Гвеннан торопливо вымыла руки. Через двадцать минут у неё урок, а она слишком много времени провела в кладовке, перебирая пыльные ящики со старыми бумагами, журналами, блокнотами и брошюрами, давно уже потемневшими от времени и полусгнившими. Информация, которую она сумела извлечь из них, поместилась всего на нескольких страницах её записной книжки.

Рассказ Сэма Граймза о Чёрном Дьяволе заставил её обратиться к наследству семьи Кроудер. Старая миссис Кроудер умерла пять лет назад, она оказалась последним членом семьи и потому завещала все свои бумаги — четыре плотно набитых картонных коробки — библиотеке. Бумаги поступили в последние месяцы жизни мисс Нессы, времени на их разборку не было, и их просто оставили в кладовке. И Гвеннан совершенное них забыла. Вспомнила же только сейчас.

Кроудеры, по словам мисс Нессы, в течение нескольких поколений служили в городской ратуше и вели тщательные записи. Её слова оказались справедливы. В бумагах Кроудеров Гвеннан не только нашла описание появления Чёрного Дьявола, о котором рассказывал Сэм, но и намёк на то, что Чёрный Дьявол и раньше был известен в долине.

К сожалению, в этот день у неё не оставалось больше времени для поисков. Она торопливо поднялась наверх. Библиотека размещалась в старом доме Пайронов, одном из первых зданий города. Внутренние перегородки частично разобрали, когда поначалу здание служило местом городских собраний, потом церковью, после того как первая церковь сгорела в 1880 году. Читальный зал поэтому имел странную форму, с альковами и нишами, зимой в нём бывает не очень светло. Но пока, несмотря на неоднократные обращения к совету, ламп не добавили.

Раньше эти тёмные углы вызывали у Гвеннан только раздражение. Теперь же, испытывая отвращение к самой себе, она обнаружила, что время от времени со страхом оглядывается на них и прислушивается, особенно когда посетителей нет и она остаётся одна. В этот день она даже с нетерпением ждала урока, когда здание наполнится шумом и суматохой.

Две смущённые мамаши привели цепочку детей на библиотечный урок, с ними была сама мисс Грэхэм. В конце урока она отвела Гвеннан в сторону и, явно чувствуя себя неловко, заговорила. Казалось, она сама не знает, как выразиться, и говорит только потому, что обязана.

— Тридцатого мы не придём. На следующей неделе занятия пойдут по новому расписанию…

— По новому расписанию?

— Да. Родители на Спринг Роуд и Хардвик Трейс недовольны тем, что автобус приезжает слишком рано, особенно сейчас, когда утром так темно. И хотят, чтобы после школы дети сразу возвращались домой. Они встречались с мистером Адамсом, и было решено изменить расписание. Так что в этом семестре теперь уже для дополнительных уроков нет времени.

— Да, и мы не хотим, чтобы нас забрал старый дьявол. — выскочил из–за спины мисс Грэхэм Тедди Паркер. — Мой папа говорит, что сейчас обязательно нужно быть дома засветло. Этот старый дьявол, он съел цыплят у Хаскинсов!

— Довольно! — мисс Грэхэм обладала почти исчезнувшей ныне способностью взглядом и тоном голоса подчинять себе самых непокорных. Тедди быстро улетучился.

— Это, конечно, только большая кошка, — сказала учительница. — Но слухи ходят такие, будто тут бродят целые стаи кровожадных тигров. И я не могу отрицать, что у родителей есть основания тревожиться, особенно после того, что произошло у Хаскинсов.

— А что произошло? — поглощённая весь день своими расследованиями, Гвеннан почувствовала, что совершенно не знает свежих городских новостей. В городке слухи и новости распространяются быстро. Как она могла их пропустить?

