и вы, если бы ваш отдел был занят в обход всех существующих правил.
«Зачем он пришел? — подумал он про себя. — Неужели Кент попросил его о расследовании?» Сидл потер подбородок. Это был плотный человек с живыми искрящимися глазами.
— Я имел в виду не это, — мрачно проронил он. — Но вы, я вижу, испытываете удовлетворение.
Гросвенф изменил тактику.
— Вы возражаете против метода обучения, который я использовал на этих людях?
Сейчас он не чувствовал угрызений совести. Какие бы причины ни привели сюда этих людей, он обязан был этим воспользоваться, чтобы показать кое-кому свое преимущество. Он надеялся посеять в душе психолога сомнения и сделать его нейтральным в своей борьбе против Кента.
— Да, я пришел сюда по просьбе мистера Кента и осмотрел его подчиненных, которые, как он считал, действовали несколько странно. Теперь я обязан дать мистеру Кенту отчет о своем диагнозе.
— Почему? — спросил Гросвенф и заговорил более откровенно. — Мистер Сидл, мой отдел захвачен человеком, невзлюбившим меня за то, что я открыто высказался против его кандидатуры на предстоящих выборах. Поскольку он действовал в обход всех действующих на корабле законов, то я имею право защищать себя так, как умею. Тем не менее я прошу вас оставаться нейтральным в этом чисто личном вопросе.
— Вы не понимаете, — нахмурился Сидл, — что я тут в качестве психолога. Я рассматриваю использование вами гипноза без согласия испытуемых как совершенно безнравственное. Я удивлен, что вы ждете от меня содействия в подобном акте.
Уверяю вас, что мое отношение к этике так же серьезно, как и ваше. Гипнотизируя людей без их согласия, я абсолютно воздержался от того, чтобы воспользоваться своим преимуществом, пристыдить их или ввести в замешательство хотя бы в малейшей степени. И при данных обстоятельствах я не вижу причин, по которым вам следовало бы занять сторону мистера Кента.
— Между вами и Кентом произошла ссора… это верно?
— Совершенно верно, — Гросвенф понимал, что за этим последует.
— И все же вы загипнотизировали не Кента, а группу находящихся в стороне людей.
Гросвенф вспомнил, как вели себя на его лекции четыре техника из химического отдела. Так что, по крайней мере, некоторых из них нельзя было назвать невинными.
— Я не собираюсь вступать с вами в спор по этому поводу, мистер Сидл Могу лишь сказать, что большинство, которое с самого начала не раздумывая подчинялось лидерам, в чье поведение они не потрудились вникнуть, должно за это платить. Но не буду глубоко залезать в этот вопрос, а лучше задам свой.
— Да?
— Вы ходили в техническую?
Сидл молча кивнул.
— Вы видели записи?
— Да.
— Вы обратили внимание, какая именно в них заложена информация?
— Все связано с химией.
— Вот, что я им даю, и все, что намерен им дать. Я рассматриваю свой отдел как отдел обучения. Люди, при — ходящие сюда, получают знания, хотят они этого или не хотят.
— Не понимаю, каким образом это вам поможет избавиться от них. Тем не менее, я буду счастлив сообщить мистеру Кенту о том, что вы делаете. Вряд ли он станет возражать против того, чтобы его люди углубили знания по химии.
Гросвенф промолчал. У него было собственное мнение насчет того, что скажет мистер Кент, и обрадуется ли он, что его служащие будут знать по его предмету столько, сколько он сам. Он мрачно следил за тем, как Сидл покидал его отдел. Он наверняка даст Кенту полный отчет, а это означает, что в действие вступит новый план. Но Гросвенф решил, что для решительных действий время еще не настало. Невозможно было быть уверенным в том, что определенные решительные действия не явятся толчком для тех событий, которые он стремился предотвратить. Несмотря на его отношение к теории цикличности истории, следовало помнить, что цивилизация действительно рождалась, росла и старела. Прежде чем действовать дальше, следовало поговорить с Коритой и узнать, не упомянет ли он о каких-либо скрытых неясностях.
Он нашел ученого в библиотеке, которая располагалась на том же этаже, что и «Некзиальный отдел». Когда Эллиот вошел туда, Корита собирался уходить, так что он сразу же поспешил к нему и без околичностей изложил свою проблему.
Корита ответил не сразу. Они прошли почти весь коридор, прежде чем Корита проговорил:
— Друг мой… Я уверен, что вы понимаете, насколько трудно решить специфическую проблему. Только на базе общих правил, а это практически все, что может предложить теория цикличности.
