14. ЗАЙЦЫ
Я думаю, мне стоит здесь немного вернуться назад.
Когда сообщение о передаче в кугельблитц достигло ЗУБов, там началась лихорадочная деятельность. Программы и люди в гигабитном пространстве определили источник передачи и установили, что это остров Моореа в Тихом океане. И произошло это так быстро, что удовлетворило даже меня.
Потом пришлось нажать на тормоза, потому что следующее решение предстояло принять плотским людям.
Они сделали это так быстро, как только могут плотские люди, нужно отдать им должное, но люди из плоти не годятся, когда нужна настоящая скорость. Прошло много-много миллисекунд, прежде чем был сделан следующий шаг, и еще очень много, пока этот шаг начал приносить последствия. Отключили остров Моореа от электроэнергии. Повсюду отключили все источники электромагнитной энергии на острове. Моореа оказался в карантине. Больше никаких сообщений отсюда не поступит.
Это был правильный поступок, и я с ним согласен. Но на это ушло так много времени! А потом потребовалось еще много-много-много времени для следующего шага. Никто не знал, что делать. Альберт, Эсси и я сразу поняли, что происходит, но нам понадобилось бесконечно долгое время, чтобы убедить плотских людей, что мы правы, и заставить их совершать нужные шаги.
С самого начала было ясно, что Враг находится на Земле. Альберт и я снова и снова возвращались к этому на протяжении тысяч миллисекунд, и другого объяснения просто не было. Эти «ложные тревоги» на Сторожевом Колесе совсем не были ложными. Мы умудрились довести это – за много миллисекунд – до сознания плотских людей. Будь прокляты их души, они начали спорить!
– Вы не можете этого знать, – возразил генерал Халверссен, и я закричал (насколько я могу кричать на плотских людей. О, как это медленно!):
– Верно, генерал Халверссен, что мы не знаем этого точно. Но наука строится не на точности; это всего лишь вопрос вероятности, а вероятность того, что наше утверждение верно, подавляющая. Никакой другой гипотезы просто не существует.
Можете себе представить, сколько времени занимает такой разговор?
А потом нам потребовалось убедить их в другом утверждении: на Врага работают какие-то человеческие существа. Тут мы опять погрузились в долгий спор, потому что генералы ЗУБов застряли на том, что каким бы злобным и безумным ни был человек, он не может помогать врагам всякой органической жизни. Потребовалась новая вечность, чтобы объяснить: мы не имеем в виду добровольное сотрудничество. Но что тогда это значит? Мы не знаем, что это значит, но то, что передача велась на английском языке, пусть и ускоренно, неопровержимо свидетельствует, что какой-то человек послужил посредником между передачей и Врагом. И, конечно, содержание передачи подкрепило теорию, что она создана и отправлена Врагом.
– Если бы вы были разведчиком Врага на Земле, – вежливо спрашивал Альберт, – что бы вы сделали? Первая ваша задача – узнать, что возможно, о людях и хичи: какая у них технология и как она развивалась, узнать все, что может оказаться полезным в случае столкновения. Но именно это содержит передача, генералы. В этом нет никаких сомнений.
Спор занял не миллисекунды. Он занял минуты, а минуты перешли в часы, потому что плотские генералы не все время проводят в разговорах с нами. У них на уме были и другие дела. Они действовали. Моореа изолировали, так что сообщения не могли проходить ни в каких направлениях. И поэтому единственный способ установить там контроль заключался в том, чтобы отправить на остров теплые плотские тела с приказом захватить. «Что захватить?» – тщетно вопрошали мы. Остров, конечно, отвечали нам.
И вот в самолеты дальнего радиуса действия в Нанду и Соху погрузились парашютисты и вылетели на Моореа. Храбрые мужчины и женщины летели в этих самолетах, гораздо храбрее, чем я был бы на их месте. Ведь звание «солдат» для большинства из них всю жизнь оставалось лишь почетным. Но они прилетели на остров и прыгнули в темноту – одни опустились на склоны большой центральной горы, другие в воды лагуны, а несколько счастливчиков – на плантации тара на берегу. Их задача состояла в том, чтобы арестовать всех, кого они увидят, а когда это будет сделано, подать зеркальцем сигнал на спутник над головой. Тогда Моореа снова подключат к электроэнергии и смогут приземлиться следователи.
Можете вообразить, сколько времени все это заняло?
