Записи, которые Сидир вел во время путешествия, говорили ему, что он вошел в Неизведанный Рунг в Звездный день, восемнадцатого Оша. Но это не имело значения — просто запись, нацарапанная рукой, окоченевшей и испытывающей боль от холода, в книге, страницы которой скрипели под воем ледяного ветра. Время было ничто здесь. А если когда-то что-то и значило, то теперь оно трансформировалось, застыло в пустоте огромных пространств.

Уставшая голова плохо соображала. Первой его мыслью было — после того, как разведчик криком привлек к себе внимание и указал вперед, а он поднял бинокль: «И всего-то?» — таким крохотным и незначительным казался легендарный город у подножия обледеневших гор.

Горы закрывали три четверти горизонта: слева, впереди, справа они образовывали гигантскую арку — и эта полоска земли, по которой бежала, спотыкаясь, его лошадь, была лишь узеньким проходом между ними. Все выше и выше поднимались они с одной террасы на другую по склонам холмов, преодолевая крутые откосы и каменные завалы, туда, где небо сходилось с землей. Предгорья были покрыты зарослями и пылью. Чем выше они взбирались, тем ослепительнее под безоблачным небом сверкала зелень чистым сапфировым светом, то тут, то там вспыхивали радуги на фоне серо-стальных гор. Каньоны внизу казались бездонно-голубыми. Тысячами ручейков струилась талая вода, внизу они сливались в ревущие потоки.

Несколько раз Сидир слышал грохот снежных лавин, сходивших с гор, а потом видел струйку дыма, тянувшуюся к солнцу или к дождевым тучам, или к созвездиям, которых он не знал, окрашивая все в белый цвет, словно в преисподней извергался невидимый вулкан.

Приближаясь к городу, он чувствовал холодное дыхание ледника. Оно проникало сквозь одежду и кожу и пробирало до костей. Не прошло и дня после того, как они покинули Фальд, граничивший на севере с территорией Ульгани, а уже ощущается воздействие ледника. Леса погибали, трава высыхала, степь перешла в тундру. Между коричневыми оледеневшими кочками росли только мох и лишайник. Мокрая от летних дождей земля прилипала к копытам, и они ползли чуть ли не со скоростью улитки; силы у лошадей с каждым днем таяли, как и у людей, которые не могли найти сухого места, чтобы передохнуть. Свистел ветер, их заливало потоками дождя, чавкала слякоть, крупный град оставлял кровоподтеки, но это было лучше, чем ясное небо и москиты. Сидир боялся, что их жужжание в ночных кошмарах будет преследовать его до самой смерти. Может быть, даже в могиле он еще будет слышать писк москитов, кружащихся над ним, а он от них будет отмахиваться, как безумный, путаясь в одежде, пачкаясь в соке растений, лихорадочно дрожа от медленно отравляющего мозг жужжания. На этих пустынных просторах почти не было никакой другой жизни. Иногда мелькали куропатка, заяц, лиса, олень, в водоемах плавали дикие утки, а с наступлением темноты раздавалось уханье совы. Да они были бы рады даже нападению туземцев, лишь бы увидеть человека!

Сегодня они были измучены меньше. Обнаружив, что воздушные потоки с ледника относят в сторону большинство насекомых, они придерживались их границы. Это удлиняло путешествие, к болотам добавились ледяные надолбы, но даже если бы они ехали напрямик, все равно их путь занял бы много времени: у них не было ни надежных карт, ни засечек, ни отметок. Кланы не запрещали арваннетианцам посещать Рунг, но никто не отваживался на такое путешествие. Наиболее надежным ориентиром для Сидира было то, что город лежал как раз перед ледником, в конце глубокой впадины, которая почему-то осталась не покрыта снегом.

И вот он наконец здесь. Он достиг цели путешествия. Он перевел взгляд с мрачной полосы земли на юге, навел бинокль на резкость и напряг глаза, пытаясь различить башни города, о котором сложено тысячи легенд. И увидел лишь темное пятно неправильной формы, из которого кое-где торчали остроконечные шпили.

Полковник Девелькаи ехал рядом с ним.

— Это, наверно, он, да? — Из-за усталости его голос прозвучал хрипло. — Что мы будем делать, сэр?