— И все же, поскольку аналогии могли бы быть полезными для меня, я вас прошу… Из того, что я читал по этому предмету, я понял, что мы находимся в позднем «зимнем» периоде цивилизации. Иными словами, именно сейчас мы совершаем ошибки, ведущие к распаду. У меня есть кое-какие соображения на этот счет, хотя хотелось бы большего.
Корита пожал плечами.
— Я постараюсь быть кратким. Вашей доминирующей чертой «зимнего» периода цивилизации является растущее понимание миллионами индивидуумов того, в чем состоит суть происходящего. Люди становятся нетерпимыми к религиозному или с позиции сверхъестественного объяснению того, что происходит в их телах и умах и в окружающем мире. С ростом знаний даже простые умы начинают видеть вглубь, впервые и полностью отрицают наследственное превосходство меньшинства, отвергают его. И начинается борьба за власть… Именно эта, выросшая до огромных пределов, борьба является общей чертой «зимних» периодов для всех цивилизаций, увековеченных историей. К лучшему или к худшему, но борьба начинается обычно в легальных рамках систем, которые тяготеют к защите осажденного меньшинства. Пришедшие позже на поле деятельности слепо ввергаются в борьбу за власть. Результатом является рукопашная для вышедших из всех рамок умов. Охваченные негодованием и страстным желанием, люди следуют за мудрыми и также сбитыми с толку, как и они сами, вожаками. И повторяется одно и то же, беспорядок ведет по одной и той же дороге к конечному состоянию. Рано или поздно одна из групп завоевывает влияние. Оказавшись у вершины власти, лидеры завоевывают и насаждают «порядок», увлекая при этом миллионы в провал. Господствующая группа быстро начинает тормозить всякого рода деятельность. Права, свобода и прочие институты, необходимые всякому организованному обществу, становятся средствами давления и монополизации. Борьба в такой ситуации становится трудной, а потом и невозможной. И тут мы наблюдаем быстрый переход к кастовой системе Древней Индии и другим, менее известным, но открыто жестоким обществам, таким, как Рим после 300 года н. э. Индивидуумы не могут подняться выше своего уровня. Ну как, помогла вам эта краткая зарисовка?
Гросвенф вдумчиво ответил:
— Как я уже сказал, я хочу решить проблему, заданную мне мистером Кентом, не впав при этом в эгоистические ошибки человека «зимнего» периода, описанные вами. Я хочу знать, могу ли я немедленно защищаться от него, не усугубив при этом враждебных отношений, и так уже имеющихся на борту «Гончей».
Корита сухо улыбнулся.
— Это будет небывалая победа, если она вам удастся. Исторически на базе масс проблема еще никогда не решалась. Что ж, желаю вам удачи, молодой человек!
В эту минуту все и случилось…
Глава 3
Они остановились у стеклянной комнаты на этаже Гросвенфа. Впрочем это было не стекло, как и не комната. Это была ниша во внешней стороне корпуса, а «стекло» — одной из разновидностей сплава прочного металла. За ним находился вакуум и беспредельность пространства.
Гросвенф как раз рассеянно заметил, что корабль оставил за собой маленькое созвездие, которое проходил недавно. Были видны лишь несколько из пяти тысяч солнц системы. Он разжал губы, чтобы сказать: «Я бы хотел еще раз поговорить с вами, мистер Корита, когда у вас будет свободное время».
Но он не успел сказать этого. В стекле напротив него появилось неясное движущееся изображение женщины в шляпе с перьями. Изображение колебалось и мерцало. Гросвенф почувствовал, как сильно напряглись мышцы его глаз. На мгновение его сознание потухло, но затем на него обрушился шквал звуков, перед глазами замерцали световые блики и резкая боль пронзила тело. Гипнотические галлюцинации! Эта мысль была подобна разряду электрического тока. Однако, она его и спасла. Благодаря умению руководить своими физическими способностями он смог мгновенно рассеять механический соблазн световых пятен. Резко повернувшись, он закричал в ближайший коммуникатор:
— Не смотреть на изображения! Это гипноз! На нас напали!
Отвернувшись от коммуникатора, он споткнулся о бесчувственное тело Кориты. Остановившись, он опустился на колени.
— Корита! — настойчиво произнес он. — Вы меня слышите?
— Да.
— Вы начинаете расслабляться, все забываете. Ваше сознание спокойно. Действие образов слабеет. Теперь оно совсем прекратилось. Образы исчезли. Вам ясно? Совсем исчезли…
— Понимаю…
— Они не могут на вас воздействовать. Каждый раз, видя изображение, вы вспоминаете одну из приятных домашних сцен. Вам ясно?
— Да.
