Пленник военного отряда
Кори моргнул, затем ещё раз. Перед ним всё ещё поднимался дым, но он больше не наполнял его ноздри и не причинял боль полуослепшим глазам. Этот пар поднимался вертикальной колонной в небо — колонной какого-то сигнала.
И он должен был сделать что-то крайне важное. Руки его шевельнулись, и толстая сосновая ветка прорезала эту колонну, намеренно разбивая её.
Его руки!
Но это не были руки, державшие ветку, это были лапы — с когтями и грубым коричневым мехом на них! А его тело… Он больше не стоял на двух ногах — он полусидел на задних круглых ногах с перепонками между пальцев. И всё его тело покрывал густой мех.
Крайне испуганный, он попытался повернуть голову дальше, чтобы бросить взгляд за плечо. И увидел широкий плоский хвост, лежавший в пыли, помогавший ему удерживать равновесие, когда он стоял или, скорее, сгибался перед костром. Меха не было, только кожа.
Кори выронил сосновую ветку, поднёс свои лапы-руки к лицу… чтобы прикоснуться к огромным резцам в пасти животного.
— Что…
Он сказал это, но в его собственных ушах прозвучал странный звук вроде какого-то щебетанья. И он теперь был один — ни Чёрного Лося, ни хижины, ни джипа, ни загона, ни лошади. Даже долина была не та. Он находился среди каких-то скал с небольшим очажком костра перед ним, который снова послал сплошные клубы дыма в небо. Что случилось с ним — и со всем известным ему миром?
Кори опустился вниз, коснулся передними лапами скалы. Внезапно на него нахлынул дикий испуг, мальчик настолько ослаб, что не в состоянии был даже шевельнуться. Он закрыл глаза, прилагая все усилия, чтобы успокоиться. Так, теперь нужно только снова посмотреть, и всё будет в порядке, как надо — он снова окажется в безопасности возле костра. Однако мальчик боялся открыть глаза, боялся, что это не сон, но нечто реальное. Но ведь такого не может быть! Это просто невозможно!
В конце концов он принялся считать про себя: пятьдесят… сто… сто пятьдесят… — всякий раз говоря себе, что когда он доберётся до последнего числа, то посмотрит. При двухстах он понял, что его страх уже достиг той точки, когда он может открыть глаза.
Перед ним была всё та же скала, и две мохнатые лапы лежали на ней. Если это и был сон, то он всё ещё продолжался. Из горла Кори вырвался пронзительный крик, но звук, который он издал, ничем не походил на крик мальчика — это был гортанный вопль животного.
Снова опёршись на мохнатые передние лапы, он попытался ещё раз оглядеться, в поисках хоть какого-нибудь намёка на объяснение случившегося. Пристально рассматривая своё новое пухлое тело, он только сейчас заметил, что на нём есть вещи, которые нельзя отнести к животному. Например, ленточка из выделанной шкуры, которая пересекала тело от одного плеча к противоположной ноге. Она была усыпана небольшими, перекрывающими друг друга чешуйками, которые сверкали на солнце, и поддерживала что-то вроде коробки, сделанной из двух раковин, тщательно подогнанных друг к другу. И ещё с внешнего края ракушечьего контейнера свисали короткие нити с разноцветными семенами.
Возле костра валялась груда деревянных щепок, все с какими-то отметинами, но сделаны они были не топором, а словно кто-то разгрыз их до такой длины. И рядом с ними лежало копьё с деревянным древком и наконечником из кости, острым и опасным.
Оно тоже было украшено в нижней части несколькими маленькими ракушками, висевшими на нитях из травы или сорняка. Когда Кори протянул руку к нему, то обнаружил, что оно имеет длину и форму, как раз подходящую для его лапы, и ему легко держать его. Должно быть, оружие действительно предназначалось для использования зверем.
Но чьё это тело? Не его же!
Вновь страх проник в его душу, и мальчику захотелось сорваться с места, как он уже бежал от реки, когда койот появился перед ним на берегу, наблюдая за человеком.
Река… вода… Он должен добраться до воды! Она обещает безопасность, там можно спрятаться. Вода!
