Как и во время выбора претендентов, на площади перед дворцом толпилось множество людей, и стражники сдерживали толпу, стоя кольцом вокруг мобиля. На ступенях за мобилем возвышался Императорский трон, а ступенькой ниже стояла Верховный Канцлер, у ног которой свернулся Голубой Леопард.

Мобиль был опущен к самой земле, и те, в чью задачу входило поддерживать его движение, уже раскачивали пластины, от которых яркими бликами отражалось солнце. А подвешенная в центре алмазная корона с кошачьими головами, украшенная рубином, топазом, изумрудом и сапфиром, камнями, означавшими Крайние Земли, сияла разноцветными огнями.

Корона висела на цепи. Тот, кто доберётся до неё, должен будет снять её и выйти наружу невредимым. Но чтобы пройти между этими непрерывно качавшимися пластинами, одного звона которых было достаточно, чтобы оглохнуть, потребуется такая ловкость и гибкость, что даже подумать об этом вызывало страх.

Однако же мы стояли там, готовые попробовать силы в этом деянии, стояли по разные стороны мобиля. Шанк–дзи вытянул жребий, который первым отправил его навстречу смертоносному хороводу лезвий.

На нём были только матерчатые штаны, и он привлекал взгляды своей великолепной фигурой, фигурой, достойной восседать на троне. Это было тело, закалённое многими годами упражнений, тело фехтовальщика и отличного стрелка. Сейчас он прятал своё лицо под маской человека, абсолютно уверенного в себе.

Те, что сопровождали его сюда и теперь стояли у него за спиной, выглядели не менее уверенно. Сыновья и главы Великих Домов, дочери именитых кланов, согласно обычаю, они поддерживали человека, ставшего их героем. И в этой группе я разглядел своего брата, он тоже посмотрел на меня, но в его взгляде и пренебрежительной ухмылке никакой поддержки, конечно, не ощущалось.

А у меня за спиной… да, там стоял кое–кто с эмблемами окраинных кланов, а ближе всех ко мне сидел Мурри. Эти люди стояли там не потому, что я был их избранником. Только Мурри пришёл сюда по доброй воле. Перед ним расступились, и он сел, гордо выпрямившись, кончик хвоста подёргивался от возбуждения, и он следил за калейдоскопом пластин, как будто за лакомой добычей, песчаной ящерицей.

Где–то там, ещё дальше, должны были следить за испытанием и Равинга с Алиттой, но они старались не привлекать к себе внимания. И всё же я знал, что по крайней мере кукольница разделяет добрые пожелания Мурри. Что до Алитты, то в ней я не был так уверен.

Верховный жрец Вапалы повернулся к нам. Один из его помощников держал в руках гонг, и жрец взмахнул своим жезлом. Звон гонга разнесся даже сквозь грохот мобиля. Шанк–дзи напрягся.

Жрец подал второй сигнал, и воин прыгнул вперёд. Он выгибался и уворачивался, однажды неожиданный поворот пластины чуть было не снёс ему голову, не увернись он вовремя. Вот он уже во внутреннем круге, вот поднимает руки к короне…

В звон мобиля вплёлся посторонний звук. Одна из пластин крутнулась, словно в неё ударил жезл, наподобие жезла в руках у жреца. И раздался крик. Шанк–дзи покатился по земле, разбрасывая вокруг кровь, схватившись за правое запястье. Правая кисть была срезана так точно и аккуратно, словно удар преднамеренно должен был помешать коснуться короны.

Раздались крики, воины из его отряда бросились вперёд. Но Канцлер уже подала знак, и мобиль приподняли, как раз настолько, чтобы двое её гвардейцев проползли под ним и вытащили раненого.

Толпа его последователей расступилась, и его понесли куда–то по этому проходу. Судя по тому, как безвольно свисало его тело, я решил, что он потерял сознание. Там, где он упал, на каменной брусчатке осталась только лужа крови — и кисть руки. Я почувствовал, как к горлу подкатила тошнота. По мне, так лучше умереть, чем жить искалеченным.

