Гвеннан сидела за большим кухонным столом, единственным, способным вместить собранные ею книги и бумаги. Время немного сгладило впечатления от испытания у стоячих камней. С той ночи прошли дни и недели. В ту ночь она осознала, полностью и болезненно, что существует больше чем один мир. Новый хозяин дома Лайлов с тех пор не показывался. Насколько было известно в Уайтбридже, Тор Лайл исчез так же бесповоротно, как и его родственница.

Не было и новых следов «дьявола». Джим Пайрон порылся в бумагах Кроудеров и извлёк достаточно материала по истории города для своей колонки. У него даже появилась привычка в субботу по утрам приходить в библиотеку. Гвеннан находила его открытия и их оценку интересными, но вечерами читала сама, сколько позволяло время после выполнения обычных обязанностей.

В эти дни дом мисс Нессы не знал регулярных еженедельных уборок. Заправив кровать, вымыв посуду, подметя, сколько можно, пыль в тех двух комнатах, где она проводила жизнь, Гвеннан решала, что сделала достаточно. Чтение важнее.

Ей нужен был умный и опытный помощник, но она не знала, где его найти. Звёздная карта оставалась тайной, сколько она ни искала объяснений в многочисленных книгах по астрологии. Математика для неё всегда была трудна, а без неё трудно разобраться в этой тайной науке.

Оставались камни и линии леев. Гвеннан заказала в других библиотеках всё на эту тему. У неё выросла целая стопа разрозненных и мало связанных друг с другом выписок. В мире оказалось огромное количество стоячих камней, некоторые из них с отверстиями. Считалось, что некоторые излечивают: больной пролезал через такое отверстие, чтобы выздороветь. Другие отверстия считались священными: туда просовывали руку, давая клятву. Были и другие камни, в форме чаш; их нужно перевернуть, чтобы обеспечить удачу или проклясть. Камни, камни и камни!

Камни, которые, в соответствии с древними легендами, двигаются в определённые дни года или по ночам. Камни — бывшие грешники, вечно несущие бремя своих грехов; камни, которые дьявол презрительно бросил в священные места, ко они либо не долетали, либо способствовали ещё большей славе святых. В своём лихорадочном чтении она узнала, что Англия, вернее, все Британские острова, буквально усеяны камнями, обладающими волшебной силой. И это только в Англии!

В Британии и повсюду в Европе есть камни, хотя легенды, относящиеся к ним, не сохранились. Можно обратиться и к Южной Америке. Целая гора, покрытая каменной резьбой, которую не может выполнить ни один скульптор и понять — ни один археолог. Необычные звери, человеческая голова, которая кажется молодой утром и медленно стареет в течение дня, когда меняется освещение. Целая гора — памятник народу, совершенно забытому. Следы этого народа нельзя найти больше нигде в мире.

Гвеннан составляла списки, делала пометки на картах. Выписки становились всё хаотичней, они ставили сё в тупик, а не давали знания. Время от времени, глядя на иллюстрацию в книге или читая отрывки древней легенды, она чувствовала, что что–то вспоминает — но это не её память! Она знала и теорию о народной памяти — запас древних знаний, который может извлечь далёкий потомок тех, кто когда–то жил и видел…

Множество жизней? Каков же ответ? Может быть, какая–то личная сущность отрывается от обширной личностной массы, воплощается, живёт, познает, а потом возвращается к истоку? Неужели она действительно когда–то была в храме Ортой — в цивилизации, уничтоженной катастрофой и полностью забытой?

Те, кто пережили эту катастрофу, эти разрывы земли, набегающее море — всё то, что она видела в зеркале, — эти люди должны были просто сойти с ума от ужаса, полностью потсрят1 память. Они превратились в бродяг, были отброшены к временам, когда орудием становился камень, когда человек убивал другого за пишу, за безопасный ночлег. Долго ли могли они сохранить в памяти прошлое?

Но такие легенды существуют — в Индии, где люди доверяют больше памяти, чем письменным документам и научным способам познания. А в Африке существует затерянное примитивное племя, которое знает орбиту Сириуса и поклоняется ему. По всему миру распространены легенды о потопе, от которого спасаются немногие люди и животные — на кораблях, плотах, некоторые выползают из пещер. И перед ними открывается совершенно новый мир. Они у неё все здесь, эти легенды. Теперь они записаны, напечатаны, открыты для людей, которые желают порассуждать об этой странности воображения, распространённой по всему миру. А что если это вовсе не воображение?

