Артос, сын Мариуса
Наступила пора уборки урожая, и войска были разбросаны по полям, где высоко вздымались созревшие уже колосья ячменя, и сияли они такими же золотистыми бликами, как знойное солнце. Хороший будет урожай, надеялись все: перед этим случился неудачный год, холодный, и немного было собрано в прошлое, слишком дождливое лето. Люди умирали с пустыми желудками в последние морозные дни зимы, хотя с радостью набили бы рот зёрнышками и сжевали бы их сырыми, однако их нужно было бросить в распаханную почву.
Но не только в Британии свирепствовал голод — повсюду. Появились известия о набегах людей в шлемах с крыльями, и на побережье пришлось выставить дозорных, хотя каждый человек был на счету и требовался для работы на полях.
Тыльная сторона ладони Артоса покрылась грязью, когда он провёл ею поперёк лба, и он пытался не морщиться от боли в спине, когда выпрямлялся. Работать на полях труднее, чем проходить подготовку в военном лагере; хотя он ещё не очень много тренировался, этого было вполне достаточно, чтобы понять, что ещё много чему нужно обучиться. Он бросил быстрый взгляд туда, где его боевые товарищи растянулись в линию на поле. Не имеет значения, что у кого–то отца зовут Мариусом, командующим отрядом под началом самого Дракона. Человек славен своими делами, а не тем, кто его отец или дед.
Артоса назвали так в честь Верховного Короля, Цезаря Британии, но он всё равно отправился на поля, как и все остальные. Тело ныло не хуже, чем от болезненных ударов деревянного меча, когда неуклюже или неудачно или бездумно он пытался отбивать атаки Друсуса. Теперь Друсус был стар, но он ещё мог припомнить уход с побережья легионов, забравших вместе с собой мощь Рима и оставивших Британию открытой для набегов морских хищников.
Пять дней назад Верховный Король ускакал на север, чтобы проверить посты, выставленные против шотландцев и раскрашенных северян. А с ним и большая часть воинов. Здесь же, в Венте, правил Модред.
Артос нахмурил брови и пнул комок земли, который рассыпался под подошвой его сапога. Именно Верховный Король (хотя Отец всегда называл его Цезарем) удерживал Британию единой. Сперва он был просто военачальником, но он был верен Аврелианусу, которого настоящий Цезарь с материка сделал Графом Британии. Они называли короля Артоса «Пендрагоном» и «Dux Bellorum» — Командующим Баталии. Артос про себя повторил эти слова, хотя и не произнёс их вслух — в них было какое–то особое звучание. Люди больше не говорят на настоящем латинском языке империи, а постоянно добавляют британские словечки в свою речь. Мариус, как и Верховный Король, верил, что им нельзя забывать прошлое, и единственный способ для этого — говорить на языке людей, которые жили в городах и помнили тс прежние утерянные дни мира.
Потому что теперь жизнь проходила почти в одних сражениях. Люди не выпускали мечей из рук, постоянно готовые услышать звуки рожков, зовущих на битву. Выбирать не приходилось: или жить постоянно с оружием в руках, или же умереть под топором саксонцев… или ещё хуже — стать их рабом. Большая часть городов, построенных римлянами, была разрушена. Саксонцы ненавидели города и, если это было в их силах, превращали их в руины. Но Вента, где некогда жил римский управляющий, всё ещё стояла, а рядом, на холмах, ещё сохранились с древних времён форты, которые строили люди Короля, форты, в которых когда–то, задолго до прихода римских легионов, скрывались от нападений окрестные люди.
Модред не верил, что следует держаться прежнего образа жизни. Он насмешливо улыбался за спинами — да, и даже в лицо Мариусу и другим людям Цезаря, с коротко подстриженными волосами, бритыми щеками и подбородками, и носящими древние римские щиты и доспехи. Теперь его люди не таясь говорили, что лучше забыть про Рим и заключить мир с Крылатыми Шлемами и, может, даже отдать им часть побережья и скрепить клятву о нерушимости договора братской кровью, а не сражаться вечно.
Модред говорил только на британском языке, делая вид, что не понимает латыни. Он чествовал мелких королей и вождей кланов с севера. Он нравился Мариусу и другим, однако Мариус с осторожностью следил за ним. Но многие молодые люди относились к Модреду по–другому и прислушивались к его словам.
Артос снова нагнулся, возобновив работу. С каждым часом он всё больше и больше ненавидел это поле, на которое ему приказали отправиться работать. Разве не мог он поскакать на север вместе с охраной Цезаря, со своим отцом? Он взмахнул ножом, словно это был меч, небрежно срезав стебель. Борозды тянутся бесконечно, а солнце печёт, и день долог.
Один из домашних рабов принёс кожаную бутыль с уксусом и водой, и Артос выпил свою долю. И как раз в этот момент он увидел всадников, скакавших по дороге к морю. Их разноцветные плащи, наброшенные на плечи, ярко блестели; в такую жару их можно было надеть только для показухи. Конечно, это был принц Модред, их вождь.
Артос, прищурясь, следил за их приближением. И вздрогнул, разглядев, что надето на руку принца ниже края коротко обрезанного рукава его летней туники. Он мог бы поклясться, что это Драконья нарукавная повязка Верховного Короля! Но ведь только Цезарь, Артос Пендрагон, имеет право на это, и он лично надел её на свою руку, когда уезжал из Венты.
А Модред не имел даже прав наследника Верховного Короля, хотя люди шептались, что, возможно, он действительно является сыном самого Короля. Впрочем, он совсем не походил на Цезаря.
Потому что Артос Пендрагон выделялся среди людей, как столетний дуб в молодом леску. И его волосы, хотя он сейчас стал почти стариком, всё ещё блестели золотом, что свидетельствовало об его происхождении с Западного Острова. У него были короткие волосы, и он брился, подобно римлянам, что делало его моложе.