Трое, в украшенных каменьями одеждах верховной знати, проталкивались сквозь толпу к ступеням, где стояла Канцлер. Старший из них, горячась, прокричал ей что–то. Рокот толпы и перезвон мобиля заглушали его слова. Он повернулся и указал на окровавленную брусчатку.

Рядом с рукой там лежало что–то ещё, похоже, камень такого размера, что уместился бы в ладони. И он не мог попасть туда раньше, потому что площадка для испытания была тщательно осмотрена, прежде чем опустить мобиль.

Камень, лежавший в луже крови… и пластина, дёрнувшаяся как раз в тот момент, когда Шанк–дзи протянул руку к короне. И вместе всё это складывалось во…

Вмешательство! Предательское вмешательство! Но я тут был ни при чём, здесь у меня никак не могло найтись сторонников, кто отважился бы на такое. Тот, кто метнул этот камень, обладал умением опытного пращника.

Мобиль рывками поднялся ещё выше, и тогда вельможи, выразившие протест, и сама Канцлер спустились туда. По знаку Канцлера один из её гвардейцев поднял камень и повернул его в руках под её внимательным взглядом.

В тот же миг один из вельмож, с изуродованным ненавистью лицом, указал на меня. Я почувствовал, как колыхнулась у меня за спиной толпа. Среди них, конечно, найдутся такие, что будут только рады выволочь меня отсюда, как недостойного и опозорившего честь Крайних Земель.

Но Канцлер отдала приказ, и её гвардия стала у меня за спиной, стеной отгородив меня от толпы. А может быть, они просто готовились схватить меня, как нарушителя обычаев и, может быть, даже убийцу? Мурри! Они набросятся и на моего мохнатого брата! Лишь очень тонкая черта удерживала их от того, чтобы пронзить его копьями.

Однако Канцлер указала на пластину, качавшуюся у неё над головой, а потом наружу, в толпу на противоположной стороне площади, откуда Шанк–дзи вошёл в мобиль. Сначала трое вельмож, казалось, не понимали, о чём она говорит. Они по–прежнему смотрели в мою сторону. Тогда её собственный посох качнулся в решительном приказе, и я увидел, как несколько стражников пробираются сквозь толпу на другой стороне. Я даже не предполагал, как они собираются искать виновника в такой толчее.

Интриги Великих Домов всем известны, и этот камень мог быть брошен в Шанк–дзи из ненависти или зависти. Несомненно, у него, как и у любого из нас, имелись недоброжелатели. Одному Духу известно, сколько сегодня на этой площади собралось его врагов, подумалось мне. Кто–то опасался того, что Шанк–дзи получит высшую власть, и того, что может означать власть в руках Шанк–дзи для него или его Дома. Я не видел другого ответа.

Потом мои мысли вернулись к словам Алитты, когда она перечисляла тех, кто не желает моей победы. А не стоит ли за всеми этими событиями одна и та же рука? Перед глазами вспыхнула кукла в доме Равинги — человек, избравший своей эмблемой вонючую крысу! Но он давным–давно умер. Нет, это, должно быть, результат интриг между Домами.

Стоявшие под мобилем отошли в сторону, и Канцлер снова взмахнула посохом. Мобиль, поскрипывая, вновь опустился. Я облизнул неожиданно пересохшие губы. Испытание продолжалось, и теперь наступала моя очередь. Трудно же мне будет сейчас сосредоточиться только на этом.

Я не слышал ничего, да просто и не мог из–за непрекращающегося грохота мобиля и рёва толпы за спиной, но почувствовал это — я почувствовал пение Мурри. И песня заставила меня ответить, и когда её звуки пронизали всё моё тело, когда она овладела мной, я шагнул вперёд.

