Глава 13
Казалось, оправдывались самые пессимистические прогнозы погоды на следующие недели. Кратковременную оттепель, во время которой Уайтбридж возобновил нормальную зимнюю жизнь, снова сменили бури и свирепые северные ветры. Несколько недель подряд Гвеннан бывала в библиотеке только раз или два в неделю. Но когда она открывала, посетителей набиралось много: во время долгих зимних вечеров город обращался к книгам.
Джим Пайрон всё ещё рылся в бумагах Кроудеров и время от времени рассказывал Гвеннан о своих новых открытиях. Именно он принёс новость, которую она, скорее, не хотела бы слышать: новость возбудила в ней мысли, казалось бы, давно уже забытые.
— Молодой Лайл вчера вечером был у Гренстона, — сообщил Пайрон. — Я считал, что у Лайлов свои запасы, но он закупал продукты. Мне кажется, это был предлог. Ему нужно было кое–что другое…
— Да? — она понимала, что голос её звучит холодно и высокомерно, но Гвеннан не желала ничего даже слышать о Лайлах.
— Он… Гвен, может, ему казалось, что он очень хитёр, но я думаю, он просто хотел узнать, что вы делаете. Прямых вопросов не задавал, всё ходил вокруг да около.
— И что же ему сказали? — резко спросила она.
— Кто–то упомянул, что вы проводите непогожие дни у Ньютонов. Это вполне разумно. Знаете, Гвен, что–то в нём есть, в этом парне. Ему что–то нужно, очень нужно. Вы ведь дружили с леди перед её отъездом? Может, он считает, что она вам что–то рассказала… что–то, что ему нужно знать…
Гвеннан вспомнила последнее письмо. Она могла бы прочесть его наизусть и всегда сможет — она в этом уверена. Письмо и подвеска. Тору Лайлу нужна подвеска. Может быть, если отдать ему амулет, она избавится от всяких контактов с Лайлами. Это единственный выход. Но, даже думая об этом, она поняла, что не отдаст.
— Мне нечего ему сказать, — ответила она. — А он считает, что есть?
То, что Тор Лайл следит за ней, вызвало у неё новый пришив тревоги. А она считала, что избавилась от неё.
Нет! Она не собирается снова связываться с Лайлами, с этими дикими снами и галлюцинациями, которыми они, кажется, могут управлять.
— Дело не в том, что он говорит, — девушка поняла, что Джим внимательно наблюдает за ней. Это ей тоже не понравилось. — Но он что–то разнюхивает. Ему это ничего не даст. В городе его не любят. Высокомерный тип, хотя сейчас старается казаться дружелюбным. Но он слишком нетерпелив, я бы сказал, и время от времени срывается. Будьте осторожны, Гвен. У Лайлов особое положение в городе. Всегда такое было.
Никто из них ни на кого не давил. С другой стороны, никто не станет отрицать, что у них — большое влияние, если они захотят пустить его в ход. Но по большей части они держатся на расстоянии, из бумаг Кроудеров это совершенно ясно. Как будто они живут одной жизнью, а город — другой. Отдалённые знакомые, можно сказать. Этот Тор Лайл — нечто новое… слишком уж он старается. И что–то такое есть в нём, словно…
— Словно он про себя смеётся, — не раздумывая, продолжила Гвеннан и тут же пожалела, что сказала это.
— Значит, вы с ним встречались! Гвен, осторожней. Я рад, что вы живёте с Ньютонами. На своём краю города вы слишком одиноки.
— Чего мне бояться Тора Лайла? — спросила она, гордо вскинув подбородок.
Джим Пайрон перевёл взгляд на две старых гроссбуха, которые отобрал сегодня. «Может, и нечего, — медленно ответил он. — Просто этот парень… он странный, даже для Лайлов. Может, скоро исчезнет. Лайлы редко проводят здесь зиму. Ну, по крайней мере, — он рассмеялся, — погода избавила нас от дьявола, стало слишком холодно для его сатанинского величества… или его эмиссаров. Больше нет убитых цыплят или дурного запаха. Буря нам помогла. Вам ведь пора закрывать? Пол подвезёт вас домой?»
