Света четырёх ламп было недостаточно, чтобы освещать углы комнаты, откуда постепенно выползали дрожащие тени. Чин Му–Ти несколько раз моргнул, пытаясь заснуть. Похоже, министр совершенно забыл о нём, и на эту ночь его не отпустят спать на привычный соломенный тюфяк в зале стражи. Однако это великая честь — носить меч и быть слугой у Чуко Янга, дарующего жизнь: величайший почти никогда не отдыхал и, похоже, никогда не чувствовал усталости.

Его хозяин перевёл взгляд от окна к далёким тёмным холмам. Где–то там Ссума — генерал, командующий войсками Вей, — вёл двадцать вражеских полков. Размышляя об этом, Му–Ти почувствовал, как по телу пробежали мурашки, сотрясая его до самой глубины души. Да, совсем не просто будет отогнать людей Ссумы, враги не исчезнут, как мартовский снег под лучами солнца, или как осенние листья, унесённые порывами ветра.

Ещё раз он сонно моргнул, таращась усталыми глазами прямо в спину Чуко Янга. В этих комнатах первый министр не носил доспехов, а только просторную одежду, как и положено должностному лицу; его чёрный головной убор крепко сидел на голове. Это был худощавый человек, почти такой же тощий, какими становятся от недоедания в голодное время, высокий, как одно из деревьев, растущих в тех далёких холмах.

И ещё он был одним из тех, чьи мысли невозможно прочесть на лице. Однако сейчас всем и так было ясно, что надвигается на них. И хотя голова Чуко Янга — кладезь премудрости, также верно и то, что никому не удастся сбежать от этой тёмной силы, как бы быстро он ни бегал — будь даже он одним из трёх величайших героев, которые поклялись кровью служить императору Лю Пею.

Несмотря на то, что для империи Хан наступили смутные времена и разделена она была на три части, все знали, что именно Лю Пей — истинный Сын Неба, из Дома Хана, любимец богов. На небе не может гореть сразу два солнца, тем более три — как не могут три повелителя править над людьми.

Му–Ти, изо всех сил стараясь не заснуть, принялся размышлять. Что восхваляют в героях? Их добродетели: мужество, справедливость, верность, взаимное доверие, искренность, великодушие, презрение к богатству — мысленно перечислял мальчик одно их качество за другим. И, как он вспомнил, мужество бывает трёх видов. Мужество в крови: лицо приобретает красный цвет — от гнева. Мужество в венах: лицо становится синим. Однако сильнее всего мужество духа: лицо человека не меняет своего цвета, только голос приобретает силу, а взгляд становится пронзительнее и…

Одна из ламп, исчерпав запасы тыквенного масла, замерцала. И в то же самое время во внешнем коридоре раздался глухой топающий звук. Му–Ти выпрямился, чтобы принять вид полнейшего внимания, когда Чуко Янг отошёл от окна. У министра было лицо не воина — худощавое и бледное, с длинными опускающимися вниз кончиками усов, затемнявшими его уста. Он больше походил на школьника, чем на человека действия. Однако для Сына Неба он являлся и головой, дающей советы, и сражающейся рукой.

Дракон лежит на мече — когда вытаскивается клинок, дракон объявляет войну.

В ответ на полночный призыв их командующего пришли генералы Ма Су и Венг Пинг. Они явились в доспехах, их драконьи шлемы бросали демоноподобные тени на стены, а бронза, полускрывавшая лица, имела форму тигриных голов. Ма Су отличался полными щеками и короткой бородой; глаза его так сверкали, что он казался богом войны, явившимся из какого–то храма, чтобы воевать вместе с людьми.

И он шёл, гулко топая, впереди своего спутника, как обычно, когда за ним следовали его офицеры, держа руку на рукояти меча. Он многое знал об искусстве ведения войн, и он не позволял никому забывать об этом: он всегда первым выступал на военных советах, словно и жил ради того, чтобы его слова разносились как можно дальше и кто–нибудь на вершине холма должен был ударить в гонг. Но всё же он был удачливым полководцем с определённым умением, который одерживал победы, хотя, наверное, слишком много жизней было уплачено за подобную репутацию генерала.

Му–Ти с враждебностью наблюдал за ним. Как хорошо, что мысли, появляющиеся в голове, невозможно читать — иначе бы он оказался в опасности. Его отец Чин Фанг заплатил своей жизнью за безрассудную вылазку, которую приказал совершить My Су, и которая на самом деле ничего не дала войску, но это на всю жизнь запечатлелось в сердце мальчика. Об этом Ма Су, конечно же, не знал, да и ему наверняка было наплевать на это. Кто такой капитан отряда конных лучников для генерала императора? Но именно этим разнилось отношение к иене человеческой жизни для них: Чуко Янг никогда не рисковал людьми ради показухи, а впоследствии не забывал погибших.

— Вы вызывали нас, Ваше Превосходительство? — Ма Су даже не стал ждать, когда заговорит министр, демонстрируя бесцеремонные манеры солдата, с такой пылкостью служащего императору, что всегда бегом является по приказу предстать перед министром, с одной ногой уже засунутой в стремя, и готовый вскочить на коня. Неужели он никогда не слышат, что уста порою оказываются дверью, ведущей к беде?

Чуко Янг двумя длинными шагами подошёл к столу, на котором всё ещё лежало послание, которое прибыло меньше часа назад, и карта, которую он всё это время внимательно изучал.