Стопка листов росла. Гвеннан отовсюду собирала факты, которые могли иметь отношение к тому, что она видела, испытала на протяжении одной ночи. И, хотя она никому бы не призналась в этом, она верила в реальность мира Орты, в существование линий леев.

О «дьяволе» никаких сообщений больше не поступало. С исчезновением Тора ночное чудовище тоже, казалось, пропало. Девушка больше не сомневалась, что именно Тор каким–то образом, желая того или не желая, вызвал это существо.

О таких появлениях и исчезновениях имеется множество рассказов — либо во время гроз, либо вблизи линий леев. Если это действительно линии энергии, которую собирают или передают камни, то возможно, эта неизвестная энергия, неправильно используемая или неконтролируемая, открывает ворота в другие миры. Гвеннан собрала сотни рассказов о чудовищах, которые появлялись, опустошали, убивали или только пугали, а потом были убиты или просто исчезали. Схватка рыцаря с драконом — неужели это воспоминание о реальном событии, о борьбе существа из другого мира с тем, кто обладает Силой?

Гвеннан лихорадочно стремилась узнать, какое–то глубокое внутреннее побуждение заставляло её узнавать. Но иногда верх брал воспитанный мисс Нессой здравый смысл. До сих пор ей удавалось держать своё увлечение подобными вещами в стороне от повседневной жизни; она никогда не была расположена к общению, и теперь никто не подозревал, чем она занимается.

Она откинулась в кресле и взглянула на стопку листков с выписками, которые сделала из многочисленных книг и газетных вырезок, усеивавших её стол. Это — она рукой прижала стопку к столу — единственное, что она нашла во время своих поисков. И нашла она так мало. Ни один житель городка не увидит в этих выписках смысла. Есть другие города, есть авторы книг, которые она прочла, они верят, что не всё ясно, что нужно искать. Впервые в жизни Гвеннан задумалась о поездке, о попытке связаться с другими искателями.

Задумалась — и поняла, что это невозможно. Она никогда не хотела покидать Уайтбридж. И теперь обнаружила, что даже предположение об отъезде вызывает в ней глухое беспокойство, она отшатывается от такой мысли. Как будто обязательно должна остаться и ждать…

Леди Лайл в своём письме — она много раз перечитывала его — советует ей искать, и она именно это и делает. Но какие конкретные факты может она узнать из фольклора, рассуждений, гипотез, иногда самых диких? Пришельцы, давным–давно высадившиеся на землю и воспитавшие новую расу из получеловеческих существ, мужчины и женщины, чьи способности приводили к их обожествлению, забытые города в джунглях, остекленевшие участки в пустыне, которые могут указывать на место древних атомных катастроф, открытие, что луна в небе гораздо древнее, чем считали люди, что существовали ещё две луны — тёмная Лилит и обожжённый солнцем Вулкан…

Всё это ей почти бесполезно. Гвеннан внезапно почувствовала усталость. Будто накопилось утомление от бесчисленных часов, проведённых за чтением. Она опустила голову на руки. Закрыла уставшие глаза. Ну и каков же итог? Ничего ценного.

С той ночи она не возвращалась к стоячим камням. И не пойдёт — не сейчас! Она подняла голову и посмотрела на старый письменный стол, в котором мисс Несса держала в аккуратных пакетах (каждый перетянут резинкой или упрятан в конверт) те немногие документы, которые считала важными. Акт о домовладении, налоговые квитанции за много лет, оплаченные счета, страховые полисы. Здесь ничего не касалось Гвеннан, кроме её метрики, документа, подписанного американским консулом в далёкой стране. В документе она объявлялась американской гражданкой, дочерью американских граждан. Она рылась в этих бумагах, искала свидетельство о браке, где должна быть подлинная фамилия её отца. Другие документы, если когда–то они и были, мисс Несса сознательно уничтожила.

Пока мистер Стивене не спросил её, Гвеннан и не вспоминала, что сё фамилия — в сущности не её. Вернувшись в тот день домой, она отыскала свидетельство о браке…

Кетерн — странная фамилия, ничего похожего она не встречала. Не Лайл. Предположение адвоката было неверным.