Можете себе представить, сколько при этом произошло неприятностей? Двести солдат высадились на Моореа, семьдесят из них сломали себе руки, ноги или головы при посадке. Просто чудо, что ни один из них не умер. И все это из-за ничего.
Потому что пока это происходило, самые быстрые среди нас, такие, как мы с Альбертом, проделали домашнюю работу, которая могла бы избавить от всех этих усилий. На это потребовалось много времени, потому что в записях самого острова Моореа мы не могли порыться из-за отключения. Пришлось добывать информацию из других источников. Так мы и поступили. Просмотрели все базы данных относительно приездов на остров и отъездов с него. Изучили данные о всех живущих на нем. Мы искали хоть какой-то ключ, какую-то связь с Врагом...
И тут в файлах возникли имена Онико, Снизи и Гарольда.
Как только мы узнали, кто они и где были, мы поняли, что нашли ответ. Кто еще был на Колесе во время последних «ложных» тревог?
Когда мы объяснили все это мясным головам, они согласились, что это важно. Но и бесполезно, потому что у них не было связи с парашютистами, которые начали падать на остров, невозможно было указать им, на ком сосредоточить усилия. Но генералы сделали нечто другое. Они дали нам доступ к записям спутников, и когда мы прокрутили запись, то увидели небольшую лодку со стеклянным дном, переплывавшую залив.
К несчастью, к тому времени, как мы это увидели, событие уже стало историческим. Но они были там. Трое детей оказались в домике, принадлежащем мистеру и миссис Генри Бекерель, которые в настоящий момент гостят у своих внуков на планете Лести. А когда мы сделали следующий шаг и проверили все звонки из этого домика, нам не составило никакого труда опознать двух старых безумцев, которые были с детьми в лодке.
После этого мы задумались.
– Ага, – мудро сказал. Альберт, попыхивая трубкой. – Только посмотрите на детей.
– У двоих из них капсулы, – провозгласил Хулио Кассата мгновение раньше меня.
– Совершенно верно, – улыбнулся Альберт. – А где может лучше укрыться энергетическое существо, если не в капсуле?
Я сказал:
– Но как они могут? То есть как они могут?
Пуф, пуф.
– Да, это, вероятно, для них нелегко, Робин, – задумчиво сказал Альберт, – потому что, конечно, они не привыкли к системе записи. Но ведь и Предки хичи и мы в гигабитном пространстве вначале не ощущали себя свободно. Нам просто пришлось найти способ переходить от одной системы записи к другой. Не думаете же вы, Робин, что Враг глупее нас? – И прежде чем я смог ответить: – Лучшей гипотезы все равно нет. Ничего другого мы не смеем предположить. Враг в капсулах.
– Но капсулы на детях, – сказала Эсси, – а дети пленники двух известных убийц. Робин! Что бы ты ни делал, нужно быть абсолютно уверенным в безопасности детей!
– Конечно, моя дорогая, – ответил я, думая, как же это сделать. Банки данных о Бейсингстоуке и Хеймате не внушали оптимизма, даже если забыть об известной одержимости Хеймата юными беспомощными девочками. Я сделал усилие. – Прежде всего, – сказал я, – нужно убедить ЗУБы изолировать дом. Мы не хотим, чтобы Враг вышел в гигабитное пространство и отправился бродить по нему.
– У него было достаточно времени, чтобы сделать это, – заметил Альберт.
– Но, может, он еще не сделал. Может, он не в состоянии покинуть капсулы – или считает, что ему это не нужно. – Я покачал головой. – Твоя беда, Альберт, в том, что ты – творение машины. Ты не знаешь, как ведут себя природные существа. Если бы я был одним из Врагов и оказался в таком странном и удивительном месте, я бы нашел дыру поглубже и оставался бы в ней, пока не убедился в безопасности.
Альберт вздохнул и закатил глаза вверх.
– Вы сами никогда не были природным энергетическим существом и поэтому ничего не знаете о его поведении, – напомнил он мне.
– Но если я ошибаюсь, мы ничего не теряем, верно? Так что давай отрежем их.
– О, – сказал он, – я уже предложил это органическим руководителям ЗУБов. Через несколько тысяч миллисекунд дом будет полностью изолирован. Что тогда?
– О, – небрежно ответил я, – тогда я нанесу им визит.
На самом деле потребовалось много миллисекунд. Пришлось не только убеждать мясные головы из ЗУБов, что я лучше всего подхожу для этого визита, но и доказывать им и Альберту, что я таким образом проведу переговоры, что ни старики, ни Враг не смогут уйти.