В то время как Модред был ниже ростом, темноволосый, и курчавые пряди волнами ниспадали на плечи. И кроме того он носил усы, извивавшиеся с обеих сторон узкого рта, так что он выглядел как любой из мелких племенных вождей. Подобно им он одевался в красочные одежды: плащи, вышитые узорами в форме клеток зелёного, красного и жёлтого цветов, что–то вроде туники и брюк, широкие пояса из мягкой кожи, расшитые золотом, кинжал с драгоценными камнями и длинный меч.
Артос следил за продвижением отряда, пока они не скрылись в пыльном облаке. Ему очень хотелось вскочить на коня и поскакать к ним. Никто не стал бы отрицать, что Модред — хороший воин, а теперь сам Цезарь выбрал его защитником Венты. Он командовал всеми военными силами, за исключением королевских стражников, часть которых остались здесь, и школы, где обучались их сыновья, — ученики подчинялись приказам Кая.
При мысли о Кае Артос снова принялся за работу, сгорбив плечи, словно уже ощутив жалящий удар ивового прута. Кай был воином, одним из тех, к кому Мариус относился одобрительно. От Кая никогда не добьёшься большего, чем полуудовлетворительного ворчания. Но услышать этот знак одобрения старого воина, исполосованного полученными в сражениях шрамами, для любого ученика, наверное, вполне можно приравнять к половине восторга, испытываемого Императором при Триумфальном шествии. Артос ухмыльнулся. Однако из мыслей никак не выходила та нарукавная повязка, сверкавшая на загорелой руке Модреда, и это бросало семя беспокойства в его разум.
В эту ночь была его очередь обслуживать стол военачальников — принести рога для питья, разложить ложки и столовые ножи. Стул Модреда оставался пустым, как и два других, где должны были сидеть его ближайшие офицеры. Только Кай, Арчаис (который родился за морем и был сведущ в лечении ран) и Паулюс, жрец, находились за столом.
Артос прислушался к их разговору, однако почти ничего нового не услышал. Паулюс был стар и мало думал, но он был священником Церкви, и он не любил Арчаиса, что выказывал совершенно ясно, потому что врачеватель не верил тому, не, учил Паулюс. Однако жрец не мог заявить об этом открыто, ибо Верховный Король задолго до этого дал ясно понять, что выбор человеком бога, которому он станет поклоняться, — личное дело каждого. И это привело жрецов в ярость, и они много ворчали по этому поводу, однако ничего не могли поделать. Впрочем, позднее они всё же решили признать, что мир необходим, да и среди жрецов были сторонники Модреда, соглашавшиеся с ним. Даже слишком много, признавался Мариус.
Когда слабое пиво прошлого года было выпито, а тарелки убраны со стола, Арчаис сказал:
— Наш господин Модред ускакал в такую даль, что не сможет возвратиться к ужину?
Кай пожал плечами.
— Это его дело, — коротко ответил он. Но тон его голоса заставил Артоса прислушаться более внимательно.
— Крылатые Шлемы были замечены на побережье. Рыбак из Дипдина сообщил, что видел по крайней мере десять кораблей. Такой флот может собрать только какой–нибудь известный завоеватель. Кое–кто думает о Торкиле…
— Нет, нет, — Паулюс отрицательно покачал головой. — Торкиль не осмелится. Разве не наказал его жестоко Король–Повелитель в прошлом году, когда обратил в поспешное бегство?
— Эти Крылатые Шлемы, — проворчал Кай хмуро, — словно муравьи, Отец. Можно давить их тут и там, но они лезут и лезут, эти муравьи, и нет им конца! Покой возможен лишь тогда, когда они все станут мертвы, но для этого придётся серьезно потрудиться. Они хорошие воины, со своими берсекерами и стенами из щитов. Наш Король–Повелитель знает, как справиться с ними. В начале люди порой смеялись прямо ему в лицо, однако несмотря ни на что он отправился на борьбу с благоволения Аурелиануса, привёл лошадей, огромных лошадей — потому что в основном тогда у нас были одни только невысокие пони и ничего настоящего для рослого воина. И он знал, как изготовить доспехи для них и их всадников. Он не собирал огромной армии: её трудно было бы прокормить и она легко могла бы угодить в засаду — даже легионеры признали, что этот новый способ ведения войны — лучше прежних и так же хорош, как и применяемые в их времена.
Так что он отправился в свою кампанию на лошадях, и он вовремя появлялся и здесь, и там, всюду успевая. И мы столько времени проводили в те дни в сёдлах, что кожа на наших задницах огрубела, как мозоли на руках. И стоило где–нибудь высадиться саксонцам, там оказывались и мы — ещё до того, как они догадывались об этом. Да, лошади и Стража очистили этот край и поддерживали в нём спокойствие.
Я помню тот день, когда ему передали знамя Дракона. Это была новая, подозрительно странная вещь. Только дай ветру поймать его полотнище — и оно вырывается из рук, словно огромный красный червь, тянущийся когтями к тебе. И когда он зардел над его головой, он полюбил его. Да, у нас был Дракон — пока его не порезали на кусочки. Его вид, похоже, вызывал у язычников бешенство, и они всякий раз направляли к не, свои копья. Однако мы просто передавали его цепочкой между собой. Когда взывает рог войны, Дракон отвечает ему!
Артос знал это знамя. Похожее, но меньших размеров развевалось над дозорной башней, когда здесь находился Верховный Король, и оно было унесено вместе с ним, когда он отправился в поход. Впрочем, большой Дракон хранился в безопасном месте до тех пор, пока не наступала необходимость в битве. Цезаря называли «Пендрагоном» — почти как «Дракон». И кое–кто из простолюдинов действительно верил, что у него есть всамделишный дракон, который помогает ему в сражениях.
— Но несмотря на все ваши доблестные усилия Крылатые Шлемы по–прежнему приходят, — заметил Арчаис.
— Приходят и умирают, — Кай отодвинулся от стола. — Они всегда приходят — таков их образ жизни.
— Но есть ли в этом необходимость? — голос Паулюса прозвучал слабым шёпотом после баса Кая. — Можно же найти возможность поддерживать мир, чтобы все люди жили в дружбе и согласии.
Кай рассмеялся.