— Какой–то зверь пробрался в их большой курятник — знаете, они занимались производством яиц летом, даже поставляли яйца на завод замороженных завтраков во Фримонте. У них там большие неприятности. Я слышала, что большинство кур просто разорваны на части живьём. К тому же старший сын Хаскинсов нашёл на краю их большого поля мёртвого оленя. Он тоже растерзан. Мне кажется, что этот зверь бешеный.

И странно, когда пытались пустить по следу собак, те отказались. И теперь повсюду рассказывают старые легенды…

— Я знаю, о Чёрном Дьяволе.

— А что вы видели ночью во время бури? — мисс Грэхэм пристально посмотрела на неё. Гвеннан не удивилась: история о том, как она вызвала Эда, теперь разошлась по всему городу, может, даже и по округу. И, конечно, помогла усилить всеобщее беспокойство.

— Не очень много. Было ведь темно. Что–то большое и чёрное за окном, — нет смысла добавлять страхов.

— И вы живёте одна! — мисс Грэхэм покачала головой. — Не лучше ли от этого отказаться?

— Пока нет, — Гвеннан заставила себя улыбнуться. — Но должна признаться, что в эти дни телефон у меня раскалился, все звонят и предупреждают. Что касается Дьявола — я ведь не цыплёнок, чтобы искушать его. Но вы правы: это большая кошка, пантера, может быть, больная. Рано или поздно её застрелят, и все вернутся к нормальной жизни.

Но от своих мыслей Гвеннан так же легко отделаться не могла. Слишком многое в происшествиях было созвучно не только с прочитанными ею книгами (чёрные собаки, дьяволы, страшные чудовища, появляющиеся иногда во время сильных электрических бурь), но и с загадочными записями, найденными раньше в этот же день. Воспоминание об этом зле с красными глазами вызывало у неё такое чувство, которым она даже и не думала с кем–нибудь поделиться… И этот ужасный запах…

Может ли такой запах быть свойственным известным животным? А что если она видела то же существо, которое напало на ферму Хаскинсов? Слишком похоже на описания в книгах, хотя они ни с кем не может этим поделиться.

Немного погодя, закрывая дверь библиотеки, Гвеннан вздрогнула: из–за большого куста сирени, теперь совсем уже лишённого листвы, кто–то неожиданно вышел к ней,

— Мисс Даггерт…

Гвеннан понадеялась, что он не заметил её испуга. «О, мистер Лайл, нет ли у вас сведений о вашей тётушке?» Она могла подумать только о таком поводе для их встречи.

— Сарис? Нет, я ничего о ней не слышал. Вы ждёте письма? — голос его звучал весьма резко.

— Нет. Но я слышала, она заболела. Естественно, я тревожусь…

— Естественно… — снова в голосе его прозвучала насмешка. — Я не посыльный. Скорее… можете считать меня телохранителем. Вы знаете, поблизости бродит Чёрный Дьявол. Мне кажется, вы имели счастье лично убедиться в его существовании. И у вас действительно одинокий дом. Туда сейчас идти одной опасно.

— Я всю жизнь дважды в день хожу этой дорогой, — возразила Гвеннан, не сумев удержаться от резкости в ответе. Она не желает признаваться Тору Лайлу, что чего–то боится. Что, закрывая дверь библиотеки, она припоминала, сколько тёмных мест на дороге и каково расстояние от одного дома до другого.

— Да, но это было до появления Дьявола. Скажите, мисс Даггерт, какой теории вы придерживаетесь? Что это сбежавшая бешеная пантера? Или что–то другое? Может, из прошлого?

Она пошла быстрее обычного, он — рядом с ней. Не способная придумать никакого дела в городе, ока не знала, как избавиться от его общества. Прибегать к прямой грубости ей не хотелось.