— А теперь пробуждайтесь. Буду считать до трех. Раз… два… три… просыпайтесь!
Корита открыл глаза и озадаченно спросил:
— Что со мной случилось?
Гросвенф быстро объяснил ситуацию и приказал:
— А теперь идемте, быстро! Несмотря на встречное внушение, цветовые пятна продолжают попадать в поле моего зрения.
Он потащил ошеломленного археолога по проходу к «Некзиальному отделу». За первым же поворотом они натолкнулись на неподвижное человеческое тело, лежащее на полу.
Гросвенф пнул его ногой, причем не слишком осторожно. Он хотел получить ответную реакцию.
— Вы меня слышите?
Человек шевельнулся.
— Да.
— Тогда слушайте. Световые изображения на вас больше не действуют. А теперь вставайте, вы проснулись.
Человек вскочил и, пошатываясь, кинулся на него. Гросвенф отпрянул, и нападающий пронесся мимо. Гросвенф приказал ему остановиться, но тот, не оглядываясь, продолжал идти вперед. Эллиот схватил Кориту за руку.
— Кажется, я занялся им слишком поздно.
Корита изумленно покачал головой. Его взгляд обратился к стене, и из произнесенных им слов стало ясно, что убеждения Гросвенфа не оказали полного действия, или были уже поколеблены.
— Но что они такое? — спросил он. — Разве вы на них не смотрите?
Не делать этого было чрезвычайно трудно. Гросвенфу приходилось держать глаза закрытыми, чтобы бьющие от изображений лучи не попадали в глаза. Сначала ему казалось, что изображения повсюду. Потом он заметил, что женские силуэты как-то странно раздвоены и занимают прозрачные и полупрозрачные секции. Таких секций было сотни, но все — таки было какое-то ограничение.
Затем они увидели еще несколько людей. Жертвы лежали на неравных расстояниях друг от друга. Дважды они наталкивались на людей, находящихся в сознании. Один из них стоял у стены на их пути, уставившись куда — то невидящим взглядом, и не двинулся с места, когда Гросвенф и Корита торопливо проходили мимо.
Другой испустил вопль и, схватив вибратор, выпалил из него. Луч ударил в стену за спиной Гросвенфа. Тогда он бросился на человека и свалил его на пол. Человек, бывший помощником Кента, злобно уставился на него и прохрипел:
— Чертов шпион! Мы еще доберемся до тебя!
Гросвенф не стал останавливаться, чтобы узнать о причине удивительного поведения человека. Но подходя вслед за Коритой к двери «Некзиального отдела», он весь напрягся. Если тот химик мог так быстро поддаться чувству ненависти против него, то что же стало с теми пятнадцатью, которые расположились у него в комнатах.
К своему облегчению, он увидел их лежащими на полу без сознания. Он торопливо достал две пары темных очков — одну для Кориты, другую для себя, потом включил все освещение, и потоки огня залили стены, потолок и пол. Изображения были мгновенно поглощены ими. Гросвенф проследовал в техническую комнату и принялся давать команды, надеясь, что сумеет освободить тех, кого он лично загипнотизировал. Сквозь стеклянную дверь он наблюдал за двумя из них. По истечении пяти минут они все еще не подавали признаков жизни. Он понял, что мозг загипнотизированных находился в таком состоянии, что любые слова были для них бесполезными. Существовала возможность, что через некоторое время они очнутся и переключатся на него. С помощью Кориты он перетащил их в ванную комнату и запер дверь. Один факт был очевиден: это был механически — визуальный гипноз и такой силы, что сам он спасся лишь благодаря решительным действиям. Но случившееся не ограничивалось видением. Изображения пытались взять над над ними контроль, воздействуя через зрительные органы на их мозг. Он был в курсе всего, что было сделано в этой области, так что он знал, хотя нападающие этого не знали, что чужой контроль над нервной системой человека был почти невозможен. Судя по тому, что произошло с ним, остальные были погружены в глубокий трансовый сон, или же их сознание было помрачено галлюцинациями и они не могли отвечать за свои действия.
Его делом было проникнуть на контрольный пункт и включить энергиционный экран корабля. Не важно, откуда были нападающие — с другого корабля или с другой планеты — такая мера могла бы отрезать путь любым лучам, посылаемым врагами.
С сумасшедшей быстротой Гросвенф начал приводить в действие переносной световой агрегат. Ему нужно было что-то, что могло бы помочь ему в борьбе с изображениями на пути к контрольному пункту. Он заканчивал последнее соединение, когда ощутил безошибочную реакцию организма — легкое головокружение, которое потом исчезло. Это было чувство, которое возникало при существенном изменении курса в результате антиускорения.