— Кричать о мире Крылатому Шлему, когда он ломится в твою дверь, Отец, с поднятым топором, чтобы зарубить тебя? У таких людей существует только одно понятие о мире, — голова его повернулась к притихшему Артосу, о котором, казалось, забыли. — Эй, юноша, отправляйся–ка ты в кроватку. Прежде, чем пропоют петухи, ты снова понадобишься на поле. При удаче мы сможем собрать отставшуюся часть ячменя ещё до наступления ночи.
— С Божьей милостью, — поправил его Паулюс. Однако Кай не обратил внимания на жреца, широко разведя свои мускулистые руки в стороны.
Но только Артосу так никогда и не довелось снова поработать на ячменном поле. И всё это случилось потому, что он решил напиться воды.
Молодой воин настолько устал, что тут же крепко уснул, однако вскоре он очнулся, стряхнув следы сна, которого не мог потом припомнить, — осталось лишь ощущение страха. Он привстал на соломенном тюфяке, служившем ему постелью, ощущая сильную жажду. Вокруг него раздавалось тяжёлое и ровное дыхание других спящих. В коридоре светился тонкий луч лунного света.
Ещё раз прошел он по этому лабиринту комнат, коридоров и дворов, где некогда жил римский наместник. Но теперь этот дворец пришёл в ужасное состояние, потому что полностью его никто не использовал.
Ближайший источник воды находился в главном зале, и Артос задумался, идти ли ему туда. Он провёл пересохшим языком по треснувшим губам и решил, что придётся. Он спал прямо в брюках и обуви — настолько он устал, и теперь ему не хотелось возвращаться обратно за туникой с риском наткнуться на чей–либо тюфяк.
Лунный свет проникал в коридор через окно. Но был и ещё один источник света — тусклое сияние из какой–то другой комнаты. Это вызвало любопытство Артоса. Кто бы это мог быть? Стража дежурит гораздо дальше. Именно из–за любопытства он и отправился туда, едва передвигая ногами, — к полураспахнутой двери в коридор.
Мальчик тихо прошёл мимо закрытой комнаты Кая. Дальше располагались две пустые комнаты, которые обычно занимали люди Короля, сейчас ускакавшие вместе с ним на север. Так что оставалась только оружейная комната. Но почему?..
Артос осторожно направился вперёд, прижимаясь к стене. Он слышал едва слышимое бормотание спящих, их шевеление. Добравшись до того места, где дверь поворачивалась на шарнирах, юноша, никем не увиденный, заглянул в щель.
Модред… нельзя было не узнать этого молодого человека, сидевшего за столом, где оружейник хранит свои списки снаряжения. Но дальше стояли ещё трое человек, одетых в чешуйчатые доспехи Стражи, — тоже молодые. Артос знал двух из них по имени — члены кланов, призванных на военную службу два года назад. Третьим был Аргвейн, гордившийся своим кровным родством с Модредом, благодаря каким–то непонятным внутриклановым отношениям.
Артос не поверил своим глазам. Они открыли сундук Дракона. Его замок был сломан: ведь ключ хранился у Кая. И теперь они вытаскивали аккуратно свёрнутого Красного Дракона, держа его в руках скорее с нетерпением, чем с заботой, а затем засунули его в суму Аргвейна, которую тот держал наготове. Свет факела блеснул на руке Модреда, когда тот чуть пошевелился. Артос понял, что его догадка оказалась верной: это было королевское кольцо, двойник того, что носил Цезарь.
Дракон, нарукавная повязка, Модред… Как всё это сложить одно к другому, мальчик не знал. Но здесь совершалось зло, вроде чёрного дыма, клубами валившего от костра.
— …на запад. Покажи ему это и отправь туда, где четыре факела будут качаться справа налево перед полным восходом луны, — приказал Модред.
— А ты, — принц обернулся к Аргвейну, — дай сигнал Мегвину, в Каддор. Таким образом мы расколем эту землю на части, прежде чем они успеют покинуть свои поля и поднять мечи против нас. А вот с этим, — он кивнул в сторону находившегося в суме знамени Дракона, — и теми вестями, которые мы распространим, лишь несколько мечей останутся у них. Люди не будут уверены, где истина, а где ложь, пока не станет слишком поздно!
— Нельзя не отметить, что ваш план просто превосходен, Король–Повелитель, — кивнул Аргвейн.
— План этот долго вынашивался, но теперь начинает претворяться в жизнь. Пошли.
Артос едва успел отпрянуть от двери и нырнуть в одну из пустых комнат. Он стоял там в темноте, сердце гулко стучало в груди, он тёр запотевшими ладонями о брюки, пытаясь осознать услышанное.
Модред носил нарукавную повязку и похитил знамя, а Аргвейн назвал его королём. Он говорил, что факелы послужат сигналами для высадки. И эти речи о заключении мира с Крылатыми Шлемами… о том, что их корабли видели на побережье… Вес это выстраивалось в уродливый узор, в который Артос не мог поверить, настолько он был ужасен. Он должен скорее рассказать обо всём Каю!
Эти люди, конечно, уже вышли из оружейной. Мальчик промчался по коридору к закрытой двери в комнату командира и чуть приоткрыл её, так, чтобы можно было проскользнуть в образовавшуюся щель. Через окно проникали лунные лучи, освещая низкое ложе, и он услышал жуткий храп спящего там человека. Артос положил руку на его обнажённое плечо.
Кай обладал привычкой воина мгновенно просыпаться, он спал настороженно, и когда он приподнялся на локтях, Артос наклонился к постели и прошептал ему то, что вид: л и слышал. С ложа раздалось приглушённое восклицание, воин полностью выпрямился, с глухим стуком ударив ступнями о пол.
— Что бы всё это ни значило, — начал он, — не нужно делать поспешных выводов. Но бесспорно, Верховный Король должен узнать об этом, — он потёр кулаки друг о дружку, и при свете луны Артос увидел, как командир мрачно насупил брови.
— Послушай–ка, — обратился Кай прямо к мальчику. — Это должно быть сделано втайне: если отправить известного всем посыльного, то это всё равно, что сообщить этим людям, что об их планах проведали, и тогда за ним отправят погоню и его убьют.