– Хорошо, – неохотно сказал двойник Кассаты, – я согласен. – Я подготовился с продолжению. Оно пришло.
– Кто-нибудь другой должен это сделать, не вы, Броадхед. Вы штатский.
Я заорал:
– Слушай, ты, глупый... – Но Альберт поднял руку.
– Генерал Кассата, – терпеливо сказал он, – ситуация в доме нестабильна. Мы не можем ждать, пока туда явится плотский человек для переговоров.
– Конечно, нет, – напряженно ответил генерал, – но это совсем не означает, что должен идти Броадхед.
– Да? – спросил Альберт. – Тогда кто же? Должен быть кто-то подобный нам. Кто-то знающий, что происходит. То есть один из нас.
– Не обязательно, – уклонился Кассата, но Альберт не отпускал его.
– Я думаю, это так, – мягко продолжал он, – потому что время играет решающую роль. Единственный вопрос – кто именно из нас. Не думаю, чтобы идти должен был я, я всего лишь механизм в конце концов.
Эсси вмешалась:
– И, конечно, не я!
– А что касается вас, генерал, – вежливо сказал Альберт, – то вы просто недостаточно подготовлены для такого дела. Боюсь, остается только Робинетт.
Он боится!
Кассата сдался.
– Но не собственной персоной, – приказал он. – Что-нибудь восполнимое, и это окончательно.
Так что не совсем "я" улыбался с экрана двум старым чудовищам и их пленникам. Это был мой двойник, потому что только его и позволили Альберт и люди ЗУБов. Но им пришлось позволить мне воспользоваться закрытым каналом для контакта с двойником. У них не было другого выхода, потому что иначе ни один из нас не знал, что происходит, и не мог бы воздействовать на происходящее в маленьком домике на берегу острова Таити.
И вот я смотрел с ПВ на старых чудовищ. И сказал – вернее сказал мой двойник:
– Генерал Хеймат, мистер Бейсингстоук, вы опять пойманы. Не делайте ничего плохого. Мы отпустим вас на свободу – на определенных условиях, если вы будете сотрудничать с нами. Начните с того, что развяжите детей.
В то же самое время другой "я", находящийся в безопасности в ста тысячах километров на борту «Истинной любви», горько пожаловался:
– Но это так долго!
Эсси ответила:
– Ничего не поделаешь, дорогой Робин, – а Альберт откашлялся и сказал:
– Будьте осторожны. Генерал Хеймат, несомненно, попытается совершить какой-нибудь насильственный поступок, но Бейсингстоук более стабилен. Внимательней следите за ними, пожалуйста.
– Разве у меня есть выбор? – проворчал я. Выбора не было. Пока мой двойник произносил эту неимоверно долгую речь – она заняла целых шесть тысяч миллисекунд! – я осматривал всех в домике, всю мебель, все, что висит на стенах, окна, частицы песка и пыли в этой приятной небольшой комнате. Потребовалась целая вечность, чтобы активировать мое изображение и произнести приветствие, а ответ Хеймата вообще длился бесконечно.
Видите ли, у меня не было быстрых воспринимающих и действующих устройств, которые у меня есть на «Истинной любви». В моем распоряжении было только простейшее пьезовизиофонное устройство связи, какие помещают в гостиных. Эти устройства приспособлены для использования плотскими людьми. Поэтому они и медлительны, как люди во плоти. Им не нужно быть быстрыми, потому что плотские люди медлительны. Сканирующая система устройства по очереди осматривала все в домике, пункт за пунктом. Осматривала эти пункты и отмечала их свойства – такая-то светимость, такие-то длины волн, потом один за другим помещала эти свойства в память и передавала.
Конечно, мы не позволили системе передавать. Единственную передачу из этого помещения вел мой двойник, и направлена она была на сто тысяч километров в пространстве.
По человеческим стандартам, сканеры системы были достаточно быстры. Они двадцать четыре раза в секунду подавали сигналы, а свойства человеческого зрения восполняли остальное. И плотские люди получали иллюзию присутствия в реальном времени.
Но для меня этого недостаточно. Мы – я-двойник и реальный я – видели, как медленно, болезненно, точка за точкой, возникают изображения. Мы жили в гигабитном времени, а это на много порядков быстрее. Словно кто-то рисует мазками, каждую двадцать четвертую долю секунды случайно нанося мазок то там, то тут: то красное пятно, то рядом более темное, алое, еще одно алое, и вот так болезненно медленно, точка за точкой, появляется линия красной юбки Онико. Потом тысяча точек в следующей линии, в следующей, и еще, а я и я-двойник нервничаем и метафорически грызем свои метафорические ногти, ожидая, пока проявится вся картина.