Она так устала. Девушка взглянула на часы и вздрогнула. Уже больше двенадцати. Она проснётся невыспавшейся, не готовой к работе. Чисто механически девушка собрала бумаги в груду, поставила на место книги. Но хоть и встала, спать пошла не сразу.

Выл ночной ветер. Первый снег выпал три дня назад, и в библиотеке она слышала, что приближается сильная буря. Сегодня вечером, прежде чем сесть заниматься, Гвеннан убедилась, что у неё достаточный запас дров. И надела три свитера. В шкафу у неё достаточно запасов на случай бури — в каждом доме есть такой зимой.

Завтра суббота, в библиотеке половина рабочего дня. Но всё равно придётся открывать, разве что за ночь заметёт дороги.

Гвеннан подошла к окну и выглянула. Должна быть луна, но небо покрыто тучами, и в стекло, уже затянутое морозом, стучит снег.

Она не торопясь готовилась к ночи, ей не хотелось покидать тёплую кухню. Не перенести ли постель и лечь спать на диване, как она не раз уже делала в прошлом? Но всё–таки она пошла в спальню. И хотя очень устала, сон к ней не шел.

Она обнаружила, что всё время смотрит в замёрзшее окно, через которое на неё в ночь бури смотрело существо из Тьмы. Может, холод отгонит подобных бродяг? Если это существо действительно приходило. Но она знала, что это правда.

Лёжа под грудой одеял, она сжимала в руках подвеску. Гвеннан всегда носила её с собой, хотя и прятала под одеждой. Она не смогла определить, из какого она металла. Блестит, как серебро, но это не серебро. Металл никогда не становился холодным. На её прикосновение он всегда отвечал успокаивающим теплом.

Звёздные часы — так назвала подвеску леди Лайл. Но с тех пор как Гвеннан ушла тем утром от камней, символы на циферблате стали почти неразличимы, их можно было увидеть только при сильном свете. А световой луч, двигавшийся по циферблату, вообще исчез. День зимнего солнцестояния ещё почти через месяц. И она не хочет идти к камням: может, придётся встретиться с новой серией невероятных приключений, которые ещё больше отделят её от родного мира.

Но когда девушка сжимала подвеску в руках, прижимала её к груди, она ощущала такую уверенность, такую безопасность, будто рядом с ней, плечом к плечу, стоит верный друг. Она закрыла усталые глаза в тёмной комнате.

Холод — сжатие…

…Идёт ли она, бежит, или её уносит по этой длинной светлой линии? По обе стороны линии — стены тьмы, такой густой и угрожающей, что она поняла: безопасность — только в свете. От этой узкой светлой тропы поднимаются клубы тумана, одни белые, другие золотые. Рядом с ней они — только сгустки пара, а вдалеке как будто образуют фигуры и формы. Но как только она приближается, все эти образования растворяются.

Пирамида. Она видит это грандиозное сооружение будто с расстояния. С её скатов поднимаются полоски огня, похожие на те, что срывались с пальцев Голоса. Гвеннан приблизилась, и пирамида исчезла. На её месте появилось колесо, оно стояло как преграда, не давало ей пройти. В нём сверкала пятиконечная звезда, на каждом её конце — огненный шар, и от них тоже исходят лучи Силы.

Колесо поблекло, исчезло. А впереди замерцал хорошо знакомый символ — часть того, что вырезано на деревянной двери её собственного дома. Анк — ключ — и от его рукояти, от двойной петли вздымаются лучи Силы…

Ей уже не холодно, всё её тело омывает тепло и ощущение мира, чувство Силы, прирученной, служащей свету.

Она прошла через туман, образовывавший анк.

И вот возник знак подвески — полная луна, увенчанная полумесяцем. Теперь лучи исходили от концов рогов — и не наружу, а внутрь от каждого рога, они ограждали Гвеннан от стены мрака. И знак подвески не рассеивался, не превращался в туман, из которого сгустился. Его лучи образовали дверь, через которую её пронесло.

А что дальше? Её встречали. Тут были те, чьи лица ей знакомы по другим временам, и она рада их видеть. У неё сохранились смутные воспоминания о поездке верхом — не на земной лошади, а на животном, гордо несущем голову с единственным, украшенным золотой спиралью рогом. Она вошла в большой дворец, в котором толпилось множество людей: мужчины в великолепных кольчугах под плащами тонкого шёлка, украшенными драгоценными камнями и нитями жемчуга, женщины, платья которых были как будто сплетены из солнечных лучей и морской пены.