— Я неплохо скачу на коне, этому меня научил Мариус, — отважился заметить Артос.
— Да, а Верховный Король разбил лагерь на холмах возле Фентерс Холд. Дорога Римлян тянется на север к Стене, и её пересекает тропа торговцев, ведущая к морю. С этой дороги трудно сбиться.
— Я уже скакал однажды по небольшой её части, — с гордостью сообщил Артос. — Я ездил к Стене два лета назад, когда мой отец отправился на встречу с Притворным Народом для заключения перемирия.
— Итак, ты уже скакал по ней. Что можно счесть ещё одним подарком судьбы, — Кай вытянул свой большой палец и повернул кольцо на нём, чтобы снять его. Это было огромное кольцо, широкое и тяжёлое, со вставленным в него камнем странной формы, похожим на голову человека с рогами. Паулюс говорил, что это зло, но Кай сказал, что оно принадлежало его отцу, а его отец, как и кольцо, пришёл сюда из заморских стран, в давние–предавние времена, ещё до того, как на землю Британии ступила нога римского легионера.
Кай с трудом снял кольцо.
— Это известная вещь, мальчик. Не бери коня из нашей конюшни, это будет замечено, и тебе станут задавать вопросы. Лучше проберись через весь город к посту на холмах, где несут вахту дозорные. Они держат коней для посыльных. Покажи им это кольцо и выезжай на дорогу, что ведёт на север. Меняй лошадей в каждой крепости, когда заметишь признаки усталости скакуна: время не союзник нам в этом деле. А теперь… отправляйся!
Артос скользил от одной тени к другой, пробираясь по улицам Венты. На нём теперь были туника и плащ, и меч отягощал его пояс. Мариус выменял его на одной из встреч с Притворным Народом. Это был меч римского легионера. Мариус говорил, это добыча с какой–то давным–давно случившейся битвы, возможно, происшедшей даже возле Стены. Однако клинок его был хорош, и отец Артоса долгое время безуспешно пытался выторговать его для сына. Меч этот был короче клинков Стражи, но по длине как раз подходил для Артоса. У него была ещё и сумка с припасами. А на шее висел ремешок с кольцом Кая — для безопасности.
Если бы у него не было этого кольца, то его непременно бы допросили, когда он достиг дозора на холмах. Ему дали коня с лёгким седлом ради скорости — намного меньше размерами тех, которыми пользовались Стражи, и конь этот был тщательно выбран, мальчик понимал это, чтобы миля за милей преодолевать путь с неизменной скоростью. И он направил коня по дороге, радуясь ровному покрытию, выложенному ещё легионерами.
Дорога тянулась на север, и хотя со времени её последнего ремонта минуло больше лет, чем возраст Артоса, она все ещё находилась в хорошем состоянии. Встало солнце, прошла середина утра. Во встречаемых им крепостях он менял лошадей одну на другую, люди здесь все были из одного племени, о чем ясно свидетельствовали их туники. Они обрушивали на Артоса град вопросов, когда он прислонялся к деревянной стене крепости, торопливо набивая полный рот хлеба и прихлебывая ровно столько ячменного пива, сколько требовалось, чтобы проглотить еду. Но он лишь качал головой и отвечал, что выполняет поручение Верховного Короля, и то послание, которое он несёт, выше его разумения.
Зато сразу после полудня, когда солнце всё ещё палило своими горячими лучами и ему приходилось прилагать немалые усилия, чтобы удержаться в седле, он поменял коней на посту весьма необычных дозорных, расположившихся в разрушившейся башне римлян. На них не было ни доспехов, ни даже сверкающих одеяний племён: лишь загорелая кожа на их маленьких, смуглых телах, испещрённая синими татуировками. У них были луки и стрелы, и они переговаривались мягкой звонкой речью между собой. Однако их вождь — который носил плащ из волчьей кожи несмотря на жару, на голове — волчью голову с разинутой пастью, а на шее — ожерелье из нескольких дюжин белых клыков — говорил на латыни, хотя и со странным напевом.
Несмотря на то, что мальчик никогда прежде не видел так близко таких людей, он знал, что это пикты, живущие за Стеной, и служат они не Британии, а одному лишь человеку, — Верховному Королю; Артос Пендрагон каким–то образом заслужил их любовь, и они пришли на его зов.
Эти язычники, пикты, и небольшой отряд людей, которые, подобно Мариусу, до сих пор с нескрываемой гордостью называли себя «римлянами», вот они–то и составляли армию Верховного Короля. Будь они предоставлены самим себе, меч поднялся бы против меча, нож против стрелы. Однако будучи под началом Артоса Пендрагона, они составляли единое целое. Величайшим даром короля было умение создавать победоносную армию из таких вот разношерстных сил.
Вскоре после того, как он покинул эту дозорную башню, Артос свернул на дорогу, ведущую на запад. Здесь ему пришлось замедлить ход коня: новая дорога была уже не мощеная, всего лишь тропа для путников, которая часто поворачивала и изгибалась, и поверхность ее была неровной и трудной для ходьбы. Нигде не было видно полей с зерном, а стычки здесь происходили гораздо чаще.
Когда наконец мальчик увидел ярко–красные огоньки лагеря, на небе уже появилась луна. Он соскочил с коня, тело его всё одеревенело, так что он смог идти, только прислонившись для поддержки к плечу спотыкающегося коня. Горло его пересохло, переполнившись пылью, когда он со стоном прохрипел ответ часовому. И он так и не вспомнил, как именно добрался до комнаты Верховного Короля.
— Да это юный Артос! Но что ты делаешь здесь? Позовите Мариуса.
— Король–Повелитель, — в этот раз Артос выдавил из себя звук получше, чем стон, потом с удивлением обнаружил в руке рог, после чего отпил немного горького пива и лишь затем продолжил: — Король–Повелитель, — мальчик принялся рыться в одежде в поисках кольца Кая, — Легатус Кай послал меня.
— Чтобы привезти нам какое–то неприятное известие. Что же случилось? Крылатые Шлемы… Но тогда бы факелы тревоги вспыхнули по всей стране, чтобы предупредить нас. Так в чём же дело?