Со звуками дело обстояло не лучше. Средняя частота человеческой речи – 440 герц. Поэтому я слышал (точнее воспринимал как усиления давления) легкие удары – патт-патт-патт – звука, и каждый отдельный удар приходил после нескольких миллисекунд после предыдущего. Мне приходилось отмечать частоту каждого удара, отмечать время между ударами, более или менее обращать внимание на повышение или понижение тона, составлять звук как звуковую спектрограмму, переводить в слоги и наконец составлять слова. О, я, конечно, понимал их. Но, боже мой, как это скучно!
Раздражительно во всех отношениях, и особенно потому, что дело срочное.
Срочность, конечно, связана с Врагом, но у меня были и личные причины для срочности. Например, любопытство. Я хорошо знал, что этот старый безумец Хеймат очень старался убить меня и мою жену. И мне хотелось поговорить с ним об этом. Далее дети. Тут особая срочность, потому что я ясно видел, что они пережили и какой ужас испытали. Теперь они истощены и деморализованы. Мне хотелось освободить их, избавить от этого испытания в следующие несколько миллисекунд, мне некогда было договариваться со старыми убийцами; но я не мог.
Но и ждать я не мог, поэтому пока Хеймат и Бейсингстоук раскрывали рты и выражали свое изумление, я сказал, обращаясь непосредственно к детям:
– Онико, Снизи, Гарольд, вы в безопасности. Эти два человека не могут причинить вам вред.
Там, где мы все сидели в контрольной рубке «Истинной любви», Альберт задумчиво пососал трубку и сказал:
– Я не виню вас за это, Робин, но, пожалуйста, не забывайте, что первоочередное наше дело – Враг.
У меня не было возможности ответить. Эсси негодующе воскликнула:
– Альберт! Неужели ты действительно только машина? Бедные дети безумно испугались!
– Однако он прав, – возразил Кассата. – С детьми будет все в порядке. Полиция Папеэте уже в пути...
– И когда она прибудет? – спросила Эсси. Вопрос риторический: мы все знали ответ. Эсси сама его дала: – Примерно через миллион миллисекунд, верно? Что может случиться за это время, даже во времени плотских людей?
Мой двойник заканчивал произносить:
– ...з – о – п – а – с – н – о – с – т – и, – так что времени для спора у нас было предостаточно. Я сказал Альберту:
– Что, по-твоему, сделает Хеймат?
– У него пистолет, – рассудительно ответил Альберт. – Вероятно, он попробует использовать Онико как заложницу.
– Об этом мы позаботимся, – мрачно сказал Кассата.
– Ни в коем случае, Хулио! – сказал я. – Вы с ума сошли? Если вы примените в этой маленькой комнатке лучевое оружие, кто-нибудь будет ранен.
– Только тот, в кого мы целимся!
Альберт неодобрительно кашлянул.
– Никто не сомневается в точности вашего оружия, генерал. Однако возникает вопрос о целости клетки Фарадея. Это пространство полностью изолировано, за исключением единственного канала между мистером Броадхедом и его двойником. Что произойдет с зайцами, если вы пронзите клетку?
Кассата колебался. Все мы колебались, потому что именно в этом была главная опасность. Зайцы. Враг!
Глядя на троих детей, ставших заложниками древних головорезов, можно было почти забыть о том, в чем подлинный ужас. Хеймат и Бейсингстоук – жалкие любители! Вдвоем они убили, может, несколько десятков тысяч невинных мужчин, женщин и детей, уничтожили имущества на несколько миллиардов долларов, помешали десяткам миллионов... насколько они банальны, если сравнить их с народом, перемещающим звезды, аннигилирующим планеты, смеющим вмешиваться в законы самой вселенной! Ужас? Любой террорист – всего лишь надоедливое ничтожество сравнительно с Врагом. Не это двое, нет. Даже Гитлер, Чингис-Хан, Ашшурбанипал!
А ведь Враг в этой комнате, и я должен противостоять ему...
Мой двойник наконец кончил успокаивать детей. Сирил Бейсингстоук открыл рот, собираясь сказать что-то. Через двойника я видел его выражение. Он смотрел на меня с любопытством и своеобразным уважением. С таким уважением один гладиатор смотрит на другого, когда они встречаются на арене, гладиатор, видящий разницу в своем оружии и оружии противника, но надеющийся, что его трезубец окажется лучше сети другого.