Она кивнула, обрадовавшись перемене темы. Но говорить о дьяволах и тому подобном не собиралась. Снова воспоминания, о которых она хотела бы забыть. Перед глазами мелькнули чудовища, которые сопровождали другое воплощение Тора в мире с зелёным светом, а может, отвечали на его призыв и в этом. Насколько он ответственен за появление их ночью на лугу? Почему такое существо охотилось за ней? По приказу Тора?
День Благодарения она провела у Ньютонов. Очевидно, предположение Джима Пайрона о том, что Тор Лайл покинет город, подтвердилось, потому что последнего из Лайлов снова никто не видел. Гвеннан надеялась, что он действительно исчез по обычаям своего семейства, чтобы провести остаток зимы в более тёплом климате.
Начался декабрь, и, как ни странно, погода стала мягче. Гвеннан вернулась домой и следовала обычному многолетнему распорядку жизни. Она только раз заглянула в гостиную, забрав оттуда книга и отнеся их в библиотеку, твердо решив вернуть их через межбиблиотечную систему. Свои выписки в большом конверте она оставила лежать на большом стуле, очень неудобном; на спинку этого же стула бросила плащ.
В холодной комнате запах плаща не рассеялся, а стал даже сильней. Необычная ткань постоянно испускала запах, словно распустившийся цветок. И первое впечатление, что это не ткань, а шкура некогда живого существа, только усилилось,
Гвеннан постоянно испытывала искушение вынести плащ из гостиной и внимательней осмотреть его. Но у неё хватило силы воли не поддаться этому искушению. Она упрямо придерживалась распорядка дня, установленного ещё мисс Нессой.
В доме сё тетки Рождество никогда не было особенно весёлым. Вероятно, сказывалось старинное новоанглийское представление, что это папистский праздник и его вообще отмечать не нужно. Это мнение разделяли все Даггерты, и оно дошло до поколения мисс Нессы. Гвеннан купила несколько открыток и, разложив их на столе, подумала, как мало людей она действительно знает, даже в этом городке, в котором прожила почти всю свою жизнь.
Она старательно написала по открытке семейству каждого члена попечительского совета, одну адресовала мисс Грэхэм и её матери, не забыла Ньютонов. Запечатав конверты и наклеив марки, оно отложила стопку в сторону. Несколько рождественских подарков — Грэхэмам, Ньютонам — она благоразумно выбрала по каталогам задолго до непогоды, так что недавний перерыв в почтовом сообщении на них не отразился. Осмотрела свои приготовления к празднику и впервые подумала, как они жалки.
Конечно, будет ещё печенье. Мисс Несса считала его обязательным. Пирожки она отнесёт Ньютонам на рождественский обед, и потом нужно будет испечь печенье, которое она будет держать в библиотеке всю рождественскую неделю.
Хотя она и не такая искусная повариха, как большинство жительниц города, Гвеннан смогла неплохо с этим справиться — сказывалась школа мисс Нессы. Конечно, никаких украшений для дома у неё не было, но в библиотеке она расставила зелёные растения, а класс мисс Грэхэм прислал Санта Клаусов и другие свои поделки, и она их разместила как могла лучше.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан стояла у стола, на котором расставила посуду, формы для печенья, все необходимые продукты, которые с таким усилием собирала в предыдущие недели.
День зимнего солнцестояния…
Значение этого дня она неожиданно ощутила всем сознанием. Как будто ей нанесли сильный удар. Девушка схватилась руками за голову, склонилась над столом. Нет! Она не хочет! Они ничем не обязана леди Лайл… Воспоминания охватили её, она ощутила холодный страх.
День зимнего солнцестояния…
Она ничего не обещала. Никогда! Её нельзя заставить это сделать, ведь она не обещала. Она ничего не просила у леди Лайл, ничего не ждала от неё, она хочет только, чтобы её оставили в покое.
День зимнего солнцестояния…
Гвеннан боролась отчаянно, но знала, что у неё нет никаких шансов на победу. Она была так уверена, что избавилась от принуждения, что она больше не орудие Лайлов. И вот поняла, как тщетны были её попытки соорудить стены и преграды, что ей дали только тень свободы, как кошка позволяет мыши немного побегать, прежде чем снова схватит её лапой. Она не свободна — она поймана.