И когда эти большие, сильные руки мягко легли на его плечи, подтащили к себе поближе, поддерживая его, Артос слово за слово поведал о том, что видел и слышал. Затем вокруг мальчика раздались удивлённые голоса, но в них было мало смысла для него. А потом он каким–то образом оказался лежащим на соломенном тюфяке в лагере, и рядом с ним появилось гладко выбритое смуглое лицо его отца, увенчанное шлемом с перьями. Мальчик понял, что сделал то, ради чего прибыл сюда.
Вот так и началось тёмное время, и впоследствии Артос не раз задавался вопросом, что бы случилось, если бы они почему–либо выбрали другой путь.
Он не просто передал послание от Кая, но его сведения дали Верховному Королю несколько драгоценных часов, которыми тот отлично воспользовался. С предупреждениями были отправлены другие всадники. Пора урожая… Модред выбрал нужное время для своего предательства.
И когда здесь появились созванные люди, горсть отсюда, часть, более дисциплинированные, — оттуда, то они узнали, что Модред действительно поднял Красного Дракона и заключил договор, скреплённый кровью, с Крылатыми Шлемами. На побережье, как сообщали, видели сначала десять кораблей, но теперь приходили рассказы о двадцати, приближающихся с моря. Эта тщательно подготовленная кровавая резня вполне сможет уничтожить всё, ради чего сражался Верховный Король, если только ему не удастся удержать завоевателей на побережье.
— Но Модред просто безумец!.. — Артос после громкого возгласа его отца проследил за тем, как бронзового отлива кулак опустился на стол, заставив силой удара подпрыгнуть рога для питья.
— Нет, далеко не безумец, — ответил Верховный Король. — Ты не забыл Вортигена? Модред его крови, и потому считает, что он истинный Король Британии, а не я. И так же считает половина племён, утверждая, что у меня нет на это права, — его рука дёрнулась в сторону складки фиолетового плаща, наброшенного на спинку его сидения. — Пока Аурелианус не дал мне власть, я был просто человек, который что–то планирует и о чём–то мечтает. Однако теперь всё это кажется давно ушедшим в прошлое. Тем не менее, — теперь он заговорил более оживлённо, — независимо от того, каким бы королём себя Модред не считал и как бы ни приветствовали его обманутые им люди, веря, что в этот раз они смогут сыграть в игру Вортигена вместе с саксонцами и победить, я не собираюсь позволить топорам Крылатых Шлемов разрушить то, что осталось ещё на этой земле. Поэтому…
И король начал быстро говорить о передвижениях людей и армии, и собравшиеся вокруг него внимательно слушали его. Артос видел, как его отец раз–другой кивнул, потом услышал одобрительное ворчание Гавэйна, который командовал левым крылом, когда Стражи начинали атаку.
В самом конце Верховный Король сделал короткий жест рукой, и прислуживающие рабы поторопились наполнить рога для питья, но не привычным слабым пивом, а мёдом с сильным запахом северных земель. После чего Артос Пендрагон высоко поднял свой рог, встал, и остальные повторили его движение.
— Товарищи, возможно, пришла пора пуститься нам тёмными тропами. Но если это и так, то теперь я говорю: мы не могли бы пойти в лучшей компании! И если Модред всё–таки захватит королевство, а эти Крылатые Шлемы — нашу землю, то пусть цена за это будет высока!
Ответом послужил грохот, когда, выпив, люди побросали свои рога, и те покатились пустые по столу.
Когда Артос и его отец отправились обратно в свою комнату, Мариус постоял несколько секунд, внимательно глядя на сына.
— Мне бы хотелось, чтобы теперь ты уехал в Глендоуэр.
— Нет! — впервые в своей жизни Артос набрался смелости, чтобы сказать это слово отцу, и несмотря на то, что брови отца ещё более насупились, он поспешил продолжить: — Разве будет в этой армии лишним ещё один меч?
— Меч мальчика? Ты не мужчина, чтобы скакать…
— А что если… что если люди Модреда придут в Глендоуэр? И как насчёт нашего соседа Искара? Он уже давно зарится на наши земли. Ты можешь выслать меня отсюда только связанным, с кляпом во рту и под стражей!
Мариус, должно быть, прочитал на лице сына непреклонную решимость: он как–то внезапно показался очень усталым и слегка пожал плечами.
— Пусть так и будет. Но если ты останешься, то будешь выполнять все мои приказы.
Артос сделал глубокий вдох.
— Это я знаю.
Таким образом он стал солдатом армии, направившейся на юг и запад. Армии? Вначале это была всего лишь кучка людей, которую и отрядом–то назвать было трудно. Однако люди продолжали прибывать, увеличивая численность армии, пока они шли на марше. Вскоре прискакали ещё несколько посыльных с плохими известиями: саксонцы высадились, и Модред разбил лагерь, в котором собирались люди племен, поклявшихся кровью верно служить украденному Красному Дракону.
Верховный Король резко рассмеялся, когда ему сообщили об этом.
— Клятва кровью, так? А разве не помнят они, что в прошлом такое же клятвой они присягали и мне?
— Но жрецы говорят, что они теперь освобождены от клятв: они давали их тому, кто не почитает истинную церковь, — заметил Гавэйн, скривив губы. Все знали, что он держится старых богов, и что жрецы неоднократно принуждали Верховного Короля отвернуться от него по этой причине.
— Люди не могут быть оправданы от предательства так просто, — только и ответил Пендрагон.
Но независимо от того, был ли Модред предателем или нет, войско у него собралось побольше. И только половина воинов шли маршем под саксонскими штандартами с лошадиными хвостами.
Артос скакал как трубач и посыльный Мариуса, но всегда, как только оказывался в одиночестве впереди отряда, пускал лошадь лёгким галопом, чтобы вернуться к своему отцу. Большая часть воинов были потомками римлян. Они использовали более короткие мечи легионеров, и их лица, затемнённые старыми шлемами, увенчанными гребнями, отличались от облика местных племён. Их символом был Орёл с распростёртыми крыльями, водружённый на шест.