Совсем не такой взгляд ожидаешь от человека, признающего свое поражение.
По медленным стандартам плотских людей дальнейшее происходило очень быстро. Конечно, двое древних преступников миновали пик своей формы, но в их организмах было множество новых органов и мышц, а злобный старый мозг не потерял остроты.
– Берп! – крикнул Бейсингстоук. – Прикрой девчонку!
– А сам прыгнул к столу, на котором все это время лежало пружинное ружье.
Я с экрана беспокойно сказал:
– Подождите! Мы можем договориться!
Хеймат, одной рукой схвативший Онико за волосы, а другой прижавший к ее виску пистолет, торжествующе ответил:
– Конечно, договоритесь! Хотите услышать наши условия? Свобода! Полная свобода, перевозка на планету по нашему выбору и... и миллион долларов каждому!
– И оружие, приятель, – практично добавил Бейсингстоук. С некоторым восхищением я подумал, что из них двоих он всегда был умнее. Меня всегда восхищали быстрота, сообразительность и точность действий двух старых чудовищ. Подумайте только! Их захватило врасплох мое внезапное появление на экране ПВ; но им потребовалось не больше десяти секунд для того чтобы ответить, составить план и привести его в действие. И вот дети под прицелом, а требования преступников уже высказаны.
Однако десять секунд – это десять тысяч миллисекунд.
Я с экрана сказал:
– Вы оба получите свободу. То есть вас выпустят из тюрьмы и вы можете выбрать любую планету – не Землю и не Лести, но хорошую планету. Только вы на ней будете единственными людьми. – Предложение кажется справедливым. У меня даже была планета на уме, ее подобрал Альберт. Правда, она в ядре, одна из тех лишних планет, которые благоразумно прихватили с собой хичи для возможного заселения, но планета прекрасная. Они могут идти там куда угодно – особенно если учесть, что в Ядре они будут делать это в сорок тысяч раз медленнее, чем на Земле.
– К дьяволу это! – выпалил Хеймат. – Мы выберем планету сами! И не забудьте о деньгах!
– Я вам дам деньги, – вежливо сказал я. – Миллион на каждого. Сможете купить себе для компании программы. Подумайте об этом, парни. Вы ведь понимаете: мы не можем больше позволить вам бомбить города. – Я увидел, как сузились глаза Хеймата: он услышал звуки в соседней комнате, – и поэтому быстро добавил: – Выбора у вас нет. В противном случае вы умрете. Посмотрите, что мы для вас приготовили. – И я показал на экране орбитальное оружие, стреляющее нацеленными частицами.
Они посмотрели. Им потребовались одна-две секунды, (но это больше тысячи миллисекунд!), чтобы зарегистрировать увиденное на экране, но к тому времени было уже поздно. Потому что Альберт обнаружил для меня кое-что в доме. Домашняя машина, которую он обнаружил и которую я подчинил себе, показалась в дверях, подняв очистительные шланги. Конечно, такая рабочая машина не оружие. Она предназначена для домашних работ, может чистить, чинить, выскабливать, прибираться, может даже мыть окна и выносить мусор, но не убивать. Однако у нее есть сопла, которые направляют моющие средства в трещины, и насосы, создающие давление в этих струях. А когда давление достигает максимума и очистительные резаки появляются на краях сопел – именно это я приказал сделать, – машина применяет эти резаки с большой силой и точностью.
Я не убил стариков, по крайней мере не навсегда. Но прежде чем они успели оглянуться, у Хеймата был нож в горле, а у Бейсингстоука – в сердце, и для детей они больше не представляли угрозы. Теперь это проблемы техников, которым предстоит перекачать их сознание в файл мертвецов.
– Я думаю, – сказал я Альберту, глядя, как второй нож погружается в грудь Бейсингстоука, – не следовало ли этого сделать сразу. В виде записанных машиной они доставили бы гораздо меньше хлопот.
– Конечно, – улыбнулся Альберт. – Вы ведь не доставляете. Но, пожалуйста, позаботьтесь о детях.
– Дети! – воскликнул Кассата. – Там у вас Враг. Им нужно заняться в первую очередь!
– Но в данном случае, – вежливо заметил Альберт, – это одно и то же, видите ли.
Мне не нужно было напоминать об этом. Я и так был испуган.