— Понятия не имею, что это такое…

— Пантера, — продолжал он, — оставила бы какие–нибудь следы. По крайней мере у вашего дома после дождя. Конечно, Дьявол — он ведь не принадлежит нашему миру — может не оставлять никаких следов — если пожелает. Например, вскоре после появления здесь, в долине, первых поселенцев, на одной из ферм жил кузнец, по фамилии Хаскинс (поразительно, как сохраняются эти фамилии). У него пропал породистый бык. Оказалось, что бык был разорван на части. День или два спустя его самого преследовало в лесу нечто, чего он так и не смогописать. Главным образом потому, что спятил и больше никогда не пришёл в себя.

Далее. В 1745 году отряд французов и индейцев, пытавшийся совершить набег на долину, был разогнан, а один из французов убит. Причём у него оказались такие же раны, как и у быка. Его товарищи бежали, и больше враг никогда не приходил в долину. Но Дьявол бродил по окрестностям ещё недели две и убил двух коров — а также довёл одну старую женщину до сумасшествия, как Хаскинса. О да, очевидно, у Дьявола есть привычка время от времени навещать эту местность.

— Похоже, вы занимались этой темой, — заметила Гвеннан. Она решила сохранить в тайне прочитанное в бумагах Кроудеров, но, по–видимому, у Лайла свои источники информации.

— О, у нас свои записи по истории долины. Мне кажется, многим Лайлам нравилось вести дневники и тому подобное. Их множество к услугам того, кто захочет поискать старые легенды. Как насчёт этого, мисс Даггерт? Не хотите ли помочь мне погрузиться в прошлое? Не знаю, сумеем ли мы обнаружить что–нибудь относящееся к нынешнему случаю, но вам будет интересно. Завтра суббота, и мне кажется, вы закрываете библиотеку в полдень. Не будете ли моей гостьей за ланчем и не позволите ли показать вам…

— Нет, — отказ её был быстрым и решительным. Она не сразу поняла, насколько резок был её краткий ответ. И потому, преодолевая внутреннее нежелание, добавила: — Завтра ежемесячное заседание попечительского совета. Я должна там докладывать.

— Ну, тогда в воскресенье… — начал он тем же ленивым, насмешливым тоном.

— В воскресенье церковь, а потом я обедаю с мисс Грэхэм и её матерью.

— Что оставляет нам…

— Мистер Лайл, я буду с вами откровенна. У меня нет желания посещать дом Лайлов, пока я не получу приглашения вашей тётушки.

Казалось, она заставила–таки его замолчать. Хотя улыбка на его губах сохранилась. После молчания — Гвеннан была уверена, что он намеренно продлевает его, чтобы вызвать её смущение, — он сказал:

— Между прочим, вы бежите. У вас нет ни единого шанса на победу. Я вам покажу вещи, которые вас поразят. Они совершенно изменят ваш узкий, тесный, скучный мир. Рано или поздно вы это всё равно узнаете, но лучше, если я стану вашим проводником, несомненно, лучше, и, вероятно… безопаснее…

Беспокойство, которое она всегда испытывала в его присутствии, превратилось в раздражение. «Меня это не интересует. Я хочу, чтобы вы поняли: МЕНЯ ЭТО НЕ ИНТЕРЕСУЕТ!» — ей не хватило храбрости выпалить, что он ей не нравится, что его присутствие ей неприятно и что чем меньше она его будет видеть, тем лучше.

— Вы заинтересуетесь. Когда наступит время и вы это поймёте, дайте мне знать.

Гвеннан упрямо покачана головой. Так как, несмотря на её откровенную враждебность, он не уходил, она попыталась найти другую тему для разговора — такую, которая не ведёт к дьяволам, истории или ещё чему–нибудь такому. Молодой Лайл же был как будто чем–то доволен, и она решила, что плохо справляется с ситуацией.

— Куда уехала леди Лайл? Она в больнице? Мне хотелось бы написать ей…

— Вы узнаете, если ещё не поняли этого, что Сарис — женщина с причудами. У неё имеется по всему миру несколько убежищ, куда она удаляется, когда мир ей наскучит. Сейчас она, несомненно, наслаждается в одном из них.