…Но не всё здесь свет. Она бежала, тело её было напряжено от страха, сердце так колотилось в груди, что вот–вот могло вырваться из неё, она бежала по улице, все двери на которой были закрыты, ее преследовала страшная опасность, а она должна была из последних сил бежать от неё.

…Она лежала на грязной соломе, горло пересохло от жажды, сквозь пробоину в обрушившейся стене било жаркое солнце. В ноздрях у неё стоял запах разложения — это разлагалось её смертное тело, гнило ещё до того, как лишилось жизни, и она про себя взывала к смерти, такой безжалостной, потому что никак не приходила.

…Лес, в котором деревья временами превращаются в женщин. Они насмехались над ней, когда она пыталась увернуться от цеплявшейся ветви или найти проход между стволами, которые сдвигались, преграждая ей путь.

…Она спотыкалась о камни, которые могучее море выбросило на берег; на берегу в помине не было мягкого песка, он сплошь покрыт скалами, по которым очень трудно идти; скалы — в зелёной и жёлтой слизи. Над головой пронеслась тень — какое–то крылатое существо, достаточно большое, чтобы поднять её и унести, если захочет. Поэтому она спряталась меж скал, закрывая руками голову, не надеясь остаться незамеченной.

…А теперь под ногами песок — но не намытый водой — бесконечные пески, никаких следов или дорог. Тут и там ветер причудливо обнажает скелеты — животных или людей в проржавевших доспехах — или маленькие груды костей в гниющих тканях. По этой пустыне бежало большое войско, воины один за другим падали и умирали. Она споткнулась о стоявший в песке торчком щит.

… Теперь не лес из деревьев–женщин, не скалы или песок — сплошная серость, в которой растут гигантские грибы, болезненно–желтые, иногда с ярко–красными шляпками на стройной ножке — они высоко вздымаются над её головой. И она не идёт и не бежит, а прыгает, тело её согнуто, трансформировано, и она даже не хочет взглянуть на своё отражение.

И всё время так — она переходила из одного места в другое, всегда новое, некоторые были яркие и прекрасные, другие — тёмные и ужасные. И она понимала, что в каждом из них она жила — или будет жить. В каждом у неё имелась обязанность, которую может выполнить только она, выбор, который только она должна сделать. Но она ни разу не узнала, в чём эта обязанность, каков этот выбор, потому что нигде не задерживалась.

Наконец, последняя сцена — она стояла на тёмном холме. Над ней простиралось ясное безоблачное небо с хорошо видными звёздами — они казались гораздо ближе, чем всегда. Она заметила многие звёзды, которых раньше никогда не видела. Звёзды не неподвижны, они двигались торжественным маршем, образовав на небе круг, и время от времени меняя своё положение. И наконец заняли те же места, что и когда она впервые взглянула на них. Звёздное колесо завершило оборот.

И тут её охватила тьма, но не пугающая. В ней было тепло и уютно. В этой тьме она больше не видела снов.

Гвеннан проснулась. Окно спальни сплошь затянуло льдом, но дневной свет всё же проходил. Она взглянула на часы — восемь! Проспала, и теперь надо торопливо одеться, поесть и бежать на работу. На улице навалило снега, но она слышала грохот снегоуборщика. Род Андерсон, который держит снегоуборщик в своём сарае за городом, тоже направляется на работу. По крайней мере, хоть часть пути будет расчищена.

Зазвенел телефон: Ньютоны спрашивали, всё ли у неё в порядке. Она быстро успокоила их. Пол обещал попозже натаскать ей ещё дров. Гвеннан так захватили мелочи зимней жизни, что она почти забыла свои сны. Больше того, многие из них действительно совсем забылись, как обычно бывает со снами. Одной рукой она держала вилку, другой составляла список вещей, которые нужно запасти на случай непогоды.

Солнце светило довольно слабо, когда Гвеннан пробиралась по сугробам к дороге. На небе снова появились тучи. Если пойдёт снег, лучше ей закрыть пораньше и уйти домой.