— Ссума совершил марш–бросок через долину Хсай. Если ему повезёт, он может легко вонзиться в самое сердце By. Этого он не должен сделать никоим образом. И самое главное: он не должен захватить Янгпингскнй проход… — сообщая эти новости, министр ткнул своим длинным указательным пальцем в карту. Он говорил отрывисто, что было весьма необычно — резко, словно таким образом мог быстро передать слушателям всю степень опасности, которая угрожала им.

— Если враг достигнет Чихтьенга, то он отрежет от нас все необходимые источники. И после этого весь Шенси станет открытым для него. Мы будем вынуждены отступить в Ханчунг. Враг перережет дорогу, и через месяц голода… — тут министр сделал руками какой–то странный жест, словно он больше хотел схватить пишущее перо, а не рукоять своего меча, который Му–Ти держал обеими руками, вынув из ножен и направив острием прямо в пол.

— Ссума не глуп: он знает, что мы должны во что бы то ни стало не допустить этого, иначе погибнет всё наше дело. Самое важное — удержать Чихтьенг. Но никто не должен знать, что наши шансы на это — мизерны, и что смерть ждёт…

— Мы командуем армией воинов, а не актёров, готовых показать своё искусство обращения с мечами на каком–нибудь празднике, Ваше Превосходительство, — к Ма Су вернулась его самоуверенность, в которую он кутался, как в толстый плащ, чтобы защититься от зимнего ветра. — Ведь пока ещё стаи птиц By не пойманы в сети и рыба не брошена в кастрюли поваров. Дайте мне отряды воинов, и Чихтьенг будет в такой же безопасности, как и десять драконов, чьи тела украшают его стены!

Одна из худых рук министра приподнялась — гибкими пальцами он коснулся свисающего кончика усов и стал накручивать длинные волоски на указательный палец. Чуко Янг не смотрел на генерала, нет, он по–прежнему неотрывно взирал на карту.

— Дракон порождает дракона; битва — битву. Смерть и жизнь предопределены, богатство и честь зависят от воли Неба. Этот город небольшой, но его ценность для нас сейчас сродни жемчужине в морской раковине. Вы многое знаете о правилах ведения войн, но точная защита заметно отличается от лязганья мечей и ударов копий во время открытой схватки с врагом. В Чихтьенге нет ни каких–либо стоящих защитных стен, ни естественных укрытий.

Ма Су пожал плечами.

— Ваше Превосходительство, ещё будучи мальчишкой, я начал изучать искусство войны. И я отлично разбираюсь в нём, как примерный школьник, отвечающий Досточтимым Учителям. Почему вы, кто отлично помнит о наших деяниях в прошлом, считаете, что эта защита окажется такой трудной?

— Главным образом потому, что Ссума — не обычный генерал. Как пальцы на руках у нас не одинаковой длины и силы, так и Ссума лучше восьми десятых от всего числа полководцев. И кроме того Чанг Хо, который командует его войском, — человек, вид знамён которого заставляет трепетать других, и для этого есть веские основания.

— Я сражался раньше, Ваше Превосходительство, и с другими великими полководцами. Стойкие воины, а не крепкие стены, — лучшая защита для города. Вот поэтому я и убеждён в том, что мне всё удастся в Чихтьенге — и готов добавить торжественную клятву к моей присяге: если я не удержу город, то пусть моя голова слетит с плеч!

Вот теперь Чуко Янг действительно бросил взгляд на него. А от Венг Пинга лишь донёсся приглушённый свист, но он так ничего и не сказал.

— Сейчас не время для шуток. Попридержи такие слова для времени, когда в руке будет кубок с вином, а не меч…

— Я не шучу, Ваше Превосходительство. И пусть мою клятву запишут пером и чернилами, а Венг, присутствующий здесь, станет свидетелем.

— И нефрит, и мужчины вытёсываются грубыми инструментами — стоит опасаться глубоких перемен в судьбе.

— Пусть будет так, Ваше Превосходительство — Ма Су удержит Чихтьенг или же его голова покатится по земле! — горячо воскликнул генерал, а его полные щёки зарумянились.

— На всё воля Всевышнего. А теперь я даю тебе легион и половину всех наших людей, и Венг Пинг отправится в поход вместе с тобой. Он будет полезен благодаря своей осторожности и внимательности, которыми прославился, и когда нужно разбить лагерь в таком выгодном месте, чтобы враг не смог подобраться к нему. Не стоит недооценивать Ссуму, он намного лучше ложного императора, которому служит.

Когда вы расставите свои силы и возьмёте под контроль дорогу, по которой должен будет пойти враг, тогда нарисуете для меня план своей защиты и всех высот поблизости, а потом отправите бумагу мне. Но самое главное — ничего не меняйте, не добавляйте и не убирайте, таков мой приказ. И может случиться так, что когда начнется битва, у вас не найдётся ни одного лишнего бойца, а здесь у меня есть слуга, Чин Му–Ти, поэтому пусть он отправится вместе с вами, и когда у вас будет готова карта для передачи, мальчик доставит её мне.

— Как вы приказали, так и будет сделано… — начал было Ма Су, однако Чуко Янг поднял руку, призывая к тишине и показывая, что принял официальное подтверждение приказа, и завершил разговор:

— На самом севере Чихтьенга расположен город Лихлюченг и поблизости от него проложена горная тропа. Там стоит лагерем Као Хсянг со своим легионом. Если угроза для Чихтьенга станет слишком велика, то он отправится к вам на помощь. By Ен приведёт отряд в дальнюю часть Чихтьенга, это послужит ещё одним подкреплением. Помните: вы должны любой ценой удержать свой пост на этой самой опасной дороге к Янптингскому проходу. Не считайте, что всё это пустые разговоры и не предпринимайте никаких шагов, чтобы провалить весь план.

