Глава седьмая
Телескоп покачивался, передвигаемый часовым механизмом. В его поле зрения внезапно попали какие-то фигуры. Сработало реле, и контур обратной связи направил телескоп на приближающиеся объекты. Когда они подошли поближе, включился сигнал тревоги — сирена заревела в спокойном воздухе.
Фридрих фон Остен спрыгнул с койки, на которой дремал.
«Майн либер Готт!» Он схватил оружие, расстегнул кобуру пистолета и выбежал из постройки. Другие люди высовывали головы, оторвавшись от работы, и торопились занять посты у огневых точек.
Фон Остен добежал до командного пункта и, балансируя на краю траншеи, поднес к глазам полевой бинокль. Их было де… восемь… Они неторопливо шли к лагерю. Они были слишком далеко, чтобы разглядеть подробности, но солнце отражалось в металле.
Он взял микрофон интеркома и хрипло проговорил:
— Всем занять свои позиции. Капитан Гамильтон здесь?
— Слушаю. Я на корме шлюпки номер один. Они похожи на… разумные, не так ли?
— Да. Мне кажется, похожи.
— Прекрасно. Оставайтесь на месте и держите их на прицеле, но стреляйте только, когда я прикажу. Это приказ. Что бы ни случилось, стреляйте только по моему приказу.
— Даже если они начнут стрелять в нас?
— Да.
Сирена взвыла по-новому. Сигнальные устройства! Общая тревога!
Лоренцен бросился к отведенному для него месту. Лагерь был охвачен смятением. Слышались крики, топот ног, пыль кружилась в воздухе и оседала на стволах оружия. Взлетел вертолет, чтобы охватить происходящее с птичьего полета.
«Или с полета тетраптерусов, — подумал Лоренцен. — Здесь нет птиц. Это не наш мир».
Он вошел в убежище. Здесь находилось человек двенадцать, неопытных в военном деле, собранных главным образом для того, чтобы не мешали. Круглое красное лицо Эвери оказалось перед ним: лучи Лагранжа-1, проходя через окно, делали его нечеловеческим.
— Туземцы? — спросил он.
— Да, похоже. — Лоренцен прикусил губу. — Их с полдюжины, идут пешком. Какого дьявола мы испугались?
Из затемненного угла выплыло лицо Торнтона.
— Нам нельзя допустить неосторожность, — сказал он, — и дать им шанс. Мы не знаем, какими силами они располагают. Поэтому будьте мудры, как змеи…
— …И кротки, как голуби, — закончил за него Эвери.
— Но таковы ли мы? — он покачал головой. — Человек все еще ребенок, и ваша реакция — детская. Страх перед неизвестным. Со всей энергией, которой мы владеем, мы боимся. Это неправильно.
— «Да Гама» не вернулся, — сухо напомнил Торнтон.
— Не думаю… Туземцы, не знающие даже городов, не могут быть ответственны за это, — возразил Эвери.
— Но кто-то ответствен, — сказал Лоренцен, чувствуя холодок на спине. — У них может оказаться оружие, например бактериологическое.
— Это детский страх, еще раз говорю вам, — голос Эвери дрожал. — Мы все когда-нибудь умрем. Надо встретить их открыто и…
— И поговорить с ними, так? — улыбнулся Торнтон. — Как ваш лагранжский, Эвери?
Наступило молчание. Шум снаружи тоже стих. Лагерь ждал.
Лоренцен взглянул на хронометр. Он отсчитывал минуты: одну, две, три… Время ужасно замедлилось. В кабине было жарко и пыльно. Лоренцен чувствовал, как пот струйками стекает по телу.
Так прошел час. Затем послышался условный сигнал сирены:
«Все в порядке… выходите… но сохраняйте осторожность».
Лоренцен выскочил из убежища и оказался рядом с тем местом, где стояли чужаки. Полукруг людей с ружьями ждал, пока они приблизятся. Впереди, выпрямившись, неподвижно стоял Гамильтон и смотрел на чужаков ничего не выражающим взглядом. Они тоже глядели на него, прочесть что-нибудь на их лицах было невозможно. Лоренцен оглядел их и принялся изучать подробности. Он видел раньше фильмы о внеземных существах, но эти были не настолько чужими, как многие обнаруженные ранее, и все же было потрясением видеть их непосредственно перед собой. Он впервые по-настоящему осознал, что человек не уникален, что он не является чем-то особым в бесконечном разнообразии живых существ.