Блистающие пластины ослепляли. Правая рука бессознательно потянулась к медальону, висевшему на груди, и, стиснув его, я сделал первый шаг. Камни под ногами, металлические грани — всё исчезло, перед моими глазами теперь кувыркались и взлетали кошачьи тела, поглощённые неведомой тайной, в которую я оказался втянут.

Шаг — ещё шаг — влево — вправо — я прыгал, оборачивался, выгибался, замирал и снова прыгал. И старался не упускать эту картину кошачьей пляски, понимая, что сейчас — это моя единственная надежда.

Сколько продолжался этот танец? Время для меня пропало. Только сполохи света впереди, и их я должен был достичь. Неожиданно иллюзия танцоров пропала. Я достиг центра мобиля, а над моей головой покачивалась корона, камни которой блистали так ярко, что могли ослепить неосторожного.

Я вдохнул поглубже и прыгнул. Сокровище, которым я должен был завладеть, было прикреплено к цепи. Моя левая рука схватилась за цепь, а пальцами правой я попытался отцепить трофей, только сейчас ощутив угрожающую близость пластин. Ни одна из них ещё не ударилась о цепь, за которую я так отчаянно цеплялся, хотя одно лезвие пронеслось пугающе близко.

Но теперь корона была моей — по крайней мере у меня в руках, освобождённая от державшего её крюка. Я упал на брусчатку, нога поскользнулась, и я грохнулся на камни лицом вниз. Выброшенная вперёд рука не помогла, тоже скользнув по липкой поверхности. В ноздри ударил запах крови, и я понял, что упал в том самом месте, где закончилось испытание Шанк–дзи.

Что–то просвистело над самой головой, и я прижался к камням. Теперь я понял, что настоящая буря только начинается. Моё теперешнее положение было почти смертельно. Я не мог проползти вперёд на брюхе, потому что две панели качались лишь в нескольких пальцах от поверхности камней, угрожая располосовать на куски каждого, кто отважится проползти под ними.

С другой стороны, я больше не мог вновь вызвать перед глазами видение танцующих котов. Взор притягивали только эти острые пластины. Но корона уже лежала в сгибе руки, и я всё–таки решился приподнять голову и взглянуть в лицо пляшущей смерти.

Я встал на четвереньки, наудачу решив, что между двумя ближайшими пластинами достаточно места. И уже с четверенек вскочил на ноги. Прямо передо мной раскачивалась панель, описывавшая круг вокруг самого внутреннего кольца, преграждавшего мне путь. Чтобы пройти мимо неё, мне придётся прыгнуть и одновременно повернуться. Я приготовился и прыгнул.

Поток воздуха от свистнувшей рядом пластины чуть не свалил меня с ног, прямо во внешний и самый опасный круг. Голова дернулась от рывка за хвост волос на макушке. Я не мог стоять на месте, меня рассекло бы следующим ударом. И я снова прыгнул, имея в запасе лишь секунду, чтобы рассчитать движение, которое пронесёт меня мимо.

Прыжок завершился тем, что я растянулся на камнях лицом вниз. Звон мобиля всё ещё оглушал меня. Или это был не только звон? Да, я слышал что–то ещё, растущий рёв голосов, перекрывающий грохот металла. Волосы из рассыпавшегося хвоста упали мне на лицо. Я немного прополз вперёд, в любое мгновение ожидая ощутить удар острой панели, рассекающей тело. А затем, ещё не веря в это, я понял, что выбрался из дьявольского механизма, и неуверенно поднялся на нога. Потом наклонился, чтобы подобрать корону.

Шершавый язык лизнул меня в бок, мягкая шерсть коснулась кожи. Я схватил Мурри за плечо, покрытое густой шерстью, словно лишь это прикосновение могло убедить меня в том, что я в самом деле победил.

Наконец я обернулся, как раз вовремя, чтобы увидеть, как поднимается мобиль. А за ним ждали Канцлер и жрец, и рядом с ними — Голубой Леопард императора. Но я не торопился бросаться навстречу им. Я провёл рукой по широкой голове Мурри. И сказал ему:

— Только благодаря тебе, брат.