— Ваше Превосходительство, мы поняли, — Ма Су отдал салют и, тяжело громыхая сапогами, вышел из комнаты; Вснг Пинг снова шёл позади него. У Му–Ти только и было времени, чтобы осторожно положить меч министра на стол и поторопиться за генералами. Он делал это неохотно. Хотя Ма Су и не назначили его начальником, тем не менее мальчика беспокоила мысль, что некоторое время ему придется служить генералу, и он лишь надеялся, что это не продлится долго. Выходя, мальчик заметил, что Чуко Янг снова склонился над картон, озабоченно и внимательно изучая нанесенные на ней линии.

Вей, By и Шу на юге: три королевства некогда великой империи Хан, теперь разделённой. В темные дни конца династии Лю Пей, хотя и происходил из Дома Неба, но был так беден, что делал и продавал сандатии, чтобы заработать на еду для своей матери. А потом три великих героя: Куан Ю, Ченг Фей и Чуко Янг — принесли клятву кровью служить ему. В это время Тц’ао Тц’ао носил драконовы одежды в Вей, а Сан Ч’юан — на юге. Много крови пролилось, многие города были захвачены и сожжены, и много людей погибло в беспощадной войне, а женщины и дети голодали летом и мёрзли зимой; но тем не менее ни одно из трёх королевств всё ещё не сдалось другому на милость победителя. Действительно наступило время, когда горя было больше, чем счастья, а стыда — больше, чем чести, и это управляло поступками людей в мире.

Теперь, во время скачки вместе с Ма Су и его людьми в прохладе ночи, Му–Ти уже меньше хотелось спать. Он был самой мелкой сошкой среди людей генерала, скача в конце отряда, и поэтому он хорошо слышал бормотание солдат, жаловавшихся на необходимость прервать их отдых ночью.

А однажды из хмурых рядов пеших солдат, когда они проезжали мимо, донеслись слова:

— Ха, что знают конные о ноющих от боли ногах? Разве есть им дело до грязи, которая пачкает их плащи?

Стражник сбоку от Му–Ти угрожающе щёлкнул хлыстом в сторону невидимого оратора.

— Три дюйма никогда не останавливающегося языка могут вдруг оказаться укороченными на два, — бросил он назад, проскочив уже мимо солдата, который таким вот образом высказал свою жалобу.

Они двигались целый день, прежде чем достигли своей цели. Ма Су и Вснг Пинг со своими людьми спешились, поели остывших пирожков с овсянкой и выпили из седельных фляг. Насытившись, Ма Су немного отошёл в сторону, критически оглядывая маячившие перед ним холмы и дорогу. Му–Ти, держа за уздечку своего коня и готовый вскочить в седло по первому приказу, старался держаться ближе к двум генералам, чем костальным солдатам. То, что он носил значок первого министра, давало ему, как он решил, некоторую свободу от обычных военных условностей в этой кампании, и ему почему–то хотелось понаблюдать за Ма Су, хотя он и пытался подавить драконье дыхание ненависти всякий раз, когда бросал взгляд на генерала. Неужели он желает военачальнику неудачи? Тысячу раз — да, если бы только это не означало беду для всех.

— Я не понимаю, почему предполагается, что Вей рискнёт придти прямо сюда, — сделал наконец замечание Ма Су.

— Так сообщают его Превосходительству разведчики; они заметили, что враг вышел в поход. А он из тех людей, кто дважды подумает, прежде чем отдаст один приказ.

— Осторожность и предвидение Его Превосходительства отлично известны, — но что–то в интонации Ма Су говорило, что сказал он это отнюдь не в качестве комплимента. — Посмотри только на этот холм — посмотри повнимательнее, Венг Пинг. Он отлично зарос лесом, да это место создано самим небом для того, чтобы дать преимущество над любым человеком, который будет двигаться по дороге. Словно место для лагеря здесь было выбрано самим богом войны.

Венг Пинг внимательно обозрел холм. Му–Ти увидел, что перед тем, как ответить, он провёл языком по нижней губе. Быть помощником таких людей, как Ма Су, означает, что даже на самой быстрой лошади нельзя догнать слово, уже однажды произнесённое.

— Старший брат, — наконец сказал он, — если мы оставим эту дорогу ради того холма, и силы Ссумы решат окружить его, то мы погибли. И кроме того, мне отданы указания, что я должен послать людей и вырубить лес, чтобы выстроить укреплённую крепость прямо здесь, на дороге.

Ма Су рассмеялся.

— Младший брат, легко понять, что ты не познал высшую мудрость военного искусства. Одним из главных правил утверждается, что на врага следует смотреть, занимая более высокую позицию. Если вражеское войско попытается пройти здесь, клянусь, назад не вернётся даже один из нагрудников его солдат! Те, кто поступают таким образом, по своему усмотрению, становятся великими людьми; те же, кто поступают по другому, — мелкими и незначительными.