Нёс его Кайус, и место его тоже было позади командира. Артос завидовал оказанной тому чести. Рог, который мальчик прикладывал к своим губам, увы, был отнюдь не таким замечательным символом, как этот Орёл.
Тем временем пришло время, когда они наконец смогли увидеть костры вражеского лагеря. Но между ними лежала болотистая, разбитая земля, непригодная для лошадей.
— Модред выбрал отличное место, — услышал Артос замечание своего отца, которое тот высказал первому Центуриону Ремусу, когда они смотрели вниз с вершины холма.
— Хоть он и предатель, но неплохой воин. Однако он всё же ещё не сражался с Цезарем в Битве, — таким был ободрительный ответ Ремуса.
К их войску присоединились последние дополнительные силы. Из Венты пришёл Кай с отрядом, что оставался там для защиты города. Артос видел среди воинов и молодую поросль, его бывших товарищей по военной подготовке, так что и старые, и юные сомкнули вместе ряды. Вот только Красного Дракона не было сейчас в первых рядах.
Верховный Король не позволил им использовать птичьи перья, символизирующие его власть, нет, наоборот, он отдал приказ, чтобы каждый воин сорвал пригоршню ячменных зёрен со стеблями во время марша (сколько же полей остались теперь без сборщиков урожая!) и прикрепил их к своему шлему в знак того, что сражается не ради чести какого–либо короля, а за свою родную землю. Так же поступили и с огромным гребнем на древке копья, которое несли позади Верховного Короля, и с петлёй вокруг Орла, которого нёс Кайус.
Ночь наступила со звуками рогов, возвещающих о начале переговоров посреди этой разрушенной земли, теперь хорошо освещенной светом факелов. А потом появилась группа не воинов, но жрецов, державших речь с Королём. Их возглавлял Имфри, один из тех, кто в прошлом часто накидывался на Пендрагона, потому что тот не дал церкви большей власти. Однако Верховный Король даже к нему отнёсся с подобающей учтивостью.
Об этой встрече Артос слышал только то, что его отец сказал позднее: церковники настаивали на перемирии, во время которого Модред и Верховный Король могли бы встретиться лицом к лицу и, возможно, эта земля избежала бы пролития моря крови.
— А как же саксонцы? — спросил Артос.
Мариус резко рассмеялся.
— Ах, да, саксонцы. Впрочем, жрецы никогда не теряют надежду, что обратят к себе их души. Их вождь — Обнажённый Клинок — похоже, прислушивается к Имфри. Ладно, Цезарь позволит им участвовать в этой встрече. Зато переговоры дадут нам запас времени, в чём мы сейчас больше всего нуждаемся. Нельзя доверять обещаниям ни Модреда, ни саксонцев. С каждой стороны выйдет по десять вооружённых человек, но отдан приказ, который необходимо неукоснительно выполнять, — не вытаскивать клинков, что бы ни случилось. Показать оружие означает нарушить перемирие.
— Ты пойдёшь? — тут, к облегчению Артоса, Мариус отрицательно покачал головой.
— Цезарь берёт с собой только двух своих капитанов, Кая и Гавэйна. Если будет устроена ловушка, то тогда он не потеряет всех. Да и в любом случае, есть перемирие или нет, но мы будем ждать на конях, готовые к сражению, когда они отправятся на встречу.
Солнце поднялось уже довольно высоко, когда Верховный Король и отобранные им люди отъехали от рядов своего войска. А от армии, находившейся напротив них, где на штандартах были небрежно нарисованы лошадиные хвосты Крылатых Шлемов и в центре возвышалось древко Дракона, отошли другие воины.
— Их Дракон мрачен, — пробормотал Кайус Артосу.
И это было действительно верно. Красное знамя не развевалось горделиво по ветру, но лишь вяло висело, словно разорванный лоскут на штандарте. Возможно, это было зловещее предзнаменование — что только в руках Верховного Короля оно оживает.
Когда два небольших отряда встретились на равнине, жрецы с одной стороны пропели речитативом гимн, который донёсся до зрителей лишь как едва слышное бормотание. Пока они ждали, стало ещё жарче. Время от времени кто–то тихо шептал о чём–то соседу. Однако более заметным было топтание на месте лошадей, которым досаждали мухи, и лязганье доспехов, когда кто–то менял своё положение.
Земля перед ними была болотистой, поросшей вереском, в отдельных местах встречалась трясина, вовсе не подходящая для того, чтобы по ней скакали всадники на конях. Там и тут виднелись несколько разбросанных групп карликовых пихт, но в основном на равнине росла грубая трава, выгоревшая на солнце и принявшая цвет созревшего зерна.
Вдруг Артос увидел вспышку света. Один из людей Модреда, вытащив меч, нанёс рубящий удар в землю. Его сталь в нарушение договора теперь была обнажена.
— Перемирие нарушено! Перемирие нарушено! — сначала этот крик был тихим, но затем он превратился в рёв, когда его подхватили другие.
А там, внизу, уже переплелись между собой люди, выхватывая мечи, лязгая ими…
— Сигнал!
Артосу не нужен был этот приказ, рог уже дрожал у его губ. Резкий призыв затерялся среди других шумов. И сразу началась атака, которую запланировал Верховный Король; люди из его отряда кричали на скаку: «Аве, Цезарь!»
Случившееся потом безумие Артос не мог впоследствии припомнить, если не считать отдельных маленьких кусочков: сражение поглотило его целиком, и он, как и все, размахивал своим римским мечом. Он видел искажённые лица, которые затем исчезали, раз–другой появлялась полоса свободного пространства, когда люди отрядов собирались вместе и перегруппировывались, чтобы снова быть отправленными в атаку.
В какой–то момент Артос увидел, как Кайус рухнул вниз под ударом саксонского топора и еле успел схватить Орла прежде, чем тот затерялся, воспользовавшись его шестом, чтобы ударить по голове человека, который убил его прежнего хозяина, и сбить врага с ног так, чтобы лошадь наскочила прямо на него. С каждым разом перестраивавшиеся ряды отрядов становились всё реже и реже, всё больше среди них было раненых, некоторые держались в своих сёдлах только благодаря силе воли.