Действительно ли был изменен курс? Это он проверит чуть позже.
— Я хочу произвести эксперимент, — обратился он к Корите. — Останьтесь, пожалуйста, здесь.
Гросвенф вытащил собранное им световое устройство в ближайший коридор и поместил его в задний отсек электротележки для перевозки различных грузов. Потом сел в нее сам и направился к лифту. Он подсчитал, что с того времени, когда он впервые увидел изображение, прошло десять минут.
Гросвенф свернул в коридор, в котором находился лифт, на скорости двадцать пять миль в час, что было хорошо для этих сравнительно узких мест. В нише напротив лифта двое боролись друг с другом не на жизнь, а на смерть. Они не обратили внимания на Гросвенфа и продолжали, ругаясь, извиваться и тискать друг друга. Дыхание их было учащенным и тяжелым. Световая установка Гросвенфа не повлияла на их чувство ненависти друг к другу. Какого бы рода галлюцинации они не были подвержены, гипноз захватил их слишком глубоко. Гросвенф направил машину к ближайшему лифту и спустился вниз. Он надеялся на то, что найдет контрольный пункт пустым.
Надежда исчезла, как только он въехал в центральный коридор. Он кишел людьми. Взметались вверх баррикады, и в воздухе явственно чувствовался запах озона. Тут и там сверкали вспышки вибраторов. Гросвенф осторожно выбрался из лифта, пытаясь вникнуть в ситуацию. Она явно была ужасной. Два подхода к контрольной были блокированы перевернутыми транспортными тележками. За ними прятались люди в форме. Гросвенф различил среди защитников капитана Лича, а на дальнем конце баррикады, в одной из нападающих групп, увидел директора Мортона.
Это несколько проясняло картину. Открытием для него это не оказалось. Скрытая враждебность подстегнулась видениями. Ученые дрались с военными, которых всегда подсознательно ненавидели. Военные, в свою очередь, оказались внезапно подстегнутыми в своей насмешке и ярости к презираемым ученым.
Гросвенф понимал, что это не было истинной картиной их чувств. В нормальном состоянии человеческое сознание балансирует между многочисленными противоположными импульсами, так что средний индивидуум может прожить свою жизнь без того, чтобы одно какое-то его чувство одержало верх над другими и стало преобладающим. Теперь это сложное равновесие было нарушено. Результат этого грозил уничтожить всю экспедицию людей и обещал победу врагу, о целях которого пока можно было лишь догадываться.
Как бы там ни было, путь в контрольную был отрезан. Гросвенф в задумчивости вернулся в свой отдел.
У двери его встретил Корита.
— Посмотрите, — произнес он, указывая на экран настенного коммуникатора, настроенного на находящийся в носовой части корабля механизм управления. Расположенный там экран передачи был нацелен на цепочку звезд. Устройство выглядело более сложным, чем оно было на самом деле. Гросвенф посмотрел в окуляры и обнаружил, что корабль описывает плавную дугу — кривую, которая в верхней своей точке могла привести корабль прямо к яркой белой звезде. Вспомогательный механизм управления должен был давать периодические толчки, чтобы удержать корабль на курсе.
— Могли это сделать враги? — осведомился Корита.
Гросвенф показал вперед и покачал головой, скорее озадаченный, чем встревоженный. Он изменил положение окуляров, и нацелил их на вспомогательный механизм. Согласно спектральному классу звезды, ее величине и яркости, она находилась на расстоянии около четырех световых лет. Корабль летел со скоростью примерно световой год за каждые пять часов. Поскольку еще следовало принять во внимание ускорение, рассчитанная кривая должна была еще увеличиться. Приблизительно он подсчитал, что корабль должен был достичь окрестностей солнца приблизительно через одиннадцать часов.
Гросвенф резко выключил коммуникатор. Он был поражен, но недоверия в нем не-было ни капли. Уничтожение могло бы быть целью обманутого человека, который изменил курс корабля. А если так, то на предотвращение катастрофы оставалось только десять часов.
Даже в эту минуту, когда у него не было ясного плана, Гросвенфу казалось, что только нападение врага, использующего гипнотическую технику, могло действительно помочь разъяснить дело. Между тем…
Он стоял, размышляя. Следовало предпринять вторую попытку проникнуть в контрольный пункт. Ему нужно было нечто, что действовало бы непосредственно на клетки мозга. Имелось несколько аппаратов, способных оказать подобное воздействие. Большая их часть применялась лишь для сугубо медицинских целей. Исключение составлял прибор — энцефалорегулятор, который мог быть использован для перенесения импульсов из одного сознания в другое.
