Равинга зажгла лишь одну лампу, но даже в этом свете я увидела её лицо и прочла в нём только целеустремлённость.

— Он победил, — сказала я. Его победа просто–напросто ошеломила меня — по–другому моих чувств сейчас было не передать. Этот Хинккель, да что же в нём такое было? Я никак не могла привыкнуть к тому, что теперь мне придётся думать о нём по–другому.

— Он только начинает, — поправила меня Равинга.

— Но они должны признать его — таков обычай… — я поняла, к чему она клонит.

— И ты говоришь об этом, зная всё, что ты знаешь, что ты перенесла? Не разыгрывай дурочку, девочка моя. Шанк–дзи потерял руку, но не голову. Прежде всего ему придётся рассчитаться с пращником — в первую очередь. А потом наступит очередь других…

Её взгляд скользнул мимо меня, на полку, где стояла фигура Илантилина.

— И потому, — она заговорила бодро, словно закончив одну работу и принимаясь за другую, — мы снова переезжаем. Теперь, Алитта, у тебя есть право на своё наследство. Обычай гласит — что сделал старый император, новый может отменить. Последняя из твоего Дома должна поклониться новому Императору наравне со всеми Домами и потребовать восстановления всех полагающихся ей прав и привилегий. Всех.

Она повторила последнее слово голосом, не допускавшим возражений.

Горечь прошлого плеснулась во мне так сильно, что я почти ощутила её на губах.

— Нет!

Но следующая мысль — не об этом ли я мечтала когда–то? И если по странному стечению обстоятельств мне представилась такая возможность — зачем отметать её?

— Да!

Я не могла сопротивляться искушению. Я не могла совладать даже с самой собой, с частью ме«я, желавшей, чтобы то, что Равинга приняла так легко, оказалось правдой. Новая жизнь — и может быть, опасная, — но я жила бок о бок с опасностью много сезонов — так что это не будет для меня ни новым, ни страшным.

— Поэтому мы должны собираться, — повторила Равинга. — Когда мобили стихнут, мы выступаем.