Небо потемнело, однако всё же было ещё достаточно светло, чтобы видеть всё вокруг. Вот Верховный Король в своём фиолетовом плаще Цезаря с порванной бахромой; его щит, от которого уже почти оторвалась голова дракона с ярко–красными глазами, по–прежнему в его руке; а его великий меч, о котором сложено столько ужасных историй, стал красным в его руке — руке Верховного Короля, Артоса Британского!
Прямо перед ним появился принц Модред, всё его королевское убранство было изрядно испорчено грязной работой этого дня.
— Нет! — голос принца перешёл в громкий страстный крик, словно он не мог вынести вида живого Короля перед собой. Модред стремительно бросился вперёд, подняв наготове меч. Король приготовился отразить атаку.
Модред нанёс первый удар по коню, и тот с пронзительным ржаньем встал на дыбы, а принц тем временем уклонялся от бьющих воздух копыт. Артос Пендрагон выпрыгнул из седла, однако приземлился он неудачно, споткнувшись, так что Модред, низкорослый, похожий на змею, обрушил свой меч на его щит. Но клинок угодил в трещину в щите, и он не сумел быстро вытащить его для повторного удара. Верховный Король в свою очередь нанёс мощный удар по противнику в то место, где шея соединяется с плечом. Модред пошатнулся на один бок, мёртвый ещё до того, как тело его рухнуло на землю.
Однако и Верховный Король сделал, пошатываясь, только пару шагов, пока одна из брыкающих ног его умирающего коня не попала в него, и он тоже упал.
— Ах–х–х… — раздался стон от окровавленных сражавшихся неподалёку от Короля людей. Артос соскочил из седла и побежал, спотыкаясь, к Верховному Королю, стремясь оттащить его от коня, но другие воины оттолкнули мальчика локтями в сторону, не обращая внимания на врагов, чтобы освободить своего предводителя.
А потом чей–то крик предупредил их, и они посмотрели вверх и увидели, что к ним бегут саксонцы. И вокруг Пендрагона закипела безумная, отчаянная схватка. И столь сильна была их печаль и ярость, что они не обращали внимания на раны. Словно тела их были выкованы из железа, набросились они на Крылатые Шлемы.
Когда водоворот битвы стал утихать, на ногах держалось только пять Стражей. Артос пригнулся к земле рядом с Королём в попытке защитить его разрубленным и расщеплённым шестом Орла и своим собственным телом. Со значка срубили крыло, и с его руки тоже капала тёплая кровь. Пальцы онемели, не способные больше удерживать рукоять меча.
Король шевельнулся и застонал. Каким–то образом оставшимся в живых воинам удалось вынести предводителя из свалки мёртвых людей туда, где его смогли положить прямо на землю. Артос огляделся, чувствуя сильное головокружение. Кай лежал, глубоко вонзив свой меч в плоть саксонца, однако на его обветренном лице уже не было следов жизни. Мариус? Где же его отец? Один из склонившихся над павшим королём посмотрел на него.
— Артос?
Мальчик не смог ответить вслух. Используя древко Орла как посох, он поковылял туда, где лежал Король. Кажется, именно Мариус заметил: «Это ужасная рана, но мы должны доставить его в укромное место. Ещё нельзя сказать, как закончится этот день. А их силы заметно возрастут, если они водрузят его голову на одно из своих копий».
И они унесли его. Это было непросто сделать: король был огромным и очень тяжёлым человеком, а все воины чрезвычайно устали, и не найти было среди них никого без какой–либо раны.
Артос еле шёл, спотыкаясь, вслед за ними, всё ещё наклонив вперед свой шест. Однако когда он однажды повернул влево, чтобы обойти свалившихся в одну кучу мёртвых людей и лошадей, то внезапно оказался у Королевского Штандарта. Шест был твёрдо воткнут в землю, а на нём — Красный Дракон, безвольно и безжизненно свисавший, словно он не будет никому служить, кроме своего настоящего хозяина. Артос едва смог разглядеть его в сумерках. Он воткнул сломанный конец древа Орла в землю, чтобы тот стоял вертикально, и попытался вытащить шест Дракона. Но тот был слишком хорошо вбит в землю, чтобы поддаться его слабым усилиям. Наконец мальчик опустился на колени и принялся подкапывать землю ножом, пока не смог вытащить знамя.
Дракон оказался на удивление тяжёлым, и мальчику пришлось положить его на своё здоровое плечо. Складки знамени, пахнувшие древесным запахом, мягко спустились вокруг его головы. Тем не менее он нёс его, следуя за теми, кто уносил Короля.
В окрестных холмах они обнаружили грубо сложенную небольшую лачугу, наверное, служившую когда–то укрытием для какого–нибудь святого, который решил провести остаток жизни в одиночестве среди дикой природы, как поступают некоторые люди в эти дни. Кто–то разжёг костёр, и в его ярком свете с Короля стащили доспехи и осмотрели рану.
Среди них не нашлось никого, кто по–настоящему бы разбирался во врачевании людей. Но все они достаточно долго сражались на войнах, чтобы знать, как выглядят раны, которые могут получить в сражении воины. Мариус присел на корточки, его лицо превратилось в тёмную маску. Артос отвёл в взгляд сторону.
— Мариус?
— Цезарь! — офицер снова наклонился над своим господином.
— Моя рана смертельна…
— Я видел людей с куда более опасными ранами, но которые выживали.
— Говори это ребёнку, Мариус. В конце концов эта дорога привела в темноту. Но сделайте всё, что только можете. Я буду цепляться за жизнь, пока не узнаю… не узнаю, что станет с Британией. Дай мне знать, как закончится битва…
— Не сомневайтесь, вы узнаете! — Мариус повернулся к остальным, все они были ранены. — Секстус, Калин, Гондор… посмотрите, как обстоят сейчас дела.
В их компании эти воины имели меньше всего ран, и они быстро ушли.
— По крайней мере этот предатель Модред мёртв! — Мариус сплюнул на землю.