Сидир задумчиво посмотрел на него. Командир полка Барракуд (особый эскадрон Молоты Бессака, входящий в состав полка, принимал участие в походе), был молод, вернее, когда-то был. Тундра и ледник, похоже, состарили его: щеки поросли щетиной и ввалились, шрамы и рубцы покрыли его лицо, глаза потускнели, плечи сгорбились — казалось, его сгибало слишком большим весом шапки и кожаной куртки. Лошадь, на которой он скакал, была в еще более жалком состоянии: хромала, копыта разбиты о камни, голова опущена, а под шкурой, на которой засохла грязь, выпирали ребра. «Неужели и я выгляжу так ужасно?» — подумал Сидир.

— Вперед, прямо, — приказал он. — Конечно, мы примем необходимые меры предосторожности. Когда мы приблизимся, то поймем, какие именно. Эту ночь мы проведем уже в Рунге.

— Главнокомандующий уверен в этом? Я хочу сказать, что противник может свободно передвигаться в этом муравейнике, а мы нет.

— Мы постараемся не делать глупостей. Как только мы выйдем на свободное пространство, где сможем маневрировать и вести огонь, мы в состоянии будем отразить любую атаку. Но, откровенно говоря, я сомневаюсь, что здесь есть дикари. Когда их торговые пути перерезаны, что им здесь делать? Рунг ведь не является территорией кланов, не забывай об этом. Они считают его общим владением и поэтому не будут защищать его с той же фанатичностью, как свои охотничьи земли. — Сидир поднял голову, и ветер взметнул красное перо на его шлеме; он носил это перо как некий талисман жизненной энергии. — Полковник, там сухое укрытие. Солдаты больше не будут спать в сырости. Вперед!

Девелькаи подал знак своему горнисту. Негромкий, теряющийся в громадах гор призыв к атаке прокатился по склонам гор.

Солдаты рысью двинулись вперед. Реяли знамена, сверкали наконечники копий. Они были отличными парнями. Кроме эскадрона Молота, целиком состоявшего из бароммианцев, в поход выступили посаженные на коней инженеры и отряд всадников-рахидианцев — целый гарнизон. Среди конных были рассредоточены стрелки с ружьями, а мулы везли большое количество боеприпасов для них.

Они и им подобные так жестоко расправились с жителями Ульгани (весь Лосиный Луг был обнесен изгородью из скелетов), что за все время похода им не попалась ни одна живая душа. Но эта пустота не пугала их (туземцы отогнали от реки свои стада диких животных, подальше от имперских фуражиров). И тундра, несмотря на все свои ужасы, которых никто не сумел предвидеть, покорилась их воле. Конечно, они захватят эту груду развалин.

Прошел час. Тени от ледника вытянулись. И тут до Сидира начала доходить вся огромность Рунга.

Все чаще он видел холмы с разрушенными селениями. Наконец весь ландшафт превратился в один огромный холм, состоящий из десятков и сотен холмов поменьше. Он взобрался на вершину одного, чтобы осмотреться. Среди мха и пучков травы он замечал обломки, битый кирпич, черепки из керамики, осколки стекла, остатки чего-то гладкого, наподобие свернутых кусков затвердевшей резины. Его взгляд остановился на кресте. Дыхание рвалось наружу, обжигая еще сильнее ветра, дувшего вокруг этих холмов.

Повсюду над землей были видны останки древних городов, но только останки, — много времени прошло с тех пор, как их выкапывали жители более населенных районов. Рунг был слишком огромным, чтобы охватить весь его взглядом. Вблизи ледник, тянувшийся за городом, казался как бы его обрамлением, так же, как небо и земля. Большинство зданий было разрушено, хотя бы вот это, по которому стучали копыта его лошади. Но дома были расположены так тесно, что образовывали одно неровное возвышение, заросшее кустами.

Некоторые здания еще стояли, защищая от ветра и сохраняя тепло. Над грудами булыжников, высота которых была не меньше холмов, поднимались выступы стен, обрубки дымовых труб, сломанные колонны, стоявшие наклонно, словно пошатнувшийся пьяница. И только в одном районе, хотя отдельные гигантские строения возносились ввысь повсюду в этой местности, которую глаз не мог охватить, он увидел скопление башен.