Кори, всё ещё держа копьё в лапе, отвернулся от сигнального костра и пошёл среди скал, ища проход, чтобы добраться до предлагавшей безопасность реки. Он не понимал, откуда у него такая уверенность, что вода где-то поблизости — он был просто убеждён в этом, и что он должен немедленно добраться до неё, иначе он столкнётся с какой-то серьёзной опасностью.
Он нашёл наконец узкую щель в утёсах, похожую на проход-врата, и поспешил протиснуться сквозь неё. Постепенно мальчик к некоторому своему удивлению понял, что идёт он не совсем естественно на своих четырех лапах, хотя, вроде бы, его тело животного предполагало, что это лучший способ путешествовать для него, однако задние лапы всё время спотыкались, а держать тяжёлый хвост слегка приподнятым, в попытке уберечь его от волочения по земле, оказалось довольно трудно, и тот иногда больно шлёпал по камням.
А кустарники и редкие разбросанные деревья — здесь они были намного выше тех, что он помнил. А может, это он стал меньше ростом? Кори следовал по какой-то тропе в земле, где оставались отпечатки множества лап и копыт, которые вели вниз по склону.
Вода… Он уже мог чувствовать сё! Быстрее перебирать лапами Кори в своём новом теле не мог. «Чувствовать воду?» — спросил он себя какой-то частью своего сознания. Невозможно чувствовать воду. Можно слышать её поток, можно видеть сё, пробовать на вкус, но только не чувствовать. Нет, ты чувствуешь её, уверенно ответило его новое тело.
Тропа действительно привела к воде, и, увидев её перед собой, новое тело Кори отдало приказ и бросилось в мощном нырке вперёд. А потом он расслабленно плыл под поверхностью с гораздо большей скоростью и лёгкостью, чем во время путешествия по земле. Чувство опасности сошло на нет. Он снова вынырнул на поверхность и выбрался на берег в маленькой бухточке, размытой боковым водоворотом потока, где поверхность водоёма волновали только скольжение на поверхности воды насекомых и случайные пузырьки воздуха, выдыхаемые каким-то подводным обитателем.
Этот водоём и послужил для Кори зеркалом, чтобы он посмотрел на себя.
— Бобр!
И снова слово прозвучало как какое-то щебетание, которое он, однако, вполне понял. Мальчик наклонился поближе, напряжённо всматриваясь, чтобы понять, во что же он на самом деле превратился.
Да, бобр, однако образ, который Кори помнил по зоопаркам, не вполне соответствовал отражению в воде. Если судить относительно деревьев и скал, то хоть он и стал меньше, чем мальчик по имени Кори Олдер, однако он всё-таки был вдвое больше по размеру, чем те бобры, которых он видел в зоопарках. И в дополнение к кожаной полоске с коробкой из ракушек вокруг его толстой шеи было обмотано ещё несколько нитей с меньшими ракушками и разноцветными семенами, похожие нити переплетались на макушке за ушами в какое-то подобие сетки. А глаза были обведены кружками жёлтого цвета — несомненно, краска, хотя почему же она не смылась водой?
Мальчик положил к ногам копьё, которое не бросил, даже когда плыл в реке, причём абсолютно неосознанно. Используя когти в качестве клина, Кори попытался раскрыть раковину-коробку. Внутри прятался обгоревший мох — от него ещё пахло горелым, — а также небольшой уголёк. Мальчик щелчком захлопнул раковину. Итак, он бобр, но бобр, вооружённый копьём, несущий огонь; и он расписан краской и увешан нетями бус. Как… и почему?
Древний Народ! История, которую ему рассказал дядюшка Джаспер, — о зверином народе и Меняющемся. Животные, владевшие миром до белых людей и даже до индейцев — жившие племенами, ходившие по тропам войны, охотившиеся, и…
Каким-то образом мысль об охотниках тут же принесла с собой и чувство голода. Кори вспомнил о завтраке, который оказался вовсе не таким богатым, как он предвкушал, о двух тарелках с подогретой пищей, которые опустошил Чёрный Лось. А что едят бобры? Мальчик оглянулся вокруг, спрашивая себя, а не сгодится ли в пищу растительность по берегам залива, и решил, что, наверное, самое лучшее — это позволить его новому телу решить за него, точно так же, как это произошло с ним, когда он оказался в реке.