Домашняя машина не предназначена как для борьбы с преступниками, так и для освобождения заложников. Тем не менее у нее есть резцы и ножи, она просто пережевала веревки. Первой она освободила Онико, потом Снизи и Гарольда, а я разговаривал с ними, пока она это делала.
Я успокоительно сказал:
– Все в порядке, дети. Только еще одна важная вещь. Я хочу, чтобы вы двое сняли свои капсулы, без всяких споров и обсуждений, потому что это очень важно. Я хочу, чтобы вы сделали это немедленно.
Они были хорошими детьми. Для них это нелегко. После всего пережитого ничто не далось бы им легко, особенно Онико, измученной и испуганной. Но еще труднее, я думаю, для Снизи, потому что хичи с трехлетнего возраста почти никогда не расстается с капсулой. Тем не менее они послушались, и послушались без споров и обсуждений. Но, о, как много миллисекунд им для этого понадобилось, а я тем временем напряженно ожидал следующей ступени. Именно ее я боялся!
Но выбора не было.
Я сказал:
– Теперь я хочу, чтобы вы подошли к экрану и включили капсулы в приемник информации.
Это тоже нелегко: капсулы просто для этого не предназначены, но мы с Альбертом уже подобрали способы и средства. Так что Снизи сообразил, как пристроить адаптер, а Гарольд пробормотал, что есть детали в ящиках с хламом в доме, и с помощью машины они все-таки подключили капсулы, тщательно обходя два страшных тела на полу.
И вот все эти миллисекунды я наблюдал, как делают то, что даст мне возможность совершить поступок, которого я ужасно боялся и хотел больше всего в мире.
Стать лицом к лицу – пусть метафорически, потому что у меня лица нет, и я думаю, у Врага его никогда не было, – с существом, которое нарушило спокойствие и так не очень спокойной вселенной.
Но вот Онико тоже присоединила терминал своей капсулы, и вот они здесь.
Не могу вам сказать, на что похож Враг. Как описать в терминах физических свойств то, что этих свойств не имеет?
Не могу вам сказать, как велики размеры Врага, какого он цвета или формы: у него ничего подобного нет. Если отдельные существа чем-то отличаются друг от друга, я этого не заметил. Я даже не был уверен, что существ двое. Больше, чем одно, это да. Вероятно, меньше, чем много. Я предполагаю, что их было двое, потому что в то время (очень большое время по стандартам моим и их), пока Онико подключала свою капсулу вслед за Снизи, мне казалось, что только одно существо находится в гигабитном пространстве вместе со мною, а потом стало казаться, что не одно.
Я пытался говорить с ними.
Это было нелегко. Я не знал, с чего начать.
Вначале задал вопрос:
– Кто вы?
Конечно, я не так сказал, потому что не выражал мысль в словах. Больше похоже на обширное беззвучное «Хмммм?»
Ответа не было.
Я попытался снова, на этот раз в картинках. Припомнил изображение кугельблитца, десяток пятен цвета дерьма, которые непрерывно толкутся в межгалактическом пространстве.
Никакой реакции.
Я изобразил Колесо и поместил в одну рамку с кугельблитцем. Потом стер изображение и показал Снизи и Онико с их капсулами.
Потом попробовал еще одно «Хмммм?»
Никакого ответа. Ничего. Просто сознание того, что кто-то разделяет со мной гигабитное пространство.
Нет! Ответ пришел! Потому что я показывал капсулы непрозрачными тусклыми металлическими предметами с заостренными вершинами; и вот на моей картине они засветились. Они излучали.
Хотя мое внимание полностью привлекал двойник, все же другой я находился в полусекунде от него на «Истинной любви» вместе с Эсси, Альбертом и генералом Кассатой. Я чувствовал, что они волнуются, слышал их вопросы и комментарии; но «реальный» я всегда несколько отставал от двойника, и к тому времени, когда Альберт воскликнул:
– Они говорят, что они в капсулах, – они уже сказали мне это.
Это действительно было нечто вроде ответа. Коммуникация началась.
Я старался создать изображение. Попытался показать всю вселенную – снаружи; с места, которое никогда не существовало, потому что никакого «снаружи» не может быть по описанию. И получился у меня только огромный сверкающий, лишенный каких-то деталей шар; я не мог сказать, означает ли он что-нибудь для Врага, но это самое большое приближение к тому, что показал мне Альберт в глубинах времени. И потом, как тогда Альберт, я стал приближаться. Шар увеличился, растянулся и показал часть вселенной, несколько тысяч галактик, эллиптических и спиральных, старые пары сталкиваются, а одиночки вытягивают рукава из газа и звезд.