Их громады возносились в сгустившейся темноте на фоне ледника и неба. Время также не пощадило их. Зияли пустые проемы окон, разрушившиеся стены были открыты непогоде и крысам, перекрытия провалились сквозь полы этаж за этажом, входы были похоронены под красными наносами почвы, все, до самого верха, где теперь гнездились ястребы и совы, обросло мхом и лишайником. Но все равно это были башни. Такая уж сила воздвигла эти башни, что они пережили нации, империи, историю; а прежде, чем превратится в прах последняя из них, они переживут и богов.

Потрясенный до глубины души, Сидир поскакал вниз.

Разведчики сообщили, что повсюду царит запустение. И хотя тысячи врагов могли спрятаться среди этих кладбищ, Сидир думал иначе. Он повел свой отряд по заросшим улицам, которые когда-то были широкими проспектами, и не слышал никаких яростных криков, кроме эха, отражавшегося от развалин. В нем Сидиру почудилась насмешка, едва заметная, но это его нисколько не беспокоило. Еще несколько незваных гостей, чья жизнь — лишь день по сравнению с вечностью, царившей здесь, не стоили того, чтобы обрушить на них громаду ледника.

Он понял, что интуиция его не подвела, когда обнаружил первые следы северян. Это случилось у подножия полуразрушенного колосса, который выходил на заваленную обломками площадь, уже погруженную в тень, однако верх этих руин еще светился на фоне голубого неба. Кусты у ее подножия были вырублены, вырыты очаги, из развалин было сделано какое-то подобие хижин, над которыми можно было натянуть маскировочные навесы. Следы копыт и сухой навоз говорили о том, что лошади еще совсем недавно ходили по этому расчищенному проходу, ведущему к югу. Более заметной была груда стальных брусков, медной проволоки, алюминиевых листов и еще каких-то экзотических металлов, находившаяся внутри входа, который вырезали северяне — рогавикианцы летом раскапывают Рунг, а зимой возвращаются, когда тундра замерзает, чтобы перевезти домой свои трофеи. Должно быть, эта банда оставила раскопки, чтобы отправиться сражаться с захватчиками.

— Здесь мы и остановимся, — приказал Сидир.

Воины спешились, разбрелись по округе, выбирая себе место для ночлега. Их тела теперь отдохнут куда лучше, чем за весь последний месяц. А их души… Они говорили мало, лишь приглушенно. Глаза сверкали.

Сидир и Девелькаи вошли в башню, чтобы осмотреть ее. Внутри было немного ярче, чем снаружи — через проломы в западной стене проникали солнечные лучи. Но все над головой стремительно погружалось в сумрак. Были видны только несколько балок — словно концы паутины. К земле свисала цепь с крюком вполне современной работы. Воздух был сырой; изо рта шел пар, слова не звенели, как должно было быть. В воздухе пахло ржавчиной.

— Они спускаются с вершины к подножию, верно? — заметил Девелькаи, указав на туман. — Имеет смысл: не нужно подкапывать фундамент и опорные балки. А что касается… гм-м… полагаю, здесь ничего не сохранилось из-за коррозии — кроме цементного пола и стен, покрытых штукатуркой и резиновой обшивкой. Рогавикианцы отдирают это, а с металлом расправляются с помощью пил и паяльных ламп.

— Это кощунство, — пробормотал Сидир.

— Не знаю, сэр, не знаю. — Девелькаи получил хорошее образование, но также и бароммианское тугодумие. — До самого последнего момента я так никогда по-настоящему и не ценил… каким богатством владели наши предки. Они оставили нам мощные шахты и нефтяные скважины, верно?

«В лучшем случае лишь некоторые земли на побережье, — подумал Сидир, — подтверждают теорию, что они находились под водой в те дни, когда был построен Рунг». — Он знал немного больше. Именно морской народец, а не рахидианцы, исследовал скалы в поисках древнего прошлого, более древнего, чем человечество. И тут от мысли о неотвратимости времени мурашки пробежались по его коже, и он содрогнулся всем телом.

— Так почему бы нам не возродить это? — продолжал Девелькаи. — Ведь никто никогда не сможет больше возвести такой город…

«Может, поэтому древние и вымерли? Что, если они затратили столько много усилий на освоение этих земель, что когда началось наступление ледника, захватившего огромную часть их территорий, то им уже не хватило сил, чтобы жить по-прежнему?»

— …но ведь мы и наши дети имеем право взять все, что сможем, чтобы использовать это по собственному разумению и исходя из своих возможностей, верно, сэр?