И теперь покраснел Венг Пинг: в голосе Ма Су прозвучало явное презрение. Но он всё–таки ответил, не выказывая никакого волнения:

— Наверное, это действительно так, старший брат. Но вы заметили, что на холме не протекает ни одного ручья, а дни наступили жаркие? Если появится враг и перекроет дорогу к ручью, который протекает ниже вон тех высот, что тогда? Я поклоняюсь высшему знанию в подобных делах, которое есть у вас, но я также знаю, что такое жажда и что она делает с людьми. И что самое главное, это противоречит отданным нам приказам. Что если нас отбросят на восток или запад, тогда как нам приказано делать вот это и не делать того?

— Его Превосходительства Чуко Янга нет здесь. Что он знает об этой земле, кроме того, что ему сообщили разведчики, без сомнения невежественные люди, которые не знают самых главных вещей в военном деле? Будь он здесь, он бы тут же согласился со мной. А что касается вопроса с водой — отчаявшиеся люди и сражаются с отчаянием. Голодные варвары опустошили город, когда запах процветания достиг их ноздрей. Если солдаты будут испытывать жажду и должны будут добраться до воды, то каждый станет сражаться как сто человек. Почему вы, младший брат, противостоите сейчас мне? Или я здесь не ваш начальник, тот, кто клятвенно обещал вернуться победителем? Неужели вы думаете, что я буду рисковать своей головой, если бы не был уверен, что я прав?

— Тогда дайте мне часть воинов, чтобы разбить лагерь на западе внизу, и тогда я смогу поддержать вас, если возникнут проблемы.

— Вы лаяте языком, словно лис, предсказывая дурное предзнаменование, — Ма Су изогнул губы в насмешливой ухмылке. — Почему это я должен так глупо расточать своих людей?

Но когда генерал резким тоном давал отказ в разделе отряда, среди людей, отстоявших от них на расстоянии полёта стрелы, возникло шевеление. И их ряды разошлись, пропуская какого–то человека, который бежал, шатаясь и спотыкаясь. На нём была грубая деревенская одежда, в грязи и пятнах, словно он часто падал на мягкую, влажную землю. Он опустился на колени перед Ма Су, ударяя головой о землю в глубоком поклоне.

— Что ищешь ты здесь, парень? — требовательно спросил генерал.

— О, простите ничтожного человека, который принёс послание Его Превосходительству, досточтимому генералу. Приближается армия, предводительствуемая демоном людей Вей. И приближаются они так быстро, словно их несут летящие по воздуху драконы! Уже среди ближайших холмов крадутся их разведчики, а за ними — и армия, такая же многочисленная, как саранча, собирающаяся, чтобы сожрать урожай тех, кого выбрало Небо, чтобы познали они тяжкий груз голода.

— Тогда пришла пора подготовиться к встрече с ними. Нога клячи не имеет ценности, ценен лишь миг времени, — генерал сказал это окружавшим его людям, но он не поблагодарил того, кто принёс ему предупреждение. Он лишь обратился холодным тоном прямо к Венг Пингу: — Поскольку, как вы заметили, нужно соответствовать правилам ведения войны, вы получите половину легиона и делайте с ним, что хотите. Но в час победы вы ответите за это.

— Старший брат, тогда я не буду искать способов уклониться от любых вопросов, которые могут быть заданы мне, — ответил Венг Пинг. Он созвал своих офицеров и посыльных, приказывая тем, кого Ма Су отдал ему, приготовиться к походу. И кроме того он подозвал к себе жестом Му–Ти и сказал: — Не забыто и желание Его Превосходительства получить карту. И ты выполнишь это.

Му–Ти отошёл к посыльному и положил руку на его плечо. Тот, всё ещё глубоко дыша, посмотрел на него, и Му–Ти узнал его, это оказался вовсе не местный житель — он видел разведчика во дворце, одетого в доспехи лучника, он был «глазами и ушами» императорских сил. Му–Ти достал из седла тыкву и передал сосуд в руки воина, проговорив:

— Пей, старший брат.

Но, поднеся её к губам, тот проговорил:

— Пустой идёт чистая дорога в Рай и заполненной — тёмная дорога в Ад. Когда богомол охотится за саранчой, он забывает, что за ним самим охотится сорокопут.

— В Лихлюченге рядом с легионом разбит лагерь Као Хсянга, — Му–Ти вроде бы и не отдавал приказ, однако разведчик был умным человеком. И в этом утверждении для него нашёлся смысл.

Он отдач назад тыкву, кивнул и исчез.

Отряды Ма Су уже вышли в поход, направляясь в сторону холма. Но Му–Ти, снова запрыгнув в седло, последовал за Венг Пингом.

Его куда меньших размеров отряд отошёл на некоторое расстояние от холма, где люди Ма Су сейчас трудились, срезая деревья и наспех грубо строя форт. Достигнув уровня дорога, Венг Пинг отдал приказ сделать то же самое. И пока его люди были заняты этим делом, Венг Пинг собственноручно на длинных бамбуковых планках (что означало, что послание имеет первостепенную важность) нарисовал карту этой местности, отмечая положение своего отряда и отряда Ма Су. Он также составил короткий рапорт о том, что старший генерал решил относительно места сражения. Затем он вложил связку планок в конверт и запечатал его печаткой кольца со своего большого пальца.

Потом Венг Пинг призвал к себе разведчиков и отослал их следить за продвижением войска Ссумы и за тем, что происходит у Ма Су на холме. Однако Му–Ти уехал ещё до этого, забравшись на коня, выбранного из–за его силы и скорости, и попавшись, как ветер, обратно к форту, где базировались основные части армии.