Даже с помощью Кориты Гросвенфу понадобилось немало минут на сборку такого агрегата. Его проверка заняла еще некоторое время, а поскольку машина была исключительно хрупкой, то размещая ее на тележке, ему пришлось прибегнуть к помощи рессорных подушек. В общем, приготовления заняли тридцать семь минут. Затем у него произошел резкий и короткий спор с археологом, который хотел его сопровождать. И все же Корита, в конце концов, согласился остаться на страже их опорного пункта операции.
Непрочность груза заставила Гросвенфа уменьшить скорость передвижения на тележке, когда он отправлялся к контрольному пункту. Медлительность, хотя и вынужденная, раздражала его, но в то же время дала ему возможность замечать перемены, происшедшие с момента первой атаки. Неподвижные тела попадались теперь изредка. Гросвенф понял, что большая часть людей из тех, кто оказался погруженным в глубокий сон, теперь самопроизвольно вышли из него. Подобные пробуждения были обычным для гипноза явлением. Теперь они подверглись другой стимуляции на той же основе. К несчастью, хотя это тоже не являлось неожиданностью, приходилось думать, что их действия находились под контролем глубоко скрытых импульсов. Поэтому люди, которые в обычном состоянии лишь испытывали друг к другу умеренную неприязнь, сейчас испытывали убийственную ненависть.
Самым страшным было то, что им самим об этом не было известно, поскольку сознание могло быть изменено без знания об этом со стороны индивидуума. Все было усилено общественными связями или атакой, предпринятой сейчас против находящихся на борту корабля людей. В любом случае каждый человек действовал так, как будто его новое «я» было столь же прочным, сколь и старое.
Гросвенф открыл дверцу лифта, находящуюся на уровне контрольного пункта, и тут же спешно захлопнул ее. Нагревательная установка изрыгала пламя, разливавшееся по коридору. Металлические стены плавились с резким свистящим звуком. На видимом пространстве лежало три трупа. Пока он выжидал, раздался громкий взрыв. Внезапно пламя пропало. В воздухе повис голубой дым. Жара стояла невыносимая. Но в течение нескольких последующих секунд и дым, и жара исчезли. Вентиляционная система работала надежно.
Гросвенф осторожно выбрался из лифта. На первый взгляд коридор казался пустым. Потом он увидел Мортона, полускрытого выступом стены, менее чем в двух десятках шагов от себя. Почти в ту же секунду директор заметил его и поманил к себе рукой. Гросвенф заколебался, но решил все — таки рискнуть. Он отвел тележку от дверцы лифта направил ее к директору, который энергично приветствовал его.
— Именно вас я и хотел видеть, — заявил он. — Мы Должны. отобрать у капитана Лича контроль над кораблем, прежде чем Кент и его группа устроит нападение.
Взгляд Мортона был спокойным и умным. Это был взгляд человека, борющегося за правое дело. Казалось, ему в голову не приходило, что его поведение и слова требовали объяснений. Директор с напором продолжал:
— Нам особенно необходима ваша помощь против Кента. Они использовали химический препарат, о котором я раньше не слышал. Пока мы одержали над ними верх, но они готовят новый удар. Наша главная проблема такова: будет ли у нас время сокрушить капитана Лича, прежде чем Кент соберет свои силы?
Время было и проблемой Эллиота. Как бы невзначай он поднес правую руку к левой кисти и тронул активированное реле, которое постоянно контролировало направление пластинки установки, произнося при этом:
— У меня есть план, сэр. Полагаю, он может быть эффективным в борьбе с противником.
Мортон посмотрел вниз и сказал:
— Вы принесли с собой аджустер, и он действует. Для чего это вам понадобилось?
Первым чувством Гросвенфа было страшное напряжение в поисках ответа. Он надеялся, что Мортон не слишком близко знаком с аджустерами, но теперь эта надежда рухнула, а он должен был все же попытаться использовать инструмент, хотя и лишенный преимущества неожиданности. Он проговорил натянутым против его желания голосом:
— Да, я хочу использовать эту машину.
Поколебавшись, Мортон заметил:
— Мысли, возникшие в моем мозгу и переданные вами, весьма интересны… — он замолчал, и его лицо зажглось интересом: — Так, хорошо… Если вы сможете на этот раз передать известие о том, что мы подверглись нападению чужаков… — Он смолк, и его губы нервно сжались. Интенсивность мысли заставила сузиться его глаза. — Капитан Лич дважды пытался заключить со мной соглашение. Теперь мы сделаем вид, будто согласились, и вы придете к ним с вашей машиной. Вы понимаете, что я не собираюсь заключать соглашение ни с Кентом, ни с капитаном Личем, кроме как в целях достижения победы и сохранения корабля. Надеюсь, что вы это оцените, — с достоинством закончил он.