А инстинкт уже вёл его к низко свисающей иве, и вскоре Кори наслаждался корой, сдирая её сильными передними зубами с ветвей. Он ел с жадностью, позабыв обо всём на свете, кроме наполнения своего слишком опустошённого желудка. И пока он не закончил трапезу, он не думал ни о чём.
Что же случилось с ним? Кори не мог предположить ничего лучшего, кроме того, что видит какой-то сон. Но если это так, то этот сон не только длиннее любого на его памяти, но и куда более реальнее. Мальчик не мог припомнить ни единого сновидения, в котором он мог бы так насытиться до отвалу, или где бы он плыл и по-настоящему чувствовал прохладу воды. Однако теперь страх, который заставил его бежать к реке, куда-то пропал. Он чувствовал скорее какое-то любопытство относительно ближайшего будущего.
С отрешённым видом он спихнул несколько оставшихся кусков коры в воду и огляделся. В охватившем мальчика любопытстве только какая-то часть принуждала его заняться исследованием местности. Он мог отправиться путешествовать по реке вместо того, чтобы неуклюже пробираться по земле. Оставалось только выбрать направление, вверх или вниз.
Наверное, из-за желания путешествовать налегке он и решил наконец отправиться вниз по реке. Однако вскоре мальчик обнаружил, что в воде он не один. Здесь были свои обитатели, и он с осторожностью наблюдал за жизнью, которую встречал по пути.
Вокруг него сновала рыба, и ещё попадались птицы, которые носились над ручьём или же ныряли в воду, охотясь на лягушек. Но Кори не встретил ни одного признака животного, пока не подплыл к беспорядочной груде мёртвых веточек, одна из которых клином закрывала какую-то щель под водой в глинистом берегу.
Ондатра!
Кори не мог сказать, откуда он узнал хозяина норы, но он знал это. Однако жилище в глинистом берегу никто не занимал, и это было неслучайно. Губы его сжались, обнажая зубы-резцы, когда он стал прослеживать запахи, которые рассказали ему о произошедшем. Смерть., и что-то ещё…
НОРКА!
Мальчик крепко обхватил своей бобровой лапой древко копья.
Норка и опасность… но не сейчас… Военный отряд, совершивший налёт сюда, давно ушёл… По меньшей мере миновало два солнца, может быть, три раза наступала темнота. Не осознавая, как или почему, мысли Кори начали следовать по другому пути. А потом как будто открылась дверь — или, возможно, лучше сказать, перевернулась обложка какой-то книги, которую он мог читать, хотя и немного, однако этого было достаточно, чтобы предупредить его.
Воины-норки, совершающие налёт вверх по реке. И разведчик-бобр — то есть он — ушедший на разведку в низовья. Но не для военного отряда — нет, чтобы найти место для новой деревни, потому что землетрясение на дальних холмах открыло тропу в земле, поглотившую пруд, на берегах которого долгое время пребывали их норы.
Норки… с одной норкой он, Кори-Жёлтая Ракушка, мог бы справиться… мог бы приобрести воинскую славу, при этом, возможно, даже не подвергая себя какой-либо опасности. Но целый военный отряд… это принуждало его идти мягко и избегать контактов. А он болтался здесь на открытой местности, плавал, как одно из этих созданий с плавниками, которому нет нужды бояться кого-либо, кроме длинноногих пеших.
Он высоко высунул из воды голову, прячась в тени зарослей, которые тянулись по берегу далеко вперёд от норы ондатры. Некоторые из этих веточек были сломаны когтями норок — их запах ещё заполнял весь воздух. Даже сильный мускусный запах настоящего хозяина этой норы до конца не подавлял его. Теперь Жёлтая Ракушка прислушивался, и далёкое карканье заставило его напрячься и совсем притихнуть.
Меняющийся! Или скорее один из его разведчиков-воронов. Бобр замер, лишь подёргивались усики, пока он не расслышал второй зов, вдали от реки, на севере. Когда он снова опустился под воду, к нему вернулось умение Жёлтой Ракушки, а не неуклюжесть Кори. Однако удивление Кори, его страх, его нужда в знании по-прежнему оставались, разделяя воспоминания бобра.