Дважды он менял коней, но и время тоже шло, и только поздно ночью он, шатаясь от усталости, предстал перед Чуко Янгом. Министр взял пакет с посланием у Му–Ти, но не распечатывал его, пока не отдал приказ принести еду и питьё и устроил так, что мальчика усадили и накормили. А потом он быстро прочитал послание Венга Пинга и сравнил эту карту с той, больших размеров, что до сих пор лежала на столе.

Затем министр бросил взгляд на Му–Ти, который жевал пирог с маслом, пытаясь утолить чувство голода, пожиравшее всё внутри него, но не слишком при этом забывая о приличных манерах.

Дыня может скатиться с остроконечной крыши в двух направлениях, однако оба они ведут к падению. Высказанное даже шёпотом дурное слово эхом отдаётся на сотню миль. То, что ты видел и слышал, не следует повторять.

Му–Ти отложил в сторону наполовину съеденный пирог.

— Этот человек, властелин, и слеп, и туп.

Но если Чуко Янг не пожелал говорить с Му–Ти, то он и не притворялся, что пытается оградить своих высших офицеров от знания всех последствий возможной катастрофы. Потому что находившиеся в комнате люди стали свидетелями никогда ранее не виденной картины — вид разгневанного Чуко Янга: он с такой силой ударил по поверхности стола, что могучее дерево гулко отозвалось. И такой страстный вопль вырвался из его горла, словно пламя изрыгалось из пасти дракона:

— И вот теперь невежество Ма Су и его бессмысленная гордыня уничтожит армию! Легко набрать тысячу солдат–новобранцев, но где найти хорошего генерала?

Офицеры, находившиеся в комнаты, переводили взгляды друг с друга и сходились поближе к своелгу начальнику. И Янг Аи, самый высокий по рангу, рискнул спросить:

— Что же такое ужасное случилось, Ваше Превосходительство?

— Из–за глупого неподчинения совершенно ясно отданному приказу мы, может быть, уже потеряли Чихтьенг, а может, и больше. Ма Су рискнул поставить на кон в этом деле свою голову. Ладно, если он не умрёт в сражении, то он скоро узнает, что трещину в нефрите скипетра можно отполировать, но с трещиной в голове ничего нельзя поделать!

После этого Чуко Янг снова накинул на себя личину спокойствия. Его рука снова коснулась усов и принялась теребить волосинки в разные стороны, что всегда служило признаком пребывания его в глубокой задумчивости.

И тогда Янг Ай сказал:

— Я не слишком умён и не учился искусству войны. Но позвольте заменить Ма Су на меня, и тогда, возможно, не всё ещё погибнет совершенно.

Однако, когда министр кивнул согласно, почти с отсутствующим видом, и Янг Аи уже готов был отдать приказы своим подчинённым, вошёл ещё один посыльный, первый из многих других.

Но Му–Ти, отпущенный наконец спать в удобство своего твёрдого ложа, не слышал новостей, с каждым разом всё более ужасных, сообщаемых сперва министру, а уж затем, из уст в ухо, и так далее, распространяемых по всей крепости. И когда мальчик поднялся, чтобы придти к своему властелину, он услышал сразу обо всём. Можно приказать одному человеку проглотить язык, другому, но не шести или семи.

Именно так, как Венг Пинг и предупреждал, отряды Ссумы окружили холм, который Ма Су выбрал для строительства форта. Сам Ссума в маске вышел вперёд осмотреть пост, который построили воины By. Однако яркий свет луны выдал его, и люди в форте сверху узнали его. И тогда, как сообщалось разведчиками, Ма Су рассмеялся и выкрикнул:

— Если он прислушается к совету фортуны, то не нападёт на нас. Неосторожная крыса, которая вцепилась в кошачий хвост, должна быть готова к ударам.

После чего Ма Су отдал приказ своим людям проследить за тем, чтобы над холмом взвился красный флаг. Между тем отряды Ссумы подошли совсем близко, и теперь ручей с водой оказался в руках врага. А потом другой полк, пришедший из Вей, двинулся к отряду Венг Пинга.

Когда солнце снова встало, людей на холме охватила жажда, которая становилась всё более мучительной, когда наступили самые жаркие часы дня. Но пока что Ссума не начинал нападение, просто предоставив всё дело жаре. И когда наконец Ма Су потерял терпение и поднял флаг, его люди не смогли двинуться вперёд. Солдаты, облачённые в доспехи, так были изнурены жарой, что многие совсем ослабли и падали, задыхаясь.

Ма Су, охваченный сильным гневом, приказал, чтобы офицеры возглавили атаку, а кто откажется, того тут же, на месте, обезглавили бы. И когда трое или четверо погибли такой страшной смертью, люди действительно встали для решительной атаки вниз по склону холма. Но солдаты Ссумы уклонялись от встречи с ними лицом к лицу, приветствуя их издали дождём точно выпущенных стрел из луков. А вскоре Ма Су приказал солдатам отойти в форт под его защиту, пока не придёт помощь. Однако Венг Пинг был отрезан от них, так что оттуда не могло прийти к ним спасение.

И тут вспыхнули беспорядки. Кое–кто из солдат пришёл в ярость из–за того, что погибли их офицеры, другие же сходили с ума от отсутствия воды. Некоторые даже сдавались врагу, чтобы напиться. А позже люди из Вей подожгли на склоне холма лес и кустарник. После чего отчаявшийся Ма Су был вынужден стремительно броситься на запад, а Чанг Хо, возглавлявший передовой отряд Ссумы, загнал его в лагерь By Ена, далеко от края Чихтьенга. Грохот сигнальных барабанов остановил это преследование, когда солдаты By Ена в свою очередь ударили по врагу, заставив его отступить в сторону города.