Они стояли на задних конечностях — ногах, передние казались непропорционально маленькими. Тяжелый, как у кенгуру, хвост уравновешивал тело и, вероятно, служил мощным оружием ближнего боя. Руки были тонкими, гуманоидными, по четыре пальца на каждой руке, один противопоставлен остальным, каждый палец имел лишний сустав и заканчивался острым синим ногтем, или когтем. Головы круглые, уши с кисточками, плоские черные носы, заостренные подбородки, усы над широкими ртами и черными губами и удлиненные золотистые глаза. Они казались млекопитающими, тела их были покрыты ровной серой шерстью, приобретающей более темный цвет на голове и образовывающей маску вокруг глаз. Пол, вероятно, мужской, хотя Лоренцен не был в этом уверен. Одеты они были одинаково — длинные блузы и мешковатые брюки, по-видимому, сотканные из растительного волокна. На ногах что-то вроде мокасин, у всех кожаные пояса, поддерживающие разнообразные сумки, нож или топор и что-то похожее на рог с порохом, за спиной небольшие ранцы, в руках предметы с длинными стволами, похожие на гладкоствольные ружья, заряжающиеся с дула.
В первый момент все они были неотличимы друг от друга, затем Лоренцен заставил себя находить индивидуальные отличия и обнаружил, что они различны, как и люди.
Один из них заговорил — какое-то гортанное мяуканье. Когда его рот открылся, можно было разглядеть длинные синие собачьи зубы, но, как и у человека, зубы были специализированы для одного вида пищи.
Гамильтон оглянулся.
— Они не похожи на военный отряд. — Его голос и низкое гудение ветра были единственными звуками, нарушавшими тишину.
— Эвери, вы лингвист, можете понять что-нибудь в их речи?
— Нет… еще… — Лицо психолога покрылось потом, голос дрожал. Лоренцен удивился, почему он так возбужден. — Они произносят отдельные слова.
— Черт побери, — сказал Гуммус-луджиль, — я этого даже не слышу. Они все для меня одинаковы.
Заговорил другой чужак. Напрягаясь, Лоренцен уловил паузы между фонетическими группами. Он изучал в колледже курс сравнительной лингвистики, но сейчас мало что помнил из него.
— Они действуют как… не знаю как, — сказал Гамильтон.
— Но ясно, что мы для них не великие боги, спустившиеся с неба.
— Этого нельзя было и ожидать, — покачал головой Эвери.
— Если они так развились, что обладают ручным пороховым оружием, их общество должно быть сложно устроено. Их мушкеты лучше тех; что были у европейцев во времена Ньютона.
— Откуда они здесь взялись? — воскликнул Фернандес.
— Здесь нет городов, нет дорог, нет даже деревень. Я сомневаюсь, есть ли на планете хоть один дом!
Гамильтон пожал плечами.
— Я надеюсь это выяснить, — голос его стал резким.
— Эвери, вы изучаете их язык. Фон Остен возглавляет охрану лагеря. Распределите своих людей так, чтобы за каждым из этих созданий наблюдал один из наших. Но никаких грубых действий, пока они не станут делать явно подозрительное. Не удерживайте их, если они захотят уйти. Остальные занимаются своими делами, но сохраняют готовность. Никто не выходит за пределы лагеря, не предупредив меня.
Толпа медленно разбрелась. Чужаки послушно последовали за Эвери. Лоренцен услышал, как Фернандес пробормотал:
— Все-таки туземцы! И достаточно высокоразвитые.
— Да, — подтвердил голос Гуммус-луджиля. — Похоже, что из колонизации ничего не выйдет. Это будет смертельным ударом по стремлению людей к звездам.
Лоренцен заторопился вслед за Эвери.
— Могу ли я помочь вам, Эд? — спросил он. — Знаете, я ведь свободен.
— Вы не лингвист, Джон, — ответил психолог. — Боюсь, вы мне только помешаете.
— Вам нужна помощь, — настаивал Лоренцен, несмотря на довольно прямой отказ. — Кто-то должен делать записи и…
Эвери задумался.
— Ладно, — сказал он наконец. — Надо начинать.