Гросвенф нашел капитана Лича на контрольном пункте. Командир приветствовал его со сдержанным дружелюбием.
— Борьба против ученых, — честно признался он, — поставила военных в сложное положение. Мы обязаны защищать контрольный пункт и аппаратную, так что наш минимум обязанностей превратился в максимум. — Он серьезно качнул головой. — Конечно, нечего говорить о том, что кому-нибудь из нас удастся одержать победу. На крайний случай мы готовы пожертвовать собой, но не позволить ни одной из групп одержать верх.
Объяснение отвлекло Гросвенфа от собственной цели. Он спросил себя, ответственен ли капитан Лич за намеренное изменение курса корабля и направление его к белому солнцу. По крайней мере, он дал ему частичное объяснение. Казалось, командиром двигала уверенность в том, что победа какой-либо группы, кроме военных, была немыслима. Если брать ее за исходную мысль, то оставался лишь крошечный шаг к заключению о том, что необходимо уничтожить всю экспедицию. Незаметным движением Гросвенф направил передатчик аджустера на капитана Лича.
Мозговые волны, минутные пульсации, трансмиттированные от дендрита к эксону и от эксона к дендриту, всегда сопровождающиеся предварительно установленным путем зависимости от обратной связи, это и был процесс, идущий бесконечно между девяноста миллиардами нейронных клеток головного мозга человека. Каждая клетка была в своем собственном состоянии электроколлоидного баланса, сложного взаимодействия напряжения и импульса. Лишь постепенно за долгие годы были созданы машины, которые смогли с высокой точностью обнаружить значения энергетических потоков внутри мозга.
Ранние энцефалоаджустеры были косвенными потомками известного энцефалографа. Но его функции были Диаметрально противоположными. Он производил искусственные мозговые волны любого требуемого образца. Используя их, опытный оператор мог стимулировать любую часть мозга и, таким образом, эмоции и мечты, и рождать воспоминания из прошлого индивида. Он не являлся сам по себе контролирующим прибором. Он лишь поддерживал собственное «я» испытуемого. Тем не менее, он мог передавать импульсы мозга от одного лица к другому. Поскольку импульсы варьировались согласно мыслям посылающего, реципиент стимулировался в высшей степени легко.
Не подозревающий о присутствии аджустера, капитан Лич не догадывался, что его мысли больше не принадлежат ему.
— Нападение, совершенное на корабль, сделало среду ученых предательской и вероломной, — капитан Лич умолк и задумчиво произнес: — Вот мой план…
План включал в себя плавящие установки, акселератор мускульной напряженности и частичное обследование обеих групп ученых. Капитан Лич даже не упомянул о чужаках. Казалось, ему даже не приходило в голову, что он описывает свои намерения эмиссару тех, кого он считает своими врагами. Закончил он словами:
— Где ваши действия будут важными, мистер Гросвенф, так это в научном отделе. Как некзиалист с согласованными знаниями многих наук вы можете сыграть решающую роль в борьбе против других ученых…
Утомленный и потерявший уверенность в себе, Гросвенф сдался. Хаос был слишком велик, чтобы с ним мог справиться один человек. Куда бы он ни посмотрел, везде были вооруженные люди. В общей сложности, он видел двадцать с чем-то убитых. Тревожное перемирие между капитаном Личем и директором Мортоном в любой момент могло вылиться во взрыв созданного установкой огня. Даже сейчас он мог слышать ропот людей там, где Мортон сдерживал атаку Кента.
Тяжело вздохнув, он повернулся к капитану.
— Мне понадобится некоторое оборудование из моей лаборатории. Переправьте меня на заднем лифте, и через пять минут я вернусь.
Когда через несколько минут Гросвенф вносил свой аппарат через заднюю дверь своего отдела, ему казалось, что относительно его будущих действий сомнений больше нет. То, что по первому размышлению показалось ему притянутым за волосы аргументов, было сейчас тем единственным, что составляло его план. Он должен атаковать чужих через их миражные образы, причем их собственным гипнотическим оружием.
Глава 4
Гросвенф сознавал, что Корита наблюдает за горячечными приготовлениями какой-то новой машины. Археолог подошел и смотрел на массу деталей, которые он присоединял к энцефалоаджустеру, но вопросов не задавал. Казалось он полностью избавился от любопытства. Гросвенф, не переставая, вытирал с лица пот, хотя никакой жары не было. Температура в помещении была нормальной. К тому времени, когда предварительная работа была закончена, он понял причину своего беспокойства. Дело в том, заключил он, что ему слишком мало известно о своих врагах.