Однако именно там Ссума и его сын приготовили для By Ена засаду, и Венг Пинг выступил им на помощь, чтобы вытащить своих товарищей из ловушки. И пока они сражались в поле, быстро передвигающиеся войска Ссумы, разделив их лагеря, опустошили их, и императорские отряды были отогнаны обратно к городу Лихлюченгу, где Као Хсянг пришёл к ним на помощь. Была предпринята ночная атака, и вот так на данное время и обстояли дела.

By Ен и другие командующие, которые были назначены для защиты Чихтьенга, отправились туда тремя разными дорогами. Но когда они добрались до этого города, перед ними была взорвана бомба, ослепительно осветив всё вокруг, загремели барабаны, и враг показался им каким–то демоном. А потом, когда и Венг Пинг добрался до места встречи, им пришлось оставить надежду на возвращение себе города. Они смогли только отступить назад в Лихлюченг, и то лишь для того, чтобы обнаружить перед собой войска Ссумы.

Осознав, что их превзошли и числом и военным умением, By Ен продолжил отступление, чтобы постараться удержать проход в Янгпинг. Часть армии Ссумы преследовала их до самой долины Чи, в то время как другая половина вражеского войска, под командованием самого Ссумы, направилась к Хсиху, чтобы захватить там главную базу снабжения и вещевой обоз. Таким образом они вскоре подошли к Хсиченгу, городу, в котором располагались другие важные склады, и который также оставался единственной защитой на пути, ведущем к важным городам Нанан, Т’ьеншин и Айнтини.

Тем временем Му–Ти, проснувшись, вернулся в комнату министра. Там всюду толпились офицеры, приходили и уходили посыльные, однако мальчик пробился сквозь плотную толпу и снова взял меч Чуко Янга, готовый дождаться своего повелителя.

Министр выслушивал этот поток дурных известии, и теперь его лицо не искажалось от гнева. Он не колебался, а отдавал быстрые приказы то одному человеку, то другому. И другой его слуга принёс хозяину доспехи и, пока он отдавал приказы, помог ему облачиться в них.

В руках Му–Ти снова покоился могущественный меч, побывавший во многих сражениях. Это был подарок от самого Сына Неба, что каждый мог увидеть по выгравированной надписи на клинке, когда он извлекался из ножен, — поднявшийся на нош с пятью когтями Лунг–Император. Этот дракон отличался от остальных: по какой–то прихоти художника на рисунке огромные глаза прикрывались веками, так что этот чешуйчатый защитник казался уснувшим или же наоборот, только что пробудившимся от какого–то сна. Вот поэтому этот клинок и был известен, как «Дремлющий Дракон».

Когда Му–Ти подал его министру Чуко Янгу, тот лишь слегка выдвинул его из ножен, не сводя глаз с дракона, лицо его было сосредоточенным и решительным.

— Вот так всё обращается в ничто, — заметил он. — Это моя ошибка. И когда о том, что ошибка совершена, становится известно, её необходимо скорее исправить, если это возможно. Каждый человек следует тропою своей собственной судьбы, и нет двух похожих. Похоже, что моя теперь ведёт в царство зла, где утрачена мудрость и одна лишь глупость.

Потом он вызвал двух капитанов, чьи способности были хорошо известны, — Клана и Чанга.

— Возьмите трёх человек, — приказан им министр, — и скачите по дороге в Вукунгшан. Если увидите врага, избегайте сражения, но бейте в свои барабаны и трубите в рог, кричите так громко, словно это кричит огромная армия. Если они отступят, не преследуйте их, а скачите прямо к Янгпингскому проходу.

И он послал командующего Янга подготовить всё в городе Чьенко к отступлению, собрав припасы, солдат и местный люд, которые боялись прихода врага. Ма Таи и Чанг Вей должны были прикрывать отступление, устраивая хитроумные засады по всей долине.

Все эти приказы министр отдавал спокойным голосом, как тот, у кого есть целый год в запасе и кто не стоит на самом деле перед лицом смерти, когда всем его планам угрожает гибель. Не пренебрёг он и отправкой других всадников в Нанан, Т’ьеншнн и Айнтини с мрачными известиями, которые могли бы оказаться полезными для живущих там людей, чтобы захватить дорогу на Ханчунг.

Он казался таким спокойным, что все, кто слышал его.)бодрялпсь и укреплялись в свою очередь мужеством, словно они охмелели от какого–то источника, в который сам бог войны пролил вино храбрости. А потом с пятью спутниками Чуко Янг оседлал коня, и они поскакали в Хсиченг, чтобы переместить оттуда склады: если их захватят или уничтожат, то это уж действительности будет смертельный удар для всех защитников By.

Во время всей этой скачки Му–Ти находился прямо позади своего властелина, но не с мечом, который Чуко Янг теперь держал в своей руке, а с гордостью размахивая знаменем Главнокомандующего, чтобы все знали, что Чуко Янг — военачальник, который не страшится опасности, не убегает от неё. Прибывали другие посыльные, и всегда новости, которые они приносили, были малоутешительными: отряды Ссумы двигались к ним, принося опустошения везде, где они проезжали.