Невдалеке пролетел снегоход и до Гвеннан в морозном воздухе донёсся смех пассажиров. Девушка, бредя по заснеженной дороге, снова удивилась простоте и привычности окружающего мира. Всё шире становилась пропасть между нею, между тем, что заключено в её сознании, и всем остальным. Она покачала головой. Никакой полуночной работы больше. Никаких необычных занятий. Она не смеет. Утром у неё бывали мгновения, когда знакомая кухня, всё в доме казалось ей абсолютно чужим. То, что происходит с нею, — опасно. Нет! Нужно положить этому конец. Она должна твёрдо держаться привычной жизни.

Реальность — это хруст снега под ногами, холод, жалящий обнажённые части лица между шарфом и вязаной шапочкой. Она — Гвеннан Даггсрт и только ею и хочет быть. Остальное…

Она почувствовала страх — что случится, если её одержимость станет кому–нибудь известна? Большинство горожан и так считают её странной, она это хорошо знает. И такое небольшое расстояние между странностью и признанием тебя душевнобольной. Она должна вести обычную прежнюю жизнь, как жила до этого водоворота снов и рассуждений.

Добравшись до библиотеки, Гвеннан приняла решение. Она быстро схватила цепь подвески и рывком сняла её с шеи, чувствуя, что если не освободится сразу, то никогда не сможет этого сделать.

Она была тёплая, нет, горячая, будто гневно предупреждала её. Гвеннан взяла со стола конверт, сунула туда подвеску с цепью, запечатала. Конверт в свою очередь отправился в самый угол ящика. Она соберёт все эти книги и отправит их назад, туда, откуда их прислали. С этим она покончила, если хочет сохранить здравомыслие и нормальный взгляд на мир.

Сегодня не очень много посетителей, но когда она в перерыв прибиралась на полках, зашёл Джим Пайрон.

— Погода не очень хорошая, — он стряхнул снег с тяжёлых башмаков, потом сел на стул у двери, снял обувь и прошёл к столу в толстых двойных носках. — Говорят, надвигается сильная буря. Как у вас с запасами?

— Сегодня возьму ещё, — пообещала Гвеннан. — Я принесла с собой список. Пол Ньютон подберёт меня в магазине и поможет с дровами.

— Я бы прихватил пару гроссбухов Кроудеров, если разрешите. Вы можете не открыться в понедельник. И на вашем месте я бы закрыл немедленно.

Он ушёл с книгами, а Гвеннан снова надела тяжёлое пальто и собиралась уже было закрывать, но остановилась у своего стола. Если она будет благоразумна, то оставит подвеску в библиотеке: она тут в безопасности; а сама Гвеннан в безопасности без неё. Искушения не будет. Но Гвеннан обнаружила, что почти вопреки желанию открывает ящик, достаёт из конверта подвеску и кладёт её в карман своей лыжной куртки.

Но одновременно, как бы в противовес, она прихватила большой портфель, полный книг. Книги она подбирала всё утро. Никакого тайного чтения — три новейших детектива, две биографии, достаточно скучные, чтобы вызвать глубокий сон без сновидений, путешествия, три самых лёгких и фривольных женских романа. Вот что она будет читать дома! Она — Гвеннан Даггерт, городской библиотекарь, самая обычная и нормальная личность.

Зайдя в магазин и делая заказ, она прочно держалась представления о себе как об обычной нормальной личности. В Уайтбридже нет супермаркета, и домашние запахи этого старого здания ещё больше усилили её барьер нормальности.

Приехал Пол со своим списком, и вскоре они носили в его пикап коробки с запасами на случай непогоды. Снова пошёл снег. Солнце исчезло, небо затянули мрачные тучи. Поднялся ветер, режущий, как ножом. Стало ясно, что приближалась обещанная непогода, и Гвеннан была очень рада снова оказаться дома. Пол сначала наполнил ей дровяной ящик на кухне, потом убедился, что в сарае, куда она может пройти из кухни через внутреннюю дверь, дрова наложены до потолка.

Гвеннан собрала книги со стола, быстро сложила их в одну из магазинных коробок и унесла в морозный холод гостиной: пусть мёрзнут, решила она, её это не касается. Но свои выписки жечь не стала. Как не смогла оставить подвеску, так не смогла и уничтожить свою работу нескольких недель. Но всё же убрала их подальше с глаз в другую коробку, поверх бумаг бросила конверте подвеской и тоже унесла в гостиную, прочно закрыв ведущую туда дверь.