— Но она больна! — возразила Гвеннан. Он ведёт себя не как заботливый родственник.

— Сарис больна или здорова — как хочет и когда хочет. Милая девушка, не рассчитывайте, что Сарис долго будет интересоваться вами. Она часто проявляет интерес к кому–нибудь, начинается игра в дружбу, а потом, когда ей надоедает, она разрывает знакомство. И могу подтвердить, что Сарис часто всё надоедает. И в таком случае самый приемлемый выход — болезнь. Вы не согласны?

— Я её видела — она больна, — повторила Гвеннан, сдерживая своё раздражение, а вместе с тем и растущее подозрение, что он, возможно, прав. Она часто гадала, чем вызвано её неожиданное приглашение в дом Лайлов. Неужели это была всего лишь игра? Нет, она отказывается в это верить.

— Естественно. Сарис — прекрасная актриса…

Гвеннан резко остановилась, полубернувшись к нему. «Я не знаю, чего вы хотите, зачем говорите мне всё это. Если вы считаете, что ваша тётка больше не хочет меня видеть в своём доме, тогда зачем приглашаете? Что за этим?..»

Хотя улыбка не покидала его губ, она была уверена, что в холодных глазах мелькнуло раздражение, даже гнев. Во время первой встречи она заметила неестественно яркий блеск его глаз; теперь же, в конце дня, они были цвета зимнего льда — тусклые и такие же холодные.

— Вы желаете момента истины. Хорошо… Мне хотелось избавить вас от расстройства, потому что… потому что я нахожу вас интересной. В таком скучном городке мало интересного. Но вы живёте другой жизнью, тайной, глубоко скрытой под вашей колючей внешностью. Как я уже заметил, у моей тётушки случаются приступы внезапного интереса к людям. Но они ей быстро наскучивают, особенно когда ей приходится жить в заброшенном семейном склепе. Таков на самом деле дом Лайлов, знаете ли, мавзолей Лайлов, насыщеннное историей место, которым больше никто не интересуется. С вашей помощью она надеялась развеять свою скуку. Но вы для неё ничего не значите, всего лишь беглое увлечение.

С другой стороны, я… — Лайл внезапно замолк.

Гвеннан продолжала смотреть на него. «Я не интересуюсь. Я уже сказала вам и повторяю. Может, на этот раз вы поймёте. Вы сделали своё предложение. Вам тоже нужно лекарство от скуки, мистер Лайл? Я отказалась принять приглашение. Мне кажется, нам больше нечего сказать друг другу. Прошу прощения…»

Она сделала было шаг, но он протянул руку и преградил ей путь.

— Вы не должны… — в его голосе прорвалось нечто странное, она постоянно ощущала это в их разговорах.

— Что? — Гвеннан больше не могла сдерживать своё раздражение. — Мистер Лайл, не понимаю, почему вы хотите продолжить этот разговор. Нам просто нечего сказать друг другу.

На его лице больше не было насмешки. Он слегка прикрыл веки, так что теперь она не видела холодного блеска его глаз, и как будто быстро и напряжённо думал, пытаясь найти слова, сказать нечто очень важное — для него.

Затем Лайл поднял свободную руку почти на уровень её глаз. Шевельнул пальцем. И внезапно её охватила дурнота, почти такая же сильная, как тогда, когда она уходила от страшных глаз в бурю. Она почувствовала приступ гнева, подняла руки в перчатках и изо всех сил оттолкнула преграждавшую ей путь ладонь. Одновременно она ощутила сильную головную боль, как будто туда что–то ворвалось и пыталось освободиться.

Сквозь туман, на несколько мгновений затянувший её зрение, она увидела, как у него в очередной раз изменилось выражение лица. Он широко раскрыл глаза, они ослепительно сверкали голубым светом. Губы шевелились, будто он произносил неслышные ей слова.