То, что он располагал теорией о том, как они могли действовать, было недостаточным. Что-то страшно таинственное было во врагах с такими удивительными и женственными телами и лицами, иногда раздвоенными, а иногда нет. Для действий ему была необходима разумная философская база. Его план требовал такого противовеса, который ему могло дать только знание.
Он повернулся к Корите и спросил:
— На какой стадии развития культуры могли находиться эти существа, согласно данным теории цикличности?
Археолог сел на стул, и поджав губы, попросил:
— Опишите мне ваш план.
Когда Гросвенф сделал это, японец побледнел. Наконец, он раздраженно проговорил:
— Как случилось, что вы смогли спасти меня и не смогли разгипнотизировать других?
— Я отвлек вас сразу. Нервная система человека покоряется повторением. В вашем случае их образы не успели повториться такое количество раз, как для остальных.
— Был ли для нас какой-нибудь способ избежать этого бедствия? — мрачно осведомился Корита.
Гросвенф печально улыбнулся.
— Это можно было сделать с помощью некзиального обучения, поскольку оно включает в себя возможность гипнотического состояния. Есть только одна действенная защита против гипноза и заключается она в тренировке… Мистер Корита, ответьте пожалуйста на мой вопрос. История циклична?
Над бровями археолога появились маленькие капельки пота.
— Друг мой, — вздохнул Корита, — вы никак не сможете разобраться и провести параллель в подобной ситуации. Что нам известно об этих существах?
Гросвенф тоскливо вздохнул. Он понимал необходимость дискуссии, но ведь утекало столь ценное время. Он нерешительно сказал:
— Существа, умеющие использовать гипноз на расстоянии, стимулировать сознание друг друга, стоят на довольно высокой ступени развития, так что вполне естественно ожидать от них телепатических способностей. Люди могут обрести эти способности лишь с помощью энцефалоаджустера, — он подался вперед, ощутив неожиданное волнение. — Корита, какой эффект могла бы произвести на состояние культуры способность читать в умах без помощи прибора?
Археолог выпрямился.
— Ну, конечно же, у нас есть ответ. Способность читать в умах должна уничтожить развитие расы на феллахинской стадии, — его глаза блестели, когда он смотрел на озадаченного Гросвенфа. — Неужели вы не понимаете? Способность читать чужие мысли вызовет у вас чувство уверенности в том, что вы все знаете. На этой основе будет развиваться система абсолютной уверенности во всем. Как можно сомневаться, когда вы знаете?
Подобные существа мгновенно пройдут через ранние периоды культуры и в кратчайшее время достигнут феллахинского периода.
Пока Гросвенф сидел, нахмурившись, Корита быстро описал, как различные земные и галактические цивилизации истощали себя, а потом коснели в состоянии феллаха. Как общество, они не были особенно жестоки, но из — за своей бедности во всех них слишком часто развивалось безразличие к страданиям отдельных личностей.
Когда Корита кончил, Гросвенф предположил:
— Возможно, их возмущение переменами, к которым такие культуры нетерпимы, и явилось причиной нападения на корабль?
Археолог был осторожен:
— Возможно.
Наступило молчание. Гросвенф подумал, что ему придется действовать исходя из того, что общий анализ Кориты верен, а других гипотез у него не было. Имея отправным пунктом такую гипотезу, он мог попытаться получить подтверждение от одного из изображений.
Взгляд на хронометр заставил его встрепенуться. У них оставалось менее семи часов на спасение корабля. Торопясь, он сфокусировал луч света на энцефалоаджустере. Быстрым движением он установил экран против света так, чтобы маленькая стеклянная поверхность была погружена в тень, получая от аджустера лишь прерывистые лучи.
Сразу же появилось изображение. Это было одно из частично раздвоенных изображений и, благодаря энцефалоаджустеру, он мог изучить его совершенно не рис — куя. Первый же внимательный взгляд поверг его в изумление. Изображение лишь смутно напоминало гуманоида. И все же стало понятным, почему раньше оно казалось ему женским. Частично скрытое, раздвоенное лицо было увенчано аккуратным пучком золотистых перьев. Но птичья голова, как это было ясно видно сейчас, имела некоторое сходство с человеческой. На лице, покрытом сеткой того, что походило на вены, перьев не было. Сходство с человеческой внешностью достигалось тем, что отдельные участки лица давали эффект щек и носа. Вторая пара глаз и второй рот были в каждом случае примерно двумя дюймами выше первых. Была также двойная пара плеч с двойной парой рук, коротких и оканчивающихся восхитительно нежными и удивительно длинными кистью и пальцами. Этот всеобъемлющий эффект тоже был женским. Гросвенф поймал себя на мысли о том, что руки и пальцы двух тел были, вероятно, вначале нераздельными. Партеногенез, подумал Гросвенф, воспроизведение без пола. Отпочкование от родителей нового индивида.