Гвеннан опустилась на ближайший стул. Она никогда не плакала. Ещё ребёнком она встречала боль и разочарования со сжатыми губами и внутренней решимостью не плакать. Но теперь она чувствовала, как глаза её наполняются слезами, она совершенно не справлялась со своими чувствами. На ней стоит метка, она такая же слуга Лайлов, как их смуглолицая прислуга, которую она видела во время своих немногих посещений дома. Оборотная сторона всех чудес этого дома — рабство, потому что именно в рабстве Лайлы держали тех, от кого требовали службы.
Она боролась, напрягала всю свою волю и решимость. Гвеннан заставила себя встать, она даже не пыталась стереть слёзы — пусть текут. Она может и будет бороться. Руки её шевельнулись, сначала неуверенно, потом всё с большей решимостью. Она отмеряла, перемешивала, вырезала тесто с помощью старого набора жестяных форм, которые отыскала в шкафу во время уборки. Ставила печенье на противнях в печь, доставала, золотистое и рассыпчатое под слоем красного и зелёного сахара, — и всё время боролась, пыталась вырваться на свободу.
Но, насыпая печенье в подготовленные расписные коробки, девушка уже знала, что проиграла битву. Завтра утром она должна будет сделать то, о чём просила её в письме леди Лайл. Она снова будет участвовать в игре Лайлов, и спасения от этого нет.
Вечером она рано легла и завела будильник онемевшими пальцами. Перед этим сходила в гостиную и взяла оттуда плащ и конверт с подвеской. Взглянув на подвеску, она увидела, что циферблат ожил — видны были оба ряда символов: большие и маленькие, тускло светился треугольный указатель. Она предпочла бы открыть окно и выбросить эту вещь в ближайший сугроб; но вместо этого надела цепь себе на шею. Тёплый металл удобно лёг во впадину меж грудей.
Гвеннан ждала, что ночью её будут преследовать сны, и боялась этого. Но спала она крепко и спокойно. Проснулась до звонка будильника, сразу и окончательно, будто кто–то позвал её. Методично оделась в самое тёплое платье, не стала ни есть, ни пить.
Взяла плащ и на крыльце под тускневшим светом звёзд набросила его. Снова он окутал её — с готовностью, если так можно сказать о куске ткани (и если это вообще ткань), обернулся вокруг неё, будто только ей и предназначено было носить его. Запах стал ещё сильнее. Какой–то весенний запах, предвещающий пробуждение земли к новой жизни.
Дорога была расчищена только частично. Никаких следов, никто не проходил от дома Лайлов. Стена — белая насыпь, слегка горбатая. Небо над головой серое, безоблачное — будет ясный день.
Ясный день, и солнце встаёт. День зимнего солнцестояния. К этому дню льнут тёмные тени. Очень много мыслей теснилось в голове Гвеннан. Это самый короткий день в году, и люди должны заманить солнце, вернуть его, чтобы оно служило миру. Иногда это делали при помощи жертвоприношений. Кровь проливалась на снег, когда люди, утратившие все прежние знания, старались вернуть на землю природное тепло, вернуть жизнь.
Снег не лип к краям её плаща. Больше того, казалось, что полы плаща раздвигают сугробы, через которые приходилось пробираться Гвеннан. Вскоре она оказалась у стены, много раз перелезала она через неё. Девушка, помогая себе руками, перебралась через снежный бугор.
Голые чёрные деревья на краю леса резко выделялись на белом снежном фоне. Перебравшись через стену, Гвеннан остановилась и посмотрела в ту сторону. Деревья росли густо, и даже без листвы казалось, что под ними лежит густая тень, что это чьё–то укрытие… чье? Она не знала, только сама эта мысль ей не понравилась.
Она побрела по колено в снегу, держась подальше от деревьев. Вот насыпь и камни. Хотя у них и широкие плоские вершины, снег на них совсем не держится, да и у насыпи не было сугробов, как она обнаружила, когда начала подниматься. Вероятно, ветер постоянно обдувает холм и уносит снег.