Гвеннан быстро шагнула влево и снова с силой оттолкнула его руку. Преграда пала, будто она обрушила на неё тяжёлый удар. И Гвеннан прошла мимо него, быстро, гордо, не оглядываясь, хотя всё в ней требовало: беги! Она каждое мгновение ожидала, что его рука опустится ей на плечо, останавливая её.

Это столкновение далеко превосходило всё, что она знала в жизни, и вначале она даже не могла поверить, что оно произошло. Каковы мотивы его поступка, чего Тор Лайл от неё хочет? Ясно, что он почему–то не хочет её общения с леди Лайл, но ему самому она зачем–то нужна.

Гвеннан покачала головой. Возможно, он сказал ей правду. Если подумать, его версия событий имеет смысл. Но только что–то в ней сопротивлялось. Она не могла поверить, что леди Лайл изобразила болезнь, лишь бы избавиться от неё, Гвеннан Даггерт. Зачем такая сложная игра? Достаточно просто больше не присылать приглашений. Несомненно, эта женщина понимала, что Гвеннан не станет навязывать своё общество.

По крайней мере, он не пошёл за ней. Может, всё дело в ревности. Хочет быть первым для своей родственницы. И в это Гвеннан могла поверить. Но в таком случае, почему он интересуется самой Гвеннан, зачем так настойчиво приглашает быть его гостьей?

Она продолжала быстро идти. И всё время сознавала, какое множество кустов и живых изгородей закрывает дорогу. Рассказы Лайла, вероятно, извлечённые из семейной истории, то, что она узнала сама (в том числе и сегодня) — всё это не позволяло задерживаться в сгущавшихся сумерках.

Она миновала дом Харрисов и теперь шла мимо длинного палисадника, принадлежащего Ньютонам. Девушка с благодарностью заметила, что в их доме уже горит свет. Потом показался конец аллеи с деревьями, на которых ещё сохранялась высохшая осенняя листва. Дальше уже подход к её дому. Дом у Даггертов маленький и жмётся к земле. Серые, обитые досками стены. Мисс Несса давно решила, что белая краска — это излишество, и до последнего года продолжала красить дом в тусклые тона.

Как всегда, у оснований стен набросано множество ветвей, ветер шевелит груды листьев на дороге и во дворе. Но что–то сегодня в облике дома новое. Может, она просто смотрит на него, что вообще–то редко делает. Обычно она сразу ныряет во входную дверь и не очень рассматривает, что снаружи. Она никогда не любила возиться в саду, и двор для неё — это не место, где летом выращивают цветы.

Теперь собственный дом показался Гвеннан присевшим, пригнувшимся в угрозе и страхе. Качая головой от такой фантазии, она решительно подошла к двери, сунула ключ в замочную скважину, привычным движением повернула выключатель на стене, и тут у неё перехватило дыхание.

Глубокий вдох…

Гвеннан застыла. Злой запах распространяло существо, смотревшее на неё через окно… сейчас тоже запах… хотя не такой сильный. И… в нём не чувствуется зло.

Помимо библиотеки, мисс Несса время от времени интересовалась травами и, пока была в состоянии, выращивала в саду травы для кухни, разные пряности, которые выдерживают местный суровый климат. По временам дом её наполнялся запахами: гвоздики и гвоздичного дерева, корицы. Эти запахи в представлении Гвеннан всегда связывались с солением и маринованием.

В запахе, который она ощутила сейчас, чувствовался легчайший оттенок пряностей. Но это не кухонный запах. И не более тонкий запах лечебной смеси трав и лепестков цветов.

Она медленно прошла по прихожей, высоко подняв голову, словно подражая одной из собак Сэма Граймза, — идя по незнакомому запаху. Запах становился всё сильней. Как будто призывал её, как будто обращался не только к обонянию, но и к другим чувствам.