Изображение на стене перед ним показывало рудименты крыльев. Кончики крыльев виднелись на «кистях». Существо носило ярко-голубую тунику на удивительно прямом и в высшей степени похожем на человеческое тело. Если и были другие рудименты прошлого оперения, то они были прикрыты одеждой. Ясно было одно, что эта птица не летала и не могла летать сама по себе.
Корита заговорил первым, и тон его голоса был без — надежным.
— Как вы собираетесь дать им знать, что вы желаете быть загипнотизированным? Ради обмена информацией хотя бы.
Гросвенф не стал отвечать. Он поднялся и нарисовал на доске приблизительное изображение образа и себя. Через сорок семь минут, за время, необходимое для того, чтобы нарисовать несколько десятков набросков, изображение птицы исчезло, а на его месте появилось изображение города. Оно было небольшим, и с первого взгляда казалось, будто он смотрит на город с удобной для обозрения высокой точки. Он увидел очень высокие и узкие здания, так близко расположенные к друг другу, что все находившееся внизу должно было большую часть времени теряться во мраке. Гросвенф подумал, что в этом сказываются привычки первобытного времени. Но он тут же переключился на другое. Он оставил без внимания индивидуальность зданий в своем желании охватить взглядом всю картину. Гросвенф хотел выяснить степень развития их машинной культуры, понять их коммуникацию, определить, был ли это город, из которого велась атака на их корабль, или же нет.
Он не увидел ни машин, ни самолетов, ни автомобилей. Не было также ничего, что можно было бы принять за оборудование межзвездной связи, похожее на то, что использовалось человеческими существами — на Земле подобные станции занимали несколько квадратных миль. Тем не менее, казалось вполне вероятным, что способ нападения не имел ничего общего с подобными машинами. Как только он пришел к такому выводу, вид изменился. Теперь он обнаружил себя уже не на холме, а в здании неподалеку от центра города. То, что составляло это прекрасное цветовое изображение, подвинулось вперед, и он посмотрел вниз через гребень. Его сознание было захвачено разворачивающейся перед ним картиной. И все же он успел подумать, что способ показа ему непонятен. Переход одной картины в другую происходил в мгновение ока. Меньше минуты прошло с тех пор, как его иллюстрации на доске окончательно дали понять о его желании получить информацию.
Эта мысль, так же как и другие, была мгновенной вспышкой. Даже пока она проносилась в его мозгу, он жадно смотрел со здания вниз. Расстояние, отделявшее его от соседнего строения, казалось не шире десяти футов. Но теперь он обнаружил нечто, чего не мог заметить с холма. На каждом уровне находилась дорожка в несколько дюймов шириной. По ним осуществлялось пешеходное движение птичьего города. Прямо под Гросвенфом два индивида двигались навстречу друг другу по одной узкой дорожке. Они, казалось, совершенно игнорировали тот факт, что она располагалась в ста или больше футах от поверхности. Они шли свободно и легко. Каждый развернул ту ногу, что находилась ближе к внутренней стороне дорожки и обогнул другого. По другим уровням шагали другие существа. Они проделывали те же хитрые маневры и двигались так же непринужденно. Наблюдая за ними, Гросвенф догадался, что их кости были тонкими и полыми, и что строение их было очень легким.
Картина вновь изменилась, а потом еще раз. Место действия перенеслось с одной улицы на другую. Он увидел, как ему показалось, любую возможную вариацию условий воспроизводства. Некоторые из картин были настолько выдвинуты вперед, что ноги, руки и большая часть тела были свободны. Другие были в том же состоянии, в котором он их уже видел, И в каждое мгновение родитель казался безучастным к росту нового тела.
Гросвенф пытался разглядеть внутренность одного из зданий, когда картина начала исчезать со стены. Через мгновение город исчез совсем, а на его месте появилось двоящееся изображение. Пальцы изображения указывали на энцефалоаджустер. В его желании не приходилось сомневаться. Свою долю сделки они выполнили. Настало время Гросвенфа выполнить свою.
С их стороны было наивностью ожидать, что он это сделает, но беда была в том, что он был обязан это сделать. У него не оставалось иного выхода, как выполнить свое обещание.