Жёлтая Ракушка пробирался вдоль берега реки, используя любое прикрытие. Ещё дважды он замечал запах норок. А потом несколько раз мелькнул более радующий его и дружественный — запах выдры. Вдоль берега проходил скользкий грязный канал, именно оттуда и доносился этот запах выдры, однако дальше вновь волной накатил сильный дух норки, словно враг некоторое время обыскивал всю эту глинистую поверхность.
Коснувшись грязи на краю воды, Жёлтая Ракушка высунул нос из воды и попал прямо в разорванное ожерелье из ракушек. Нитку бус покрывала кровь. Значит, здесь норки совершили удачное нападение, убили или захватили какого-то пленника. Он выбрался на берег и отправился на разведку.
Одна выдра, решил он. Наверное, молодая. А норки лежали здесь в канале в засаде. Они натёрлись шалфеем, чтобы скрыть свой запах. Наконец он обнаружил стёртые отметины схватки, ещё два пятна крови, и проследовал по этому следу обратно к воде. Значит, они захватили пленника.
И снова Жёлтая Ракушка зарычал про себя. Подлые норки! Он мощным ударом воткнул древко своего копья в мягкую землю берега. К этому времени выдра уже, наверное, мертва. Во всяком случае, так было бы для неё лучше. Норки славятся своим обращением с пленниками.
Бобры так не поступают. Только норки были врагом для всего живого в реке, а бобры и выдры в ещё давние-давние времена раскурили трубку мира в норе, которую они вырыли вместе, и заключили мир, который до сих пор поддерживается между их племенами. Они не угрожают друг другу, хотя и те, и те — водный народ; бобрам нравятся корни и кора, а выдры охотятся и поедают мясо. И иногда случается так, что они вместе становятся лагерем, подносят друг другу дары и танцуют, распевая песни.
Кори шевельнулся. Как он мог знать это — что вот так пахнет выдра, а иначе — норка? И эти воспоминания о том, что, похоже, случалось с Жёлтой Ракушкой до того, как он стал Кори, а может, это Кори стал им? Это самый странный сон…
Мальчик повертел в своих лапах копьё. Возможно, если он обратно поднимется вверх по реке, вернётся прямо туда, где пылал костёр… возможно, он проснётся в своём мире, перестанет быть Жёлтой Ракушкой, снова станет Кори Олдером.
Но тут над головой промчалась какая-то тень, бросив тёмное пятно сначала на берег, а потом на воду. Снова, уже в третий раз, холод страха охватил Кори. Мальчик вздёрнул вверх голову, он никогда не думал, что она может изогнуться под таким углом на плечах бобра. Огромная птица… чёрная… летящая вдоль берега… ворона!
И вместе с узнаванием его страх усилился. Он больше не был бобром Жёлтой Ракушкой со звериными чувствами обоняния, слуха, зрения. Он был мальчиком в каком-то незнакомом теле и пугающем до безумия мире.
И он оставался Кори как раз достаточно времени, чтобы выдать себя.
Непонятно откуда — ибо он всё ещё следил за вороной, летавшей кругами над рекой, — упала верёвка из сплетённых полосок кожи. Она захлестнулась петлёй вокруг его шеи, мгновенно крепко затянулась, прижав его передние лапы к телу, и потащила обратно из воды, куда он уже инстинктивно бросился. Сила рывка вывела его из равновесия, так что Кори упал на спину, его потащило по земле, и он скользил по глине канала выдры вверх. Так, на спине, его и вытянули из безопасной воды.
А наверху, прежде чем он смог подняться на ноги или же использовать своё страшное оружие зубов бобра и мощь хвоста, его ударили по голове, и во взорвавшейся боли от этого удара исчезли как солнце, так и день.
Вновь Кори очнулся с ощущением явного замешательства. Голова ныла от боли, одну щеку покрывала какая-то клейкая масса, которую ему удалось обследовать языком, и одного прикосновения ему вполне хватило, чтобы понять, что это кровь. Передние лапы были крепко притянуты к бокам верёвкой, а на хвост накинули петлю, другой конец которой обхватывал его шею, так что попытайся он использовать свой хвост как оружие, то любое движение только ещё больше запутало бы его.