Никого из начальников высшего ранга не осталось в этом маленьком отряде, за исключением самого Чуко Янга и нескольких гражданских официальных лиц, которые не являлись воинами. И когда они достигли города после стремительного марш–броска, министр резким тоном отдал несколько приказов, направо и налево, так что его подчинённые разбежались и помчались выполнять его приказания. Их и без того невеликая компания уменьшилась наполовину, так что тем, кто остался, чтобы заняться перемещением складов, пришлось попотеть и поднапрячься, нагружая повозки, запряжённые волами, чтобы увезти их из обречённого города.

Однако сам Чуко Янг покинул место их неистовых усилий и взобрался на крепостной вал возле западных ворот, чтобы взглянуть на картину военных действий, которая расстилалась перед ним. Огромными жёлтыми облаками вздымалась пыль в такого же цвета небо. И эта пыль зависла над двумя дорогами, словно раздвинутые режущие кромки огромных ножниц, вот–вот готовые сойтись, и для которых этот город в Хсиченге — всего лишь орешек, который легко можно расколоть.

Министр наблюдал только несколько секунд, а потом снова начат торопливо отдавать приказания, используя даже Му–Ти в качестве своего посыльного. Все знамёна, которые указывали на присутствие в Хсиченге защитников By, были спущены вниз. С бастионов убрали копья, чтобы их не было видно. И по вселгу городу прокатился слух, что ни один из офицеров не должен появляться в нём, и быстрая смерть будет наказанием за неподчинение этому приказу.

Солдаты снимали свои доспехи, откладывали в сторону мечи, копья и луки и надевали синюю одежду крестьян, так что приобретали вид простых людей. С метлами и корзинами для мусора они появлялись на улицах, похожие на людей, чьим делом было лишь поддерживать чистоту и порядок. К тому же с передних ворот были сняты засовы и их широко распахнули, позволяя любому пришедшему беспрепятственно глазеть на улицы города.

Между тем министр направился к сторожевой башне у ворот, где Му–Ти помог ему избавиться от доспехов, отстёгивая пряжки и ремни. Он отложил в сторону тяжёлый драконий шлем и меч, вложенный в красные покрытые глазурью ножны. В укреплении, где обычно люди носили одежду воинов, он облачился в простой серый халат, наподобие тех, что носили таоистские жрецы, а на голову надел чёрную шляпу.

Потом министр призвал к себе одного из юных писарей и передал ему шест со знаменем, на котором красовался хвост яка, вроде того, что возвышался над зданием магистратуры. Му–Ти, сняв по приказу Командующего собственную лёгкую амуницию, поднял меч в ножнах, поскольку это входило в его обязанности.

В конце всего министр протянул руку за лютней, на поиски которой он ранее отправлял в город мальчика. Чуко Янг нежно пробежался по струнам, проверяя её, слегка нахмурился, и стал настраивать инструмент. Затем, держа лютню в одной руке, он взошёл на парапет над воротами, где двое солдат уже установили скамью. И там он уселся, держа лютню на коленях, а писарь и Му–Ти заняли свои места, каждый по обе стороны от него, словно они находились в каком–то деревенском саду и пришли насладиться тишиной летнего полудня, а шум и опасности войны остались где–то далеко.

Чуко Янг, настроив лютню, начал играть и спел одну из песен Чи Канга:

«Я отбрасываю мудрость и отрекаюсь от учения,

Мысли бродят в огромной пустоте…

Постоянно сожалея о неправильно сделанном…»

Пропев эту песню, он начал другую. Но ни разу не спел он песни о войне — нет, только о людях, которые живут в мире, и стихи эти были написаны в местах спокойствия.

Он не выказывал ни малейшего интереса к тому, что происходило на дорогах, ведущих к городу. Му–Ти и юный писарь пытались сохранять такое же спокойствие и отсутствие интереса к происходящему вокруг. Что чувствовал писарь, Му–Ти не знал. Но что касается его самого, то внутри у мальчика всё сжалось, с ужасом ожидая первого выстрела из лука, что, как он вдруг понял, трудно было скрывать: разведчики вражеского передового отряда уже скакали внизу, хотя и с осторожностью людей, ожидающих засады.

А потом, долгое время не сводя глаз с открытых ворот города и небольшой группы из трёх человек на крепостном валу, разведчики повернулись и, гулко стуча копытами, вернулись галопом тем же путём, каким пришли. Му–Ти крепче сжал меч, словно то, что он держал его так, может послужить какой–то защитой. Однако Чуко Янг лишь слабо улыбнулся, закончив песню, затем начал другую, в которой на этот раз прозвучали слова восхваления гонимых ветром облаков.

Вскоре вместо разведчиков вернулся отряд, состоящий из офицеров. И судя по их богатым доспехам, они занимали высокое положение, хотя у них не было именного знамени какого–нибудь рода. Неподалёку от стены они повернулись и остановились, не покидая сёдел некоторое время, которое показалось Му–Ти очень–очень долгим. Они слушали Чуко Янга, словно приятные слова, которые он пел, несли в себе какой–то ужасный смысл, хотя теперь он восхвалял опавшие листья, гонимые осенним ветерком, не обращая никакого внимания на воинов, расположившихся внизу, остановив взгляд где–то далеко поверх их голов, словно они были для него невидимыми призраками.

Му–Ти увидел, как они начали переговариваться между собой. Один даже подъехал поближе, чтобы бросить взгляд за ворота на улицу, по которой ходили люди, не выказывающие никакого видимого беспокойства.