Света было достаточно, чтобы она увидела крышу дома. Одинокий столб дыма поднимался с неё в неподвижный воздух — единственный видимый признак жизни. В лесу же было абсолютно тихо.
Гвеннан остановилась между двумя меньшими камнями, третий возвышался прямо перед ней. Сунув руку под плащ, она расстегнула молнию на куртке и достала подвес–ку. Циферблат ярко светился, тепло его хорошо чувствовалось рукой даже сквозь перчатку.
Она подняла диск циферблатом наружу навстречу светлым полосам на небе. Вставало солнце.
И в этот момент абсолютная тишина мира была нарушена. Рог — далёкий, слабый, призыв, который некогда мог созывать верующих в храм. Он звенел гордо, требовательно…
Гвеннан вздрогнула, посмотрела на лес внизу, почти ожидая увидеть, как что–то… кто–то выходит из него в ответ на призыв. Но там ничего не двигалось. И тут с циферблата устремился вперёд луч света. Золотая спираль нацелилась на середину высокого камня.
Встретившись с его поверхностью, спираль скользнула вверх. Знаки, которые, какона инстинктивно знала, всегда были здесь, немедленно ожили. Никаких следов выветривания. Она почувствовала, как у неё что–то вытягивают из сознания… она этого не может помнить… но…
— Фал, фал, яква, транк…
Аспекс сим, донтпекс…
Эти слова пришли к ней ниоткуда. Световая спираль извивалась в такт с ними. Гвеннан знала!
— Сила, Сила, надели меня твоей щедростью…
Открой истинную кровь… разбей замки…
В ответ луч с циферблата охватил весь камень, он стремился то вверх, то вниз, к погружённому в землю широкому основанию.
И камень, который казался столь прочно вкопанным, шевельнулся и начал постепенно отклоняться от неё. Он двигался медленно, неохотно, но было ясно, что он не может сопротивляться вынуждающей его силе.
Гвеннан произносила слова, точнее, звуки, необходимые именно в этом месте и именно в это время, и в этих звуках содержалась сила, равной которой никогда не владел человек. И столб отвечал на них.
Камень почти лёг набок. А на том месте, где он стоял, в земле показалось тёмное отверстие. Гвеннан опустила руку. Теперь свет падал б глубокий туманный колодец, а не на камень, так долго скрывавший его.
Девушка увидела ступеньку, за ней другую…
Поплотнее запахнувшись в плащ, она начала осторожно спускаться, продолжая произносить странные ритмические звуки; и не её сознание вкладывало эти слова в уста девушки.
Каменные стены вокруг неё были выточены так же грубо, как и камни наверху, и явно не предпринималось никаких попыток сгладить их. Пахло влажной землёй, но запах её плаща освежал затхлый воздух. Гвеннан спускалась по бесконечной лестнице, при свете циферблата видны были только ступеньки и каменные стены вокруг.
Сквозь своё пение она услышала скрежет. Вздрогнула и оглянулась; и в этот момент Гвеннан подумала, какую глупость совершила, войдя в отверстие. Полоса неба, видная ей снизу, быстро сужалась. Камень, поклонившийся солнцу и позволивший ей войти, снова вставал на место. Прежде чем она успеет вернуться, он преградит ей выход.
Гвеннан попыталась разорвать удерживавшее её принуждение — но слишком поздно. Камень возвращался на своё место гораздо быстрее, чем уходил.
Лестница вела дальше вниз. Гвеннан заметила, что сохранилась она не очень хорошо. На стенах тут и там зияли трещины, одна была достаточно велика, чтобы девушка смогла просунуть в неё руку Некоторые ступеньки разбиты. В одном месте ей пришлось пробираться по самому краю, потому что в середине обвалились подряд четыре или пять ступеней.
Постепенно она начата осознавать присутствие другого света: её глаза были слишком настроены на освещение циферблата. Но впереди, с одной стороны, тьма начала рассеиваться. Гвеннан достигла последней ступени и оказалась перед грубо высеченной в стене аркой. За ней царили сумерки как в облачный, бурный день. Она увидела зал или туннель, освещение исходило от грязных квадратов кварца, на равн.ых интервалах вделанных в стены. Похоже на внутренние переходы тюрьмы, и она вспомнила о подземной темнице под храмом во времена Орты. Но здесь посветлее.