Он лежал на боку под каким-то кустарником, и всё вокруг так и разило норками. Кроме того, не слишком далеко свернулась клубком какая-то норка во плоти, передние лапы и плечо которой закрывал пластырь из грязи и листьев. Этот воин смотрел в сторону от Кори. Его шею тоже обхватывали несколько ремешков бус, теперь сдвинутых к одной стороне пластырем на его ранах, и на них висели ряды зубов, среди которых — Жёлтая Ракушка в гневном щелчке резко свёл свои передние резцы вместе — были и несколько бобровых.
Воин-норка оставался в одном положении, и было ясно, что рана причиняет ему сильные мучения. Время от времени он слегка поворачивал голову и осторожно дотрагивался до края пластыря, словно этот жест давал ему какое-то облегчение от страданий.
Около раненого стражника Жёлтая Ракушка насчитал по меньшей мере пять военных сумок, три их них были сделаны из черепашьих панцирей. Это говорило, что он в руках опытного и коварного врага: насчитывающие черепах среди своих убитых врагов считались лучшими в своём племени. Кори попытался проверить силу верёвок, стягивавших его. Они были сплетены из кожаных полосок, обвитые тесьмой без каких-либо разрывов. Теперь его судьба зависела от удачи и того очень важного момента, насколько далеко они находятся от селенья норок: было очевидно, что раз его сразу не убили, то сохранили жизнь лишь для какой-то не обещающей ничего хорошего цели в дальнейшем.
Должно быть, сообщила Кори память бобра, сейчас близится вечер. А ночь — время норок, точно так же, как обычно и для бобров. Если они отправятся дальше по воде в темноте, то, возможно, его пленители освободят его, чтобы он мог плыть, и это даст ему шанс…
Однако удача обошла его стороной. Вдруг раненый воин приподнял дубинку, к которой был привязан узелок с камнями; несколько выступов на нём покрывали мерзкого вида пятна. Наверное, именно таким оружием и был повергнут в беспамятство Жёлтая Ракушка. Нагнувшись, воин-норка прислушался.
Уши бобра уловили то, что наверняка не заметило бы человеческое ухо, какой-то крадущийся звук. А потом появились ещё три норки, словно возникли из-под земли.
Они ничего не сказали стражнику, лишь направились полубегом к своему пленнику, и последняя норка тащила что-то. Что это было, Кори обнаружил мгновение спустя, когда его грубо кинули на мешанину из молодых деревцев, пеньки которых всё ещё торчали вместе с обрубками веток. К этой штуке его и привязали, злобно рванув верёвку. А потом его потащили вперед, не обращая внимания на увечащие толчки саней, с каждым рывком удаляясь от лагеря.
Но волочить сани было не так-то легко; лучше стало, когда они заскользили за двумя норками, тянувшими их спереди, тогда как сзади подталкивала вторая пара. Вскоре сани забалансировали на гребне склона, затем ещё один энергичный толчок норок сзади, и сани погрузились в то, что могло быть только каналом, проложенным выдрами в ручье.
Путешествие по земле сменилось путешествием по воде, но толчки и дёрганья норок, похоже, и не думали утихать. Потом Кори, неспособный двигаться, с хвостом, ноющим почти так же сильно, как раскалывающаяся от боли голова, почувствовал, что он на поверхности реки, глаза его смотрели вверх в ночное небо. Хотя он не мог повернуть голову, чтобы что-нибудь рассмотреть, он понял почти сразу же, что первый отряд его пленителей присоединился к другому отряду норок. Он спросил себя, находится ли всё ещё в их лапах выдра.
Вскоре взошла луна, и её ясный свет на поверхности воды, похоже, не встревожил отряд норок. Если у них и был какой-либо враг в этой части страны, то они не боялись его. Наверное, они объявили весь этот район реки своей территорией, и уже прошло много времени с тех пор, как они очистили его от любого, кто посмел бы бросить вызов на их права на здешние охотничьи угодья.
Кори подтянули туда, где к самой воде низко свисали длинные ивовые ветви, напоминая ему, что уже прошло некоторое время с тех пор, как он ел. Сколько… Сколько же продлится этот сон?