Потом солдат Вей поскакал назад к своим спутникам, и теперь он, похоже, направлялся к человеку в этом отряде, облачённому в самые роскошные доспехи. Но тут этот офицер выбросил вверх руку в приказном жесте, резко скомандовал, и все они, развернувшись, галопом поскакали прочь. Министр продолжал петь, когда над дорогой снова поднялась пыль. Только в этот раз она сигнализировала об отходе войска Вей. Му–Ти глубоко вздохнул, несказанно удивлённый.

И тут Чуко Янг громко рассмеялся и отложил в сторону лютню, и к нему из башни пришли несколько одетых в гражданские одежды людей, которые прискакали сюда вместе с ним.

— Ваше Превосходительство, каким волшебством вы воспользовались? — рискнул спросить самый старший. — Вы пропели какое–то заклинание, написанное мудрецом для этой цели?

И снова министр рассмеялся.

— Я не использовал никакого волшебства, младший брат. Если только ты подразумеваешь то, что люди понимают под магией. Есть одна старая пословица: берегись Спящего Дракона, не буди его. Ссума подумал, что он видит здесь спящего дракона, и те меры предосторожности, которые я предпринял, удержали его от пробуждения дракона. Он отлично знает о моей репутации, что я никогда не делаю ничего, не просчитав всего десять раз, что я не бросаюсь безрассудно в опасность. Поэтому, когда он увидел открытые ворота, приглашающие его в город, то его естественно охватили подозрения, что здесь устроена хитроумная засада. Когда он увидел меня, спокойно играющим на лютне, и рука моя перебирала струны, а не держалась за рукоять меча, он поверил, что я чувствую себя здесь в полной безопасности и не нуждаюсь в дополнительной защите. И вот теперь он уходит, чтобы потом встретиться с войсками Клана и Чанга, уже занявшими боевую позицию, и получить отличный урок. Но… будь я на его месте, я не свернул бы в сторону. И он ещё долго будет сожалеть о сегодняшнем дне.

И вот вновь министр стал человеком быстрых действий, отдающим приказы, чтобы остатки запасов продовольствия и оружия немедленно переправили в Хунгчунг: он знал, что Ссума не замедлит с возвращением.

Впрочем, слова, сказанные им, уже передавались среди солдат, а потом и среди горожан. Поэтому, когда он прискакал на коне к ним, они приветствовали его криками: «Дремлющий Дракон».

И только позднее Ма Су привели к министру. Увидев Главнокомандующего, приказ которого он отказался выполнять, генерал бросился на колени и принялся биться головой о землю, прося пощады. Однако, хотя Чуко Янг и смотрел с жалостью на униженного, он сказал:

— Когда Небо посылает несчастия, их можно избежать; но когда их вызывает сам человек, он лишает себя права на жизнь. Верно сказано: что уста — это дверь, ведущая к беде, как не менее истинно и то, что великие планы рушатся из–за нетерпения и глупости. Если первые слова какого–либо приказа не выполняются, то даже последующие десять тысяч не способны предотвратить неудачу. И ни один человек не может называть себя солдатом, если он не подчиняется приказам своего полководца.

Ты слишком поспешно поклялся своей головой добиться победы, а затем победа ускользнула от тебя, уведённая демоном гордыни, чтобы подвергнуть испытанию весь наш тщательно разработанный план. И теперь твою голову ждёт та судьба, о которой ты сам просил.

Вот так и поступили с Ма Су, именно так, как он в своём огромном тщеславии и предложил сделать. Однако Чуко Янг знал, что генерал был храбрым человеком, не предателем, только глупым из–за собственной гордыни. Поэтому он не позволил наказывать всю семью Ма Су, только доставил его родичей в своё владение.

И едва только выдалась первая же передышка, министр собрал вместе своих старших офицеров и показал им рапорт обо всём случившемся, который он написал для Сына Неба. К этому рапорту, который заканчивался упоминанием о казни Ма Су, он добавил следующие слова:

— Тот, кто ошибается при выборе человека на важный пост, сам совершает смертельную ошибку. И он больше не достоин быть тем, кому можно доверить охранять Трон. Именно поэтому этот недостойный слуга должен быть по праву лишён незаслуженных им почестей и наград, которые он получил в прошлом, равно как и поста, занимаемого им. И кроме того его следует должным образом наказать за ошибки, совершённые им при неправильном использовании власти.

И хотя его офицеры и начали громко протестовать, Чуко Янг не изменил ни одного из этих своих высказываний, добавленных к рапорту, который он подписал как «Первый Министр», отправленный затем Императору.

Сначала Император возражал. Однако Чуко Янг был непоколебим в своем решении и настаивал, что он больше не соответствует своему посту, так как совершил фатальную ошибку, избрав Ма Су своим главнокомандующим. Император почтил такую искренность, которая, как говорят, чаще встречалась в былые дни, когда люди имели более чистые души, поэтому, хотя он и принял отставку Чуко Янга с поста первого министра, тем не менее оставил его во главе армии, со всеми прежними правами и обязанностями. И все продолжали высоко отзываться о Чуко Янге как о мудром и уважаемом человеке.

И вот тогда–то Дремлющему Дракону и посвятили песню, где было сказано о нём:

«Полностью для врага этот город открыт,

Но лютня Чуко чудеса творит.

Отвернёт она прочь легионов марш:

Оба полководца разгадали планы врага».