Он привел её не в холодную переднюю гостиную, в которой она редко бывала в эти дни, заходя туда только по обязанности — стереть пыль. Она остановилась у двери, чтобы убедиться в этом. Кухня. Она вошла в тёплое помещение, включила свет и осмотрелась. Всё так, как она оставила утром. Слабо пахнет яблоками в маленькой корзине на столе — и всё.

То, что она ищет, не здесь. Остаётся её спальня. Гвеннан, оставив верхнюю одежду на диване, уверенно прошла в спальню.

Дверь закрыта. Разве она не оставила её утром открытой?

Она положила руку на ручку, но не стала её поворачивать. Свет… слабый… но заметный в полутьме этой части прихожей. Образует тонкую линию перед её ногами там, где дверь не плотно примыкает к истёртому полу. Слишком слабый, чтобы быть светом лампы, но тем не менее что–то там есть.

Гвеннан сглотнула. Во рту у неё пересохло, но ладони рук были влажны. Она должна… Крепко сжав ручку двери, Гвеннан рывком распахнула её, сильнее даже, чем рассчитывала. Но не стала включать свет. В комнате мерцало какое–то свечение, не ровное, а пульсирующее, будто дышит живое существо.

На морском сундучке в ногах её кровати лежал шар, будто сделанный из желтоватого хрусталя; он и был центром этого свечения. Шар лежал на вогнутом основании размером примерно с её ладонь в центре подноса, напоминавшего декоративную тарелку или широкое блюдо. От него и исходил запах, наполнявший комнату.

Гвеннан приближалась к нему осторожно, по одному шагу. Ей показалось, что с её приходом в комнату пульсация стала сильней и ровней. Она снова почувствовала резкую боль в глазах, такую сильную, что опустилась на колени, поддерживая руками голову, зная, что что–то с ней происходит. Её начала бить сильная дрожь от страха перед неизвестным. И она знала, что это только начало.

Шар начал окутываться дымкой. Она не могла сказать, исходила ли дымка от шара или это просто туманилось её зрение. Гвеннан сознавала только, что захвачена чем–то, что выше её понимания, и что она не способна двигаться, будто её связали.

Под поверхностью шара замелькали какие–то тени. Они появлялись и исчезали — и с определённой целью, в этом Гвеннан была уверена. Они становились всё яснее, отчётливей. На мгновение ей показалось, что она видит статуэтку из дома Лайлов — женщину–дерево. Но только теперь она была живой, взмахивала своими усаженными листьями волосами, высоко поднимала в возбуждении руки–ветви. Дриада будто приветствовала приближающуюся бурю.

Появилась ещё одна тень. Гвеннан увидела одежду, металлические блестящие доспехи. Древесная женщина опустила руку–ветвь, провела ею по голове путника. Рассмеялась, когда он отшатнулся, губы её сложились кружком, она подула, вихрем полетели листья.

Оба исчезли. Гвеннан увидела морской берег, волны набегали на него, покрывали песок пеной. В волнах прыгали и скользили маленькие тёмные существа. Гвеннан не могла ясно различить их, но знала, что это не рыбы и не птицы, но какая–то форма жизни за пределами её знаний, земной нормы.

Лениво вилась дымка, глаза Гвеннан смыкались. Ей казалось, что всё, что лежит за пределами шара, теперь не имеет значения.

Картина снова изменилась. На этот раз Гвеннан узнала насыпь в парке Лайлов. Вот и три камня, высокие, бросающие вызов небу, обладающие силой, большей, чем их прочная поверхность. Это…

Дверь… или якорь? Мысли Гвеннан метались.

Руки её лежали на краях сундучка, одна ладонью вниз, по обе стороны от блюда с шаром. На блюде показались кусочки голубоватого камня — такими ей виделись произведения тени — и среди них, как среди углей, играли огоньки. Девушка дышала медленно, глубоко, в ритме пульсации шара. Теперь в нём не двигались никакие фигуры — напротив, свет, казалось, угасает, дым расходится и, наконец, совсем исчезает.