Сны… кто-то что-то говорил в самом начале этого дня, который закончился таким странным образом… относительно снов? Что-то о ком-то, кто видит сны? Ох, дядюшка Джаспер… Он же говорил это о Чёрном Лосе. Магические сны… Разве индейцы не верят, что мальчик должен оставаться голодным, пока он видит сон о животном, которое станет его защитником на всю оставшуюся жизнь?
Чёрный Лось… и та сумка, которая, как он говорил, обладает сильным волшебством. Сумка и костёр и дым… Чёрный Лось, заставивший его держать эту сумку над дымом. Ведь сон начался именно с этого — словно он и был сном, вызванным магией. Вот только Кори — не мальчик-индеец, и эти норки, уж конечно, не духи-защитники, которые должны помогать ему всю жизнь. Всё, что появлялось в нём от разума Жёлтой Ракушки, говорило мальчику об их полной противоположности.
А как насчёт чёрных ворон и Изменяющегося, который мог воздействовать на животных и пытался создать человека или, может, даже сотворил его, но которому в конце концов нанесли поражение, потому что он не смог изменять или двигать горы?
Боль в голове Кори усилилась. Яркий свет луны резал глаза, но он не мог отвести их в сторону. Мальчик-бобр закрыл глаза и попытался сконцентрироваться на желании пробудиться от этого сна. Только… каким образом можно заставить себя пробудиться? Обычно дурной сон прерывается сам по себе, и вот ты уже лежишь в постели, и гулко стучит твоё сердце, а руки мокрые, и живот скрутило внутри. Мальчик ощущал себя сейчас испуганным и несчастным, только он на самом деле был не Кори, а бобром и пленником.
Плот, к которому он был привязан, продолжал нестись по течению реки, кружась, и он скорее почувствовал, чем увидел, двух плывущих норок, каждая с одного из боков, время от времени направлявших движение плота, поддерживая его неукоснительное продвижение. А потом он услышал какой-то далёкий рёв, и память бобра сказала Кори, что это плохая вода — водопад или, возможно, порог.
Его плот повернулся в воде, когда норки вытолкнули его из стремнины. А чуть позднее он оказался на мелководье, ударяясь о камни, пока военный отряд выволакивал его на берег, после чего его подняли.
— Ты, — какой-то самец-норка, что оказался ближе к нему, наклонил к пленнику голову на тонкой шее, так что он смог рассмотреть блестящие безжалостные глаза воина, — пойдёшь пешком. Остановишься — убьём!
Эти звуки были произнесены настолько невнятно и с таким дурным произношением, что казалось, словно этот самец говорит на языке бобров не очень хорошо. Однако Кори ощутил свободу, когда верёвки, привязывавшие его к плоту, ослабли. А потом его поставили на задние ноги, оставив хвост всё так же привязанным к шее. Верёвку, обмотанную вокруг его передних лап, подхватил всё тот же воин, который прошипел приказ и предупреждение, и резким рывком он повёл его дальше.
Это был трудный путь, и дважды Кори терял почву под ногами и падал среди скал. Оба раза тычками его собственного копья норки заставляли пленника, подниматься на ноги, однажды по его бокам прошлись дубинкой. Каким-то образом он продолжал идти вперёд, однако больше и не пытался думать. Оставалось только одно — следить за едва видимой тропой и пытаться идти по ней.
Они оставили берег реки, тем не менее рёв с той стороны стал громче. А потом они снова повернули, и Кори, всё-таки пытаясь держаться настороже, показалось, что они идут вдоль реки. Дважды они отдыхали, но не ради него, а потому что двое из их компании были ранены, с пластырями из листьев и грязи.
Когда они во второй раз сошли с тропы, Кори увидел, что он не единственный пленник. Впереди показалось ещё одно существо, тоже раненое, связанное верёвками, — выдра. Однако этот зверь, похоже, едва мог двигаться, и две норки тащили и подталкивали его.
Наконец они вернулись к берегу реки, и норки вытянули из потока плот, к которому однажды уже был привязан Кори. К тому времени мальчик уже настолько устал, что когда он вновь поплыл по реке, то провалился в состояние, которое не было ни сном, ни обмороком, а чем-то средним между ними.