Верно ли это? Что-то грызло меня, словно я поступаю неправильно.
Конечно, подумал я: я делаю предположение, на которое не имею права. Я показываю вселенную, какой она предстала бы перед глазами человека, в оптических полосах длины световой волны. Неправильное предположение! У меня нет причин считать, что Враг обладает зрением. И даже если обладает, это совсем не значит, что он видит тот же радужный участок от фиолетового до красного, что человек.
Поэтому я добавил к картине ореолы и газовые облака, которые видны только в инфракрасном излучении или в микроволнах, и даже облака частиц, которые, как мы полагаем, есть вклад самого Врага во вселенную, в которой мы живем.
В сущности я показывал моей невидимой (и, боюсь, незаинтересованной) аудитории ту самую картину, что показывал мне Альберт в глубинах времени. Я заставил ее повисеть неподвижно мгновение, потом привел в движение.
В обратном порядке. Как это сделал Альберт.
Я сократил изображение. Галактики подошли ближе друг к другу. Приближаясь, они сжимались, и я показывал все более и более плотно спрессованную материю.
Еще более сжал. Катастрофически. Свел вселенную в одну ослепительно яркую точку.
Потом снова произвел Большой Взрыв и остановил изображение в тот момент, когда возможен любой выбор. И попытался задать еще один бесславный вопрос: «Хмммм?»
И получил ответ.
Конечно, ответ пришел не в словах.
Конечно, ответ вообще не казался ответом. Я и не ожидал иного. Ничего не ожидал, потому что понятия не имел, чего можно ожидать.
В ответ я получил изображение, и из всех возможных ответов этот был наименее вероятен. Картина была изображением меня самого. Я улыбался самому себе. Мое лицо, нелепо угловатое, но узнаваемое; может, именно таким я был, когда смотрел на Онико и Снизи с экрана.
Казалось, это абсолютно неподходящий ответ на настоятельный вопрос, который я задавал.
Вероятно, причина в том, сказал я себе, что я не сумел правильно задать вопрос. Вероятно, мое изображение того, что пытается сделать Враг – или по крайней мере что, по нашему мнению, пытается сделать Враг, – лишено некоторых существенных, на их взгляд, особенностей («их взгляд!»). Все наши догадки о Враге основаны на том, что мы считали: они как чисто энергетические существа находят нашу вселенную негостеприимной, и поэтому они решили добавить «недостающую массу», чтобы повернуть назад развитие вселенной, снова сжать ее в первичный атом... и произойдет второй, или третий, или энный Большой Взрыв, и новая вселенная будет больше им подходить. Преобразовать вселенную. Мы говорим – «терраформировать планеты», сделать их подобными Земле. Может, нужно говорить «врагоформировать» вселенную.
Именно это я хотел им передать, но не знал, как это сделать в их терминах.
Но, похоже, я все-таки это сделал.
Не могу сказать, долго ли висел так, гладя на собственную карикатуру и думая, что предпринять дальше.
Долго. Даже по стандартам людей во плоти, потому что я заметил ледниковые движения находящихся в комнате. Здесь теперь стало больше народу. Появились новые люди и много машин. Когда я сумел задать вопрос Альберту и Эсси на борту «Истинной любви», Альберт успокоительно ответил:
– Это полиция, Робин, и физики, проверяющие капсулы, и команда, делающая смерть генерала Хеймата и Бейсингстоука не безвозвратной; не волнуйтесь; вы действуете прекрасно.
Прекрасно?
Да, может быть. Потому что изображение изменилось. Вначале я не понял, что вижу. Странный болезненно огненный шар раскрылся и показал внутри звезды и планеты, теснящиеся друг возле друга, потом приблизилась одна планета, а на ней уродливые фигуры, которые должны напоминать хичи. Их убежище в ядре? Конечно.
И как только я это понял, появилось другое изображение. Как документальный фильм или фильм о путешествиях – «Жизнь среди хичи». Я увидел миры-корабли хичи, висящие за барьером Шварцшильда, и города хичи под стеклянными куполами; я увидел фабрики хичи, производящие разнообразные нужные хичи вещи; видел самих хичи, они работали, женились, рождались и росли; я больше узнал в это гигабитное время о хичи, чем за всю свою долгую жизнь.
Мягко выражаясь, я был удивлен и находился в смятении. Я понятия не имел, зачем мне это показывают. Потом изображение снова изменилось.