И я знал, что говорю правду. Здесь не было никого — если не говорить о Равинге, — кто желал бы мне удачи. Кроме Мурри.

— Благодаря твоей воле… — ответил он.

Я повернул корону в руках, словно желая удостовериться, что в самом деле держу её. Камни короны сияли чистейшим блеском, резко выделяясь на фоне моего перепачканного кровью тела. И пожалуй, самой большой удачей было то, что ни капли этой красной жидкости не принадлежало мне.

Мобиль к тому времени высоко подняли, и я мог пересечь этот круг без всякого страха. Напряжение схлынуло, и теперь я чувствовал только слабость. Голова кружилась, и фигуры Канцлера и жреца расплывались.

Я уже сделал первый шаг, когда неожиданно понял, что Мурри нет рядом со мной. Какое–то упрямство не позволяло мне идти к ступеням без него. Рёв толпы стал ещё громче. Они кричат от злобы, что я одержал победу, или радуются моему успеху? Я не знал этого.

Я огляделся вокруг в поисках Мурри, но увидел только машущие руки да разинутые рты. Стража держала копья поперёк груди, отгораживая этот участок площади.

Я больше не мог медлить, несмотря на всё своё беспокойство о Мурри. Если толпа действительно объединилась против меня, то для него опасность может быть велика. И всё–таки, если я — Император, то я должен заявить о своей победе и показать всем им, что «варвар» добился своей цели, гордо, не смущаясь.

Я подошёл к ступеням. Корону я протянул жрецу. Хотя я честно завоевал её, она станет моей только после коронации. Хотя в этот момент я уже являлся Императором — и к этому было очень трудно привыкнуть.

Канцлер протянул мне императорский посох, леопард припал к ступеням и, по–моему, мурлыкнул. Я понял, что теперь должен обернуться к разношерстной массе своих подданных с этим посохом в руке.

Я поднялся на ступеньку, потом на вторую. Пустой трон у меня за спиной ждал, но я не торопился взойти на него. Где–то в толпе, а может быть, на крышах, прятался пращник, который посчитался с Шанк–дзи. Возможно, к этому привела интрига, нацеленная на то, чтобы избавиться от того, кого они считали выскочкой, и добиться новых испытаний — с новыми претендентами. Такое тоже было возможно.

И тут я увидел, как толпа заволновалась, расступилась. Над барьером из копий взвился Мурри, взвился и завис на мгновение, словно в танце. И в зубах он держал посох, блеснувший под солнцем.

Жрец попятился назад, стискивая в руках корону, на его лице отразился страх. Но Верховный Канцлер не подала виду, и её рука даже метнулась к церемониальной сабле на поясе, хотя это парадное оружие не помогло бы против грозы Крайних Земель.

Одним прыжком Мурри оказался рядом со мной, и я взял у него из зубов посох с навершием в виде песчаного кота, сделанный Равингой. Но не выпустил из рук и другого посоха, с леопардом.

Лежавший по левую руку Голубой Леопард прижал уши к голове и зашипел. Но Мурри решительно встал справа, ответив недовольному зверю бесстрашным взглядом своих круглых жёлтых глаз, бесстрашным, но не вызывающим.

С двумя посохами в руках, с двумя зверями по бокам, я обернулся к народу. Крики утихли, и теперь они глядели на меня, словно онемев от изумления. Одна эпоха кончалась, начиналась новая. В одной руке я держал символ древнего прошлого, в другой — то, что было завоёвано моими собственными усилиями. Что Великий Дух потребует от меня в будущем, я не мог предсказать. Но я должен был оставаться самим собой. Это я знал твёрдо. И подумав об этом, я, полуголый, выпачканный кровью, с рассыпавшимися по плечам волосами, развеваемыми ветром, я заявил свои права на то, что мне принадлежит, и чем я буду владеть. Так же, как мои мохнатые братья потребовали и получили то, что завоевали своими силами.