— Всем… их дела… воздаются… по заслугам, — пробормотал Верховный Король. — Здесь… можно… где–нибудь… выпить?
— Только там, дальше, — Мариус поднялся на ноги. — Хотя она вся покрылась пеной, но всё же это вода.
Офицер снял шлем, который потерял во время битвы гребень с пером, срезанные чьим–то ударом меча, и вышел. Артос прислонил тяжёлый шест знамени к стене, скользнул по ней вниз и сел, привалившись спиной к неровной поверхности. Его рана перестала кровоточить, однако онемевшая рука по–прежнему ничего не чувствовала.
Это была долгая ночь, но время от времени Король говорил. Иногда Артос ясно различал слова, порою доносилось только бормотание, едва слышимое и далёкое. Мариус занялся раной своего сына и перевязал её полоской ткани, оторванной от своего плаща, а затем приказал Артосу поспать, если он сможет.
Время от времени приходили люди, чтобы бросить короткий взгляд внутрь лачуги и на Короля. Некоторых тот приветствовал по имени, а один или два, подойдя к раненому, опустились на колени и простояли так некоторое время. Но никто из них не остался охранять лачугу. Известия тоже приходили медленно. Войска Модреда разбежались когда рассказ о гибели принца распространился по их рядам. Свежие, только что подошедшие отряды оттеснили саксонцев обратно к берегу, но они пришли слишком поздно для настоящего сражения. Впрочем, войско, которое вступило в бой вместе с Цезарем Британии и Стражами Красного Дракона, тоже настолько пострадало, что никогда больше не собраться ему в целую армию.
Когда наступил рассвет, вместе с ним пришло и известие, что остатки войск саксонцев грузятся на корабли, и пример в этом показывают новобранцы. Король выслушал это сообщение с жадностью. А потом он повернулся к Мариусу и сказал голосом более громким, чем до сих пор, словно он приберегал силы к этому моменту:
— Я создал войско, но теперь его нет. Хотя имя моё ещё может некоторое время удерживать людей вместе, тем самым дав вам время. Это была мечта, хорошая мечта: объединить Британию против тёмной орды язычников. Мы почти осуществили её, но только на некоторое время, и теперь эта мечта погибает. Делайте всё от себя зависящее: Гавэйн, Мариус и остальные; не забывайте об этой мечте, когда наступит ночь. А теперь, дайте мне послужить мёртвым так же, как я это делал живым — никто, кроме находящихся в этой лачуге, не должен знать о моей смерти. Скажите лишь, что меня отправили на излечение раны, которая, хоть и глубокая, но не смертельная.
Мы находимся недалеко от реки. Перенесите меня на лодку, если удастся, и оставьте лежать на каком–нибудь из островков, убедившись, что никто не увидит моей могилы. Поклянитесь, прошу я вас, что сделаете это со мной, последней клятвой верности.
И они все вместе поклялись. Король больше не говорил, но чуть позже Мариус, склонившись над ним, коснулся рукой лба Короля и, встав, кивнул. А затем он быстро подошёл к знаменитому знамени Дракона и рассёк шнур, который привязывал стяг к шесту, потом, положив знамя плашмя на землю, аккуратно обрезал рваные края полотнища. На него и положили Верховного Короля. Унося его, ожидающим неподалёку стражникам сказали, что его относят отшельникам, которые живут ниже по реке и которым известно знахарство.
Мариус и Гавэйн нашли какую–то лодку и уложили в неё Короля. Артос уселся за спиной отца. Секстус погрёб, и лодка хорошо подчинялась ему. Тут их подхватило течение и понесло вниз. И наконец они наткнулись на островок, покрытый кустарником и невысокими деревьями, на некоторых росли маленькие, ещё не созревшие яблоки. Кто выращивает их в этом диком краю, Артос не мог и предположить.
Продравшись сквозь заросли камыша и кустарника, Мариус, Гавэйн и Секстус, нёсшие Короля, вышли на открытое пространство, где обнаружили небольшое строение из грубого камня. Внутри его портала стояла высеченная из камня статуя женщины, а рядом — ещё две, поменьше. Это был храм, оставшийся с давних времён, догадался Артос, но вот в честь какой богини его соорудили, британской или римской, он не знал.
И перед этим храмом, который как бы охраняли три эти статуи, они начали копать землю мечами. Клинок Мариуса сломался о камень, когда он попытался расшатать его. Тогда воин протянул руку к скатанному знамени Дракона и вытащил более старое и тяжёлое оружие Короля, чтобы разбивать им твёрдую глину. А тем временем Артос относил подальше в сторону землю, выкопанную остальными.
Копание заняло много времени: мечи — не лопаты, а Мариусу и его товарищам нужна была глубокая яма. Потом они нарвали на берегу камыша и листьев и долго мяли их в своих испачканных землёй руках, чтобы избавиться от дурного запаха. Артос нашёл возле храма грядку мелких цветов и нарвал их, чтобы выложить ими ложе для того, кто был последним Цезарем Британии. А потом, аккуратно завёрнутый в своё боевое знамя, Артос Пендрагон, Верховный Король, лёг в свою тайную могилу.
Долго ещё они забрасывали её землёй и усердно маскировали. Когда же со всем было покончено и они уже готовы были отправляться в путь, Артос вдруг заметил королевский меч, лежавший совсем рядом, куда его отбросил отец. Его тоже следовало бы захоронить, вместе с его владельцем.
Мальчик указал рукой на меч в молчаливом вопросе. Мариус со вздохом поднял клинок и провёл рукой по покрытому трещинами и зазубринами лезвию.
— Он слишком хорошо известен. Поэтому он тоже должен исчезнуть: никто не поверит, что Цезарь добровольно согласился расстаться с ним.
И отец мальчика, подойдя к берегу реки, широко отвёл руку назад и изо всех сил, какие у него ещё оставались, метнул меч вперёд над водой, и тот с плеском упал в тёмную воду. Вот так и исчезла последняя связь с Артосом Пендрагоном, Dux Bellorum, Цезарем, Верховным Королем Британии. И солнце зашло за горизонт.