Опять фильм о путешествиях. Но не о хичи. О нас.
Не знаю, может, в этом кратком и долгом, как вечность, фильме я увидел всех людей, когда-либо живших на Земле. Некоторых я узнавал. Я видел, как на артефакте хичи родилась Онико и как умерли ее дедушка и бабушка. Я видел, как была спасена вся их маленькая колония, видел, как ее привезли на Сторожевое Колесо. Я видел все человечество, все его сотни миллиардов членов – на двадцати планетах и в кораблях между ними. Я даже видел историю. Видел армии, космические флоты и учебные стрельбы, видел, как поднимаются корабли, предназначенные для убийства. Видел бомбардировки и разрушение городов. Видел, как старатель с Врат в пятиместнике украдкой перерезывает горло своим четверым товарищам. Видел мою дорогую жену Эсси с трубками в горле и в носу, с машинами жизнеобеспечения, деловито гудящими рядом, – я помнил эту картину, потому что когда-то так оно и было.
Я видел, как Бейсингстоук в трико и маске плывет в теплой тропической воде, чтобы прикрепить магнитную мину к корпусу пассажирского корабля. Видел, как генерал Берп Хеймат, нажимая кнопку, уничтожает космический корабль, видел его же – он проделывал ужасные, неописуемые вещи с маленькой девочкой, и облегчение от сознания, что это только робот, было недолгим.
Поток картин продолжался бесконечно.
Но вот эта бесконечность кончилась.
Я больше ничего не видел. Не видел комнату, не видел Онико и других детей, не видел занимающихся своими делами вновь прибывших. Ничего не видел: все мои чувства замкнуло.
И тогда я понял, что получил ответ на свои вопросы. Только ответили мне не «что», а «почему».
Другой "я" на борту «Истинной любви» наблюдал за этим, но я не мог его (меня) видеть. Ничего не мог видеть.
А потом увидел все – и сразу. Все картины, которые я видел перед этим, пронеслись передо мной, как буря конфетти. Они плясали и сливались, хичи наполовину становились людьми, люди выглядели как хичи, лотом они становились компьютерными конструктами, и лежебоками, и свиньями вуду, и вообще существами, которые ни на что во вселенной не походят... и потом все начало растворяться в многоцветном потоке искр, абсолютно все.
Даже я.
Я чувствовал, как растворяюсь. Чувствовал, как тает моя личность и, разлетаясь искрами, превращается в ничто.
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, что происходит.
– Я умираю, ради Господа! – закричал я в пустое гигабитное пространство...
И я умер.
– Я умер! – в ужасе закричал я Альберту, и моей дорогой портативной Эсси, и офицерам ЗУБов, которые заботливо собрались вокруг меня на борту «Истинной любви».
Почувствовал теплые (пусть виртуально) обнимающие меня руки Эсси.
– Тише, тише, дорогой Робин, – успокаивала она. – Все в порядке. Ты больше не мертв, не здесь.
Кассата возбужденно воскликнул:
– Вы выполнили работу, Робин! Вы говорили с ними! Теперь мы можем отправиться на Сторожевое Колесо и...
– Генерал Кассата, – вежливо сказал Альберт, – пожалуйста, помолчите. Как вы себя чувствуете, Робин? В некотором смысле вы действительно умерли. По крайней мере ваш двойник ушел навсегда, а может, и Враг с ним; я думаю, они нейтрализовали вас, Робин, хотя при этом и сами погибли. Мне жаль, что это было для вас так болезненно.
– Тебе жаль! – закричал я. – Ты знаешь, каково это – умирать? Знать, что ты исчезаешь и тебя больше Никогда не будет?
Эсси еще крепче обняла меня и утешительно зашептала на ухо:
– Но это по-прежнему ты, Робин. Ты здесь, со мной. Только твой двойник ушел в гигабит-изоляцию вместе в Врагом.
Я вырвался (метафорически) и сердито посмотрел на двоих своих самых близких; офицеров ЗУБов я не замечал.
– Вам легко говорить, – сказал я. – Вы сами этого не чувствовали. Я умер. И не в первый раз, напоминаю вам обоим. У меня уже был такой опыт, и я ужасно устал умирать. Если и есть что-то во вселенной, чего я больше всего хочу, так это снова проделать то же самое.
Я замолчал, потому что они странно посмотрели на меня.
– О, – сказал я, умудрившись даже улыбнуться, – то есть я бы не хотел этого. – Но что на самом деле правда, я не смог определить.