Туннель не очень длинный, и закончился он ещё одной дверью. Но эта дверь была прочно закрыта, поперёк её лежал тёмный деревянный брус, и никаких следов запора или петель. Тут ей не пройти. Она вспомнила камень, закрывший выход, и испугалась.
Затем в каком–то неясном порыве подняла диск подвески и направила луч по очереди на четыре угла двери — так ножом открывают консервную банку. Там, куда падал луч, пробегала щель, поднимался дымок. Дважды ещё провела она лучом, углубляя трещины.
Потом громко выкрикнула те же слова, что возникли у неё в голове наверху. В тусклом проходе голос её усилился, прозвучал решительно, даже не похоже на человеческий.
Послышался громкий треск. Преграда, которую освещал луч, упала внутрь, и оттуда ударил яркий свет, поглотивший луч подвески. Гвеннан ощутила резкий запах, отчасти пряный, отчасти каких–то химикалий.
Девушка вошла в огромный зал, заполненный странными вещами, так что она не знала, на что смотреть. Цвет боролся с цветом, и всё ярко сверкало. В воздухе плясали огненные лучи и, на мгновение останавливаясь, обвивали тот или другой предмет, как будто привлекая её внимание. Она была ошеломлена, у неё закружилась голова, она стояла, мигая, пока не потёрла глаза обратной стороной ладони в перчатке. Слишком много всего вокруг, груды вещей, никакого порядка, всё сброшено вместе. И по обе стороны, сколько Гвеннан ни смотрела, не видно стен.
Сокровищница, склад. Статуи, похожие на те, что стоят в нишах дома Лайлов, но необычная красота их теряется, потому что они кучей свалены друг на друга. Какие–то предметы, возможно, машины, металл, рычаги, колёса — всё нагромождено в полном беспорядке. Груды ящиков, коробок, сундуков с плотно пригнанными крышками. Богатства целой цивилизации свалили здесь и больше к ним не прикасались.
Гвеннан наконец заметила, что перед ней открывается извивающаяся тропа или проход, окружённый грудами предметов выше её головы. Если она захочет пойти дальше, придётся двигаться по нему. Проход шёл не прямо, он огибал самые большие машины. Она прошла совсем немного, оглянулась и входа уже не увидела.
Свет циферблата погас. Вероятно, не мог соперничать со световыми столбами, скрещивавшимися над её головой. Эти движущиеся, сплетающиеся ленты света, казалось, не исходили ни из какого источника.
Время от времени один из них плыл справа или слева от неё, потом окутывал какой–нибудь предмет, будто привлекал её внимание. Но она не останавливалась, чтобы осмотреть эти предметы. И чем дальше шла, чем больше душило её накопленное тут богатство. Она могла восхищаться сокровищами в доме Лайлов, но здесь их хранилось огромное количество, они угрожали поглотить её, эти богатства, неведомые человечеству.
Тропа продолжала извиваться. По–прежнему Гвеннан не видела стен. Такой же странный сон, как и предыдущие. Она хочет выйти, увидеть камни, землю, которая ей знакома. Огибая ящик, полный ожерелий, усаженных драгоценностями, Гвеннан краем плаща задела одно, и оно со звоном упало на пол. Девушка вздрогнула и в страхе огляделась.
Но если у этого места и были какие–то охранники, они не появлялись. Гвеннан не хотела этих сокровищ. Её единственное желание — свобода.
А тропа продолжала бесконечно извиваться, и девушка уже подумала, что ходит по кругу. Возможно, это специально устроенный лабиринт, чтобы сбить с толку пришельца. Но так она никогда не доберётся до конца.
Впереди в воздухе повисли две световые ленты. Одна тёмно–зелёная, цвета её плаща, другая золотая. Как только она их заметила, полосы поплыли, танцуя друг вокруг друга. По–прежнему зависая над тропой, ленты начинали отодвигаться, как только она приближалась. Может, это проводники?