«А что мы можем? Пока я сам не увидел все это…» — Перед глазами Сидира возникло морщинистое лицо Юруссана. Ученый из Наиса побеседовал с учеными из Арваннета и позднее сказал своему коллеге из Хаамандура:

— …Давным-давно, когда Арваннет был еще сильным и энергичным, исследователи доходили до Рунга. Я обнаружил фрагменты этих записей, которые цитировались в более поздних трудах, сохранившихся в библиотеках. То, что в них говорится, предполагает, что древние предпринимали огромные усилия по спасению этого места, прорыли грандиозные каналы, возвели большие плотины. И в результате ледник окружил их. Смертельная борьба, которую вела цивилизация, овладела всей планетой… Вот что я думаю: а что, если бедствие, которое постигло этих людей — по всей видимости, случившееся быстро, в течение нескольких столетий — что, если оно — следствие их действий?

«Я никогда не понимал, ни что такое Рунг, ни что такое ледник, по сравнению с которым Рунг — простая мошка, пока не увидел их собственными глазами».

— Мы так и поступим. Главнокомандующий был абсолютно прав, когда повел нас сюда. Признаюсь, что у меня были сомнения, но вы, сэр, оказались правы. Дикари лишь едва прикоснулись к этому богатству. После того как мы установим здесь должное правление, современные методы…

«Он все еще не понимает».

Сидир посмотрел на честное и простое лицо полковника и, растягивая слова, сказал:

— Возможно, мы пробудем здесь совсем немного.

Он не стал ничего объяснять. Немного погодя, несколько безрассудно, он взял фонарик и один пошел на холм. Он поднимался вверх по бетонным ступенькам, которые почти полностью разрушились и стали скользкими от вечернего мороза… вверх среди проломов в стене, где крепились лестницы, к площадке, которую рогавикианцы соорудили на самом верху. Там он постоял, дрожа. Солнце на западе уже опустилось ниже ледника, который вырисовывался смутной темной стеной на фоне светло-зеленого неба. Над черными холмами повис серп луны. На востоке небо имело оттенок свернувшейся крови. Уже появилось несколько звезд, под которыми замерзшее озеро и замерзшая крепость ловили мигающие блики. Ветер затих, и наступила глубокая тишина.

«Я был не прав, я ошибался, — признался он в этих сумерках. — Я ввел своих людей в заблуждение. Мы не сможем воспользоваться тем, что захватили здесь. Возможно, что нам даже не удастся удержать это. Я теперь сомневаюсь, стоит ли это каких-либо усилий. — Сидир собрал все свое мужество. — Со временем — о да, да, прирученная и заселенная земля, соответствующая дорога, проложенная по тундре, да, здесь богатства, которые трудно себе представить. Но не для нас… и не сейчас: слишком труден этот путь, а страна слишком сурова, развалины слишком громадны и слишком многочисленны. Лето уходит, наступает зима, близко подступает голод.

Этого-то я не учел. По всему протяжению реки Джугулар, в каждом опорном пункте полагают, что только им так не везет. Но я-то читаю все донесения. Повсюду северяне гораздо лучше, чем я думал, справляются с отводом дикого скота и недоступные для нас места. Что ж, они сами звери и знают их повадки… И Донья — такая же волчица, если только еще жива».

Он поднял голову. Конечно, это говорило его уставшее тело, а не рассудок. И он понимал это, рассчитывая на то, что его огромная армия сможет прокормиться охотой, но он никогда не был настолько безрассудным, чтобы ставить свои планы в зависимость от этого. Вскоре войскам будет не хватать свежего мяса; но у них будет хлеб, пшеница, рис, бобы, и они смогут ловить подо льдом рыбу. Возможно, они увидят, как он поползет обратно из Рунга со всем своим отрядом, и этот поход окажется напрасным; но они узнают, что это отступление временное, их глаза будут блестеть, когда он будет рассказывать о богатствах, которые остались здесь. Возможно, их ждут впереди трудные годы преследований неуловимого, искусного и жестокого врага, но они выполнят свою задачу. Это вопрос стойкости. В конце концов, они овладеют всем Андалином — для самих себя и своих потомков.

«Тогда почему я так печален? Чего я боюсь?

Донья, где же ты? Ночь опускается на нас обоих?»